Блеск шелка Перри Энн
– Нет, ваше величество, в Салониках.
Зрачки императора слегка расширились.
– И я оттуда родом. Если бы я захотел пригласить священника, то уже давно бы это сделал. Сотни священнослужителей готовы прийти по первому моему зову, причем всем им не терпится узнать мои грехи.
Михаил мрачно улыбнулся, а затем поморщился:
– Уверен, что все они готовы даровать мне положенное отпущение.
Он оттянул ворот туники, показывая красные пузырчатые рубцы:
– Какой недуг меня одолел?
Анна заметила тревогу в его глазах и пот над бровями. Она тщательно осмотрела сыпь, запоминая ее рисунок, густоту распространения волдырей и их размер.
– Пожалуйста, укройтесь, а то простудитесь, – попросила она затем. – Могу ли я дотронуться до вашего лба, чтобы определить, нет ли у вас жара?
– Позволяю, – ответил император.
Анна положила руку ему на лоб и ужаснулась, почувствовав, какой он горячий.
– Сыпь причиняет вам боль?
– А что, разве может быть по-другому?
– Да, ваше величество. Иногда она чешется, иногда вызывает ноющую боль, а иногда – жгучую, как после пчелиных укусов… У вас не болит голова? Не трудно ли вам дышать? Не саднит ли горло?
Ей также нужно было выяснить, не болит ли у пациента живот, не было ли рвоты, поноса или запора. Но разве можно задавать императору подобные вопросы? Позже она спросит об этом у Никифораса.
Михаил ответил на все вопросы – в основном утвердительно. Анна попросила разрешения удалиться, решив поговорить с Никифорасом наедине.
– Что с императором? – спросил евнух с сильным беспокойством. – Его отравили?
Анна с ужасом осознала, насколько он близок к истине. Никогда раньше она не думала о том, каково это – жить в атмосфере ненависти и зависти, ожидать, что кто-нибудь из твоих слуг или даже членов семьи попытается лишить тебя жизни.
– Еще не знаю, – сказала Анна вслух. – Аккуратно промывайте все участки кожи, на которых появляется сыпь. Следите за тем, чтобы вода была чистой. Я приготовлю лекарство и мази, которые облегчат боль.
Она осмелилась на дерзкий шаг. Робость заставила бы ее отступить.
– Как только я выясню причину болезни, я приготовлю лекарство, – сказала Анна.
В ее голове пронеслась страшная догадка. А вдруг императора отравила сама Зоя? Она же умеет готовить всевозможные снадобья и мази для ухода за лицом и телом. То, как она великолепно выглядела, несмотря на свой возраст, было лишним тому доказательством. Вполне вероятно, что Зоя прекрасно разбирается и в ядах.
– Никифорас! – окликнула Анна уходящего евнуха.
Он повернулся, ожидая, что она скажет. В его глазах застыла тревога.
– Используйте новые масла и только те, которые вы сами купили, – предупредила она. – Ни в коем случае не принимайте ни от кого подарков. Очищайте воду. Не давайте императору ничего, кроме того, что сами приготовили и попробовали.
– Я выполню все ваши указания, – пообещал евнух. И добавил с кривой улыбкой: – Для безопасности со мной всегда будет находиться человек, который будет следить за каждым моим шагом, и мы оба будем все проверять и пробовать.
У него было волевое лицо с крупными чертами, которые трудно было назвать красивыми – за исключением, пожалуй, рта. Но, когда Никифорас улыбался, пусть даже печально, как сейчас, его внешность преображалась.
Анна с ужасом поняла, в какое змеиное гнездо она попала.
Когда женщина вернулась во дворец на следующий день, первым, кого онавстретила, был Никифорас. Он выглядел встревоженным. Ему не терпелось с ней поговорить.
– Состояние императора не ухудшилось, – сказал он, как только они остались наедине. – Однако ему все еще больно принимать пищу, да и сыпь не уменьшилась. Это все-таки был яд?
– Да, его могли отравить – как случайно, так и намеренно, – уклончиво ответила Анна. – Иногда пища становится ядовитой, если ее недостаточно тщательно приготовили или же касались грязными руками или предметами. Можно разрезать абрикос ножом, одна сторона которого смазана ядом, а другая – нет. Если съесть половину, которая…
– Я понял, – прервал ее Никифорас. – Мне следует быть еще более осторожным. – Он заметил понимание в ее глазах. – Ради собственного блага, – добавил евнух, иронически скривив губы.
– Вы опасаетесь какого-то конкретного человека? – спросила Анна.
– Город кишит заговорщиками, – ответил Никифорас. – Большинство из них – ярые противники союза с Римом и разжигают страсти по этому поводу. Вы же видели беспорядки в городе?
Анна почувствовала, как ее кожу разъедает едкий пот. Она знала, что к этим беспорядкам причастен Константин, но ей не хотелось сейчас выказывать свою осведомленность.
– Да.
– И, разумеется, есть люди, которые желали бы занять трон, – добавил Никифорас, понизив голос. – В истории нашей страны было немало случаев низвержения императоров и узурпации власти. Есть и те, кто мечтает о мести за ошибки прошлого.
– За ошибки прошлого? – Анна судорожно сглотнула, предвидя, что их разговор вот-вот коснется мучительных для нее вопросов – о Юстиниане и, наверное, о ней самой. – Вы имеете в виду личную вражду? – вкрадчиво спросила она.
– Некоторые считают, что императором должен был оставаться Иоанн Ласкарис, несмотря на свой юный возраст, неопытность и необычайно мечтательную натуру.
Лицо евнуха исказила страдальческая гримаса при воспоминании об ужасном увечье, нанесенном малолетнему монарху.
– Не так давно в городе появился человек по имени Юстиниан Ласкарис, – спокойно продолжил он. – По-видимому, его родственник. Несколько раз он приходил во дворец. Император разговаривал с ним, но наедине, поэтому я не знаю, о чем шла речь. Юстиниан участвовал в убийстве Виссариона Комненоса и сейчас находится в изгнании в Палестине.
– А он мог вернуться и совершить это?
У Анны задрожал голос. Она поняла, что не способна контролировать свои эмоции. Женщина спрятала руки в складках одежды и стала сминать ткань пальцами.
– Нет.
Мысль о возвращении Юстиниана, казалось, позабавила Никифораса. В его глазах появился недобрый блеск.
– Он заточен в монастыре на горе Синай и никогда оттуда не выйдет.
– Почему он принял участие в убийстве Виссариона Комненоса? – Анна должна была задать этот вопрос, хоть и подвергала себя риску и боялась получить ответ.
– Не знаю, – признался Никифорас. – Виссарион был одним из тех, кто настраивал народ против союза с Римом. Кроме того, он собрал вокруг себя немало приверженцев.
– А разве Юстиниан Ласкарис поддерживал союз с Римом? Это ведь невозможно, правда?
– Разумеется, – на удивление мягко улыбнулся Никифорас. – Он был его ярым противником. Доводы Юстиниана были не так близки к теологии, как у Виссариона, но более убедительны.
– В таком случае они не могли стать врагами на религиозной почве, – заключила Анна, хватаясь за его слова, словно утопающий за соломинку.
– Нет. Неприязнь между ними, если она действительно была, могла возникнуть из-за дружбы Юстиниана с Антонином, который и убил Виссариона.
– Почему? Разве он не был воином, очень практичным человеком? – Анна чувствовала, что должна объяснить свою осведомленность. – Я лечил солдат, которые хорошо его знали.
Никифорас посмотрел ей в глаза:
– Есть предположение, что Антонин и жена Виссариона были любовниками.
– Елена Комнена? Она очень красива…
– Ты так думаешь?
Казалось, ее слова удивили и даже озадачили Никифораса.
– Я нахожу ее пустышкой, похожей на картину, написанную холодными, безжизненными красками. В Елене кипят страсти, она не способна испытывать возвышенные чувства. Впрочем, это дано не каждому.
– Разве Антонин не понимал, какая она на самом деле? Может, были другие причины для убийства Виссариона?
– Не знаю, – признался Никифорас. – Я помню, что Виссарион был яростно настроен против союза с Римом, пытался посеять смуту, призывал людей к сопротивлению. И это заводит меня в тупик, потому что как Юстиниан, так и Антонин тоже были противниками этого соглашения.
Анна видела, что евнуха переполняют эмоции, и ей захотелось узнать, как он сам относится к этому союзу. Она попыталась сосредоточить его внимание на настоящем.
– У Виссариона по-прежнему есть последователи? Не просто сторонники, а те, кто мог бы продолжить его дело?
– Юстиниан и Антонин уже не смогут этого сделать, – ответил евнух с грустью. – Думаю, остальные вернулись к своим заботам и нашли себе других кумиров. Виссарион был мечтателем, таким же, как епископ Константин. Он наивно полагал, что Византию спасет вера, а не умелая внешняя политика. У нас никогда не было большой армии и флота. Мы стравливали врагов и наблюдали со стороны, как они воюют друг с другом. Однако для этого нужна хитрость и ловкость, готовность идти на компромисс и прежде всего мужество – чтобы терпеливо дожидаться своего часа.
– Это редкий вид мужества, – сказала Анна, думая о том, как беззаветно Константин верит в то, что, если они сохранят православную веру, Пресвятая Дева их спасет.
Для того чтобы защитить город, Константин избрал путь, на который ему указала рука Господня, а император, как человек, доверявший прежде всего самому себе, своей руке из плоти и крови, действовал разумно, или, точнее, изощренно.
Анна задумалась о том, во что Юстиниан верил на самом деле. Вскоре за ними прислали слугу, и она последовала за Никифорасом в покои императора.
Михаила по-прежнему немного лихорадило, но волдыри побледнели, и новых высыпаний не появилось. В этот раз Анна принесла с собой листья, чтобы сделать настой, который снизит жар и облегчит боль, а также мазь из ладана, смолы мастикового дерева и коры бузины, смешанных с маслом и белком яйца.
Через пару дней, когда Анна нанесла очередной визит, император был уже на ногах и в полном облачении. Он послал за Анастасием, чтобы выразить восхищение его мастерством, поблагодарить за свое выздоровление и щедро оплатить лечение. Анна изо всех сил старалась скрыть облегчение, которое она испытала.
– Меня отравили, Анастасий Заридес? – спросил Михаил, уставившись на нее своими черными глазами.
Она ожидала этого вопроса.
– Нет, ваше величество.
Он удивленно поднял изогнутые брови:
– Значит, я согрешил. Но почему ты не сказал мне об этом?
И к этому вопросу Анна была готова.
– Я не священник, ваше величество.
Михаил на мгновение задумался.
– Никифорас уверяет, что ты умный и честный. Неужели он ошибается?
– Надеюсь, что нет. – Анна старалась говорить ровным голосом и избегать императорского взгляда.
– Может, стремясь к союзу с Римом, я совершаю грех, а тебе не хватает мужества и веры, чтобы сказать мне об этом? – настойчиво продолжал расспрашивать император.
Такого вопроса Анна не ожидала. В глазах Михаила появились веселые искорки. У нее было всего несколько мгновений на раздумье.
– Я верю в медицину, ваше величество. И не очень хорошо осведомлен в вопросах веры. Она не спасла нас в 1204 году, и я не знаю почему.
– Возможно, у нас ее было недостаточно? – предположил Михаил, медленно скользя по Анне взглядом, как будто пытался найти ответ в ее позе. – Отсутствие веры следует рассматривать как грех или как болезнь?
– Чтобы понять, верим мы или нет, необходимо прежде всего разобраться в том, что обещал нам Господь, – ответила Анна, судорожно пытаясь вспомнить все, что ей об этом известно. – Глупо надеяться, что Господь подарит нам что-то просто потому, что мы этого хотим.
– Разве Он не защитит свою единственную верную Церковь, для того чтобы ее сохранить? – парировал Михаил. – Или же все зависит от нашей способности подмечать мелочи и потом восстать против Рима?
Анна поняла, что император играет с ней. Приведенные им аргументы не могли заставить ее изменить свои убеждения, но могли решить ее судьбу. Вероятно, заподозрив лекаря в неискренности, Михаил усомнился бы и в диагнозе, который тот ему поставил.
– Полагаю, что наша слепая вера растворилась в крови и была погребена под пеплом еще семьдесят лет назад, – сказала Анна. – Возможно, Господь ожидает, что на этот раз мы обратимся не только к вере, но и к разуму. Все не могут быть справедливыми и мудрыми. Сильный должен защищать слабого.
Казалось, что императора удовлетворил ее ответ. Он сменил тему разговора:
– Каким образом тебе удалось меня вылечить, Анастасий Заридес? Я желаю это знать.
– Ваше величество, мне помогли в этом целебные травы, избавившие вас от жара и от боли, а также мази, которыми смазывали сыпь. Я также позаботился о том, чтобы вы не заболели из-за несвежей пищи, нечистой ткани или испорченных масел. Ваши слуги делали все возможное, чтобы уберечь вас от отравления. Кроме того, вашим дегустаторам я посоветовал быть очень аккуратными с ножами, ложками и посудой – прежде всего в целях собственной безопасности.
– И все они молились?
– От всей души, ваше величество. И мне не пришлось просить их об этом.
– Несомненно, они молились за мое здоровье и твое спасение, – сказал Михаил.
При этих словах его лицо выражало откровенное веселье.
По дороге домой Анна размышляла над тем, был ли император действительно отравлен, и если да, то причастна ли к этому Зоя. Для нее подчиниться Риму было все равно что позволить совершить над собой насилие. Убедила ли она себя в том, что на этот раз их спасет страстная слепая вера?
Неожиданно Анна осознала глубину собственных сомнений и, возможно, тяжесть греха, вызвавшего их. Имело ли значение для Господа, насколько одна Церковь отличается от другой? Или это важно лишь для богословов и людей, привыкших выполнять определенные ритуалы и не готовых принять чужую культуру?
Как бы ей хотелось спросить у Юстиниана, во что он сейчас верит и что он выяснил, находясь в Константинополе, раз решил противостоять союзу с Римом и пренебречь возможностью сохранить империю, которой угрожал очередной Крестовый поход.
Глава 18
Анна жила в этом городе уже более двух лет. За это время она выяснила, в чем обвинили Юстиниана и какие доказательства были собраны против него. Суд над ним состоялся тайно, в присутствии императора. Михаил всегда имел решающий голос при вынесении приговора, поэтому ничего удивительного в его участии не было, тем более что жертва и обвиняемый принадлежали к фамилиям, которые прежде были у власти.
Ей также удалось многое узнать об Антонине – и ничто из этого не свидетельствовало о его склонности к насилию. Напротив, судя по добытым Анной сведениям, он внушал окружающим симпатию. Антонин был храбрым и справедливым военачальником и, по общему мнению, страстным любителем музыки. Люди утверждали, что они с Юстинианом были близкими друзьями, и в это легко было поверить.
В то же время надо отдать должное и Виссариону – он был прекрасным человеком, хоть и был одинок. Окруженный толпой поклонников, он не чувствовал себя комфортно с равными себе и, возможно, был слишком одержим своими убеждениями.
Чем больше Анна узнавала, тем бессмысленнее казалось ей случившееся. Что могло связывать религиозного лидера Виссариона с Антонином, воином и другом Юстиниана (купца и глубоко верующего христианина), оскорбленную в своих патриотических чувствах Зою, Елену – ее дочь-пустышку, жалкое ничтожество Исайю Глабаса, чье имя Анна время от времени слышала, Ирину Вататзес, умную, но некрасивую, и влиятельного епископа-евнуха Константина, чье самолюбие было уязвлено?
Причина этой драмы крылась не в религиозных разногласиях и в той или иной мере касалась интересов империи. Анна не осмеливалась говорить об этом ни с кем, кроме Льва и Симонис.
Симонис была рядом с ней еще с тех пор, как Анна и Юстиниан изучали медицину под руководством своего отца. У служанки не было собственных детей, и, когда мать Анны и Юстиниана болела, что случалось все чаще и чаще, именно Симонис присматривала за ними. Впоследствии, когда Анна занялась лекарской практикой, служанка опекала ее, следила за каждым ее шагом, наблюдала за тем, как она отмеряет дозы ингредиентов, поправляла, если было необходимо, и всячески поддерживала.
Однажды чуть было не случилась трагедия. В спешке Анна неверно истолковала надпись на бутылке с опиатом и назначила пациенту слишком большую дозу. Она сразу же покинула его, отправившись к другому больному, в доме которого задержалась на несколько часов. В это время отец занимался пациентом с серьезной травмой. Именно Юстиниан обнаружил, что Анна совершила ошибку.
Его знаний было достаточно, чтобы понять, что произошло и какое лекарство нужно применить. Брат приготовил его и поспешил к пациенту, который испытывал сильное головокружение и апатию. Юстиниан заставил принять его быстродействующее рвотное, и после того, как больного стошнило, дал ему слабительное, чтобы освободить организм от остатков опиата. Брат взял на себя вину за ошибку Анны, чтобы спасти репутацию их семьи. Ему удалось успокоить разгневанного пациента, который готов был устроить грандиозный скандал: Юстиниан пообещал, что больше не будет заниматься врачеванием. Пациент принял его извинения и согласился молчать до тех пор, пока молодой человек будет держать данное им слово.
Юстиниан занялся торговлей. У него обнаружились большие способности к коммерции, и он стал успешным купцом. Но он больше не мог лечить людей!
Брат ни разу не упрекнул Анну – ни за ее ошибку, ни за цену, которую ему пришлось заплатить, и ничего не рассказал отцу. Юстиниан говорил, что торговля ему нравится больше. Он считал, что у Анны больше способностей к врачеванию, чем у него самого. Мать была разочарована, но отец не сказал ни единого слова.
До сих пор Анну разъедал изнутри жгучий стыд. Вскоре после происшествия она умоляла Юстиниана рассказать правду и позволить ей самой понести наказание за ошибку. Однако он сообщил ей об условиях, поставленных пациентом. Поэтому, попытавшись все объяснить, она разрушила бы собственное будущее и заодно подвела бы отца. Анна чувствовала себя виноватой – из-за того что воспользовалась великодушием Юстиниана и, что еще хуже, проявила свою некомпетентность как лекарь. И это было правдой, но она все же промолчала – ради отца. Анна так и не выяснила, догадался ли он о том, что произошло на самом деле.
Да, из-за ее ошибки Юстиниан больше не мог заниматься врачеванием, однако он заслужил право интересоваться подробностями ее жизни, в том числе ее браком с Евстафием, который, по его мнению, должен был принести ей счастье и безопасность. Но к чему на самом деле привел их союз, Юстиниан так и не узнал. Сейчас Анна была преисполнена решимости обелить имя своего брата и добиться его освобождения. Но этого было так мало, чтобы отблагодарить его за все, что он для нее сделал!
Глава 19
Анна осознавала, что опасно задавать вопросы о религиозных разногласиях, когда воздух пропитан враждебностью и предчувствием опасности. Однако ей не удастся узнать, кто убил Виссариона, если она не станет проявлять активность.
Что известно Константину? Разумнее всего начать именно с ответа на этот вопрос.
Епископ был в комнате, выходящей окнами на внутренний дворик, где вода блестела в лучах яркого летнего солнца, а тень под арками дарила прохладу. Судя по всему, Константин уже полностью оправился от недуга.
– Что я могу для тебя сделать, Анастасий? – спросил он.
– Я думал о том, что вы не щадя сил помогаете малоимущим и тем, кто попал в беду, кому не дают покоя сердечные раны и муки совести… – начала Анна.
Епископ улыбнулся. Его плечи чуть расслабились, словно он ожидал чего-то более серьезного и опасного.
– Моя лекарская практика сейчас достаточно обширна и успешна, и благодаря доходам, которые она приносит, я обеспечен всем необходимым, – продолжала Анна. – Мне бы хотелось посвятить часть своего времени заботе о тех, кто не может оплатить мои услуги… Надеюсь, вы укажете мне, кто более всего нуждается в моей помощи. – Она на мгновение заколебалась. – Возможно, вы захотите, чтобы я немедленно пошел с вами?
Глаза епископа расширились, лицо озарилось радостью.
– Это воистину благородное желание. Я принимаю твое предложение. Начнем прямо завтра. Я не знал, что делать дальше, но Бог ответил на мои молитвы, прислав тебя, Анастасий.
Удивленная и обрадованная его ответом, Анна расплылась в улыбке.
– С какими недугами мы вероятнее всего столкнемся? Какие травы мне захватить?
– С голодом и страхом, – ответил Константин невесело. – А также с заболеваниями легких и желудка и, несомненно, с кожными хворями, вызванными нищетой, насекомыми и грязью. Бери все, что сможешь.
– Завтра я приду, – пообещала Анна.
Она сопровождала Константина по крайней мере два дня каждую неделю. Они бывали в самых бедных районах возле доков, в узких, тесных закоулках. Там было много больных – особенно в летнюю пору. Стояла жара, давно не было дождей, которые смыли бы нечистоты. Повсюду роились полчища мух. Было трудно лавировать между недугами духовными и плотскими. Еще сложнее было находиться так близко к Константину, ведь все, что Анна советовала пациенту, могло быть услышано епископом.
Часто пациент говорил:
– Я покаялся, почему мне не становится лучше?
– Тебе уже лучше, – обычно отвечала Анна. – Но следует также принимать лекарства. Они помогут.
И она пыталась вспомнить подходящих святых, к которым нужно было обращаться при определенных заболеваниях, и понимала, что сама себе не верит.
– Молись святому Антонию, – говорила Анна и наносила мазь. Ну, или выполняла какие-нибудь другие необходимые при данном заболевании процедуры.
Постепенно Анна перестала думать о том, что Константин пытается организовать уличные беспорядки. Она видела, что он любит людей и неустанно служит им. Его помыслы были чисты, а вера настолько сильна, что унимала страх, калечивший многие души.
Константин всегда находил слова поддержки и утешения: «Господь никогда не оставит тебя. Но ты должен верить. Не изменяй матери Церкви. И старайся поступать в соответствии с заповедями».
Анне отчаянно хотелось, чтобы рядом с ней был кто-то, кто знает больше, чем она, чья уверенность избавит ее от гложущих душу сомнений. Как же она могла отрицать такую потребность в других?
В конце одного особенно долгого дня, усталая и голодная, Анна с радостью приняла приглашение Константина пойти к нему домой и отобедать с ним.
Трапеза была довольно простой: хлеб, оливковое масло, рыба, немного вина и инжира. Но после нищеты, которую Анна наблюдала последнее время, изобилие было бы сродни кощунству.
Тихим летним вечером она сидела за столом напротив Константина. Было уже довольно поздно, факелы были зажжены и отбрасывали на стены желтоватый свет, вспыхивавший бликами на золотых окладах икон. Анна и Константин доели рыбу, и тарелки убрали со стола, остались только хлеб, масло и вино – и элегантное керамическое блюдо с инжиром.
Анна взглянула на старика. Черты его гладкого, безволосого лица заострились от усталости. Плечи сгорбились под грузом чужой боли.
Константин заметил ее взгляд и улыбнулся.
– Тебя что-то беспокоит, Анастасий? – спросил он.
Как же ей хотелось признаться ему во всем, снять груз вины, который иногда так давил на плечи, что Анне казалось: она не сможет стоять прямо. Но, конечно, она ничего не могла ему рассказать.
Константин внимательно смотрел на нее.
– Да, я обеспокоен, – произнесла она наконец, рассеянно кроша хлеб дрожащими пальцами. – Но, вероятно, многие сейчас испытывают нечто подобное. Недавно меня вызывали к императору…
Епископ выглядел озадаченным. Его лицо потемнело, но он не стал ее прерывать.
– Я поневоле узнал больше о его взглядах, – продолжала Анна. – Конечно, я не обсуждал с ним политические вопросы. Думаю, император решительно настроен на союз с Римом и будет добиваться его любой ценой, потому что считает, что если мы продолжим настаивать на расколе, то нам не избежать еще одного вторжения. – Она не отрываясь смотрела на Константина. – Вы лучше его знаете о том, в каком бедственном положении мы находимся. Что будет, если случится еще один Крестовый поход?
Тяжелая рука епископа, лежавшая на столе, так сильно сжалась в кулак, что побелели костяшки.
– Оглянись! – резко приказал он. – Что есть прекрасного, драгоценного, искреннего в нашей жизни? Что удерживает нас от греха алчности и жестокости, от насилия, которое лишает нас всего, что нам дорого? Скажи, Анастасий, что это?
– Познание Бога, – сразу же ответила Анна. – Нам нужен свет, который мы видели и никогда не сможем забыть. Мы должны верить, что он существует и что если жизнь прожита достойно, то мы можем стать его частью.
Тело Константина расслабилось, и он медленно выдохнул.
– Истинно так. – Улыбка разгладила напряженные, усталые складки на его лице. – Вера. Всего два дня назад я пытался донести эту мысль до императора. Сказал ему, что народ Византии не допустит осквернения того, во что мы верили с первых дней зарождения христианства. Если же мы признаем главенство Рима, Господь подумает, что мы готовы пожертвовать нашей верой, когда нам это выгодно.
Он увидел понимание в глазах Анны. Его слова принесли ей облегчение.
– Конечно, император согласился со мной, – продолжал Константин. – Он сказал, что Карл Анжуйский уже сейчас замышляет еще один поход, а мы не готовы обороняться. Мы все погибнем, наш город будет сожжен, а те, кто выживет, будут изгнаны, возможно, на этот раз навсегда.
Анна всматривалась в лицо собеседника, в его глаза.
– Господь спасет нас, если на то будет Его воля, – мягко сказала она.
– Бог всегда спасает свой народ. Но при условии, что мы Ему верны. – Епископ наклонился к ней через стол. – Мы не можем уповать на мирское, предавая свою веру в Господа, а потом, когда станет плохо, снова обратиться к Нему и ждать, что Он спасет нас!
– Что же нам следует делать? – быстро спросила Анна.
Нельзя позволять Константину отклоняться от интересующей ее темы.
– Виссарион Комненос был категорически против унии, ратовал за чистоту и непоколебимость веры. Многие превозносят его, рассказывая о том, каким великим человеком он был. Что он собирался предпринять? – Она постаралась, чтобы этот вопрос прозвучал непринужденно, обыденно.
Константин напрягся. Вдруг в комнате стало так тихо, что Анна услышала шаги слуг в коридоре.
Наконец епископ глубоко вздохнул. И заговорил, не отрывая взгляда от стола:
– Боюсь, Виссарион был мечтателем. Его планы были вовсе не столь практичны, как думают люди.
Анна была поражена. Неужели она наконец приблизилась к истине? Женщина старалась сохранять простодушное выражение.
– А что именно они думают?
– Виссарион много говорил о том, что Пресвятая Богородица нас защитит.
– Да, – быстро произнесла Анна. – Я слышала, что он много раз рассказывал историю о том, как давным-давно император выехал из ворот города, осажденного варварами. В руках он держал икону Пресвятой Богородицы. Когда предводитель варваров увидел ее лик, он тотчас упал замертво, а его армия разбежалась.
Константин улыбнулся.
– Думаете, император Михаил смог бы снова это сделать? – спросила Анна. – Вы верите, что это удержало бы венецианцев и латинян от того, чтобы напасть на город с моря? В душе они настоящие варвары, – добавила она иронично, – но ум их коварен.
– Не верю, – нехотя признался Константин.
– Не могу себе представить Михаила Палеолога в такой ситуации, – произнесла Анна. – А Виссарион не был ни императором, ни патриархом.
Хотел ли Виссарион стать патриархом? Он даже не был рукоположен! Или был? Может, это и было его секретом? Она не могла упустить свой шанс.
– Если Виссарион был не более чем мечтатель, зачем кому-то было его убивать?
На этот раз Константин ответил не раздумывая:
– Не знаю.
Анна ожидала чего-то подобного, но, взглянув на гладкое лицо епископа, с которого постепенно уходила тревога, поняла, что он лукавит. Было что-то, чего Константин не мог ей рассказать, возможно, что-то, что Юстиниан открыл ему на исповеди. Анна попробовала зайти с другой стороны.
– Виссариона пытались убить несколько раз, – мрачно произнесла она. – Кто-то, должно быть, чувствовал, что он представляет собой серьезную угрозу. А может, он мог нарушить чьи-то планы, которые оказались важнее, чем безопасность и моральные устои?
Константин не выразил согласия, но и не стал ее прерывать.
Анна наклонилась к нему через стол:
– Никто не заботится об интересах Церкви больше, чем вы. И никто не сможет служить ей так искренне и достойно. Это наверняка понимают жители Константинополя. Мужество ни разу вас не покинуло.
– Благодарю тебя, – сказал Константин скромно, но его лицо сияло от удовольствия.
– Я боюсь за вас, – призналась Анна, понизив голос. – Если кто-то решил убрать Виссариона, приносившего гораздо меньше пользы, чем вы, вдруг он попытается убить и вас?
Епископ резко поднял голову. Его глаза удивленно распахнулись:
– Ты так считаешь? Кто станет убивать священника за то, что он проповедует Слово Божье?
Анна опустила взгляд, потом снова подняла его на собеседника:
– Если император решил, что Виссарион усложнит заключение союза с Римом и таким образом поставит под угрозу существование города, не мог ли он сам приказать убить Виссариона?
Константин дважды открывал рот, чтобы что-то сказать, – и не произнес ни звука.
Неужели он и в самом деле не думал об этом? Или же просто был уверен, что это неправда, потому что знал настоящего убийцу?
– Вот этого я и боюсь, – сказала Анна, кивая головой. – Пожалуйста, будьте очень осторожны. Вы – наш духовный лидер, наша единственная надежда. Что нам делать, если вас убьют?! Мы впадем в отчаяние, и это может закончиться всплеском насилия, который разрушит не только Византию, но и надежду на объединение народа. Подумайте, что станет с душами тех, кто будет вовлечен во все это и запятнает себя грехом? Люди будут умирать без отпущения грехов, ведь, если не будет вас, кто сможет им его даровать?
Константин продолжал смотреть на нее. Он был в ужасе от ее слов.
– Я должен продолжать, – сказал епископ. Его тело пронизывала дрожь, лицо налилось кровью. – Император и его советники, новый патриарх – все они забыли о культуре, которую мы унаследовали, о древнем учении, которое дисциплинирует ум и душу. Они готовы пожертвовать всем этим ради физического выживания под властью Рима с его суевериями, напыщенными святыми и простыми ответами на вопросы. Их кредо – насилие и наглость, продажа индульгенций и погоня за деньгами. В душе они – настоящие варвары. – Он смотрел на Анну так, словно в этот момент отчаянно нуждался в ее понимании.
Ее смутила его горячность, и она не нашлась, что сказать.
Когда Константин снова заговорил, его голос был наполнен болью.
– Анастасий, скажи мне, зачем бороться за выживание, если мы перестанем быть самими собой, лишимся чистоты и величия? Чего стоит наше поколение, если мы предадим все то, ради чего жили и умирали наши предки?
– Вы правы, – ответила Анна. – Но будьте осторожны. Кто-то убил Виссариона – за то, что тот выступал против союза с Римом, – и устроил все так, чтобы во всем обвинили Юстиниана. А вы говорили, что он разделял вашу точку зрения. – Она наклонилась вперед. – Если причина его смерти не в этом, то в чем же тогда?
Епископ печально вздохнул:
– Ты прав, другой причины быть не могло.
– Пожалуйста, будьте осторожны, – повторила Анна. – У нас могущественные враги.
– Нам нужно привлекать на свою сторону влиятельных людей, – медленно кивнул епископ, словно именно она навела его на эту мысль. – Богатые и благородные, из старинных родов, люди, к которым станут прислушиваться остальные, – пока не стало слишком поздно.
Анна почувствовала, как у нее скручиваются внутренности, а ладони становятся влажными от страха.
– Зоя Хрисафес могла бы стать таким человеком, – задумчиво продолжал Константин. – Она пользуется огромным влиянием, близка к семейству Комненов и к императору. Ради Византии она сделает то, на что многие не отважатся. – Он слегка кивнул головой, на его губах мелькнула тень улыбки. – Если мы заставим ее увидеть в этом благословение Богородицы, Зоя согласится нам помочь. Есть еще Феодосия Склерос и ее семья. Они очень богаты и набожны – особенно Феодосия. Достаточно прочитать проповедь – и она будет мне повиноваться. – Глаза епископа ярко блестели. Он наклонился к Анне. – Ты прав, Анастасий, у нас еще есть надежда. И если мы сохраним мужество – и веру, то сможем добиться победы. Спасибо тебе. Ты меня ободрил!
Анна впервые почувствовала укол сомнения – тонкий, как игла. Может ли святость пользоваться столь сомнительными методами, оставаясь при этом чистой? Факелы горели в подставках, не было ни ветерка, ни звука – но женщину вдруг охватила дрожь.
Анну тревожили сомнения. Она ощущала в городе напряженность. Женщина предупредила Константина об опасности, потому что ей нужно было затронуть тему смерти Виссариона, но ее действительно беспокоила судьба епископа. Она знала, что, задавая вопросы, привлекает к себе внимание. И тем не менее не собиралась прекращать расспросы, но избегала ходить одна, хоть и оставалась для всех евнухом и могла бывать всюду, где захочется, не нарушая приличий. Если же Анну вызывали к больному поздним вечером – что в эту пору года случалось довольно редко, – она брала с собой Льва.
Читать бесплатно другие книги:
