Рота особого назначения. Подводные диверсанты Сталина Сарычев Анатолий

Глава четырнадцатая. Запланированного рандеву не будет. Начало длинной дороги

Федоров дошел до каюты и, переодевшись в шерстяной спортивный костюм, улегся на койку, смотря, как одетый в синюю робу Краснов развешивает офицерскую флотскую форму на самодельные деревянные плечики.

Катер взревел мотором, сбросил обороты и начал медленно двигаться.

Федоров, не вставая, закинул голову назад и выглянул в иллюминатор.

Туман поднялся и стоял примерно на высоте метров ста серо-белыми кустистыми облаками.

«Значит, можно не опасаться японских и немецких самолетов. А вот только есть ли в этом небе немецкие самолеты? До Германии ведь очень далеко! Надо не забыть спросить у Краснова насчет появления в небе немецких самолетов! Ведь вполне вероятно, что фашисты могут базироваться на японских аэродромах», – размышлял Федоров, полузакрыв глаза.

– Что там с кап-два случилось? – спросил Федоров, которого больше интересовал разговор Соколова по рации со штабом флота.

Федоров подспудно чувствовал, что разговор напрямую касается их группы и, получив хоть какую-то информацию от Краснова, можно лучше подготовиться. Дело было не в простом любопытстве, а в информации, с которой жить становилось легче, так как появлялась возможность лучше подготовиться к превратностям военной жизни.

То, что жизнь Федорова будет полна неожиданностей в тех местах, куда его везет Соколов, было ясно на сто процентов. Но говорить об этом пока Краснову не стоило, так как была непонятна его роль в группе. Соколов мог взять в группу Краснова, а мог и пройти мимо. А советовать кап-два Федоров не только не смел, но и не хотел.

Хотя, на взгляд Федорова, Краснов больше подходил для проведения боевых действий в тылу врага, да и знал два иностранных языка. Да и просто сейчас Краснов был намного симпатичнее Звягинцева, который так вчера понравился Федорову.

– Не могу понять, что с кап-два? Ногу у кавторанга немного отпустило, но не до конца! А в чем дело, не могу понять! – выдал Краснов, присаживаясь напротив лежащего на койке Федорова.

– Кто затягивал шнуровку на перепонках кап-два? – начал расследование Федоров.

– Вроде ты сам. Кап-два стоял по пояс в воде, а ты около его ног шуровал, – выдал Краснов, и Федоров вспомнил, что сам завязывал Соколову шнурки.

«Что-то у меня с памятью не то стало. Забываю очевидные вещи», – мысленно стукнул себя по голове Федоров.

Двигатель заревел громче, и катер начало подкидывать на волне, показывая, что они вышли в открытое море.

Дверь распахнулась, и в каюту ввалился кавторанг, которого под руки тащили Звягинцев и матрос. Вернее, кавторанг еле переставлял ноги, прямо вися на командире катера, а матрос сзади только подталкивал больного.

На Соколове по-прежнему не было одежды, а на плечи было накинуто шерстяное одеяло.

Сгрузив Соколова на койку, Звягинцев шумно выдохнул и приказал:

– Краснов! Лечи кавторанга! Как только освободишься, мухой к мотору! Не забывай, что ты маслопуп[61], а не водолаз!

Едва командир катера вышел, как Соколов сделал попытку сесть.

– Лежите! Мне надо вам сделать настоящий массаж в четыре руки, – уверенно заявил Краснов, глазами шаря по каюте.

– Федоров! Достань у меня из рундука фляжку со шнапсом. Она лежит в боковом кармане. Из маленького кармашка с желтым замочком тюбик с кремом, и начинайте меня мучить, – распорядился кап-два, с помощью Краснова принимая сидячее положение.

– Слушаюсь! – согласился Федоров, вскакивая со своей койки.

Переложив объединенными усилиями тяжелое тело Соколова, который по-прежнему был не отягощен одеждой, на койку Федорова, начали работать.

– Ты командуешь, я выполняю, – предупредил Федоров, поливая на руки Краснова противно пахнущий шнапс.

Вылив два глотка шнапса себе на руки, Федоров внимательно смотрел на манипуляции Краснова.

Намочив тряпку в шнапсе, Краснов стал протирать мускулистое тело кап-два тряпкой.

– Первый раз в моей жизни такое случилось, – заявил Соколов, которого перевернули на спину и теперь уже с лицевой стороны протирали тряпкой, щедро политой шнапсом.

– Ты начинаешь растирать ступни ног, сначала правую, а потом левую! – скомандовал Краснов, сам начиная работать.

Схватив левую пятку рукой, начал ее сильно мять, постепенно переходя дальше и заканчивая пальцами, каждый из которых Краснов отдельно размял.

– Как прикажете, товарищ краснофлотец, – согласился Федоров, двумя руками начиная разминать указанную ступню кап-два.

Теперь ступни кавторанга разминали, как и обещал Краснов, два человека в четыре руки.

– В массаже есть свои положительные и даже приятные стороны. Боль понемногу уходит! – сообщил Соколов и, не дожидаясь ответа от доморощенных массажистов, продолжил: – Сухогруз, на котором мы должны были идти в дальний поход, потоплен. Так что мы должны будем продолжить путешествие на подводной лодке, с которой через три часа должны встретиться. У нас сильно «течет» где-то в ближней «крыше»[62] и в дальней. Пока никто ничего не знает. Поэтому в точке рандеву[63] весь экипаж катера переберется на подводную лодку, а с нее на катер сядет новый экипаж, и катер пойдет во Владивосток.

«Федоров окончательно решил взять Краснова в команду. Это радует!» – промелькнула быстрая мысль в голове Соколова.

– Сначала мы зайдем в Петропавловск-Камчатский для небольшого ремонта, а потом пойдем дальше, – выдал кап-два, охнув от боли.

Краснов, намазав руки кремом, трудился над голенью левой ноги, а Федоров – над правой.

– Куда мы идем, товарищ капитан второго ранга? – не выдержав, спросил Краснов, которого постоянные недомолвки Соколова, похоже, вывели из равновесия.

– Ты действительно хочешь узнать военную тайну, краснофлотец? – спросил, приподнимая голову, Соколов.

– Так точно! Хочу! Нервы вымотали эти недомолвки! – бодро ответил Краснов, ни на секунду не прекращая массировать ногу кап-два.

– Сам напросился – получи! Если я тебе расскажу про следующую стоянку, ты лишаешься увольнительной в Петропавловск-Камчатском, – со смешком «обрадовал» Соколов.

– Я снимаю свою проблему и больше не буду задавать глупых вопросов! – громко пообещал Краснов, ни на минуту не прекращая работу.

– Хотя почему и не рассказать. Сейчас этот секрет благодаря немецким и японским шпионам не знает только слепоглухонемой. После Петропавловск-Камчатского мы идем в Датч-Харбор! – неожиданно выдал Соколов, морщась от боли.

– Это же на Аляске, – радостно сказал Краснов, поднимая взгляд на кап-два, показывая неплохое знание географии.

– Расскажи немного о себе. Кое-что я знаю, но хотелось бы подробнее, – попросил, вернее, приказал Соколов, закрывая глаза.

– Перевернитесь, пожалуйста, на живот, – попросил Краснов, вытирая потное лицо сгибом правой руки.

Обильно намазав спину Соколова кремом, Краснов, глубоко вздохнув, снова принялся массировать стопы, одновременно рассказывая:

– Родился в Питере, в семье интеллигентов. Папа – профессор ЛИИЖТА[64], заведовал кафедрой «Детали машин», мама преподавала в инязе. Сам я занимался плаванием на длинные дистанции вольным стилем. Учился в Саратове. За участие в пьяной драке был отчислен из института и тут же призван на флот, где закончил учебку, и с тех пор служу краснофлотцем на торпедном катере.

– Ты, конечно, ни в чем не виноват и очень обижен на советскую власть! – с иронией кинул реплику Соколов.

– Никак нет. Никакой обиды не имею. Сам виноват. Не надо было медлить. Ударил – и сразу делать ноги! – мотнул головой Краснов, не прекращая делать массаж.

– Тебя твои товарищи и сдали бы все равно. Ты пользовался в институте очень «большой» любовью. Интеллигент, спортсмен, призер Спартакиады СССР и к тому же отличник! Скромнее надо быть, молодой человек! – назидательно сказал Соколов, акцентируя слово «большой» презрительной интонацией.

– Да я ничего бы не смог все равно сделать! Они накинулись на меня, сбили с ног и начали бить ногами! – попытался оправдаться Краснов. В нотках его голоса сквозила обида.

– И поэтому ты сломал челюсти двум якобы боксерам и откусил пол-уха официанту, который пытался разнять вас! – не отставал Соколов, время от времени постанывая от сильных рук Краснова и Федорова.

– Я не понимаю, что на меня нашло? Я стал какой-то дикий и сам себя не помнил, – начал оправдываться Краснов.

– Конечно, не будешь помнить! Тебе подсыпали в пиво психический препарат, который отбивает память, – усмехнулся Соколов и тут же застонал.

– У вас очень сильно свело мышцы, – извинился Краснов, продолжая разминать мышцы бедра.

– С тобой учился студент Манкин, который и подсыпал тебе порошок, – небрежно выдал кусочек информации Соколов.

– Не может этого быть! Мы же с ним в одной комнате в общаге жили! – не поверил Краснов, снова переходя к ступне.

– На третьем допросе Манкин признался и даже подписал сотрудничество с НКВД! – добил Соколов массажиста, у которого опустились плечи.

«Ай да Сокол! Ай да сукин сын! Как провел вербовку! Высший пилотаж! Теперь Краснов будет смотреть на Сокола как на бога!» – восхитился Федоров, продолжая тереть ступню кавторанга, которая просто горела.

Краснов на секунду оторвал левую руку от ноги Соколова и ткнул в голень, показывая, что надо тереть выше.

– Манкин занял у меня пятьсот рублей и кормил завтраками третий месяц! – выдал Краснов и яростно замотал головой.

– Деньги ты теперь уже не получишь, – «успокоил» Соколов своего массажиста.

– Почему? – задал резонный вопрос Краснов.

– Через полгода Манкина зарезали в катране[65] на улице Крайней[66], – пояснил Соколов, осторожно двигая левой ногой.

– Вам надо делать массаж ноги по меньшей мере полмесяца, чтобы полностью восстановить работоспособность ноги, – поставил окончательный диагноз Краснов, снова моя руки шнапсом, который лил из фляжки Федоров.

Полив в качестве обратной услуги шнапса на руки Федорову, Краснов встряхнул руками в воздухе и только сделал первый шаг в сторону двери, как Соколов, полностью перевернувшийся на спину и накрытый шерстяным одеялом, скомандовал:

– Отставить!

– Но мне надо идти на свое место в машинном отделении, – попробовал возразить Краснов.

– Всегда выполняй мои приказы, старшина, и не прогадаешь! – жестко оборвал Соколов.

От неожиданно жесткого голоса Соколова Федоров, только начавший садиться, привстал.

– Я не старшина – я краснофлотец! – решил поправить кап-два Краснов.

– Два наряда вне очереди за пререкания со старшими!

Краснов виновато развел руками и только начал поворачивать голову, как Соколов громко отчеканил:

– Приказом комиссара НКВД вам, краснофлотец Краснов, присваивается звание старшины и вы вводитесь в отдел «Скат» Смерша!

– Служу Советскому Союзу! – громко ответил Краснов, радостно улыбаясь.

– Что за шум, а драки нет? Почему этот разгильдяй до сих пор находится в каюте? Его место в машинном отделении! – выдал Звягинцев, входя в каюту, зло посмотрев на Краснова.

– Сколько до рандеву, лейтенант? – не вставая с койки, спросил Соколов.

– Минимум два часа, если чего-нибудь не произойдет! – четко ответил Звягинцев, глазами показывая Краснову на дверь.

– Организуй, лейтенант, обед и что-нибудь выпить. Надо отпразновать присвоение Краснову нового звания! – все так же не вставая с койки, приказал Соколов.

– Слушаюсь! – четко ответил Звягинцев и выскочил из каюты.

Глава пятнадцатая. Неожиданная болезнь Соколова. Рандеву в открытом море

Едва Звягинцев вышел, как кап-два рывком сел на койке и начал надевать форму.

– Вам пока нельзя делать резких движений! – попробовал предостеречь кап-два Краснов.

– Много ты понимаешь! – резко махнул кап-два правой рукой, надевая брюки.

Потянувшись за носками, Соколов скрючился, сморщил лицо и повалился боком на койку.

– Надо сейчас немедленно встать, упереться руками в переборку и потянуть носки к себе, – предложил Краснов, кидаясь к кап-два и начиная его поднимать.

Федоров вскочил с койки и начал помогать Краснову.

В каюту без стука ввалился Звягинцев, неся в руках деревянный поднос, и с ходу начал орать:

– Чем ты, Краснов, занимаешься! Марш в машинное отделение!

– Пошел вон, лейтенант! – рявкнул Краснов, прислоняя кап-два к переборке.

Подняв руки Соколова, упер их в переборку и, упав на колени, стал выпрямлять согнутую левую ногу.

– Как ты смеешь так разговаривать с командиром? Я тебя в штрафбате сгною! – снова заорал Звягинцев, одним движением ставя поднос на стол и нанося два быстрых удара по лицу стоящему на коленях Краснову.

Голова Краснова качнулась, и по лицу потекла струей кровь.

Федоров резко ударил локтем в солнечное сплетение Звягинцева, от чего тот ойкнул и ничком сполз вниз.

– Ногу выпрямляй, кавторанг! Сильней! Как будто толкаешь переборку! – заорал Краснов, захлебываясь в крови.

– Оуу! – взвыл Соколов, в точности выполняя приказ Краснова.

Федоров страховал ладонями голову Соколова, внимательно смотря на искаженное болью лицо кавторанга.

Вот лицо Соколова дернулось, он замотал головой и неожиданно улыбнулся.

Повинуясь жесту Краснова, Федоров обхватил кап-два за талию и осторожно посадил на койку.

– Нападение на командира! Вы все видели! – задыхаясь и ловя ртом воздух, выдал Звягинцев, с ненавистью смотря на Краснова, который со счастливой улыбкой прижимал вафельное полотенце к разбитому носу.

– Я ничего не видел. Только что старшина Краснов спас своего командира от болевого шока, – устало сказал Соколов, осторожно вытягивая левую ногу вперед.

– Здесь нет никакого старшины Краснова! Есть матрос – разгильдяй Краснов, которого я имею право расстрелять за саботаж по закону военного времени! – закричал Звягинцев, выхватывая пистолет.

Удар ребром ладони по бицепсу правой руки, и пистолет с глухим стуком упал вниз.

– Десять суток ареста за пререкания со старшим по званию! – пообещал Соколов, с жалостью смотря на Звягинцева.

– Я не вижу здесь людей старше себя по званию, – держась левой ладонью за правый бицепс, закусив нижнюю губу, заявил Звягинцев.

– Садись, лейтенант, и не дергайся попусту! Приказом комиссара НКВД от вчерашнего числа вашему краснофлотцу Краснову присваивается звание старшины НКВД! По общеармейской классификации это звание приравнивается к лейтенанту. Лейтенант Смерша Федоров приравнивается к капитану! Ну а про меня и говорить нечего. Ты ударил по лицу своего товарища, лейтенанта, в присутствии двух свидетелей – это о чем говорит? – устало спросил кап-два, кивая Федорову, который быстро разлил из принесенной фляжки какую-то желтоватую жидкость.

– Я не могу этого так спустить! Краснов приставал к моей жене! – выпалил Звягинцев, продолжая с ненавистью смотреть на Краснова.

– Да не спал я с твоей женой! На кой она мне сдалась! – ответил новоиспеченный старшина.

– А что ты делал у меня дома во время моего дежурства? Меня послали в патруль, а этот старшина шасть ко мне домой! – выкрикнул Звягинцев, покрываясь багровыми пятнами.

– Да на кой черт мне сдалась эта драная кошка? Что я, баб на Улиссе не найду помоложе? Вон девчонки из школы в экипаж по ночам десятками бегают! Бери любую и веди в каптерку! – выдал длинную тираду Краснов.

– Что же ты два часа у меня дома делал? – не отставал Звягинцев.

– Твоя Лизка прибежала в экипаж и давай вопить, что у нее замок сломался, а утром ей на работу надо, а ты в наряде. Дежурный поднял меня и приказал починить замок! Я взял с собой Лугина, и мы вместе пошли. Замок я за час починил, а потом Лизка попросила починить шифоньер, а Лугина Верка из шестой квартиры прихватила и дала за него бутылку армянского коньяка, с условием, что я буду чинить шкаф не меньше двух часов.

За час я починил шкаф и этажерку, а потом сидели и пили чай с конфетами «Мишка на Севере». Лизка угощала меня блинами с черной икрой! – на одном дыхании выпалил Краснов.

– Какая дура! Мне икру из Хабаровска привезли! И я ей строго-настрого приказал никого не то что угощать – говорить нельзя! – возмутился Звягинцев, лицо которого приняло нормальную окраску.

– Чья жена Верка? – поинтересовался Соколов весьма благожелательным тоном, но было четко видно, что отвечать надо быстро и правду.

– Нашего начфина, – развел руками Звягинцев.

– Спорю на ящик армянского коньяка, что именно Верка сообщила тебе, что у тебя дома ночевал Краснов, – засмеялся Соколов.

– Откуда вы знаете? – потупился Звягинцев, ковыряя носком начищенного ботинка пол каюты.

– И коню понятно! Верка наставила рога своему мужу и, чтобы твоя жена чувствовала себя виноватой и не открывала рот, сдала ее тебе, а заодно и Краснова. А ты как дурак повелся и все время гнобил Краснова! Сядь за стол и выпей со старшиной за мир и дружбу, – предложил Соколов, разливая коричневую жидкость по кружкам.

– Извини, старшина! Зря я на тебя бочки катил. Это все Верка набаламутила. Сучка! Два раза разговор затевала! – замотал головой Звягинцев, выпивая свою кружку.

– Теперь пожмите руки друг другу, – наставительно предложил Соколов, требовательно посмотрев на командира катера.

Хмыкнув, Звягинцев протянул руку Краснову, который сразу пожал ее.

«Не привык еще Краснов к офицерскому званию!» – отметил Федоров, отпивая свой глоток «огненной воды», которая на вкус оказалась душистым коньяком.

Выпив, все присутствующие в каюте принялись за куски жареного палтуса, горкой лежавшие на тарелке.

– Так я и не успел опробовать острогу на рыбе! – пожаловался Звягинцев, отправляя в рот аппетитный кусок рыбы.

– Расскажи, как тебе удалось загарпунить такую большую рыбу? – попросил Федотова Соколов, наливая себе в кружку чая.

«Хочет увести разговор от любовных дел Звягинцева. Хотя кто знает, что делал два часа Краснов в квартире командира? Да и какая разница сейчас? Но Соколов молодец! Как помирил бывших врагов! Слов нет – одни вопли восхищения работой кавторанга», – мысленно зааплодировал Федоров способностям Соколова.

В дверь коротко постучали.

– Командир! Вас просят к рации! – доложил матрос, не заходя в каюту.

Едва Звягинцев вышел, как Соколов согнал с лица улыбку и приказал:

– Как только придем в Петропавловск, мухой летите в мехмастерские АКО к директору и форсируете изготовление перепонок в пресс-формах, которые вам передадут!

– Фамилию директора узнать можно? – попробовал уточнить Федоров.

– Директор – Каширников Иван Андреевич, начальник планового отдела – Силачев![67] – по памяти выдал Соколов.

– Слушаюсь, – склонил голову Федоров, прикидывая, что мастерские должны находиться недалеко от порта.

В дверь коротко стукнули.

– Слушаю! – нейтрально ответил Соколов.

– Через двадцать минут рандеву с подводной лодкой! – доложил Звягинцев из-за двери.

– Зайдите, лейтенант! – приказал Соколов.

Дверь открылась, и в проеме показался командир торпедного катера.

– Весь экипаж катера, вместе с вами, переходит на подводную лодку! Экипажу не сообщать! Моторы не глушить! – приказал кап-два, отпивая из кружки горячий чай.

– Слушаюсь! – упавшим тоном отозвался Звягинцев и, развернувшись, вышел из каюты.

– Сколько мы будем стоять в Петропавловске, я не знаю, но не думаю, что больше недели. Вам придется побегать! На время стоянки вы, старшина, получите документы матроса подводной лодки. Вы, лейтенант, будете ходить в своей форме. Теперь собирайте вещи! – приказал Соколов, медленно вставая и присаживаясь на стол.

Краснов только двинулся к двери, как был остановлен окриком Соколова:

– Стоять! Для всех вы так и остаетесь матросом, который вместе со всеми будет жить. Все, что нужно, вы получите в Петропавловске, – пояснил Соколов.

– Слушаюсь! – кивнул Краснов, начиная помогать Федорову складывать гидрокостюмы в мешки.

– До Петропавловска жить будете в носовом кубрике, а остальная команда катера вместе с лейтенантом – в кормовом. В носовом кубрике будут жить Усияма, Купцов, Федоров и ты! – распорядился Соколов, присаживаясь на койку, на которой уже стояло три мешка.

Федоров, выгрузив вещи и вещмешки из второго рундука, только начал их складывать.

– Разрешите предложить немного другую дислокацию? – спросил Краснов, подавая острогу и трезубец.

– Валяй, старшина, – наклонил голову Соколов, у которого заметно улучшилось настроение.

– Лучше я уйду в кормовой кубрик к ребятам, а на мое место пусть идет лейтенант. И разговоров будет меньше, и ребята немного отдохнут от лейтенанта, – предложил Краснов, передавая второй нож Федорову.

– Дай-ка посмотреть! – приказал Соколов, повелительно протягивая правую руку.

Неожиданно катер увеличил скорость, и в каюте моряков стало швырять из стороны в сторону.

– Начинает штормить, – выдал очевидную вещь Краснов, усаживаясь на койку рядом с Федоровым.

Забрав нож с деревянной рукояткой из рук Федорова, кап-два стал внимательно его рассматривать, не обращая внимания на качку.

– Похож на настоящий финский нож, но надо проверить, – задумчиво заявил Соколов, передавая нож Федорову.

– Что я с ним должен делать? – спросил Федоров, беря в руки холодное оружие.

– Поставь нож вертикально и попытайся прорезать матрац, – предложил Соколов, с усмешкой смотря на Федорова.

Надавив острием ножа на не очень толстую ткань матраца, Федоров почувствовал сильное сопротивление.

Нож не смог прорезать ткань!

Не веря своим глазам, Федоров убрал нож, поднес острие лезвия к подушечке указательного пальца и чуть уколол его, моментально почувствовав боль.

– А теперь смотрите! – тоном фокусника объявил Соколов.

Взяв нож из рук Федорова, поставил лезвие вертикально, снова посмотрел на зрителей, глазами приказывая смотреть на нож.

Отклонив лезвие градусов на тридцать, чуть нажал, и нож моментально прорезал ткань, уйдя в матрац сантиметров на пять.

– Вот так проверяют настоящий пуукко[68]! – возвестил Соколов, передавая нож в руки Федорова, который, быстро вложив лезвие в ножны, спрятал оружие в вещмешок.

Катер сбросил ход и повернул направо.

В дверь резко и громко постучали.

– Мы швартуемся, – заявил мужской голос, и по коридору забухали тяжелые шаги.

– Пошли наверх! – приказал Соколов, осторожно поднимаясь на ноги.

Федоров и Соколов нагрузились мешками и только сделали первые шаги, как катер ощутимо стукнулся правым бортом.

Дверь распахнулась, и в проеме показались два матроса.

– Капитан приказал вам помочь! Времени совсем мало! Надо срочно перейти на подлодку, пока на море штиль! – выдал сивый матрос, забирая у Федорова вещи.

Второй матрос забрал вещи у Краснова, и они оба рванули по коридору.

– Не торопитесь, товарищ капитан второго ранга! Вам нельзя делать резких движений, – посоветовал Краснов, обнимая кап-два за талию.

Через две минуты вся команда торпедного катера перешла на подводную лодку.

Глава шестнадцатая. Путь в затерянную бухту на Камчатке

Федоров думал, что путешествие на подводной лодке будет протекать гладко и спокойно.

Уйдет лодка под воду и тихо-мирно дойдет до Петропавловск-Камчатского, который все подводники называли просто Петропавловск, мечтал Федоров, лежа в носовом кубрике большой подводной лодки.