Ответный удар Ахманов Михаил
— Они не знают о нашем присутствии, — произнес Зибель.
— Поставил барьер?
— Да. Но мне его не удержать, когда ты прикончишь первого. Второй почувствует… Реакция будет сильной, Пол.
— Насколько сильной? — поинтересовался Коркоран, сдвигая регулятор мощности на максимум. Излучатель МП-44, который он держал в руках, был смертоносным оружием, способным снести скалу или вскипятить небольшое озеро.
— Не знаю. Очень сильной… может быть, чудовищной… Я постараюсь ее ослабить, но приготовься к самому худшему варианту.
— Я готов.
Он поднял метатель и выстрелил. Клубы пара взметнулись над правым бассейном, бортик его оплавился и жидкой массой стек на дно, канал, подводивший воду, обмелел, и огненный шар прокатился по его ложу, испаряя новые водные потоки. В лицо пахнуло зноем, влажная мгла затянула купол, не позволяя разглядеть, что творится в бассейне. Впрочем, в том не было нужды — в точке удара светилось плазменное облако с температурой солнечной короны. Небольшое, но жаркое, как разведенный в аду костер.
Вытерев слезившиеся глаза и прикрывая лицо ладонью, Коркоран повернулся к левому бассейну. Одна из тварей испарилась вместе с водой и пластиком обшивки, но оставалась другая, знавшая, что ее ждет. Он был готов к ментальной атаке, к попытке проникнуть в его сознание, остановить сердце, разрушить сосуды, к чему-то такому, что собирался сделать с ним Держатель, но с удивлением подумал, что не ощущает ничего. Пока — ничего.
— Скорее… — пробормотал Зибель за его спиной, — скорее… Нет больше сил держать…
Что-то беззвучно треснуло, или, возможно, лопнула невидимая нить, соединявшая Клауса с Коркораном. Он не успел коснуться спусковой скобы — страх затопил его разум, вселенский ужас перед тьмой небытия, исчезновением навеки. Эмоция была нечеловеческой, принадлежавшей существу, которое осознавало свое «я» не больше, чем дикий зверь, но даже зверь, не понимая, что такое смерть, ее страшится. Тяга к жизни, бессознательный инстинкт, усиленный тысячекратно, заставил Коркорана согнуться и оцепенеть; он едва не выпустил из рук метатель. Страх обрушился на него, но было в этом смутном чувстве что-то еще, что-то выходившее за рамки животного ужаса — мольба?.. просьба о пощаде?.. соблазн?.. обещание благ, которые он получил бы, став симбионтом этого странного создания?..
— Стреляй! — хрипло каркнул Зибель. — Уничтожь его, иначе нам конец! Сведет с ума, проклятая тварь!
Превозмогая смертельную тоску и ужас, струившиеся из бассейна, Коркоран поднял излучатель. Ему казалось, что целится он в мать или в Веру, а может, в них обеих, и стоит нажать на спуск, как самое дорогое, самое драгоценное погибнет, превратившись в сгусток плазмы. Не только мать и Вера, но Наденька с Любашей, и их смоленский дом, и город, и вся планета с Солнечной системой…
«Бред, — сказал он себе, — морок, мираж! Перебрал ты, приятель!»
Палящая молния вырвалась из ствола, новые клубы пара затмили купол, и страх оставил его. Это случилось так резко, так неожиданно, что Коркоран не удержался на ногах; колени его подогнулись, и он опустился на площадку. Зибель испустил вздох облегчения.
— Жаль, что у меня нет сигги… Но ты, Пол, справился не хуже.
— Он что-то хотел предложить, — пробормотал Коркоран, сжимая метатель обеими руками. — То ли производство в адмиралы, то ли счет в швейцарском банке, то ли власть над миром… И грозил! Грозил, ублюдок! Грозил, что уничтожит Землю или как минимум мою семью! Нет, не так… Что я сам их уничтожу…
— Говорил я, опасная игрушка, не для гуманоидов. — Глаза Зибеля затуманились, словно он опять прислушивался к чему-то. — Вас так легко обмануть, или подкупить, или столкнуть в противоборстве… Я полагаю, причина в том, что вы ощущаете свою индивидуальность с особой остротой. В этом ваша сила и ваша слабость. Да, вы способны на великие деяния… Но каждый из вас — замкнутый мир, куда почти нет хода другому человеку, и оттого…
— Даже родному и близкому? — прервал его Коркоран, поднимаясь.
— Было сказано — почти. Но сколько их, родных и близких? Трое-четверо, если повезет, как тебе. А остальные… остальные, как и я, обречены на одиночество.
— Недавно ты о другом толковал. — Коркоран утвердился на ногах, сунул излучатель за пояс и с удовлетворением оглядел оба бассейна — вернее, то, что от них осталось. Вода уже заполнила черные ямины с обугленными краями и текла по полу — видимо, стоки были забиты. — Ты говорил, что я счастливчик, ибо с детства окружен любовью. А кто ее дарит, Клаус? Кто дарит эту любовь, если не родные и близкие?
— Это так, однако… — начал Зибель, и вдруг его лицо переменилось, черты пожилого фаата поплыли, будто растопленный жаром воск, голова запрокинулась к куполу, одетому туманом. Он стиснул кулаки, прижал их к груди и смолк.
— Что? — спросил Коркоран. — Что случилось, Клаус?
— Боевые модули… те, что ты видел во Сне… они обнаружили фрегат… наши люди защищаются, но атакующих много, слишком много… Селина… Селина!
Глава 9
Пространство вблизи внешней планеты и другие места
Адмиральский отсек на «Европе» был обширен и, кроме жилых апартаментов, включал салон-кабинет для совещаний, отдыха и товарищеских встреч. На других крейсерах такой роскоши не предусматривалось, поскольку они являлись обычными боевыми единицами, а «Европу», первый корабль серии, строили как флагман. По идее, сидеть бы в салон-кабинете коммодору Павлу Литвину и руководить флотилией ответного удара… Но Павел Литвин не дожил до операции возмездия, и председательское место за круглым столом принадлежало теперь другому человеку, высокому, сухопарому, с коммодорскими нашивками в петлицах. Ни внешностью, ни нравом Карел Врба не походил на Литвина, но было между ними нечто общее: каждый из них имел к фаата личный счет.
Перед коммодором Врбой лежали распечатанный пакет и тоненькая стопка документов. Сам по себе факт удивительный, ибо в текущую эпоху ни бумагой, ни пластиком, ни другим материалом, подходившим для письма, практически не пользовались. Чипы, покетпьюты и пленочные экраны сменили старинные книги, и даже художники рисовали не на бумаге и холсте, а с помощью компьютеров и голопроекторов. Но из пакета Врба извлек листы с крупным печатным текстом, и каждая страница была подписана трижды: Первым и Вторым Спикерами Всемирного Парламента и адмиралом Юмашевым, командующим Третьим флотом. Плотная желтоватая бумага, темные строчки букв, подписи и контрольная лента-прошивка, удостоверяющая их подлинность, — все это придавало документу архаичный вид, словно перед коммодором лежал древнеегипетский папирус.
Пять других кресел у стола занимали капитаны. Разумеется, не во плоти: группа «37», покинув облако Оорта, двигалась в походном строю к внешней планете, и капитаны находились в рубках, на боевых постах. Строй был тесным, запаздывание сигналов не превышало нескольких микросекунд, и голограммы людей ничем не отличались от реальности. Справа от Врбы сидел коммодор Рустем Адишеров, его первый заместитель и капитан «Азии», слева — второй заместитель Джеймс Дуглас Клейтон, капитан «Америки». «Африку», «Антарктиду» и «Австралию» представляли Брюс Калинге, Юрий Шаврин и Пауль Бург.
— Вы ознакомились с тремя сообщениями, полученными с «Литвина», — сказал коммодор Врба. — Два первых касаются верфи, последнее — обзор ситуации на Рооне, где сейчас пребывают наши разведчики. Все согласны с тем, что верфь и Обскурус — наша первоочередная цель?
Головы сидящих за столом дружно склонились. Все они были ветеранами ОКС, дожившими до капитанских нашивок, что удавалось не каждому, и все владели тонким искусством отыскивать в обороне врага уязвимое место. Цвет Звездного флота Земли, с гордостью подумал Карел Врба.
— Если иных мнений нет, приступим к разработке плана операции. Бург, прошу вас.
Пауль Бург, урожденный марсианин из Купола Малый Квинсленд, считался в капитанском совете младшим. Обычно это рассматривали как пустую формальность, связанную с номерами, присвоенными кораблям, за исключением двух обстоятельств: во-первых, в совете высказывались по старшинству, и, во-вторых, в случае гибели группы «37» «Австралии» полагалось добраться до Земли. В ее компьютерах хранилась та же информация, что на флагманском корабле, копии всех приказов, рапортов и донесений, меморандумы и доклады научной секции и видеоматериал, отснятый МАРами и наблюдателями.
— Нельзя ввязываться в долгое сражение с неясным результатом, — сказал Бург. — По данным Коркорана, один из звездолетов на верфи уже оснащен, и там квазиразумный… Вспомним, что корабль, атаковавший Землю, нес до полутора тысяч боевых единиц. Здесь может оказаться столько же или больше — против шести наших крейсеров и шестисот «сапсанов». Исход прогнозировать трудно.
— Да, при таком соотношении сил прогноз гадательный, — согласился Врба. — Ваше мнение, Шаврин.
— Внезапная атака, коммодор. После Вторжения параметры их защитного поля нам известны. Оно не выдержит удара трех крейсерских аннигиляторов. Мы вскроем его, сожжем корабли и средства их защиты. Если действовать быстро, они не успеют развернуть флотилии модулей.
— Калинге?
— Шаврин прав: внезапность — лучшая стратегия. Возможно, мы не сумеем уничтожить все модули массированным ударом, но даже против тысячи у нас есть хорошие шансы. «Сапсанов» только шесть сотен, но не забудем про крейсерскую поддержку. Кроме того, мы можем сбросить на верфь боевых роботов, а за ними — десантников.
— Клейтон, вам слово.
Капитан «Америки» был относительно молод, но успел прославиться как блестящий тактик и стратег. Он обладал особым даром, который делает солдата полководцем, — не забывать о своих преимуществах над врагом, самых незначительных и мелких, и использовать их с ловкостью опытного фокусника. Ему прочили блестящую карьеру — если, конечно, он возвратится живым из Новых Миров.
— Возможно, мы справимся с их обороной, — молвил он, поглядывая на монитор, где медленно поворачивалась скала Обскуруса. — Теперь у нас есть защитные поля, аннигиляторы и гравипривод, так что в маневренности и огневой мощи мы не уступим противнику. Возможно, справимся, но это будет стоить жертв. Атака обескровит нас, а есть еще планеты… два мира в этой системе и Эзат у Беты Молота.
— Что вы предлагаете?
— Сделать ставку на наше преимущество. Не на внезапность, хотя это тоже момент существенный, а на контурный двигатель. Боевые модули фаата перемещаются только в реальном пространстве, как и наши истребители, а крейсера способны погрузиться в Лимб. Это обеспечит быстроту маневра.
— Но не у внешней планеты, — возразил Шаврин. — Такая огромная тяготеющая масса не позволяет…
— Да, разумеется! Но какой отсюда вывод? — Лицо Клейтона, физиономия хитрого фермера из Оклахомы, сморщилось в улыбке. — Только один, Юрий, только один! Мы должны выманить их на такую дистанцию, где сможем прыгнуть в Лимб и снова появиться в неожиданном месте. По расчетам моих навигаторов, примерно в сотне тысяч мегаметров от планеты. Риск есть, но это возможно.
— Большой риск… — пробормотал Калинге. — Сто тысяч мегаметров… всего сутки крейсерского хода… После такого прыжка можно попасть в центр Галактики.
— Вряд ли. Неопределенность не столь велика, и дальше облака Оорта мы не улетим. Конечно, точка финиша будет размыта, но мы останемся в пределах системы. Главное, не приблизиться к солнцу. Если потечет броня…
— …тогда мы покойники, — заметил Пауль Бург. — Ты просчитал вероятность такого исхода, Джеймс?
— Около одной сотой. По-моему, это хорошие шансы.
Врба постучал по столу костяшками пальцев.
— Мы слишком рано перешли к дискуссии, не выслушав Адишерова. Прошу вас, Рустем.
— Прыжок вблизи протозвезды разбросает нас по всей системе. Пусть риск приблизиться к светилу минимален, но связи мы точно лишимся. Указать позиции кораблей заранее невозможно, и если кого-то отбросит к облаку, потребуются сутки, а то и двое, чтобы вернуться в зону надежной радиосвязи. И гораздо больше времени, чтобы собрать флотилию для второй атаки на Обскурус.
— Значит, надо разделиться, — отозвался коммодор. Его взгляд скользнул к тонкой стопке листов у локтя, и, прикрыв их ладонью, он вымолвил: — Здесь инструкции Парламента, и, действуя в согласии с ними, я должен отказаться от внезапной лобовой атаки. Собственно, не от атаки, а от ее последствий, от разрушения кораблей. Это неприемлемо.
— Почему, сэр? — нахмурясь, спросил Шаврин.
— Мы знаем плотность населения на Т'харе — две тысячи полностью разумных и три с половиной миллиона тхо… это из данных, полученных от женщины-фаата, той… гмм… той, что осталась с коммодором Литвиным. На Эзате, возможно, столько же жителей, сколько на Т'харе, или меньше, на Рооне значительно больше — скажем, на порядок. Итого сорок миллионов обитателей. — Лицо Врбы казалось непроницаемым. — И что мы с ними будем делать?
— Сорок миллионов… — буркнул Шаврин. — Примерно столько, сколько они уничтожили на Земле…
— Да. Однако, — коммодор уставился на него тяжелым взглядом, — однако есть нюансы, капитан. Мы не можем и не желаем уподобляться фаата. Если бы я приказал вам отправиться к Роону и санировать его… скажем, выпустить облако вирулентных микроорганизмов, сжечь поселения из плазменных орудий, вскрыть кору планеты аннигилятором… вы подчинились бы такому приказу?
Щеки Шаврина пошли бурыми пятнами. Справившись с собой, он после секундной паузы сказал:
— Я выполню любой ваш приказ, коммодор, и мои люди тоже. У половины из них погибли близкие… родители, старшее поколение… как…
— …как у меня, — невозмутимо закончил Врба. — Есть хорошая пословица: прежде чем начать мстить, вырой две могилы. — Он мрачно усмехнулся. — Можно, конечно, уничтожить десять миллионов разумных созданий, и двадцать, и сорок… технические средства позволяют… Но как жить после этого? Как жить?.. — Желтоватые листы зашелестели под его рукой. — К счастью, полученные мной инструкции не требуют геноцида. Мы, человечество, вступаем в семью галактических рас, и многие в этом недружном семействе будут смотреть на нас косо и судить неправедно, как судят явившихся из захолустья бастардов, претендующих на часть наследства. Убийство миллионов инопланетян наш облик не украсит. Мы должны изгнать их отсюда, а не уничтожать. Учитывая факт Вторжения, это справедливая мера, и к тому же Бета и Гамма Молота в сфере наших галактических интересов. Эти системы много ближе к Земле, чем к империи фаата.
— Изгнать… — повторил Шаврин, покачивая головой. — Теперь я понимаю… Чтобы они убрались отсюда, нужны корабли. Но даже сотня их огромных кораблей не вместит сорок миллионов! А есть, в сущности, один — тот, с квазиразумным… Это не решает проблемы. Не так ли, коммодор?
Врба переглянулся с Адишеровым. Вероятно, первый заместитель был знаком с директивами Парламента, так как ответил сразу и без колебаний:
— На корабле Вторжения было, по разным оценкам, от ста до ста двадцати тысяч фаата и тхо. Значит, высшая каста с Эзата, Т'хара и Роона может улететь, забрав с собой тысячи служителей. Что касается остальных, они могут прислать за ними невооруженные корабли, чему мы препятствовать не будем. Пусть вывозят их, все сорок миллионов, если успеют.
— Если успеют? — переспросил Калинге. — А почему бы им не успеть?
— Потому, что срок жизни тхо ограничен, — пояснил Адишеров. — Мы ликвидируем инкубаторы и чем-нибудь займем работников, стражей и прочие касты, но без фаата они быстро вымрут. Как полагают эксперты, за пять-восемь лет. Даровать им более долгую жизнь мы не в силах. Или их заберут, или… — Он пожал плечами.
Наступила тишина. Пять голограмм в салоне-кабинете и сам его живой хозяин не двигались, обдумывая услышанное. Их корабли, прикрытые завесой силовых полей, мчались к внешней планете, и экипажи, готовые к бою, стояли на постах в главной и дублирующей рубках, у систем связи, жизнеобеспечения, наведения на цель, у хищных стрел «сапсанов», у пультов МАРов и громоздких туш боевых роботов. Стрелки, десантники, пилоты, навигаторы… Люди большей частью молодые, не помнившие ужаса Вторжения, родившиеся позже, но потерявшие родных и близких… Или не потерявшие ничего — ни дома, ни двора, ни родича, но сути это не меняло — отсюда, из чужого мира, безмерно далекого от Земли, любая потеря воспринималась как своя.
Коммодор прервал затянувшееся молчание:
— К делу, камерады! Итак, наша задача: захватить верфь, уничтожить боевую технику, но сохранить корабли — по крайней мере, один. Затем попробуем вступить в переговоры.
— Реально ли это? — усомнился Калинге, а Шаврин молча приподнял бровь. — Захотят ли с нами говорить?
— Захотят. Если в системе нет других кораблей, мы — хозяева положения. Отдадим им разоруженный звездолет, и пусть уходят. Можно не любить фаата, можно ненавидеть, но в логике и трезвости мысли им не откажешь. — Коммодор собрал листы инструкции, сунул их в пакет и добавил: — Хорошо бы обойтись без жертв, не считая, конечно, первого столкновения. Его диспозицию разработаем на базе идеи Клейтона. Внезапность, контурный привод и немного хитрости… Тут есть над чем подумать!
Они совещались около двух часов, затем голограммы одна за другой начали таять в воздухе. Исчез темнокожий Брюс Калинге, родившийся в полуразрушенном Лондоне; погасли лицо и фигура Адишерова — этот воочию видел, как превратился в руины его родной Ташкент; растворился Шаврин — его деревня на Псковщине осталась целой, но белокаменные храмы, гордость Пскова, были уничтожены; пропало изображение Клейтона из городка Мускоги в Оклахоме, настолько далекого от мировых событий, что там, услышав про Вторжение, не поверили ни единому слову. Последним растаял Пауль Бург, сказавший за время совета максимум десяток фраз, — как все рожденные на Марсе, он инстинктивно экономил воздух и потому был молчалив.
Оставшись один, коммодор Врба устало потер виски, затем набрал на браслете шифр климатизатора, откинулся в кресле и смежил веки. В салоне повеяло свежим запахом воды и цветущей сирени, чуть слышно зашелестела листва, и его черты смягчились. Мнилось ему, что сидит он в весенних садах Пражского Града, над широкой тихой Влтавой, и позади него вздымаются готические шпили собора Святого Витта, а внизу раскинулась река с пристанями, набережными, мостами, и самый древний из них, Карлов, грозит небесам парой сторожевых башен.
Как прекрасно! — подумал он. Как прекрасно все это было, когда стояли собор и мост и цвели над Влтавой те сады, каких уже никогда не увидишь…
«Красную тревогу» объявили в шестнадцать двадцать пять. Вслед за этим «Азия», «Африка» и «Антарктида», вынырнув из-за гигантской сферы протозвезды и не снижая крейсерского хода, пронеслись над Обскурусом, заливая треугольную равнину с пятном силового поля раскаленной плазмой. Предполагалось, что на поверхность сателлита выходят пусковые шахты, и если расплавленный камень забьет их, часть модулей окажется в ловушке. Огненный шквал еще ярился среди утесов и каменных глыб, превращая их в жидкую лаву, когда в бортах кораблей раскрылись шлюзы, выпустив в пространство истребители. Крейсера, гасившие скорость, ушли к северному полюсу, промчавшись над туманным шаром планеты огромными серебристыми снарядами. «Сапсаны» развернулись в двух десятых мегаметра от Обскуруса, не пытаясь атаковать: для взлома силового купола их оружие было слишком маломощным. Они барражировали в пустоте, резко меняя курс, словно мошки, пляшущие во мраке тропической ночи. Они выжидали.
Коммодор Врба следил за этими маневрами через ретрансляторы. Три его корабля занимали позиции у диска планеты, прятались в верхних слоях атмосферы, неторопливо дрейфуя в водородной короне протозвезды, выше метановых облаков. Удержаться на низкой орбите, вблизи тяготеющей массы, было нелегкой задачей для пилотов, зато недостатка в энергии не наблюдалось: водород — отличное топливо для гравитационных двигателей. «Европа», «Америка» и «Австралия» плавали, точно киты, среди питательного планктона, захватывая газ распахнутыми жерлами конверторов.
Внезапно поверхность Обскуруса задымилась. Лава, остывая, шла трещинами, пыль, щебень и крупные обломки скал летели вверх, уносились в космическую пустоту, и вместе с ними всплывала армада боевых модулей. Быть может, часть их погибла при первой атаке, но избежавшие уничтожения казались неисчислимым войском, что поднималось волна за волной в тучах пыли и светящегося газа. На миг в рубке «Европы», еще недавно полной людских голосов, наступило молчание; пилоты, навигаторы, помощники Врбы и он сам не спускали глаз с центрального экрана. Компьютер, получавший информацию с датчиков МАРов, подсчитывал силы врага, выбрасывая цифры на монитор; они менялись с бешеной скоростью, потом их бег замедлился и наконец остановился.
— Тысяча двести сорок аппаратов, — доложил вахтенный офицер.
Врба, стиснутый коконом, только кивнул. Не так мало, как хотелось надеяться, но и не так много… Четыре к одному, и, значит, в прямом столкновении у нас будут потери… Потери были неизбежны в любом случае, и он постарался об этом не думать.
— Двигаются беспорядочно, — раздался голос Леонидеса, первого помощника.
Коммодор по-прежнему молчал, но на этот раз его губы дрогнули в усмешке. Беспорядочно! Ну, не совсем так, но все же не видно, чтобы чья-то воля, единая и твердая, направляла корабли. Судя по донесению Коркорана, на верфи отсутствовал Стратег, Хранитель Небес, как называли фаата своих полководцев. Это означало, что обороной руководит триумвират: два Держателя и квазиразумный, соединенные ментальной связью. Стратег реагировал бы иначе, быстрее и более решительно, подумал коммодор и тут же отбросил эту мысль. Домыслы, всего лишь домыслы! Он не встречался в бою с фаата, ни с их Стратегами, ни с Держателями, ни с тварями даскинов, которых они одушевляли.
Истребители, кружившие над верфью, разошлись в широкое кольцо, пропуская первый вражеский эшелон. Очевидно, этот маневр служил для управляющего мозга признаком растерянности — теперь, казалось бы, была возможность атаковать «сапсаны» с фронта и тыла. Но корабли Адишерова, Калинге и Шаврина уже развернулись над полюсом планеты и, наращивая скорость, шли к Обскурусу. Они промчались над модулями фаата, ударив из всего, что может стрелять и убивать, — из плазменных пушек и свомов, из лазеров и ракет; потом темноту прорезали три синеватых луча, три световые колонны, и несколько модулей, попавших в поток антиматерии, вспыхнули и исчезли, распавшись в облаке взрыва.
Лучи соединились на силовом экране, защищавшем верфь. Мгновенно вспухший радужный пузырь раскрылся ярким огненным фонтаном; в его кроваво-красных струях что-то металось и извивалось, что-то горело, разбрасывая искры, какие-то раскаленные конструкции, подобные гибнущим звездам, улетали, остывая, в пустоту или рушились вниз, в метановые тучи, пылавшие зловещим заревом. Через секунду-две фонтан лопнул, и из темной дыры повалили белесые хлопья замерзшего воздуха. Слабый свет прожекторов пробивался сквозь метель, бушевавшую на поверхности Обскуруса.
— Надеюсь, они не повредили корабли, — сказал коммодор. — Вахтенный! Что-нибудь там видно?
— Только пыль и снег, сэр. Боюсь, пока они не осядут, «филины» слепы.
— Что ж, подождем.
Врба оглядел рубку, семерых пилотов, что удерживали крейсер в бурной атмосфере протозвезды, десяток навигаторов, дюжину наблюдателей и трех своих помощников, сидевших у пультов связи и управления огнем. Кресло коммодора, соединенное с полом и переборкой, прикрытое сверху прозрачным защитным кожухом, стояло на возвышении, и отсюда он видел широкий полукруг панелей, встававшие тут и там цилиндры голограмм с темными значками глифов, головы и плечи людей, упакованных в коконы, и шеренгу экранов. На одних сияли звезды, или струились над планетой серые реки облаков, или виднелся интерьер какого-то знакомого отсека; в других, связанных с ретрансляторами, растекался по камням Обскуруса снежный туман, сверкали молнии аннигиляторов и вспыхивали клубками огня гибнущие корабли. Там шло сражение: три крейсера, триста «сапсанов» против армады фаата. Координация вражеского флота как будто не нарушилась — видимо, квазиразумный и оба Держателя уцелели при аннигиляционном взрыве.
— Внимание! — произнес коммодор. — Леонидес, передайте на «Азию»: пусть выходят из боя. Клейтону и Бургу — ждать!
Над передатчиком водоворотом закружили глифы. Три сражавшихся крейсера сдвинулись в глубину экранов, за ними тянулись тусклые искры истребителей, пытавшихся сдержать врага. Смогут ли оторваться?.. и какой ценой?.. — мелькнуло в голове у коммодора. «Сапсаны» внезапно разошлись по трем направлениям, освобождая пространство; ракетный залп крейсеров смел пару десятков модулей, и синими клинками блеснули последние вспышки аннигиляторов. «Азия», подбирая свои «сапсаны», устремилась вверх, всплыв над плоскостью эклиптики, «Африка» повернула к галактическому полюсу, «Антарктида» двигалась прежним курсом, к облаку Оорта. Шлюзы крейсеров были распахнуты, и коммодор невольно пересчитывал вернувшихся в свое гнездо УИ. Получалось плохо — операция шла с похвальной скоростью.
Корабли расходились все дальше и дальше, и он подумал, что с человеческой точки зрения это напоминает паническое бегство. А фаата? Что подумают фаата? И, главное, их управляющий мозг? Понятий о психике квазиразумных Врба не имел никаких, и не первый раз с тоской подумал, что занимает место не по праву. Литвин здесь должен был сидеть, Пол Литвин! Единственный, кто контактировал с отродьем даскинов, кто мог предсказать его реакцию! Но коммодор Литвин, как принято на звездном флоте, плыл сейчас к Альфе Центавра, Проциону или Сириусу, запакованный в погребальный контейнер, и на груди его стыла урна с прахом Йо…
Тревога Карела Врбы была напрасной: модули, взлетевшие с Обскуруса, разбились на три группы и, похоже, не собирались упускать добычу. Они шли за крейсерами в холод и вечную ночь, с каждой минутой удаляясь от верфи, шли, как волчья стая за убегающей добычей, чтобы догнать ее и уничтожить. Тщетная попытка! Но это станет понятным не сразу… нет, не сразу!
— Кирьянов, свяжитесь с Адишеровым, Калинге и Шавриным, — велел коммодор второму помощнику. — Жду доклад о потерях.
Самый печальный акт в любом сражении, даже выигранном, подумалось ему. Побед без потерь не бывает… Собственно, победа и поражение различаются только числом потерь, своих и вражеских.
— Данные получены, — доложил Кирьянов. — Вывести на экран?
— Голосом, Сергей, голосом. Включите общую трансляцию и передайте на все корабли.
— На «Азии» сбит наружный радар и трещина в обшивке около пятого трюма. Не вернулись восемнадцать десантников… На «Африке» повреждений нет, потеряно двадцать три «сапсана»… На «Антарктиде» разгерметизирована башня 4В и прилегающая часть палубы, восемь погибших… и девять десантников не вернулись… Конец рапорта, коммодор. Обычная процедура?
— Да.
Он с силой надавил рычаг, освобождающий от кокона, и встал. С ним поднялись все находившиеся в рубке, в отсеках и на палубах «Европы» и остальных кораблей.
— Наши потери — пятьдесят восемь человек, — сказал Врба и вскинул руку в салюте. — Пусть их прах странствует в Великой Пустоте до скончания времен, а мы, живые, будем их помнить и чтить… Гимн! Кирьянов, назовите погибших!
«Малая кровь, — думал он, вслушиваясь в знакомые имена. — Но разве кровь бывает малой?.. Только на бумаге или микрочипе, в победной реляции: в экипажах — три тысячи двести человек, потери составили меньше двух процентов… или чуть больше, если не вернутся Коркоран и его люди… Тимохин в Сражении у Марсианской Орбиты потерял всех». Точной цифры Карел Врба не помнил, но о своей потере, об отце и брате, не забывал. И когда отзвучала музыка и список кончился, захотелось ему нагрянуть к беззащитной верфи, сбросить в проклятую дыру заряд покрупнее, а после пройтись огнем и мечом по Т'хару, Роону и Эзату.
Скрипнув зубами, он опустился в кресло и ровным голосом произнес:
— Отбой тревоги. Остаемся на орбите двадцать часов, пока не уйдет в Лимб первая группа, затем блокируем Обскурус. Ибаньес, ваши специалисты и Болтун Бен должны быть в полной готовности. Кирьянов, смените вахту. Всем, кто не занят по службе, отдыхать. Леонидес, передайте эти приказы на «Австралию» и «Америку».
После прыжка через Лимб «Азия» очутилась у орбиты Т'хара. «Африке» и «Антарктиде» повезло больше: оба корабля вышли в реальное пространство неподалеку друг от друга, на половине пути к кометному облаку. Следующий скачок перебросил их в окрестности Обскуруса, и, после установления связи, коммодор Врба велел им присоединиться к основной группировке. «Азия» была отправлена на Т'хар, куда должна была прибыть в течение суток. Врба полагал, что к этому времени станет хозяином в Новых Мирах: Т'хар и Роон вряд ли способны к серьезному сопротивлению, оборона верфи сломлена, а защищавший ее флот болтается в пространстве, во многих часах хода от Обскуруса. Этот флот, хоть и понесший потери в схватке с крейсерами и «сапсанами», все еще являлся грозной силой — в нем оставалось около тысячи модулей, и новая битва с фаата могла завершиться по-всякому. Если и победой с окончательным разгромом, то цена ее будет слишком высока — компьютерный прогноз предсказывал гибель половины или семидесяти процентов земных кораблей. Но боевые модули фаата, гнавшиеся за призраками, появятся у верфи еще не скоро, а управлявший ими разум был у коммодора в кулаке. Ну, не в кулаке, так на ладони — оставалось только стиснуть пальцы.
По его команде три корабля всплыли над водородной атмосферой и, обогнув протозвезду — «Европа» с полюса, «Америка» и «Австралия» с двух сторон экватора, — встретились над сателлитом, похожим на грубо высеченный тетраэдр. Одна его грань была засыпана снегом, но через этот тонкий белесый покров проступалрт оплавленный камень, осевшие утесы и паутина трещин. Над шахтой снова маячил пузырь силового поля, но его мерцание казалось слабым, а форма — неустойчивой: он то раздувался в полусферу, то оседал почти до поверхности планетоида. Не защита от оружия, скорее на верфи пытались сохранить остатки воздуха.
«Америка» и «Австралия», окруженные роем готовых к атаке «сапсанов», парили в высоте, километрах в пятистах над спутником. «Европа» опустилась ниже, сбросив для разведки несколько МАРов. Силовой экран, тонкий и почти прозрачный, не мешал оценить состояние верфи после аннигиляционного удара. В отличие от лазеров, свомов и плазменных орудий, пронзавших, резавших или сжигавших, в отличие от вакуумных и фризерных бомб, уничтожавших воздух, в отличие от ядовитых газов, биологического оружия и ракет, аннигилятор был устройством иного калибра, более мощным и разрушительным. Пучок антипротонов рассеивался слабо и мог проделать путь в десятки тысяч мегаметров, пока не наткнется на препятствие; затем, согласно закону «Е равно МС квадрат», высвобождалась чудовищная энергия. Результат — световая вспышка, масса жестких квантов и перегретая плазма, в которую превращалось вещество на периферии пучка. Силовой экран предохранил фаата от такой печальной участи, но один из кораблей казался хаосом перекрученных балок, рваных поверхностей и капель застывшего металла, а в обшивке другого зияли огромные дыры. Третий, видимо, поврежден не был или подлежал ремонту — на его торце копошились многорукие машины.
Звено «сапсанов», сброшенных с «Европы», пронеслось над силовым пузырем, развернулось у самых скал, и четыре синих клинка, дважды пробив раздувшийся купол, оплавили почву за его границей. Затем истребители поднялись и стали кружить над шахтой, постреливая из лазеров; лучи шли по касательной, лишь задевая поверхность пузыря, где тут же расцветали алые бесформенные кляксы. Возможно, для сильмарри или других негуманоидов этот намек остался бы неясным, но фаата были людьми, имевшими дело с механизмами, которые, если не считать квазиразумных, не слишком отличались от земных аналогов. Ваша крыша протекает, шелестели лазерные вспышки, и ваши защитники далеко… Мы могли бы сжечь вас — вас и ваши бесценные корабли. Но подождем, подождем! Если хотите, поговорим об условиях, поторгуемся… Но не слишком долго!
Над торцом гигантского цилиндра всплыл модуль, транспортный безоружный аппарат. Он плавно поднялся к вершине купола, скользнул сквозь силовую завесу, подождал, пока «сапсаны» пристроятся к нему, и двинулся к распахнутому шлюзу крейсера. Принимали его на нижней десантной палубе, но с почетом: третий помощник Райво Паулинен, два боевых робота и отделение бойцов с излучателями наперевес.
— Один человек, сэр, — доложил Паулинен, заглядывая в кабину модуля. — И что-то еще, голое и костлявое… Обернуто в пленку и подвешено у носового экрана.
Коммодор Врба находился в рубке и следил за появлением гостя по монитору внутренней связи.
— Это пилот, Райво, — сказал он, поднимаясь из кресла. — Не трогай его, пусть висит где висит. Фаата ведите на палубу «А», прямо к Болтуну Бену. Вахтенный!
— Да, сэр!
— Доктора Ибаньеса срочно ко мне, я буду в обсервационном зале. Убрать оттуда астрофизиков, у люков и шлюзов выставить десант. Трансляция на корабли флотилии, но только по капитанскому каналу. Полная запись. Пусть этим займется Борсетти, контроль — за Кирьяновым.
— Слушаюсь, сэр!
Вахтенный офицер ринулся к интеркому, но Врба его остановил:
— Передайте начальнику научной группы: нужен эксперт по трансинформатике. Лучше из тех, что программировали Болтуна. Доктор Сван и доктор Куба. Выполняйте!
Он вышел из централи управления и неторопливо зашагал по широкому коридору палубы «А». Тут, как положено в случае «красной тревоги», стояли десантники в боевых скафандрах под командой лейтенанта Белоручко, и еще один взвод распределялся у люков, ведущих в обсервационный зал. Его уже очистили — у пультов никого, телескопические колпаки пусты, на диванах и столах разбросаны покетпьюты, чипы с записями, голограммы с изображением звездного неба, пересеченного Провалом. В дальней части помещения, огороженной экранами, суетились у массивной туши Болтуна две женщины, Изабель Куба и Хельга Сван. Рядом, нервно потирая руки, топтался Хоакин Ибаньес.
— Мы в полной готовности, мой командир… Его приведут сюда? Он один? Как он выглядит? Это фаата или тхо привилегированной касты?
Врба не ответил на эти вопросы, повернулся к серому шкафу транслятора и молвил:
— Эта штука будет работать? Вы уверены?
Хельга Сван насупилась. Ее коллега, маленькая энергичная женщина, окинула Карела Врбу негодующим взглядом.
— У вас есть повод сомневаться, коммодор? Мы разрабатывали это устройство больше восьми лет, тестировали на аудиозаписях Тимохина, тех, что с неудачных переговоров, и его проверил Коркоран… Коркоран и тот офицер из Секретной службы, с оперированным горлом. Перевод отличный в обе стороны, со всеми нюансами языка!
— Я предпочел бы видеть здесь Коркорана с тем самым офицером, — хмуро отозвался Врба. — Вы говорите, перевод отличный, со всеми нюансами? Это эмоции, доктор. Я тут Байрона и Мицкевича читать не собираюсь. Мне нужен адекватный перевод!
Возможно, доктор Куба хотела что-то возразить, да так и застыла с раскрытым ртом. Загудел лифт, раскрылись стены кабинки, и в зале, под конвоем Паулинена и трех десантников в броне, появился фаата. Он был молод и красив: узкое бледное лицо с крохотным алым ртом и серебристыми глазами, длинные смоляные локоны, изящная тонкая фигура и грациозные, как у сказочного эльфа, движения. Его облегающая одежда отсвечивала то синим, то голубым, то фиолетовым, ноги ступали бесшумно, руки были согнуты в локтях, кисти подняты к лицу, словно он пытался прочитать что-то, написанное на своих ладонях. Жест покорности, вспомнил коммодор. Жест проигравшего сражение, готового расстаться с жизнью.
Женщины за его спиной тихо ахнули, Ибаньес с шумом втянул воздух, и Карел Врба, повернув голову, призвал их к порядку одним движением бровей. Потом кивнул на пятачок перед транслятором:
— Встать сюда! И включите вашу чертову машину!
Фаата, догадавшись о смысле приказа, шагнул к Болтуну, осмотрел его и, не опуская рук, перевел глаза на коммодора. Если бы тут был Литвин!.. — мелькнуло у Врбы в голове. Он помнил его историю — может, не так отчетливо и полно, как Коркоран, ибо источником ему служили документы и записи, а не живые рассказы. Но помнил достаточно, чтобы на миг усмехнуться. Странные шутки у реальности, в странные игры она играет, когда, переворачивая былое, вливает в старый мех новое вино. Было, все это было! Был беспомощный пленник в инопланетном корабле, стоял перед властными фаата, и окружали его стражи, переводчики, посредники, пришельцы из неведомого мира, чужого и недоброго… Все повторяется, как отражение в зеркале, думал Карел Врба, только пленник теперь фаата, а корабль, переводчики и стражи — мои!
— Можно опустить руки, — произнес он, и Болтун Бен издал серию резких хрипов и щелчков.
Пленник выполнил приказ и отозвался; его речь была гораздо мелодичнее, чем у транслятора.
— Есть вы какой? — перевел Болтун. — Есть кто? Кни'лина? Встречать Третья Фаза? Встречать прежде?
Коммодор выпрямился. Он был на голову выше фаата, шире в плечах и выглядел рядом с ним великаном.
— Я не кни'лина, я Столп Порядка другой расы. Ваш корабль вторгся в нашу звездную систему. Йата… Ты знаешь это имя?
С именами были проблемы — транслятор передавал их земное звучание. Несколько минут он препирался с пленником, которому, похоже, имя осталось непонятным. «Позвольте мне», — шепнула Хельга Сван за спиной коммодора. «Молчать! — буркнул он и повторил, растягивая первый слог: — Ййаата, Ййаата».
— Есть так, — наконец сообщил Болтун Бен. — Знать Йата. Слышать. Корабль уйти домой родиться.
Совсем молод, даже по земным меркам, подумал Врба. Молод и ни в чем не виноват. В другой ситуации мы бы…
Он прищурился. Ситуация была такой, какой была. Их разделяла смерть миллионов.
— Корабль Йата, — проскрипел Болтун. — Что корабль Йата? Что произойти, случиться, сделаться?
— Я сказал, что Йата вторгся в нашу систему, — произнес коммодор. — Мы уничтожили его корабль и весь экипаж. Теперь мы здесь.
Давление на мозг — слабое, едва заметное. Врба растянул губы; это являлось не улыбкой, а понятным пленнику знаком раздражения. Кое-какие элементы мимики фаата были знакомы земным психологам.
— Я знаю, что ты Держатель, и понимаю, что ты хочешь сделать. Не получится. Мой разум невосприимчив к ментальному излучению.
— Тхо? — спросил пленник, коснувшись тонкими пальцами лба.
— Столп Порядка. — Коммодор приложил ладонь к груди. — Полностью разумный Столп Порядка, отныне и навсегда — владыка Новых Миров. Владыка над твоими владыками. Ты будешь делать то, что я прикажу.
Болтун снова заскрипел, но, кажется, справился с переводом. Ожидая ответа, Врба покосился на своих помощников. Все дисциплинированно молчали. Три члена научной группы не спускали с фаата глаз, десантники в боевых скафандрах казались стальными монументами, а третий помощник Райво Паулинен бдительно озирался, стараясь не выпускать из поля зрения стражу у люков, пленного и охранявших его бойцов. На голокамерах горели зеленые огни — шла запись, и можно было не сомневаться, что Кирьянов и Борсетти, старший связист «Европы», не упустят ни шороха, ни вздоха.
Транслятор опять закаркал:
— Что пожелать Столп Порядка бино тегари? Что надо исполнить?
— Так-то лучше. Чувствую, мы достигли взаимопонимания, — сказал Врба. — Ты можешь связаться с Рооном?
— Так есть, Столп Порядка. Далеко, очень далеко. Но квазиразумный, который здесь, помочь.
— Свяжись. Сейчас же.
Глаза пленника потускнели. Теперь Врба не различал его зрачков; они словно погрузились на дно серебряных озер, делавших лицо фаата похожим на бесстрастные лики андроидов. Прошла минута, другая, и впавший в транс Держатель что-то прошептал.
— Громче, — велел коммодор. — Говори громко и отчетливо, иначе машина для перевода тебя не поймет.
— Нет контакт Держатель Дайт, — послышалось в ответ. — Разум нет контакт… потерян… рррдд… взз… отсутствие… взз… рррдд… — Рычание и взвизги прекратились, и Болтун Бен произнес: — Отсутствие термина. Отсутствие термина, отсутствие термина, отсутствие термина…
— Информация принята. Выйти из цикла, — велел коммодор. — Перевести: Держатель Дайт не нужен. Нужен контакт со Столпами Порядка на Рооне и Т'харе. С первыми в Связке.
Транслятор пробормотал несколько коротких отрывистых фраз. Черты фаата застыли. Чудилось, что он покинул этот мир и блуждает теперь в тех пространствах, что недоступны ни кораблям, ни приборам, ни человеческой мысли. Его гладкие щеки стали отливать голубизной, и на висках вздулись и запульсировали жилки. Сейчас он не был похож на разумное существо — скорее, на механизм, которому искусный мастер придал обличье человека.
— Он в сильном напряжении, дон коммодор, — произнес Ибаньес. — Полагаю, с Держателем было бы легче связаться, чем со Столпами Порядка. Держатели тренированы для…
— Уайра, — вдруг четким сильным голосом произнес пленник. — Синга п'аата н'ори. Книтан'ди. Алвен р'илат.
— Зов достигнуть… достичь… добраться… — забормотал транслятор, потом поперхнулся и сообщил: — Непереводимая идиома, отсутствие термина. Добраться Уайра, Столп Порядка, Роон. Вопрос: что говорить Уайра?
— Скажи, что здесь боевой флот из звездной системы, в которой погиб корабль Йаты. Еще скажи, что после этого посещения у нас нет причин вас любить. Мы захватили верфь, и мы ее уничтожим, если Столп Порядка не выполнит наших условий.
Болтун захрипел, заклекотал, повторяя сказанное на фаата'лиу, потом перевел ответ пленника:
— Уайра понимать. Уайра ясно… отсутствие термина. Уайра знать… знает про бино тегари. Двое на планете… причинить вред… Еще малый корабль… орбита Роона… атакован. Близок к уничтожению.
— «Литвин»… наш фрегат… — прошептал Ибаньес. — И те двое… Мой Бог! Он говорит про Коркорана и Зибеля!..
Лицо коммодора окаменело.
— Пусть отзовет свои модули и оставит в покое моих людей. Немедленно!
— Исполнил… Уайра так исполнил… исполняет… Что еще? Прошение… просьба… пожелание… не трогать большой корабль на верфь… не трогать квазиразумный… Что за это? Что хочет Столп Порядка бино тегари?
— Вы должны уйти с Роона, Т'хара и Эзата. Сейчас улетят все полностью разумные и выбранные ими тхо. За остальными пришлете транспортный флот. Мы отдаем большой корабль вместе с квазиразумным, но модули, что охраняли верфь, останутся здесь под нашим контролем. Это все!
На лбу Держателя выступила испарина — видимо, поддерживать связь на космическом расстоянии оказалось нелегко. Врба не ведал, даже не мог вообразить, какие силы приведены в движение, чтобы мысль мгновенно преодолела бездну между Обскурусом и Рооном. За исключением полукровки Коркорана, на Земле не было ни телепатов, ни телекинетиков и не имелось надежд на их появление. Были только шарлатаны, морочившие публику. Каждый второй из них принадлежал к бинюкам и считал себя потомком бино фаата.
— Уайра согласиться… согласен… Только не уничтожать корабль, — прохрипел Болтун Бен. — Уайра спрашивать: есть другой вариант? Не покидать Новых Миров… Что в этот случай? Есть аль… альтернатива?
Стиснув кулаки, коммодор медленно произнес:
— Альтернатива есть всегда. Если не уберетесь за Провал, я вам устрою Затмение. Полное! В самом ближайшем будущем!
Его глаза грозно сверкнули из-под нависших бровей.
Глава 10
Орбита Роона и Роон
Вода продолжала прибывать. Черные ямы на месте выжженных бассейнов переполнились, и море, ворвавшись под купола, покачивало на волнах легкие обгоревшие обломки пластика, билось о стены, кружило длинные плети водорослей. Но Коркоран не замечал царившего вокруг разгрома и хаоса. Мысль его, поддержанная чьей-то мощной внешней волей, мчалась сейчас в пустоту, летела легко, как во Сне, пронизывая атмосферу Роона и теплые фиолетовые небеса, сменявшиеся холодом и мраком. Эта иллюзия, пришедшая наяву, была такой отчетливой, такой реальной! Он помнил, что стоит на вышке под сдвоенными куполами, чувствовал ладонью ребристую рукоять излучателя, слышал шепот Клауса: «За мной… следуй за мной, Пол…» — и даже догадывался, чья ментальная мощь подталкивает его, помогает взлететь над планетой и направляет к кораблю. Туда, где сверкали молнии аннигиляторов, клубился раскаленный газ и алые брызги металла взмывали жаркими фонтанами, затмевая звезды. Туда, где гибли его люди.
— «Красная тревога», — сказала Селина Праа. склонившись к шарику интеркома. — Все по местам. Серый и Сантини — в истребители, Ямагуто и Дюпресси — в дубль-рубку. Эрнандес, ставь силовую защиту. Пелевич, что твои бойцы?..
— Уже в башнях, — отозвался оружейник. — Я на контроле аннигилятора.
— Огонь по моей команде. — Голос Селины был ровным, словно не два десятка кораблей фаата шли в атаку на фрегат, а пролетала мимо пара безобидных каменных глыб.
По боевому расписанию в рубке их было трое: Туманов, первый навигатор, Ба Линь, пилот, и Праа, сидевшая на своем обычном месте у экрана локатора. Его круглое око запорошила россыпь темных точек; они надвигались подобно пчелиному рою, и каждая из этих угловатых пчел грозила ядовитым жалом.
— Их слишком много, — буркнул Туманов и поглядел на Ба Линя, словно нуждаясь в его поддержке. — Надо уходить, помощник. Лучше всего… — пальцы навигатора затанцевали по клавишам АНК, — да, лучше всего подняться над плоскостью эклиптики и лечь на этот курс — семнадцать градусов относительно галактического полюса. За сутки удалимся от планеты и нырнем в Лимб. Если они нас раньше не достанут.
— На Рооне капитан и Зибель, — тем же ровным голосом напомнила Селина Праа. — Без них мы не уйдем.
— Значит, придется рискнуть. — Туманов взмахнул рукой над консолью, пересылая в память АНК рассчитанный маршрут. Он снова поглядел на Ба Линя, но лицо пилота казалось бесстрастным. Ба Линю было немного за тридцать, и самого Вторжения он не помнил, но о руинах Гонконга не забывал.
— Первый пилот — лейтенанту-коммандеру Праа, — раздалось в интеркоме. — Мы в машинах. Сообщаю о готовности.
— Ямагуто, отстрел «сапсанов» по счету «ноль».
— Слушаюсь, мэм.
— Три, два, один… ноль!
Фрегат тряхнуло.
— Вышли в пространство, — доложил Егор Серый. — Сейчас мы им открутим яйца. Прошу прощения, лейтенант-коммандер.
— Атакуйте их с флангов, — скомандовала Праа. — Пелевич, орудия к бою. Они еще не рассредоточились. Бей по центральной группе. Все башни… огонь!
Полыхнуло пламя, рванувшись навстречу пчелиному рою. Пелевич разрядил аннигилятор, но тонкий синий луч затерялся в темноте, почти незаметный среди оранжевых потоков плазмы. Вспыхнул бесшумный взрыв, феникс с четырьмя крылами родился из мрака и рассыпался пригоршней искр. Полное уничтожение, отметила Праа; значит, дотянулись аннигилятором. Плазменные струи из четырех башен «Коммодора Литвина» тоже задели несколько модулей, но оценить повреждений она не могла: Ба Линь, выводя корабль из зоны обстрела, резко поднял его вверх, и на экране поплыли звезды.
В следующий миг среагировали видеодатчики, и картина опять изменилась. Под днищем фрегата дрожало фиолетовое зарево, плотный рой распался, превращаясь в морскую звезду со множеством щупальцев, и два из них судорожно дергались и плясали, то ли пытаясь схватить сгустки темноты, то ли уворачиваясь от багровых вспышек. Там сражались «сапсаны», не позволяя окружить фрегат, и каждый бился с двумя-тремя модулями.
— Защита держит, — произнес в интеркоме голос Эрнандеса.
— Одного пришиб, — доложил Серый.
— «Сапсаны» в порядке. — Это был Ямагуто, державший контакт с истребителями.
Праа махнула рукой над пультом, и, повинуясь молчаливому приказу, Ба Линь развернул корабль. Башенные орудия «Литвина» могли накрыть любой объект в пределах полусферы, но аннигилятор, средство главного удара, не обладал такой подвижностью. Его ориентировали толкателями и отчасти маневром корабля.
— Готов, — сообщил Пелевич.
— Огонь!
Новая жар-птица, выпорхнув из мрака, сгорела в багровом костре. Калибр аннигилятора на фрегате был поменьше крейсерского, но с защитой модулей справлялся. Если бы их не было так много…
— Вперед, Ба Линь, — сказала Праа. — Не дай им нас окружить!
Корабль резво проскочил между двух щупальцев морской звезды. Его орудия плевали плазмой, и на силовых экранах, защищавших модули врага, вспыхивали и таяли россыпи ослепительных пятен. Стрелки, стиснутые тканью коконов, соединявшей их с компьютером фрегата, казались неподвижными; глаза скользят по сетке целеуказателя, легкие, почти незаметные движения ног вращают стволы и башни, пальцы касаются сенсорных клавиш. Все четыре стрелка были молоды, но уже считались мастерами; Боб Вентворт и Сэм Бигелоу пришли с «Европы», Владимир Пашин — с Первого флота, Кро Светлая Вода — со Второго. На миг Селина представила, как они, скорчившись, висят в своих тесных башнях, высматривают цель и бьют, бьют… Бьют, не зная, останутся ли живы после залпа, — защитное поле в этот момент отключалось, а башни, как и контурный привод с его разгонной шахтой, считались самыми уязвимыми точками корабля.
Фрегат разворачивался для атаки, звезды и яркие вспышки огня сплошной рекой текли по экранам. В висках Селины Праа толчками билась кровь.
— Дюпресси, их потери. Шевелись, Камилл!
В одиночном бою, где не было нужды в оперативном контакте с другими кораблями, лейтенант-юниор наблюдал за противником и эффективностью действий стрелков.
— Да, мэм! Докладываю, мэм: три аппарата уничтожены, три, кажется, небоеспособны.
— Кажется?
— Не могу утверждать определенно, мэм. Три прекратили огонь, и бой ведут шестнадцать малых модулей.