Неразгаданное сердце Картленд Барбара
— Раз так, значит, посмотрите, — милостиво разрешила мисс Маршбанкс. — У меня для вас небольшой сюрприз, но придется обождать, пока не состоится наш с вами обед.
Она заторопилась, а Вирджиния пошла к себе. Ей стало радостно при одной мысли о званом вечере, хотя ее самой там не будет. Как мало званых вечеров выпало ей посетить за свою жизнь. До замужества Вирджинии было слишком мало лет, но ее мать позволяла ей спуститься поприветствовать гостей, а как только приступали к обеду, девочку тут же отсылали наверх в свою комнату. Да ей вовсе и не хотелось сидеть за громадным, излишне заставленным столом, рядом с сенаторами, не умолкавшими ни на секунду, и их разряженными, скучными женами. Она сознавала, что говорили они с ней только из вежливости, а за ее спиной обменивались друг с другом сочувственными фразами, что у ее матери такая малопривлекательная дочь.
«Но сегодня мне бы хотелось попасть на вечер», — подумала Вирджиния и постаралась представить себе, что бы произошло, если бы она сошла вниз и потребовала объявить себя как герцогиню Мерилльскую. Она представила удивление на всех лицах и ярость леди Шелмадайн. Все-таки стоило так поступить, хотя бы ради того, чтобы привести в бешенство женщину, которая старается обольстить ее мужа. Но зачем леди Шелмадайн понадобился герцог, если она влюблена в Маркуса Рилла? Вирджинии это было непонятно. Может, просто желание власти — заполучить обоих мужчин в свои руки? Или все дело в деньгах? Но, как полагала Вирджиния, тут леди Шелмадайн вряд ли может рассчитывать на герцога.
Она вынула из гардероба белое шифоновое платье, отделанное широким тонким кружевом. Обманчиво незатейливый, но очень дорогой наряд.
«Ты в нем совсем как невеста», — задумчиво произнесла тетя Элла Мэй, увидев Вирджинию в этом платье. И, чувствуя, что может обидеть свою тетю, если откажется купить платье по этой причине, Вирджиния присоединила его к своим покупкам.
Теперь, надев это платье, Вирджиния представила, как бы она выглядела, будь на ней бриллиантовое колье и диадема в светлых волосах. Потом она вспомнила ужасную диадему, которую напялили ей на голову в день свадьбы, — отвратительная, уродливая корона, которая, по мнению ее матери, подходила к ее новому статусу в жизни.
— Бедная мама! — прошептала Вирджиния. — Она понятия не имела, где начинается хороший вкус.
С первых минут пребывания в замке Вирджиния поняла, что великолепие дома, старинной мебели, картин, деревянной резьбы, расписных потолков — все это доставляло ей эстетическую радость своей изумительной красотой. Куда бы она ни бросила взгляд, повсюду была красота — красота старины, с любовью созданная заботливыми руками мастеров и сохраненная через века.
На деньги всей Америки, подумала она, нельзя было бы создать дом, сравнимый по великолепию и утонченности с замком Рилл.
Вирджиния спустилась в гостиную, где для них с мисс Маршбанкс подали обед, как и в прошлый раз при свечах. Обед был великолепен. Лакей принес бутылку шампанского в серебряном ведерке со льдом.
— У меня всегда на столе шампанское, когда в доме званый вечер, — сообщила мисс Маршбанкс с ноткой гордости в голосе.
Вирджиния, помня о шампанском, которое ее заставила выпить мать перед самой свадьбой, почувствовала неожиданный приступ дурноты от одной мысли о бокале шипучего напитка. Но тут же подумала, что отказ выпить с мисс Маршбанкс испортит все удовольствие пожилой даме.
— Вы угощаете на славу, — выдавала она и увидела, что мисс Маршбанкс пришла в восторг от такой оценки.
Когда они покончили с трапезой, мисс Маршбанкс сказала:
— А теперь я угощу вас чем-то совсем иным. Шагайте за мной, но, предупреждаю, совершенно бесшумно. У дверей Дубовой галереи я попрошу вас снять туфли.
Мисс Маршбанкс повела ее из гостиной, в конце коридора открыла маленькую дверцу и, скинув туфли, велела Вирджинии знаками сделать то же самое. Они на цыпочках поднялись по лестнице, которая вывела их в маленькую, обитую дубом комнатку, одна стена которой состояла из резных колонн, установленных в нескольких дюймах друг от друга. Это была галерея менестрелей, и в ней до сих пор сохранились стулья для музыкантов. Пока мисс Маршбанкс подкрадывалась к колоннам, Вирджиния неожиданно поняла, почему они должны были соблюдать такие предосторожности: галерея находилась в конце Большого банкетного зала.
Оставаясь незамеченными, они могли все разглядеть — внизу герцог и его мать развлекали гостей. С минуту в глазах Вирджинии мелькал калейдоскоп изящных обнаженных плеч, блестящих диадем и сверкающих колье. Затем рядом с дамами она разглядела представительных кавалеров; все они сидели за столом, заставленным золотыми канделябрами и украшенным цветами. По белому полю скатерти вился плющ; в центре стола возвышалась массивная золотая ваза, а по обе стороны от нее — блюда с оранжерейными фруктами. Вся картина была очень красочной и живой. За каждым стулом стоял лакей в напудренном парике и бархатной ливрее, отделанной золотом. Хрустальные бокалы играли отблесками свечей. Вирджиния невольно перевела взгляд на герцога во главе стола. Сначала единственной ее мыслью было то, что он очень красив, но потом справа от него она разглядела брюнетку поразительной красоты с великолепным ожерельем из рубинов и бриллиантов и такой же диадемой. Слева от герцога восседала леди Шелмадайн. Вирджиния видела, как она наклонилась вперед и коснулась руки герцога. Она явно о чем-то просила, повернувшись к нему лицом и соблазнительно надув алые губки. Вирджинии даже показалось, что она смогла разглядеть, сколько искушения таилось в чуть раскосых зеленых глазах леди Шелмадайн.
Неожиданно все поплыло и закачалось перед Виржинией. Почему она вынуждена таиться, подглядывать в щелку, когда ее место там, внизу? Но тут же девушка заставила себя вспомнить, что ненавидит этого человека, который женился на ней за два миллиона долларов. Нет сомнения, это на ее деньги куплено все, что они сейчас едят с золотых тарелок; это на ее деньги приобрели вино; это на ее деньги наняли лакеев.
Она закрыла глаза, как будто этот вид был для нее невыносим, и, повернувшись, покинула галерею менестрелей — спустилась по лестнице, прошла по коридору и вошла в гостиную, которую они делили пополам с мисс Маршбанкс.
— Почему вы ушли? — спросила мисс Маршбанкс, поспешно войдя в гостиную почти вслед за ней. — Я как раз собирался рассказать вам, кто есть кто. Вы заметили, как великолепно выглядела леди Роухамптон? Она сидела справа от герцога. Это одна из первых красавиц Англии. Мне бы также хотелось, чтобы вы обратили внимание на леди Престон; она наполовину француженка, и, говорят, ни один мужчина не может устоять перед ней.
— Я вам очень благодарна, что вы показали мне все, — заверила ее Вирджиния. — Большое спасибо. Но сейчас прошу меня извинить, мне нужен глоток свежего воздуха.
Она выскользнула из комнаты, прежде чем мисс Маршбанкс смогла вымолвить слово, и, найдя нужную дверь, вышла в сад. Ее занимала одна мысль — спастись от замка и от происходящего в Большом банкетном зале. Сама не зная почему, Вирджиния не хотела ничего слышать о них — этих чудесных женщинах со всеми их нарядами, драгоценностями и знатным происхождением.
«Я вернусь в Америку через несколько дней, — пообещала сама себе Вирджиния. — У меня нет ничего общего с такими людьми. Попрошу тетю Эллу Мэй найти мне какое-нибудь дело. Я могла бы работать в школе или заняться коневодством».
Она полагала, хотя ни разу не выясняла этого вопроса, что все еще является хозяйкой отцовского ранчо в Техасе. Не такая плохая мысль — отправиться туда и посмотреть, что стало с несметными стадами скота, которыми владел ее отец. Но потом засомневалась, сможет ли справиться с таким делом в одиночку.
Вирджиния не сознавала как, но ноги сами привели ее на полянку, затерявшуюся в тени деревьев, и вскоре она оказалась на скамейке, прямо перед статуей танцующего фавна. Вдали виднелось озеро. Спустилась темнота, и на небе появлялись звезды — одна за другой.
— Я должна вернуться в Америку! — вслух произнесла Вирджиния, но спокойствие этого тайного уголка уже околдовало ее. Раздражение куда-то ушло, ей больше не хотелось бежать.
Девушку полностью захватила красота, окружавшая ее, — голубая дымка над водой, ветви деревьев на фоне неба, мягкий шум леса — вот птица устраивается на ночлег, а там кролик поспешно убегает, шурша листвой.
Казалось, природа окутала Вирджинию своим покоем, и девушка покорилась ее чарам.
Наверное, прошло довольно много времени, когда Вирджиния почувствовала, что она не одна. Она не видела его, но знала, что он здесь, и задала себе вопрос: как долго он наблюдал за ней, пока она оставалась в неведении?
Над деревьями поднялась луна и, будто маленькая прогалина, где находилась девушка, была специально для этого предназначена, осветила Вирджинию, ее белое платье, ее волосы и тонкое личико. Она посмотрела в его сторону, и он тут же вышел из тени, шагнув на залитую лунным светом полянку.
— Я боялся, что вы окажетесь плодом моего воображения, — тихо произнес он, немного обеспокоенно.
— А я действительно как во сне, — призналась Вирджиния. — Сижу здесь и размышляю» а мир кажется таким далеким.
Герцог сел рядом с ней.
— О чем же вы размышляли? — спросил он.
— Мне хотелось понять, так ли трудна смерть, как жизнь, — ответила Вирджиния.
— Вы считаете, что жизнь трудна? — удивился он. Вирджиния кивнула.
— Отчасти. Жизнь пугает и в то же время завораживает. Мне кажется, всегда есть опасность пропустить что-то, ведь жизнь так скоротечна и вообще может пройти мимо.
— Вы говорите совсем как старушка, — рассмеялся герцог.
— Наоборот, я кажусь себе очень молодой, — присоединилась к нему Вирджиния, — и на самом деле, я не понимаю жизнь, по крайней мере, не так, как понимают ее в замке или, наверное, некоторые англичане.
Он понял, что она хотела выразить.
— У замка нет возраста, — сказал он. — Его создавали многие поколения Риллов; но каждый из них боролся, чтобы стать личностью; каждый из них изведал счастье и горе; каждый из них временами испытывал разочарование и безысходность — совсем, как вы.
Вирджиния рассмеялась.
— После ваших слов все кажется не таким уж плохим, — сказала она. — Наверное, возраст всего, что меня окружает, вызвал во мне чувство подавленности, но и потом, я все-таки родом из очень молодой страны.
— Как бы мне хотелось показать вам всю Англию, а не только этот кусочек, — сказал герцог.
— Тем не менее «этот кусочек», как вы выразились, очень интересен для американки, — отметила Вирджиния — Я наблюдала за вами сегодня на обеде, и, сама не знаю почему, это зрелище расстроило меня.
— Вы наблюдали за мной? — удивился герцог. Потом улыбнулся. — Знаю! Галерея менестрелей! Я сам туда бегал мальчишкой, а когда устраивали большой бал, Маттьюз всегда приберегал для меня лакомые кусочки от обеда и неизменно несколько особых шоколадок и леденцов с тарелок на столе.
— Вы любите замок? — спросила Вирджиния.
— Я часть его, — просто ответил герцог.
— И вы могли бы сделать все, что угодно, ради его сохранения? — продолжила Вирджиния — Все, что угодно?
«Возможно, — подумала она, — в этом и есть разгадка того, зачем ему понадобились мои деньги».
Прежде чем ответить, герцог помолчал.
— Я смотрю на замок как на достояние, — объяснил он, — как на большую ценность, которую передали в мои руки и которую я должен буду вручить в целости и сохранности моим наследникам.
Он говорил очень серьезно. Но тут же переменил тон.
— Я пришел не для того, чтобы обсуждать замок, — сказал он. — Мне хотелось найти вас. Даже боялся, вдруг вы не дождетесь меня.
— Но я и не ждала вас, — сказала Вирджиния — Просто потеряла счет времени.
Говоря это, она знала, что кривит душой. Ведь в глубине, неосознанно, Вирджиния понимала, что герцог обязательно появится, если она придет в этот тайный уголок.
— Я бежал, Вирджиния, надеясь вас встретить здесь.
— Вы хотели видеть меня?
Луна освещала лицо Вирджинии, и он смог прочитать вопрос в ее глазах.
— Вы не можете не знать этого, — сказал герцог. — Я весь день хотел вас увидеть. Мне кажется, Вирджиния, вы околдовали меня.
Она не проронила ни слова, прежде чем, сделав над собой усилие, не отвела от него взгляда.
— Уверена, что это не так, — промолвила она. — Просто все дело в том, что я американка и немного отличаюсь от других.
— Вы очень отличаетесь от других, — сказал он тихим ласковым голосом, который, казалось, дошел до самого сердца Вирджинии. — Вы не похожи ни на одну из женщин, которых я знал раньше. И не только потому, что вы такая прелестная — а вы действительно прелестны, — а потому, что мне нравится разговаривать с вами, мне нравится быть рядом с вами, а когда вас нет со мной, все вокруг становится таким скучным и серым.
— Мне почему-то кажется, что вы не должны… так говорить, — пробормотала Вирджиния.
— Но почему? — удивился он. — Дорогая моя! Не бойтесь меня. Я не сделаю вам ничего дурного. Но мне кажется, нет, я совершенно уверен, что с того момента, как увидел вас, я полюбил!
— Это… не… правда! — воскликнула Вирджиния.
— Это истинная правда, — заявил герцог. — Я не хотел вам говорить. Думал сохранить дружбу с вами. Мне казалось, вы этого хотите. Но я не в силах побороть себя, Вирджиния. Весь день я хожу как во сне, после сегодняшнего утра с вами. Я сразу понял, когда увидел вас впервые, — господи! Как будто сто лет прошло с тех пор! — что произошло нечто важное. А затем, этим утром, когда я смотрел на вас в «Сердце королевы», я все понял. Я понял, когда любовался вашим профилем, пока вы стояли на террасе, а потом вы шевельнулись и посмотрели на меня, и сердце мое перевернулось. Что вы со мной сделали, Вирджиния? Откуда во мне такие чувства?
— Это просто ваше воображение, — испуганно произнесла Вирджиния.
— Как было бы просто, если бы я мог отмести все прочь, решив, что это только игра воображения, — сказал герцог. — Но мы оба солжем, если не признаем, что такая вещь, как любовь с первого взгляда, действительно существует. Я читал о ней, я смеялся над ней, я считал ее нелепой и смешной. Но, Вирджиния, это произошло со мной!
— Но что такое, по-вашему, любовь? — спросила Вирджиния.
— Для меня любовь означает найти свою вторую половину, — ответил герцог очень искренне, — человека, которому ты принадлежишь без остатка и который принадлежит тебе; человека, которого ищут всю свою жизнь.
Вирджиния почувствовала, что ей стало трудно дышать. Его голос волновал отчего-то каждый ее нерв. Он и не пытался дотронуться до нее, и все же ей казалось, что он крепко обнимает ее. Она была почти под гипнозом, пальцем не могла шевельнуть. Он стоял так близко, совсем рядом. И она почувствовала, что действительно принадлежит ему. Затем, как бы стряхнув с себя наваждение, она вернулась к реальности и вспомнила, зачем она приехала сюда.
— Как вы можете говорить о любви, когда… мы едва знакомы? — спросила она и сама услышала, как слабо и нерешительно прозвучал ее голос.
— Разве вы не знаете меня? — удивился он. — Тогда, дорогая, вы должны у меня кое-чему поучиться. Ведь я о вас знаю очень многое. Я знаю, что в вас есть все, что только мужчина может пожелать найти в женщине. Я люблю не только вашу красоту, но и ваш ум, ваше доброе сердце, и то, как прорывается ваша смешливость, когда вы стараетесь быть очень серьезной и рассудительной.
Он замолчал, потом заговорил снова:
— Будь я художником, я бы написал ваш портрет. Будь я музыкантом, я бы сочинил музыку, и это были бы вы. Разве это не любовь, Вирджиния?
— Я… не знаю, — беспомощно ответила она.
— Тогда я буду вашим учителем, — заявил он. — Подумайте о днях, которые у нас впереди, Вирджиния. Мы будем все время вместе — утром уезжать в «Сердце королевы», а возвращаться сюда только вечером. Я покажу вам поместье и кроме того все графство, а позже, возможно, Лондон. Позвольте мне стать вашим учителем, за целую жизнь у меня не было дела важнее.
Вирджиния набрала в легкие воздуха и, взглянув ему прямо в лицо, спросила:
— А чем все это кончится?
Она видела, что его озадачил ее вопрос, но замешательство длилось не более секунды.
— А почему должно что-то кончиться? — спросил он.
— Обязательно, — настаивала она на своем. — Всему есть конец.
— Но только не любви, — твердо заявил он. — Любовь может длиться без конца. Это только начало, Вирджиния. Как будто открываешь первую страницу книги, зная, что впереди еще сотни страниц, одна интересней другой.
— Но все же конец неминуем, — повторила она.
— А не лучше ли не думать о трудностях заранее, пока не столкнешься с ними? — спросил герцог. — Давайте думать о нас двоих, о том, что мы значим друг для друга. Я люблю вас, Вирджиния. Вы верите мне?
Он протянул ей руку, но девушка не приняла ее.
— Я не буду принуждать вас, — мягко сказал он. — Знаю, что поторопился со своим признанием. Знаю, что нужно было дать вам время привыкнуть ко мне. Но вы ударили мне в голову. Вы очаровали меня и вдохнули в меня жизнь, и я не могу не признаться, что люблю вас!
Вирджиния поднялась со скамейки. Очень медленно, освещенная луной, она прошла по мягкой полянке к маленькому фавну. Подойдя к статуе, она остановилась рядом и коснулась рукой маленькой бронзовой головы. Пальцы ощутили холод.
— Это Эрос, бог любви! — тихо пояснил герцог. — Его привез из Греции один из моих предков. Наверное, это Эрос привел вас сюда.
Вирджиния по-прежнему молчала, не поднимая глаз, слегка склонив голову. Спустя секунду герцог произнес:
— Если бы вы знали, как я хочу поцеловать вас! Если бы вы знали, как сводит меня с ума то, что я смотрю на вас и не могу обнять. Но мне не хочется испугать вас. Я хочу, чтобы вы сами пришли ко мне и любили меня так, как я люблю вас. Думайте обо мне, Вирджиния. Обещайте, что будете думать обо мне.
Она слегка улыбнулась.
— Не думаю, что смогу иначе, — ответила она.
— О, моя любимая! Как я счастлив слышать это! Я хочу быть в ваших мыслях с первой секунды, как вы проснетесь и до того момента, когда снова заснете. И знайте, где бы вы ни были, что бы вы ни делали, я буду думать о вас, стремиться к вам, любить вас!
В его голосе было столько неожиданной страсти, что Вирджиния вынуждена была отвернуться.
— Пора возвращаться, — тихо сказала она, — Уже, наверное, очень поздно.
— Вы поедете со мной покататься верхом завтра утром? — спросил герцог.
— А что скажут люди? — засомневалась она.
— К черту всех! Какое это имеет значение? — воскликнул он. — Пусть говорят, если им угодно, мне все равно. Но я не хотел бы причинить вам неудобство.
— Мне тоже все равно, — сказала Вирджиния. — В отличие от вас, я здесь чужая.
— Тогда едем вместе, — решительно заявил он. — Я буду ждать вас в шесть часов, как сегодня.
Они молча вернулись в замок. Но, так или иначе, Вирджиния почувствовала, что молчание очень сблизило их. И сама себя укорила за глупые мысли. Он мог ухаживать и расточать комплименты, но она-то знала, кто он такой на самом деле. Она не ребенок, ее не обмануть красивыми словами. Когда они вместе, возможно, она и попадает под его обаяние, но ей лучше всех известно, что доверять ему нельзя.
Они дошли до окраины сада.
— Войдем через разные двери, — предложил герцог. — Вы, наверное, воспользовались дверью в сад, ведь так?
Вирджиния кивнула.
— Очень хорошо, — сказал герцог. — Теперь ради внешних приличий — уверен, гости уже начали задумываться, куда я мог деться — я войду через другой вход. Спокойной ночи, Вирджиния. Я не сомкну глаз. Буду лежать без сна и считать часы, когда снова увижу вас. До завтрашнего утра еще целая вечность.
— Спокойной ночи! — ответила Вирджиния и собралась было уходить, но он поймал ее руку и удержал.
— Скажите, что не сердитесь на меня, — взмолился он. — Скажите, что я не испугал и не шокировал вас. Скажите, что где-то в глубине сердца у вас пробуждается интерес ко мне.
Она хотела ответить, но он не дал ей сказать ни слова.
— Нет, ничего не говорите, — велел он. — Не отнимайте пока у меня призрачного счастья — веры, что я вам хоть немного нравлюсь и что я вам, по крайней мере, друг. Спокойной ночи, моя дорогая, моя красивая, моя любимая американка!
Он поднес ее руку к губам, и она почувствовала на ладони теплый и страстный поцелуй. Но тут же он шагнул в тень и быстро зашагал прочь, как человек, который опасается, что не сумеет совладать с собой и повернет назад.
Тяжело вздохнув, будто из самой глубины души, Вирджиния пересекла лужайку, стараясь держаться в тени деревьев, и подошла к дому. Она как раз собиралась войти через балконную дверь, когда вдруг в доме засветился огонек, совсем рядом распахнулось окно и чей-то голос произнес:
— Здесь очень жарко. И зачем только ты затащил меня сюда в такой поздний час.
Вирджиния инстинктивно отпрянула и прижалась к стене. Она сразу безошибочно узнала голос. Он принадлежал леди Шелмадайн.
— Мне нужно с тобой поговорить. — Вирджиния услышала, как заговорил Маркус Рилл. — А прийти в твою комнату было бы просто сумасшествием. Никогда не знаешь, кто может шпионить по коридорам.
— Ну, так что ты хотел? — резко спросила леди Шелмадайн. — Если нас здесь застанут, вряд ли поверят старому, как мир, объяснению, что я спустилась среди ночи за книгой.
— Подожди, я еще зажгу свечей, — произнес Маркус Рилл.
Свет из окна засветился ярче. Вирджиния взглянула через плечо. Отступать было некуда. За ее спиной находилось еще одно окно той же комнаты, и куда бы она ни двинулась, ее обязательно заметят.
— У тебя действительно какие-то неприятности? — обеспокоенно спросила леди Шелмадайн.
— Неприятности! Хуже быть не может! Я получил письмо с вечерней почтой. Не мог сказать тебе раньше. По правде говоря, я не стал читать его, пока не поднялся к себе, чтобы переодеться к обеду. Так и знал, что там будут дурные вести!
— Но что же в письме? — спросила леди Шелмадайн.
— Мне дают только неделю, чтобы найти деньги!
— Всю сумму?
— Целиком! Все проклятые сорок тысяч фунтов!
— Но это невозможно!
— Ну конечно! Абсолютно и совершенно невозможно! И отсрочки они не дают!
— Придется тебе обратиться к Себастьяну, — сказала леди Шелмадайн.
— Ты думаешь, он даст мне сорок тысяч? В прошлый раз он предупредил, что впредь не будет за меня платить, и, конечно, сдержит слово.
— Нет, ему придется заплатить! Не в тюрьму же тебе идти!
— Либо отправлюсь в тюрьму, либо уеду из страны. И никогда не вернусь. Они помолчали.
— Но есть и другой выход, — сказала леди Шелмадайн.
— Ты имеешь в виду таблетки?
— Да. Ты ведь не забыл их привезти?
— Я совсем не такой глупец, чтобы оставить их где-то. Они смертельны, по крайней мере, так утверждал тот тип.
— Мой друг, который дал мне его адрес, заверил, что таблетки действуют безотказно, — сказала леди Шелмадайн. — Он воспользовался ими в Восточной Африке, и результат наступил мгновенно.
— Я знаю, Шелмадайн, но мне как-то не по нутру эта затея; тем более с Себастьяном.
— Он стоит на твоем пути, разве нет? — спросила леди Шелмадайн. — Он жесток и бессердечен. Я с ним ничего не могу поделать. Хотя испробовала все способы. Он — не человек. Да и потом, из тебя получился бы гораздо более занятный герцог!
— В тебе есть что-то от дьявола, Шелмадайн, — сказал Маркус Рилл — Когда доходит до дела, то женщина всегда оказывается безжалостней любого мужчины.
— Решай сам, — отрезала леди Шелмадайн. — Если ты предпочитаешь оказаться в тюрьме, то я не стану тебя отговаривать! Думаю, тебе не дождаться большого почета из-за фальшивого чека. Говорят, за подделку документов наказывают довольно сурово.
— Прекрати, Шелмадайн! — закричал Маркус Рилл. — Хорошо! У нас нет другого выхода. А ты уверена, что этот яд нельзя обнаружить?
— Все, что тебе нужно сделать — бросить одну таблетку ему в кофе или в вино, — сказала Шелмадайн. — Конечно, только когда не будешь с ним один на один. Если он умрет, тебе не стоит быть единственным свидетелем. Полагаю, это не слишком сложно. Наступила длинная пауза.
— Все-таки они у тебя с собой? Ты не лжешь мне? — забеспокоилась леди Шелмадайн.
— Нет-нет, они наверху, в ящике туалетного столика. Но мне все это не нравится. Может, я в чем-то подлец, но никогда раньше не замышлял убийства.
— Раз так, хорошо! Поступай, как хочешь, но не мечтай, что я буду навещать тебя в тюрьме или поспешно кинусь через Ла-Манш, чтобы терпеть нужду на чужбине и жить в каких-нибудь трущобах. В мире полно других мужчин!
— Шелмадайн! Я сделаю все, что ты сказала! Другого выхода нет.
— Тогда решено, — сказала леди Шелмадайн. — А теперь, ради всего святого, позволь мне вернуться в кровать. Если нас здесь поймают, могут возникнуть подозрения.
— А ты выйдешь за меня, Шелмадайн, когда все будет позади?
Послышался заливистый смех.
— Всегда мечтала стать герцогиней! И потом, Маркус, мне так к лицу бриллианты!
Раздался звук открывающейся двери.
— Постой, Шелмадайн, погоди! Ты не можешь так просто уйти. — Дверь закрылась. — Разрази ее гром! Меня оставили все прибрать.
Маркус Рилл подошел к балкону и затворил створки. Погасил свечи одну за другой, оставив единственную, как догадалась Вирджиния, в своей руке. Затем наступила кромешная тьма.
Вирджиния почувствовала, что дрожит. Важность услышанного захватила ее всю — как будто водой холодной окатили. Невероятно! Возможно, ей все это почудилось! Люди так не поступают. Она не могла осознать то, что услышала. Затем она поняла, что ей никто не поверит, если она перескажет разговор, который только что подслушала. Если ей тут же отправиться к герцогу, он посмеется над ней. Никто не поверит, что два представителя аристократии способны на такое преступление. Ей придется выступать одной против двоих, да и кто послушает никому не известную девушку из другой страны?
Она медленно пошла вдоль дома, с облегчением обнаружила, что дверь, выходящая в сад, еще не заперта. Медленно поднялась по боковой лестнице к себе в спальню. Комната выглядела уютной, теплой, безмятежно спокойной. Ситцевая обивка в цветочек, мягкие ковры, элегантная мебель — все это не отделить от замка, от привычного окружения английской аристократии.
Готовится преступление настолько ужасное, что она едва могла думать о нем. И она не в силах ничего сделать. Никто не поверит ей, а потому герцог умрет!
Она представила, как он выпивает яд. Она представила, как он умирает, а у нее связаны руки. Она не может помешать этому. И, вскрикнув от ужаса, она поняла, что любит его.
Глава 8
Всю ночь напролет Вирджиния металась по кровати, вертелась с боку на бок или лежала, уставившись в темноту, ошеломленная обуявшими ее чувствами и мыслями. Она знала, что должна попытаться как-то спасти герцога, и не только потому, что любит его, но и потому, что никогда, даже в самых сумасбродных мечтах она не представляла, что убить так легко или что такие люди, как Маркус Рилл и леди Шелмадайн, могут замышлять убийство. Ей трудно было понять такое зверство. Она знала, что должна помешать злодеянию, чем бы для нее это не обернулось, но весь вопрос был — каким образом?
Она попыталась вообразить, как скажет герцогу, что кузен задумал убить его. И даже почти увидела выражение удивления и недоверия на его лице. Но, допустим, он поверит ей, все равно, что он сможет предпринять? Обвинить Маркуса и сказать, что его разговор с леди Шелмадайн был подслушан никому не известной американкой? Она представила, как они посмеются над такой абсурдной идеей. А если она сообщит обо всем кому-то другому, не связанному с семьей, — поверенному, домашнему врачу или даже тому, кто имеет отношение к полиции, он не сможет действовать, пока не будет слишком поздно. Тогда он скажет, что она была права, но какое в том утешение? С какой стороны она ни рассматривала проблему, выхода не было. Все, что она могла сделать, подождать, пока герцог не погибнет, а затем разоблачить Маркуса Рилла как злодея.
Вирджиния закрыла глаза и, вспомнив слова герцога, почувствовала дрожь во всем теле. Раньше она бы ни за что не поверила, что при звуке чьего-то голоса может охватить трепет, но теперь она знала, что, стоит ему только приблизиться к ней и заговорить своим низким, глубоким голосом, когда, кажется, за каждым словом скрывается, затаенная страсть, как у нее возникает чувство, будто каждый нерв в ее теле оживает и откликается на все его слова. Она знала, сидя рядом с ним на полянке, что стоит ему протянуть руку и коснуться ее, она не сможет противиться. Исчезла прочь ее гордость, ее сдержанность и ее ненависть. Произошло небывалое: он обратил ее горячую, неистовую ненависть в любовь, и отрицать это было невозможно. Она мысленно попыталась убедить себя, что он обманщик, охотник за приданым, но сердце не слушалось. Оно жаждало его, стремилось к нему!
Она вновь и вновь повторяла шепотом все, что он ей говорил. Вспоминала каждый его жест. Снова мысленно переживала поездку верхом и то мгновение на террасе «Сердца королевы», когда она поняла, что нравится ему.
И все же где-то в глубине души раздавался голосок, вопрошающий равнодушно-критически:
«Как много значит его любовь? Насколько она глубока и долговечна? А может, это просто мимолетная вспышка избалованного, страстного мужчины при виде нового хорошенького личика?»
Наконец, она была не в силах дольше пытать себя осаждавшими ее со всех сторон вопросами. После нескольких часов мучительных раздумий она ни на шаг не продвинулась в поиске решения самого важного вопроса — как спасти жизнь герцогу.
Не приходилось обманываться в том, каким образом Маркус Рилл и леди Шелмадайн сговорились избавиться от герцога. В их тоне было столько неторопливой обдуманности, что Вирджиния ни секунды не сомневалась — они осуществят свой план…
Она встала с кровати и отодвинула шторы на окнах. На востоке занимался рассвет. Небо постепенно теряло свою густую черноту, и только кое-где слабо мерцали несколько звездочек. Над озером клубился туман, обволакивая стволы близстоящих деревьев. Сквозь туман прорвалась стая диких уток и скрылась в первых лучах солнца. Повсюду царила безмятежная тишина. Огромные столетние дубы стояли как часовые, охраняющие этот уголок человеческого коварства. Природа дышала покоем, и при первых трелях птиц стало невозможно представить, что злобные замыслы смогут когда-либо разрушить безмятежность и спокойствие этого типично английского ландшафта.
— Возможно, мне все показалось, — прошептала Вирджиния. — Возможно, весь разговор — плод моего воображения.
Неожиданно она заметила внизу какое-то движение. Она наклонилась вперед и увидела прямо под своим окном, как Маркус Рилл сходит с крыльца и направляется к конюшням. На нем были бриджи для верховой езды, а в руках он держал хлыст. Вот тогда-то Вирджиния и поняла, что кому-то еще не до сна, кто-то еще метался и вертелся в постели и, возможно, боролся с угрызениями совести всю ночь напролет.
Она взглянула на каминные часы. Еще не было пяти часов. Вряд ли в доме кто-то проснулся, но Маркус Рилл несомненно растолкает какого-нибудь мальчишку при конюшне и велит оседлать для себя коня. Она стояла и смотрела, как он уходит все дальше и дальше, пока, наконец, совсем не скрылся из виду. И тут вдруг она поняла, что ей нужно делать. Она взяла пеньюар, брошенный на стуле у кровати. Он был сшит из плотного белого крепдешина и отделан валенсианским кружевом. Вирджиния надела его, потуже затянула на талии пояс в виде шнура.
План был рискованным, но другого выхода у нее не было! Она очень тихо отворила дверь. В коридоре было темно, ее мягкие тапочки неслышно ступали по толстому ковру. Идти пришлось довольно далеко — вниз на второй этаж, где располагались комнаты для важных гостей, туда же вела главная лестница. Она знала, где находится комната Маркуса Рилла, потому что как-то, когда после завтрака поднималась к себе по лестнице, он появился в дверях и при виде ее гаденько и приторно заулыбался. К счастью, она была не одна, а с мисс Маршбанкс, и он не смог завести с ней разговор.
Верхний пролет главной лестницы был освещен первыми, неяркими лучами рассвета, проникающими сквозь высокие витражные окна. Стояла абсолютная тишина. Слышно было только тиканье напольных часов, да птичьи голоса за окном. Вирджиния шагнула в тень и остановилась возле двери Маркуса Рилла. Когда она дотронулась до дверной ручки, ее на секунду одолели сомнения, а сердце почти не билось от страха.
А вдруг она все-таки ошиблась! А вдруг ему каким-то таинственным образом удалось вернуться незамеченным обратно, и сейчас он находится у себя в спальне! Что тогда он подумает при ее появлении? Да и что он скажет? Но она знала, что ее собственная судьба в данной ситуации не имеет значения. Главное — это жизнь герцога! Его нужно спасти любой ценой!
Она очень осторожно повернула ручку. Шторы на окнах были отодвинуты, но комната была пуста. Постель вся раскидана, как бы подтверждая правильность догадки Вирджинии, что Маркусу Риллу так и не удалось заснуть в эту ночь. На полу валялась пижама.
Взгляд Вирджинии приковал только один предмет — комод, который использовали как туалетный столик и на котором стояло небольшое вращающееся зеркало из красного дерева, щетки для волос с костяными ручками и футляр с бритвами. Вирджиния быстро пересекла комнату и выдвинула ящик. Там лежали только носки, галстуки, носовые платки — и больше ничего. Она взялась за следующий ящик. В нем оказалось несколько писем, кожаный футляр для воротничков, коробочка с запонками и маленькая плоская жестянка. Ничего похожего на то, что она искала. Она думала, таблетки будут в белой коробочке, наподобие тех, что обычно используют фармацевты.
Вирджиния в полной растерянности уставилась на открытый ящик. Она помнила, Маркус совершенно ясно сказал, что яд находится в ящике туалетного столика. Девушка окинула взглядом всю комнату: высокий комод в углу, письменный стол, еще несколько разных предметов — ничего такого, что можно было назвать туалетным столиком.
Тогда Вирджиния вытянула из глубины ящика жестянку — старую и ободранную. На ней была почти стертая надпись «Аптечка», а ниже — красный крест. Вирджиния догадалась, что такую аптечку Маркус Рилл мог носить, когда служил в армии. Она открыла крышку и с первого взгляда поняла, что нашла наконец то, что искала.
В жестянке лежали бинты, ножницы, несколько пузырьков. А в центре была коробочка для таблеток, точно такая, как она думала. Она взяла ее в руки и нашла четыре маленькие белые таблетки. Теперь она убедилась, что это тот самый яд, о котором говорили Маркус Рилл и леди Шелмадайн. Четыре таблетки, и каждая может убить человека! Она нашла их!
Вирджиния захлопнула жестяную аптечку, положила ее на прежнее место и задвинула ящик. Затем подошла на цыпочках к двери, не выпуская из руки коробочку с таблетками. Теперь скорее назад, в свою комнату, пока ее не заметили, и уничтожить таблетки, прежде чем их пустят в дело!
Она открыла дверь и, выйдя в коридор, затворила ее за собой. Но тут же замерла в оцепенении! По коридору навстречу ей шел герцог. Он был одет в костюм для верховой езды и держал на поводке старого мопса герцогини — Диззи, который страдал от ревматизма.
В первую минуту он не заметил Вирджинию. Он смотрел прямо перед собой невидящим взглядом, как человек, погруженный в собственные мысли. Потом, подойдя совсем близко, он увидел ее. Она стояла, словно каменная, обратив к нему бледное, испуганное лицо. Секунду он смотрел на нее, не веря своим глазам. Затем кровь отхлынула от его лица, и он почти также смертельно побледнел, как и она. Его взгляд скользнул по ее фигуре, и, казалось, он запечатлел в своем сознании каждую деталь — длинный белый пеньюар, волосы почти до пояса, рассыпавшиеся по плечам, глаза, потемневшие от ужаса и удивления.
Долго, очень долго ни один из них не шевелился. Когда заговорил герцог, голос его звучал резко, в каждом слове чувствовалась злость, которая тем не менее сдерживалась железной волей.
— Так вот куда распространяются ваши интересы, мисс Лангхоулм!
Вирджинию как будто стегнули хлыстом.
— А я думал, вы отличаетесь от других женщин, — продолжал он, — но теперь вижу, что ошибся. Так, значит, ключ к вашему сердцу подобрал мой кузен. Каким слепым нужно быть, чтобы не заметить, что происходит у меня под самым носом!
Он замолчал, а Вирджинию охватила такая дрожь, что коробочка выпала у нее из руки, и таблетки рассыпались по полу. Сделав над собой усилие, она проговорила:
— Я… сейчас… объясню… — начала она прерывающимся шепотом, но герцог не стал ее слушать.
— Думаю, мисс Лангхоулм, что вы злоупотребили моим гостеприимством, — сказал он. — Ваш отъезд организуют сегодня же днем.
Он повернулся, чтобы уйти, Вирджиния протянула к нему руки.
— Подождите! — взмолилась она.
Герцог не мог быстро передвигаться, потому что мопс натянул поводок. Прежде чем герцог успел помешать ему, старый пес дотянулся до одной из белых пилюль, выпавших из коробочки, и с жадностью проглотил ее. Герцог потянул за поводок, направляясь к лестнице. Пес проковылял несколько шажков, но неожиданно сдавленно захрипел, весь задрожал и рухнул, потом медленно перевернулся на спину, задрав лапы кверху.
Герцог, остановленный на первой ступеньке, повернул голову, чтобы посмотреть, в чем дело. Вирджиния тем временем поспешно подбирала с пола остальные таблетки и, спрятав их в коробочку, наконец смогла выговорить:
— Это… предназначалось вам!
— Что вы имеете в виду? — резко спросил герцог.
— Эти таблетки, — сказала она, протянув ему коробочку, — смертельны. Вот почему… я выкрала их. Хотела… спасти вас…
Герцог наклонился, отстегнул поводок и, перешагнув через мертвого пса, оказался рядом с Виржинией. Он взглянул ей в лицо и схватил за плечи.
— Говорите правду, — потребовал он. — Что вы делали в этой спальне?
Его пальцы так и впились в нее, но теперь она не боялась.
— Это правда, — ответила она. — Они… хотели убить вас. Я знала, что вы не поверите мне, вот я и… украла таблетки.
Герцог не отрывал взгляда от ее лица, мучительно стараясь докопаться до правды. Затем, как бы успокоенный тем, что увидел, он быстро посмотрел в начало и конец коридора.