Осенний трон Чедвик Элизабет
– Тебе не придется с ним справляться, коли будет на то воля Всевышнего, – ответил Ричард с самоуверенностью мужчины в полном расцвете сил.
Алиенора дала музыкантам по несколько монет и отправила их отдыхать. Лучше, чтобы их дальнейшая беседа шла наедине, без чужих глаз. Убедившись, что дверь надежно заперта на задвижку, она вернулась на место.
Ричард наблюдал за ней со снисходительной улыбкой.
– Жаль, что они ушли. – Он подлил вина себе в кубок. – Мне нравилась их музыка. И я совсем не уверен, что мне столь же понравится то, что зазвучит сейчас, хотя я весь внимание. Еще вина?
Алиенора протянула ему свой кубок, и он наполнил его.
– Адель, – произнесла она, – и порядок наследования. Твой брак с ней, во-первых, неприличен, а во-вторых, не нужен с политической точки зрения.
– К сожалению, король Франции не согласен с тобой по обоим пунктам. – Ричард состроил гримасу. – Похоже, цель всей его жизни – женить меня на своей сестре. Он настаивает на этом, и с этой позиции его не сдвинуть. – Отставив кубок, Ричард взглянул матери в глаза. – Что правда об отношениях отца и Адель? Она была его любовницей? Втайне от всех рожала ему детей?
Алиенора неприязненно поджала губы:
– От тех придворных, которые жить не могут без сплетен, я слышала, что твой отец переступил грань пристойности в отношениях с ней. Но насколько далеко он зашел, никто не знает наверняка, а сама Адель отказывается говорить. Ее служанки сообщили, что с ней дважды случались сильные кровотечения, что может быть признаком очищения от избыточных телесных соков или отторжением незрелого плода.
– Но этого достаточно, чтобы брак не состоялся. Даже если слухи ошибочны, на репутации Адель несмываемое пятно.
– Да, верно, в любом случае она опорочена. Никогда мой сын не возьмет себе в жены ту, которой попользовался его отец, – с нажимом произнесла Алиенора. – Более того, подобные кровотечения, связанные с выкидышем или нет, не могли не сказаться на ее детородной способности. – Королева потянулась к чаше с вином. – Филипп будет сердиться, однако он не может винить тебя, раз у тебя есть веские основания для отказа. Лучше попробуй договориться о том, чтобы вернуть ее во Францию.
– Это решило бы проблему, – согласился Ричард, – но не самым благовидным образом. Думаю, пока не стоит говорить это все Филиппу. Лучше я потяну время до возвращения из Святой земли.
Она наклонилась к сыну:
– Но если ты не берешь в жену Адель, то нужно выбрать другую невесту, потому что у тебя нет собственных наследников. Ты должен подыскать себе выгодную партию до Крестового похода.
Ричард слегка отстранился и упрямо выдвинул подбородок.
Алиенора продолжила приводить аргументы:
– Филипп уже обеспечил себе одного сына и, насколько я знаю, на подходе второй ребенок. Почему ты не последуешь его примеру?
– Признаюсь, меня уже посещали подобные мысли. Я не был совсем уж праздным, хотя ты считаешь, будто меня интересует только война.
Алиенора сложила руки на коленях:
– И о ком же ты думаешь?
Ричард поднялся с места и заходил по комнате, чем немедленно напомнил Алиеноре Генриха. Оказавшись у оконной арки, он взял в руки лютню. С инструментом он никогда не расставался и повсюду возил с собой. Получил он эту лютню в пятнадцать лет, когда стал графом Пуату. Ричард часто играл для собственного удовольствия и чтобы успокоиться. Это давала себя знать кровь трубадуров, доставшаяся Ричарду от деда Алиеноры, поэта и девятого герцога Аквитании. Музыка была второй половиной его натуры, привнося в его душу красоту и мягкость.
Он подтянул струны и погладил длинными пальцами грушевидный корпус, набранный из кленовых полосок. Так любовник ласкает плодовитый живот партнерши.
– Есть одна дама. – Он извлек из инструмента первые ноты – сладостные, словно капли меда. – Это принцесса из теплого южного королевства, которая говорит на благородном языке. – Он послал матери дразнящую улыбку. – И славится благочестием и мудростью.
Как ни запирал Генрих Алиенору, как ни скрывал от нее все важные новости, о происходящем в окрестных королевствах она знала.
– Принцесса, что приходится кузиной твоей сестре в Кастилии, – тут же догадалась она.
– Кроме прочих достоинств, у нее есть отец и брат, которые не намерены идти с нами в Святую землю, а значит, смогут прикрыть мой тыл, пока меня нет. Мне не придется беспокоиться о поползновениях со стороны Тулузы. Филипп Французский сам едет в Святую землю, так что за ним я присмотрю. – Перебирая струны, он создавал нежную мелодию – протяжную и чарующую. – Пожалуй, назову эту песню «Беренгария», – добавил он с лукавой улыбкой.
– По-моему, отличная идея, – одобрила Алиенора план сына. – И чем скорее, тем лучше. Ты уже начал переговоры?
– Пока в самых общих чертах. Та сторона выразила заинтересованность, но это только фундамент, на котором еще предстоит выстроить крепость.
– А времени совсем мало, – забеспокоилась Алиенора.
– Успею. – Он подобрал еще пару нот. – Я отправлю послов в Памплону уже сейчас, пока готовлюсь к походу. Как только все условия будут согласованы, мы можем пожениться хоть в зимнем лагере в Мессине. – Его взгляд устремился вдаль, и Алиенора видела, что стратегия и тактика занимают сына больше, чем прелести будущей супруги.
– Я люблю всех своих внуков, – негромко сказала она, – но заветная моя мечта – увидеть твоих сыновей до того, как я умру. Я хочу знать, что ты продолжаешься в них.
– Мама, это уж как будет угодно Богу, но я сделаю все, что в моей власти, для исполнения твоей мечты.
Его слова согрели ей сердце, но тревогу не изгнали. Ведь так много нужно подготовить, чтобы это случилось. Не в последнюю очередь – организовать бракосочетание. Алиенора слишком хорошо знала, как переменчива судьба.
Она стояла на парапете крепостной стены замка Мальборо, решив немного передохнуть от шумных празднований в зале. С наступлением сумерек поднялся прохладный ветерок и приятно освежал разгоряченное лицо.
В ходе подготовки к коронации Ричарда, до которой оставалось всего две недели, в государстве доводились до конца все текущие дела: улаживались споры, раздавались титулы и звания, игрались свадьбы, в том числе Рихензы и Жоффруа дю Перша.
Алиенора не помнила такой кипучей деятельности перед коронацией Генриха. А может, тогда просто не замечала ее, поскольку была на сносях и почти не принимала участия в делах государства. Сейчас же она второе лицо королевства, и все решения Ричард принимал с учетом ее мнения.
– Мама?
Она обернулась и увидела, что к ней приближается Иоанн. С годами младший сын превратился в красивого мужчину, не слишком высокого, но пропорционально сложенного и с аурой опасного обаяния. Иоанн неизменно сохранял непроницаемое выражение лица и при этом постоянно строил козни. Окружающим оставалось только догадываться, какую гадость он задумывает.
В этот день Иоанн тоже праздновал начало супружеской жизни. После нескольких лет помолвки он сочетался браком с Хависой Глостерской. Эта партия принесла ему землю и влияние, но к молодой женщине он не питал ни малейшей приязни, как и она к нему; это было сугубо деловое соглашение, и молодожены планировали жить каждый своей жизнью. Более того, поскольку степень родства между ними ближе предписанной, а поженились они без соответствующего разрешения, то сохранялась возможность для расторжения брака.
Прибыл Иоанн накануне вечером, довольно поздно. Алиеноре даже пришлось поволноваться, успеет ли младший сын к началу брачной церемонии. Пообщаться с ним она, конечно, еще не успела из-за всех этих ритуалов, торжеств и множества людей.
– Тоже вышел подышать свежим воздухом? – поинтересовалась она.
С полуулыбкой он ответил:
– Нет. Подвожу итоги, мама.
– Итоги чего?
Он встал у амбразуры между зубцами стены.
– Своей жизни. Своих достижений. – Его шелковая котта мерцала в сумерках зеленым огнем. – Есть о чем подумать.
– В связи с тем, что теперь ты женатый человек?
Он глянул на мать искоса:
– Я во многих отношениях другой человек в сравнении с тем, каким был всего несколько месяцев назад. – Иоанн сплел пальцы рук. Собирая последние отблески света, вспыхнул крупный изумруд на его перстне. – Что касается отца… Все шепчутся, будто я предал его. Вижу, как они на меня смотрят, когда думают, что я занят, только я всегда все замечаю. И знаю – не могу не знать.
– Ты сделал свой выбор, – спокойно заявила Алиенора. – Я не буду осуждать тебя.
– Но другие осуждают. – В его глазах была обида. – Если я и предал его, то гораздо в меньшей степени, чем Ричард. Моя единственная ошибка состоит в том, что я тянул до последнего. И оставался с отцом… хотя он сам никогда не держал свои обещания, данные мне или остальным братьям, если ему это было невыгодно.
– Иоанн… – В ней поднималась жалость к сыну, однако пришлось подавить это чувство. Алиенора знала, что Иоанну оно будет неприятно.
– Ну а мне не хотелось смотреть, как отец испустит последний вздох, – с силой выговорил он. – Это было неизбежно. Сожалею только о том, как он об этом узнал. А теперь Джеффри при каждом удобном случае намекает всем, что он единственный хороший сын. Тот, кто остался. Ага! И где же он был, когда слуги раздели отца и сбежали, прихватив его серебро и кубки? Где был Маршал? Отец умер позорной смертью, и в этом все винят меня.
– Ты не прав. Ты видишь тени там, где их нет.
Это не совсем правда, тени были, но не такие мрачные, какими рисовал их себе Иоанн. Младший сын всегда страдал от неуверенности в себе. Эти тени существовали в его воображении, а не в реальности, однако он придавал им такое значение, что порой те становились настоящими.
– Я скорбел о нем, – бросил Иоанн. – Больше, чем Ричард. Никто не обвиняет Ричарда в том, что отец умер из-за него.
– И ни у кого нет оснований для такого обвинения, – сухо отозвалась мать. – К тому, что случилось, Генрих шел не один год, и по большей части он сам во всем виноват. А не ты и не Ричард.
Иоанн посмотрел за горизонт:
– Ну и пусть болтают, что хотят. Мне все равно. Вот что я скажу тебе, мама, раз уж я раскрыл перед тобой сердце: у меня есть еще один ребенок – девочка, названная в мою честь Иоанной.
Алиенора заставила себя говорить ровным тоном:
– Кто мать?
– Клеменция ле Ботелер.
– Значит, опять это знатная дама?
Вновь придется успокаивать негодующую родню девицы. Но Алиенора почти не удивилась услышанному. Иоанн, когда хотел, мог быть неотразимым. В его случае очередной ребенок – это всего лишь вопрос времени.
Иоанн пожал плечами:
– Я не сплю с продажными женщинами, в отличие от Ричарда. – Хитрая улыбка промелькнула на его губах. – Небось, он не рассказывал тебе о своем сыне, и это понятно: у него есть причины быть скрытным.
Алиенора выпрямилась, готовясь принять удар:
– О каком сыне?
Хотя в сгущающейся ночной мгле трудно было различить выражение лица, она видела, что Иоанн наслаждается ситуацией. Также Алиенора отметила, что ему удалось быстро сменить тему – о его поведении речь уже не шла.
– К Ричарду пришла в слезах французская шлюха, утверждая, что понесла от него ребенка. Он дал ей денег на содержание, а когда младенец появился на свет, оплачивал кормилицу и жилье. – Иоанн сжимал губы, чтобы не улыбаться в открытую. – А щенка своего он назвал Филиппом в честь короля Франции, и знаешь почему?
Алиенора покачала головой:
– Нет, но догадываюсь, что тебе не терпится рассказать.
– Судачат, что Ричард и Филипп делили постель и женщину. И никто теперь не может сказать, чей это сын – Филиппа или Ричарда, – с восторгом выкладывал свою информацию Иоанн. – Если бы Филипп признал ребенка своим, то назвал бы его Ричардом. Должно быть, они тянули жребий, чтобы определить отцовство. А выиграл Ричард или проиграл – это зависит от того, как на это смотреть.
Алиенора хотела залепить сыну пощечину и не поверить тому, что услышала, но, очевидно, Иоанн был хорошо осведомлен.
– Это касается только Ричарда. – Она старалась не показать, как сильно огорчила ее эта новость. – Если он захочет поведать мне об этом, я готова буду составить свое мнение, но выслушивать досужие сплетни не желаю. Лучше расскажи мне о Клеменции ле Ботелер.
– Она в Беке с младенцем. Я обеспечиваю их из своего дохода и слежу, чтобы все было в порядке. Признаю, что согрешил, но, по крайней мере, Клеменция не приходится мне кузиной, и я сумел сделать так, чтобы не было шума.
– И значит, теперь ты молодец? – вознегодовала Алиенора.
– Нет, но я хотел, чтобы ты услышала обо всем от меня, а не как-то иначе.
– Да, это все меняет. – Она вздохнула. – Что ж, буду радоваться хотя бы этому. Да продлится такая открытость в наших отношениях. В отсутствие Ричарда мы должны будем действовать сообща и двигаться в одном направлении.
– Разумеется, матушка, я согласен с тобой всей душой. – Вновь по его лицу ничего нельзя было прочесть, как и по его очаровательной улыбке.
Глава 28
Вестминстер,
сентябрь 1189 года
После заката взойдет звезда нового дня, и с восходом придет время нового процветания. Вернется золотой век, приближается обновление мира…
В Зале Королевы Вестминстерского дворца звучали псалмы под аккомпанемент арфы. Сердце Алиеноры взмывало к самым небесам. Несмотря на сентябрь, помещение было украшено зеленью и цветами, отчего создавалось весеннее настроение. Белые льняные скатерти на столах служили идеальным фоном для позолоченных кубков и блюд, сосудов для соли и серебряных лодок с яркими соусами – золотисто-желтыми и красно-коричневыми, присыпанными крошкой сандалового дерева.
В последний раз Алиенора давала пир в Зале Королевы совсем молодой женщиной, родившей только старших детей и не знавшей о том, что в будущем ее ждет многолетнее заточение в Саруме. И вот она снова королева. Жаль ушедших лет и впустую потраченного времени, но есть и ощущение триумфа. Прежде она была супругой короля, теперь – королева-мать, и никогда раньше она не пользовалась таким авторитетом и не имела такой власти.
Всего два дня назад Ричарда провозгласили королем Англии в кафедральном соборе Вестминстерского аббатства. Болдуин, архиепископ Кентерберийский, помазал его голову, грудь и руки елеем, совершая над ним обряд посвящения в короли. Ричард, перед тем как сесть на трон, собственными руками снял корону с алтаря и передал ее архиепископу. Этот красноречивый жест соединил в себе и смиренную готовность служить, и недвусмысленное заявление о том, что Государство стоит выше Церкви.
Попивая из серебряного кубка вино, Алиенора обводила взором зал. От столов к крыше поднимался, перекрывая музыку, несмолкаемый говор пирующих. Звенели ножи по металлическим блюдам, стучали по стенкам мисок ложки. На высоком столике в центре зала возлежал огромный осетр, осыпанный блестящим бисером икры, на подстилке из водорослей с устрицами и моллюсками. Свежий острый запах побережья доносился даже до трона Алиеноры. За столами сидели одни женщины – по традиции мужчины пировали в соседнем большом зале, построенном сто лет назад Вильгельмом Руфусом, сыном Завоевателя. Во время коронации Генриха все было точно так же, и уже во второй раз Алиенора возглавляет подобное торжество. Она видела вокруг себя те же лица, что и тогда, только постаревшие, но присутствовала и молодежь – те, кто еще не подрос или даже не родился во время ее первого коронационного пира. Как быстро пролетели годы, как мало их осталось на то, чтобы достичь цели! Ах, вот бы время застыло в этот золотой момент, когда ее Ричард взлетел на самый верх!
По правую руку от нее сидела Адель Французская, официальная невеста Ричарда. Пришлось терпеть, потому что ее брат Филипп должен пребывать в уверенности, будто Ричард женится на ней.
Адель блистала в новом платье из зеленой шелковой парчи, отделанном горностаем, и в диадеме из золота и жемчугов. Румяная от вина, она казалась настоящей красавицей, а на гладких белых пальцах изумительно смотрелись золотые кольца. Алиенора несколько раз ловила на себе изучающий взгляд Адель и решила, что та примеряется к ее трону и большой королевской короне. С тайным презрением Алиенора подумала, что такую тяжелую корону девушка не удержит. Конечно, Генрих делил с ней ложе, нет никаких сомнений. Злобные слухи об этом проникали во все щели, как дым от огня, когда огонь уже погашен. Алиенора обращалась к Адель с холодной вежливостью и не позволяла себе смотреть на девушку как на жертву Генриха. Всеми своими помыслами и делами она была на стороне Ричарда.
Когда торжественная часть пира миновала, королева обошла дам, которые сидели в отдалении от ее трона. На коронацию из Конисбро приехала Изабелла. Она была неотразима в сине-золотом наряде, рукава и подол которого обрамляла стильная кайма, повторяющая клетку герба де Вареннов. Складку на шелковом вимпле скрепляла брошь в форме сердца.
– Соболезную вашей утрате, – сказала Изабелла, после того как подруги обнялись. – Упокой, Господи, душу Генриха, но я бесконечно радуюсь вашему освобождению. И поздравляю с коронацией Ричарда. Бог даст, его правление будет долгим и плодотворным, и да сопутствует ему успех во всех его начинаниях. Должно быть, вы им очень гордитесь.
– Очень, – подтвердила Алиенора. – Со своей стороны, желаю Амлену скорейшего утешения в его скорби о брате. Для него эта смерть стала тяжелым ударом.
– Да, муж оплакивает брата, они были так близки, – с печальным видом подтвердила Изабелла. – Поскольку Амлен тремя годами старше Генриха, кончина короля заставила его задуматься о собственной смерти, но он пытается быть в мире с собой и исполнять волю Господа, насколько хватает сил.
– Я всегда уважала способность Амлена выдерживать курс даже в самый сильный шторм. Его совет будет крайне нужен мне, когда Ричард уедет, и я надеюсь, что вы оба не откажетесь составить мне компанию при дворе время от времени. И угостить меня имбирным печеньем, – добавила она, чтобы слегка разбавить серьезный тон беседы.
– Конечно! – Изабелла на мгновение улыбнулась и тут же прикусила губу. Алиенора помнила эту привычку графини. – Дочерей мы всех выдали замуж за достойных людей, так что в этом отношении все хорошо. – Она бросила взгляд на трех юных дам в кружке, который также включал молодую супругу Уильяма Маршала и Рихензу.
– Как поживает Белла?
– Она добропорядочная жена Роджера де Ласи. – Изабелла подчеркнула слово «добропорядочная» и чинно сложила перед собой руки. Очевидно, та рана все еще не зажила.
Будто почувствовав, что говорят о ней, Белла подняла голову, посмотрела в сторону матери и королевы и быстро опустила глаза, что должно было сойти за проявление почтительности.
– Не сомневаюсь в этом, – любезно заметила Алиенора. – Наш общий внук – прелестное дитя.
Постное выражение лица Изабеллы смягчилось.
– Воистину так. Надеюсь, он погостит у нас с Амленом весной или летом. – Она уткнула взгляд в свои сцепленные пальцы. – Амлену трудно было принять внука, но постепенно он учится жить с этим знанием. Смерть Генриха заставила его по-иному посмотреть на то, что важно в нашей жизни. Неправильно, что наш первый внук рожден вне брака, но все равно Амлен полюбил его всем сердцем.
– Рада слышать это, – сказала Алиенора. – Кстати, Иоанн по-своему тоже любит Ричарда. Я не припомню, чтобы хоть к кому-то еще он испытывал такую привязанность.
– Ему важно только, что Ричард полностью принадлежит ему, – с неожиданной прозорливостью сказала Изабелла. – Моя дочь была для него средством к достижению цели, а сама цель состояла в том, чтобы доказать свою власть над ней и удовлетворить похоть. Дальше этого он не думал, но, как только появился ребенок, все изменилось, потому что ребенок – его собственность.
Алиенора открыла рот, чтобы защитить Иоанна, но передумала. Изабелла права, и вообще спорить не хотелось. Ее подруга стала жестче, менее склонной идти на уступки, но это лучше, чем при каждом столкновении с реальностью пускать слезу и жаловаться на несовершенство мира.
– Ричард никогда не будет страдать из-за обстоятельств его рождения. Я знаю, что Белле пришлось нелегко. И ты мечтала об иной жизни для нее. Но тем не менее она замужем за достойным человеком.
– Да, – согласилась Изабелла. – Так или иначе, мы все пережили трудные времена. Я отошла от придворной жизни, а вы стали тем, кем вам было предначертано стать.
– И кем же? – с улыбкой поинтересовалась Алиенора.
– Женщиной, держащей бразды правления в руках. – Изабелла прикоснулась к рукаву королевы, чтобы подчеркнуть свое стремление вернуть былую близость. – Страна без сильного правителя – это страна в опасности. Я с ужасом вспоминаю безвластие, которое царило во времена моей молодости. Мы постоянно пребывали в страхе. Не хотела бы снова испытать такое. А сейчас я не боюсь отъезда Ричарда в Иерусалим, потому что знаю: нас поведете вы, а вам я доверяю более всех. И разумеется, мы ваши преданные подданные.
У Алиеноры защипало в глазах.
– Мы не всегда и не во всем соглашались, но я люблю тебя. Ты моя сестра. Я знаю, ты будешь твердо стоять на моей стороне, даже если…
Она прервалась, потому что из-за дверей донеслись неуместные на пиру звуки – вопли и стоны, звон оружия. Испуганная Изабелла побледнела; кое-кто из собравшихся в зале женщин завизжал. Подобно Изабелле, представительницы старшего поколения помнили борьбу между королем Стефаном и императрицей, когда праздничное событие вроде нынешнего могло в один миг превратиться в кровавую расправу. Мать Генриха вынуждена была бежать из Вестминстера накануне собственной коронации под натиском взбунтовавшейся толпы. Неужели и сейчас происходит то же самое? Все были счастливы, когда Ричард покидал аббатство. Народ радовался и чествовал своего молодого рыжеволосого короля, величайшего рыцаря всего христианского мира. Они называли его Львиным Сердцем.
Шум сначала нарастал, потом стих, и слышен был лишь один мужской голос. Но и тот прервался на высоком отчаянном вскрике, а за ним последовал глухой стук.
Алиенора приказала слугам разузнать, что происходит. Царственной походкой, в которой не было и быть не могло поспешности, она вернулась на свой трон на возвышении и велела дамам занять места за столами.
Мгновение спустя двое охранников приволокли в зал окровавленного, избитого человека и бросили его на пол перед ступенями, ведущими на тронный помост. Кровь из раны на черепе заливала лицо и капала с седеющей бороды. Одна рука была неестественно изогнута. На мужчине была одежда из хорошей шерсти с дорогой отделкой.
– Что это? – с холодным гневом спросила Алиенора. – Кто смеет нарушать наш пир?
– Госпожа, – заговорил один из стражников, – с дарами для короля к дворцу прибыли евреи, чем вызвали у народа бурное недовольство. – Он с отвращением вытер о свой плащ вымазанную в крови ладонь. – Почему добрые христиане должны оставаться за воротами, если этим безбожникам дозволено пройти к королю?
Алиенора прожгла его яростным взглядом:
– Надеюсь, беспорядкам положен конец?
Его лицо исказилось от страха.
– Дворец в безопасности… Но в городе продолжаются разбой и драки.
Алиенора посмотрела на залитого кровью мужчину, дрожащего у подножия трона. Еврей. Ее первым порывом было подтянуть юбки и отодвинуться, но она сдержалась. Эти люди и их религия ненавистны христианам, но они обеспечивают большой доход королевской казне и пребывают под защитой Ричарда.
– Значит, этот человек пришел с дарами для короля, и вот что с ним сделали?
– Да, госпожа.
– Как тебя зовут? – обратилась она к еврею. – Говори!
– Манасер бар-Якоб… госпожа, – просипел он сквозь зубы, оскаленные от боли и окрашенные кровью из разбитой губы. – Мы пришли… преподнести… королю и королеве золотые византины. – Пока он говорил, у него несколько раз закатывались глаза, так что из-под век видны были одни белки.
Алиенора заметила, как переглядываются стоящие над мужчиной стражники. К их возбуждению и неприязни все сильнее примешивался страх.
– Исаак… Исаак нес золото, но его… его ограбили в толпе. Я не видел ножа… – Он поник, теряя сознание.
– Госпожа, может, плеснуть на него водой?
– Не болтайте глупостей! – отрезала Алиенора. – Он или совсем с ума сойдет от страха, или вообще умрет. Отведите его в безопасное место, и пусть о нем позаботятся, чтобы позднее можно было его допросить. Король будет очень недоволен произошедшим, как недовольна и я.
Присмиревшие и примолкшие стражники бросились исполнять приказ: потащили стонущего еврея из зала. В дверях они чуть не столкнулись с королем, который вбежал в Зал Королевы в сопровождении едва поспевающей за ним свиты. Ричард по-прежнему был в короне, и при каждом его шаге золото и драгоценные камни вспыхивали на свету огнем. Настоящий король, король с головы до пят, король в гневе. При виде еврея, висящего между рыцарями, он потребовал отчета о том, что произошло, и затем отрывисто распорядился прислать к раненому лекаря.
– Похоже, толпа в праведном безумии набросилась на твоих евреев, – сказала Алиенора, – и подарок, который они собирались преподнести тебе, благополучно исчез. Утверждают, что это был целый сундук золотых византинов, не больше и не меньше. – Она сжала навершия подлокотников своего трона. – Ты должен остановить беспорядки немедленно, пока они не распространились по всей стране. Это уже будут не христиане против евреев, а все против всех!
– Я разберусь с этим! – рявкнул Ричард. – Золото найдут, а зачинщиков повесят! – Его ноздри раздувались от гнева. – Богом клянусь, не хотел я, чтобы мою коронацию украсила виселица, но я построю ее, если иначе мира не достигнуть. Любой, кто хоть пальцем тронет одного из моих евреев, тронет меня, и пусть все об этом узнают! – С этими словами он резко развернулся и вылетел из зала, на ходу призывая городских чиновников.
Алиенора негодовала: лучший момент в ее жизни испорчен. Если бы евреям хватило ума держаться подальше и если бы лондонцы не напились так и не стали бы буянить, этого не случилось бы. Теперь, даже если беспорядкам положат конец, свой след они оставят, и в другой раз возникнут с еще большей легкостью.
– Возможно, Филипп Французский был прав, – заговорил Иоанн. Придя вместе с Ричардом, он не вышел вслед за братом, а остался в Зале Королевы и рассматривал дам. – Сразу после коронации он посадил всех евреев в темницы и согласился отпустить только за огромный выкуп, а потом и вовсе изгнал их из королевства. Небось, половина из них пробралась к нам в Лондон или дальше, в Линкольн и Йорк.
– Ричард не Филипп Французский, – вскипела Алиенора. – Он сам решит, как поступить со своими евреями, а мы проследим за тем, чтобы его воля была исполнена.
– Конечно, мама, – как ни в чем не бывало согласился Иоанн.
– Ты бы лучше пошел да помог ему. Что ты вообще тут делаешь?
– Я хотел убедиться, что с моей супругой и с моей матерью ничего дурного не случилось, – обезоруживающе улыбнулся Иоанн. – Но ты права. Пора мне заняться делами. – Он равнодушно посмотрел на жену, что явно противоречило сказанному, и ленивой походкой удалился.
Алиенора проводила его внимательным взглядом, а потом обратила внимание на гостей. Пора завершать торжество и заняться тем несчастным происшествием, но сначала она хотела сгладить неприятное впечатление и напомнить всем о том, в честь кого давался пир. Королева послала по столам слуг с кувшинами, чтобы всем наполнили напоследок кубки, и подняла свой.
– За Ричарда! – воскликнула она. – Выпьем же за Ричарда, короля Англии милостью Божьей!
Ей ответил многоголосый хор английских женщин – сестер, матерей и жен, которым придется управлять поместьями, пока их мужчины будут сражаться в Святой земле вместе с Ричардом. В ее вине был привкус и страха, и триумфа.
– Не знаю, что я тут делаю, – прошептала Белла. – Я поклялась, что больше никогда не останусь с тобой наедине, тем более в темном углу.
Иоанн негромко хмыкнул, взялся за ее украшенный драгоценными камнями пояс и притянул к себе.
– Значит, ты нарушила свою клятву, – заметил он. – Ничего страшного, подумаешь.
– Это ты так считаешь. – Белла предприняла слабую попытку высвободиться. – Нельзя, чтобы кто-то увидел нас вместе. Меня будет разыскивать моя служанка. – Она бросила взгляд через плечо.
– Несколько минут у нас все-таки есть. – Он затащил ее поглубже в тень и прижался к ней бедрами. – Я же не заставлял тебя, ты сама пошла за мной.
Она уперлась в него руками:
– Я думала, ты хочешь о чем-то поговорить.
– Хочу. Сейчас мне нужно идти и вместе с королем разбираться в этом деле с евреями. В городе горит несколько домов. Но ты придешь ко мне позднее?
– Не могу. Ты же знаешь. Это невозможно.
– Но я хочу тебя… И твой старый муж ни на что уже не годен на этой земле. Найди предлог! – Он положил ладони ей на ягодицы.
– Для этого у тебя есть своя жена. – Белла вывернулась из его объятий. – Кстати, я же совсем забыла поздравить тебя с бракосочетанием.
– Она мне нужна для другого. Не для того, чтобы согревать мою постель.
– Я не намерена рожать тебе еще одного бастарда. – Белла отталкивала его от себя, не зная, что в ней сильнее – отвращение или страсть.
– Я что-нибудь говорил о детях? Есть способы…
– Ходят слухи, у тебя есть второй внебрачный ребенок, в Нормандии. Девочка – Иоанна, кажется.
– К нам это не имеет никакого отношения. – Он перевел взгляд за спину Беллы, откуда послышались голоса. – Не говори «нет». Я буду ждать. – Иоанн впился в ее губы поцелуем и потом исчез, растаял в ночи.
Дрожа, Белла пряталась в тени, пока двое придворных, увлеченных беседой, не прошли мимо. Она не могла решить: их появление помешало ее счастью или спасло от того, что хуже смерти?
Глава 29
Нонанкур, Нормандия,
март 1190 года
– Как здоровье твоей супруги, милорд граф? – поинтересовалась Алиенора у Маршала, когда они поравнялись.
Ее тон был чуть дразнящим, и она упомянула его новый титул. Этим утром королева прибыла в большую крепость Нонанкур на севере Нормандии, чтобы принять участие в обсуждении состава правительства на время похода Ричарда в Святую землю.
– Изабелла здорова, госпожа, но сейчас она отдыхает в Лонгвиле.
– Должно быть, роды уже близко.
– В конце апреля. – Он с иронией улыбнулся. – Я вдруг полюбил заглядывать в колыбели и стал обращать внимание на женщин с младенцами на руках. Все стараюсь представить, что в моем доме тоже будет ребенок.
Алиенора легко коснулась его рукава:
– Дай мне знать, когда родится дитя. Тем временем я сама напишу Изабелле и помолюсь, чтобы роды прошли легко. Твоя супруга мне весьма по нраву.
– Благодарю, госпожа. – Уильям склонил голову. – Она часто говорит о вас и всегда с большим уважением.
– Приятно это слышать, хотя я знаю, что в душе твоя супруга проклинает меня за то, что я часто отнимаю тебя у нее. Не нужно быть провидцем, чтобы предсказать, что в грядущие месяцы ты будешь очень занят. Думаю, тебе не раз придется доказать, что графский титул достался тебе по заслугам.
Уильям лукаво усмехнулся:
– Когда я был молод, меня дразнили за мой неуемный аппетит за столом. Теперь такой же аппетит появился у меня в иной сфере. Надеюсь, я откусил не больше, чем смогу прожевать.
Его улыбка погасла, когда к ним присоединился канцлер Ричарда, Уильям Лонгчамп, с несколькими пергаментными свитками под мышкой. За ним следовали клерк и писец, несущие еще больше свитков, а также перья и чернила, и еще двое слуг в ливреях епископа.
– Милорд епископ, – произнес Уильям с отработанной вежливостью опытного придворного. – Сожалею, если шел слишком быстро. Не желаете ли присесть на минуту?
Лонгчамп мучился из-за распухших суставов в бедре и колене, все тело его было изогнуто, словно ствол дерева под сильными ветрами. Передвигался он с большим трудом, опираясь на епископский посох, и часто его лицо искажалось гримасой боли. Однако глаза всегда смотрели на мир с вниманием и проницательностью, а ум был острее бритвы, особенно в том, что касалось казны. Он принадлежал к самому узкому кругу приближенных короля и был тем человеком, которого Ричард намеревался поставить во главе правительства на время своего отсутствия в Англии.
– Милорд Маршал, премного благодарен, – ответил он отрывисто. – Я справлюсь. – «Без твоей помощи и знаков внимания» – вот что говорил весь его вид, хотя столь же очевидно было и то, что епископ неважно себя чувствует. – Это недалеко. – Он кивнул на открытую дверь в зал, где уже подготовили столы и стулья для участников большого королевского совета.
К Лонгчампу Алиенора не испытывала симпатии. Он отличался холодностью, алчностью и отклонял все попытки наладить дружеские отношения. Но он был умным и умелым распорядителем. С ним можно работать, решила для себя королева, даже если в кругу своих приближенных она не хотела бы его видеть. И понятно, почему Ричард так высоко ценит Лонгчампа: за способность набивать казну деньгами из всех имеющихся источников и изыскивать новые источники доходов. Канцлер был по-собачьи предан Ричарду и сильно напоминал Алиеноре кусачего сторожевого пса.
Постепенно появлялись и другие участники совета. Им приходилось из вежливости замедлять шаг, чтобы не обогнать медлительного епископа с Алиенорой и Уильямом по обе стороны. Среди собравшихся был и Джеффри, самый старший незаконнорожденный сын Генриха. Алиенора напомнила себе, что в отношении его нужно принять меры предосторожности, хотя пока неясно, какие именно. К окончанию совета ситуация наверняка прояснится.
Алиенора сидела в своих покоях, вытянув ноги на низкий табурет и попивая вино, пока Амирия втирала ей в стопы розовое масло. День выдался долгим. Наконец-то можно расслабиться после трудных переговоров о том, кто и как будет управлять владениями Ричарда, пока его нет в стране.
Высшая власть и общее руководство передавалось ей, но основную работу в Англии разделили между канцлером Ричарда Уильямом Лонгчампом и Гуго де Пюизе, епископом Даремским. Оба епископа были целеустремленными, способными администраторами, однако у них отсутствовал опыт управления целой страной. Писцы Лонгчампа в поте лица записывали на восковых дощечках все, что говорилось на совете, и сам Лонгчамп, с пронзительными, как у хищной птицы, глазами, ловил каждое слово.
Следить за соблюдением порядка и применением принятых законов король назначил четырех юстициаров, и одним из них оказался Уильям Маршал. Алиенора обрадовалась: это надежный союзник и здравомыслящий человек.
Иоанну пожаловали контроль над шестью графствами в Англии, графство Мортен в Нормандии и титул властителя Ирландии. Всему этому он был бы безмерно рад, если бы не запрет на передвижения: Ричард заставил его поклясться в том, что он не вернется в Англию по крайней мере в течение трех лет. Иоанн сквозь зубы произнес положенные слова. Королева подметила, как подрагивали губы Лонгчампа при этом. Старый лис испытывал явное удовлетворение от тягостной для Иоанна сцены. Очевидно, тут не обошлось без его участия, догадалась Алиенора.
Она прекрасно понимала, что в глазах многих ее младший сын был не заслуживающим доверия интриганом, но, как к нему ни относись, он законный наследник Ричарда. Вторым, и последним, претендентом на трон был сын Жоффруа, родившийся после смерти отца. Артуру всего два года. Алиеноре не понравилось решение Ричарда, однако она оставила свое мнение при себе, поскольку пока не придумала, как действовать в данном случае.
И оставался еще Джеффри, незаконнорожденный сын Генриха, уже не податливый отрок, а взрослый мужчина, разменявший четвертый десяток. Ушей Алиеноры достигла история о том, как однажды он, напившись на пиру, надел себе на голову золотую чашу и поинтересовался у окружающих, идет ли ему корона. Игла обиды за то, что он, перворожденный сын короля, лишен королевской власти, потому что его мать была продажной женщиной, с годами проникала в его сердце все глубже. Перед смертью Генрих обещал Джеффри сан архиепископа. Он был рукоположен после коронации Ричарда и той же осенью избран архиепископом Йорка, но в сан его так и не посвятили. Избрание еще должен одобрить папа римский, поэтому Джеффри исполнял обязанности архиепископа, но без уверенности в будущем и не имея всей полноты власти. Сам он не хотел для себя церковной жизни. Его заставили пойти этим путем, отсюда и вызывающее поведение. Если кому-то это не нравится, Джеффри наплевать, и Лонгчамп не исключение. Эти двое яростно ненавидели друг друга. Лонгчамп вынашивал планы получить в недалеком будущем Кентербери, и ему не нужен был соперник в лице незаконнорожденного брата короля. Поэтому канцлер уговорил Ричарда изгнать из Англии не только Иоанна, но и Джеффри. Алиенора понимала: контролировать неизбежные ссоры и поддерживать мир будет чрезвычайно трудно, тем более что она сама не собирается безвылазно сидеть в Англии.
Женщина пригубила вина и отвлеклась от размышлений – к ней приблизился слуга: королеву хотел бы видеть ее младший сын Иоанн.
– Так поздно? – Мановением руки она велела Амирии закончить умащивания и потом сняла ноги с табурета.
– Госпожа, желаете, чтобы я отослал его?
Алиенора вздохнула про себя, хотя не позволила раздражению выйти наружу. Она уже догадывалась, о чем пойдет речь.
– Нет, пусть войдет. Уверена, если бы дело могло подождать до утра, то сын не стал бы беспокоить меня на ночь глядя.
Она отпустила Амирию, сунула ноги в домашние туфли из овчины, поднялась с кресла и встала лицом к двери.
Иоанн вошел вместе со струей холодного воздуха. Его движения были резкими и решительными.
– Мама. – Опустившись на колени перед ней, он поднес к губам складку ее платья и поцеловал плотную зеленую ткань.
Она коснулась его волос и велела подняться:
– Сын мой, что привело тебя ко мне в столь поздний час?
– Мне нужно обсудить с тобой запрет Ричарда о том, что мне нельзя приезжать в Англию, – сказал Иоанн. – Это несправедливо.
– Ричард имел полное право принять такое решение. И он не оставил тебя в нищете. У тебя достаточно средств.
– Точно так же отец выдавал нам «средства» и держал нас на привязи, – фыркнул Иоанн. – Брат не хочет, чтобы я помогал ему управлять страной, пока сам он в отъезде. Ричард почему-то доверил это дело людям, которые разрушат государство. Нельзя оставлять Лонгчампа главным юстициаром. Это очевидно даже слепому. За этим епископом нужен глаз да глаз.
Алиенора молчала. В чем-то она была согласна с младшим сыном, хотя действия Ричарда казались ей в общем разумными. А еще ей нужно понять, каковы мотивы Иоанна.
Сын сложил руки в шутливой мольбе: