Осенний трон Чедвик Элизабет
– Я хочу быть с мамой! – Иоанна надула губы и прижалась к Алиеноре.
– Можешь хотеть все, что угодно, но делать будешь так, как я скажу! – отрезал Генрих. – Этот разговор не для твоих ушей.
– Идем, Иоанна, – позвала девочку Изабелла, – я должна разобрать свою шкатулку с драгоценностями, и вы с Беллой поможете мне.
Дочь бросила на отца быстрый взгляд, в котором отчетливо читалась неприязнь. Однако соблазн поиграть с украшениями тети был слишком велик. Девочка изобразила реверанс и убежала вслед за Изабеллой.
Генрих прошипел сквозь зубы:
– Ох уж мне эти дочери, – и сел на место, освобожденное Иоанной.
Алиенора снова принялась за отложенное было шитье.
– Чего ты ожидал? Она уже в том возрасте, когда многое становится понятно.
– А еще она в том возрасте, когда пора научиться вести себя достойно и прилично, – раздраженно возразил король. – И слушаться отца. – Он вытащил из чьей-то корзинки с рукоделием обрывок золотой нити для вышивания и поднял его к свету, разглядывая. – Из Сицилии к нам едут послы короля Вильгельма с брачным предложением, и я готов принять его, если условия будут выгодными.
Алиенора сделала пару сложных стежков. Альянс с Сицилией уже рассматривался несколько лет назад и был отложен, но не навсегда. Горько отдавать еще одну дочь в далекие края, зная, что вряд ли доведется свидеться с ней хотя бы еще раз. Однако по климату и культуре Сицилия не так уж далека от Аквитании. Есть шанс, что Иоанне там понравится. Вильгельм Сицилийский лет на десять старше их дочери – такая разница в возрасте может обернуться как коротким шагом навстречу друг другу, так и непреодолимой пропастью.
– Иоанна знает?
– Нет, но скоро я ей скажу. Если переговоры пройдут удачно, она покинет дом еще до наступления осени.
Алиенора опустила глаза к вышивке. Как ни противно было обращаться к Генриху с просьбой, пришлось проглотить гордость ради вопроса:
– Ты позволишь мне остаться и побыть с Иоанной до ее отъезда?
– Посмотрю, что можно будет сделать. – Генрих испустил преувеличенно тяжкий вздох. – Я всегда делал все, что в моих силах, ради поддержания мира в наших владениях. Мои сыновья теперь тоже это понимают, и надеюсь, время, данное тебе на размышления в одиночестве, не прошло впустую. Сможем ли мы требовать от подданных преданности и почтения, если не будем едины?
Он сказал «мои сыновья», не «наши», отметила Алиенора.
– В Саруме мне нечего было делать, только размышлять, – проговорила она и перевернула ткань, чтобы проверить, как ложатся ее стежки с изнаночной стороны. – Поскольку ты слегка ослабил мои оковы и привез меня в Винчестер, я делаю вывод, что у тебя что-то на уме. Гарри говорит, будто ты желаешь примирения.
Генрих обматывал блестящую нитку вокруг пальца:
– Помнишь, как мы с тобой ездили в Фонтевро?
Интересный гамбит.
– Это было так давно.
Он криво усмехнулся:
– Да, в лучшие времена.
В ее памяти всплыла картина: она и Генрих, держась за руки, бредут по росистой траве под стенами аббатства, покрытыми жемчужной пеленой утреннего тумана. Следом идет няня с их новорожденным первенцем в корзинке. Бесконечными возможностями раскинулось перед ними их общее будущее, и сердце ее переполняется уверенностью и восторгом… Но Вилл уже двадцать с лишним лет покоится в могиле, и воспоминание это не более чем солнечный зайчик на поверхности гибельного моря. С тех пор Алиенора много раз бывала в Фонтевро, но уже без Генриха.
– И что?
– На тебя там всегда нисходит успокоение. Кажется, к Саруму у тебя совсем иное отношение?
Алиенора прекратила шить и пристально взглянула на мужа:
– К чему ты ведешь?
Он поднялся и встал у окна. От этого движения по комнате разлилась волна острого запаха пота и охоты.
– Аббатство Эймсбери переходит под правление Фонтевро, и там нужна будет настоятельница. Для тебя это стало бы прекрасным занятием. Аббатство ничем не запятнано.
Аббатиса! Так вот каков его план. Упрятать ее в монастырь, чтобы она проводила годы в молитвах и благотворительности! С удушающе узким кругом общения, приличным роду и чину благородной аббатисы! Это не жизнь, а тихая, красивая смерть. В противовес трудной и холодной смерти в Саруме, если она будет сопротивляться.
– Когда ты устроишься в Эймсбери, я не стану ни в чем ограничивать тебя, – невозмутимо продолжил Генрих. – Ты сможешь делать все, что захочешь: совершать верховые прогулки, принимать знатных посетителей, – и при этом будешь гордостью нашей династии, а не позором.
Генрих стоял спиной к Алиеноре. Она разглядывала его затылок – волосы мужа начали редеть. Когда-то они полыхали рыжим золотом, а теперь их как будто присыпало пылью.
– Я бы предпочла поселиться в Пуатье, – произнесла она ровным тоном. – Через два месяца там настанет сезон вишни, и ранним летом в тех краях всегда очень красиво. Вот где на меня снизошло бы истинное успокоение.
Он развернулся к ней:
– Это невозможно. После того, что было, ты никогда туда не вернешься. – Взгляд короля был тверже камня, на который он облокачивался. – Я разговаривал со священнослужителями. Они говорят, можно сделать так, чтобы мы больше не были супругами.
Алиенора не удивилась и не возмутилась, потому что уже ходила этим ухабистым путем.
– Ты говоришь о расторжении брака?
– Да, о чем-то в этом роде, – признал Генрих.
– Давай будем называть вещи своими именами. Ты говоришь о том, чтобы наш брак расторгли. «В этом роде» больше ничего не бывает.
Он перевел взгляд на золотую нить у себя в руках:
– Хорошо. Коли желаешь говорить прямо, будь по-твоему. Я говорю о расторжении брака.
– Ты хочешь превратить меня в ничто, – произнесла она низким от презрения голосом. – Хочешь, чтобы я просто исчезла, чтобы от меня не осталось и следа. – У нее было такое ощущение, будто внутри ее падают один на другой тяжелые камни. Она не позволит Генриху поступить с ней так. – Я спрашиваю себя: какая тебе от этого выгода?
Он пожал плечами:
– Не понимаю, что вызывает у тебя такое неприятие. Мое предложение означает, что каждый из нас сможет пойти своим путем и будет положен конец этому недоразумению.
Если их брак и стал недоразумением, то только из-за того, что Генрих унижал ее на каждом шагу и продолжает это делать – хочет упрятать в монастырь, отказывает в праве поехать в собственное герцогство. Возможно, он планирует взять себе другую жену, а такую угрозу Алиенора не может игнорировать, ведь от нового брака у Генриха могут появиться дети, и тогда ее собственные окажутся в опасности. Ни за что! Ради них она готова пойти на все.
Алиенора отложила рукоделие и встала напротив Генриха:
– Я вовсе не имею намерения расторгнуть наш брак, во всяком случае не на тех условиях, что ты предлагаешь. Перспектива получить взамен более комфортное узилище меня не прельщает.
– Вынужден тебя огорчить, дорогая. Выбор у тебя небольшой. Я легко добуду документы, которые подтвердят, что наш брак был родственным и потому недействительным с самого начала.
Она ответила язвительным смехом:
– На пути нашего брака стояло множество препон, но все их удалили, когда мы с тобой встали под венец. Предъяви любой документ, и я найду равноценный, который докажет его ложность. Армий в моем распоряжении нет, но в этом деле не они играют главную роль. После того, что случилось с Томасом Бекетом, в Риме немало людей будут счастливы поддержать меня. Более того, ты должен беречь мою жизнь, ведь теперь все с легкостью поверят, что ты способен умертвить как своего архиепископа, так и свою королеву.
Генрих побагровел, его щеки покрыла фиолетовая сетка лопнувших сосудов. Он замахнулся кулаком:
– Видит Бог, ты зашла слишком далеко!
– Тогда ударь меня! – бросила она ему вызов и вскинула голову. – Отошли обратно в Сарум, а потом попробуй объяснить сыновьям, почему это случилось. Посмотрим, чем они тебе ответят.
Они стояли под сводами оконной ниши, тяжело дыша и испепеляя друг друга ненавидящими взглядами.
– Клянусь, ты дашь мне то, что я хочу! – прорычал Генрих.
– Мне все равно, что ты сделаешь, – бесстрашно парировала Алиенора. – Ты уже попрал мою честь и мои права. Хуже быть ничего не может.
– Еще как может. Подумай хорошенько, госпожа королева. До окончания пасхальных празднеств я еще раз задам тебе этот вопрос. Рассчитываю, что к тому времени ты одумаешься. Тебе известно, как я поступаю с теми, кто идет против меня. – Он оттолкнул ее так, что она чуть не упала, и в бешенстве покинул комнату.
Колени у Алиеноры подогнулись. Она пятилась, пока не наткнулась на скамью и не рухнула как подкошенная. Ее сотрясала крупная дрожь. Боже праведный! Генрих хочет признать их супружество недействительным! Засунуть ее в монастырь и забыть о ней навсегда. Оружия у нее совсем мало, а точнее – одно: отказ. И тут она будет стоять до последнего.
В покои на цыпочках вошла Изабелла и приблизилась к королеве, сидящей в немом оцепенении. При виде того, в каком состоянии находится ее дорогая госпожа, Изабелла призвала на помощь других дам и сама поднесла Алиеноре чашу с вином.
– Он хочет расторгнуть брак. – Губы едва двигались. – Хочет, чтобы я отправилась в Эймсбери и приняла постриг.
Изабелла ахнула:
– О мой Бог!
– Желает сделать из меня монахиню и забрать себе мою Аквитанию. – От ненависти и отвращения Алиенору трясло. – Утверждает, что это будет почетно. Говорит, я обрету покой и свободу от трудов, но так говорится о смерти, не правда ли? – Она посмотрела на вино, которое едва не расплескивалось в ее дрожащей руке. – Когда-нибудь потом я, может, и рада буду удалиться в аббатство, но не сейчас. Мои детородные годы миновали, но это не значит, что со мной можно обращаться как с заезженной клячей, которую отправляют на выпас доживать последние дни. – Ее глаза горели огнем. – Я ни за что не соглашусь на это, ни за что!
Изабелла присела рядом с ней и после секундного колебания заметила:
– Знаю, с подобной мыслью свыкнуться трудно, но разве в Эймсбери вам не будет лучше, чем в стенах Сарума или в Винчестере под замком?
Алиенора сжала губы и посмотрела на пол, на квадрат света, падающего из окна. Там блестел обрывок золотистой нитки, который теребил Генрих во время разговора.
– Нет! – возразила она. – Нет, не станет мне там лучше.
– Но вы будете общаться с другими благородными дамами, у вас будут книги для чтения и множество дел, которыми можно занять дни. – Изабелла прикоснулась к колену Алиеноры и продолжила нежно убеждать: – Вы будете гулять на свежем воздухе и пользоваться другими благами, и вас будут чтить. Если принять все это во внимание, то так ли уж дурно предложение короля?
Стремление Изабеллы видеть хорошее в любой ситуации, даже если оно уводило ее на путь наименьшего сопротивления, всегда раздражало Алиенору. А теперь, взвинченная столкновением с Генрихом, она набросилась на подругу с небывалой яростью:
– Ты не понимаешь и никогда не понимала! Я – королева, и то, что он требует, не пристало требовать от королевы. Генрих просто избавляется от меня.
Изабелла протянула к ней руку в мольбе:
– Я не хотела вас обидеть. Я хотела как лучше.
– Лучше? Ха! Генрих превратит меня в ничтожество, а ты все равно найдешь ему оправдание, потому что отказываешься видеть мир таким, какой он есть.
– Алиенора…
– Ох, оставь меня, – процедила она. – Я не нуждаюсь в твоих советах.
Изабелла прикусила губу:
– Я просто хочу помочь…
– Этим мне не поможешь, – с горькой злостью перебила ее Алиенора. – Прошу же: уйди. Ты не нужна мне.
Изабелла встала со скамьи. У нее дрожал подбородок.
– Как прикажете, госпожа. – Подруга опустилась в реверансе и почти бегом покинула комнату.
Алиенора зажмурилась и закрыла лицо руками. Она едва не окликнула Изабеллу, но гордость и гнев словно приклеили ее к месту и запечатали рот.
Никто не подходил к ней, ибо кто же рискнет войти в логово львицы? Она осталась одна. Спустя некоторое время Алиенора положила руки на колени и царственно выпрямила спину. На нее снизошло странное спокойствие и появилась целеустремленность. Она сама справится со всем, что ей выпадет. Она королева, и уже эта роль отличает ее от всех других женщин, даже от тех, кого Алиенора называет другом. Случай с Изабеллой лишний раз доказывает, что полагаться можно только на себя.
Глава 4
Винчестерский замок,
пасхальные торжества, апрель 1176 года
Амлен де Варенн, граф Суррея, уселся перед огнем и с наслаждением отдался заботам трех дочерей. Они засуетились вокруг него, чирикая звонкими голосками, принялись расчесывать ему волосы, омывать натруженные стопы. Весь этот день он провел на ногах, едва поспевая за своим энергичным венценосным единокровным братом. Возможность наконец отдохнуть стала настоящим блаженством.
С удовлетворением Амлен подумал о том, как повезло ему с семейством. Его сын растет умным парнишкой, сообразительным и крепким, и значит графство перейдет в надежные руки. А дочери наполняют жизнь отца теплом домашнего уюта. Однажды им придется выйти замуж, и можно будет только позавидовать тем баловням фортуны, которым достанутся столь замечательные жены. Но это произойдет когда-нибудь потом, пока же Амлен и Изабелла могут еще несколько лет вкушать родительское счастье. Из трех девочек ближе всех к поре невесты стоит Белла, но и ей пока не исполнилось и двенадцати. Аделе семь, а Матильде пять. В отличие от Генриха, Амлену нет нужды срочно подыскивать дочерям династически выгодные партии.
Он глянул на жену, которая разбирала одежный сундук. Изабелла стояла к нему спиной, ее движения были торопливы и беспорядочны, однако Амлен не придал этому значения – подумал, что супруга, как обычно, занята таинственными женскими делами.
– Белла, поиграй мне, – попросил глава семейства.
Старшая дочка принесла арфу и установила на подставку у своих ног. Темно-каштановая коса скользнула из-за спины вперед, и девочка изящным движением кисти отбросила ее назад, не забыв послать отцу улыбку. Музицировала она прекрасно, гибкие пальцы без усилий извлекали из струн мелодию. Матильда забралась к отцу на колени, и он бережно обвил ее маленькое подвижное тельце рукой. Почти целый день Амлен был с Генрихом, и теперь ему срочно требовалось очиститься домашней идиллией от мути придворной жизни. Он не уставал благодарить Господа за то, что Тот ниспослал ему столько радости, тогда как другим не досталось ни капли.
Позднее, когда девочки поцеловали его и отправились под надзором нянек в постель, а потом пошел спать и сын, Амлен обратил взгляд на Изабеллу и похлопал по скамье рядом с собой:
– Иди-ка сюда. Ты сегодня какая-то притихшая. Только сначала принеси мне вина.
Изабелла сделала то, о чем попросил супруг, но на этот раз Амлен отметил ее подавленное состояние. Что-то гложет ее, однако с расспросами он не стал торопиться. Когда придет время, она сама все расскажет ему. Амлен не относился к числу тех, кто ищет лишние хлопоты. Он принял из рук жены кубок и вытянул ноги поближе к огню.
– Ты, должно быть, слышала о намерении Генриха расторгнуть брак с Алиенорой? – поинтересовался он.
Ответом ему была тишина, и Амлен удивленно оторвал взгляд от языков пламени как раз в тот момент, когда лицо Изабеллы сморщилось и она залилась слезами. Сбитый с толку, он взял ее за руку:
– В чем дело? Что случилось?
– Ничего, – сдавленно ответила Изабелла. – Все, я уже не плачу…
– Ну же, выкладывай. Это из-за того, что я сказал? – Он подумал, что, наверное, жена переживает о том, как повлияет новость на ее положение при дворе. – Я ведь не собираюсь расторгать наш с тобой брак. Что тебя так расстроило?
– Я не… не расстроена, – всхлипывала Изабелла. Она ругала себя за то, что не смогла сдержаться при муже, а ведь он ожидает найти дома покой и отдохновение.
– Но я же вижу, что это не так. Ты расстроена. Поведай, что с тобой.
– Это не со мной, а с Алиенорой, – залилась Изабелла пуще прежнего. – Она… она разозлилась на меня, когда я предположила, что расторжение брака не так ужасно. Крикнула, что не хочет меня видеть, что я не понимаю ее. Она смотрела на меня как на врага, как будто все, что я для нее сделала, ничего уже не значит!
Амлен поморщился. Он очень любил жену, но порой ее чувствительность слишком все усложняла, а влезать в женские ссоры ему вовсе не хотелось. Взять хотя бы Генриха: при всех его слабостях, кознях и приступах ярости иметь с ним дело гораздо проще, чем с женщинами.
– Успокойся, любовь моя, – попросил Амлен. – Я уже сбился со счета, сколько раз Генрих отсылал меня с глаз долой, потому что ему не понравились мои слова или просто потому что он был зол на кого-то другого. Зато в трудный момент без меня он не может обойтись, как и Алиенора не может обойтись без тебя, что бы она сейчас ни болтала. – Вздохнув, он добавил: – Мы принадлежим им, даже когда они нас пинают. Выпей же вина и осуши слезы. Это пройдет… Итак, – вернулся он к проблеме, когда плач супруги утих до редких всхлипов, – судя по твоим словам, Алиенора не расположена расторгать брак.
Изабелла мотнула головой:
– Нет. Она превратилась в львицу, когда я заметила, что это было бы к лучшему. – Изабелла терзала в руках сырой квадратик ткани, которым промокала слезы. – Даже если Генрих отправит ее обратно в Сарум или посадит в темницу, она не согласится на аннуляцию.
На лицо Амлена легла мрачная тень. Супружеские неурядицы Генриха и Алиеноры мешают жить не только королевской чете. А вообще его ничуть не удивила подобная реакция королевы на предложение мужа.
– Генрих объяснял тебе, почему он хочет расторгнуть брак с Алиенорой? – поинтересовалась Изабелла.
– Говорит, что хочет полностью отделиться от нее. Она получит достойное занятие в Эймсбери, а он – свободу строить жизнь дальше.
– Алиенора считает, что Генрих унижает ее. – Изабелла вглядывалась в лицо мужа, желая найти ответы на свои вопросы. – По-прежнему сплетничают о том, что король собирается жениться на Адель Французской или Розамунде де Клиффорд.
Амлен пожал плечами:
– Сплетни на то и сплетни, чтобы раздувать из мухи слона. Насколько я знаю своего брата, он не сделает ни того ни другого, потому что опасается недовольства подданных. Одна из этих дам помолвлена с его сыном, а вторая – дочь простого барона. Генрих далеко не глупец. – Амлен притянул Изабеллу к себе и поцеловал. – Ты должна отстраниться от их дел. А иначе не выжить.
– Да, ты прав. – Изабелла прижалась к сильному телу мужа, ища у него утешения.
– У меня есть другая новость, которая придется тебе по вкусу, – объявил минуту спустя Амлен. – Генрих говорит, что скоро к нам прибудут послы из Сицилии с брачным предложением от их короля. Он желает обручиться с нашей племянницей Иоанной. Если условия окажутся приемлемыми, Генрих планирует это предложение принять.
– Я слышала, что этот вариант рассматривают, но не думала… Отправить ребенка в такую даль…
– В этом предназначение Иоанны: вступить в выгодный и престижный брак для укрепления границ нашей страны. Она это знает, и ты хорошо подготовила ее к такой роли. Судя по слухам, жених хорош собой и добронравен. А сицилийский двор один из самых знатных в христианском мире.
– Это прекрасная партия, и я рада за Иоанну. Ее ждет великое будущее. Но я буду скучать без нее. И Белла тоже.
– Таков ее долг, – твердо напомнил Амлен. – Для этого она и была рождена на этот свет.
– Я тоже была рождена для этого. И могла бы стать королевой Англии. – Изабелла вспомнила о первом муже, который был наследником трона, но уступил его Генриху. Если бы судьба сложилась по-другому, то корона Алиеноры сейчас принадлежала бы ей. – Но я рада, что все вышло иначе. Мое сердце не выдержало бы, если бы пришлось расставаться с дочерьми, когда они столь юны. Если предложение примут, когда Иоанне надо будет ехать?
– К осени.
Белая борзая Амлена вскочила на другой край скамьи, повертелась и улеглась, уткнув морду в бедро хозяина.
– Генрих хочет, чтобы я сопроводил Иоанну на Сицилию и убедился, что ее там хорошо приняли. – Улыбка осветила его лицо. – И ты тоже едешь, так что время расставаться с племянницей для тебя еще не настало. Ну как?
Изабелла отпрянула в удивлении от услышанного и затем радостно рассмеялась:
– Не знаю, что и сказать! Это важное и почетное поручение, и надо будет столько всего сделать.
Она стала думать о том, чем наполнить свадебный сундук, о новых нарядах и о приданом, о том, как обустроить жилище Иоанны на новом месте. Генрих не позволит Алиеноре заняться всем этим, не стоит и надеяться. Тут, чтобы не заплакать снова, Изабелла поспешила отвлечься от мыслей о королеве.
– О да, дел предстоит немало, только пока прошу тебя ничего не рассказывать, – предупредил ее Амлен. – Не привлекай лишнего внимания большими сборами.
– Я и не собиралась! – вознегодовала Изабелла. – Ты же знаешь, я умею хранить секреты!
– Знаю, знаю, – замахал на нее Амлен, а затем ухмыльнулся. – Кажется, у тебя будет чудесная возможность приобрести для дома шелка и гобелены из сицилийских мастерских, а?
Изабелла шутливо погрозила супругу пальцем:
– У меня такое ощущение, будто ты кормишь меня сладостями, чтобы успокоить.
– И что в этом дурного? Если ты рада, то рад и я, потому что в доме моем царит гармония, а ее я ценю превыше всего остального.
– Я тоже ее ценю. – Она виновато склонила голову. – Прости меня.
– За что? За то, что у тебя нежное сердце? – Он аккуратно приподнял ее голову за подбородок и поцеловал. – И его я тоже ценю.
Изабелла прильнула к нему, отвечая на поцелуй, и потом снова выпрямилась:
– Ты утверждаешь, что это пройдет, но сказать легче, чем сделать. Как мне быть с Алиенорой?
Амлен был прагматиком.
– Никак. Пусть сначала осядет пыль. У Алиеноры не так много союзников, чтобы отказываться от твоей дружбы и совета. Подожди, и она сама придет к тебе, только не рассчитывай на извинения. Ни Алиенора, ни Генрих не умеют признавать свою вину.
Изабелла отогнала собаку, уселась супругу на колени и обняла его.
– Я не хочу, чтобы с нами случилось то же, что с ними, – решительно проговорила она. – Не хочу, чтобы наши пути разошлись и мы пошли каждый своей дорогой, затаив друг на друга обиду.
Амлен обнял жену за талию:
– Под надгробной плитой мы все будем лежать в одиночестве, но при жизни ты и я соединились и стали одной плотью, и наши дети тому доказательство. Я не Генрих, ты не Алиенора – избави Бог!
Они легли в постель и занимались любовью долго и нежно, что в последние месяцы случалось нечасто, ибо привычные заботы и придворная жизнь не оставляли ни времени, ни сил для подобного выражения чувств. Заснули они, сплетясь телами, словно и правда были половинками одного целого.
Глава 5
Винчестерский замок,
пасхальные торжества, апрель 1176 года
Алиенора сидела напротив Ричарда, а между ними стояла шахматная доска. Угасали сырые весенние сумерки, ставни уже закрыли, лампады и свечи окрашивали покои в янтарный цвет, по углам лежали глубокие тени. Генриха не было, и вместе с ним исчезли архиепископ Кентерберийский и епископ Лондонский. Их отсутствие – грозный знак, но не такой, чтобы вызвать у Алиеноры страх. Скорее, это ее забавляло, так как она точно знала, что происходит.
Между передвижениями фигур по доске она продолжала вышивать. Даже плохое освещение не останавливало ее. Алиенора твердо была намерена завершить работу до того, как настанет время разлуки с Иоанной. А это могло произойти в любой момент, если Генрих решит вернуть ее в Сарум, чтобы наказать за упрямство.
Ричард тер подбородок, размышляя над следующим ходом. Ему на лоб упали золотисто-рыжие кудри, и Алиенора подавила желание по-матерински поправить локон. Ее сын уже не мальчик, и любая нежность с ее стороны будет воспринята как неуместная забота.
Он имел преимущество в фигурах, но, несмотря на это, инициативой в партии владела Алиенора. Она заставляла сына думать, и когда Ричард делал очередной ход, его переносицу прорезали две глубокие складки.
Королева ответила хитрым маневром, который вроде бы снимал напряжение и позволял Ричарду выйти из глухой обороны. Но на самом деле это была ловушка, замаскированная жертвой некрупной фигуры. Сын мог либо попасться в нее и проиграть, либо заметить ловушку и выиграть. Сильные пальцы уже протянулись к доске, но потом рука его замерла в воздухе… губы медленно изогнулись в улыбке, и он принял другое решение, в последний миг избежав западни. Ричард посмотрел на мать в восторге оттого, что разгадал ее хитрость.
– Я горжусь тобой, – похвалила его Алиенора. – Раньше ты сначала делал ход, а потом клял себя за торопливость.
Он коротко кивнул:
– Я был бы глупцом, если бы не учился на прошлых ошибках. – Опять на его лбу пролегли морщинки. – Мама, я очень хотел бы изменить твое… твое положение.
Алиенора потянулась через шахматную доску, чтобы взять сына за руку. С тыльной стороны его кисть оставалась по-юношески гладкой, но принадлежала она активному человеку, и потому ладонь была мозолистой и шершавой.
– Я тоже. Но надо быть реалистами. Пока верх взял твой отец, и ты должен вести себя так, чтобы не навредить своему будущему. Если это значит, что надо сотрудничать с Генрихом, так и делай, но никогда не забывай о своей цели.
Он скривил рот. Эта привычка осталась у него с детства, такой гримасой сын встречал все неприятности.
– Отец поставил мне задачу поддерживать в Пуату порядок, а у меня не хватает сил, чтобы справиться с мятежами. Эймери де Туар взялся за оружие, потому что папа отказался признавать наследственные права его жены и за их счет обогатил нашего младшего брата.
Алиенора тоже поморщилась:
– Твоему отцу можно доверять только в одном – в том, что он всем усложнит жизнь. Генрих отправит тебя в Пуату, но контроль над финансами оставит себе и таким образом будет держать тебя на привязи. С ним всегда будь настороже, сын.
– Это само собой, мама.
Они закончили партию. Ричард победил, потому что Алиенора намеренно дала ему такой шанс, желая увидеть его реакцию. Когда сын отодвинул доску и пригубил вина из кубка, она сказала:
– Твой отец просит, чтобы мы расторгли наш брак. Я отказалась. Скорее ад замерзнет, чем я соглашусь на это. Я так ему и заявила. Вот почему он заперся со своими епископами. Хочет сослать меня в аббатство Эймсбери настоятельницей.
Ричард чуть не подавился вином. Глаза его вспыхнули гневом.
– Боже правый, мама, так вот что он имел в виду под словом «помириться»!
– Не думаю, что монастырская жизнь подойдет мне.
Алые пятна поползли по скулам молодого человека.
– Он не может… Я немедленно пойду…
– Нет, ты никуда не пойдешь! – твердо перебила его Алиенора. – Я сама с этим разберусь.
Пятна на лице Ричарда приобрели багровый оттенок. Контролировать свою горячность сын научился, да только характер не изменишь.
– Но он просто втаптывает твое достоинство в грязь! И издевается над всеми нами. Я не допущу этого!
– Сколько раз я тебе говорила: сначала посмотри, а уже после прыгай. Тебе надлежит держаться в стороне от этого дела, потому что ты нуждаешься в его средствах, чтобы справиться с Пуату. Пока военная власть в твоих руках, ты имеешь власть короля, несмотря даже на зависимость от Генриха. Не волнуйся. Аннуляции брака он не получит.
Ричард шумно выдохнул:
– Ты говорила братьям?
– Еще нет. У меня пока не было возможности побеседовать с ними. Но я хочу, чтобы вы все вели себя сдержанно.
Все еще разъяренный, Ричард сбросил с доски одну из фигур. Потом на его лице отразилась откровенная неприязнь.
– Наверное, до тебя доходили слухи о том, будто он затевает женитьбу на Адель. Все относятся к этому как к безумному розыгрышу, но я не уверен в том, что отец шутит.
– Кто знает, на что он способен, – презрительно проговорила Алиенора, – хотя брак с Адель мудрым поступком уж никак не назовешь.
Ричард воинственно вскинул голову:
– Зато я точно не женюсь на ней. Есть невесты и повыгоднее. Лучше подыскать супругу из земель на границе с Аквитанией, чем связываться с этой французской мышью.
– Согласна. Никогда мне не хотелось видеть сыновей женатыми на Франции. Для Гарри и так уже слишком поздно, и если говорить с практической точки зрения, Маргарита для него неплохая партия. Но когда твой отец заставил тебя обручиться с Адель, я поклялась, что сделаю все, чтобы тебе не пришлось идти с ней под венец.
– Этого не будет. – Ричард решительно сжал кулак. – Пока отец тянет время, поскольку не хочет лишаться власти надо мной. – Как ни хорохорился Ричард, в его взгляде из-под насупленных бровей все-таки сквозило беспокойство. – И ко всему еще эта девица Клиффорд… Ты не думаешь, что он может жениться на ней?
Ответом ему была сардоническая усмешка матери.
– Пока я не соглашусь аннулировать брак, все это не более чем досужие разговоры. Но опять же, сомневаюсь, что Генрих пойдет на это. Взять в любовницы девушку из незнатного рода – одно дело, но превратить ее в королеву – совсем другое. Нет, он хочет расторгнуть наш брак, чтобы вырвать корни моей власти и лишить меня всякого влияния. Для него куда удобнее поселить меня в Эймсбери под присмотр монахинь, чем держать взаперти в Саруме, – приличнее, как он сам говорит. И зачем ему жена, если с ним рядом есть послушные сыновья?
Ричард нахмурился:
– Он не должен так обращаться с тобой.
– Подобные соображения никогда его не останавливали. Мы ничего не можем поделать, так уж обстоят дела. По крайней мере, на сегодня. – Алиенора постучала указательным пальцем по шахматной доске. – Стратегия. – Она подождала, чтобы убедиться, что сын понимает ее. – Не растрачивай время впустую, а заставь его работать на себя, пока ты подкарауливаешь благоприятный момент.
Облаченная в простое одеяние из тонкого батиста, Розамунда де Клиффорд сидела на кровати Генриха и заплетала шелковистые волосы в одну длинную косу. На пальце сверкало золотое колечко с жемчугом, которое когда-то принадлежало матери короля. Она тихо напевала себе что-то под нос.
Коса закончилась пушистой кисточкой на уровне талии. Розамунда приложила к животу ладонь и улыбнулась, прислушиваясь к тому, как внутри ее растет новая жизнь. Ребенок Генриха, принц королевской крови, зачатый среди рождественских торжеств, прямо в годовщину рождения Иисуса. Почти десять лет она была любовницей короля, но понесла всего во второй раз. В первый раз у нее случился выкидыш, когда она еще и не подозревала о беременности. Зато теперь Розамунда уже на четвертом месяце, и ее живот начал понемногу округляться. Придет осень, и она подарит Генриху нового наследника. К тому времени он наверняка уже сделает ее королевой.
Генрих сказал, что считает ее женой, даже несмотря на то, что их не сочетали браком, и в подтверждение этих слов подарил ей кольцо своей матери. Пока Розамунда была моложе, ей и не хотелось ничего большего, но теперь она не чувствовала себя удовлетворенной. Ей недостаточно сидеть на королевских приемах по правую руку от Генриха и проводить ночи в его опочивальне, потому что без благословения Церкви она всего лишь наложница. Это совсем не то же самое, что законная супруга. Королева имеет титул и привилегии, хотя не заслуживает их после всего, что наделала, подговаривая сыновей к бунту против отца и пороча его имя. К тому же Алиенора больше не может рожать, иссушенная годами и отвергнутая супругом. Зато она, Розамунда, носит под сердцем ребенка и способна дать Генриху все, что ему нужно. Для всех будет лучше, если Алиенора согласится на расторжение брака и остаток своих дней проведет в монастыре.
Из-за двери послышались голоса – Генрих желал придворным спокойной ночи. Розамунда поспешила убрать туалетные принадлежности и расправить покрывало. Но как только король вошел, у нее упало сердце: губы его были сжаты в тонкую линию, и он прихрамывал, щадя ногу с больным пальцем.
Розамунда подбежала к нему, чтобы подать кубок с вином и помочь снять накидку.
– Сир, у вас усталый вид, – тихо произнесла она. – Пойдемте, я разотру вам ступни.
Генрих хмуро кивнул и плюхнулся в кресло перед очагом. Розамунда стянула с него сапоги и чулки. Большой палец на его правой ноге распух и покраснел вокруг ногтя.
– Сир, вы должны призвать лекаря.
– Завтра, все завтра. – Он сделал всего один глоток и отставил кубок в сторону. – Сейчас я не хочу, чтобы меня щупали и тыкали, мне и без этого очень больно.
Сидя перед королем на полу, Розамунда поставила его здоровую ногу себе на колени и стала осторожно массировать.
– Вы говорили с королевой?
– Говорил, но без толку, – буркнул он. – Она отказывается расторгать брак. Ничего другого, если честно, я и не ожидал.
Розамунда проглотила комок горького разочарования. На самом деле она не верила, что Алиенора согласится – у ее соперницы не осталось ничего, кроме права отказывать, – но все равно надеялась на иной исход.
– Мне жаль, сир.