Неразгаданное сердце Картленд Барбара
— Вот ты и опять проснулась, — сказала она. — Хочешь немножко супа?
Вирджиния кивнула. Тетя покормила ее. Суп был даже вкуснее, чем медовое питье. Съев изрядную порцию, Вирджиния почувствовала себя не такой усталой.
— Я рада… видеть… вас… тетушка Элла Мэй, — сказала она, тщательно подбирая слова, как будто ей с трудом удавалось припомнить их. — Я часто думала о вас… но вы никогда… не заходили к нам… в Нью-Йорке.
— Да, дорогая, — мягко ответила тетя.
Вирджиния вдруг вспомнила и разговор на повышенных тонах, и отца, пришедшего чуть ли не в ярость, как часто бывало с ним, когда ему кто-нибудь перечил; и мать, тоже разозленную; и хлопанье дверьми, и то, как тетя Элла Мэй уходила из дома со слезами на глазах, но непобежденная и непреклонная в своем решении.
— Я… помню, — вслух произнесла Вирджиния. — Вы ушли… из дома.
— Да, дорогая, — подтвердила тетя. — Я ушла и вышла замуж. А к тебе на свадьбу меня пригласила твоя мать.
— Ко мне… на свадьбу! — Вирджиния замерла. Затем она сказала, как бы сама себе:
— Торт… упал на меня и… золото! Голова… очень болела. Наверное, все из-за той огромной… уродливой диадемы.
— Когда ты упала, — сказала тетя Элла Мэй, — диадема все катилась и катилась по полу.
У Вирджинии дрогнули губы, раздался слабый, дребезжащий смех.
— Я всегда считала, что диадемы до смешного бесполезны! — улыбнулась тетя Элла Мэй.
— Мама… называла ее… короной, — вспомнила Вирджиния, и они вместе рассмеялись. Внезапно смех оборвался.
— Мама! — испуганно вскричала Вирджиния. — Она… рассердится… что я заболела… Почему… она позволила мне… быть здесь?
Тетя отошла от кровати.
— Поговорим об этом в другой раз, детка.
— Нет, сейчас, — настойчиво потребовала Вирджиния. — Я хочу… знать. Она… сердится, ведь так?
— Я не хочу тебя огорчать, — произнесла тетя Элла Мэй своим мягким голосом. — Но твоя мама больше не сердится, Вирджиния, детка. Она… умерла!
Вирджиния уставилась на нее, пораженная.
— Умерла! — медленно проговорила она. — Мне и в голову никогда не приходило, что мама… может умереть. Она всегда казалась такой сильной… такой… такой несгибаемой. Так вот почему… я с вами?
— Да, дорогая.
Позже Вирджиния считала, что, прежде чем она узнала о случившемся, прошло несколько дней, состоявших из вопросов, недосказанных фраз, ответов, которые, как ей казалось, не пугают или расстраивают, а только усыпляют. Но на самом деле, как потом поведала ей тетя Элла Мэй, Вирджиния благодаря своей настойчивости узнала правду всего сутки спустя после того, как пришла в сознание.
— Когда ты упала в обморок, — рассказывала тетя, — твоя мать ужасно рассердилась и расстроилась. Она решила, что ты притворилась больной, чтобы не встречать гостей, а упала просто из-за неуклюжести. Она пришла в ярость, увидев диадему на полу, и еще больше разбушевалась, когда убедилась, как трудно поднять тебя на ноги.
— Дальше! — прошептала Вирджиния.
— Твоя фата и платье мешали, но наконец, когда удалось поднять тебя с пола и отнести в маленькую приемную за гостиной, в которой собрались все гости, твоя мать неистово кричала, что свадьба продолжается. «Вирджиния присоединится к нам, как только придет в себя! Пусть кто-нибудь останется с ней; мне все равно кто». И тут я выступила вперед и предложила приглядеть за тобой. «Ах, это ты, Элла Мэй? — сказала твоя мать. — Ты должна знать толк в таких делах, ведь у тебя такой большой опыт. Поставь этого ребенка на ноги как можно быстрее!» И она вышла из комнаты, закрыв за собой дверь. Но когда я взглянула на тебя, то ясно поняла, что поставить тебя на ноги не удастся еще очень долгое время.
Когда появились врачи, — продолжила тетя Элла Мэй, — у них нашлось много мудреных названий для твоей болезни, но я тебе скажу по-простому. В течение многих лет тебя набивали всякой всячиной как рождественскую индюшку, а это — яд для организма. Сахар, жирное молоко, паштеты, деликатесы вместе с вином, которое велели принимать твои лекари, превратили то, что от природы было молодым здоровым телом, в гору больной плоти устрашающих размеров. И не только твое сердце не выдерживало; отравленная кровь питала мозг, да прибавь к тому же беспокойство и переживания из-за твоей свадьбы; все это привело к тому, что мы, деревенские жители, называем горячкой.
Вирджиния слегка вздрогнула.
— Горячка! — воскликнула она. — Так значит, я была не в себе?
— Ты бредила, — пояснила тетя. — Почти все время говорила о деньгах. Эту тему я никогда особенно не любила, а теперь так просто не выношу.
— Мне казалось, что на меня льется золото, когда я падала, — сказала Вирджиния. — Я ясно помню. И торт тоже опрокинулся.
— То огромное сооружение из белой несъедобно-сладкой массы! — воскликнула с улыбкой тетя. — Это самое лучшее, что могло с ним случиться!
— Значит, я так и не вернулась на торжество! — сказала Вирджиния. — Мама, наверное, бушевала.
— Она так разозлилась, что ночью с ней случился удар, — ответила тетя Элла Мэй.
— О, господи! — всхлипнула Вирджиния. — Бедная мама! Должно быть, я ужасно ее разочаровала.
— Боюсь, что так, — согласилась тетя.
— Она никогда не любила меня, — 4» призналась Вирджиния, — хотя часто повторяла, что балует меня. Но ее любовь проявлялась только в подарках, когда я делала то, что она хотела. Мне никогда не разрешалось делать то, что я хочу. Боюсь, у вас будет шок, тетя, но я не испытываю жалости от того, что она умерла. Она всегда вызывала во мне только одно чувство: как будто меня с головой накрывает бегущая волна, от которой нет никакого спасения.
— Не будем говорить плохо о мертвых, — отрезала тетя Элла Мэй. — Но думаю, что даже самый близкий друг твоей матери признал бы, что у нее был сложный характер. Под ее давлением твой отец стал мультимиллионером и не выдержал напряжения, сломался. Она и на тебя давила, разве нет?
Вирджиния молча опустила глаза.
— А что случилось… с ним? — еле слышно прошептала она.
— С твоим мужем? — деловито осведомилась тетя, — Он единственный, кто сохранил хладнокровие после того, как слегла твоя мать. Ты лежала больная в одной комнате, твоя мать — в другой, а все остальные разрывались между вами, высказывали самые дикие предположения и ровным счетом ничего не делали! Адвокаты, душеприказчики появились невесть откуда, как по волшебству, галдели по всему дому так, что почти невозможно было что-нибудь разобрать. И тогда я поговорила с твоим мужем и предложила забрать тебя с собой в деревню. Я рассказала ему, кем тебе прихожусь и кто я по профессии, и он тут же согласился, не раздумывая.
— Так вот как я здесь оказалась. Он… тоже сердился? — поинтересовалась Вирджиния. Тетя покачала головой.
— Нет, просто очень расстроился. Между прочим, Вирджиния, мне он понравился.
— А я возненавидела его! — объявила Вирджиния. — И до сих пор ненавижу! Теперь, когда мама умерла, у меня нет необходимости оставаться его женой, не так ли?
— Поговорим об этом в другой раз, — предложила тетя Элла Мэй.
— Нет, я хочу поговорить сейчас, — настаивала на своем Вирджиния. — Знаешь ли, тетушка, мама вынудила меня выйти замуж за человека, которого я ни разу не видела, только потому, что ей хотелось показать всем великосветским дамам Нью-Йорка, насколько она выше их. Она стремилась вступить в поединок с миссис Астор, и тут я ничего не могла поделать. Она была непреклонна в своем решении.
— Но ведь ты, безусловно, могла отказаться от брака, — предположила тетя Элла Мэй.
— Я так и сделала, — ответила Вирджиния, — а мама пригрозила, что в таком случае отошлет меня к тете Луизе. Надолго. Пока не исполнится двадцать пять.
— К тете Луизе? — Элла Мэй поднялась и прошлась по комнате, — Как это дурно и отвратительно.
— Так что у меня не было выбора, — продолжала Вирджиния. — Мне пришлось выполнить ее желание. Но я возненавидела этого человека. И никогда, никогда не захочу снова его увидеть!
Впервые в ее тихом голосе прозвучало что-то отдаленно похожее на страсть. Тетя подошла к изголовью кровати и мягким движением вернула Вирджинию обратно на подушку.
— Тебе не следует сейчас ни говорить, ни думать об этом, — сказала она. — Всему свое время. Ты была очень больна, а теперь нужно быть очень разумной и постараться восстановить свои силы. Не беспокойся ни о чем. Все будет хорошо, я обещаю тебе.
Но нервное возбуждение не сразу спало, а потом вдруг Вирджиния фыркнула:
— Должно быть, он меня тоже возненавидел. Он ведь не знал, что ему досталось, пока мы спим не оказались перед епископом. Наверное, мое лицо под той диадемой привело его в шок.
Тетя Элла Мэй присела к Вирджинии на кровать.
— Вирджиния, — начала она, — я тебя люблю. Даже в детстве у тебя было чувство юмора. То, чего так не хватало обоим твоим родителям. Любой, кто умеет посмеяться над собой, мой лучший друг.
— Я не настолько тупа, чтобы не понимать, как я чудовищно выглядела, — усмехнулась Вирджиния. — В то утро мама заставляла меня все время пить то кофе, то шампанское, так что лицо у меня совсем раскраснелось, и я даже не могла дышать под фатой. О, тетушка! Ну почему я родилась такой уродиной? Мама в молодости была хорошенькой — многие говорили, она была прелестной. И папа был красив, правда?
— Они были очень красивой парой, — согласилась тетя Элла Мэй. — Не знаю, Вирджиния, хватит ли у тебя силенок для другого потрясения.
— Что на этот раз? — спросила Вирджиния с легкой тревогой.
— Подожди минутку, — попросила тетя. — Я хочу, чтобы ты приподнялась немного.
Она подложила ей под спину взбитые подушки и велела:
— Закрой глаза. Это сюрприз, но очень приятный.
— Ты уверена? — Вирджиния вдруг испугалась. — Это случайно не какой-нибудь посетитель?
— Просто закрой глаза и доверься мне. Вирджиния послушалась. Она слышала, как тетя прошла в конец комнаты и тут же снова приблизилась к изголовью кровати.
— А теперь открывай, — скомандовала Элла Мэй. Вирджиния разомкнула веки и оказалась лицом к лицу с незнакомкой. Ей понадобилась какая-то доля секунды, чтобы понять, что тетушка держит перед ней большое зеркало. Затем ей пришло в голову, что она, должно быть, видит сон или на самом деле сошла с ума. На нее из зеркала смотрел кто-то, кого она раньше никогда не встречала. Эта девушка была, без сомнения, одного с ней возраста, с очень большими глазами на тонком худом лице, скулы слегка выделялись, подбородок резко обозначен, шея — длинная и изящная, а на плечах девушки лежали широкой волной мертвенно-белые волосы! Вирджиния очень долго все смотрела и смотрела на себя, а потом спросила изменившимся почти до неузнаваемости голосом:
— Это… действительно… я?
— Ты всегда была такой, — улыбнулась в ответ тетя. — Но, к несчастью, жир спрятал то, что должно быть молодым, симпатичным, гибким и легким, и вместо этого появилось нечто нелепое и уродливое.
Вирджиния поднесла к лицу руки.
— Посмотри на мои пальцы, — сказала она, — и на руки тоже. О, тетушка! Я бы ни за что не узнала себя. А что случилось с моими волосами?
— При воспалении мозга у больных часто седеют волосы, — объяснила тетя. — Но со временем цвет восстановится, когда ты снова будешь сильной и здоровой. Вот видишь, Вирджиния, какой хорошенькой девушкой ты оказалась в конце концов.
— Хорошенькой! Разве я могу быть хорошенькой? — удивилась Вирджиния, но глаза девушки в зеркале уже засветились слабым, недоверчивым огоньком радости. Это были темно-серые глаза с каким-то лиловым оттенком; глаза, окаймленные очень длинными темными ресницами. И тип лица, и маленький прямой нос, и изогнутые дугой брови, и гладкий лоб — все несомненно свидетельствовало о красоте.
— Я… не верю… — проговорила Вирджиния и вдруг, в первый раз за все время как пришла в себя, разразилась рыданиями.
Тетушка тут же убрала зеркало и, вернувшись к кровати, уложила Вирджинию на подушки.
— Я… не могу… в это поверить, — прошептала Вирджиния сквозь слезы. — Не могу… поверить.
— Но это правда, — успокоила ее тетя, — а теперь, Вирджиния, постарайся заснуть. Если ты разволнуешься, то я пожалею, что дала тебе зеркало.
— Сон — такая потеря времени, — пожаловалась Вирджиния. — Мне нужно еще о многом подумать. — Но она тем не менее уснула.
Прошло две недели. Вирджиния уже настолько окрепла, что могла сама гулять по саду. Как-то после прогулки она сидела на веранде, где ее тетя лущила горох на обед.
— Я дошла до леса и вернулась, — похвасталась Вирджиния. — И ничуть не устала.
— Не очень увлекайся этим, — предостерегла ее тетушка.
— Во мне ощущение такой легкости, что кажется, будто ветер сможет поднять меня и унести прочь на верхушки деревьев, — засмеялась Вирджиния.
— Ты слишком худая, — деловито заметила тетя. — У нас сегодня на обед цыпленок. И если ты не съешь большую порцию, я отошлю тебя обратно в постель.
— Ты не сможешь быть такой жестокой, — запротестовала Вирджиния. — Кроме того, я хочу с тобой о многом поговорить. Знаешь ли ты, тетя Элла Мэй, что меня так занимала моя внешность, что я даже не нашла времени обсудить с тобой мое замужество?
— Я тоже собиралась поговорить об этом, — призналась тетя. — Видишь ли, сегодня утром я получила письмо от твоего мужа.
— Ты получила письмо от маркиза? — не поверила Вирджиния.
— Да, — подтвердила тетя. — Но теперь он стал герцогом. И знай, дорогая, что ты — герцогиня!
— Вот уж кем я никак не хочу быть, — возразила Вирджиния. — Ты должна от него как-то отделаться.
— Он очень внимателен, — продолжила тетя. — Пишет мне каждый месяц, интересуясь твоим здоровьем.
— Стоило ли беспокоиться? — удивилась Вирджиния. — Он получил деньги — те, которые мама заплатила за мой брак с ним, да и все остальные может забрать, если пожелает. Меня это не интересует. Пусть заберет все.
— И об этом я тоже хотела с тобой поговорить, — сказала Элла Мэй. — Теперь, когда твоя мама умерла, ты сознаешь, что ты стала одной из самых богатых молодых женщин в Америке?
— Мне все равно, — равнодушно заметила Вирджиния. — Мне не нужно больше того, что у меня здесь есть. Тетя Элла Мэй рассмеялась.
— Такое счастье недолгое. Жизнь в этом доме скоро тебе покажется очень ограниченной, однообразной.
— И ты тоже так думаешь? — спросила Вирджиния. Тетя улыбнулась и покачала головой.
— Конечно же нет. Это мой дом. Я пришла сюда, когда вышла замуж, и поначалу мы были очень бедны.
Твой отец отлучил меня от семьи, потому что я вышла замуж по любви.
— О, тетя! А он жив? — спросила Вирджиния.
— Нет, дорогая, он умер два года тому назад. Вот почему я даже обрадовалась, когда настала необходимость за тобой ухаживать. Мне было очень одиноко без мужа. Детей у нас не было, а тут как будто появился ребенок — все те дни, когда ты лежала беспомощная, нуждалась во мне и полностью зависела от моего ухода за тобой.
— Все те дни! — машинально повторила Вирджиния. — Я никогда не спрашивала, тетя, но сколько же я здесь пролежала?
— Год и два месяца, — ответила Элла Мэй. Вирджиния пришла в ужас.
— Так долго! И я тебя не узнавала?
— Нет, дорогая, но зато теперь ты узнаешь, и это самое главное. Немногое в жизни принесло мне такую радость, как видеть тебя такой, какая ты сегодня.
Вирджиния взглянула на старомодное ситцевое платье, которое было на ней. Его пришлось одолжить у тетушки, но даже после того как платье ушили, оно было слишком широким в талии.
— Хорошо, что у тебя нашлось платье для меня, — сказала она и добавила:
— Одно я решила твердо, тетя. Я останусь здесь с тобой, то есть если, конечно, ты мне позволишь. Единственно, на что годятся мои деньги — это обеспечить нашу жизнь.
— Я не возьму твоих денег, — резко произнесла Элла Мэй. — Ни цента. Я еще отцу твоему заявила, когда он меня отлучил от семьи, что сама себя обеспечу и никогда у него не попрошу ни одной монеты. Я сдержала слово и не собираюсь нарушать его даже ради тебя.
— Не хочешь ли ты сказать, что тратилась на меня все это время? — спросила Вирджиния.
— Ты не требовала больших расходов, — улыбнулась тетя. — И если у тебя не было того комфорта, какой мог бы быть в дорогой лечебнице, то, по крайней мере, я выходила тебя своими средствами.
— Лучшими средствами в мире, — преданно заявила Вирджиния. — Можешь не волноваться, тетя; даже если я когда-нибудь уеду, все равно не позабуду всего того, что узнала от тебя: и о натуральных продуктах, и об овощах, и что единственный сахар, необходимый организму, — это мед от пчел в саду.
— Ты, безусловно, моя лучшая реклама, — признала тетя. — Но, дорогая, мир за окнами ждет тебя, и, когда немножко окрепнешь, ты должна вернуться и предстать перед ним.
— Зачем? — строптиво взъерошилась Вирджиния.
— Затем, что, во-первых, там твой муж, — ответила Элла Мэй, взяв в руки письмо, лежащее рядом с ней на кушетке.
— Я не хочу его видеть! Мы никогда с ним не встретимся! — объявила Вирджиния.
— Почему? Ты боишься? — удивилась Элла Мэй.
— Нет, не боюсь, — поправила Вирджиния, — а презираю. Он — охотник за приданым, человек, который польстился на взятку и женился на той, кого ни разу в жизни не видел.
— Звучит ужасно, я согласна, — признала тетя, — но должна тебе откровенно сказать, Вирджиния, он мне нравится. Он был таким спокойным, таким серьезным, когда все остальные только и знали, что бегали по дому с криками. Когда у твоей матери подкосились ноги, он отнес ее на кровать, послал за доктором, организовал слуг, и при этом все его слушались. Такой мужчина мне по душе. Он напоминает Клемента, моего мужа, когда он был жив.
— Мне все равно, кого он тебе напоминает, — грубовато ответила Вирджиния. — Я намереваюсь отделаться от него.
— Развод здесь не так легко получить, — спокойно заметила тетя, — и гораздо труднее в Англии.
— Но не захочет же он оставить меня при себе! — воскликнула Вирджиния.
— Ну, это ему решать, — ответила Элла Мэй. — Он всегда очень вежлив в письмах. Каждый раз интересуется, не может ли он быть чем-нибудь полезен. Наверное, Вирджиния, мне следует ответить, что ты снова на ногах.
— Нет! И еще раз нет! Ты не сделаешь этого! Слышишь, тетя? Ты не должна! Он может захотеть повидаться со мной, а я этого не перенесу.
— Я могу и не торопиться, — спокойно ответила тетя Элла Мэй, — но рано или поздно он все равно узнает.
— Каким образом?
— Если только ты не останешься здесь отрезанной от всего мира на всю жизнь, люди обо всем узнают.
— Какие люди? У меня нет друзей.
— Но есть пресса, — напомнила тетя. — Когда почувствуешь себя получше, загляни в нижний ящик бюро в гостиной. Там ты найдешь кипу газет, которые я сохранила для тебя, с фотографиями твоей свадьбы, с заголовками о твоей болезни. Невеста маркиза надолго заняла первые страницы многих газет. К тому же смерть твоей матери усилила драму.
Вирджиния всхлипнула.
— Ах, тетя! Что мне делать?
— Мне кажется, пора становиться взрослой, — ответила Элла Мэй. — Видишь ли, Вирджиния, ты никогда на самом деле ничего не решала. Тебе не позволяла мать. И хотя, я знаю, она была трудным человеком, думаю, ты сама была склонна уступать ей, чтобы только избежать скандала. А это так не по-американски — уступать. Ты должна смело идти вперед и побороть в себе страхи, которые сама придумала, и не бояться людей. В конце концов они такие же, как и ты: их сердца бьются, их царапины кровоточат, и их так же посещают чувства тревоги и страха, беспокойства и подавленности.
Вирджиния помолчала недолго, а потом произнесла:
— Что ты хочешь, чтобы я сделала?
— Это решать тебе самой, — ответила тетя.
— Ты хочешь, чтобы я попросила его приехать сюда повидаться со мной?
— Полагаю, в скором времени нам придется сообщить ему, что ты выздоровела. Хорошо бы посмотреть на его лицо, когда он увидит тебя такой. Ведь он помнит тебя, какой ты была на вашей свадьбе.
— Я ненавижу и презираю его, — горячо произнесла Вирджиния. — Я потому и заболела, тетя, что в течение трех недель, после того как мама приказала мне выйти замуж, я лежала без сна по ночам и все время повторяла: «Ненавижу! Ненавижу!» Знаешь, я даже смастерила восковую фигурку из свечки и протыкала ее булавками, приговаривая: «Умри! Умри!» Мне няня рассказывала, что так поступают индейцы, если ненавидят кого-то. Но он не умер. А вместо этого приехал, и… я вышла за него замуж.
Ее голос дрогнул, и она опять всхлипнула.
— Ты можешь смеяться, помня, какой уродиной я была, но и тогда я мечтала, что однажды полюблю. Все надеялась встретить человека, который полюбит меня, несмотря на мою внешность, и совсем не за деньги. Наверное, в глубине моей памяти жило воспоминание о том, как ты поступила всем наперекор и вышла замуж за любимого человека. Тогда мне было немного лет, но все же я запомнила, как мама с папой говорили, что ты глупо себя ведешь и что только ограниченные люди утверждают, будто жизнь без любви ничего не стоит. Но уже в то время я знала, что ты права.
— Моя бедная девочка! — тихо сказала тетя Элла Мэй.
— Я становилась все страшнее и страшнее, — продолжала Вирджиния, — но мечтать не перестала. Отправляясь спать, я всегда сама себе рассказывала сказку. Героиней была, конечно, я, а герой влюблялся в меня, потому что не знал, кто я такая. Иногда я случайно встречала его в парке. Иногда — в магазине. В толпе я теряла маму или отставала от гувернанток. Но потом, когда я поняла, как ужасно выгляжу, я стала представлять, что он — слепой. Я читала ему вслух из сострадания, а он влюблялся в мой голос. В конце концов мы играли свадьбу и были очень счастливы вместе, потому что любили друг друга не за внешность, а за душу.
— Вирджиния, дорогая! Если бы только я знала, — сказала Элла Мэй, но, подумав, добавила, — хотя, это не имело бы значения. Я все равно не могла прийти к тебе в тот огромный, подавляющий своими размерами дом. Да и твоя мать на порог бы меня не пустила.
— Сейчас, когда я думаю о прошлом, мне кажется, что мечты для меня были реальнее самой жизни, — продолжала Вирджиния. — И знаешь, тетя, я ведь работала над собой. Старалась быть достойной того человека, которому нужна была я, а не мои деньги. Упорно занималась, Когда меня на время оставляли жуткие головные боли. Я таскала книги из библиотеки. Они мне очень трудно давались, но я заставляла себя читать, полагая, что они разовьют мой ум.
— Я уверена, они это сделали, — улыбнулась тетя Элла Мэй.
— Надеюсь, — ответила Вирджиния. — Только, когда голова очень сильно болела, мне было трудно сосредоточиться. Но вообще-то, я прочитала массу книг. Ты будешь смеяться, но я изучила всю историю Америки и Британии и довольно длительный период истории Франции.
— Уверена, тебе еще пригодятся твои знания, — заверила Вирджинию тетя.
— Теперь ты понимаешь, — продолжила Вирджиния, — почему для меня брак с человеком, которому нужны только мои деньги, все равно что жизнь в аду. Это означает предать все то, во что верила, все свои мечты, стремления — все, ради чего я жила последние пять лет, с тех пор как начала взрослеть.
Наступило молчание, а потом вдруг Вирджиния опустилась на колени перед Эллой Мэй.
— Помоги мне, тетушка! — взмолилась она. — Помоги мне освободиться от него! Сейчас, когда я так изменилась — и все благодаря тебе, — сейчас, когда я превратилась в нормальную, обычную девушку, возможно, я встречу человека, о котором мечтала. Но сначала я должна освободиться, освободиться от этого охотника за приданым. Пожалуйста, помоги мне!
Тетя Элла Мэй взглянула в личико, полное ожидания. «Она прелестна, — подумала Элла Мэй. — И не один, а целая дюжина в нее влюбится. Но она всегда будет относиться к ним с подозрением. Всегда будет задавать себе один и тот же вопрос: что им вскружило голову — она или деньги».
— Помоги мне, — умоляла Вирджиния, ее большие серо-лиловые глаза с длинными темными ресницами были полны отчаяния.
Тетя со стуком поставила миску с очищенным горохом на стол.
— Я помогу тебе, Вирджиния, — сказала она чуть резковато, — но сначала нужно приготовить обед. Нам необходимо хорошенько подкрепиться, а уж после можно решать важные проблемы.
Вирджиния радостно вскрикнула и вскочила на ноги.
— Ах, тетушка! — сказала она, бросившись ей на шею, — Я знала, ты меня не подведешь.
— Все это очень хорошо, — смеясь, заметила тетя, высвобождаясь из обхвативших ее рук, — но задача предстоит не из легких.
— Ты ведь напишешь ему, правда? — выжидательно спросила Вирджиния. — И скажешь, что мне нужен развод, а он может взять себе сколько угодно денег, как только даст мне свободу.
— У меня, признаться, был совсем другой план, — ответила Элла Мэй, направляясь на кухню.
— Другой? — удивилась Вирджиния, идя следом за ней.
— Начнем с того, — пустилась в объяснения тетя, — что человек, от которого потребуют принять такое важное решение, вероятнее всего, поспешит безотлагательно сюда, как только получит мое письмо. Ты этого хочешь?
Вирджиния побледнела.
— Конечно, мне он здесь не нужен! — разволновалась она. — Нет, нет, тетя! Ты не должна допустить этого! Напиши ему, что если он явится в Америку, то не получит от меня ни пенни.
Тетя Элла Мэй пересыпала горох в маленькую кастрюльку и добавила в нее несколько кусочков желто-золотого масла.
— Так не пойдет, — решительно объявила она.
— Но что же нам делать? — приуныла Вирджиния.
— Есть идея, — сказала тетя Элла Мэй, хлопоча у плиты. — Меня осенило прошлой ночью, но потом я сказала себе: «Нет, Вирджиния на это не пойдет. У нее не хватит ни силенок, ни решительности».
— Нет, хватит! — запротестовала Вирджиния. — Так какая идея?
— Не стоит даже и говорить, — сказала тетя Элла Мэй. — Видишь ли, для ее осуществления нужен кто-то очень решительный, чрезвычайно сообразительный и, я бы даже сказала, дерзкий. Если честно, Вирджиния, дорогая, даже, несмотря на мою любовь к тебе, мне кажется, ты не очень подходишь для этой роли.
— Тетя Элла Мэй! Ты оскорбляешь меня! — завопила Вирджиния. — У меня есть все эти качества, все до единого! Просто мне никогда не позволяли быть такой. Дай мне шанс. Я не подведу тебя, обещаю!
Тетя Элла Мэй отвернулась от плиты с легкой улыбкой на устах.
— Очень хорошо, Вирджиния, я расскажу тебе, в чем состоит идея. Но держись. Тебе она может не понравиться.
— Так что ты придумала? — спросила Вирджиния, слегка приподняв подбородок, довольно решительно и совершенно для нее по-новому.
— А вот что, — тихо сказала Элла Мэй, как бы между прочим, — ты должна отправиться в Англию.
Глава 3
Вирджиния прошлась по палубе и остановилась на корме, глядя на синюю воду, гладкую поверхность которой разрезал след от корабля, да на чаек, с печальными криками кидавшихся вниз за добычей. Много глаз наблюдало за ней — прелестной, стройной девушкой с чудесными волосами, казавшимися почти серебряными с золотыми искорками. Многие мужчины с восхищением глядели ей вслед, но Вирджиния не замечала их. Она полностью погрузилась в свои мысли, затерявшись в мире, которого на самом деле не существовало, но к которому она стремилась всей душой. Тетушке Элле Мэй долго пришлось увещевать Вирджинию, пока она не убедила свою племянницу, что поездка в Англию — единственно возможный для нее выход.
— А что еще мы можем сделать? — спрашивала тетя Элла Мэй. — Написать герцогу, сообщить ему, что тебе гораздо лучше, и попросить приехать сюда для переговоров? Ты этого хочешь?
Вирджиния содрогнулась.
— Нет, — сказала она, — я не вынесу его приезда. Все эти объяснения, удивление по поводу моей новой внешности, первая наша встреча с ним в адвокатской конторе — мне трудно будет это пережить. Разве ты не можешь просто написать ему, тетя, и сказать, что я хочу развестись?
— Во-первых, я далеко не уверена, что он даст тебе развод, — ответила тетя. — Видишь ли, моя любимая, я знаю английских аристократов. Они очень горды. Ненавидят скандалы. Конечно, и среди них бытует то, что по нашим американским понятиям считается безнравственностью, но мужья всегда держатся за своих жен, а жены — за мужей, что бы ни произошло. Как бы предосудительно они ни вели себя в частной жизни, на публике они всегда держатся вместе и полны достоинства.
— Лицемеры! — презрительно бросила Вирджиния.
— Вообще-то, да, — согласилась тетя Элла Мэй, — но есть в них какая-то значительность.
— Откуда ты все это знаешь? — с любопытством поинтересовалась Вирджиния.
— Когда я впервые пошла в сиделки, — стала рассказывать тетя, — вся наша семья была очень бедной, даже твой отец. Неожиданно я получила завидное место при мистере Вандербилте. Он знал абсолютно всех, разъезжал повсюду. Он и в Англию взял меня с собой. Мы там останавливались во всех известных домах. В твоем тоже.
— В моем! — воскликнула Вирджиния.
— Да, мы останавливались в замке Рилл. Конечно, твой муж, теперешний герцог, был тогда еще ребенком. По правде говоря, я даже не помню, что встречала его там, но вот его отец был замечательным мужчиной, и мать тоже — настоящая аристократка, хотя я не могу сказать, что она мне очень понравилась.
— Ты разговаривала с ними? — спросила Вирджиния.
Тетя Элла Мэй рассмеялась.
— Естественно, я не осмелилась, — ответила она, — но видела их издали и многое о них слышала. Иногда я присутствовала при их разговорах с мистером Вандербилтом, которые всегда производили на меня большое впечатление. Я хочу, чтобы ты сама посмотрела, от какой жизни ты отказываешься.
— Ты можешь представить меня в той обстановке? — с легким смешком поинтересовалась Вирджиния.
— Могу, и даже очень легко, — сказала Элла Мэй. — Ты очень красива, Вирджиния, а англичане способны оценить красоту, особенно красоту юной герцогини.
— А вот этого им никогда не узнать, — объявила Вирджиния. — Я принимаю твою идею, тетя, но только с условием, что я поеду под другим именем, чтобы никто не мог догадаться, кто я на самом деле.
— Наверное, я слишком увлеченно читала романы, — усмехнувшись, заметила Элла Мэй, — но мне все это кажется захватывающим приключением. Ты отправляешься под чужим именем неизвестно куда. Тебя никто не узнает, так как раньше тебя не видели. Герцог, правда, знаком с некрасивой толстухой, но зачем бы ему вспоминать о ней при виде красивой, стройной девушки, приехавшей в замок Рилл вовсе не для того, чтобы объявлять его своим мужем.
— Как ты думаешь, кем мне лучше представиться, если предположить на секунду, что я соглашусь на твое совершенно дикое и безрассудное предложение? — спросила Вирджиния.
— Я уже все придумала, — доверительно проговорила тетя Элла Мэй. — Ты сама мне рассказывала, что интересуешься историей. Так вот, в своем ответе на последнее письмо герцога я попрошу его о великом одолжении. Думаю, он не сможет отказать мне, учитывая, что я ухаживаю за его женой, которая, как он предполагает, все еще без сознания. Напишу, что у меня есть подруга, молодая особа, изучающая английскую историю, и спрошу, быть может, он будет столь любезен и разрешит ей приехать в замок Рилл, чтобы поработать там в замечательнейшей библиотеке.
— Она действительно такая замечательная? — поинтересовалась Вирджиния.
— Я была в ней только один раз, — ответила тетя Элла Мэй, — когда мистер Вандербилт попросил принести нужную ему книгу. Библиотека превзошла все мои ожидания. Потом я часто говорила мужу, большому любителю книг: «Если бы ты только видел библиотеку в замке Рилл! Она настолько поразительна, что в это трудно поверить».
— Ты думаешь, герцог согласится выполнить твою просьбу? — спросила Вирджиния. — А что если он не захочет лишнего человека в своем доме?
Тетя Элла Мэй откинула голову и рассмеялась.
— Дорогая моя, да он ничего бы не заметил, даже если бы я послала к нему целую армию. Замок Рилл огромен. Сотни, если не тысячи, людей трудятся там в доме, на конюшнях, в поместье, в лесных угодьях. У них есть даже собственная пивоварня и плотницкая. Я помню, как возила Вандербилта в коляске посмотреть все это — так ему было интересно.
— А разве он не ходил? — спросила Вирджиния.
— Ах, нет, что ты! Он был уже очень стар, когда нанял меня в сиделки, — ответила тетя Элла Мэй, — и он выбрал меня из множества претенденток, потому что я была молодой. «Я люблю находиться среди молодых, — обычно говорил он, — они делятся со мной своей молодостью».
Тетя Элла Мэй слегка вздохнула, как бы сожалея о давно минувших днях, и продолжила:
— Приготовься к тому, что в Англии все не так, как в Америке. Но не будь слишком предвзятой. Там есть и хорошее и плохое, а блеск светского общества хотя и кажется иногда неестественным, тем не менее чарует.
— Расскажи мне что-нибудь, — попросила Вирджиния. — Ты посещала приемы?
— Нет, конечно, — усмехнулась тетя Элла Мэй. — Ведь я была просто сиделкой, ко мне и относились, как к прислуге — пусть старшей по званию, но все-таки прислуге. Однако я не была гордячкой, и когда к обеду ждали принца и принцессу Уэльских, всегда вместе с остальными слугами подсматривала из-за лестничных перил. Дамы в вечерних платьях с большими декольте и турнюрами, диадемах, бриллиантовых колье и браслетах, поблескивающих на лайковых, перчатках, были похожи на прекрасных лебедей. На мужчинах были бриджи до колен и сверкающие ордена, а воротнички такие высокие, что казалось, они с трудом могут поворачивать свои головы. Все это очень волновало и пленяло. Помню, мне всегда хотелось спуститься вниз и потанцевать под венский оркестр или пофлиртовать в оранжерее с каким-нибудь юношей.