Осенний трон Чедвик Элизабет
– Мама, ты одна способна повлиять на Ричарда. Поговори с ним. Он тебя послушает.
– Ты так думаешь? – Она покачала головой. – К моему совету Ричард может прислушаться, но человек он независимый.
Иоанн опустил руки и подобрался поближе к очагу. Этот последний из ее сыновей, рожденный в зимнюю стужу, всегда имел пристрастие к темноте и пламени. Готовится к аду, как болтали злые языки.
– Мама, ты моя последняя надежда. Ты знаешь, я не стал бы просить тебя, если бы у меня был иной выход.
Она вскинула брови. Наверное, обращение к матери за помощью не укладывается в образ самостоятельного мужчины, который он создавал для себя.
– Не знаю, комплимент это или оскорбление. Ну ладно, буду считать, что первое.
Иоанн сел на скамью перед огнем и уронил голову на руки:
– Никогда не думал, что брат может такое сделать – прогнать меня из Англии…
– Он тебя не прогонял. Не придумывай того, чего нет. Ричард отдал тебе все доходы от твоих английских имений и возвысил тебя.
– Но зачем мне все это, если Англия закрыта для меня? – возразил Иоанн. – Чтобы получить эти деньги, мне пришлось пообещать не ступать на землю Англии целых три года. Мама, разве это правильно? Разве это справедливо? – У него задрожал подбородок. – Я хочу помочь Ричарду, но, похоже, он никогда не поверит, будто от меня может быть какая-то польза.
Алиенора нахмурилась. Ей было очень больно за младшего сына, несмотря на подозрение, что он в очередной раз пытается манипулировать ею. Да, он бросил Генриха, когда тот лежал на смертном одре, но что ему оставалось делать? Из всех детей Иоанн всегда был ближе всех к отцу, и она чувствовала себя чуть ли не виноватой в том, что любила Ричарда сильнее.
Со вздохом она положила руку ему на макушку:
– Скорее всего, Ричард не согласится последовать моему совету, но я поговорю с ним.
Тут же лицо Иоанна просветлело, и в глаза вернулся свет.
– Благодарю тебя, матушка! – Он взял ее ладони и поцеловал их.
– Пока рано рассыпаться в благодарностях. Может, у меня ничего не получится. – Она погрозила ему пальцем. – Если я сделаю это для тебя, то в ответ ожидаю, что ты будешь держать свое слово: в Англию приедешь только с серьезной и мирной целью. Мне известно о твоей любви к интригам – я не наивная девочка. Ты утверждаешь, что твое желание – помочь Ричарду? Так будь добр, помогай. Не злоупотреби моим доверием.
Он воззрился на нее проникновенным взглядом:
– Мама, обещаю, что никогда этого не сделаю.
– Нет нужды разыгрывать передо мной спектакль, – отмахнулась Алиенора. – Пусть твои поступки говорят за тебя, а не обещания и уговоры. Этого мне с избытком хватило при твоем отце, Господь свидетель. Допивай вино и позволь мне лечь спать. Уже поздно, а если ты хочешь, чтобы я попробовала переубедить Ричарда, то мне нужно как следует выспаться и встать пораньше.
– Конечно, матушка. – Сокрушенный, стремящийся угодить, он отставил кубок, поцеловал мать и ушел.
Ее сын неисправим, покачала головой Алиенора и присела, чтобы допить свое вино. Кажется, ее сердце только что взяло верх над разумом, а ведь она клялась больше никогда этого не допускать.
Ричард увлеченно разглядывал новый меч, пояс и ножны, когда на следующее утро Алиенора пришла к нему поговорить насчет запрета Иоанну появляться в Англии. Король выказал мало интереса к ее речам. Гораздо больше его занимали латунные накладки и мягкая розовая кожа его обновок, и потому Алиеноре пришлось повысить голос:
– Ричард, отвлекись от меча хоть на минуту и выслушай меня.
Недовольно пыхтя, он положил снаряжение на крышку сундука и с видом мученика скрестил руки на груди:
– Мама, я весь внимание.
Алиенора пристально взглянула на сына. С тех пор как он стал королем и с головой ушел в подготовку к Крестовому походу, достучаться до него было все труднее.
– Изгнание Иоанна из Англии вызовет разлад между вами. Ты должен дать ему какую-нибудь роль в управлении страной, пока тебя не будет.
Ричард изогнул бровь:
– Все должности в правительстве я уже раздал надежным людям. У меня нет никакого желания потерять Англию из-за действий Иоанна.
– Может, сейчас тебе это кажется верным решением, – возразила Алиенора, – но подумал ли ты о будущем? Что будет, когда ты вернешься? Что будет через десять лет? Исключая Иоанна из своего круга, ты сеешь вражду. Но если ты привлечешь его на свою сторону, он может стать твоим верным соратником.
– Уж не со слов ли Иоанна ты говоришь? – с подозрением прищурился Ричард. – Он попросил тебя вступиться за него?
Алиенора внутренне подобралась:
– А ты, мой сын, не слишком ли доверяешь тому, что вливает в твои уши Лонгчамп? Роль королевы как раз и состоит в том, чтобы вступаться перед королем за его подданных. Да, риски есть, но ты сам себе уготовишь еще большие неприятности, если сейчас отвергнешь помощь Иоанна. Дай ему шанс.
Ричард поджал губы:
– Дам, но только когда сам буду рядом.
– Я считаю, что ты совершишь серьезную ошибку, если не найдешь способа привлечь Иоанна к сотрудничеству в той или иной форме. Оно не должно быть тесным или постоянным, однако твоего брата нужно включить в общий план действий. – Она заметила, что Ричард хмурится все сильнее, и вышла из себя. – Иоанн – мой сын, так же как и ты, и я должна бороться и за его интересы тоже. Воспринимай мои слова как здравый политический совет, направленный на ваше общее благо. Теперь вы мужчины и должны работать вместе как мужчины, позабыв детские распри. У тебя в жизни больше ни с кем не будет такой близкой связи. Иоанн – единственный, кто остался у тебя из братьев, тебе надо пользоваться этим и ценить его по достоинству. От этого выиграете и вы оба, и государство.
– Ему ты тоже все это сказала? – поинтересовался Ричард.
– Да, теми же словами. Я не встаю на сторону кого-то одного. Твои соображения мне абсолютно ясны, но его доводы я тоже понимаю и потому прошу, чтобы ты относился к нему с чуть большим доверием.
– Чтобы потом рвать на себе волосы от отчаяния? – Он кисло усмехнулся, но Алиенора видела, что сумела пробить брешь в его непримиримой позиции. – Мама, я уже создал вполне сбалансированную систему управления Англией. Каждому назначена своя роль. Если я сейчас дам какое-нибудь поручение Иоанну, равновесие будет нарушено и возникнут проблемы. Ты же знаешь, как он любит заварить кашу. Это у него в характере.
– Я буду рядом и прослежу, чтобы ничего такого не случилось. Иоанну надо многому научиться, и он не готов править, но ему придется этим заниматься, когда он вернется в Ирландию или когда будет представлять тебя. – Она развела руками. – Даже если он останется в Нормандии, ничто не помешает ему строить козни оттуда. Лучше пойти ему навстречу в этом вопросе и обеспечить тем самым его лояльность.
Ричард снова повернулся к своему мечу, но в его глазах появилась задумчивость.
– Так что ты советуешь – разрешить Иоанну быть в Англии, если он того желает? – Он подумал еще мгновение и потом махнул рукой, сдаваясь. – Ладно, мама. Раз ты просишь меня об этом и раз он, как ты верно заметила, мой единственный оставшийся в живых брат, я согласен.
– Спасибо, – сказала Алиенора, испытывая смешанные чувства: и облегчение, и тревогу. – Ты порадовал меня.
Ричард тоже не был убежден в правильности решения:
– Будем надеяться, что мы не создали море новых проблем на свою голову.
Алиенора коротко рассмеялась:
– Я уже сделала это, родив сыновей. – Чтобы успокоить Ричарда, она стала разглядывать пояс и ножны, которыми он занимался до ее прихода.
– Это для меча Артура – для Калибурна.
– Понятно.
Ричард собирал мечи с тем же азартом и рвением, с которым его епископы собирали святые реликвии. Это превратилось в страсть, и в его покоях стояли полные сундуки оружия. Несколько лучших образцов всегда висело на стене той комнаты, где он задерживался дольше чем на одну ночь. В бою он пользовался только избранными мечами, но вся коллекция содержалась в идеальном состоянии. Каждый меч имел имя, приносящее силу и удачу: Жуайе-Гард, Отклер, Дюрендаль, Калибурн. Ричард был хранителем Жюста – меча его великого деда, первого Генриха, который ранее принадлежал Вильгельму Бастарду, завоевавшему Англию.
Сын показал ей Калибурн, сияющий, словно серебряный огонь. Гарду и навершие украшали золото и гранаты, а сама рукоятка была обвита красным шнуром с золотой шелковой нитью.
– Разумеется, его подновили, но основа – от того самого меча в камне, про который сложены легенды.
От некоторых мечей и вправду исходила аура мистической силы, и Алиенора явственно ощущала ее в клинке Вильгельма Бастарда, когда им владел Генрих. А вот в том мече, который Ричард называет Калибурном, магии не чувствовалось. Скорее всего, сын просто хочет убедить себя в том, что это настоящий артефакт. Ну что же, с политической точки зрения это правильно: объявление о том, что Англия владеет Калибурном, сразу поставит на место уэльсцев и бретонцев.
– Ты возьмешь его с собой в Святую землю? – поинтересовалась она.
– Он поедет со мной в багаже.
Ричарду пришлось убрать меч в ножны, потому что слуга привел к нему гонца.
– Сир, госпожа. – Гонец опустился на колени и протянул письмо. – Продолжаются погромы евреев, а в Йорке дошло до смертоубийства. Все долговые расписки, которые нашлись у убитых евреев, были собраны в кучу посреди города и сожжены.
При первых словах донесения Ричард застыл и так и стоял, молча и не шевелясь, словно каменная статуя. Гонец скорчился у его ног, спрятал голову в плечи и постарался стать невидимым. Алиенора забрала письмо из его дрожащей руки и щелкнула пальцами, отпуская.
Ричард с шумом втянул носом воздух.
– Да как они посмели?! – прохрипел он. – Клянусь Христом, погибшим на кресте, я покажу им, что такое королевский гнев. Я же оставил строгий приказ, чтобы моих евреев не трогали. Если все их долговые расписки уничтожены, как я получу причитающийся с них налог? Те, кто это устроил, будут повешены. – Внезапно он пришел в движение, заметался по комнате, пнул табурет, крикнул, чтобы к нему привели Лонгчампа и Джона Фицджона, коннетабля Йорка. – Или они думают, если я не в Англии, то у меня руки коротки их достать? Как же они просчитались!
– Что ты собираешься делать?
– Отошлю Лонгчампа обратно. Он решит денежную сторону вопроса и загасит огонь беспорядков.
Алиенора молча кивнула. Лонгчамп не силен в дипломатии, но у него достаточно смекалки, чтобы разобраться с финансами и трудностями, связанными с уничтожением долговых расписок. На данный момент придется довольствоваться этим.
– Я не могу сейчас отвлекаться на всякие неприятности в Англии! – нетерпеливо воскликнул Ричард. – Иерусалим не ждет. Пусть домашними проблемами занимаются те, кого я назначил для этого. И воля моя должна быть исполнена, чтобы я мог исполнить волю Господа. – Он посмотрел на мать горящим взглядом, но она знала: в глубине души Ричарду нужно услышать ее одобрение.
– Я понимаю, – сказала она. – Делай то, что должен.
У Ричарда на щеке чуть выше медно-рыжей бороды дрогнул мускул.
– Я стремлюсь оставить свои владения в состоянии мира и порядка, но стоит мне отвернуться, как тут же новая змея поднимает голову. Как жаль, что я не могу собрать все в мешок и спрятать до своего возвращения там, где гадюка его не достанет.
– Даже свою мать? – спросила Алиенора, и ее губы едва заметно изогнулись.
Он ответил ей с жесткой улыбкой:
– Нет. Мне нужен человек, который будет стеречь мешок и время от времени давать ему хороший пинок. – Потом Ричард огляделся, раздраженно крякнул – слуга, посланный за Лонгчампом, все еще не вернулся, – поцеловал мать и сам отправился на поиски канцлера.
Алиенора подошла туда, где висел на специально сделанной подставке хауберк Ричарда. Это было первое, что видел каждый входящий в комнату: блестящую кольчугу из темного металла, отделанную по низу латунными колечками. У основания подставки лежал кожаный мешок, в котором перевозили хауберк, и этот мешок напомнил Алиеноре о том, что только что сказал Ричард. Ассоциация была столь сильна, что королева не удержалась и легонько пнула мешок кончиком вышитой туфли.
Внутренний двор крепости Шинон заполнили любопытствующие, провожающие, церковнослужители и высшие чины правительства. Багажные повозки доверху нагрузили бочками, сундуками и тюками. Невысокие вьючные лошадки жевали удила. Солдаты дожидались команды выступать. В июньском солнце весь двор блестел, как набитый рыбой невод, потому что все надели доспехи для первого перехода из Анжу в Везле в их длинном путешествии к Иерусалиму. Выехав за крепостные стены, воины снимут латы и сложат оружие в повозки, но сейчас они красовались в полном снаряжении.
Поглядывая из окна на великое сборище, Алиенора снова и снова приглаживала складки на платье из золотой парчи, окаймленной шелком цвета тирского пурпура. Сегодня поверх головной накидки из белого льна она надела корону и вообще строго соблюдала этикет, ведь она не только королева-мать, но и королева-регентша. Скоро выйдет из покоев, окажется в зале, полном людей, и там окончательно проникнется этой ролью, но пока, в последние минуты уединения, все ее чувства отданы стоящему рядом с ней мужчине – ее прекрасному сыну. Гордость и волнение переполняли ее.
Кольчуга Ричарда – тридцать тысяч соединенных между собой колец – переливалась, как темная вода. Поверх наброшен сюрко из алого шелка, расшитый золотыми львами – эмблемой династии. Мантия из темно-зеленой шерсти удерживалась с помощью броши, заколотой высоко на правом плече, и на ее фоне ярко горели его рыжие волосы. Алиенора отчетливо видела в сыне Генриха, но видела в нем и себя. Он как зеркало, в котором отражаются все их предки.
Вот Ричард обернулся к ней, и по его взгляду Алиенора поняла, что он уже в дороге.
– Пора, мама. Мы снова увидимся в Мессине перед Великим постом и вместе отпразднуем мое бракосочетание, коли будет на то воля Божья.
– Коли будет на то воля Божья, – повторила Алиенора. – И коли выдержит мое старое тело.
Ричард не сомневался в том, что его матери под силу доехать до Памплоны, забрать оттуда Беренгарию и потом пересечь Альпы для встречи с ним в его зимнем лагере на Сицилии. Алиенора воспринимала это как комплимент.
– Ты непобедима. Знаю, у тебя все получится.
– Просто я делаю то, что должна, и никогда не поддаюсь страху. Да, увидимся в Мессине.
Он опустился на одно колено и склонил голову. Алиенора положила ладони на его пылающие золотом волосы и на мгновение сжала их пальцами.
– Да хранит тебя Бог! Благословляю тебя. Ты свет моей жизни, и знаешь это. – Она нагнулась и поцеловала его в губы, а затем отпустила и шагнула назад. Это самое трудное, что доводилось ей делать. Королева отдавала другим то, что было в ее жизни самым ценным.
Гибким движением Ричард вскочил на ноги, улыбнулся ей и пошел к двери.
Пока Алиенора спускалась из своих комнат по лестнице, ее лицо выражало суровую решимость. Но как только она оказалась под лучами жаркого солнца и на нее хлынула волна приветственных криков, сразу вскинула голову и с улыбкой на устах шагнула навстречу подданным.
В конце дня солнечный свет стал золотым. Косыми лентами он падал сквозь высокие стрельчатые окна церкви в аббатстве Фонтевро и мерцал на расшитом пурпурном шелке, покрывающем мраморную плиту на гробнице Генриха. Алиенора прикоснулась к прохладной ткани. Трудно поверить, что под этим куском мрамора лежит его гниющий труп. Трудно поверить, что вся его энергия и напор превратились в ничто.
Прошел почти год после его смерти, а она все еще не привыкла к тому, что его нет. Алиенора все еще ждала, что вот-вот он ворвется в ее комнату: глаза горят целеустремленностью, за спиной развевается мантия, руки исцарапаны после очередной охотничьей вылазки. Это ожидание держало ее в постоянном напряжении из-за страха, что если муж явится ей, то обязательно молодым мужчиной с заразительным смехом и не растраченным еще будущим. И такого горя она уж точно не вынесет.
– Ах, Генрих, – пробормотала Алиенора негромко, – как прекрасно все могло бы быть. Даже на том свете ты не отпускаешь меня. – Она погладила шелк, и от движения ткань сверкнула на солнце. – Я думала, ты сведешь меня в могилу, но смерть поймала тебя раньше, а я до сих пор в этом мире, и мне надо столько всего сделать после долгих лет, которые ты потратил впустую. – Алиенора встала с колен и поморщилась от боли в затекших ногах. Да, она действительно пока в этом мире. – Я еще навещу тебя. Теперь не ты, а я прихожу и ухожу, когда мне вздумается.
Она вышла из церкви не оглядываясь, вызывающе быстрой походкой. И все-таки глаза пощипывало, а когда Алиенора сделала вдох, он сорвался неожиданным одиноким всхлипом.
Глава 30
Памплона, Наварра,
сентябрь 1190 года
Санчо, король Наварры, – темноглазый мужчина привлекательной наружности и с приятными манерами – взирал на Алиенору из-под тяжелых век. Его медлительная речь поначалу могла показаться свидетельством неторопливого ума, но вскоре становилось очевидно, что за каждым словом стоит глубокая и продуманная мысль. Сбоку от его кресла разместился его старший сын, носящий то же имя, более легкий и быстрый, чем отец, но скроенный из того же материала. Оба они отличались высоким ростом, и Алиенора уже опасалась, не придется ли ей при встрече с невестой Ричарда задирать голову.
Алиенора прибыла в Памплону этим утром, и ее сразу проводили в замок, где она смогла отдохнуть в богато обставленных покоях и сменить дорожное платье на элегантный шелковый наряд и легкую накидку. Сейчас она знакомилась с королем Санчо, а в соседнем зале их ожидали накрытые столы.
– Вы задумали долгое путешествие для моей дочери, раз планируете ее встречу с королем Ричардом в его зимнем лагере в Мессине. – Санчо использовал в беседе с ней не наваррский язык, а окситанский – язык самых южных владений Алиеноры. Даже с испанским акцентом, знакомые с детства слова и модуляции переносили королеву в те времена, когда трубадуры и люди из Бордо говорили и пели на этом языке при дворе ее отца.
– Я не попрошу от вашей дочери ничего, чего не сделала бы сама. Уверена, она унаследовала от своих знаменитых предков выносливость и стойкость.
– И эти качества, и множество других. Беренгария – сокровище среди женщин, и мне нелегко будет с ней расстаться.
– Ваше благоразумие достойно восхищения, – бросила Алиенора. Предполагаемой невесте было двадцать пять лет – слишком много для незамужней дамы столь высокого положения. Но очевидно, Санчо – любящий и расчетливый отец, готовый дожидаться самой блестящей партии для дочери. – Мой сын тоже весьма рассудителен при выборе невесты.
Санчо жестом приказал слуге долить в кубок Алиеноры вина с водой.
– Ваш сын – великий король. Не просто так его прозвали Львиным Сердцем. Он средоточие надежд всего христианского мира на возвращение Иерусалима из рук безбожников. Любой отец был бы счастлив обручить дочь с таким правителем.
Несмотря на хвалебные слова в адрес Ричарда, Алиенора слышала сдержанность в тоне Санчо и понимала, что переговоры далеки от завершения. Выпрямив спину, она приготовилась к игре. Это походило на партию в шахматы, и королева была намерена ее выиграть.
– Один вопрос беспокоит меня, – продолжал Санчо. – По-видимому, ваш сын по-прежнему помолвлен с сестрой короля Франции. Моих послов убеждали, что это не так, но могу ли я доверять этому? Как вы сами заметили, я благоразумный отец, который более всего печется об интересах дочери.
– В высшей степени похвальная осмотрительность. Если Ричард еще не уведомил короля Франции о перемене в своих планах относительно его сестры, то только потому, что ситуация сложилась крайне деликатная, о чем вы наверняка осведомлены через ваших послов. Я готова поклясться на священных реликвиях, что мой сын не имеет намерения жениться на принцессе Адель.
– Что вы, что вы! – Санчо зацокал языком и всем видом выразил сконфуженность. – От королевы Англии я не стану требовать никаких клятв. Ваше слово и сам ваш приезд ко мне – лучшие доказательства вашей искренности, это только отцовская осторожность заставляет меня беспокоиться о дочери.
– Спешу заверить вас, что если мы с вами сейчас придем к согласию, то я лично провожу Беренгарию к Ричарду и прослежу за тем, чтобы бракосочетание свершилось по всем правилам, – сказала Алиенора. – Для меня это серьезное предприятие – пересечь Альпы посреди зимы. Надеюсь, моя решимость в этом деле убедит вас в том, что волноваться не о чем. Беренгария и Ричард поженятся, как только мы окажемся в Мессине.
– А если вы приедете туда во время Великого поста, когда нельзя сочетаться браком?
– Тогда за вашей дочерью буду присматривать я сама и вдовствующая королева Сицилии, а брак заключим сразу по окончании поста. Как видите, чем раньше мы сможем достичь согласия, тем лучше.
Санчо поглаживал бороду:
– Воистину, и я бы хотел, чтобы так все и произошло.
Они перешли к обсуждению конкретных условий и пунктов брачного договора, в частности тех, что касались приданого Беренгарии. Переговоры велись тонко, благородно и дипломатично, но все равно по сути своей это было нечто среднее между игрой в шахматы и торговлей на рынке.
В конце концов обе стороны добились удовлетворительных для себя условий. Алиенора откинулась на спинку кресла и сделала глоток темного наваррского вина.
– Вы позволите познакомиться с предполагаемой супругой моего сына? – Она слегка выделила тоном слово «предполагаемой». Окончательное решение будет зависеть от того, какое впечатление произведет на нее Беренгария.
– Разумеется, госпожа, и я уверен, что вы будете благосклонны к моей дочери, хотя, конечно, я, как любящий отец, излишне пристрастен. – Санчо послал слугу за Беренгарией.
Алиенора смотрела на дверь. Она проделала длинный путь, и сейчас предстояло узнать, не зря ли потрачено столько усилий. К любопытству примешивалась тревога.
Молодая женщина, вошедшая в комнату в окружении фрейлин и прислуги, и правда оказалась высокой, под стать отцу и брату, и крепкого телосложения. Платье из темно-синей шерсти не скрывало пышных форм, но покрой имело скромный. Поверх толстых иссиня-черных кос покоилась на простой белой вуали золотая диадема.
Девушка опустилась в грациозном реверансе сначала перед королем, потом перед Алиенорой. Даже склонив голову, Беренгария держала спину идеально прямой. В этой позе она оставалась до тех пор, пока отец не поднял ее. Ласково поцеловав дочь в щеку, он представил ее гостье.
Беренгария обратила на Алиенору исполненный спокойствия взор. Вокруг темно-карих глаз, опушенных черными ресницами, лежали теплые тени, придавая ей привлекательную томность. У нее были острые скулы, длинный тонкий нос и подбородок с ямочкой. В целом ее внешность была не столько женственной, сколько необычной.
– Госпожа, счастлива служить вам. – Беренгария говорила негромко, но уверенно.
– И я счастлива познакомиться с тобой, – ответила Алиенора. Молодая женщина держалась с невозмутимостью, но возможно, она просто умеет сдерживать эмоции. Беренгария не может не понимать всей важности этой встречи. Тем не менее ее движения и слова оставались размеренными – почти монашескими. – Надеюсь, мы хорошо узнаем друг друга.
Беренгария наклонила голову, соглашаясь с гостьей, и скромно сложила руки на талии.
Алиенора преподнесла ей маленькую костяную шкатулку, в которой хранилось золотое кольцо с большим сапфиром густо-синего цвета.
– Король Англии дарит тебе это кольцо в знак своего глубочайшего почтения и просит, чтобы ты носила его как символ вашего будущего союза.
Легкий румянец покрыл щеки Беренгарии, когда она церемонно принимала шкатулку.
– Я безмерно польщена тем, что король Англии прислал мне столь ценный подарок. Заверьте его, пожалуйста, что я буду носить кольцо с гордостью и уважением к нему – и с надеждой, что наша встреча состоится очень скоро.
Понравится ли она Ричарду? В том, что касалось женщин, мать совсем не знала вкусов сына. Алиенора никогда не расспрашивала его, и сам он тоже не рассказывал о своих предпочтениях. Ей было известно только об одной женщине Ричарда – о французской шлюхе, которую он якобы делил с Филиппом Французским. Смириться с таким положением дел труднее, чем с одной любовницей или даже с откровенным блудом, да и слышала она это не от самого Ричарда, а от Иоанна, поэтому Алиенора постаралась выбросить эту информацию из головы. Но наваррской принцессе предстоит стать сосудом, из которого появятся на свет наследники Ричарда; значит, им придется как-то договариваться в опочивальне.
– Я тоже хочу этого, и твой отец, идя навстречу моему и твоему желанию, решил, что нам следует выехать из Памплоны через три дня.
Румянец Беренгарии стал гуще. Она еще раз присела перед Алиенорой в реверансе, а затем удалилась с подарком и своей свитой – все такая же статная и грациозная.
– Вы обнаружите, что в моей дочери глубо скрыта тихая сила, – произнес Санчо. – Я воспитал ее в благочестии и послушании, но люди, которые знают и любят ее, находят в ней гораздо больше хороших качеств. Из нее получится отважная и достойная королева под стать вашему сыну.
– Не сомневаюсь в этом. – На самом деле Алиенора сомневалась. Ей оставалось только молить Бога, чтобы Беренгария подошла Ричарду.
– Ты отлично держишься в седле, – одобрительно кивнула Алиенора.
Беренгария похлопала свою кобылу по шее и улыбнулась:
– Отец настоял, чтобы я училась верховой езде. Часто женам приходится ездить из одного владения мужа в другое, и в таком случае это умение может быть очень полезно.
– Твой отец – мудрый человек. Мой отец придерживался того же мнения, и меня посадили в седло, как только я смогла удержать в руках поводья. Впоследствии я неоднократно благодарила его за это.
Рано утром их многоцветная кавалькада покинула Памплону. Теплый бриз развевал шелковые стяги, на шлемах и упряжи горели солнечные блики. Все нарядились в лучшие одежды, и процессию сопровождали музыканты – они пели и плясали, отбивая ритм на барабанах из кожи. Это яркое зрелище призвано было продемонстрировать богатство и власть. Толпы радостно приветствовали кортеж невесты, бросали ей цветы, а в ответ их осыпали дождем серебряных монет.
Беренгария начала путешествие в дамском седле – мягком сиденье, повернутом на спине лошади боком. Ее ноги покоились на специальной платформе, а кобылу с серебряными колокольчиками на упряжи вел под уздцы богато разодетый слуга. Когда они отъехали от ворот Памплоны на две мили, а толпы провожающих остались позади, Беренгария поменяла дамское седло на обычное, чтобы сидеть лицом вперед и иметь возможность управлять лошадью. Хотя солнце уже повернуло к западу, им предстояло проехать еще не менее трех часов, прежде чем остановиться на ночевку. Алиенора надеялась, что они успеют достичь Эспиналь, а если нет, то разобьют шатры. Первая и более легкая половина их пути составит триста пятьдесят миль и закончится в Монпелье. Дальше нужно преодолевать Альпы, и этот трудный переход придется на самые неблагоприятные для горных путешествий зимние месяцы.
– Когда мой отец сообщил, что меня выдают замуж за короля Ричарда в Англию, я очень обрадовалась. Это огромная честь для меня, – говорила Беренгария. – Наварра – маленькое государство, но играет важную роль, охраняя пути паломников. Наш союз похож на кольчужный доспех, защищающий южный фланг Аквитании.
Алиенора посмотрела на нее с интересом:
– Твой отец обсуждал с тобой политику?
– И он, и мой брат Санчо, – ответила Беренгария, и ее бледные скулы порозовели. – Нужно, чтобы я разбиралась в этих вещах, ведь лишь тогда я смогу принести пользу Наварре и моей семье. А также моему супругу – если он пожелает этого, разумеется.
– А если не пожелает? Ты готова посвятить себя шитью? – Алиенора подумала о Генрихе и о своей, как оказалось, ошибочной вере в то, что ее супруг будет ценить ее мнение и сделает ее своей половиной во всем.
Беренгария принялась рассуждать вслух:
– Конечно же, это будет его решение. Я найду, чем занять себя. В мире всегда есть место для добрых дел, и еще я нахожу огромное утешение в молитве. И надеюсь родить мужу детей – на них тоже нужно много времени.
– Поистине так, – согласилась Алиенора. – Я мечтаю о том, чтобы увидеть детей Ричарда, если будет на то воля Божья.
Да, это и есть истинная причина спешки: нужно, чтобы сын поскорее женился и занялся производством наследника. Он крупный, сильный мужчина, могучий, как лев, чье имя носит, но Жоффруа и Гарри тоже были сильными и молодыми, а сейчас оба лежат в могилах. Теперь все надежды Алиеноры сосредоточились на этой благонравной, но решительной девушке.
– Надеюсь, я ему понравлюсь. – Беренгария кусала нижнюю губу. – Я буду стараться изо всех сил, но мне так мало известно о нем. Госпожа, может, вы подскажете мне что-нибудь полезное? Что мне нужно знать?
– Я его мать и не могу знать то, что было бы полезно знать его супруге, – усмехнулась Алиенора. – Но раз ты спросила, отвечу так: он прирожденный воин, как и твой брат. Тебе придется принять это и дать ему полную свободу. Я только недавно познакомилась с тобой, но уже вижу, что тебе несвойственна беспомощность и зависимость от другого человека, и это к лучшему. Ричард терпеть не может таких людей, будь то мужчины или женщины. Оставайся практичной в отношениях с ним, больше ничего не могу посоветовать. Помни главное: твое собственное поведение определит его реакцию. Что такое женщины, он знает, хотя и проводит почти все время в военных походах, – вырос с тремя сестрами.
Беренгария поглощала информацию, как голодный человек поглощает обильный обед. Алиенора заметила, как будущая невестка бросила украдкой взгляд на своего брата, который по договоренности сопровождал их часть пути. Очевидно, именно он являлся для девушки образцом мужчины-воина. Ричард и Санчо Наваррский – друзья с общими политическими интересами и целями, но это не делает их похожими.
– Очень жду встречи с его сестрой, – улыбнулась Беренгария.
– Я тоже. – По лицу Алиеноры скользнула тень озабоченности. – Муж Иоанны умер несколько месяцев назад, и мне нужно узнать, как она справляется. Подробностей до нас никаких не дошло.
– Мне очень жаль. Да, в Памплоне эту новость слышали, и мы все опечалились. Упокой, Господи, его душу!
– Он был довольно молодым. – Алиенора покачала головой. – И у них с Иоанной нет наследника – их сын умер вскоре после рождения. Я волнуюсь за дочь и надеюсь, что получу от нее новости, как только мы попадем в Италию. Хорошо хоть Ричард, как ее брат и глава семьи, сможет взять все под свой контроль, пока будет в Мессине, но это означает изменение планов. Ричард рассчитывал на помощь Иоанны и Уильяма, а теперь ему придется заново договариваться с преемником Уильяма, кем бы тот ни оказался. Ну, этот мост мы перейдем, когда доберемся до него, а до тех пор надо пересечь множество других мостов. В любом случае вы с Иоанной обязательно подружитесь. – Она причмокнула, погоняя кобылу. Тревожные мысли побуждали торопиться.
Женщины продолжали движение по направлению к Монпелье. Тулузу обошли стороной, поскольку это была вражеская территория. Но хорошо вооруженный отряд под руководством осмотрительного капитана Меркадье никого не встретил, и весь кортеж промчался вдали от города, как сонм разноцветных призраков.
Через две недели пути они остановились в полдень у искристого ручья, чтобы напоить лошадей, наполнить бутыли водой и перекусить. Погода в тот день выдалась мягкая, солнце все еще дарило тепло. У берега над травой кружились облачка мошек, взмывая и падая, словно ноты мелодии, и несколько припозднившихся пчел копошились в последних альпийских цветах.
Алиенора слушала, как журчит бегущая по камням вода, наблюдала, как извиваются и перетекают один в другой прозрачные узоры струй. Ей даже припекло спину. Она вдыхала жизнь полной грудью.
Бельбель вынула из багажной повозки складные кожаные стулья для Алиеноры и Беренгарии, чтобы они поели сидя; вся остальная свита тоже спешилась и разминала затекшие члены. Повинуясь внезапному порыву, Алиенора стянула башмаки и красные шелковые чулки. Мантию она сбросила на стул, заткнула подол платья за кожаный пояс, как делают простолюдинки, и, осторожно ступая по камням, вошла в ручей. В первый миг вода обожгла ее ледяным холодом, так что занялось дыхание, но Алиенора испытала при этом несказанный восторг.
Беренгария смотрела на нее с открытым ртом, позабыв о зажатом в руке куске хлеба.
– Иди сюда, – позвала ее Алиенора. – Освежись!
Наваррская принцесса колебалась, и тогда Алиенора позвала еще раз, более настойчиво:
– Иди же! Не каждый день выпадает такая возможность. Бельбель, и ты тоже.
Она зашла глубже, по щиколотку. Край платья коснулся воды, но Алиенору это не пугало – в такую хорошую погоду одежда быстро высохнет. И до чего приятно перекатывается галька под ногами!
Бельбель не пришлось звать дважды. Скинув обувь и чулки, она стала плескаться в ручье неподалеку от своей госпожи.
Беренгария в нерешительности оглянулась. Ее брат Санчо ухмыльнулся и помахал рукой, призывая сестру не трусить. Правда, сам он не выражал намерения последовать примеру королевы. А Меркадье наморщил лоб, крякнул и со стоическим видом продолжил жевать хлеб с сыром.
Преодолевая себя, Беренгария ступила в воду. Свои усилия она сосредоточила на том, чтобы не замочить платье и при этом умудриться не обнажить ноги.
Алиенора увидела, что от холодной воды девушка вздрогнула.
– Когда-то в молодости я жила во Франции, и меня отчитали за то, что я босиком танцевала по росе в саду. И отчитывал не кто-нибудь, а святой Бернар Клервоский и моя свекровь. Они полагали, что королеве неприлично вести себя так.
Беренгария со смущенным видом поводила ногой в воде. Алиенора подозревала, что принцесса была бы сторонницей соблюдения приличий.
– Пятнадцать лет я оставалась узницей, – продолжала королева. – Даже когда муж разрешал мне покинуть Сарум и жить при дворе, я не могла и шагу ступить без его позволения. Теперь я в долине недалеко от Ронсевальского ущелья, где Роланд защищал перевал от сарацинов. Я освежаю ноги в ручье, у которого, вероятно, отдыхал и он. Пью чистейший воздух свободы. Могу делать то, что захочу. Этот ручей всегда здесь бежал – и когда был жив Роланд, и когда я томилась в заточении. А сегодня я омою в нем ноги и воздам благодарность Господу.
– Госпожа, должно быть, вы очень сильная и стойкая, – пробормотала слегка пристыженная Беренгария. – Мне кажется, я понимаю, что вы хотите мне объяснить.
– Надеюсь, что так. Я выжила, но за это пришлось заплатить немалую цену.
Выйдя из ручья, Алиенора села подкрепиться, а ноги подставила солнышку, чтобы они согрелись и обсохли. Она не удивилась, что Беренгария тут же села рядом. А Бельбель осталась бродить по ручью; то и дело она наклонялась, собирая красивые камешки.
Алиенора с наслаждением отведала пахучего козьего сыра, вяленого мяса и хлеба. Каждый кусочек дарил ей сильный, богатый вкус.
– Дорога вскоре станет труднее, – предупредила она Беренгарию. – Нам нужно радоваться любой мелочи. Пожалуй, самый важный урок, который я извлекла за свою жизнь, состоит в следующем: надо научиться ценить малые удовольствия и хранить их в памяти.
Глава 31
Альпы,
зима 1190–1191 годов
Алиенора и Беренгария упорно двигались вперед. Вечерами останавливались в дружественных монастырях, замках или городах, чтобы провести ночь под крышей. Когда это не удавалось, разбивали лагерь под открытым небом. Возле Монпелье брат Беренгарии Санчо нежно распрощался с сестрой и вернулся в Наварру, а свадебный кортеж продолжил путь в сторону Альп и Италии.
Шли дни, недели, и тот ясный день в конце октября, когда они мыли ноги в ручье, ели хлеб с сыром и грели спины под теплыми лучами солнца, стал далеким воспоминанием. После нескольких дней холодных ливней веселые ручейки превратились в стремительные потоки пенящейся воды. Не каждый путник рискнет переправиться. Вслед за дождем приходил туман, густой и тяжелый, как промокшее шерстяное одеяло. При видимости от силы десять ярдов они двигались не быстрее улитки.
Алиенора все еще не смогла составить полное впечатление о Беренгарии. То, что девушка сдержанна, набожна и не склонна к фривольности любого рода, было очевидно с самого начала. Дорога показала, что Беренгария упорна и сильна характером. Эти качества Ричарду должны понравиться. Они давали надежду на то, что из наваррской принцессы получится преданная супруга, которая сможет исполнять роль королевы, рожать детей и обеспечивать крепкий тыл, чтобы Ричард мог посвятить делам королевства столько времени, сколько понадобится.
По мере приближения кортежа к перевалу Монженевр холодало все сильнее. Дожди сменились снежными зарядами, а в промежутках, когда устанавливалась ясная погода, трещали морозы и на фоне ярко-голубого неба ослепительной белизной сияли горные пики. Кое-где из-под снежного покрывала торчали серые скалы, словно кости великанов. Путешественники облачились в подбитые мехом платья и мантии, натолкали в сапоги овечьей шерсти, хотя иногда дорога становилась такой трудной, что они потели от напряжения в теплой одежде.
Несмотря ни на что, Алиенора спешила вперед, использовала каждый час дневного света и даже сумерки. Требовалось опередить непогоду, способную помешать им преодолеть перевал. Но как королева ни старалась, количество миль, пройденных за день, неуклонно уменьшалось вместе с температурой. По ночам обе женщины спали в одном шатре, закутанные в меха.
– С трудом верится, что в мире встречаются такие крайности, – заметила Алиенора, глядя, как над импровизированной постелью взмывают облачка пара от их с Беренгарией дыхания. – В Святой земле, в Иордане и Иерусалиме летом люди мечтают о холоде вроде этого.
– Зато здесь не нужно прятаться от мух, и в хлебе не заводятся долгоносики, – ответила практичная Беренгария. – И нет ни ос, ни скорпионов.
Алиенора невольно улыбнулась:
– Верно. Нам очень повезло.
Однажды утром в середине декабря Алиенора проснулась до того, как погасли последние звезды, и немедленно подняла слуг и рыцарей, чтобы они разводили огонь, грели воду, готовили еду и занимались лошадьми. Землю присыпало свежим снегом, словно просеянной мукой, хотя небосвод был чист. Меркадье тоже встал рано и уже пил обжигающе горячий бульон из миски, которую держал руками в варежках. Королева гадала, спит ли он вообще когда-нибудь. Старый воин успел побеседовать с одним из проводников, взятых в Монпелье, и теперь обратился к Алиеноре:
– Госпожа, Жак утверждает, что будет снегопад. Не спрашивайте меня, откуда ему это известно, но я ему верю.
– Когда?
– Ближе к вечеру.
– Тогда нужно пройти побольше, пока небо ясное. Велите своим людям, чтобы поторопились.
Меркадье посмотрел на нее долгим взглядом – не вызывающим, но как будто оценивающим. Потом отставил свою миску и налил королеве порцию бульона из котла, стоящего на углях от ночного костра. С благодарностью приняв миску, Алиенора вернулась в палатку.
Беренгария не спала. Ее кудрявые черные волосы заплетала в косы служанка Зильда. Потопав у входа ногами, чтобы стряхнуть снег, Алиенора поделилась с Беренгарией новостями и объяснила, что им нужно спешить.
– В метель застревать в этих горах смертельно опасно.
Зильда уложила косы Беренгарии кверху и накрыла их льняным чепцом и вуалью, после чего наваррская принцесса, уже в меховой накидке, натянула на ноги сапоги.
– Чем я могу помочь?
Вместе женщины и их служанки собрали вещи и сложили шатер. Беренгария работала быстро и с готовностью, чему Алиенора в душе порадовалась. Она подумала, что и эту черту невесты Ричард одобрит.
К тому времени, когда на востоке заалел рассвет, они уже отправились в путь. Под копытами лошадей похрустывал выпавший ночью снег. От холода было больно дышать. Солнце подкрасило горные вершины розовым цветом, который постепенно светлел, пока не превратился в такую яркую белизну, что жгло глаза. Алиенора дивилась грандиозному величию природы, хотя отдавала себе отчет в том, сколько опасностей она таит. Люди – крошечные, ничтожные существа, обязанные своим появлением Богу и выживающие только благодаря Его милости. Она послала молитву святому Бернару из Ментона и святой Деве Марии, чтобы они заступились за них перед Господом и оберегали их в пути. Рядом Беренгария тоже молилась – одной рукой держала поводья, пальцами другой перебирала четки.
Тропа вела путников вверх, то резко поворачивая, то извиваясь, как змея. На редких прямых участках они прибавляли шагу, но все равно приходилось быть очень осторожными, чтобы не пропустить сход лавины или оползень. Около полудня раздался треск, за которым последовало что-то вроде громового раската, и слева от них по крутому склону прокатился вал снега, вырывая деревья с корнем и сметая все на своем пути. Беренгария перекрестилась. Их проводник покачал головой и поцеловал распятие, висящее у него на шее. Алиенора старалась не смотреть лишний раз на укутанные снегом утесы, нависающие над тропой, чтобы мысли о возможной лавине не лишили ее сил. Если кортеж накроет, их раскопают не раньше весны.
К середине дня солнце подернулось дымкой, а затем, словно из ниоткуда, возникли снеговые тучи, плотные, с желтоватым оттенком. Проводник торопил отряд, подгонял лошадей своей палкой для ходьбы, тревожно поглядывал на небо и бормотал проклятия.
Первые снежинки уже кружились в воздухе, когда они добрались до приземистой каменной хижины, построенной для паломников и пастухов. С одного края было устроено стойло, с другого, под той же низкой крышей, – жилое помещение. В одном месте каменная кладка разрушилась, сама небольшая хижина пахла плесенью, но все-таки давала защиту от снегопада. Две из вьючных лошадей везли запас дров и угля, чтобы всегда можно было развести огонь. Путешественники еще не закончили устраиваться, а снег повалил густой пеленой, скрыв за собой весь мир. Злобно выл за стенами усиливающийся ветер. Люди теснились вокруг чадного, неровного огня, ели черствый хлеб с сухой колбасой и молчали. Без слов все понимали, что, если бы не это полуразрушенное строение, многие из них не пережили бы наступающую ночь.
К утру метель стихла, и небо вновь засияло бездонной голубизной. Намело такие сугробы, что путешественникам пришлось выкапывать выход наружу. С вечера, перед тем как непогода разгулялась, Жак успел пометить дорогу, забив две палки по ее краям, то есть они хотя бы знали, откуда начинать путь. А дальше, где никаких указателей не было, пошла опасная и тяжелая работа – поиск на ощупь дороги среди снега и скал.
Примерно через милю отряд оказался перед завалом, который почти перегородил проход. Оставалось лишь несколько дюймов, чтобы по одному протиснуться между нагромождением снега и валунов с одной стороны и зияющей пропастью с другой. Алиенора сжала зубы и старалась не смотреть вниз, когда направила лошадь на узкую полоску протоптанного рыцарями снега.
Читать бесплатно другие книги:
