Заклятые супруги. Леди Смерть Эльденберт Марина

20

Мы выехали рано утром, когда солнце еще только-только поднималось над полями, а осенняя прохлада бодрила получше крепкого кофе. Впрочем, от кофе и плотного завтрака я отказываться не стала – насколько поняла, путь нам предстоял не самый близкий. Анри предлагал поехать в экипаже, но я за последнюю неделю даже гулять толком не выбиралась, поэтому решила отправиться верхом. Непростительно давно не сидела в седле, а после ночной сказки тело однозначно стоило встряхнуть. Заодно и мозги проветрить, чтобы не возвращаться постоянно к случившемуся, задаваясь вопросом, что же это все-таки было. Со мной.

Разомлела, как курочка в сливочном соусе. Не только позволила себя ощипать, но еще и сама в кипяток нырнула. Умничка, как сказал бы Ивар!

А главное, бесполезно на себя злиться. Что сделано, то сделано.

Анри приблизился и погладил Искорку по гриве, а я покрепче, внахлест обмотала поводья вокруг запястий: слишком велико было искушение прикоснуться к сильной руке, скользящей по пепельно-серебристому шелку. Вспоминала Демона – иссиня-черную гриву, как вороново крыло, и его самого, мощного и неумолимого, словно текучее черное пламя. Искорка – кобылка необычной масти – литье стали без единого пятнышка. Мой конь ходил увереннее и резче, а эта девочка оказалась совсем молоденькой, неуверенной. И все-таки мне с ней нравилось. Лошадь чувствуешь, стоит только заглянуть ей в глаза, оказаться в седле. Сразу понимаешь, получится у вас или нет.

У нас получилось, и от этого я чувствовала себя предательницей.

Разумеется, о Демоне будут заботиться, как о короле, но чего стоит забота, когда друга нет рядом. Если бы только можно было привезти его сюда… Но стоит ли?

– Не устала?

– Нет, – буркнула я.

Надо же, какая забота!

– Думаешь о Демоне?

Я с трудом подавила начинающее было просыпаться раздражение. С какой радости он продолжает лезть в мои мысли и в мою жизнь?

– Он все равно далеко.

– Ты могла бы его забрать.

Обожгло, хлестнуло наотмашь непрошеной надеждой.

Меня больше не выгоняют? Как мило. Впрочем, муж никогда не отрицал, что не против оставить меня при себе, потому что в качестве любовницы я его целиком и полностью устраиваю, да и я давно не тешила себя мыслью, что между нами возможно что-то еще. Поэтому рада была сегодня проснуться одна и тому, что разбудила меня Мэри. Было – прошло. Зачем понадобилось все портить? Слишком свежи воспоминания, подернутые гнильцой фальши. Спелое сладкое яблочко, в котором уже давно живет червячок.

– Когда вы такой милый, у меня начинается изжога.

– С кофе вышел перебор?

Я и впрямь выпила две чашки, но дело точно не в кофе.

– Вам что-то еще от меня нужно? – холодно поинтересовалась я. – Только скажите, для этого вовсе необязательно снова становиться медовым мальчиком.

Меня чудом не вышибло из седла молнией взгляда. Муженек пришпорил коня – солового, очень подходящая Анри солнечная масть, только их и видели. Мы с Искоркой решили не отставать.

Я наслаждалась привычным свистом ветра, свежим дыханием осени, прозрачным, как слеза, воздухом и видами. Перекатывающиеся волны разноцветных холмов, виднеющиеся вдалеке над лесом высоченные хребты Аттали – гор, отделяющих Вэлею от Маэлонии. Близость моря приносила запах соли и влагу, незримо дрожащую в воздухе.

Я не представляла, куда мы ехали, и почему мне лучше практиковать магию именно там. Наверное, в этом был какой-то смысл, иначе зачем меня выдергивать из-под одеяла в такую рань и все это устраивать? Мы миновали крохотную деревушку, в которой Анри купил хлеба, вяленого мяса и домашнего вина. Его узнали, поэтому пришлось ненадолго задержаться – пока он о чем-то беседовал с дородным мужчиной, а девицы беззастенчиво пялились на великолепного графа де Ларне, я разглядывала небольшие домишки – уютные, с черепичными крышами. На улицу высыпала чумазая ребятня, беготней поднимающая тучи пыли. Одного из непосед мать схватила за ухо и под звучный рев увела в дом. Где-то шумела вода, мимо важно прошествовала гусыня с выводком, за ней, насвистывая себе под нос, вышагивал мальчишка в растоптанных туфлях, помахивая веточкой. Он глазел на меня так же, как и местные красотки, взгляд которых метался между мужем и мной. Живая настоящая графиня, подумать только!

Я немного прогулялась до окраины и обнаружила речку: быструю, с небольшим порожком, обозначенным водопадом. Мы ее видели издалека, но она так причудливо извивалась, что тропа к ней ни разу не вышла. Высоченный холм, густо поросший травой, скрывал дорогу, откуда мы только что приехали. Все-таки что ни говори, а места здесь удивительно красивые. С Энгерией, конечно, не сравнить, но…

– Едем дальше, – раздался за спиной голос мужа.

И мы поехали. На приличном расстоянии.

Под сердцем тянуло, но я упрямо молчала. То и дело отводила взгляд от Анри, сидящего в седле как влитой, словно выточенный из камня. Прирожденный всадник. Шум моря услышала, стоило нам обогнуть лес. А место, куда мы направлялись, заметила издалека. Выпотрошенная тьмой мертвая пустыня, над которой возвышались рваные зубцы полуразрушенного замка. В ослепительных лучах солнца, на фоне жизни, из которой мы выехали, оно смотрелось грязным, противоестественным пятном смерти. Отсюда я прекрасно видела четко очерченную границу: там, где прах и тлен соприкасались с сочной зеленью травы. Развалины здесь явно стояли давно, но смотреть на дело рук своих все равно оказалось страшно. Запястье покалывало, как если бы искорки пламени падали мне на кожу – легко, почти незаметно. И вдруг потянуло, накрыло отчаянной застарелой тоской. Такое бывает, когда вспоминаешь о чем-то безумно дорогом и безвозвратно утраченном. Или о ком-то.

Меня подкинуло в седле. Теперь я, не отрываясь, смотрела на мужа.

Тоска отступила, на смену ей пришли странное спокойствие и равнодушие – чувства Анри. Замок, где прошло его детство. Место, где погибли его родители.

Я чувствую его? Почему? Что происходит?

Нужно было что-то сказать, но язык словно прирос к нёбу и отказывался повиноваться. Мы миновали границу жизни и смерти, проехали еще немного и остановились у торчащей из земли погнутой железяки.

– Здесь была беседка, – сказал он поразительно спокойно, как будто к нему это не имело ни малейшего отношения.

Анри спрыгнул на землю и помог мне спешиться. Пока поправлял седла и привязывал лошадей к ржавому обломку, я просто смотрела на него, точнее, ему в спину. А стоило мужу обернуться, шагнула вперед и обняла. Не знаю, как это произошло – один короткий рывок, такой быстрый, что не успеваешь ни понять, ни подумать. Я обхватила его руками, всем телом, не надеясь на ответ. Да и не нужен мне был никакой ответ, я просто хотела разделить с ним память – память, перед лицом которой тускнеет все, что казалось безумно важным. Не знаю, сколько прошло времени, пока его каменная спина под ладонями расслабилась. Анри жадно притянул меня к себе, коснулся губами волос и замер. И в этом жесте было больше близости, чем во всех наших жарких ночах, вместе взятых, чем во всех ласках, что я помнила наперечет.

Ох, как же это было опасно – стоять на самом краешке, в дюймах от доверия.

Глубоко вздохнула и отстранилась.

– Это все я устроила?

Надо же мне было что-то спросить.

– Ты.

– Как вы это остановили?

– Пойдем.

Мы вернулись к границе и пошли вдоль нее – растянувшейся по кругу. От выпотрошенной тьмой кромки до леса приличное расстояние, но как получилась такая четкая грань? Я сложила руки на груди, чтобы даже случайно не дотронуться до его пальцев, а Анри указал в сторону моря, показавшегося из-за развалин. Обманчивая близость, еще шагать и шагать. Черту было видно и на побережье. Вдалеке – там, где золото песка искрилось на солнце, не припорошенное пепельным тленом. За замком пыль смерти уже развеял ветер, но на берегу смешал его с песком, превращая в мутное месиво.

Круг смерти протянулся мили на две. А то и больше.

Скольких же сил ему стоило удержать мою тьму?

– Как вы это сделали? – хрипло спросила я. – Это же…

– Хотите знать, как я это пережил? После того что случилось в Лигенбурге, мгла дается мне значительно проще, да и в себя прихожу гораздо быстрее.

– Но она же вас убивает, – слова сорвались с губ очень некстати: Анри как-то странно на меня посмотрел. Даже не спросил, какое мне дело. К чему бы это?

Мы не задержались, чтобы насладиться морем, облизывающим песок языком белоснежной пены, обогнули замок с другой стороны и дошли до конца границы: круг замыкался там, где беспокойно топтались лошади.

– Может, отвести их к лесу? – предложила я. – Им явно не по себе.

Да что там, мне самой не по себе. Холод бежал по коже, хотя платье было достаточно теплым, накидка – плотной, способной выдержать продувающий ветер. Да и солнце по-прежнему припекало, но только не здесь. За чертой.

– Отведу, – легко согласился Анри, – и даже не к лесу, а в лес. Неподалеку есть ручей, чтобы напиться. Подожду тебя там.

– То есть я тут буду… пытаться совладать с тьмой, а вы – прохлаждаться и попивать вино?

– Ага, – мне показалось или в уголках губ спряталась улыбка?

– Но хотя бы обед мне положен? – попробовала искренне возмутиться, но вышло не очень.

– Заниматься лучше на голодный желудок.

Изувер!

Ладно, мне есть о чем подумать. Например, об узорах, которые ночью расчертили мое тело. Все-таки почему, когда читала о брачных договорах армалов, ничего такого на глаза не попадалось? Внимательно ведь читала, потому что искала любую лазейку, чтобы избавиться от Анри. Странно все это, очень странно. Предположим, ночью он сказал правду и это связано с растущими днями нашего брака, с тем, что магическая связь крепнет. Еще и чувства его поймала сегодня! Раньше запястье дергало, только когда муж заболевал, но что же дальше-то будет?

Вот уж повезло так повезло.

Я вздохнула и направилась следом за ним во внутренний двор. Если так подумать, я здесь даже прибралась: ни поросли травы по колено, ни плотной занавеси дикого плюща. Но что случилось с самим замком? Почему он в таком виде? Камень тьма не тронет, равно как и кошка не станет играть с дохлой мышью. Разумеется, боевой магией смерти можно пробить любую стену и разрушить даже металл, но для этого нужно особое заклинание, а не спонтанное буйство стихии.

– Здесь случился пожар, – пояснил Анри, – стены чистые, потому что твоя магия растворила копоть.

– Пожар? Твой отец все-таки успел…

– Это сделал не отец. Он не успел даже воспользоваться своей силой: его усыпил подкупленный камердинер, потом ему ввели кровь матери. А после их смерти подожгли здесь все.

Если бы под его голос сейчас попала чья-то шея, голова слетела бы с плеч, как от лезвия шиинхэ.

– Она…

– Хэандаме, да. Была.

– Почему вы мне не сказали?

– Потому что это лишнее.

– Тогда почему сказали сейчас?

Анри не ответил, да я и не ждала. Легко сжала его руку и тут же отпустила.

Просторный холл – точнее, то, что им было, сейчас вскинулся руинами под открытым небом. Солнечные полоски лениво переползали с камня на камень, забираясь в полуразрушенную нишу, когда-то бывшую камином. Решетка валялась рядом – смятая словно руками циркового силача или неведомой силой. Центральная лестница разбитыми ступеньками ползла наверх – туда, где должен быть второй этаж, и упиралась в пустоту. Представив, что могу увидеть таким Мортенхэйм, содрогнулась. А ведь могла, пожалуй, реши Симон, что отказ отца достоин более сурового наказания, чем мгновенная смерть. Но была ли она мгновенной, или Эльгер сполна насладился его мучениями, как наемники, убившие родителей мужа? Узнаю ли я об этом когда-нибудь? Да и хочу ли я знать?

– Тренироваться будешь здесь, – кивнул Анри, – раз в неделю будет достаточно. По крайней мере, на первых порах. Потом будем думать дальше. Возможно, придется выставлять щиты прямо в доме, на крайний случай обеспечим тебе укрепленный магией пристрой.

Вот, снова. О чем он сейчас?

Взашей же меня выставлял из Вэлеи. Я пристально посмотрела на мужа, но он словно и не замечал. Сдернул дорожный плащ, привычно расстегнул две верхние пуговицы.

– Сейчас тебе лучше не отвлекаться на защиту. Учись держать глубинную тьму – истинную ее мощь, не сдерживая себя. Не забывай про кольцо, внимательно следи за цветом камня. И если что, сразу зови меня.

– Кричать я умею, – хотела пошутить, а получилось… ну, как уж получилось.

Меня слегка потряхивало, поэтому я сцепила руки за спиной, чтобы скрыть дрожь. Холод смерти словно пробрался внутрь, пришлось сжать зубы, чтобы не начать ими клацать, как череп прогнившей куклы. Интересно, получится его обмануть, сделать вид, что я вроде как позанималась, а на самом деле просто отсидеться где-нибудь на руинах?

– Это точно.

Меня наградили долгим, тягучим взглядом – внимательным, изучающим, словно за плотно сомкнутыми губами застыла невысказанная просьба-откровение, и сейчас он решал, доверить ли ее мне. На краткий миг показалось, что за просьбой последует не менее упоительный поцелуй, за которым никакая тьма не страшна…

Показалось.

Анри коротко кивнул и вышел, оставив меня наедине с припорошенными тленом камнями, собственными страхами и… призраком его отца?!

21

Призраки меня не смущают. Навредить человеку они не могут, разве что заставить почувствовать боль в сердце, головокружение, одышку или испытать приступ беспричинного страха. Исключительно потому, что они это излучают и соседство с ними для обычных людей – не самая приятная штука. Крайне редко призраки пугают кого-то осознанно, но если такое случается, на то есть серьезная причина. Например, если какой-нибудь некромаг, не будем показывать пальцем, поможет ему перенестись с места смерти к убийце. Правда, сил на вторжение в материальный мир у них маловато, но опять же, если кто-то его поддержит…

Я смотрела на отца Анри или на память о нем со смешанными чувствами. Он был силен, сквозь глубину грани прорывались огненные искры, отголоски его магии. Холод, растекающийся от полупрозрачной фигуры, покалывал кожу ощущением присутствия. Поскольку к такому я привыкла с детства, это меня не беспокоило. Беспокоило другое: слишком четкие очертания, я могла даже разглядеть его лицо. Призрак способен обрести форму, только если при жизни был очень сильным магом и не готов отпустить этот мир. Мощная концентрация воли, позволяющая после смерти удерживаться на грани жизни.

Но… такое?

Похожую силу я чувствовала в оранжерее, где остался Итан, только в случае графа Аддингтона это был комок темной злобы и амбиций. Но что столько лет держало отца Анри? Со временем любая призрачная оболочка истончается, теряя любую узнаваемость, если тот осознанно не подпитывается стихией, с которой был связан при жизни. И причина тому может быть только одна: сильная родовая привязка. Незакрытое дело, за которое оболочка цепляется как за проржавевший якорь. Знание, жизненно важное для рода де Ларне. Но огню здесь вроде неоткуда было взяться. Хотя, может статься, на развалинах частенько ночевали бродяги и разводили костры.

Словно отражение моих мыслей, он качнулся над полом и поплыл ко мне.

Все ближе, ближе и ближе.

– Что ты хочешь мне показать?

Если бы он мог разговаривать.

Я смотрела в полупрозрачное лицо, разглядывая черные прожилки, тянувшиеся от его фигуры в разные стороны, как хищные водоросли тянутся к зазевавшимся рыбкам. Гм. Кажется, я знаю, в чем дело. Выброс моей магии уничтожил все живое, даже траву и плющ, а вырваться отсюда призрак не может. Всплеск глубинной тьмы наделил его силой, напитал оболочку. Я ему помогла, предоставила отличную возможность рассказать, что столько лет мешало отпустить наш мир.

Но это все равно не объясняет, как он держал форму все это время.

Форму и сознание?!

Теперь призрак парил в ярде от меня, лицом к лицу. Точнее, чуточку выше, потому что ростом он был с Анри. И как же умопомрачительно на него похож с небольшой поправкой на смерть – мне даже не по себе стало. Те же черты лица, на первый взгляд слишком мягкие для мужчины. Вот только волосы темные.

Додумать не успела, потому что он спущенной стрелой метнулся в сторону заваленного коридора, и я последовала за ним. Пробираться через развалины – сомнительное удовольствие, но выбора у меня вроде как не было. И даже с грани не уйдешь, потому что парящую призрачную фигуру просто так не разглядеть. Запинаясь о валявшиеся под ногами камни, а порой и целые куски стен, ругаясь про себя, я упорно следовала за плывущей в темно-серой пелене фигурой. Ох, дернул же Верховный родиться некромагом! Почему я не как Лави – сейчас бы кошечек приручала и цветочки растила. Прелесть!

Впереди возникла преграда, сквозь которую этот… сопровождающий прошел мягко, как горячий нож через масло. Обломки опор и рухнувший кусок второго этажа полностью перегородил ход, оставив только узенький лаз у самого пола. Повезло, что на мне сейчас амазонка, а не платье с кринолином. Вздохнув, опустилась на колени, оценивая размер дыры. Пожалуй, пройду, только шляпку придется оставить. Можно было попробовать обойти или ударить боевым заклинанием, но в первом случае призрак может потеряться, а во втором… ну не готова я пока возвращаться к практике, не готова!

Легла прямо в пыль и поползла. В носу стало щекотно, и я оглушительно чихнула: эхо потерялось где-то вдалеке и развеялось под открытым небом, дернула головой, и на меня посыпалась пыльная крошка. Я забарахталась, но даже не застряла, хотя по другую сторону от прически остались одни воспоминания. Проще говоря, она рассыпалась, и волосы сейчас напоминали сено, которое припорошили смесью золы и муки.

А вот призрака больше не было видно. Замечательно!

Сзади обломки, впереди полный… завал. Ярдов пять коридора, одна чудом уцелевшая дверь, и я вся такая красивая.

Отец Анри вылетел из стены столь стремительно, что я отпрянула. С пальцев непроизвольно сорвалась тьма, плеснула в стороны, разметав пыль, а потом потекла уже спокойно, подчиняясь магии смерти. Тонкие нити, дрожащие, натянутые по моей воле. С минуту я просто глупо моргала: только что, сама того не желая, вернулась к занятиям. Перевела на призрака ошалевший взгляд, медленно втянула тьму туда, где ей и положено быть, а потом радостно взвизгнула.

У меня получилось!

По-лу-чи-лось!

И больше не надо бояться, что попытка освободить магию разнесет полмира.

Не знаю, как это смотрелось со стороны, но я кружилась на месте, вокруг завивались вихри тьмы, плескали темными фонтанчиками и растворялись, стоило мне потянуть их назад.

Наверное, я бы прыгала так еще с полчаса, если бы ко мне не подлетели вплотную: мол, все хорошо, но пора бы и честь знать.

– И что дальше?

Призрак метнулся сквозь дверь, я бросилась за ним. Дернула ручку, и дверь вывалилась вместе с петлями. Изящно отскочив в сторону, позволила ей обрушиться в коридор и вошла в комнату, которая раньше, видимо, была малой гостиной. Потолок проломился и здесь, поэтому все, что уцелело, – раззявленная пасть камина с оплавившейся решеткой, да обломок какой-то картинной рамы, поеденный временем и тьмой. Гм… ну и что мне тут делать?

Я хотела уточнить, но уточнять оказалось не у кого: покойный граф де Ларне исчез, пока я осматривалась по сторонам. Похоже, у них это семейное – втянуть непонятно во что, а потом раствориться в пространстве. Что искать, а главное – где? Ушла с грани, разглядывая комнату, которая при свете дня казалась еще более страшной. Солнечные брызги на изувеченных обломках чужой жизни смотрелись как чья-то жестокая насмешка. Свет расплескался по стенам, в которых уже никогда не будут звучать голоса тех, кто был здесь счастлив. В ослепительных лучах заискрилась пыль, стоило мне сделать несколько шагов.

Так, а это еще что?

За искореженной каминной решеткой, в каменном крошеве что-то блестело. Я опустилась на колени и осторожно, стараясь не зацепиться за острые края, дотянулась до… небольшого овального медальона, придавленного камнем. Похоже, именно он и защитил его от пожара. Не защитил, но все-таки спас от гибели в неумолимом пламени. Створки оказались сплавлены намертво, но заклинание тлена и не с таким справлялось. Осторожно, чтобы не повредить содержимое, я поранила палец об узор камеи и прошлась по краям медальона усиленной магией разложения. Тьма замерцала, заискрилась, пожирая металл…

Пожалуй, хватит. А теперь осторожно разомкнем створки.

Внутри оказались небольшие портреты: молодой темноволосый мужчина с ослепительной улыбкой, так похожей на улыбку моего мужа, и женщина с текучим шелком медовых волос, не красавица, но миловидная, с мягкими чувственными губами. Почему-то взгляд зацепился именно за них, за тонкую линию изящного подбородка. Смотрела и не могла глаз отвести. Я не видела леди Николь Феро раньше, но сейчас она казалась мне знакомой. С чего бы?

Сохранилась и внутренняя гравировка: Gaernare forioe – в переводе с арнейского «Вместе вопреки». Несколько минут я смотрела на таких счастливых родителей Анри, после чего убрала медальон в глубокий карман амазонки. Палец немного пекло, и я сунула его в рот. Призрак привел меня сюда ради этого?

Ушла на грань и снова оказалась лицом к лицу с ним.

– Почему? – просто спросила я.

Он дернулся, словно пытался что-то сказать. Подлетел к каминной решетке, пуская в нее огненные искры, поднялся повыше, натягивая удерживающую его невидимую нить. А потом резко взмыл ввысь.

Ого.

Просит, чтобы я его освободила. Отрезала от места смерти, позволила свободно разгуливать по миру.

– Тоже хочешь отомстить?

Полупрозрачное тело задрожало, словно в него вонзались тысячи игл. Искры былой магии замерцали ярче.

– Нет? Тогда что?

Он опустился на пол рядом со мной. Если призрак мог смотреть в глаза, то это он сейчас и делал. Смутно узнаваемая рука потянулась к моей, скользнула по браслету. Прикосновения я не почувствовала, но по телу прошла дрожь, а следом туманное щупальце потянулось к карману, словно пытаясь дотронуться до загадочной находки. Я вздохнула и поднялась: все-таки мне сейчас существенно не хватало призрачно-энгерийского словаря.

– Я попробую тебя освободить. Если обещаешь вести себя прилично.

Потерла окончательно заледеневшие от близости потустороннего мага ладони.

– Только в следующий раз. Для начала нужно будет почитать, как это сделать… правильно.

Вообще-то правильно не получится. Это одно из запрещенных заклинаний. В Энгерии и, насколько я знаю, в Вэлее тоже. Но я же не собираюсь злоупотреблять, а если мне это еще и поможет в работе, будет совсем здорово. Решено! Попробую отрезать его от места смерти и привязать к себе. Кажется, такое возможно, как с куклой, вот только призраки дрессировке не поддаются и на цепи не сидят. Но договориться о сотрудничестве мне ничего не мешает. Все лучше, чем оставить его бессмысленно витать здесь и сыпать искрами. Не успела совесть меня куснуть за циничные мысли, как следом пришла другая, не менее волнительная: если граф де Ларне все еще здесь, то что насчет графини?

– Милорд… Адриан, – тихо спросила я, – а что насчет вашей жены?

Он замер, а потом резко сорвался с места и исчез в стене.

М-да. Раньше мне такие осознанные и уж тем более обидчивые призраки не попадались. Все, что ему полагается испытывать – тоску, боль, отчаяние, ненависть, и то на уровне инстинктов. И уж точно он не способен чувствовать как человек. Или способен? Чего еще я не знаю о призраках? И о некромагии?

Поскольку больше мне явиться не пожелали, я занялась тем, чем и должна, – практиками. Начинала с простых, потом добавила легкие боевые стрелы. Шары, пожалуй, лучше оставить на потом. Алаэрнит слабо мерцал, указывая на то, что опасности для мира я не представляю, магия струилась вокруг потоками, но выкинуть из головы этот загадочный медальон не получалось никак. Что в нем такого, что меня вели в эту комнату так настойчиво?

Когда начало слегка потряхивать от силы, сбросила остатки тьмы в мертвую землю и отправилась побродить по тому, что осталось от замка. Несколько раз сталкивалась с бывшим графом де Ларне, но он больше не выказывал ко мне ни малейшего интереса и на любые попытки заговорить отвечал сосредоточенностью сгустка остаточных чувств. Я облазила все, куда смогла добраться, побывала даже в самом дальнем крыле, но леди Николь так и не нашла. То ли она не хотела мне показываться, то ли в отличие от мужа просто отпустила этот мир.

Или же – эта странная мысль посетила, когда я чуть не вывихнула ногу, споткнувшись об очередной увесистый камень – она умерла не здесь.

22

Обед удался на славу: я чувствовала себя кулечком с едой, подпрыгивающим на Искорке на каждой кочке. Правда, обедом это было назвать сложно, в Энгерии в такое время пьют чай и болтают о погоде, которая неизменна вот уже больше тысячелетия, – славится туманами и дождями, но по-прежнему является превосходной темой для бесед. Конкуренцию ей могут составить только светские сплетни, то есть разговоры, конечно же. А вот у нас с Анри разговор не клеился, даже несмотря на вкусную еду – деревенские мясо и хлеб оказались потрясающими, а медовые нотки домашнего вина до сих пор сладостью горели на губах.

Приходилось постоянно себя одергивать: слишком уж наш поздний обед напоминал отдых на берегу Ирты. Хотя реки здесь не было, только небольшая полянка, а осенняя прохлада заставляла кутаться в накидку, взгляд то и дело цеплялся за игру солнца на его волосах или нечаянную улыбку, когда Анри протягивал мне ломоть хлеба. То ли я слишком резко отдернула руку, когда наши пальцы соприкоснулись, то ли что еще, но после он уже не улыбался. И когда передавал что-то, больше до меня не дотрагивался.

А я не представляла, что делать и что говорить. Найденный медальон жег карман так, словно в него налили живой огонь. Слова крутились на языке, но все не те и не о том. Как начать разговор о его родителях? Стоит ли его начинать? Слишком много вопросов, ответов на которые пока не было. Я и так подошла к Анри непростительно близко, на расстояние, ближе чем коротенькая нить связавшего нас обручального браслета. Сегодня на развалинах чувствовала его боль как свою, а ночью – исступленную нежность, которая сорвала все замки. Это было неправильно, но как же сладко! Мы словно оторвались от земли, даже от своих тел. Больше того, мы будто стали единым целым, как если бы наша сила сливалась тоже.

Хочу ли я пойти дальше? Имею ли право, ведь рядом с Анри я исключительно потому, что заключила договор с Верховным, подписала его кровью и продала душу… Ну ладно, все гораздо прозаичнее. Рогов у лорда Фрая нет и вряд ли когда-нибудь появятся, потому что верность кому бы то ни было ему не грозит. Договор между нами исключительно на словах, а душа все еще при мне, хотя и просится на волю. Точнее, к мужчине, который едет рядом и молчит. Тем не менее я доведу дело до конца, а после мы разведемся.

И тоскливо сейчас исключительно потому, что я соскучилась по родным, ничего кроме. Когда жила в Лигенбурге, могла их навещать в любое время, сейчас же между нами не просто расстояние – граница. Буквально. Но все-таки стоит добраться до книг про обручальную магию и как следует их изучить. Может, получится как-то замедлить наше с Анри сближение. Хотя сдается мне, ближе просто некуда.

– Судя по цвету камня, занятия прошли замечательно, – негромкий голос и быстрый взгляд.

– Вы даже не представляете, насколько.

– Я рад.

Самую капельку подалась вперед: несколько часов в седле – испытание не из легких. Хотя долгие конные прогулки для меня в удовольствие, после занятий и плотного обеда хотелось только одного – вытянуться на травке и слушать щебетание птиц. В общем-то, с полчаса мы их послушали, а потом стали собираться в дорогу, чтобы успеть вернуться засветло. Хотя что-то мне уже сейчас подсказывало: не успеем. Оставалось еще немногим больше половины пути, а солнце уже торопилось отдохнуть на холмах, чтобы спустя час-другой спешно скатиться за горизонт. Я же, не переставая, думала о находке, силе призрачного графа и отсутствии леди Николь. Сама не знаю, почему, но это не давало мне покоя не меньше, чем то, что творилось в сердце.

– Что тебя беспокоит, Тереза?

Ой, пожалею я об этом потом. Еще как пожалею.

– Ваши родители.

Анри приподнял брови, но боли я не почувствовала. Видимо, она осталась на погребальном пепелище.

– Вы хорошо их помните?

– Детские воспоминания как мозаика калейдоскопа. Яркий кусок там, светлый здесь… Что именно тебя интересует?

– Каким был ваш отец?

– Сильным. Настолько сильным, что ему приходилось постоянно носить кольцо – его магия не была стихийной. Она была самой стихией.

То, что граф обладал безмерной силой, я уже поняла. Неудивительно, что Лига обратила на него внимание.

– Он часто практиковался?

– Не очень. Его гораздо больше увлекала наука… точнее, магия как наука. Он изучал старинные заклинания, перекраивал плетения, создавал новые, экспериментировал с зельями. Все время искал способ остановить влияние золотой мглы на жизнь матери, а когда родился я, и выяснилось, что у меня та же сила… – Анри хмыкнул. – Стал вообще одержим. Пропадал в архивах Эльгера и исследованиях неделями, а порой и месяцами.

– Исследованиях?

– Эльгер оборудовал лабораторию, в которой разрабатывают необычные зелья и заклятия. Или восстанавливают давно забытые старые. Одно время ею руководил отец.

Это объясняет, как покойному графу удалось не только сохранить форму, но еще и обрести осознанность. Вполне возможно, какое-то древнее знание мааджари или эксперимент. Вот только граф никому о нем не рассказывал, даже безумно сильный Аддингтон превратился в самый обычный сгусток ненависти и убивал матушкины цветочки. Пожалуй, призрак Итана был ближе всего к тому, что мне довелось увидеть на развалинах замка, но все равно не дотягивал до сущности лорда Адриана. Эх, попасть бы в эту лабораторию… или хотя бы в архивы Эльгера. Вот только кто же меня туда пустит?

Одно объяснение нашли, зато выпала уйма других вопросов.

Закусила губу, чтобы не спросить, как именно покойный граф перешел дорогу Симону. Если он стоял во главе исследований, значит, был его лучшим ученым. Такими людьми не разбрасываются из-за временного недопонимания. Почему отец Анри отказался сотрудничать с ним, если раньше охотно принял на себя руководство лабораторией?

– Кто рассказал вам о смерти родителей? О том, как они погибли?

Вот теперь на меня посмотрели пристально, в упор.

– Почему ты спрашиваешь?

– Я видела вашего отца.

Пальцы Анри с силой сжались на поводьях и тут же расслабились. Он прекрасно знал, что призрака ему не увидеть, а пообщаться с ним даже через меня не получится. Точнее, не получилось бы, если бы лорд Адриан оказался обычной тенью – как все, кого я видела до него. Но обычным призрак графа точно не был, а я пока не была уверена, что готова об этом рассказать. Да и не представляла, как это сделать, чтобы даже случайно не подарить напрасную надежду.

– Но леди Николь я не видела.

– Мама всегда была светлой. Она умела прощать, забывать, отпускать. Думаю, она ушла сразу. Надеюсь. А он… умел быть резким, – голос Анри звучал глухо, – жестким и даже жестоким порой, но это никогда не касалось меня. И тем более матери.

– Они любили друг друга?

– Настолько, что о них даже при дворе ходили слухи. Это непристойно – быть настолько увлеченным собственным мужем, – Анри усмехнулся. – И еще более непристойно смотреть на жену, словно она твоя единственная любовь. Мне едва исполнилось пять, когда я это услышал. В замке давали бал, и меня, как полагается, отправили спать, но спать мне было неинтересно. Дождавшись, пока няня заснет сама, я выбрался из комнаты и отправился навстречу приключениям. В одном из коридоров и услышал такое. Мадам, которая это сказала, до сих пор меняет любовников как перчатки. Поток желающих скрасить суровые будни не иссякает, поскольку она щедра на подарки.

– А вы злопамятны, – фыркнула я.

Наверное, лет через десять то же самое будут говорить о графине Уитмор.