Осенний трон Чедвик Элизабет

Глава 26

Замок Сарум,

июль 1189 года

Алиенора с Рихензой возвращались после молитвы в соборе, как вдруг под въездную арку стремглав ворвался всадник. Лошадь еще не успела остановиться, а он, едва не попав под копыта, одним прыжком уже выскочил из седла. Бросив поводья ошалевшему конюху, гонец приблизился к Алиеноре, упал на колени и коснулся подола ее платья.

– Моя госпожа королева, – выдохнул он, – я принес весть величайшей важности. Королевство ваше. Вы – вдовствующая королева. Король Генрих умер!

Рихенза ахнула и приложила ко рту ладонь:

– Нет!

Алиенора стояла не шевелясь. И внутри ее тоже все замерло: и мысли, и чувства, но не от горя. Она как будто увидела волшебное сияние, возникшее над горизонтом, только пока еще не поняла, что оно означает, что за ним скрывается. Этой новости она ожидала с тех самых пор, как Генрих Саксонский в апреле привез к ней Рихензу, и все-таки оказалась не готовой к моменту, когда неминуемое свершилось. Генрих мертв. Его нет больше в мире. Вся его воинствующая яростная энергия обратилась в ничто. Так небо очищается от облаков после грозы.

Она огляделась. Окружающая жизнь текла как обычно, если не считать разбегающихся волн, поднятых стремительным появлением гонца. Никто не знал, что за причина стоит за его поспешностью, догадывались только, что новости, должно быть, важные. Все так же сияло солнце с выгоревшего добела неба. Трое детишек возились с Мойси, по очереди бросая ему кожаный мячик, да женщина из прислуги флиртовала со стражником, покачивала перед ним бедрами. Полученная весть для них ничего не изменит.

– Не могу поверить! – У Рихензы дрожал от слез голос. – Этого просто не может быть!

Ее возглас разбил оцепенение Алиеноры. Королева сделала глубокий вдох, потом еще один, понемногу впуская в себя жизнь. То, что было стиснуто, заперто, огорожено, теперь стало бескрайним садом, в котором цветут прекрасные возможности.

– Тише! – одернула она внучку и твердо взяла ее за руку. – Ты из его рода. Помни о своем положении.

Рихенза подняла голову и предприняла отчаянную попытку успокоиться, но по ее лицу все еще струились слезы.

Гонец так и стоял в пыли на коленях, сжимая в руках шляпу и опустив голову почти до земли. Алиенора узнала его: это был один из рыцарей Ричарда, Робер де Сентонж; раньше он служил при ее дворе пажом. Она коснулась его плеча и скомандовала:

– Встань!

Он поднялся на ноги. С его лба стекали капли пота. Конюх повел его лошадь к стойлу.

– Где и когда? – требовательно спросила она.

– В Шиноне, госпожа, в шестой день июля. У меня есть для вас письма, но все подробности будут позже. Я всего лишь вестник.

Что-то росло внутри ее. Сначала не более осязаемое, чем завихрение воздуха, но постепенно оно обретало плотность и вес. Алиенора велела слугам присмотреть за тем, чтобы гонец мог поесть и отдохнуть после своих трудов.

– Скоро я снова пошлю за тобой, так что поспеши, – скомандовала королева Сентонжу и протянула руку за письмами. Едва рыцарь удалился, она обратилась к Рихензе: – Когда мы шли в собор, я была узницей, а теперь я свободна. На самом деле я была свободна и вчера, и позавчера, но не знала об этом. Прямо сейчас могу сесть на коня и уехать отсюда, и ни у кого нет власти, чтобы остановить меня. Ни у кого! – Она представила, как мчится прочь из Сарума. – Надо приказать поварам, чтобы начинали готовить пир.

Глаза Рихензы расширились от ужаса при этих словах бабушки.

– Нет, не для того, чтобы праздновать, – нетерпеливо взмахнула рукой Алиенора, – хотя я знаю, что Господь простил бы мою радость. Мое решение сугубо практичное: я никогда не вернусь сюда, и до отъезда надо опустошить кладовые.

В это время к ней почти бегом приблизился Роберт Модит, ее тюремщик. Очевидно, новость дошла и до него. Алиенора выпрямилась во весь рост, встречая его лицом к лицу, и почувствовала, как жизнь буквально хлынула в ее вены.

Он скованно поклонился ей:

– Госпожа, горестная весть о кончине короля Генриха повергла меня в глубокую скорбь.

– Думаю, ты понимаешь, почему я не могу разделить твоих чувств, – ответила Алиенора. – Хотя, узнав подробности, я, может быть, стану оплакивать обстоятельства его смерти. Пока же повелеваю тебе подготовить переезд моего двора в Винчестер. Мы отправляемся завтра утром.

– Как пожелаете, госпожа.

– Ты выполнял свои обязанности, твои приказы исходили от короля, – продолжала она. – Теперь тебе будет приказывать новый король, а в его отсутствие – те, кто его представляет. Остаток дня мы посвятим размышлениям и молитвам за спасение души прежнего короля. Пусть в соборе отслужат заупокойную мессу.

Когда он ушел, Алиенора с Рихензой вернулись в свои комнаты.

– Я знала о том, что он умирает, с тех пор, как встретилась с твоим отцом в апреле. Оставалось неизвестным, когда это случится и сколько еще вреда он нанесет всем нам до того, как наступит его конец.

Она велела Амирии распахнуть настежь все окна и двери. Прежде всего, это было нужно из практических соображений, чтобы сквозняки облегчили летнюю жару, но еще свежий воздух – это признак свободы. Пройдет ночь, она покинет Сарум, и больше никогда, никогда не ступит сюда ее нога.

– Сколько времени потеряю, – пробормотала она вполголоса.

Перед ней вновь предстал гонец, смывший с лица пыль и надевший чистую одежду.

– Король Ричард приказал мне сопровождать вас, куда бы вы ни поехали, госпожа, и оставаться при вас, сколько прикажете.

– Уверена, что найду применение твоим талантам. – Она послала ему улыбку, и опять в ней что-то шевельнулось, пробуждаясь к жизни: на этот раз кокетство и ощущение власти над людьми. – Я понимаю, что тебя отправили в дорогу в спешке, но, может, ты сумеешь еще что-нибудь рассказать мне?

Он откашлялся:

– Госпожа, не знаю, что вам уже известно. В последние свои дни король был слишком болен, чтобы присутствовать при беседах графа Ричарда и короля Франции. В замке Шинон он не вставал с постели. Я же находился при графе Ричарде, потому не могу знать всех подробностей, а когда к нам в лагерь пришла весть о смерти короля, милорд сразу же снарядил меня ехать в Англию. Могу только сказать, что в момент моего отъезда тело короля Генриха несли в Фонтевро для захоронения.

– В Фонтевро? – Алиенора удивилась. – Не в Гранмон?

Рыцарь затряс головой:

– Для такой жары это слишком далеко.

– Конечно же. – Она постаралась отогнать образ, созданный последней фразой. По крайней мере, Фонтевро не худшая замена. Генрих рассказывал ей, что в детстве иногда жил в этом монастыре. И позднее, когда они в самом начале супружества заезжали туда, Генрих чувствовал себя там спокойно. Так что да, Фонтевро вполне подходит.

Молодой гонец больше ничего не мог ей поведать, потому что покинул место событий в большой спешке. Его единственным долгом было как можно скорее передать королеве главную новость и тем самым положить конец ее заточению. Но хотя бы он смог заверить Алиенору, что да, граф Ричард пребывает в добром здравии, несмотря на то что его чуть не убил Уильям Маршал.

– Что? – Алиенора не поверила своим ушам. – Уильям Маршал пытался убить моего сына?

– Госпожа, это случилось, когда король Генрих бежал из Ле-Мана после прорыва французских сил. Граф Пуату бросился в погоню и почти настиг короля, но путь ему преградил Маршал, вернувшийся, чтобы остановить преследователей. Милорд не пострадал, если не считать порванной котты и сбитого шлема, хотя Маршал мог бы растоптать его своим конем.

– Но не растоптал?

– Нет, госпожа. Граф крикнул, что он безоружен и будет бесчестно убить его в таком положении. Поэтому Маршал вместо этого убил его лошадь и сказал, что оставляет графа на волю дьявола. После этого он доставил короля Генриха в Шинон.

Не зря Генрих привлек к себе на службу Уильяма, подумала Алиенора. Слава Богу, что Маршалу достало храбрости и ума поступить так, как он поступил. Оставалось надеяться, что Ричард тоже это понимает.

– Милорд Ричард был полностью в его власти, – добавил рыцарь. – Никто бы не остановил Маршала, нацель он свое копье чуть выше.

– Так возблагодарим Господа за твердость его руки. – (Уильям Маршал хорошо выучил уроки, которые преподносила ему жизнь, и умеет не переходить черту, а вот Ричарду неплохо бы еще поучиться этому.) – А что Иоанн? Разве его не было с королем?

– Госпожа, это мне неведомо. Мы слышали только, что король мертв и его переносят в Фонтевро. Как мне кажется, лорда Иоанна с ним не было, потому что никто об этом не упоминал, зато при короле находился другой его сын – Джеффри.

С этим молодым человеком тоже надо будет разобраться, но это подождет. Первым делом она должна увидеть Ричарда. Сейчас ее задача – как можно лучше подготовиться и осознать перемены в ее жизни, ибо вот-вот взойдет новое будущее.

Пять дней спустя в Винчестер, куда перебралась Алиенора, прибыл Уильям Маршал, и наконец-то она смогла услышать все из первых уст.

Его лицо было перекошено от боли, когда он входил в ее покои.

– Госпожа, простите меня за то, что не смогу преклонить колени.

– Что с тобой? – На мгновение Алиенора испугалась: хромающий Маршал напомнил ей покойного мужа при их последней встрече. Поняв, что это не Генрих, она жестом велела, чтобы гостю принесли стул и взбили подушки для сиденья.

– Проломилась палуба корабля в Дьепе, когда я всходил на борт, – ответил он. – Мне повезло: я сумел ухватиться за балку, а вот другие не были так удачливы. Гилберт Пипарт, например, сломал руку.

– Ты показал ногу лекарю?

Уильям фыркнул:

– Да, и он посоветовал, чтобы я побольше отдыхал.

Алиенора взяла письма, которые он ей привез:

– Что же, можешь заняться этим прямо сейчас, пока я читаю и слушаю твои новости.

Бельбель принесла дополнительную подушку, чтобы подложить Маршалу под спину.

– Только полюбуйтесь на меня: усаживаюсь в кресло, словно старик какой-то, а сам собираюсь вести под венец молодую невесту, – заметил он.

Алиенора с интересом посмотрела на него.

– Не думаю, что ты утратил те свойства, которые важны для успешного брака, – ответила она и рассмеялась над его смущенным видом. – Я говорю о твоем духе и силе воли! – Королева уселась напротив. – Ага, Ричард все-таки отдал тебе графиню Стригойла. То есть он простил тебя за то, что ты хотел убить его?

Уильям смутился:

– У меня не было намерения убивать короля – и он отлично это знает. Но я должен был остановить его. Я ему сказал, что не настолько дряхл, чтобы не вонзить копье туда, куда целюсь. И да, он позволил мне взять в супруги Изабеллу де Клер. После встречи с вами мне предстоит ехать в Лондон, где состоится бракосочетание. Хотя, что подумает девица восемнадцати лет о старом и седом вояке вроде меня, боюсь и предполагать.

– Или ты бесстыдно напрашиваешься на комплимент, или не видишь себя таким, каким видят тебя женщины, – заявила Алиенора. – Конечно, сейчас ты гораздо старше, чем тот юноша, которого я взяла к себе на службу, но он был неопытен и незрел. Время приносит мудрость, а не морщины. У Изабеллы де Клер не будет причин жаловаться на супруга.

– Молюсь об этом, – усмехнулся Маршал.

Алиенора посмотрела на связку писем, лежащую у нее на коленях.

– Итак, – произнесла она, помолчав, – ты был с королем, когда он умирал.

Маршал помрачнел:

– Да, но не в тот момент, когда душа покинула его. Мне больно докладывать вам об этом… Король умер в одиночестве.

– В одиночестве? – резко переспросила она. – Неужели никто не сидел у его ложа?

– Госпожа, мы все там были, но только не в тот миг, когда все случилось, и я глубоко скорблю об этом. Несколько дней король метался в бреду и горел в лихорадке.

Алиенора сжала губы. Боже праведный, Генрих! Сколько раз она думала, что ее супруг заслуживает смерти в одиночестве и мучениях, а теперь, узнав, что так и произошло, жалеет его. Уильям смотрел ей в глаза. Другой бы отвел взгляд, отвернулся, но его взор был прямым и честным, как тогда, когда он рассказывал ей о Гарри.

– Требовалось поменять его простыни и брэ, и мы вышли, чтобы немного подышать свежим воздухом, пока слуги убирают грязное белье. – Он на миг прервался, сделал глубокий вдох и заставил себя продолжить: – Когда же вернулись, король был уже мертв, а слуги сбежали, оставив его голым на незастеленной кровати… – Маршал сжал в кулаки лежащие на коленях руки. – Госпожа, простите, это очень трудно вспоминать. Они опустошили все его шкатулки и сундуки, свалили все ценное в чистую простыню и скрылись. Один из нас прикрыл тело короля собственным плащом. Двоих воров нам удалось настигнуть, и те признались, что король умер, пока они меняли под ним белье, а они испугались и поэтому решили убежать. – Глаза Маршала горели яростью и болью. – Великие короли так не покидают мир, и в случившемся виновен я. Нельзя было оставлять его ни под каким предлогом.

– Ты не мог знать, что так получится, – дрожащим голосом заметила Алиенора. – Но это действительно бесславный конец.

– Мы сделали, что смогли: собрали для короля одежду из того, что у нас имелось, и того, что отняли у пойманных слуг. Однако нам нечего было раздать толпам, сгрудившимся вдоль дороги, по которой мы несли его в Фонтевро. – Маршал посмотрел на Алиенору вопросительно. – Это я придумал похоронить его там, потому что до монастыря было менее двадцати миль, и я знал, что король любил это место.

– Ты принял верное решение. – У Алиеноры перехватило горло. – Хорошее решение. – Ее самообладание было столь же шатким, как равновесие канатоходца.

Уильям отрицательно покачал головой, отказываясь от любой похвалы в свой адрес.

– Мы дождались, пока не прибудет милорд Ричард и не прикажет, что делать дальше. Знайте: церемония похорон прошла достойно.

– Рада слышать это. Ты сделал все, что было в твоих силах.

Маршал ничего на это не сказал, явно менее снисходительный к себе, чем королева.

– Где был Иоанн? – поинтересовалась Алиенора.

Лицо Маршала хранило непроницаемое выражение.

– Милорд Иоанн не захотел оставаться с отцом, когда стало понятно, что смерть того близка, а враг наступает. Король велел составить список тех, кто предал его, и был горько разочарован тем, что первым в этом списке оказался его младший сын. С тех пор, правда, милорд Иоанн присоединился к брату и присягнул на верность.

Как это похоже на младшего сына, мелькнуло у Алиеноры. Несмотря на всю его тягу к власти, выстоять в шторм ему не хватает духа. Ей не хотелось жалеть почившего супруга, но все равно это чувство подступало и уже грозило захлестнуть ее.

– Прискорбные события, но я понимаю, почему Иоанн так поступил. – Он ведь ее дитя, потому она защищала его. – Я рада, что ты остался с королем и проследил за соблюдением приличий.

– Джеффри Фицрой тоже был там.

Алиенора прищурилась:

– Вот как?

– Да, госпожа, и искренне беспокоился об отце. Кончину короля он оплакивал, как никто другой.

Она коротко кивнула. У нее есть определенные обязанности перед внебрачным отпрыском Генриха, но первейший ее долг состоит в том, чтобы защищать права собственных детей. Муж души не чаял в старшем сыне, хотя рожден тот был от продажной женщины. Джеффри проявил себя как честолюбивый и одаренный молодой человек, и это значит, что он может быть и полезным, и опасным членом семьи.

– Уильям, благодарю тебя, – произнесла Алиенора. – Ты поведал мне то, о чем я хотела знать. – Она перекрестилась. – Упокой, Господи, душу короля. А теперь давай побеседуем о других делах, скажем о твоей свадьбе.

Когда Уильям ушел – весьма бодрой походкой, хотя и прихрамывая, – Алиенора взялась за привезенные им письма. Рутинные вопросы управления, указания, требования, прошения. Так много надо сделать, а у нее так мало часов в сутках. Эта мысль напомнила ей о Генрихе – о том, как тот постоянно бежал наперегонки со временем, спешил, пока оно не истекло. И внезапно горечь, которая копилась в ней с момента, когда пришла весть о смерти супруга, прорвалась наружу. Глубокая боль разлилась из живота по всему телу, стеснила грудь, перехватила дыхание, защипала в глазах. Сколько же надежд не сбылось. Сколько прекрасных моментов между ними было! Только все они – как цветущая поляна посреди бескрайней пустыни тех гнусностей, что творил по отношению к ней Генрих и которые она совершала в ответ.

Боль усиливалась, а потом стала невыносимой. Алиенора застонала. Очень долго ей приходилось быть сильной и непокорной, чтобы противостоять гнету мужа, и вот теперь необходимо измениться. Нужно отпустить все обиды и гнев, все сожаления и упреки. Она почти на ощупь дошла до кровати, затянула полог и отдалась ужасной боли.

– Генрих, ну какой же ты был дурак! – взвыла она. – Несмотря на весь твой ум, ты вел себя глупо, глупо! Мы могли бы быть счастливы, если бы ты только согласился.

Ее подхватил поток противоречивых чувств. Самой сильной и бурной струей в нем была любовь – та любовь, что когда-то испытывала она к стремительному, решительному рыжеволосому юноше, дерзновенно и упорно верившему в то, что он сможет завоевать весь мир. Алиенора тоже верила в него и восхищалась его целеустремленностью, пока не осознала, что она сама для Генриха – лишь очередная ступень на пути к вершине, преодоленная и оставленная позади. Ее былая любовь к мужу не стала от этого менее реальной, а ненависть смыло жгучими слезами. Что осталось? Пустота и жалость к Генриху – и к тому, что могло бы быть.

– Да помилует Господь твою душу, – прошептала Алиенора. – Покойся в мире, и мне тоже дай покоя.

Натянув на себя покрывало, она закрыла глаза и крепко заснула – впервые с тех пор, как узнала о кончине Генриха.

Разбудило ее перешептывание женщин за пологом. Раздвинув занавес, она приказала им принести умывальные принадлежности, еду и чистую одежду. Алиенора догадывалась, что неважно выглядит после бури, полночи терзавшей ее душу: лицо опухло от слез, волосы спутались, сорочка смята. Зато остро ощущала в себе перемену: наконец-то она приняла, что происходящее реально. Она – Алиенора, королева Англии, и ей предстоит много работы.

Глава 27

Аббатство Эймсбери,

август 1189 года

Алиенора поглаживала мускулистое плечо кобылы, любуясь блеском золотисто-рыжего крупа, контрастирующего со светло-желтыми гривой и хвостом. Стоящий рядом голенастый жеребенок с белой звездочкой бесстрашно обнюхивал платье королевы.

– Красавица, – сказала она Жоан, аббатисе Эймсбери.

– Благодарю, госпожа. У нас здесь отличные пастбища, и король Генрих несколько лет оказывал нам честь, держа у нас своих лошадей.

Аббатиса произнесла все это ровным тоном, но королева знала, что имеется в виду. Красивая кобыла и ее жеребенок были всего лишь двумя из дюжины лошадей, которых Генрих держал в конюшне Эймсбери за счет аббатства. Там было еще пять смирных верховых лошадей, три упряжных и два горячих скакуна.

Если бы Алиенора поддалась давлению Генриха и приняла постриг, то сейчас могла бы быть на месте аббатисы. Скорее всего, Жоан Д’Осмон знала об этом, однако стояла спокойно, сложив руки под грудью, с видом почтительным, но без угодливости.

– Знаю, вы понесли большие расходы. Покойный король доверил коней многим Божьим домам. У меня есть мысль избавить вас от этой кобылы с ее жеребенком и передать их своей внучке и наследному графу Перша в качестве свадебного подарка. А прочих я намерена оставить вам, чтобы вы поступили с ними, как пожелаете: используйте в аббатстве или продайте. То же самое будет предложено всем другим монастырям и аббатствам в государстве, где в настоящее время находятся лошади покойного короля.

– Госпожа, это поистине щедро, – ответила довольная аббатиса.

– Может быть, но еще это справедливо. Содержать этих животных дорого, и новый король понимает это.

К тому же Ричард, как только его коронуют, будет собирать средства на следующий Крестовый поход. И тогда то, что дано одной рукой, уравновесится тем, что заберет другая.

До отъезда Ричарда в Святую землю в Англии нужно установить мир и порядок, для чего требуется мудрое правительство. И составить такое правительство предстоит ей, королеве. Она разослала гонцов во все концы страны, чтобы они приняли у всех желающих клятву верности Ричарду. Она проследила за тем, чтобы меры веса и длины во владениях сына были едиными. Куда бы она ни ездила, повсюду демонстрировала величие и являлась подданным только в пышном царском наряде, с усыпанной драгоценностями короной на голове и Сноуит на запястье. Вскоре должен прибыть Ричард, но пока именно Алиенора, вдовствующая королева и королева-мать, держит бразды правления в своих руках. И она всегда была достойна выполнять эту задачу, хотя часто ей в этом отказывали. Объезд владений в новом качестве доставлял Алиеноре глубокое удовлетворение. Оно залечивало раны, нанесенные многолетним заточением. Королева чувствовала себя молодой и сильной.

– Госпожа, в моей обители вас ожидает еда и питье. – Аббатиса жестом пригласила королеву пройти к жилым строениям.

– Это было бы весьма кстати. До полуночи мне нужно быть в Винчестере, но еще есть немного времени.

Женщины вышли из конюшен, и Алиенора позволила аббатисе проводить ее к столу. В начале визита в Эймсбери королева преклонила колени в церкви, чтобы помолиться за упокой души Генриха. И не только его. Вскоре после новости о кончине короля, всего два дня спустя, из Брауншвейга прискакал гонец с трагической вестью о том, что ее дочь Матильда умерла от лихорадки и застоя в легких. Алиенора приняла известие с безмолвным неверием, которое затем переросло в столь же безмолвное смирение. Единственным ее утешением была память о дочери, бережно хранимая в сердце, и ежедневные молитвы за упокой души Матильды. И еще удвоенная нежность и забота о детях, оставленных покойной дочерью ей на попечение, – Рихензе, Вильгельме, Лотаре и Отто.

Рихенза, хотя и потрясенная утратой, в борьбе с горем сумела подняться на новую ступень зрелости. Она доказала, что является истинной дочерью своей матери и достойна ее. Рихенза видела свою задачу в том, чтобы утешить братьев, и в ее выполнении обрела и собственное утешение. Королева очень гордилась внучкой.

– Покойный король настаивал на том, чтобы я удалилась в эту обитель, – заметила Алиенора, входя в гостевые покои аббатисы, – но я не была готова к созерцательной жизни.

– Но возможно, госпожа, когда-нибудь вы сделаете это, – уточнила аббатиса Жоан с улыбкой.

– Когда-нибудь. – Мановением руки Алиенора отодвинула вопрос в туманное будущее. – Не сейчас. Мне надо слишком много сделать в мирской жизни. Хотя, – любезно добавила она, – я знаю, что всякая аббатиса ордена Фонтевро занимает высокое положение.

Появились слуги, расставляя блюда с лососем в зеленом травяном соусе, а также хлеб и прозрачное вино из Осера. Алиенора ужинала с удовольствием; приправленная солью свободы еда стала гораздо вкуснее. И вообще, королева спешила насытиться жизнью после долгих лет прозябания. Каждое утро у нее имелась причина, чтобы встать как можно раньше. Она жадно впитывала свет и воздух, коих была лишена в заточении. Тем не менее от реальности Алиенора не отрывалась, ведь в ее жизни есть смысл – ее дети, в частности Ричард. С ним она увидится уже очень скоро.

Лишение свободы противно природе человеческой, и потому быть освобожденным есть наивысшее наслаждение для духа.

Королева слушала, как писец перечитывает продиктованную ею речь, и каждое слово отзывалось в ее сердце музыкой. Она приказала выпустить из английских тюрем всех заключенных. Амнистия – хорошее начало для нового правления. Это не признак слабости, а проявление королевского милосердия. Наконец-то Алиенора могла полностью исполнить роль миротворца и утешителя.

– Да, – одобрила она. – Все копии заверить моей печатью и разослать каждому шерифу.

Писец кивнул и отправился выполнять указание. С приставного столика Алиенора взяла небольшой мешочек из пурпурного шелка и вытряхнула из него серебряную печать. Она заказала ее в тот самый день, когда покинула Сарум. На печати была изображена она сама в короне с тремя зубцами, со скипетром в правой руке и державой в левой, а венчали все крест и голубь, хотя в ее представлении это был кречет. По внешнему контуру шла надпись: «Божьей милостью». Никогда раньше эти слова не украшали ее печати, только Генрих использовал их. Они добавляли веса ее письмам и вызывали в ней самой приятную дрожь от сознания собственной власти.

Когда все поручения были розданы, а каждый человек в ее подчинении понял поставленную перед ним задачу, Алиенора удалилась в свои покои и велела фрейлинам облачить ее в парадное одеяние из шелка и парчи, расшитое золотым бисером и жемчугом. В последние недели Бельбель отрабатывала свое содержание с лихвой. Пришлось нанять еще белошвеек, чтобы создать новые наряды, которые подходят не только королеве, но и человеку, вынужденному много путешествовать по стране, верша государственные дела. Потому в гардеробе Алиеноры были не только платья для торжественных случаев, но и платья, в которых в любую погоду можно ездить верхом и выглядеть при этом по-королевски.

Разбирая сундуки в Винчестере, она наткнулась на одну из мантий Генриха – темно-зеленой шерсти, подбитую беличьим мехом и окаймленную красно-золотой тесьмой. Ее складки все еще хранили слабый запах мужа, и Алиенора на мгновение расчувствовалась и даже немного всплакнула. Потом приказала тщательно вычистить мантию и поместить обратно в сундук, предварительно пересыпав ароматическими травами от моли.

Прибыл герольд Ричарда с вестью о том, что его господин у ворот Винчестера и готов предстать перед королевой. Алиенора поблагодарила его, призвала своих дам, расправила складки платья еще разок и вышла ему навстречу. Навстречу своему сыну. Навстречу своему королю.

Изабелла де Клер, самая знаменитая невеста месяца, оказалась светловолосой, голубоглазой красавицей ростом с Алиенору. Держалась она почтительно, но без подобострастия и обладала природным чувством собственного достоинства. В самом деле, для юной дамы восемнадцати лет от роду, впервые оказавшейся при королевском дворе, она вела себя удивительно спокойно и разумно. С другой стороны, отец ее происходил из знатного рода и пользовался благоволением Генриха, а в жилах матери текла кровь королей Ирландии.

Алиенору порадовало то, что Изабелла казалась весьма довольной своим браком с Уильямом Маршалом. Девушка часто и с видимым удовольствием повторяла имя мужа, а ее щеки розовели, когда она о нем рассказывала.

– Я знаю Уильяма с тех пор, когда он был чуть старше, чем ты сейчас, и он мне очень дорог, – произнесла Алиенора. – Лучшей партии, чем ты, я не могла бы ему пожелать. Дарю вам обоим свое благословение.

– Премного благодарна, госпожа. – Румянец Изабеллы запылал еще ярче. – Я почитаю себя счастливой тем, что мне выпало стать супругой столь учтивого и отважного человека, который будет заботиться обо мне и моих землях.

Ответ, хотя и составленный по всем правилам придворного этикета, явно шел от самого сердца. Рядом с Изабеллой стояла Рихенза и тоже участвовала в беседе с королевой. Переговоры относительно ее брака возобновились с удвоенной силой, и стороны уже договорились, что она станет женой Жоффруа дю Перша во время коронации Ричарда в Вестминстере. Жоффруа – высокий, золотоволосый и хорошо сложенный мужчина, так что при мысли о скором замужестве Рихензу охватывали восторг и волнение, и девушка не могла спокойно стоять. К счастью, невозмутимость Изабеллы де Клер оказывала на нее благотворное влияние, и внучка королевы изо всех сил старалась утихомирить свои чувства: она хотела выглядеть здравомыслящей дамой, а не ветреной девицей. Быстро выяснилось, что Жоффруа приходится Уильяму кузеном, то есть Изабелле и Рихензе вскоре предстояло породниться.

Ни Уильяма, ни его кузена рядом не было. Королева заметила, что девушки украдкой оглядывают зал в поисках своих будущих мужей. Ричард тоже отсутствовал.

– Мужчины! – Алиенора воздела глаза к небу. – Они обвиняют женщин в любви к сплетням, но настоящие сплетники как раз они, а не мы. – Оставив Рихензу и Изабеллу, она отправилась на поиски беглецов и обнаружила их в боковой комнатушке, где обычно трудились писцы, когда было светло.

Ричард разглядывал какие-то наброски и карты, разложенные на дощатом столе, и вместе с Уильямом Маршалом, Жоффруа дю Першем, его отцом Ротру и еще кем-то обсуждал маршруты и задачи, связанные с запланированным походом в Святую землю. В комнате царила атмосфера взаимопонимания и товарищества. Алиенора вновь почувствовала себя исключенной из круга посвященных.

– Вот вы где, – произнесла она. – Может, привести сюда и всех остальных?

Мужчины обменялись виноватыми взглядами, но только не Ричард. Он встал лицом к матери. Прозрачный осенний свет разбросал по его волосам и бороде медные искорки.

– Я хотел показать господам предполагаемый маршрут и выслушать их мнение, – объяснил он.

– Разве нельзя было подождать?

Его лицо напряглось.

– Мама, это важное дело, а не мой каприз.

Важнее, чем быть королем? Алиенора едва не задала этот вопрос вслух, но она понимала сына. Ричард воспринимал войну во имя Господа как священный долг рыцаря.

– Поход продлится всего два года. У меня нет сомнений в том, что те люди, кого я оставляю вместо себя править государством, меня не подведут.

– Я тоже не сомневаюсь в них, однако два года – это долго.

На самом деле это очень долго.

– Долго править два года? – поддразнил ее Ричард, поскольку она была в числе тех, на кого он оставлял управление королевством.

– Долго выносить отсутствие возлюбленного сына, – строго ответила Алиенора. – Мне не легче оттого, что ты выполняешь данную клятву. Пойдем, тебя ждут люди, ты не должен пренебрегать ими.

Ричард вздохнул и расправил плечи:

– Матушка, ты, как всегда, права. – В его улыбке была просьба о прощении. – Это дело я закончу позднее.

Мужчины вышли из комнаты. Королева на миг задержалась, чтобы взглянуть на карту, оставленную Ричардом на столе и прижатую камнями по углам. Она гордилась сыном, но с ужасом ждала разлуки. Даже с картами люди могут потеряться.

Позже, когда все разошлись, Алиенора уселась вместе с Ричардом, чтобы подробно с ним все обсудить – впервые за два года. Ее ноги удобно опирались о приземистый табурет, под рукой стоял кувшин с пряным вином и блюдо с засахаренными фруктами. В отдалении несколько музыкантов наигрывали мелодию – они не могли слышать, о чем идет речь. Всех остальных слуг Алиенора отпустила.

– Иоанн встретится с нами в Лондоне, – сказал Ричард. – Корабль с его свитой уже в Дувре. Я хотел, чтобы он осмотрел оборонительные укрепления – от моего имени, не от своего. – Сын помедлил. – Наверное, ты слышала о том, что он бросил отца, как только понял, что надеяться не на что.

– Да, – призналась Алиенора. – Но я не виню его.

Ричард брезгливо поморщился:

– Он всегда подлизывался к отцу только ради того, чтобы получить какое-нибудь вознаграждение, особенно после смерти Жоффруа. Но его преданность испарилась вместе с вероятностью награды. Уж я-то знаю своего младшего братца. Он не упустит шанса, чтобы нагадить мне в мое отсутствие. Однако я не боюсь покинуть Англию и иные свои владения, ведь у штурвала остаешься ты, мама. Знаю, ты способна справиться с любым кризисом.

Алиенора вскинула брови:

– Не стану спорить, но заклинаю тебя именем Господа: не погибни там, в далеких краях. Предупреждаю тебя, с таким кризисом я не справлюсь. – От этой мысли ей стало больно, спазмами свело и живот, и сердце.