Заклятые супруги. Леди Смерть Эльденберт Марина

15

Ветерок приятно холодил плечо, голова казалась свежей и ясной, как озерцо в летний зной, но все равно было невероятно тепло. Меня обвивала рука, к руке прилагался серо-зеленый муж, горячий как пирожок только что из печи. Мы оба были полностью обнажены, а от того, как он меня обнимал – сейчас переплетались не только наши пальцы, но и тела, – бросило сначала в холодный пот, потом в жар. Вопить и брыкаться после всего, что между нами было в прошлом, как-то нелепо, поэтому я просто моргала. Прописная истина: если попала в лапы чудища, лучше не дергаться и не будить.

Но… как я попала в его лапы?

Почему чудище так чудовищно выглядит и откуда здесь взялось?

Честно попыталась вспомнить, что произошло, и не менее честно не смогла этого сделать, словно из памяти ластиком вытерли часть жизни. Так, давайте-ка по порядку: мы обедали с Жеромом, мне стало плохо, потому что магия смерти с какой-то радости решила существовать отдельно, а я пыталась не развеять по ветру дом в Лавуа – хотя, кажется, капельку раньше именно этим угрожала Анри. Потом был провал, а потом… какое-то странное место, обугленные развалины, кромешная тьма, холод и сияющее перед глазами солнце, к которому я тянулась из бесконечного мрака. Падение, долгий полет и тепло.

О…

Нет, только не это. Неужели тьма все-таки вырвалась?

Пожалуйста, нет!

Я вернулась в реальность и чуть не свалилась с кровати, потому что муж открыл глаза. Наверное, сто лет пройдет, прежде чем я привыкну к этому палящему взгляду, наполненному расплавленным золотом. Надо было что-то сказать, наверное, но мне в голову ничего не приходило.

– Слезьте с меня!

Ну… это была импровизация.

Лучше бы простыню пожевала, честное слово.

Анри поморщился, но все-таки откатился и лег на спину.

– И тебе доброго пробуждения, – пробормотал хрипло, прикрыв глаза, а когда в следующую минуту разомкнул веки, только медленно тающая золотистая радужка напоминала о мгле. – Перед сном ты была сговорчивее.

У меня загорелись уши. Потом щеки. Потом все остальное.

– Вы… э… мы… Да вы… – сейчас мой словарный запас состоял исключительно из междометий и местоимений. Я засопела подозрительно громко, вспоминая что-то достойное сестры герцога или хотя бы женщины, умеющей писать и читать. Много читать, кстати!

– Прекращай пыхтеть, Тереза. Ты же не чайник.

Я попыталась приподняться, но во всем теле ощущалась легкая волшебная слабость, от которой кружилась голова и хотелось ткнуться носом в подушку. В целом я чувствовала себя как младенец в первые дни жизни – хотелось орать, сучить ножками и махать кулачками. Чтобы отвлечься, уставилась на браслет, подернутый мутью черных прожилок. На миг бросило в жар – колючий, зябкий, как во время болезни, потом схлынуло, отпустило. Закатное солнце скользило по шторам дымчатой медью.

Вечер?

– Что произошло?

И какого дня?

Анри оперся руками о кровать и медленно сел спиной ко мне. Перекатывающиеся под кожей мышцы были напряжены, а я не могла отвести взгляд от свежих шрамов, расчертивших его спину: они напоминали страшный ожог, который полосовали ножами. Такое можно свести только целительской магией и сильными заживляющими, а затем косметическими зельями, что в случае мужа не сработает. Магический удар, который он принял на себя в Лигенбурге, останется с ним на всю жизнь.

Я сжала задрожавшие руки на покрывале, комкая его в ладони. От желания дотянуться, коснуться подушечками пальцев в короткой ласке, забирая, стирая боль воспоминаний, отделяли последние зачатки гордости, которые сейчас дергались как головастики на палящем солнце.

– Ты как всегда не подумала. – Муж обернулся, смерил меня взглядом через плечо, и я мигом почувствовала себя распоследней идиоткой. Погладить подушечками пальцев… Приложить подушкой по голове, чтобы мозги на место встали! И это еще чересчур милосердно для такой бесчувственной сволочи. – Какого демона было злоупотреблять магией, а потом сажать ее на цепь?

– Магия моя, что хочу, то и делаю.

Супруг развернулся и подался вперед, приблизив лицо к моему:

– Ты хоть понимаешь, чем рисковала? – прорычал он.

Спасибо, что напомнили.

Да, я знала, чем опасна вышедшая из-под контроля магия смерти, читала историю выжившего из ума некромага, упивающегося собственным могуществом и решившего, что ему нипочем ни человеческие законы, ни небесные. Уничтожившего целый город и казненного неделю спустя. Что толку? Людей уже было не спасти. Да, я знала, именно поэтому столько и продержалась. Когда боль отступала, накатывал страх – острый, всепоглощающий, на смену ему снова возвращался пронизывающий, терзающий изнутри лед. Я не понимала, что со мной творится, не знала, как этому противостоять, просто боролась из последних сил, как могла бы бороться за свою семью. Если бы представляла, что такое вообще возможно, – сделала бы все, чтобы этого не допустить. Однажды из-за меня уже погиб Вард, пусть не из-за моей силы, из-за детской глупости, но сути это не меняло. А этот… отчитывал меня как малолетку – видимо, решил, что это прихоть такая, развлечение, однажды утром проснуться и устроить себе вот такую веселую жизнь. И другим заодно.

– Вы… – прозвучало сдавленно. Подхватив одеяло, вскочила, завернулась в него. – Зато вы просто сокровищница ума! Как мне повезло познакомиться с вами, просто не представляете! До сих пор благодарю всех, кого только можно, за нашу судьбоносную встречу.

Бросилась к двери, не обращая внимания на негромкое ругательство, ударившее в спину. Успела только взяться за ручку, когда меня перехватили, развернули к себе лицом и толкнули к стене. Стоять ему было тяжело, поэтому Анри просто прижимал меня всем телом. Чтобы смотреть на него, нужно было запрокинуть голову, но была бы охота на него смотреть. Я изучала ключицу и дернувшийся кадык, дрожащую на шее жилку. Можно было наступить мужу на ногу, но вот дела – я сейчас босая, без каблуков.

Муж положил ладони на стену, тем самым поймав меня в капкан.

– Всевидящий, почему с тобой ничего не бывает просто? Ты как ураган, дурная девчонка, ты же могла погибнуть!

Он наклонился сам, приподнял мой подбородок, и наши взгляды все-таки встретились. Его – испытующий, темный, непонятный, глаза злющие, как у Верховного, потерявшего с десяток чистых душ. Я смотрела в них и видела свой приговор, но страшнее всего было то, что память последних дней напоминала иссушенную временем бумагу: пожелтевшую, слова полустерты, ничего не разобрать. Ледяная паутина окутала липкой простыней, спеленала в кокон, а по трясущейся растянутой над пропастью нити уже приближался ее хозяин, чтобы впрыснуть яд страха. Всевидящий, я могла здесь всех убить… Обратить в прах десятки жизней!

– Я… – задать этот вопрос было нелегко, но его нужно было задать. И по-хорошему, первым делом, но я боялась трех коротких слов, за которыми последует ответ. Больше, чем чего бы то ни было за всю свою жизнь. – Никто не пострадал?

– Нет.

Нет? Нет!

Спасибо, Всевидящий.

И тут меня прорвало.

– Я не знала… – не должна я была сейчас оправдываться, но слова вырывались одно за другим. Задыхаясь, выталкивала их быстро, опасаясь, что просто иссякнут. – Не представляла, что не смогу удержать… Меня учили… Но не такому… И я не… Не представляю, почему…

Какая же я дура! Почему не обратила внимания на слова отца в том письме? Горло перехватило, меня трясло, как если бы я подхватила дикую болотную лихорадку, Анри притянул меня к себе, и теперь мы тряслись вместе. Слез не было, только прерывистое дыхание и крупная дрожь. Я даже не сразу почувствовала, что он гладит меня по голове, а его дыхание скользит по обнаженной шее.

– Тише. Тише, все хорошо.

Ладони супруга легли на мои плечи, сжали мягко. Горячо, как же горячо… И так просто обжечься, сделав один неверный шаг или сказав лишнее слово. Поэтому какое-то время я просто молчала, сквозь разделяющее нас покрывало гулко стучало его сердце. Настолько гулко, что мое отвечало, словно между ними протянулась невидимая жилка, заставляющая их биться в едином ритме. Наваждение, сводящее с ума: привычный аромат лаванды и шоколадная горчинка, вплетающаяся в резкие нотки.

– Вы знаете, почему это произошло?

– Твоя магия набирает силу.

– Я всегда была сильной.

– Не настолько. Сокрытая в тебе истинная мощь освободилась недавно. Видимо, это началось из-за тренировок в Лигенбурге. Ты ведь и после продолжала, я прав?

Отрицать нет смыла, поэтому кивнула. После случая с Эриком было как-то спокойнее знать, что сумею постоять за себя, да и глупо как-то не воспользоваться открывшимися возможностями, позволить им отступить в тень, особенно если есть свободное время. Поэтому и плела заклинания в уютном домике рядом с океаном, окуналась в глубинную тьму, чтобы насладиться магией, которую всю жизнь прятала как постыдную тайну. Прорабатывала ловушки и боевые заклинания, готовила зелья. Вот и насладилась по полной. Так, что чудом осталась в живых и чуть не поубивала остальных.

– И что теперь?

Анри самую капельку отстранился, и мое неудержимое ничем одеяние поползло вниз, я едва успела его подхватить.

– Придется постоянно практиковаться. Раскрывать магию еще больше, иначе все повторится.

Куда уж больше.

– Но почему в истории об этом нет упоминаний?

– Потому что маги чаще всего погибали, забирая с собой целые селения, а то и города. Естественно, такие случаи замалчивали, а всех свидетелей уничтожали.

Я содрогнулась. В самом деле, какому правителю захочется объясняться с народом по поводу нечаянно уничтоженной деревеньки? К тому же, когда магия повсеместно ослабевала, лишние беспорядки никому были не нужны. Со стороны аристократии – страх перед тем, что может ожидать тебя или твоего наследника, от простого народа – лишний повод для смуты: магия – зло. Гораздо проще объяснить все ураганом, наводнением или пожаром.

Я невольно потерла пылающий браслет, снова начинающий чернеть: жар от него исходил просто зверский. Растекался по запястью, впитывался в кровь. Жар, выжигающий Анри: его пальцы на моих плечах просто пылали.

И если никто не пострадал, как я с этим справилась? Кажется, я знала ответ еще до того, как спросила.

– Как мне удалось выжить?

– Золотая мгла.

Только Анри так умеет: одновременно сказать правду, солгать и при этом ровным счетом ничего не объяснить. Да и не чувствовала я себя так, как в Лигенбурге, когда сила хэандаме прошлась по мне беспощадной плетью.

Но я жива. Правда жива.

Попыталась уцепиться за воспоминания о развалинах – тщетно. Помнила только бушующую бурю тьмы, которую разрывало ослепительное сияние.

– Почему вы это сделали?

Смотрела ему в глаза – в самую глубину золотого огня, где с миром или не очень покоилась правда. Почему мне так важен его ответ?

– Потому что был должен. – Холодно-то как, в подземельях Мортенхэйма и то больше тепла.

Разочарование иголочкой кольнуло сердце и тут же отступило. Если бы не муж, меня бы сейчас не было. Ни меня, ни дома, ни людей. Тем не менее слова благодарности застыли в груди, я дернула плечами, избавляясь от непростительно желанной власти его рук, перехватила одеяло поплотнее и направилась к постели. Судя по тому, как кружилась голова, горизонтальное положение для меня сейчас самое правильное. И желательно с закрытыми глазами.

– Тереза.

Я не обернулась. Опустилась на кровать, обняла подушку и закрыла глаза. Все-таки иногда лучше помолчать.

– В начале новой эпохи Эргар Сольхэйм, стихийный маг, запер в себе пламя. Оно выжгло его изнутри, но никого больше не коснулось.

– Печальная история. Мне-то что с того?

– Ты сделала то же самое. Отрезала тьму от нашего мира и уже не могла никому навредить.

Я приподнялась на локтях, встречая его внимательный взгляд. Но ведь это значит, что спасать меня было вовсе не обязательно? Избавившись от обузы в лице супруги, Анри разом решил бы все свои проблемы: и столь долгожданного развода, и ненужных вопросов Эльгера, да и по его планам ударил бы знатно – ведь я единственный и, возможно, последний действующий некромаг, бесценный трофей, который так нужен герцогу.

Так почему?

Вопрос замер на губах, вместо него сорвалось короткое:

– Спасибо.

Просто, но искренне. Услышать это для меня было по-настоящему важно.

Я протянула ему руку, и он шагнул ко мне, опустился на кровать.

– Хочешь есть?

Покачала головой. Мне бы сейчас желудок внутри удержать, не говоря уж о чем-то большем. Да и ему…

Было что-то неправильное в том, что мы засыпали вместе, сплетенные, как виноградная лоза. Что моя прохлада, еще не отхлынувшая после убийственной изморози тьмы, сливалась с его жаром. В глубине сознания мелькнула идея, что я все-таки умерла и по какому-то странному недоразумению попала в выдуманный рай, но надолго она там не задержалась. Да и с чего бы в моем раю твориться такому? Нет, это скорее мой личный ад, но как же в нем хорошо… Настолько, что, если прекратить, остановится сердце.

Что ж, оно остановится завтра. А пока пусть бьется в полную силу.

Вместе с его.

16

Передо мной на стол бухнули несколько внушительных фолиантов, только чудом не развалившихся от столь непочтительного обращения, а следом – блокнот, представляющий собой склад листочков, запертых в потертой кожаной обложке на заклепках. Спросить, что это за путевые заметки, не успела: Анри водрузил на стол чернильницу, перья, бумагу и кивнул:

– Развлекайся.

Я покосилась на книги, явно пережившие не одно тысячелетие благодаря заговоренному заклинанию и специальному зелью, которым нужно было раз в пару десятилетий пропитывать страницы. В детстве обожала этим заниматься – мне нравился запах бумаги, кожи и немножечко пыли. А еще нравился цвет зелья – рубиновый, с сиреневыми прожилками, да специальная кисть с длинной ручкой и густой шелковистой щетиной. Правда, в отличие от прислуги, которая терпеть это не могла и спешила побыстрее расправиться с выданными им стопками, толку от меня было мало: я могла открыть книгу и забыть зачем, потерявшись в строчках. Хотя тогда еще мало что понимала в прочитанном.

Так, что у нас тут…

«Глубинная тьма и ее истоки».

В двух томах.

Прелесть какая. В Мортенхэйме была похожая, только, кажется, поновее. Интересно, сильно они отличаются?

– Думаете, я чего-то не знаю о некромагии?

Насмешливый взгляд мужа говорил о том, что не просто думает – уверен. Я подавила желание воткнуть ему в руку перо, слишком уж близко он наклонился, опираясь о стол. Выглядел Анри уже лучше, серо-зеленый сменился на бледно-салатовый, темные круги под глазами стали меньше. Сейчас муж напоминал только что поднятую куклу, а не зомби четвертой степени свежести. Судя по тому, как согревало запястье, жар тоже стал поменьше, что не могло не радовать. Несколько дней мы не виделись, а спросить, что с ним, не позволяла гордость. Оставалось только глядеть на браслет, потому как на следующее утро после нашего совместного помешательства я проснулась уже одна и списала это недоразумение на близость смерти. Иногда нужно позволять себе такие вот глупости, чтобы потом с новыми силами взяться за ум. А мне это грозило в прямом смысле – стоило немного прийти в себя, тут же вытряхнули из постели и заставили спуститься вниз.

«Развитие куклы: от слепка к изъявлению воли».

«Двойственная природа куклы-мага».

«Некромагия. Редкие боевые техники».

Все это было мне знакомо, так или иначе. Не думаю, что найду для себя здесь что-то новое. Но главное – он что, серьезно хочет, чтобы я всем этим занималась?

Взгляд наткнулся на следующее название, и я замерла с открытым ртом.

О… о-о-о-о!!!

«Клеймо Дюхайма» авторства его жены, Ильмы Варриль Дюхайм. Супруги были очень близки, после его гибели Ильма с сыновьями вынуждена была бежать и скрываться – неудивительно, поскольку она тоже была некромагом, а после того как ее муж вывел на поле боя армию мертвых, ею и детьми многие заинтересовались.

Отец эту книгу с руками бы оторвал за любые деньги. Да и я, если честно, тоже.

– Откуда она у вас?

Анри пожал плечами.

– Я много путешествовал.

Замечательный ответ на все случаи жизни.

Он опустился в кресло и указал на блокнот.

– Это может быть вам полезно.

– Что это?

– Мои записи.

– Зачем мне ваши записи?

– По некромагии.

– Зачем вам записи по некромагии?

Анри приподнял брови, и желание воткнуть ему перо в руку стало еще сильнее. Яйцу понятно зачем: он готовился к встрече со мной. Изучал некромагов, так сказать, изнутри. Чтоб тебе всю жизнь цифры в столбики сводить, скотина расчетливая! Я отшвырнула блокнот так, что он проехался по столу и непременно свалился бы на пол, не подхвати его муж прямо в полете. Ну что я могу сказать, молодец.

– Мне они точно не пригодятся.

– Еще как пригодятся. Здесь сведения из летописей, собранных в личном архиве Эльгера, древние заклинания, совмещенные с классикой магии армалов, эксперименты некромагов-ученых и много чего еще. Такого ты нигде не найдешь.

– Можете засунуть их себе… в архив. – Я сложила руки на груди и выпрямилась, идеально повторяя спинку стула. В отличие от библиотеки Мортенхэйма, здесь было поразительно светло днем – огромные окна рассыпали свет сквозь неплотную завесу полупрозрачных штор. Даже сейчас, несмотря на набежавшие тучи и первый пасмурный день в Лавуа, во всех уголках, на самых дальних полках мраку не было места. Портьеры в этом доме, видимо, не жаловали – их неизменно подвязывали витыми шнурами, редко давая волю. Марисса боится темноты?

Пальцы мужа оказались рядом с моими неожиданно, погладили запястье издевательски-нежно. Невольно раскрыла ладонь, позволяя ему повторить каждую линию невинной лаской. Если слово «невинный» и Анри вообще сочетаются.

– Лучше засунь себе в голову то, что там написано.

Опасное тепло побежало по предплечью, горячей волной прошлось по всему телу.

– Вам-то это зачем?

– Хочу спать спокойно.

Только ему удается так выговорить издевку: она обманчиво скользит по коже шелком, чтобы мгновение спустя затянуться на шее жесткой удавкой. Я подавила желание отпрянуть, отнять руку, напротив, подалась вперед. Поймала его запястье в кольцо пальцев, вычерчивая узор браслета подушечками, не сводя с мужа тягучего взгляда. Не отступая и не уступая.

– Предположим, я все это прочитаю. Дальше-то что?

– Дальше перейдешь к практике.

– Вам надоел этот дом?

– Не здесь, Тереза, – Анри улыбнулся. – И я буду рядом. На всякий случай.

Гм. С чего он взял, что мне сдалась такая радость?

– А если я откажусь?

– Будешь заниматься в моем кабинете.

Хорошая идея… попасть в его кабинет. Вот только прямо сейчас воспользоваться ею не получится, будет слишком подозрительно. Я настолько ушла в себя, что не сразу заметила, как муж скользнул свободной рукой в карман и протянул мне коробочку, обитую бархатом цвета стали.

– Что это?

– Открой.

Внутри оказалось кольцо с небольшим камнем. Я поднесла его к глазам, чтобы убедиться, что они меня не обманывают. Не обманывали. Белое золото и алаэрнит, он же камень мага. По цвету нечто среднее между сапфиром и лазуритом, непрозрачный, с чернильными прожилками. У меня даже во рту пересохло: его месторождение иссякло еще до Новой эпохи, последние упоминания о нем встречались не то в Темные времена, не то еще раньше. Прелесть его заключалась в том, что маги всегда могли отслеживать по нему состояние внутренней стихии. Стоила такая штуковина целое состояние, если знать, где искать: все они давно осели по музеям да сокровищницам коллекционеров и превратились в бесполезные ископаемые. Бесполезные, потому что сила камней угасала вместе с ослабевающей во всем мире магией, когда камень удалялся от ее источника, умирал в течение нескольких десятилетий. Но этот был жив, он сиял и переливался так, словно его только-только сняли с пальца сильного мага. И чем сильнее дрожала моя рука, тем ярче становился цвет, словно камень раскалялся изнутри.

– Надеюсь, не стоит объяснять, как им пользоваться?

Не стоило. Чем больше волновалась магия, тем ярче становился камень, если возникала опасность, начинал чернеть. В спокойном же состоянии он был насыщенного цвета ночной синевы с тонкими черными прожилками.

– Лучше объясните, где вы его нашли. – Я вцепилась в мужа взглядом, но Анри и бровью не повел.

– Кольцо принадлежало отцу, его стихии временами вели себя несдержанно.

– Но почему вы отдали его мне?

– Тебе он сейчас нужнее, чем сейфу, – Анри пожал плечами и поднялся.

А меня вдруг ощутимо тряхнуло: я представила, что снова остаюсь один на один с тьмой, ухожу на грань, и руки похолодели, а желудок провалился в левую пятку. Ну или в правую, дела это не меняло. Стоило задуматься о чернилах ледяных плетей смерти, внутри все сжималось, а сердце трепыхалось, как пойманная в силки птица. Ладони позорно вспотели, вместе с ними вспотела я вся целиком. Всевидящий, только этого мне еще не хватало! Я теперь что, собственной магии буду бояться?

– Пожалуй, немного прогуляюсь, – хмыкнула, собираясь подняться, но тяжелый взгляд мужа пригвоздил меня к стулу.

– Сиди здесь и занимайся.

Вот еще!

Я вскочила, но сильные ладони скользнули по моим рукам, обжигая, сжали крепко, властно.

– Мне дурно, – сообщила я.

– Принести тазик?

Я задохнулась от возмущения. Сопеть не начала только потому, что хорошо запомнилось сравнение с чайником.

– Мало того что вы приказали за мной следить…

– Не следить, а присматривать.

– Кто я вам, дите неразумное? – выпалила ему в лицо.

– Хуже, – он усмехнулся, – дети обжигаются и больше не лезут в огонь. Ты же с завидным упорством ищешь неприятности. Не просто ищешь, но и находишь.

Прищурилась, с лихвой возвращая ему издевку:

– Вы не имеете права мне приказывать! Вы мне вообще никто!

Посветлевшие глаза полыхнули так, что я отшатнулась. Муж до боли сдавил мое запястье, которое и без того немилосердно жег браслет.

– Если тебя что-то не устраивает, исправить это можно в два счета.

Он отшвырнул мою руку и вышел так стремительно, что только чудом не сквозь дверь или вместе с ней. Под золотисто-черным узором наливались следы от пальцев, и я невольно потерла пылающую кожу и отвернулась к окну. Столы здесь были не такие большие, как в Мортенхэйме, а вот пузатые настольные лампы под абажурами поразительно напоминали те, что стояли в замке брата. Не вполне отдавая себе отчет в том, что делаю, я погладила абажур сливового оттенка, расписанный неярким сиреневым узором – какие-то веточки и птицы, ничего особенного. Сияние камня померкло, и я захлопнула коробочку. Не стану я носить это кольцо, жила без этого камня раньше и дальше проживу. По окнам забарабанил дождь, размазывая по стеклу первые капли слез, я прижалась к нему лбом, по-детски расплющив нос. Подышала на него и нарисовала сердечко, как частенько делала сестренка.

Этот незамысловатый узор напомнил о доме: о бесконечных выговорах ее светлости и щебетании Лави, от которых временами хотелось зажать уши и которые сейчас представлялись самой сладкой музыкой на свете. К слову о музыке, играть сестра не любила, но, поскольку «леди обязана иметь достойные увлечения», частенько тренькала на рояле, чтобы матушка оставила ее в покое. Вспомнилось, как брат входил в дом прошлой зимой, стряхивая с накидки снег, улыбаясь, как не улыбался уже давно. Как смотрел на Луизу, которая в те дни представлялась мне тщеславной бесстыдной дурой.

Ни на минуту не забывать, зачем я здесь.

Не забуду.

«Люблю вас», – написала на запотевшем от дыхания стекле, стерла след рукавом и уселась за стол.

Пора и впрямь браться за ум – может, в этих книгах найдется что-нибудь такое, о чем я еще не слышала. Не говоря уже о записях по архивам Эльгера, у которого источники знаний восходят к безграничной силе мааджари. Не воспользоваться таким было бы просто глупо, не говоря уже о том, что со мной творится. Не вернусь к магии сейчас же, так и буду бояться всю оставшуюся жизнь. А это точно не для меня.

17

Утро началось с тихого, едва различимого звона, напоминающего удар по натянутой до предела струне. Спросонья даже не поняла, в чем дело, – вчера намазала руки сонным зельем, потому что в последние дни засыпалось плохо. В довершение всего в Лавуа на несколько дней зарядили дожди, оставалось только сидеть и смотреть в окна. Муж мной особо не интересовался, я им тоже, мы старательно делали вид, что ничего не было, и у нас отлично получалось. Зато я читала запоем: начала с «Клейма» и не успокоилась, пока не прочла от корки до корки.

В общем-то заснуть я не могла как раз после этого.

Дюхайм в самом деле поднял войско мертвых… магов.

Я знала, что задумал мой муж, он признался мне в том, что собирается сделать, в последнем письме. Наша армия обескровлена и истощена, объединенной силе песков, камня и вьюг Энгерии нечего противопоставить. Я сражаюсь не только за свою страну или за нашего короля, Витэйра, – писал Роберт, – я сражаюсь за твою свободу и наших детей. За всех, кому жить на этой земле после нас.

Его тьма питала их силу, и нет ничего удивительного, что они сокрушили врага в пух и прах. Эта битва изменила ход войны, помогла воинам воспрять духом и стала днем освобождения Энгерии. А заодно началом раскола великой державы, подчинившей себе полмира, на землях которой впоследствии образовались Намийя, Загорье и еще несколько мелких княжеств. И хотя Великим Освободителем до сих пор называют короля Витэйра, костями и кровью вырвавшего победу из лап захватчиков, память о Дюхайме все равно передается из века в век.

Негласно.

Мой муж был еще жив, когда битва закончилась. Я чувствовала его боль как свою, потому что нас связали не только браслеты армалов, а нечто гораздо большее. Я чувствовала, как он умирает, и умирала вместе с ним. Но я знаю, что смерть его не была порождением тьмы, так же, как и жизнь – бесконечным мраком. В его сердце было место любви, остановили его не мертвые, а живые. Те, за кого он сражался. Мне остается только гадать, кто нанес последний удар. И верить в то, что это было актом милосердия, а не отражением страха перед тем, чем управлял Роберт.

Для меня оказалось откровением, что моих прародителей тоже связало обручение армалов, но когда я читала, волоски на теле вставали дыбом. Прошло немало лет, прежде чем король Витэйр позволил им вернуться ко двору. Лишь свидетельства магов и целителей о том, что у наследников Дюхайма нет и сотой доли его силы, стали для них милостью. Официально они были детьми спасителя, а за глаза – близкими чудовища. Страх перед силой всегда рождает желание ее уничтожить.

Звук повторялся снова и снова, и каждый звенящий всхлип отзывался всплеском разбиваемых чар, которые тут же снова сплетались в узлы, набирая силу. Пространство было насыщено стихийной магией, причем достаточно мощной. Учитывая то, что, кроме меня, в этом доме магией обладает только Жером… что ж, еще любопытнее. Я медленно поднялась – в последние дни резкие подъемы заканчивались головокружением – и осторожно двинулась к окну. Хотелось посмотреть, что там творится, но выдавать себя не особенно.

Остановившись у стены, бросила взгляд вниз и замерла.

От вчерашнего дождя осталось только воспоминание – запах свежести и сырая земля, блестящие от влаги листья. Осенний рассвет пронзительно-яркий под высоченной синевой неба, расплескался по земле, по крыше ротонды и каменной площадке перед ней. Блики отражались от зеркальной глади пруда и от смертоносного лезвия шиинхэ, которым муж управлялся с «огненной паутиной», летящей в него со всех сторон. Дом защищал полупрозрачный щит, по которому, как по воде, шли круги от рикошетящих в него искр. Анри, обнаженный по пояс, с привычно стянутыми в хвост волосами, с блестящими на загорелой коже капельками пота, двигался очень быстро и на удивление плавно. Нити рвались под точными летучими ударами, но меньше их не становилось. Жером устроился на поручнях ротонды, привалившись к одной из колонн, и на первый взгляд откровенно скучал. Только взъерошенные потемневшие от пота волосы да упрямо сжатые губы выдавали его напряжение.

Движения Анри с иньфайским мечом – точные, едва уловимые глазу, напоминали древний воинский танец, смертельно опасный. Текущая с пальцев камердинера сила молниеносно обращалась пламенными струнами, способными располосовать ожогами так, что мало не покажется. Я читала про это заклинание, сильная и страшная ловушка. Хотя в Темные времена некоторые использовали ее и как пытку – если тебя спеленало такой сеточкой, она будет жечь до тех пор, пока маг не снимет чары. Может оставить либо сильные ожоги, либо вообще прожечь до костей. И тот уровень магии, который чувствовала я, был ближе ко второму.

Права на ошибку у Анри не было, но он и не ошибался: предельно сосредоточенный, с таким бесстрастным лицом, словно отмахивался от лесной паутинки, он встречал полыхающие нити. Они лопались с звенящим шипением, но на смену им приходили новые. Поняла, что вспотела под тонкой полупрозрачной сорочкой, лишь когда одна из огненных струн почти достигла своей цели. До боли закусила губу, но он все-таки ушел от нее в самый последний момент. Боль меня и отрезвила. Смотрела на мужа, не в силах отвести взгляд до тех пор, пока Жером не тряхнул руками, сбрасывая остаточную магию в землю. Опаленный камень зашипел, запахло горелыми листьями, и Анри опустил меч.

– На сегодня хватит, – камердинер спрыгнул и подошел к нему.

– Так и скажи, что выдохся.