Гарри Поттер и принц-полукровка Роулинг Джоан Кэтлин

— Тебе обязательно постоянно твердить об этом, Гермиона? Как ты думаешь, как я теперь себя чувствую?

— Нет-нет, Гарри, я вовсе не об этом! — поспешно заверила Гермиона, оглядываясь вокруг, удостовериться, что их не подслушивают. — Просто я была права, что эта книга когда-то принадлежала Эйлин Принц. Видишь ли… она была матерью Снейпа!

— Мне она не показалась красоткой! — воскликнул Рон, но Гермиона не обратила на него внимания.

— Я просмотрела все старые номера «Пророка», и нашла маленькое объявление о том, что Эйлин Принц выходит замуж за человека по имени Тобиас Снейп, а потом сообщение, в котором говорилось, что у них родился…

— …убийца! — выпалил Гарри.

— Ну… да, — согласилась Гермиона. — Так что… Я была в некотором роде права. Снейп наверняка очень гордился тем, что он «наполовину Принц», понимаете? Тобиас Снейп, если верить «Пророку», был магглом.

— Да, все сходится, — сказал Гарри. — Он подыгрывал чистокровкам, чтобы сойтись Люциусом Малфоем и прочими… Совсем как Вольдеморт. Чистокровная мать, отец-маггл… Стыдился своей родословной, пытался запугать остальных темными силами, придумал себе новое впечатляющее имя — Лорд Вольдеморт, Принц-полукровка — и как только Дамблдор не углядел?…

Гарри внезапно замолчал и посмотрел в окно… Он все ломал голову над тем, как Дамблдор мог оказывать Снейпу такое непростительное доверие… Но сейчас Гермиона нечаянно напомнила ему, что он и сам совершил ту же ошибку… Нацарапанные в книге заклинания становились все отвратительнее и отвратительнее, но Гарри отказывался думать плохо об этом умном мальчике, который так помогал ему…

Помогал ему… Теперь эта мысль была для него почти невыносима.

— Я все еще не пойму, почему он не донес на тебя за книгу, — сказал Рон. — Он наверняка был в курсе, откуда ты все узнаешь.

— Был, — горько отозвался Гарри. — Понял, когда я применил Сектумсемпру. И ему не нужна была никакая Легилименция… он мог понять и раньше, когда Снобгорн разглагольствовал о моих блистательных успехах в зельеварении… Не стоило ему оставлять книгу в шкафу, правда?

— Но почему же он на тебя не донес?

— Думаю, не хотел, чтобы о нем судили по книге, — предположила Гермиона. — Мне кажется, если бы Дамблдор узнал о ней, то ему бы она не слишком понравилась. И даже если бы Снейп отделался отговоркой, будто это не его книга, Снобгорн все равно узнал бы его почерк. Так или иначе, книга лежала в бывшем кабинете Снейпа, и могу поспорить, Дамблдору было известно, что его мать звали Принц.

— Я должен был показать книгу Дамблдору, — проговорил Гарри. — Все это время он показывал мне, что Вольдеморт был самим злом, даже когда учился в школе. А у меня имелись доказательства, что Снейп тоже…

— «Само зло» — это сильно сказано, — тихо произнесла Гермиона.

— Так ведь это ты говорила, что книга опасна!

— Я хочу сказать, ты слишком себя винишь, Гарри. Мне казалось, что у Принца просто было скверное чувство юмора, но я бы никогда бы не догадалась, что он вырастет в убийцу…

— Никто из нас даже подумать не мог, что Снейп… ты понимаешь, — поддержал ее Рон.

Наступило молчание. Каждый из них углубился в размышления, но Гарри был уверен, что они, как и он, думали о завтрашнем утре, когда Дамблдора проводят в последний путь. Гарри ни разу не присутствовал на похоронах: после смерти Сириуса тела не осталось. Гарри не знал, чего ожидать, и немного боялся того, что увидит, что почувствует. Он сомневался, что сумеет осознать гибель Дамблдора даже после похорон. Временами ужасная правда готова была вот-вот поглотить его, но иногда Гарри охватывало странное оцепенение, и, ему не верилось, что Дамблдор действительно покинул их, хотя в замке и не говорили ни о чем другом. Следует признать, что сейчас Гарри не искал, как после смерти Сириуса, какой-нибудь лазейки, какого-нибудь способа вернуть Дамблдора… Он нащупал в кармане холодную цепочку с фальшивым хоркруксом, который теперь повсюду носил с собой — не как талисман, а как напоминание, чего тот стоил и что еще предстояло сделать.

На следующий день Гарри встал рано, чтобы собрать вещи: «Хогвартс-Экспресс» отъезжал через час после похорон. Внизу в Большом зале царила атмосфера подавленности. Все надели выходные мантии, и никто, казалось, не хотел есть. Профессор Макгонагалл оставила похожее на трон кресло посреди стола преподавателей пустым. Хагрида за столом тоже не оказалось: Гарри подумал, что тот, похоже, был просто не в состоянии показаться на завтраке. Место же Снейпа как ни в чем не бывало занял Руфус Скримджер. Гарри избегал взгляда его желтоватых глаз, внимательно осматривавших зал; возникло неприятное чувство, что Скримджер искал его. Среди окружения Скримджера Гарри заметил рыжие волосы и очки в роговой оправе — Перси Уизли. Рон не подавал вида, что знает о его присутствии, разве что вонзал вилку в селедку с непривычной злобой.

За столом Слизерина шептались Крэбб и Гойл. Такие же огромные, как и раньше, без высокого бледного Малфоя, восседавшего между ними и постоянно отдававшего распоряжения, они выглядели непривычно беспомощными. Направив всю свою враждебность на Снейпа, он не забыл ни страха в голосе Малфоя на вершине башни, ни того, как тот опустил палочку до появления остальных пожирателей смерти. Гарри не верил, что Малфой смог бы убить Дамблдора. Он все еще презирал Малфоя за увлечение темными силами, однако теперь к неприязни добавилась крохотная капля жалости. Где, задавался вопросом Гарри, был сейчас Малфой и что же все-таки должен был сделать по приказу Вольдеморта под страхом собственной смерти и смерти своих родителей?

Джинни прервала мысли Гарри, ткнув его в бок. Профессор Макгонагалл поднялась на ноги, и опечаленный гул тотчас стих.

— Час почти настал, — произнесла она. — Проследуйте, пожалуйста, на улицу за деканами своих факультетов. Гриффиндор, прошу за мной.

Они выбрались из-за лавок почти в полной тишине. Гарри мельком увидел во главе колонны Слизерина Снобгорна, одетого в великолепную длинную изумрудно-зеленую мантию, расшитую серебром. Профессор Стебль, декан Хаффльпаффа, была опрятна как никогда, на ее шляпе не оказалось ни единого пятнышка. Когда они дошли до холла, то увидели мадам Пинс и Филча: она в плотной черной вуали, ниспадавшей до колен, он в старинном черном костюме и при галстуке, отдававших нафталиновыми шариками от моли.

Выйдя из дверей на каменную лестницу, Гарри понял, что они направляются к озеру. Теплое ласковое солнце коснулось его лица. В тишине они прошли за профессором Макгонагалл к сотням выстроенных рядами стульев, разделенных надвое проходом. Впереди лежала мраморная плита, и все стулья были обращены к ней. Стоял прекрасный летний день.

Добрую половину мест уже заняли самые разнообразные люди: старые и молодые, в дорогих и поношенных мантиях. Большинство из них были незнакомы Гарри, но некоторых, не исключая членов Ордена Феникса, он узнал: Кингсли Кандлболт, Грозный Глаз Грюм, Тонкс, чьи волосы вновь чудесным образом стали ярко-розовыми, Рем Люпин, которого она, похоже, держала за руку, мистер и миссис Уизли, Билл, опирающийся на Флер, а также Фред и Джордж в куртках из драконьей кожи. Кроме того, прибыли мадам Максим, занявшая два с половиной стула, Том, хозяин «Дырявого котла», Арабелла Фигг, пшик, живущая по соседству от Гарри, басист с длинными волосами из группы «Ведуньи», Эрни Прэнг, водитель «Ночного рыцаря», мадам Малкин из магазина, торгующего мантиями в Косом переулке, и еще несколько человек, которых Гарри знал только в лицо, например, бармен из «Кабаньей головы» и волшебница, продававшая еду с тележки в «Хогвартс-Экспрессе». Были и привидения из замка, едва различимые в солнечном свете, видимые только, когда двигались, блекло мерцая в ярких лучах.

Гарри, Рон, Гермиона и Джинни прошли друг за другом к местам в конце ряда у озера. Отовсюду слышался шепот, похожий шорох ветерка в траве, но пение птиц было гораздо громче. Толпа продолжала расти. Гарри с огромной теплотой заметил, как Луна помогала сесть Невиллу. Они двое из всей ДА откликнулись на призыв Гермионы в ночь смерти Дамблдора, и Гарри знал почему: Луна и Невилл больше всех скучали по ДА… и наверняка были единственными, кто регулярно проверял монеты в надежде на новое собрание…

Мимо них к первым рядам с несчастным выражением лица прошел Корнелиус Фадж, как всегда крутя в руках котелок. И тут Гарри увидел Риту Вритер, к его ярости, сжимавшую в руке с накрашенными красным лаком ногтями блокнот, а потом, что еще хуже, Долорес Амбридж с черным бархатным бантом в седых кудрях, на ее лице было неубедительно написано горе. При виде кентавра Флоренца, который стоял у кромки воды, словно часовой, она вздрогнула и поспешно пересела подальше от него.

Наконец, учителя заняли свои места. В первом ряду рядом с профессором Макгонагалл Гарри разглядел величественного и опечаленного Скримджера. Он задумался, действительно ли тот, да и остальные высокопоставленные лица, сожалели о смерти Дамблдора. Но вдруг Гарри услышал музыку, странную, потустороннюю музыку, и пытаясь понять, откуда же она раздается, совершенно забыл о Министерстве. Он был не один: многие крутили головами — немного испуганно.

— В озере, — шепнула Джинни Гарри на ухо.

И тут он увидел их в прозрачной зеленоватой, светящейся на солнечных лучах воде. Они подплыли почти к самой поверхности и до ужаса напоминали инферий: рябь пробегала над бледными лицами, окутанными клубами багрянистых волос. Хор русалок пел песню на странном, не знакомом Гарри языке. От этой мелодии у него мурашки поползли по коже, но все же она не была неприятной. В ней ясно читалась боль и утрата. Вглядываясь в безумные лица поющих, Гарри почувствовал, что, по крайней мере, они горевали о кончине Дамблдора. Джинни снова толкнула его локтем, и он оглянулся.

По проходу между рядами медленно поднимался Хагрид. Он беззвучно плакал, и его лицо блестело от слез. В пурпурном бархате, вышитом золотыми звездами, он нес тело Дамблдора. Горло Гарри сдавила ужасная боль. На мгновение странная музыка и осознание того, что тело Дамблдора так близко, будто бы поглотили все дневное тепло. Рон был бледен и выглядел потрясенным. На полы мантий Джинни и Гермионы часто капали крупные слезы.

Им не было видно, что происходит впереди. Должно быть, Хагрид осторожно уложил тело на плиту. И вот он возвращался по проходу, трубно шмыгая носом, вызвав тем самым у многих возмущение, которое, как заметил Гарри, не обошло и Долорес Амбридж. Но Гарри знал, что Дамблдору было бы все равно. Когда Хагрид проходил мимо, он попытался дружески помахать ему рукой, но веки у того опухли настолько, что было поразительно, как он вообще разбирал дорогу. Гарри оглянулся на задний ряд, к которому направлялся Хагрид, и понял, что того ведет. Там в куртке и штанах размером с небольшую палатку сидел великан Грауп, послушно опустивший свою уродливую, похожую на булыжник, почти человеческую голову. Хагрид опустился рядом со своим единокровным братом, и Грауп успокаивающе похлопал его по голове, от чего стул Хагрида просел в землю. На одно чудесное мгновение Гарри захотелось рассмеяться. Но тут музыка стихла, и он вновь обернулся к первым рядам.

Невысокий человечек с хохолком и в простой черной мантии поднялся на ноги и встал перед телом Дамблдора. Гарри не слышал, что тот говорил. Через сотни голов до них доносились обрывки слов: «благородство духа»… «интеллектуальный вклад»… «великодушие», — они так мало значили, почти не касались того Дамблдора, которого знал Гарри. Неожиданно ему вспомнились несколько словечек Дамблдора: «олух», «пузырь», «остаток», «уловка», — и ему снова пришлось подавить улыбку… да что же с ним сегодня происходит?

Раздался тихий всплеск, и Гарри увидел, что русалки поднялись над поверхностью, чтобы тоже послушать. Он вспомнил, как почти два года назад Дамблдор, сидя на корточках, разговаривал по-русалочьи с их предводительницей недалеко от того места, где сейчас сидел Гарри. Он задумался, где Дамблдор выучил русалочий. О скольком он его не спросил, как много ему не сказал…

И тогда на него без предупреждения нахлынула правда, полная, та, которую он уже не мог более ее отрицать. Дамблдор умер, ушел… Гарри до боли сжал в руке холодный медальон, но не смог сдержать слез. Он отвернулся от Джинни и ото всех остальных и уставился через озеро на лес, а человечек все бубнил и бубнил… Среди деревьев кто-то двигался. Кентавры тоже пришли выразить свое почтение. Они не покидали леса, наполовину скрывшись в тени, но Гарри видел, как они стояли с луками на боках и смотрели на волшебников. И тогда он вспомнил свою первую кошмарную прогулку в лесу, когда он впервые столкнулся с тем, что было Вольдемортом, и как он пытался помешать ему, и как чуть позже они с Дамблдором рассуждали, стоит ли вести заведомо безнадежную борьбу. Важно, сказал Дамблдор, сражаться и еще раз сражаться, сражаться, не переставая, ибо только так можно сдержать зло, пусть и не искоренить…

И Гарри, сидя под палящим солнцем, ясно осознал, что все те, кто заботился о нем, закрывали его собой один за другим: мама, папа, крестный и, наконец, Дамблдор — все они решили защитить его. Но больше этого не произойдет. Он больше никому не позволит встать между ним и Вольдемортом. Он должен навсегда избавиться от надежды, от которой должен был избавиться еще шестнадцать лет назад — будто под защитой родительских рук ему ничего не угрожает. От этого кошмара не было пробуждения, никто не шепнет ему в темноте, что все хорошо, что это все ему просто приснилось. Последний и величайший его защитник умер, и никогда ранее не был он так одинок.

Маленький человечек в черном закончил речь и вернулся на свое место. Гарри думал, что поднимется кто-то другой: он ожидал к речей, возможно, министр что-нибудь скажет, но никто не шевельнулся.

Несколько человек вскрикнуло. Яркое белое пламя взметнулось вокруг тела Дамблдора и плиты, на которой оно лежало. Языки взвивались все выше и выше, поглощая тело. В воздух поднялся столб белого дыма, принявший странные очертания: Гарри с замиранием сердца подумал, что в синеву неба радостно устремился феникс, но в следующий миг пламя исчезло. На его месте появилась белая мраморная гробница, заключившая тело Дамблдора и плиту, на которую его возложили.

Раздалось еще несколько пораженных вскриков: воздух наполнился градом стрел, но ни одна из них не долетела до сидевших. Так, Гарри понял, кентавры отдали дань уважения. Он увидел, как они развернулись и скрылись в прохладе деревьев. Русалки и русалы также медленно опустились в зеленые воды и пропали из виду.

Гарри взглянул на Джинни, Рона и Гермиону. Рон щурился, будто его слепило солнце. Лицо Гермионы было мокрым от слез, но Джинни уже не плакала. Она ответила ему таким же твердым горящим взглядом, как и в тот день, когда команда Гриффиндора завоевала кубок по квиддичу и она обняла его. И Гарри почувствовал, что они полностью поняли друг друга и если он расскажет ей о том, что собрался делать, то она не воскликнет: «Будь осторожен!» или «Не делай этого!». Она примет его решение, потому что не ждет от него ничего другого. Благодаря этому он собрался с духом сказать ей то, что должен был сказать сразу же после смерти Дамблдора.

— Джинни, послушай… — тихо позвал он ее. Люди вокруг начали вставать, и гул голосов становился все громче. — Я больше не могу быть с тобой. Нам надо прекратить встречаться. Мы не можем быть вместе.

Она ответила со странной кривой улыбкой:

— По какой-то дурацкой благородной причине, да?

— Эти последние недели с тобой были словно… словно из чужой жизни, — проговорил Гарри. — Но я не могу… Мы не можем… Есть вещи, которые я должен сделать сам.

Она не расплакалась — просто взглянула на него.

— Вольдеморт манипулирует близкими его врагам людями. Однажды он уже использовал тебя как приманку только потому, что ты сестра моего лучшего друга. Подумай, в какой опасности ты окажешься, если мы не расстанемся. Он узнает. Он попытается добраться до меня посредством тебя.

— А если мне все равно? — горячо спросила Джинни.

— А мне нет, — ответил Гарри. — Думаешь, как бы я себя чувствовал, если бы это были твои похороны… И все из-за меня…

Джинни посмотрела в другую сторону на озеро.

— Я никогда не переставала верить, что мы будем вместе, — сказала она. — Правда. Я всегда надеялась… Гермиона посоветовала мне выбросить из головы, возможно, начать встречаться с кем-нибудь другим, перестать постоянно думать о тебе, ведь я ни слова сказать при тебе не могла, помнишь? И ей показалось, что ты меня заметишь, если я просто буду… собой.

— Умная эта Гермиона, — попытался улыбнуться Гарри. — Жаль, что я не стал встречаться с тобой раньше. У нас была бы вечность… месяцы… может быть, годы…

— Но ты был слишком занят, спасая мир волшебников, — почти смеясь, возразила Джинни. — Что же, не могу сказать, будто удивлена. Я знала, что, в конце концов, так и произойдет. Знала, что ты не найдешь покоя, пока не настигнешь Вольдеморта. Наверное, поэтому ты мне так и нравишься.

Гарри больше не мог это слушать. Тем более ему показалось, что если он так и будет сидеть рядом с ней, то его решимость пошатнется. Он видел, как Рон обнимал Гермиону и гладил ее по голове: она плакала у него на плече, да и у того с длинного носа капали слезы. Уныло махнув рукой, Гарри поднялся, повернулся спиной к Джинни и гробнице Дамблдора и пошел прочь вдоль озера. Идти было намного легче, чем сидеть, не двигаясь: точно так же отправиться на поиски хоркруксов и попытаться убить Вольдеморта будет лучше, чем ждать, когда же ты начнешь…

— Гарри!

Он обернулся. Опираясь на трость, к нему по берегу озера быстро хромал Руфус Скримджер.

— Я надеялся поговорить с тобой… Не возражаешь, если мы немного пройдемся вместе?

— Нет, — равнодушно ответил Гарри и продолжил свой путь.

— Гарри, это ужасное несчастье, — тихо сказал Скримджер. — Не могу передать, насколько я был потрясен, узнав об этом. Дамблдор был великим волшебником. Наши точки зрения не всегда совпадали, как ты знаешь, но никто не понимает лучше меня…

— Что вам нужно? — безо всякого выражения прервал его Гарри.

На лице Скримджера промелькнуло раздражение, но, как и в прошлый раз, оно быстро сменилось сочувствующим пониманием.

— Ты, конечно же, убит горем, — проговорил Скримджер. — Я знаю, ты был очень близок Дамблдору. Полагаю, из всех своих учеников он любил тебя больше всех. Ваши отношения…

— Что вам нужно? — остановившись, повторил Гарри.

Скримджер тоже стал, оперся на трость и с проницательным выражением лица впился взглядом в Гарри.

— Есть свидетельство, что ты был вместе с ним, когда он покинул школу в ночь своей смерти,.

— Чье свидетельство?

— Кто-то обездвижил пожирателя смерти на вершине башни после смерти Дамблдора. Кроме того, там было две метлы. В Министерстве могут сложить два и два, Гарри.

— Рад слышать, — ответил Гарри. — Что же, куда я ходил с Дамблдором и что мы там делали, наше дело. Он не хотел, чтобы другие знали.

— Такая преданность, конечно же, достойна восхищения, — произнес Скримджер, уже с трудом сдерживая раздражение, — но Дамблдора с нами больше нет. Он нас покинул.

— Он только тогда покинет школу, когда здесь не останется никого преданного ему, — возразил Гарри, улыбнувшись вопреки себе.

— Дорогой мой… Даже Дамблдор не может воскреснуть из…

— А я и не говорю, что может. Вам не понять. Но мне нечего вам сказать.

Скримджер замешкался, а потом проговорил голосом, исполненным, как ему казалось, такта:

— Министерство может полностью защитить тебя, Гарри, ты же знаешь. Я был бы рад предоставить к твоим услугам одного-двух авроров…

Гарри рассмеялся.

— Вольдеморт хочет убить меня своими руками, и авроры его не остановят. Так что спасибо за предложение, но не надо.

— Таким образом, — холодно процедил Скримджер, — просьба, с которой я обратился к тебе на Рождество…

— Какая просьба? Ах, да… Что я поведаю всему миру, какую замечательную работу вы проделываете, чтобы…

— …чтобы поднять моральный дух в обществе! — рявкнул Скримджер.

Гарри в задумчивости посмотрел на него.

— Стэна Шанпайка-то освободили?

Лицо Скримджера стало противно багровым, совсем как у дяди Вернона.

— Вижу, ты…

— Человек Дамблдора до мозга костей, — подтвердил Гарри. — Верно.

Скримджер яростно взглянул на него, повернулся и похромал прочь, не проронив более ни слова. Гарри увидел, что Перси и остальные чиновники из министерской делегации дожидались его, нервно поглядывая на Хагрида и Граупа, которые все еще сидели и плакали. К Гарри спешили Рон и Гермиона; они пробежали мимо Скримджера, шедшего им навстречу. Гарри развернулся и медленно побрел к замку, друзья догнали у березы, под сенью которой они сидели в более счастливую пору.

— Что было нужно Скримджеру? — прошептала Гермиона.

— То же, что и на Рождество, — пожал плечами Гарри. — Чтобы я выдал ему, чем занимался Дамблдор, и чтобы стал новым лицом Министерства.

Мгновение поколебавшись, Рон громко обратился к Гермионе:

— Послушай, давай я вернусь и врежу Перси!

— Нет, — твердо ответила та, крепко схватив его за руку.

— Мне станет легче!

Гарри засмеялся. Даже Гермиона слабо улыбнулась, но при взгляде на замок улыбка тотчас сошла с ее лица.

— Мне просто невыносима мысль, что мы можем сюда больше никогда не вернуться, — тихо сказала Гермиона. — Неужели Хогвартс закроют?

— Может, и нет, — ответил Рон. — Здесь так же безопасно, как и дома, верно? Везде теперь одинаково. Я бы даже сказал, что в Хогвартсе безопаснее: здесь больше волшебников, которые станут обороняться в случае нападения. А ты как думаешь, Гарри?

— Я не вернусь, даже если он и откроется, — отозвался Гарри.

Рон изумленно уставился на него, Гермиона же грустно проговорила:

— Я знала, что ты так скажешь. Но что же ты будешь делать?

— Я последний раз съезжу к Дурслям — так хотел Дамблдор, — ответил Гарри. — Я пробуду там совсем ненадолго, а потом уеду навсегда.

— Но куда же ты отправишься, если не в школу?

— Я думал поехать в Годрикову лощину, — пробормотал Гарри. Он обдумывал это решение со смерти Дамблдора. — Для меня все началось там. У меня просто такое чувство, что я должен туда съездить. И я смогу навестить могилу родителей, было бы неплохо.

— А потом? — спросил Рон.

— А потом мне нужно будет отыскать оставшиеся хоркруксы, — сказал Гарри, переводя взгляд на белую гробницу Дамблдора, отражавшуюся в воде на другой стороне озера. — Это именно то, что он от меня хотел, поэтому и рассказал все про них. Если Дамблдор был прав — а я уверен, что был, — то осталось еще четыре хоркрукса. Мне нужно найти и уничтожить их, а потом отправиться за седьмым осколком души Вольдеморта, тем, что до сих пор в его теле. Только я смогу его убить. А если по пути мне встретится Северус Снейп, — добавил он, — тем лучше для меня и тем хуже для него.

Повисло долгое молчание. Толпа уже почти разошлась; оставшиеся люди далеко обходили громадного Граупа, крепко обнимавшего Хагрида, чьи горестные причитания по-прежнему разносились над озером.

— Мы с тобой, Гарри, — сказал Рон.

— Что?

— Мы поедем с тобой к твоим дяде и тете, — пояснил Рон. — А потом туда, куда бы ты ни пошел.

— Нет… — быстро ответил Гарри. Такого он не ожидал. Они должны были понимать, что в это опаснейшее путешествие он отправится один.

— Ты однажды сказал, — тихо произнесла Гермиона, — что у нас есть время повернуть назад, если мы хотим. Но его больше нет, правда?

— Мы останемся с тобой несмотря ни на что, — сказал Рон. — Только, дружище, перед тем, как заниматься делами и даже ехать в Годрикову лощину, тебе придется заскочить к моим папе и маме.

— Почему?

— На свадьбу Билла и Флер, забыл?

Гарри удивленно взглянул на него. Мысль, что что-то настолько обыкновенное как свадьба все еще могло существовать, казалась невероятной и в то же время великолепной.

— Да, этого лучше не пропускать, — наконец ответил он.

Его пальцы непроизвольно сомкнулась на поддельном хоркруксе, но, несмотря на лежащий перед ним темный и извилистый путь, на то, что когда-нибудь он встретится с Вольдемортом в последний раз — через месяц, год или десять лет, — Гарри почувствовал, как полегчало у него на сердце: он мог провести последний мирный золотой денек с Роном и Гермионой.

1 Африканская лилия — декоративное растение с толстым корневищем и голубыми цветами (прим. пер.).

2 Летающий пластиковый диск с закругленными краями, используемый в качестве метательного снаряда в различных спортивных играх (прим. ред.).

3 Особый суп, подававшийся английским королям в день их коронации. Традиция была заложена в 1066 г. после восхождения на престол Вильгельма Завоевателя и прервалась лишь в 1898 г. (прим. ред.).

4 Легкий спиртной напиток из перебродившего на дрожжах и хмеле меда (прим. ред.).

5 Напиток из взбитых яиц с сахаром, ромом или вином (прим. ред.).

6 Современный кубинский танец, исполняющийся шеренгой танцующих (прим. ред.).

7 Многолетняя трава с непарными перистыми листьями, похожими на листья ясеня, и соцветиями, выделящими эфирное масло. Молодые побеги употребляют в пищу как пряность (прим. ред.).

8 Как дела? (лат.).