Сталин и Дальний Восток Мозохин Олег
Японская ассоциация мусульман у квартала Йойоги, Томигая № 1416. Мусса Бей Джарулла должен явиться в эту ассоциацию. Ввиду этого считаю целесообразным связаться с этой организацией. Ему нужно будет при въезде в Японию получить соответствующее разрешение японского правительства, т. к. у него на руках имеется только т. н. нансеновский паспорт. По этому поводу секретарь японской дипл. миссии в Финляндии Ичикава уже послал ходатайство в Министерство индел. Если военное руководство имеет в виду использовать Мусса Бей Джарулла, то следовало бы принять меры через МИД.
Мусса Бей намерен обратиться за японской визой примерно в апреле, явившись лично в нашу дипломатическую миссию в Тегеране.
Мусса Бей поддерживает систематические связи со следующими своими друзьями в Синьцзяне:
1) Абдурахим Ахун Бей, Кашгар.
2) Джамулла Зарифкари, Кашгар.
3) Домулла Мохаммед Сабит, Кашгар.
4) Ибрахим Ахун Бей, Кашгар.
5) Захир Аллахмар, Голджа.
6) Имам Кашпул Исрар, Голджа.
По словам Мусса Бея, мусульманские организации во всем мире поддерживают тесную связь между собой, прилагая все усилия к тому, чтобы освободиться из-под ига европейцев и американцев. Мусульмане, находящиеся на территории Советского Союза, также стремятся к освобождению.
Данные о Мусса Бей Джарулле:
Родился в 1876 г., по происхождению тюрк. Жил все время в России. В 1930 г. из Туркестана через Кашгар, Афганистан и Бомбей бежал в Финляндию. В дальнейшем он намерен обосноваться в Кашгаре»163.
«Токио. Генеральный Штаб Японии
Подполковнику Хата
От подполковника Оучи Рига.
Прошу передать письмо Мусса Бей Джаруллы в адрес Японской мусульманской ассоциации.
Написал в городе Ревеле.
Многоуважаемый Рашид Хазрят Ибрагим!
Шлю Вам свой искренний привет. Пишу это письмо, очень спеша, желая воспользоваться удобным моментом. Случайно встретился на одном собрании с майором Акио Дои и решил воспользоваться этим. Наверно, Вам хорошо известен вопрос о визе. Я был бы очень рад, если бы Вы ходатайствовали перед министерством внудел Японии о выдаче мне визы и этим открыли мне доступ в Японию. Я прошу Вас позаботиться об этом. Господин майор на дороге мне говорил несколько обнадеживающих слов. Японский посол в Гельсингфорсе также мне советовал обратиться к Вам.
Я жил в Финляндии около 6–7 м-цев и выехал оттуда с целью посещения Ирака и Персии. Меня приглашают в Кашгар. Я намерен через Японию поехать в Китай, прежде чем окончательно устроиться в Кашгаре. Я тоже хочу побывать во всех странах. Я намерен остановиться в Кашгаре после этого большого путешествия и преподавать богословие и литературу в течение 4–5 лет.
Буду очень тронут, если Вы будете ходатайствовать визу для меня. Если можно, постарайтесь и о результате можете сообщить мне через Хакима-Муллу в Финляндии. Сообщат мне также, если напишете в иракские газеты. Будет еще лучше, если о выдаче визы меня известят через японское посольство в Персии.
28-го января 1934 года»164.
«В Токио во 2-й Отдел Генерального Штаба
подполковнику Хата /н/примечан. начальнику советского сектора.
От военного атташе при японской миссии в Варшаве – майора [Г.] Янагида165
Председатель местной мусульманской ассоциации Исхаки-бей, о котором я Вам уже сообщал и который известен Вам, выезжает в конце июля из Варшавы в Японию. Цели его поездки в Японию заключаются в следующем:
1. налаживание работы с татарами,
2. установление связи с мусульманами в Маньчжоу-Го,
3. установление связи с китайским Туркестаном,
4. политический контакт с Японией по поводу указанных вопросов.
Для меня неясно, насколько для нас выгоден, принимая во внимание нынешнюю ситуацию, приезд Исхаки в Японию. Но с другой стороны, никаких оснований возражать против поездки – нет. Мы ему выдали визу и оказали ряд других услуг. Кроме этого, учитывая дальнейшие перспективы, мы оказали ему кое-какую материальную поддержку. Считаю необходимым уведомить Вас об этом. Как только окончательно определится дата отъезда, я сообщу Вам дополнительно. По прибытии его в Японию прошу взять его под соответствующее руководство. Сегодня я послал свои соображения по вопросу о внесении корректив в наш воинский устав. Резиновую именную печатку от Фужзицука получил. Куклы для капитана Симануки еще не получены.
18 июля 1933 г. Янагида»166.
В начале 1941 г. татарское население в г. Хайларе приняло решение о переходе в гражданство Турции. Спецслужбы Японии среагировали достаточно быстро, такой раскол им был не нужен. 21 февраля 1941 г. начальник хайларского жандармского отряда сообщил вышестоящему руководству о проведенной реорганизации тюрко-татарской общины в связи с решением вопроса о переходе татарского населения в гражданство Турции.
19 февраля хайларская ЯВМ открыла заседание пленума тюрко-татарской общины, принудив действующих членов президиума общины выйти в отставку, якобы по собственному желанию, и назначила новый состав президиума общины из числа прояпонски настроенных татар, составляющих «группу меньшинства» для того, чтобы этим оказать давление на лиц, желающих перейти в гражданство Турции. Сообщалось, что в результате происков просоветски настроенных составляющих «группу большинства» татар, желавших перейти в турецкое гражданство, их количество достигло 80 % татарского населения, которое присоединилось к этой группе.
Воспользовавшись этим случаем, хайларская ЯВМ решила отстранить от должности неблагонадежных руководителей татарской общины. Занимавшим руководящие должности председателю Агееву и другим было предложено выйти в отставку по собственному желанию под предлогом болезни, старости и другим причинам. Они приняли это предложение.
Начальник ЯВМ утвердил увольнение этих руководителей и назначил новый состав из числа составляющих «группу меньшинства» прояпонски настроенных лиц.
В назначенное время секретарь татарской общины Кутнаев объявил заседание открытым, а затем начальник ЯВМ полковник Р. Сакураи сделал разъяснение о нынешней ситуации и предупредил, что он считает массовый переход татарского населения в Маньчжурии в гражданство Турции явной диверсией, направленной третьим государством против Маньчжоу-Ди-Го, и поэтому кто согласится на это и переменит подданство, тому не миновать в будущем репрессии со стороны японо-маньчжурских властей.
После этого выступил Гимранов, из группы меньшинства.
Далее полковник Сакураи объявил, что нынешние председатель и заместитель председателя, хотя и не присутствуют на заседании пленума, но подали заявление об увольнении по старости и по болезни. Их желание удовлетворено, президиум общины временно распускается, а до выбора нового состава президиума, который намечается произвести в будущем году, от имени начальника ЯВМ назначается временный состав президиума.
В дальнейшем японцы рассчитывали на нормальное развитие тюрко-татарской общины, тем не менее наблюдение за откликами по поводу реорганизации, а также за подпольной подрывной деятельностью просоветски настроенных элементов продолжалось167.
Взаимодействие разведок Японии и Германии.
22 мая 1934 г. Ягода сообщил Сталину, что в расшифрованных телеграммах японского военного атташе в Москве на имя помощника начальника японского Генштаба (за № 55, 56, 57 и 58 от 12-го мая) говорилось о том, что германским военным атташе в Москве полковником Гартманом были переданы японцам подробные разведывательные данные, касающиеся ряда конструкций самолетов, а также секретные сведения о некоторых авиационных заводах (заводы № 81, 22, Пермский, Воронежский и др.).
Обращало на себя внимание, что некоторые из переданных германским военным атташе разведывательных данных в отношении авиации СССР и авиапромышленности относились, несомненно, к последнему времени. Заслуживало внимания также и то, что, помимо сведений о военных самолетах, германский военный атташе располагал данными, касающимися гражданского авиастроения, в частности по заводу № 81.
В целях вскрытия источников, которыми пользовался германский военный атташе, и, исходя из того, что германские подданные с работы в авиапромышленности повсеместно были удалены, органами ОГПУ был подвергнут анализу ряд агентурных разработок обрусевших немцев, имеющих отношение к авиапромышленности и подозрительных по шпионажу в пользу Германии.
Из числа таких лиц особое внимание вызывал старший консультант Главного управления Гражданского воздушного флота С. Ф. Лукенберг (по национальности полушвед, полунемец, гр-н СССР, беспартийный, бывший сотрудник концессии «Юнкерс», бывший начальник планового отдела Авиаспецтреста). Лукенберг в период службы в концессии «Юнкерс» был осведомителем Особого отдела ОГПУ, но существенных сведений не сообщал и в 1932 г. связь с ним была прекращена.
В начале 1932 г. он по своей инициативе и без всяких рекомендаций поступил на службу в Авиаспецтрест, воспользовавшись происходившей тогда мобилизацией в авиапромышленность всех бывших работников авиации. Последующим наблюдением за ним было установлено, что он имел тесные связи с рядом работников Главного управления авиационной промышленности (ГУАП) через свою жену С. А. Ланскую – работника отдела снабжения ГУАП. Он располагал по своему служебному положению обширными данными о ГУГВФ и, в частности, о заводе № 81 (находился в непосредственном обслуживании Лукенберга как консультанта ГУГВФ). Лукенберг с 1927 г. был знаком с установленным германским разведчиком, представителем ряда германских фирм в Москве, германским подданным Г. Вальтером, поддерживавшим в свою очередь связь с сотрудниками германского посольства в Москве.
30 мая 1934 г. Лукенберг был арестован. В ходе допроса он сообщил, что в 1924 г. якобы был завербован для разведывательной работы в пользу Германии агентом разведывательного отдела штаба Рейхсвера, бывшим директором воздушных линий фирмы «Юнкерс» в Москве А. Н. Воскресенским (русский, эмигрант, германский подданный, в 1926 г. выехал из пределов СССР). Далее он показал, что в 1927 г. с ним связался по разведывательной линии Вальтер, под руководством которого он и выполнял функции резидента в ГУАП и ГУГВФ.
Подробное перечисление Лукенбергом сведений, переданных им через Вальтера для германской военной разведки и, в частности, по заводам № 81, 22, Пермскому и Воронежскому, показало, что они в основном и содержали в себе те разведывательные данные, которые впоследствии были переданы германским военным атташе полковником Гартманом японцам168.
Японская разведка в период, предшествовавший Великой Отечественной войне, и в ходе нее активно сотрудничала со спецслужбами фашистской Германии. Их совместная разведывательная деятельность против СССР была налажена в 1936 г., когда между Германией и Японией был заключен т. н. антикоминтерновский пакт. В это время в японских разведывательных органах были созданы специальные подразделения, которые поддерживали связь с немецко-фашистскими спецслужбами. Но наиболее тесное сотрудничество в плане обмена разведывательной информацией о Советском Союзе началось с осени 1940 г., с момента заключения тройственного военно-экономического союза между Германией, Италией и Японией.
Как показал арестованный органами госбезопасности в 1945 г. бывший начальник 2-го отдела КГВ полковник С. Асада, сотрудничество между разведывательными службами Германии и Японии в период войны осуществлялось на основании распоряжения начальника Генерального штаба японской армии маршала Х. Сугиямы.
В Токио разведывательный контакт поддерживался через начальника 2-го управления Генштаба, который непосредственно передавал и получал информацию о Советском Союзе через германского военного атташе генерал-майора А. Кречмера. Последний, кроме того, был тесно связан с начальником 16-го отдела 2-го управления Генштаба и Императорской верховной ставки полковником М. Амано.
В Маньчжурии сотрудничество было налажено через 2-й отдел штаба КГВ и аппарат военного атташе германского посольства в Маньчжоу-Ди-Го. Вместе с тем необходимую информацию германский военный атташе получал и от начальника ИРУ КГВ. За хорошо поставленную работу по обмену информацией разведывательного характера в 1940–1943 гг. начальник ИРУ генерал Г. Янагида в 1943 г. даже был награжден А. Гитлером фашистским орденом «Германского орла со звездой» 2-й степени.
Сотрудничество между специальными службами Германии и Японии продолжалось вплоть до окончания Второй мировой войны. Это подтвердил в своих показаниях С. Асада, который, вступая в должность начальника 2-го отдела штаба КГВ в апреле 1945 г., получил указание от начальника штаба группировки Х. Хаты о необходимости поддержания связи по разведывательной линии с германским военным атташе в Маньчжоу-Ди-Го.
Контакт между японской и немецко-фашистской разведками в период германо-советской войны был налажен не только на уровне руководящих инстанций. В процессе анализа архивных документов установлено, что по согласованию вышестоящих органов спецслужб этих стран такое сотрудничество в подрывной работе против СССР имело место и между отдельными разведчиками, а при необходимости и на агентурном уровне.
Так, арестованный в 1945 г. резидент японской разведки Б. Е. Суражкевич169 сообщил в своих показаниях, что он, как полуофициальный сотрудник мукденской ЯВМ, по разрешению руководства последней совместно с агентом ЯВМ белогвардейским атаманом Г. М. Семеновым поддерживал разведывательный контакт с сотрудниками гестапо Гертнером и Фуксом, находящимися в Маньчжурии как представители деловых кругов Германии. По словам Суражкевича, Гертнер и Семенов обменивались информацией о положении во Внутренней Монголии. Сами же Суражкевич и Гертнер информировали друг друга о политическом положении немецкой и русской колоний в Маньчжурии.
25 октября 1945 г. Суражкевич на допросе показал, что был свидетелем одной встречи Семенова с немцем, доктором Гертнером (офицер, сотрудник гестапо). Она состоялась летом 1935 г. в гостинице «Ориенталь» в г. Мукдене. Семенов вызвал Суражкевича по телефону. Когда он явился туда, его предупредили, что он будет участвовать в переговорах, как переводчик английского языка при встрече с немцем Гертнером. Это свидание было чрезвычайно секретным.
Переговоры проходили в присутствии доктора Фукса (немца, высокопоставленного и влиятельнейшего лица фашистского режима в Германии), который проводил политику немцев в жизнь на Дальнем Востоке. Фукс рассказал, что на днях вернулся из Монголии, где имел встречу с главой Внутренней Монголии князем Д. Де Ваном. Его поездка была связана с тщательным обследованием экономических ресурсов Внутренней Монголии. Фуксом была продемонстрирована на экране киносъемка отдельных эпизодов из промышленной и скотоводческой деятельности Монголии.
Доктор Гертнер вел разговор о делах, связанных с Внутренней Монголией. Семенов при этом рекомендовал использовать Суражкевича в качестве переводчика и попросил Гертнера с его помощью написать на русском языке обсуждаемые вопросы, связанные с Монголией. Через две недели Гертнер пригласил Суражкевича на свою квартиру. Туда он приходил еще 4–5 раз, где перепечатывал диктуемые ему на английском языке письма на имя Семенова на русский язык, часть работы брал на дом. Из содержания писем было ясно, что между Гертнером и Семеновым велись переговоры об осуществлении ряда мероприятий, связанных со снабжением Де Вана оружием и боеприпасами с обменом их на кожу и др.
Японцы в рассматриваемый период передавали немцам самые разнообразные сведения разведывательного характера: о численности и дислокации советских войск на Дальнем Востоке, о военных и экономических возможностях Советского Союза, об эффективности бомбежек немецко-фашистской авиацией Москвы, о метеоусловиях в районе столицы, о характере грузов, поступающих в СССР через дальневосточные порты из США. Немцам сообщались и такие важные для них сведения, как переброска частей Красной армии с Дальнего Востока на советско-германский фронт, планы переброски и многие другие разведывательные данные.
С. Асада в своих показаниях о целях сотрудничества немецко-фашистской и японской разведок откровенно заявил: «Передача разведданных о СССР Германии в тот период производилась на том основании, что у Японии и Германии была единственная цель – добиться поражения СССР и при этом немцы хотели захватить Украину, Белоруссию и Прибалтику, а японцы Приморье и Забайкалье». Данное заявление может вызвать возражения по поводу захватнических устремлений Германии и Японии, т. к. их планы в этом отношении были гораздо обширнее, однако цель сотрудничества спецслужб Японии и Германии указана точно – добиться поражения СССР170.
Необходимо отметить, что германская дипломатическая миссия в г. Чанчуне, имевшая консульства в г. Дайрене и Мукдене все время функционировала. Только после занятия частями Красной армии этих городов были задержаны все руководящие сотрудники миссии и консульств, в т. ч.:
Германский посланник при правительстве Маньчжоу-Ди-Го Вагнер Вильгельм, 1884 г. р., немец, член национал-социалистической партии.
Германский консул в Дайрене Бишев Эрнст, немец, член национал-социалистической партии171.
Германский консул в Мукдене Рамм Эрнст Карлович172, 1898 г. р., немец, член национал-социалистической партии.
Советник миссии в Чанчуне Кюльнборн Георг, 1888 г. р., немец.
Секретарь германского консульства в Мукдене Шрайдер Фриц, 1904 г. р., член национал-социалистической партии с 1933 г.
Секретарь германского консульства в Дайрене Шуман173.
Наряду с этим в г. Мукден и Дайрен были задержаны руководители местных фашистских организаций:
Киршбаун Ганс, 1897 г. р., немец, член национал-социалистической партии с 1934 г. С 1936 г. являлся руководителем всех фашистских групп в Маньчжурии и фашистской организации в Дайрене.
Кюнцель Вилли, 1901 г. р., немец, руководитель национал-социалистической организации в Мукдене.
Свобода Гюйдо Эдуардович, 1907 г. р., немец, член национал-социалистической партии с 1937 г., с 1943 г. являлся заместителем руководителя мукденской фашистской организации174.
Интересно то, что ЯВМ в это время взяла на особый учет всех немцев-нацистов, проживавших в Маньчжоу-Ди-Го. Естественно, все это делалось с перспективой налаживания отношений с СССР.
Взаимодействие разведок Японии и Польши.
19 марта 1932 г. ИНО ОГПУ сообщило Сталину сведения, полученные от источника во французском Генштабе. Советский агент, находясь в Варшаве, беседовал с начальником штаба польской армии генералом Гонсяровским, который сообщил ему, что осенью 1931 г. Варшаву посетила группа высокопоставленных японских офицеров. В ходе этого визита между генштабами двух стран было заключено письменное соглашение. «Гонсяровский отметил, что согласно этому соглашению Польша обязана быть готовой оттянуть на себя силы большевиков, когда японцы начнут продвигаться по территории СССР»175.
Будучи осведомленными о стратегических установках японского Генерального штаба на развязывание войны против Советского Союза, разведывательный аппарат 2-го управления Генштаба и 2-й отдел штаба КГВ осуществляли направление своих сотрудников в сопредельные с Советским Союзом капиталистические государства для сбора с их территорий разведывательных сведений об СССР. Находясь в таких странах, как Польша, Румыния, Финляндия, Эстония, граничащих с Советским Союзом, японские разведчики контактировали в подрывной работе со специальными службами этих государств, получая интересующую их информацию о вооруженных силах и экономике СССР.
Особенно тесный контакт японские разведчики поддерживали с представителями 2-го (разведывательного) отдела польского Генерального штаба. Назначая в 1933 г. военным атташе в Польшу подполковника Г. Янагиду, разведывательное управление Генштаба Японии поставило перед ним задачу: используя общую границу Польши и СССР, проводить военную, экономическую и политическую разведку против нашей страны. При этом японские спецслужбы учитывали антисоветскую направленность польской политики, т. к., по заявлению Янагиды, «у Польши и Японии Советский Союз являлся общим врагом»176.
25 августа 1933 г. секретарю ЦК ВКП(б) Л. М. Кагановичу зам. председателя ОГПУ Г. Г. Ягода и начальник Экономического управления ОГПУ Л. Г. Миронов писали, что в результате углубленной агентурной работы по вскрытию контрреволюционной вредительской и шпионской организации в военной промышленности – Орудийно-арсенальное объединение и его заводы – установлено, что на территории Союза действует разветвленная шпионская сеть, созданная разведывательными органами Польши, которая вела крупную шпионскую и диверсионную работу на заводах военной промышленности. К моменту ликвидации этой шпионской сети агентурой НКВД было установлено, что во главе ее в качестве организатора и руководителя стоял специально переброшенный на территорию СССР крупный резидент польской разведки, прибывший в СССР под видом политэмигранта Минин Михаил Робертович.
Одновременно с операцией, проведенной в военной промышленности, ОГПУ, ПП ОГПУ МО и ГПУ УССР была ликвидирована и указанная выше польская резидентура. При этом были установлены конспиративные явки польской разведки в Москве (квартира гр-на Клячко Льва Аркадьевича на Троицкой улице в д. № 1/4, кв. 2) и в Киеве (кв. гр-ки Арабок Марии Пахомовны – Люси, ул. Короленко, д. № 71, на 1-м этаже). Кроме того, был арестован в числе других резидент польской разведки Минин Михаил Робертович, настоящая фамилия которого – Бриль Виктор Иосифович.
В этих материалах отражалось взаимодействие японской и польской разведок. Так, в связи с заданиями агента польской разведки Совы о получении сведений по оборонным работам на границах был завербован для шпионской работы по Дальнему Востоку инженер Рыбальченко, работавший участковым прорабом на строительстве по укреплению маньчжуро-китайской границы. «Через Рыбальченко были получены и переданы польской разведке секретные документы об укреплениях на ДВ с указанием конструкций укреплений и их качества, дислокация и планы построенных на ДВ в 1932 г. воинских казарм.
При аресте участника к.– р. организации Улановского, непосредственно вербовавшего Рыбальченко, на квартире изъяты полученные от последнего для передачи полякам материалы с подробным описанием обороноспособности Дальнего Востока.
При передаче Мининым-Брилем сведений по Дальнему Востоку агенту польской разведки Сове последним были даны указания по дальнейшему собиранию сведений по оборонным мероприятиям по Д. В. и, в частности, было сказано, что по договоренности Польши и Румынии с Японией первый удар должен быть произведен на Д. Востоке. Проводившаяся шпионская и диверсионная работа широко финансировалась разведорганами Польши».
На 23 августа по делу контрреволюционной организации в военной промышленности было арестовано 70 человек177.
17 мая 1934 г. зампред ОГПУ Ягода проинформировал Сталина, что японский посол в Москве Т. Ота телеграфно известил японского посла в Синьцзяне о вылете из Москвы в Биробиджан корреспондента польской газеты «Наш Пшеглонд» (орган еврейской буржуазии сионистского направления, симпатизирующий Пилсудскому) – Бернарда Зингера.
В телеграмме Ота указал, что Зингер едет с целью ознакомления с советским Дальним Востоком и, в частности, с Биробиджаном. После чего он планирует выехать с этой же целью в Маньчжоу-Го. Согласно этому сообщению, Зингер был связан с японским корреспондентом в Москве газеты «Осака Асахи», в силу чего Ота указывал на возможность получения от Зингера информации о военном положении Дальнего Востока и просил оказать ему полное содействие, связав его конфиденциально с представителем Маньчжоу-Го в Харбине.
Зингер был известен органам ОГПУ как лицо, связанное с 2-м отделом польского главного штаба (персонально с шефом контрразведки полковником С. Мейером – руководителем работы по борьбе с компартией Польши). Внешне Зингер выдавал себя за симпатизирующего коммунизму, имел связи среди легальных коммунистов – еврейских литераторов. Наряду с этим было известно, что Зингер изредка давал ТАСС информацию о сеймовой работе.
В СССР Зингер приезжал в 1927, 1930 и 1933 гг. В третий раз въехал по местной визе полпредства СССР в Варшаве без согласования с центром.
19 мая ОГПУ было дано телеграфное указание ПП ОГПУ ДВК о тщательном наблюдении за Зингером, с целью выявления его связей и одновременно перед НКИД был поставлен вопрос о запрещении Зингеру в будущем въезда в СССР178.
Особый отдел ОГПУ информировал ПП ОГПУ в Хабаровске о том, что вылетевший 17 мая из Москвы в Хабаровск в целях ознакомления с Биробиджаном польский корреспондент Бернард Зингер получил от японской разведки в Москве ряд серьезных поручений. В Хабаровске Зингер должен был встретиться с представителями консульств Японии и Маньчжоу-Го, после чего выехать в Харбин. Предлагалось принять меры тщательного наблюдения за ним как на территории СССР, так и за рубежом179.
Из перехваченной телеграммы японского посла в Москве японскому послу в Синьцзяне следовало, что они ждали от Зингера определенной разведывательной информации. Посол писал: «Есть надежда на получение от него благодаря этой поездке информации в отношении военного положения советской стороны». Просил оказать Зингеру необходимое содействие180.
8 июля 1934 г. в Польшу с трехдневным визитом прибыл брат японского императора принц Ф. Коноэ, который привез Й. Пилсудскому письмо от бывшего военного министра Японии генерала С. Араки, который активно выступал в 1932 г. за начало военных действий против СССР. Японский военный сообщал о намерении напасть на Советский Союз, используя в качестве повода КВЖД, но жаловался на слабость японской авиации, из-за чего войну приходилось отложить до марта-апреля 1935 г. Тем не менее, несмотря на эти причины, он заявил: «Если Польша и Германия дадут Японии заверения в том, что они выступят против СССР на следующий день после начала военных действий между Японией и СССР, то Япония достаточно подготовлена, чтобы начать войну немедленно, не дожидаясь срока окончания реорганизации и усиления своей авиации»181.
В сентябре 1934 г. Варшаву посетила японская военная миссия во главе с начальником авиационной школы в Аконо генералом Харута. К осени 1934 г. польско-японское военно-техническое сотрудничество шло полным ходом.
11 ноября 1934 г. советник полпредства в Варшаве Б. Г. Подольский сообщил зам. наркома Б. С. Стомонякову о том, что японский Генштаб осуществляет наблюдение за СССР из прибалтийских стран и из Польши, а «польская военная и металлургическая промышленность получила от Японии заказы. Она разместила в Польше двухгодичный заказ на изготовление 100 тыс. винтовочных стволов, а также приобрела у нее лицензию на истребитель П-7. Польские предприятия выполняли также японские заказы на стальной прокат, бронеплиты, трубы и турбины»182.
В августе 1938 г. была установлена прямая тайная связь между Варшавой и Токио. Японцы в это время получили от польской разведки через японского военного атташе в Варшаве ключ для расшифровки советских военных радиопередач.
Сразу после войны органами НКГБ СССР в г. Бухаресте был задержан и в марте 1945 г. доставлен в Москву Ортвин-Ельяшевич Бронислав Станиславович, 1897 г. р., уроженец г. Варшавы, из дворян, по национальности поляк, подданный Польши, беспартийный, кадровый офицер польской армии, в момент задержания без определенных занятий.
На следствии он показал, что ранее проживал в России, окончил Киевский кадетский корпус и в конце 1918 г. выехал в Польшу. С 1920 г. служил кадровым офицером польской армии в должности командира артиллерийской батареи, а с 1936 г. в качестве шифровальщика польских разведывательных органов в пограничных войсках. В 1939 г. Ортвин-Ельяшевич был отозван в распоряжение 2-го отдела польского Генерального штаба и назначен начальником разведывательной школы в Варшаве по подготовке агентуры для заброски в Советский Союз.
Из его показаний следовало, что 2-й отдел польского Генштаба свою работу против Советского Союза координировал с японской разведкой через японского военного атташе в Варшаве полковника М. Уэда. Польская разведка совместно с японцами занималась вербовкой агентуры из числа участников Национально-трудового союза нового поколения (НТСНП), субсидировав названную организацию, которая, в свою очередь, поставляла агентуру.
Существовавшая в Варшаве школа разведчиков была укомплектована из членов НТСНП, прибывших из Югославии и Франции. Срок обучения был рассчитан на 2 мес. по следующей программе: политическая и экономическая география СССР; история ВКП(б); устройство советского и партийного аппарата; экономическое положение СССР; структура и организация Красной армии; общественные организации; быт в СССР; советская терминология; состояние охраны границ СССР; фотодело; изготовление поддельных печатей; тайнопись и шифры. Кроме того, большое внимание уделялось вопросам физической подготовки, стрельбе из револьвера и метанию гранат. Основными преподавателями школы являлись Н. Воронец, капитан артиллерии в отставке, и Перич Георгий Сергеевич, он же Муха Станислав, он же Г. С. Околович, белоэмигрант, один из руководящих участников НТСНП183.
2 октября 1945 г. на территории Маньчжурии был арестован Сикора-Милицер Мечислав Николаевич, 1907 г. р., уроженец г. Проскурово бывшей Польской губернии, поляк, польский подданный, служащий. Следствие по делу установило, что, будучи в 1936 г. студентом политехнического института в Варшаве, он одновременно работал в шифровальном отделе Генерального штаба польской армии и занимался расшифровкой советских радиограмм.
После оккупации немецкими войсками польской территории в сентябре 1939 г. перешел польско-румынскую границу и уехал в Бухарест, где через польское посольство изменил свою фамилию Сикора на Милицер и был направлен в Париж. В январе 1940 г. был вызван в польское эмигрантское правительство, где ему было предложено отправиться в Японию для работы против Советского Союза. Его вместе с другими тремя польскими офицерами направили в Японию.
Работая в Генеральном штабе японской армии в г. Токио, Сикора-Милицер делал по заданию японских военных властей выборку из советских газет «Красная звезда» и «Известия», названий воинских частей Красной армии, фамилий советских офицеров с указанием звания, после чего заносил эти данные в картотеку в алфавитном порядке. 14 июня 1940 г. был направлен в Маньчжурию в г. Чанчунь в распоряжение 2-го отдела штаба КГВ в качестве дешифровальщика советских документов, предварительно дав подписку о неразглашении методов работы японской разведки. За период своей работы с 1940 г. до прихода частей Красной армии Сикора-Милицер расшифровал ряд советских секретных кодов.
На допросах он рассказал, что получил задание от 2-го отдела штаба КГВ производить работу над шифрами НКВД СССР, морского флота, авиации, а также по расшифровке приказов командующих войсками Красной армии.
Вопрос его отправки в Японию решался между министерством военных дел Польши в Париже и представителем военных властей Японии, полковником М. Уэда почти месяц. Когда он был решен, их всех четверых (капитанов Пумфт и Воеводчского, а также майора Муселевич) вызвали в министерство военных дел к полковнику Василевскому. Тот зачитал проект договора, заключенного с представителем японских властей в отношении их отправки. Василевский сказал, что они отправляются в Японию для сотрудничества с японскими военными властями и что каждый будет выполнять работу по своей специальности.
Сикора-Милицер также показал, что японцы получали материал, который он затем расшифровывал путем перехвата сообщений радиостанциями, которые имелись на Сахалине, в Корее, Маньчжурии: районы Муданьцзяна и Хайлара. Материал главным образом поступал из приближенных районов СССР к Японии и Маньчжурии, в частности из Петропавловска-на-Камчатке и Владивостока. Из центральной части СССР, насколько ему было известно, поступал материал НКВД, как, например, из Москвы, Куйбышева, Ташкента184.
Основные направления деятельности спецслужб Японии в предвоенный период
Основные направления деятельности складывались из многочисленных, самых разнообразных мероприятий стратегической разведки, включавших в себя всевозможные политико-разведывательные акции, рассчитанные на введение японских вооруженных сил на интересующую японцев территорию. В этой работе на советском Дальнем Востоке японцы использовали генерала Д. Л. Хорвата, атаманов Г. М. Семенова, И. П. Калмыкова, каппелевцев, сибирских автономистов.
В контакте со штабом Квантунской группировки войск ЯВМ в своих военно-политических комбинациях использовали также китайских генералов У-Пей-Фу, Чжан-Цзо-Лина, Чжан-Сюэ-Ляна и Цы-Сю-Юаня.
В последующие годы вся разведывательная и контрразведывательная работа на азиатском материке проводилась ЯВМ, являвшимися исполнителями решений японского Генерального штаба и работавшими в тесном контакте с 2-м отделом штаба КГВ.
На оккупированных территориях, помимо военной разведки, японские военные миссии осуществляли политический контроль над всеми другими японскими военными и административными органами. Специфической особенностью работы ЯВМ вдоль советско-маньчжурской границы являлась их антисоветская направленность и последовательная работа по укреплению Маньчжурии как плацдарма для нападения на Советский Союз.
В связи с этим одной из основных задач харбинской военной миссии являлась разведывательная деятельность против Советского Союза. В организационном отношении эта миссия существовала на правах разведывательного центра Маньчжурии, и все военные миссии, расположенные в приграничных к Советскому Союзу городах – Хайларе, Сахаляне, Мишане, Хунчуне, Янцзы, Муданьцзяне и др., – подчинялись ей.
Если указанные миссии в основном занимались разведкой приграничной полосы Советского Союза, то более активную и самостоятельную работу по выброске агентуры в СССР в это время вели только харбинская и сахалянская миссии. Харбинская военная миссия для разведывательной деятельности против СССР имела специальные кадры шпионов-диверсантов, главным образом из монархических белоэмигрантских кругов, а также вела подготовку шпионских кадров на специальных курсах (автотракторные курсы «Интернационал», «Прага» и др.).
Подготовленные кадры разведчиков забрасывались в СССР непосредственно харбинской ЯВМ или по ее заданиям соответствующими пограничными военными миссиями. После оккупации Маньчжурии деятельность миссии шла в двух направлениях: закрепление японцев на новой территории и разведка против Советского Союза для подготовки вооруженного вторжения.
С этой целью все политические партии и организации, одобрявшие японское вторжение в Маньчжурию, стали финансироваться японцами. Остальные закрывались, а их руководители высылались или арестовывались. Политические организации, пытавшиеся сохранить какую-то самостоятельность, разлагались, а иногда, по примеру вышерассмотренной татарской, и просто распускались.
Организации из числа русской эмиграции, готовые сотрудничать в подготовке интервенции против СССР, активно поддерживались японцами. Им ставилась задача по изучению России всеми возможными способами. ЯВМ в г. Харбине стала проводить работу по объединению российской эмиграции в одну организацию. Русских эмигрантов стали привлекать на службу в полицию, в отряды по борьбе с партизанами и хунхузами185 и в различные охранные отряды.
Харбинская ЯВМ постепенно расширила сеть своих отделений во всех провинциальных городах и ряде пунктов на границе с Советским Союзом. Перед вновь созданными миссиями были поставлены следующие задачи:
«1. Изучение положения на местах: внедрение японских советников в оставшиеся маньчжурские учреждения – банки, провинциальные и уездные управления, полицию.
2. Постановка широкой контрразведывательной работы с целью выявления настроений населения и пропаганды „нового светлого порядка“.
3. Организация разведывательной работы против СССР через маньчжурские организации и политические партии из русской эмиграции».
С первыми двумя задачами миссия справилась быстро, став оккупационным органом, контролирующим работу всех учреждений и всю общественную жизнь Маньчжоу-Ди-Го. В отношении разведки против СССР ЯВМ добилась такого положения, что вся эта работа оказалась в ее руках.
С 1936 г. главная миссия старалась открыто этой работой не заниматься, осуществляя ее через белогвардейские организации: Российский фашистский союз (РФС), монархическое объединение, казачьи союзы, особый отдел маньчжурской полиции, а также тех резидентов ЯВМ, которые ранее занимались разведкой. Миссия только направляла, контролировала и финансировала эту работу.
Использование белогвардейских организаций в разведывательной работе переплеталось с самостоятельной антисоветской работой этих организаций на советской территории. ЯВМ стремилась свести закордонную работу этих организаций только к сбору разведывательных сведений, тормозя какую-то бы ни было самостоятельную и тем более политическую работу партий на советской территории.
Миссия финансировала только те разведывательные мероприятия, которые были направлены на сбор разведывательных сведений. На проведение других мероприятий средства не отпускались, а в период 1937–1938 гг. проведение любых политических мероприятий на советской территории стало просто запрещаться. Самостоятельные переброски агентуры этих организаций на советскую территорию также запрещались.
В Харбине руководству РФС было заявлено, что проведением агитационно-пропагандистской работы на советской территории организация привлекла к себе внимание советской разведки, в результате чего в союз было внедрено много большевистской агентуры. Было предложено провести чистку своих рядов и отказаться от всякой политической работы.
К 1939 г. посылка агентуры на советскую территорию по линии фашистского союза, хотя бы даже и с ведома миссии, прекратилась совершенно. По линии руководства РФС через харбинскую миссию фашистская агентура посылалась в СССР до 1940 г. После чего с самостоятельной разведывательной работой антисоветских политических организаций было покончено. Члены этих организаций стали привлекаться к разведывательной работе только по линии ЯВМ.
Приблизительно с 1937 г. харбинская миссия взяла под свой контроль всех перебежчиков из СССР. До этого их судьбой ведало бюро министерства иностранных дел. Почти все они, за исключением тех, кто оставался для использования в разведывательной работе на месте, отправлялись в Харбин в специальный лагерь ЯВМ или в г. Синьцзин (столицу Маньчжоу-Ди-Го, бывший г. Чанчунь) в распоряжение особого отдела Главного полицейского управления.
До 1938 г. отношение к перебежчикам было хорошим. Их содержали в отдельных тюрьмах с полутюремным режимом или на специальных квартирах, неплохо кормили. После окончания следствия устраивали на работу, выдавали одежду, обувь и другие вещи первой необходимости, проявляли заботу об их благополучии. Никаким избиениям, пыткам на следствии они не подвергались. Все это проводилось в агитационных целях.
В 1939 г. всех перебежчиков, перешедших в Маньчжурию, ЯВМ стали активно использовать в разведывательной работе. Если раньше использовались для вывода на советскую территорию только отдельные лица, то в этом году перебрасывали почти всех. Как правило, им давали задания маршрутной разведки. Режим для находившихся под следствием стал строже, но пытки применялись в исключительных случаях.
Позже в период 1940–1942 гг. переходивших в Маньчжурию из СССР делили на настоящих перебежчиков и советских агентов, засылавшихся под видом перебежчиков, а с 1943 г. всех стали рассматривать только как советских агентов. Пытки стали применяться ко всем без исключения. Признавали только сознавшихся советских агентов, отношение к которым сразу менялось в лучшую сторону.
Для использования в разведывательной работе оставляли тех, кто был знаком с приграничными районами сопредельной советской территории. Были известны случаи обмена перебежчиками между хайларской и сахалянской ЯВМ, когда первая передавала второй перебежчика, знакомого с Амурской областью, а обратно брала перебежчика, знавшего Читинскую.
Японская военная миссия в своей структуре и деятельности претерпевала постоянные изменения и реорганизации. Так, в 1937 г. по инициативе сотрудника миссии Мацуда при харбинской ЯВМ был образован отдел по изучению советских средств связи (радио, телеграф, телефон). Этот отдел обрабатывал и систематизировал все добытые материалы о средствах связи. Его сотрудники лично опрашивали всех перебежчиков, работавших в СССР по этой линии.
В 1937 г. при харбинском бюро министерства иностранных дел Маньчжоу-Ди-Го был организован отдел военной миссии по изучению советской прессы, где работало много русских эмигрантов. В том же 1937 г. при особом отделе железнодорожной полиции был организован отдел по изучению советского ж.-д. транспорта, который просуществовал до 1941 г., после чего был переведен в харбинскую ЯВМ. Также в 1937 г. при особом отделе железнодорожной полиции организовался отдел ЯВМ по подслушиванию советских радиопередач. В 1944 г. и этот отдел был переведен в ИРУ КГВ. С 1937 по 1940 г. при почтово-телеграфных конторах имелись отделы по перехвату советских радиотелеграфных передач. Позже они также перешли в непосредственное подчинение харбинской ЯВМ (ИРУ КГВ).
Задачи разведывательной работы ЯВМ расширялись. До 1937 г. миссию интересовали главным образом войска и военные объекты. После 1937 г. проявился интерес ко всем отраслям экономики СССР, а особый упор делался на изучение топографических особенностей местности сопредельной территории.
Для проведения разведки на территории Советского Союза в 1939 г. при харбинской миссии стали организовываться различные разведывательные курсы и школы для русских эмигрантов. На них мобилизовывалась русская молодежь из числа учащихся различных учебных заведений, служащие учреждений и фирм. В 1940 г. окончившие эти школы и курсы стали прибывать на места, при миссиях организовались отделы агитации и пропаганды (АПО). Их сотрудники стали интересоваться политическими и экономическими сторонами жизни населения, мероприятиями ВКП(б) и советского правительства, а также местных властей, настроениями населения, характеристиками руководящего партийного и советского актива и пр.
Позже в ЯВМ прошла еще одна реорганизация, признаками которой явилось то, что увеличились штаты сотрудников японской национальности, прошло частичное сокращение штатов сотрудников русской национальности (за счет неспособных и не желающих работать в ЯВМ). Прошло увольнение второй и третьей категорий внештатных русских сотрудников ЯВМ (периодически привлекавшихся к разведывательной работе). Были реорганизованы: 3-й и 4-й отделы харбинской ЯВМ. Пополнились кадры разведывательной агентуры, сведенной в «партизанские» отряды, за счет демобилизованных из русских воинских отрядов.
Японская военная миссия стала главным оккупационным и разведывательным органом в Маньчжурии. В свою очередь, харбинская миссия являлась руководящим органом для всех других миссий в Маньчжурии и подчинялась, в свою очередь, штабу КГВ. По линии оккупационной деятельности ЯВМ руководила всей жизнью населения, в т. ч. и русской эмиграции, которая полностью от нее зависела.
Все маньчжурские учреждения в своей деятельности отчитывались перед ЯВМ. Это происходило на совещаниях, каждую неделю с приглашением губернатора, начальников полицейского и жандармского управлений, представителя командования гарнизона и глав всех государственных учреждений. На совещаниях под председательством начальника миссии разбиралась проделанная тем или иным учреждением работа, давались указания. По линии разведывательной работы ЯВМ занимала руководящее положение по отношению ко всем другим разведывательным органам Маньчжурии, направляя и контролируя их деятельность186.
События 1938–1939 гг. на оз. Хасан и р. Халхин-Гол не только показали военную слабость Японии, но и вскрыли серьезные недостатки в разведывательном обеспечении подготовки и хода боевых действий. Генерал Ш. Акикуса прямо указал: «…особенно ярко выразилась слабость харбинской военной миссии в части сбора информационно-разведывательных сведений о Советском Союзе»187.
Конец 1938 и весь 1939 г. характеризовались усилением деятельности японских разведывательных органов. Подтверждением этому служила массовая выброска диверсионных банд и разведчиков из жителей Маньчжурии – русских, китайцев и корейцев. В этот период фиксировались новые разведывательные филиалы и резидентуры, организованные японцами почти во всех пограничных уездах, с большим штатом гласных работников.
Было совершенно ясно, что японская экспансия не ограничится только Китаем, а свои планы они устремят на Запад – в первую очередь на советское Забайкалье и Дальний Восток. Несомненно, что Забайкальем японцы интересовались не в меньшей степени, чем ДВК, и в этом разрезе развивали свою разведывательную деятельность.
Анализируя поражение своих войск после Халхин-Гола, японские спецслужбы пришли к выводу о необходимости усиления, кроме военной, и экономической разведки. При этом уделили внимание сбору информации о политико-моральном состоянии советского общества и личного состава Вооруженных сил Советского Союза. К 1940 г. это привело к появлению нового вида подрывной деятельности против СССР – политической разведки. Принимались решительные меры по улучшению разведывательно-подрывной работы против России.
Из докладной записки УНКВД СССР по Хабаровскому краю от 28 февраля 1941 г. следует, что в течение 1940 г. в пограничном округе задержано 1107 нарушителей государственной границы при переходе из Маньчжурии на территорию СССР и 4 чел. из Южного Сахалина (японская колония), а всего задержано 1111 чел. Из общего числа задержанных 243 чел. выдворены за кордон как случайно нарушившие границу, 267 чел. являлись партизанами и остальные 601 чел. относились к числу перебежчиков.
Задержанные на границе перебежчики по национальному составу распределялись следующим образом: китайцев – 576 чел., русских – 10, корейцев – 9, гольдов – 3, японцев – 2, цыган – 1. Из числа задержанных перебежчиков было разоблачено как агентов японских разведорганов – 245 чел.
В августе 1940 г. все ЯВМ в Маньчжурии стали подчиняться Информационно-разведывательному управлению КГВ, вновь созданному на базе харбинской ЯВМ. Оно же курировало разведывательную деятельность против СССР 3-го отдела управления политической службы жандармерии и особых отделов пограничных полицейских отрядов. К 1941 г. в Маньчжоу-Ди-Го насчитывалось около тридцати подобных миссий, включая отделения на местах188.
Для ИРУ КГВ, которое непосредственно замыкалось на командующего группировкой, был учрежден новый устав разведывательной службы, в котором подчеркивалось, что вся разведывательная работа против СССР сосредотачивается в руках ЯВМ. Документ запрещал в целях улучшения качества работы заброску агентуры на территорию Советского Союза органами жандармерии и полиции, которым предписывалось усилить контрразведывательную работу. Реорганизация была закончена к концу 1940 г., и ИРУ приступило к практической подрывной деятельности против СССР.
В спецсообщении УНКГБ СССР по Хабаровскому краю в марте 1941 г. отмечалась массовая заброска японской агентуры на территорию СССР. В течение декабря 1940 г., января, февраля и двенадцати дней марта 1941 г. погранохраной Хабаровского округа было задержано 497 нарушителей государственной границы. Большая часть из них задерживалась группами численностью от 2 до 20 чел.
Перестройка деятельности спецслужб Японии в годы Второй мировой войны
Одним из событий, заставивших ЯВМ перестраиваться в работе, явилось начало германо-советской войны. Внешними признаками преобразования являлось резкое увеличение штатов гласного состава ЯВМ и количества перебросок агентуры на советскую территорию.
После вероломного нападения фашистской Германии Генеральный штаб японской армии разработал в спешном порядке свой план агрессии на советском Дальнем Востоке, получивший кодовое наименование «Кантокуэн», что в переводе на русский язык означало «особые маневры Квантунской армии». В июле 1941 г. план «Кантокуэн» начальник Генштаба Х. Сугияма доложил военному министру Х. Тодзио, который утвердил его и передал командующему КГВ для приведения в исполнение. По нему предусматривалось начать военные действия против СССР в тот период, когда Советский Союз в войне с Германией окажется в наиболее трудном положении и будет вынужден перебрасывать воинские части с Дальнего Востока на Западный фронт и не сможет, как предполагалось, оказать должного сопротивления.
Разведывательно-диверсионное обеспечение плана командующим КГВ генерал-лейтенантом Ё. Умедзой было возложено на начальника ИРУ генерал-майора Г. Янагиду. Были разработаны конкретные мероприятия по разведывательному обеспечению подготовки вооруженного вторжения на территорию СССР и организации акций непосредственного подрыва в период боевых действий. Так, на разведку возлагалась обязанность по сбору сведений об укреплениях в советской пограничной полосе и сосредоточении советских войск у оз. Хасан, южнее Ворошилова, Нерчинска и Халхин-Гола. Диверсионно-террористические акции планировалось совершать в отношении железнодорожных и оборонных сооружений в Приморье, Забайкалье и Сибири, а также против командиров, политработников и представителей советской власти в приграничных районах СССР.
«ИРУ КГВ и отделения ЯВМ на местах в срочном порядке приступили к усиленной подготовке шпионов и диверсантов для предстоящей заброски в тыл советских войск. При миссиях в г. Харбине, Янцзы, Муданьцзяне, Сахаляне, Трехречье, Хайларе, Ванемяо стали укрупняться существовавшие ранее разведывательно-диверсионные отряды, насчитывавшие в середине 1941 г. более 1500 чел. Отряды формировались из русских белоэмигрантов, китайцев, монголов, корейцев, японцев, а также представителей народностей, населяющих советский Дальний Восток. Кроме того, штабом КГВ были созданы еще четыре новых диверсионных отряда общей численностью до 500 чел.»189.
Особое внимание спецслужбы Японии стали уделять вопросам проведения антисоветской агитации и пропаганды, методам управления при захвате в ходе боевых действий советской территории, организации там административных органов управления. Так, в октябре-ноябре 1941 г. было усилено 11-е (пропагандистское) отделение 8-го отдела 2-го управления Генштаба японской армии, которому поручалось разработать планы проведения антисоветской пропаганды и агитации и организации повстанческих отрядов в период нападения Японии на советский Дальний Восток. Предполагалась засылка на сопредельную территорию агентов с целью проведения пораженческой агитации, распространения антисоветских листовок и разного рода провокационных слухов.
Было отпечатано большое количество антисоветских листовок, брошюр, фальшивых советских денежных знаков с антигосударственными надписями, всевозможных этикеток, почтовых марок, открыток и календарей. Все эти материалы направлялись из Токио в ИРУ КГВ, которое рассылало их в отделения ЯВМ на места. К изготовлению антисоветской литературы было привлечено пропагандистское отделение ИРУ. Показателен пример, когда в августе 1945 г. из замурованного в стене сейфа сахалянской ЯВМ советскими органами госбезопасности было изъято 135 тыс. экземпляров фальшивых денежных знаков (червонцев советского образца 1937 г.), на обороте которых имелись антисоветские надписи на русском языке. Характерно, что все листовки и фальшивые денежные знаки имели идентичные номер и серию. По данному факту начальник отдела агитации и пропаганды сахалянской ЯВМ Х. Кандацу показал, что в 1941 г. харбинская японская военная миссия выпустила партию фальшивых советских денежных знаков с контрреволюционными лозунгами и разослала их по отдельным миссиям для распространения на территории СССР в качестве листовок в момент возникновения войны с Японией190.
Кроме того, в Харбине была сооружена мощная радиостанция, которая должна была во время боевых действий транслировать антисоветские передачи на захваченную территорию.
При планировавшейся оккупации советской территории японским командованием предусматривалось создание «поэтапных штабов» во главе с представителями ЯВМ, жандармерии и армии, которые должны были вести борьбу с партизанами, выявлять коммунистов и комсомольцев, сотрудников НКВД и контрразведывательных органов, осуществлять разведывательную и контрразведывательную работу.
На японские спецслужбы была возложена и задача по отработке других вариантов обоснования вторжения на территорию СССР, а также создания эффективно действующих органов управления оккупированных советских территорий.
Японские правящие круги, Генеральный штаб и руководство спецслужб решили подготовить запасной вариант действий на случай вооруженного вторжения на территорию СССР без участия белоэмигрантских войск. В такой ситуации предполагалось использовать опыт создания германскими войсками административных органов управления на оккупированных территориях. Для обобщения такого опыта в первой декаде июля 1941 г. Генеральным штабом японской армии был командирован в Берлин японский разведчик Ш. Акикуса, работавший еще в 1919 г. в разведывательных органах японских оккупационных войск в Сибири.
Впоследствии арестованный генерал-майор Ш. Акикуса191 на следствии показал: «Японским Генеральным штабом мне было поручено собрать материалы об организации административных органов на оккупированных территориях, предполагая использовать их в случае оккупации районов Советского Союза и других стран. С этой целью по заданию Генерального штаба японской армии я под видом секретаря посольства Маньчжоу-Го в Германии под вымышленной фамилией Хосино ездил в Берлин, откуда затем выезжал в Италию, Венгрию и Румынию, собирая сведения о постановке и организации немецкой администрации в оккупированных Германией странах… Когда я был в Берлине, японский военный атташе в Германии генерал-лейтенант И. Банзай проинформировал меня, что из японского Генерального штаба им получено сообщение о том, что Квантунская армия находится в состоянии боевой готовности к выступлению против СССР.
Предположив, что японским войскам удастся оккупировать советский Дальний Восток, я составил телеграмму, изложив в ней содержание собранных мною материалов по вопросу создания оккупационной власти, и в зашифрованном виде через военного атташе отослал ее помощнику начальника Генерального штаба генерал-лейтенанту Танабе. После этого я отослал в Генеральный штаб из Берлина еще две такого же характера шифротелеграммы…»192
Проведя всестороннюю подготовку разведывательно-подрывных акций против СССР на случай войны и осуществляя активное информационное обеспечение предстоящих боевых действий, разведывательные органы Японии приступили к реализации своих планов по провоцированию Советского Союза к нарушению заключенного с Японией пакта о нейтралитете. Осуществление одной из провокаций 2-й отдел штаба КГВ поручил ЯВМ в г. Цзямусы. Акция санкционировалась разведывательным управлением Генштаба японской армии. Для ее проведения был подобран и подготовлен опытный агент особого отделения тунцзянского жандармского отдела китаец Яо Цзычжан, бывший командир полка одной из националистических военных группировок в Маньчжурии, завербованный японской контрразведкой еще в 1931 г.
13 июня 1941 г. в 6 час. утра на участке погранзаставы Брандвахта пограничный наряд задержал японского агента при переходе государственной границы СССР. Им оказался Яо Цзычжан, 1892 г. р., уроженец Фынтенской провинции Маньчжоу-Ди-Го, крестьянин, китаец, женат, до перехода границы проживал в г. Кайюань, крупный землевладелец, сам землю не обрабатывал, а сдавал в аренду. Имел наемную рабочую силу в 50 чел. У задержанного при личном обыске, кроме удостоверения и китайской литературы, ничего не было.
На проведенном первичном допросе от 14 июня 1941 г. Яо Цзычжан показал, что на территорию СССР прибыл с целью просить советское правительство устроить ему встречу с китайским генеральным консулом, которого он хочет просить о разрешении организовать партизанские отряды из числа китайских граждан, проживающих на территории СССР, и вместе с ними переправиться на территорию Маньчжурии для борьбы с японскими захватчиками. Далее он показал о том, что при переходе границы второй целью ставил просить разрешения у советского правительства выступить по радио с воззванием к маньчжурскому народу и тем самым поднять их на борьбу с японцами.
На последующих допросах уличенный рядом фактов неправдоподобных и разноречивых показаний Яо Цзычжан вынужден был признаться в принадлежности к японской разведке, а также в том, что на территорию СССР прибыл по заданию последней, что в ее агенты был завербован в 1931 г. командиром японского карательного отряда японцем Хын-Шан-Чжин-Хюн, который с 1932 г. работал начальником кайюаньского особого отдела.
По его словам, специальной подготовки как агент-разведчик не проходил, но имел довольно большой опыт на практической работе в качестве японского тайного агента. Перед выходом на территорию СССР с ним было проведено 5 двух- и трехчасовых бесед по этому вопросу. Беседу и инструктаж проводил начальник тунцзянского жандармского отделения японец Тянь-Цунь.
По поводу полученного задания Яо Цзычжан показал:
«1. Задание на выход в СССР от японца Тянь-Цунь я получил следующее: Границу из Маньчжурии в СССР перейти на весельной лодке и на советский берег выйти против города Тунцзян (участок п/з Брандвахта), при выходе на сов. берег пойти сразу на задержание.
После задержания и при проведении расследования советским начальникам заявить о том, что я из Маньчжурии бежал, т. к. имею большую ненависть к японцам. О себе доложить, т. к. это было в действительности, т. е. до 1928 г. служил в Маньч. армии Чжан Цзолина, командовал полком и т. д.
После того как советские начальники мне поверят, попросить их от имени всего китайского народа о том, чтобы меня направили в Москву и разрешили мне встретиться с кит. генеральн. консулом и если же советское правительство разрешит мне встречу с последним, то ему я должен доложить о том, что на территорию СССР прибыл от всего китайского народа, с целью просить у Вас помощи в борьбе против японских захватчиков. У консула я должен был добиться доверия, и чтобы он просил разрешения у Сов. правительства на право организации партизанских отрядов из числа китайцев, проживающих в СССР, и чтобы эти партизанские отряды разрешили возглавить мне и перебросили их в Маньчжурию.
Далее мне было сказано, что если Сов. правительство и кит. консул разрешат организовать партизанские отряды и будут их перебрасывать в Маньчжурию, то я должен был сделать так, чтобы при переходе границы из СССР в Маньчжурию открыть стрельбу по японцам и местным жителям, а после этого со всеми партизанскими отрядами сдаться в плен. Это дало бы возможность иметь факт против Сов. Союза, этим самым бы Сов. Союз нарушил существующее положение, а какое положение, про это мне сказано не было.
При встрече с кит. консулом и если бы он не стал мне верить, то я должен был просить его о том, чтобы он запросил бывшего командира полка при армии Чан Кайши, ныне командующего крупным соединением китайской армии, китайца Хэ-Фын, который бы подтвердил мою „честность“ к китайскому народу.
С китайцем Хэ-Фын я был знаком действительно с малых лет и до 1931 г., т. е. до момента вербовки меня в сеть японской разведки. О том, что я знаком с Хэ-Фын, японцам известно из моего личного дела, а поэтому данный вариант они мне и предложили.
2. Попросить кит. консула, через него и сов. правительство о том, чтобы мне разрешили выступить по радио с воззванием к маньчжурскому и китайскому народам.
Для выступления по радио японец Тянь-Цунь мне дал псевдоним „Яо-Дюн-Хо“, т. е. при выступлении по радио я должен был назвать не свою фамилию, а данный псевдоним. Это было сделано с той целью, что если мне удастся выступить по радио, то чтобы японцы знали о том, что выступаю именно я, а никто другой. В своем обращении по радио я должен был говорить так, чтобы большинство слов было не понятно. Кроме выступления по радио, находясь на радиостанции, я должен был изучить ее устройство.
3. В случае, если Сов. правительство не пойдет на первое и второе, т. е. если не разрешить организовать партизанские отряды и не разрешит выступить по радио, то я должен был просить Сов. правительство о том, чтобы меня одного перебросили в Китай, в революционную китайскую армию, где согласно полученного задания я должен был разыскать знакомого китайца Хэ-Фын и через него устроиться куда-нибудь на работу, хотя бы командиром батальона или даже роты.
Устроившись на работу в кит. армию, я должен был собирать сведения о ее вооружении, о количестве лич. состава, о политико-моральном состоянии и т. д., организовать вокруг себя преданных японцам людей и через них вести разложение армии. В дальнейшем я должен был добиться доверия у командования армии, повышения в должности и затем попросить, чтобы меня направили на фронт в Эхейскую провинцию, где в один из удобных моментов сдаться в плен.
Яо Цзычжан очень крепко был проинструктирован в части того, чтобы, находясь в Сов. Союзе, ни в коем случае, ни под каким предлогом не сознаваться в принадлежности к японской разведке, и, кроме того, ему было указано о том, что если признаешься в принадлежности к японской разведке, то будешь немедленно расстрелян, а если не признаешься и будешь действовать согласно нашего указания, данное задание выполнишь наверняка.
Яо Цзычжан задания с кем-либо связаться из жителей СССР не получал, но при получении задания японец Тянь-Цунь его спросил: „Ты знаком с сотрудником китайского консульства в СССР китайцем „Суе-Ке“?“ – на что Яо Цзычжан ответил нет»193.
Планируя и претворяя в жизнь подобные провокации, японцы пытались получить факты, уличающие Советский Союз в нарушении положений пакта о нейтралитете, для того чтобы иметь основания для осложнения дипломатических отношений с СССР или же прямого военного выступления. Кроме того, согласно докладной записке ГУПВ НКВД СССР в НКВД СССР от 2 ноября 1941 г., штабом КГВ был издан приказ, разрешающий органам японской разведки захват наших пограничных нарядов. В приказе подчеркивалась необходимость проведения этих операций только под руководством офицеров и после тщательного наблюдения за территорией СССР.
Японские военный и военно-морской атташе в Москве приступили к анализу событий на советско-германском фронте и прогнозированию возможного срока падения советской столицы. С этой целью в военном атташате была составлена специальная инструкция, которая разграничивала обязанности каждого сотрудника по сбору разведывательных сведений и изучению хода боевых действий на советско-германском фронте.
Необходимо подчеркнуть, что японский военный атташе в Москве полковник М. Ямаока и военно-морской атташе капитан 1-го ранга Т. Ямагучи расходились в оценке хода советско-германской войны. Ямаока верил в возможность гитлеровского «блицкрига» против СССР. Выезжая вместе с дипкорпусом в октябре 1941 г. в г. Куйбышев, он даже оставил в Москве своего помощника К. Сасаки для того, чтобы проследить последнюю фазу боев под Москвой и вступления немцев в город. В инструкции, данной Сасаки, предусматривалось, что после того как он окажется по ту сторону фронта, то должен будет перейти в подчинение к военному атташе Японии в Германии.
Другого мнения придерживался капитан 1-го ранга Ямагучи. 11 августа 1941 г. в письме, адресованном работнику военно-морского министерства Такате, он писал, что германская сторона начала войну с расчетом на захват Москвы через две недели и полный разгром Советского Союза через 2 мес. По мнению Ямагучи, если война действительно начата на основе таких стратегических установок, то она, вне всякого сомнения, кончится провалом и в будущем можно ожидать чрезвычайно грозной ситуации.
В письме военно-морскому атташе Ямагучи из Морского главного штаба от ответственного работника советского сектора Усуи (датированном 18 марта 1942 г.) сообщается о том, что в отношении СССР утвержден курс политики, предложенной высшим флотским командованием: «Наши отношения с Советским Союзом – вот проблема, которая в данный момент вызывает чрезвычайное напряжение нервов всего японского народа. Среди населения распространяются самые сенсационные, выдаваемые за правду слухи. Вопросы, с которыми обращаются к нам по поводу этих слухов, приводят нас в замешательство. В наших центральных инстанциях пришли к единодушному решению – все силы обратить на закрепление позиций на Юге, а в отношении Севера – выдерживать до конца пассивную линию. Эта установка, по-видимому, уже дана Квантунской армии»194.
В результате серьезных ошибок, допущенных при оценке хода советско-германской войны, японский военный атташе в Москве Ямаока был досрочно отозван в Токио, а на его место в марте 1942 г. назначен опытный разведчик полковник Т. Ябэ, который в 1934–1936 гг. руководил легальной резидентурой ГШ под «крышей» консульства Маньчжоу-Ди-Го в г. Благовещенске с вымышленной фамилией Т. Ямадзаки. Последующая деятельность военного атташата Японии в Москве свидетельствовала уже об объективной оценке положения на советско-германском фронте, военного потенциала и резерва страны, а также морально-политического состояния советского общества. Такая оценка разведывательным органом обороноспособности нашей страны оказала непосредственное влияние на политику Японии в отношении СССР и внесла соответствующие коррективы в организацию подрывной деятельности на Дальнем Востоке.
Тем не менее активизация разведывательной деятельности Японии продолжалась. В сентябре – декабре 1942 г. на советско-маньчжурском участке имели место 15 случаев групповых нарушений границы, в результате которых: 14 октября с принадлежавшего СССР острова на р. Амур был уведен в Маньчжурию фонарщик Литвинов; 17 декабря при попытке задержания нарушителя ранен заместитель начальника заставы 77-го пограничного отряда Наумкин; 26 декабря на участке 54-го погранотряда смертельно ранен старший наряда сержант Куропаткин; 30 сентября и 11 ноября обнаружены три случая подключения японцев к линии пограничной сигнальной связи 69-го и 58-го пограничных отрядов и др.
Разведывательная деятельность японских дипломатических курьеров и чиновников, передвигающихся по железным дорогам СССР, велась с неослабевающей активностью. Она являлась одним из основных способов легальной разведки в СССР и была подчинена продуманному плану, имеющему целью установление непрерывного контроля за состоянием оборонных объектов в зоне Транссибирской магистрали, на территории среднеазиатских республик и Закавказья. Этим способом перепроверялись и корректировались сведения, добываемые японцами по другим разведывательным каналам.
Расписание движения дипкурьеров было построено таким образом, чтобы ежемесячно из Токио в СССР направлялись две пары дипкурьеров и в течение того же месяца из г. Куйбышева в Японию возвращались другие две пары дипкурьеров. Таким образом, одна пара дипкурьеров проезжала по магистрали еженедельно. Если учесть передвижение других японцев, следовавших транзитом, то оказывалось, что Транссибирская магистраль почти беспрерывно находилась под их наблюдением.
Для сбора разведывательных сведений проезжающие японцы всеми доступными средствами пытались войти в контакт со следующими пассажирами: командирами Красной армии, сотрудниками НКВД, ж.-д. администрацией и другими лицами, встречающимися в пути, на ж.-д. станциях и при пересадках.
Необходимо отметить, что разведывательная работа японских дипкурьеров и чиновников в СССР велась как в интересах Японии, так и в интересах германской разведки, особенно в Закавказье и среднеазиатских республиках.
В это время по оценке 1-го Управления ГУПВ НКВД СССР в 1942 г. с территории Маньчжурии против СССР работали следующие органы спецслужб Японии: хайларский, харбинский, хэйхэский, цзямусинский, дунаньский, цзининский, муданьцзянский, янцзынский. Работавшая ранее ЯВМ в г. Сейсин (Корея) в связи с войной на Тихом океане и прекращением судоходства между Японией и СССР была реорганизована. Для усиления разведывательной деятельности на Приханкайском направлении 2-м отделом штаба КГВ ЯВМ в г. Мишань была укрупнена и дополнительно создана цзининская миссия. Впервые было выявлено отделение спецслужбы на ст. Ханьдаохэцзы (провинция Муданьцзян), предположительно созданное харбинской ЯВМ.
Свою разведывательную деятельность на ДВК японцы проводили через перечисленные выше органы разведки, которые осуществляли руководство и взаимодействие в работе с полицейскими и жандармскими органами.
Каких-либо серьезных изменений в структуре ЯВМ не произошло. Каждый орган специальной службы имел от двух до пяти отделов пропаганды в зависимости от национального состава населения, проживающего на участке обслуживания того или иного разведывательного органа (китайский, корейский, русский, монгольский). Его филиалы были построены по такому же принципу. Харбинская миссия координировала работу всех органов разведки против СССР, в т. ч. через агентуру из числа русских белоэмигрантов.
В связи с расширением войны на Тихом океане и усиленной подготовкой японцами маньчжурского плацдарма для нападения на Советский Союз 2-й отдел штаба КГВ основное внимание сосредоточил на разведке частей Красной армии, дислоцируемых в пограничной полосе, оборонительных сооружений, объектов, имеющих военное значение, и подразделений пограничных войск. Об этой устремленности свидетельствовали данные о характере заданий, поручаемых японской агентуре, переброшенной в СССР. Они распределялись следующим образом:
– установление дислокации, численности и вооружения частей Красной армии – 119 заданий; сбор сведений об оборонительных сооружениях – 118; об аэродромах и посадочных площадках – 28; об объектах, имеющих военное значение, – 28; разведка маршрутов и сбор сведений о состоянии и пропускной способности железных дорог и характере перевозимых грузов – 52; выявление мероприятий Советского Союза по подготовке к войне с Японией – 16; установление дислокации, численности, вооружения и системы охраны границы – 41; внедрение в органы советской разведки – 46; установление связи с ранее выброшенной агентурой и вербовка новой – 25; оседание с последующим развертыванием разведывательной работы – 29; выявление в пограничной полосе отрядов китайских партизан с целью внедрения в эти отряды агентуры – 21; сбор сведений о политико-экономическом состоянии пограничных районов – 5.
Таким образом, из 528 заданий агентам 386 падало на разведку частей Красной армии, оборонительных сооружений и других военных объектов.
Вторым характерным моментом являлось усиленное формирование диверсионно-разведывательных групп для действий в тылу Красной армии на случай возникновения войны между Японией и Советским Союзом, а также подготовка проводников для японских частей.
Другим заслуживающим внимания моментом являлась массовая заброска агентуры на советскую территорию и настойчивое стремление японцев к широкому внедрению ее в разведывательный закордонный аппарат НКВД. Об этом свидетельствовали следующие данные: из 777 задержанных нарушителей границы пограничными войсками трех дальневосточных округов было разоблачено 222 агента японской разведки. Из них 46 имели задания внедриться в органы советской разведки.
Как и в прошлые годы, в 1942 г. разведку против СССР вели: органы специальной службы (ЯВМ); особые отделы (отделения) погранично-полицейских отрядов; полицейские органы (особые отделы провинциальных и уездных полицейских управлений); жандармские органы; командиры войсковых частей и подразделений. Их деятельность характеризовалась следующими данными: завербовано и переброшено с целью разведки на территорию СССР – 52 агента; особыми отделами (отделениями) погранично-полицейских отрядов – 119; особыми отделами провинциальных и уездных полицейских управлений – 32; органами жандармерии – 13; командирами войсковых частей и подразделений – 6. Всего – 222 агента.
Основная масса задержанной и разоблаченной агентуры была переброшена особыми отделами (отделениями) погранично-полицейских отрядов – 119 агентов (53,6 %).
Анализ поступивших за 1942 г. данных (сопоставление заданий, легенд, методов обработки и вербовки агентуры) показал, что особые отделы (отделения) погранично-полицейских отрядов являлись филиалами органов специальной службы, а не самостоятельными органами разведки, и то, что органы специальной службы использовали погранично-полицейские отряды в качестве «крыши» в своей работе против СССР.
В целях усиления разведывательной работы аппарат этих органов был значительно обновлен и пополнен офицерами-разведчиками, прошедшими специальную подготовку. Большое внимание стало уделяться подготовке квалифицированной агентуры. Для этой цели были созданы при каждом органе постоянно действующие курсы.
Отмечалась активизация деятельности противника по линии организации пунктов технической разведки для подслушивания телефонных переговоров.
Основное внимание органы японской разведки сосредотачивали на изучении маршрутов и сборе сведений о частях Красной армии, об оборонительных сооружениях и о других военных объектах. Перед агентурой ставилась задача разведки состояния дорог и мостов, идущих от границы в тыловые районы.
Читать бесплатно другие книги:
