Блеск шелка Перри Энн

Глава 20

Когда Анна в следующий раз пришла к Константину, его слуга провел ее в помещение, на стенах которого висели иконы. Вероятно, он не знал, что в соседней комнате епископ увлеченно с кем-то беседует.

Анна направилась в дальний конец галереи, надеясь, что туда не долетают обрывки разговора. Потому что, о чем бы ни говорили Константин и его гость, об исповеди или организации службы или требы, она поняла, что разговор конфиденциальный.

Константин и его неизвестный собеседник медленно шли из внутреннего дворика к арке, ведущей в комнату, и Анна наконец увидела, с кем разговаривал епископ. Она знала этого человека, потому что однажды лечила его мать. Его звали Мануэль Синопулос. Около тридцати, живой, энергичный, уверенный в себе мужчина довольно заурядной внешности, происходивший из очень богатой семьи. Иногда Мануэль мог быть весьма обаятельным.

Сейчас он вытащил из кармана далматики мягкий кожаный мешок, плотно набитый монетами, и передал его Константину.

– На нужды бедняков, – сказал Мануэль тихо.

– Благодарю тебя, – мягко ответил Константин, но в его голосе чувствовалось скрытое волнение. – Ты добрый человек и принесешь пользу Церкви как великий воин Христа.

– Как капитан, – произнес Синопулос, улыбаясь.

Анна самой себе боялась признаться в том, что произошло. Неужели Константин только что продал церковную должность за деньги – даже если они предназначены «на нужды бедняков», как сказал Синопулос.

Как священник и духовное лицо, Мануэль Синопулос был ничуть не лучше, чем любой другой молодой человек, который ничему не учился. Он откупался за свои ошибки и промашки деньгами и получал удовольствие, где и когда хотел.

Его семья будет благодарна Константину, и, пока греческая Церковь сохраняет независимость, высокий чин Мануэля будет приносить им еще больше богатства. Но гораздо важнее денег почет и уважение.

Когда епископ наконец подошел к Анне, она увидела, что его лицо раскраснелось. Несомненно, он был в приподнятом настроении.

– Я только что получил пожертвование для бедняков. Мы собираем новые силы, Анастасий. Люди каются в грехах, оставляя их позади. Они не станут выступать за союз с Римом, а будут бороться за правду вместе с нами.

– Это хорошо. – Анна с трудом заставила себя улыбнуться.

Епископ уловил в ее голосе напряженность.

– Что-то случилось?

– Нет, – солгала она, зная, что он все равно ей не поверит. – Просто нам предстоит еще очень долгий путь.

– Число наших союзников постоянно растет. Теперь и Синопулосы с нами заодно. Склеросы же всегда были на нашей стороне.

Анна хотела спросить, какой ценой это было достигнуто, но решила, что еще не готова бросить Константину вызов.

– Я пришел по другой причине. Пациент, о здоровье которого я беспокоюсь… – И она объяснила цель своего визита.

Константин терпеливо выслушал ее, но Анне было ясно, что все его мысли заняты достигнутой победой.

Анна нашла Зою в спальне – женщина лежала на большой кровати. На плотном матрасе, набитом овечьей шерстью, возвышались перины из гусиного пуха, накрытые свежими вышитыми простынями. Постель была такой мягкой, что Зоя уютно утопала в ней. И все же женщина выглядела усталой – и, похоже, была в плохом настроении. В ее легких скопилась мокрота, и Зоя жаловалась, что это не дает ей спать. Она обвиняла в этом Елену, которая принесла болезнь в ее дом.

– Значит, она тоже больна, – сказала Анна. – Мне очень жаль. Может, отнести травы и ей? Или она… пользуется услугами более традиционных лекарей?

Таким образом Анна попыталась деликатно разузнать, предпочитает ли Елена лекарствам молитвы и исповедь.

Зоя засмеялась.

– Не нужно ходить вокруг да около, Анастасий! – фыркнула она, садясь на постели и опираясь спиной на высоко взбитые подушки. – Елена трусиха. Она признается в любой ерунде и будет принимать травяные отвары, если их вкус ей понравится. Уверена, ты и сам это знаешь. Разве не это ты делаешь для всех своих пациентов – успокаиваешь их нечистую совесть удобной для них доктриной, а потом даешь им лекарства, которые на самом деле лечат их болезни?

Анну пробрала дрожь. Она поняла: Зоя видит ее насквозь, и с трудом нашлась с ответом.

– Некоторые более откровенны, некоторые – менее, – уклончиво сказала она.

– Елена принадлежит ко второй группе, – холодно ответила Зоя. – В любом случае, почему ты о ней беспокоишься? Это я позвала тебя, а не она. Не потому ли, что Елена – вдова Виссариона? Ты с самого начала проявляешь к его смерти подозрительный интерес.

Ложь в общении с Зоей была бессмысленна.

– Да, это так, – прямо ответила Анна. – Я слышал, что Виссарион был категорически против союза с Римом, и именно по этой причине его убили. Меня всерьез беспокоит то, что мы можем потерять свою идентичность и все, во что верим. Нас могут обмануть и завоевать. Это было бы похоже на капитуляцию. А я бы предпочел борьбу.

Зоя оперлась на локти.

– Ну надо же! Какая сила духа! Уверяю, Виссарион разочаровал бы тебя. – В ее голосе сквозило отвращение. – В нем было гораздо меньше мужественности, чем в тебе, Анастасий, да поможет тебе Бог!

– Тогда зачем было его убивать? – удивленно спросила Анна. – Или его собирались кем-то заменить?

Зоя замерла в неудобной позе.

– Кем например? – с подозрением уточнила она.

Анна, собравшись с духом, ответила:

– Антонином? Или Юстинианом Ласкарисом? Некоторые говорят, он идеально подходил на эту роль. Неужели и он лишен мужества?

Она постаралась, чтобы ее слова звучали обыденно, в то время как тело окаменело, а руки онемели. Анна сказала все это только для того, чтобы выудить из Зои чуть больше информации. Но теперь это предположение показалось ей вполне логичным.

– Ты думаешь, мне об этом известно? – требовательно спросила Зоя резким тоном.

Анна выдержала ее взгляд.

– Я был бы очень удивлен, если бы это было не так.

Зоя снова откинулась на подушки. Ее роскошные волосы рассыпались веером вокруг головы.

– Конечно известно. Виссарион был глупцом. Он всем доверял – и вот к чему это привело! Исайя Глабас очарователен, но он игрок, манипулятор. Только глупец нуждается в любви. Это, конечно, приятно и полезно – но без этого можно обойтись. Антонин же был преданным, прекрасным помощником. Да, Юстиниан единственный из них, у кого была голова на плечах, и у него хватило духа это сделать. Жаль, что Виссарион уронил в катакомбах свой амулет. Одному богу известно, что он там делал! Хотела бы я это знать./p>

– В катакомбах? – повторила Анна, чтобы потянуть время. – Но я думал, что Виссарион утонул в море. Может, кто-то украл его амулет?

Зоя пожала плечами:

– Кто знает? Его нашли лишь несколькими днями позже. Возможно, его подбросил вор.

– А что это за амулет? – спросила Анна.

– О, он, несомненно, принадлежал Виссариону, – заверила ее Зоя. – Православный оберег, но очень простой, незамысловатый. У Юстиниана был гораздо более изысканный оберег, и он все время носил его с собой. Даже когда беднягу забирали стражники, он по-прежнему был на владельце.

– Неужели? – с трудом выдавила из себя Анна, не в силах справиться с дрожью в голосе. – А что на нем было изображено?

Зоя внимательно посмотрела на нее.

– Святой Петр идет по волнам, а Христос протягивает к нему руки, – ответила она, и на мгновение в ее голосе тоже послышались эмоции – боль и удивление.

Анне был знаком этот оберег: Каталина подарила его мужу. Он был полон глубокого, понятного только им смысла, символизировал полное доверие, способное преодолеть слабость и вселить в душу безграничную любовь. Значит, Юстиниан по-прежнему носит подарок покойной жены. Анна с трудом сдерживала подступившие к горлу слезы, понимая, что ей нельзя разрыдаться в присутствии Зои.

– Юстиниан обедал с друзьями в полумиле оттуда. Полагаю, именно поэтому они заподозрили его в соучастии. А также потому, что в сетях именно его лодки нашли запутавшееся тело Виссариона.

– Но оберег Виссариона мог оказаться в катакомбах в любое время, – возразила Анна. – Когда его украли?

Зоя пошевелилась на подушках.

– В ночь убийства, – ответила она. – В тот день оберег был на Виссарионе – это утверждает не только Елена, но и слуги. Моя дочь могла бы солгать, но слугам незачем это делать, а их слова совпадают.

– Юстиниан! Я думал… – Анна замолчала, не зная, что сказать. Так она себя выдаст. Ее интересует совсем другое. – А что это был за человек?

Она не могла не спросить об этом. Анна помнила, каким был ее брат. Они столько пережили вместе, так похоже мыслили и чувствовали!

– Юстиниан? – Зоя перекатывала это имя на языке. – Иногда он заставлял меня смеяться. Он мог быть резким и упрямым, но слабым не был. – Ее широкий рот напрягся. – Ненавижу слабость! Никогда не доверяй слабым людям, Анастасий, будь то мужчина или женщина – или даже евнух. Никогда не доверяй тому, кому требуется чужое одобрение. В трудную минуту он переметнется на сторону победителя. И еще не доверяй тем, кто нуждается в похвале. Они готовы купить ее любой ценой. – Она подняла длинный тонкий палец. – И прежде всего не доверяй тем, чья вера зиждется на страхе одиночества. Такой продаст свою душу ради имитации любви, чем бы она ни была на самом деле. – В свете факелов лицо старухи исказило страдание, словно она вспоминала свое первое разочарование.

– Так кому же мне доверять? – спросила Анна, стараясь говорить с таким же сарказмом.

Зоя посмотрела на нее, вглядываясь в черты ее лица, в глаза, рот, щеки и мягкую гладкую шею.

– Доверяй своим врагам, если знаешь, кто они. По крайней мере, они предсказуемы. И не смотри на меня так! Я тебе не враг – но и не друг. Ты никогда не сможешь предугадать мои действия, потому что я буду поступать, как мне нужно, праведно это или грешно, чтобы получить то, чего хочу.

Анна поверила ей, но ничего не сказала.

Зоя догадалась об этом по ее лицу и рассмеялась.

Глава 21

Анна сложила травы в сумку, дала последние рекомендации и откланялась.

– Спасибо, – искренне поблагодарил ее Никифорас, когда она вышла в коридор. Очевидно, он поджидал ее. – Мелетий выздоровеет? – В чуть напряженном голосе чувствовалась озабоченность.

В последнее время Никифорас все чаще и чаще посылал за Анной.

– О да, – уверила она евнуха, молясь о том, чтобы ее слова оказались правдой. – Лихорадка начала спадать. Главное, чтобы он пил как можно больше воды и в скором времени – может быть, уже с завтрашнего дня – начал есть.

Никифорас явно почувствовал облегчение. Это был очень чуткий и умный человек.

Анна все больше понимала, как он одинок: ему не с кем было поделиться своими знаниями. Никифорас не только собирал произведения искусства и раритеты, но и ценил сокровища мысли и жаждал ими поделиться.

Они направлялись к одной из галерей. Никифорас повел Анну влево.

– Ты знаком с Иоанном Векком, новым патриархом?

– Нет.

Анна была заинтригована и знала, что об этом можно догадаться по ее голосу. Этот пост очень хотел заполучить Константин, хоть и старался это скрыть.

– Он сейчас с императором. Если подождешь немного, я могу вас познакомить, – предложил Никифорас.

– Спасибо, буду рад, – тотчас ответила Анна.

Ожидая, они поговорили об искусстве, потом – об истории и событиях, послуживших основой для возникновения разных стилей. После перешли к философии и религии. Анна нашла взгляды евнуха более либеральными, чем можно было ожидать. Он раздразнил ее воображение новыми, необычными идеями.

– Недавно я прочитал несколько произведений англичанина по имени Роджер Бэкон, – сказал Никифорос с большим воодушевлением. – Никогда еще не сталкивался со столь выдающимся умом! Он пишет о математике, об оптике, алхимии и о производстве мелкого черного порошка, который может взрываться, – евнух взмахнул руками, – с огромной силой, если его поджечь. Это такая волнующая, пугающая идея! Его можно использовать как на добро, так и на зло. – Он пытливо вглядывался в лицо Анны, чтобы проверить, какое впечатление произвели на нее его слова.

– Автор этих книг англичанин? – повторила Анна. – Он позаимствовал этот порошок или изобрел его?

– Не знаю. А что? – спросил Никифорос, но тут же понял, что она имела в виду. – Он францисканец, а не крестоносец, – быстро произнес евнух. – У него есть множество практических идей, таких, например, как идея шлифовать линзы, а потом собирать их в единый прибор, который сможет увеличивать крошечные предметы до огромных размеров, и тогда их можно будет подробно рассмотреть. – Его голос снова зазвучал громче, в нем слышался восторг. – А есть линзы, благодаря которым предметы, находящиеся за много миль от тебя, можно рассмотреть так, словно они всего в нескольких ярдах. Представляешь, как это поможет путешественникам, особенно в море? Фрэнсис Бэкон либо один из величайших мировых гениев, либо живет в экстазе безумия.

Анна опустила взгляд.

– Возможно, он гений и способен представить себе все это. Но мудр ли он? Это ведь не одно и то же.

– Понятия не имею, – мягко ответил Никифорас. – Чего ты боишься? Неужели так плохо увидеть то, что расположено вдали? Бэкон предлагает соединить линзы в хитрое приспособление, которое можно носить на носу. Благодаря ему те, кто плохо видит, смогут читать. – Голос евнуха становился все громче и взволнованнее. – А еще Бэкон изучает размеры, положение и путь небесных тел. Он уже разработал величайшие теории о движении воды и описал, как ее можно использовать в механизмах, чтобы поднимать и перемещать предметы. И знает, как создать двигатель, который преобразует пар в силу, которая заставляет двигаться корабль по морю, независимо от того, дует ли ветер и работают ли веслами гребцы! Только представь себе!

– Мы сможем производить этот черный порошок, который взрывается? – спросила Анна тихо. – И машины, которые с помощью пара заставляют плыть корабль по морю, без ветра в парусах и гребцов на веслах? – Она не могла избавиться от страха перед этими изобретениями – и перед властью, которую они могут дать той нации, у которой появятся.

– Думаю, да. – Никифорас слегка нахмурился и поежился, словно на него повеяло холодом. – Тогда нам не понадобятся ни рабы на галерах, ни попутный ветер.

Анна подняла на него взгляд:

– Короли и принцы Англии также принимают участие в Крестовых походах, верно?

Это не было вопросом: все знали о Ричарде Львиное Сердце и о принце Эдуарде.

– Думаешь, они будут использовать эти изобретения в военных целях?

Никифорас побледнел. Его возбуждение угасло, оставив ужас, похожий на открытую рану.

– А по-твоему, они не станут этого делать?

– Бэкон – ученый, изобретатель, первооткрыватель чудес Господних во вселенной. – Евнух покачал головой. – Он не солдат, не воин. Его цель – искоренить невежество, а не завоевать новые народы.

– Возможно, он полагает, что остальные люди такие же, как он, – сказала Анна сухо, с сарказмом. – Я же так не думаю. А ты?

Никифорас хотел ей что-то ответить, но тут дверь открылась и из покоев императора вышел Иоанн Векк. Это был представительный сухопарый человек с продолговатым лицом, выступающими скулами и резко очерченным носом. Свое роскошное одеяние он носил с изысканной элегантностью. На Иоанне Векке была шелковая туника и тяжелая, широкая далматика. Но гораздо больше, чем его внешность, поражала сила эмоций на его лице, приковывавшем к себе взгляд.

Познакомившись с Анной, Иоанн Векк обратился к Никифорасу:

– Предстоит проделать много работы.

Это прозвучало почти как приказ.

– Мы не должны допустить, чтобы недавние возмутительные беспорядки повторились. Константин, похоже, не в состоянии контролировать своих сторонников. Лично я сомневаюсь в его преданности. – Иоанн Векк нахмурился. – Мы должны либо убедить, либо заставить его отступить. Союз с Римом должен быть заключен. Ты ведь это понимаешь? Мы больше не можем позволить себе такую роскошь, как независимость. Придется заплатить определенную цену, чтобы не лишиться всего. Неужели это не очевидно? От этой унии зависит выживание – как Церкви, так и государства.

Он яростно размахивал в воздухе узловатой рукой с крупными костяшками, и его перстни сверкали в солнечных лучах.

– Если Карл Анжуйский придет сюда как захватчик – не сомневайся, если мы откажемся от союза с Римом, это станет неизбежным, – Византии придет конец. Наш народ будет истреблен, а тех, кто останется в живых, отправят в изгнание. А разве может сохраниться наша вера без наших церквей, нашего города и нашей культуры?

– Я знаю это, ваше высокопреосвященство, – серьезно ответил Никифорас. Его лицо оставалось бледным. – Либо мы пойдем на уступки, либо потеряем все. Я пробовал поговорить с епископом Константином, но он убежден, что вера – это лучший щит, и мне не удалось поколебать его уверенность.

На лицо патриарха набежала тень, сменившаяся высокомерием.

– К счастью, император даже лучше, чем я, понимает, что поставлено на карту, – ответил он. – И постарается спасти все, что сможет, оценят это наивные религиозные фанатики или нет.

Иоанн Векк быстро осенил Никифораса и Анну крестным знамением и порывисто развернулся. Его богато вышитые одежды взвились, словно вихрь, и драгоценные камни, которыми они были украшены, вспыхнули огнем.

Анна возвращалась по склону холма к своему дому, склоняясь под порывами ветра. Она напряженно раздумывала о том, что услышала – от Никифораса и патриарха.

В Иоанне Векке чувствовалась беспощадность, которую она не ожидала в нем найти, но Анна понимала, что без этого качества он был бы бесполезен для императора. Может, она слишком эмоциональна и примитивна в своих оценках? Вероятно, чтобы добиться успеха, Константину тоже следует проявлять хитрость и изворотливость и быть готовым воспользоваться любым доступным оружием.

А что же с англичанином, который мог видеть на много миль вдаль, приводить в движение корабли без ветрил и гребцов и, что, наверное, страшнее всего, умел создавать взрывающийся порошок? В чьи руки могут попасть такие изобретения? К Карлу Анжуйскому? И если о них известно Никифорасу, то кто еще может об этом знать?

Теперь первоначальные догадки уже не казались Анне такими уж невероятными. Кому-то удалось избавиться одновременно и от Виссариона, и от Юстиниана, убив одного и обвинив в этом другого. Антонин мог стать случайной жертвой. Анну охватила дрожь при мысли о том, что задумавшие это – один ли человек или несколько – на самом деле надеялись, что Юстиниана казнят.

Теперь, когда ей удалось узнать еще кое-что, следовало найти способ расспросить Никифораса о суде над Юстинианом и Антонином. Как один из самых близких советников императора, он должен об этом знать. На суде не было обвинителя. Император сам был «олицетворением закона», и его слово было окончательным – он выносил приговор и назначал наказание. Одного из обвиняемых Михаил решил казнить, а другого – лишь отправить в изгнание.

Наказание Юстиниана и Антонина не только убрало их со сцены, но и напугало тех, кто выступает против союза с Римом. Остался лишь Константин и лишенные лидера народные массы, опасающиеся перемен.

Кто же настоящий убийца? Среди их единомышленников есть предатель, провокатор, подосланный Михаилом? Это было вполне вероятно. Император, окруженный амбициозными религиозными фанатиками, вел борьбу на нескольких фронтах. Но он один нес ответственность за судьбу своего народа – не только на этом свете, но и на небесах.

Глава 22

Анна продолжала смотреть и слушать и все сильнее убеждалась: ей нужно узнать как можно больше о людях, окружавших Виссариона в последние годы его жизни. Наверное, женщины, которые были рядом с ним, могли рассказать о нем больше; она наверняка поймет их лучше. Разумеется, Анна не сказала об этом Зое, когда пришла к ней, чтобы предложить новые травы, и не попросила рекомендовать ее новым клиентам.

И спустя неделю была вознаграждена: Зоя снова позвала ее к себе. На этот раз Анну провели не в ту комнату, куда проводили прежде. Это помещение было обставлено с большим вкусом, в традиционном стиле. Здесь ничто не говорило о характере Зои, словно в этой часть дома она принимала посетителей, которых предпочитала держать на расстоянии.

Там была Елена, облаченная в изысканный темно-бордовый наряд, дополненный подходящими по стилю драгоценностями. Ее волосы были уложены в причудливую прическу и блестели, словно черный шелк. Елена уже не носила траур. Она смотрела на Анну с интересом, но без благожелательности.

Кроме Елены, в комнате была пожилая женщина царственного вида, совсем не похожая на Зою. Среднего роста, она отличалась редкостной некрасивостью. Богато расшитая сине-зеленая далматика не могла скрыть недостатки ее фигуры – широкие, почти мужские плечи и впалую грудь. Нос был слишком крупным для ее лица, светлые глаза светились умом, а рот был аккуратно очерчен, но лишен чувственности.

Зоя представила ее как Ирину Вататзес, и только когда на лице пожилой гостьи появилась улыбка, оно на миг стало миловидным – но эта иллюзия тотчас развеялась.

Ирину сопровождал высокий молодой человек. Его длинное темное лицо не отличалось особой привлекательностью, но со временем – лет через десять, когда ему будет далеко за сорок, – обещало приобрести зрелую красоту. Внешность молодого человека составляла потрясающий контраст с внешностью Ирины, и Анна была удивлена, когда выяснилось, что это ее сын, Деметриос.

Они вежливо поболтали о том о сем, и Зоя наконец упомянула, что однажды сильно обожглась в результате несчастного случая. Она рассказала о том, как Анастасий ее исцелил, продемонстрировав Ирине руку, на которой не осталось шрамов. При этом Зоя бросила на Елену мимолетный взгляд, в котором Анна легко прочла насмешку.

После этого рассказа Елена резко развернулась и с нарочитой грациозностью прошествовала по комнате, словно хвастаясь перед двумя пожилыми женщинами своей молодостью и красотой. Она даже не взглянула на Деметриоса, хоть ей и хотелось пожирать его глазами. Елена нарочно привлекала к себе его внимание. Несомненно, ей не было совершенно никакого дела до того, что думает о ней Анастасий, – Елена прошла мимо лекаря так, словно его вовсе не было.

Анна остро почувствовала, как невзрачно выглядит ее собственная туника приглушенных синих тонов. Необходимость демонстрировать присущую евнухам манерность раздражала ее больше, чем обычно. Анна жалась в углу комнаты, словно была здесь лишней, и чувствовала себя лишь посторонним наблюдателем. Неужели все евнухи испытывают нечто подобное? И неужели такие некрасивые женщины, как Ирина Вататзес, чувствуют то же самое? Умные глаза Зои внимательно следили за Анастасием. В них было понимание.

Разговор зашел о религии, как это рано или поздно случалось в Византии. Елена не отличалась особой религиозностью – об этом можно было судить по ее поведению и высказываниям. Она была очень красива внешне, но в ней совсем не чувствовалось души. Анна отчетливо это видела, но замечали ли то же мужчины?

Анна прислушивалась к разговору, опустив глаза, чтобы ее интерес не был замечен.

– Это довольно банально, – пожав плечами, произнесла Зоя, – но все в конце концов сводится к деньгам.

Она посмотрела на Ирину.

Елена переводила взгляд с одной женщины на другую.

– Когда Виссарион был жив, вера была чистой и простой, – заметила она.

Ирина поморщилась, но справилась с раздражением.

– Для того чтобы объединить верующих и держать их под контролем, необходима Церковь. А для того, чтобы содержать Церковь, моя дорогая, нужны деньги. – Эти слова были произнесены мягким тоном, но в них сквозила презрительная снисходительность интеллектуала к человеку недалекого ума. – А для того, чтобы защитить город, нам нужны и вера, и оружие. Поскольку венецианцы отняли наши реликвии, с тех пор как мы вернулись в Константинополь в 1262 году, к нам в город приходит гораздо меньше паломников. И шелком теперь торгуют Аравия, Египет и Венеция. Возможно, торговля кажется тебе слишком скучным занятием, как и большинству тех, кто покупает артефакты, ткани и украшения. Ты можешь считать, что кровь выглядит отвратительно и дурно пахнет, что она пачкает постельное белье и привлекает полчища мух. Но попробуй прожить без нее.

Елена сморщила нос, демонстрируя отвращение, и улыбнулась, но не осмелилась возразить.

В глазах Зои искрилось веселье.

– Ирина разбирается в финансовых вопросах лучше, чем большинство мужчин, – заметила она насмешливо. – У меня иногда возникает вопрос, действительно ли Феодор Дукас управляет казной или это все-таки делаешь ты – незаметно, конечно.

Ирина улыбнулась. На ее землистых щеках вспыхнул слабый румянец. Анна вдруг подумала, что в замечании Зои есть большая доля правды, и тот факт, что она это заметила, отнюдь не расстроил Ирину.

Примечательно, что Елена не сказала ни слова.

Анна заметила, что Зоя с легкой улыбкой наблюдает за дочерью.

– Мы утомили тебя разговорами о религии и политике? – спросила она у Елены. – Может, попросим Деметриоса рассказать нам что-нибудь о его варяжских гвардейцах? Колоритные мужчины из варварских стран. Из земель, где летом солнце светит по ночам, а всю зиму царит мрак.

– Пара человек действительно прибыли из этих мест, – согласился Деметриос. – Другие же из Киева, или из Болгарии, или из дунайских и рейнских княжеств.

Зоя пожала плечами и повернулась к Анне:

– Вот видишь?

Анна почувствовала, что краснеет. Она потеряла нить разговора.

– Я задумался, – солгала она, – поняв, сколько еще мне предстоит узнать о политике.

– Ну, если ты все это изучишь, полагаю, тогда ты сможешь добиться чего-то в жизни, – желчно заметила Елена.

Зоя не стала сдерживать смех, но, когда обратилась к дочери, в ее голосе слышался треск льда.

– Твой язык острее ума, дорогая, – сказала она. – Анастасий же знает, как скрыть свой ум за маской смирения. Тебе бы тоже следовало этому научиться. Не всегда разумно выглядеть умной, – Зоя прищурилась, – даже если бы это действительно было так.

Ирина улыбнулась и отвела взгляд, и в тот же миг ясные пронзительные глаза Зои с любопытством и интересом уставились на нее.

Елена снова заговорила, глядя на Деметриоса.

Наверное, Антонин действительно любил ее, раз сумел разглядеть в ней нежность. Анна не представляла, что между ними могло быть общего. Возможно, теперь Елена страдает от одиночества, не позволяя увидеть это никому – и менее всего своей матери. А также умной уродливой женщине, несущей на своем лице печать боли.

Анна посмотрела через комнату на Елену, стоявшую рядом с Деметриосом. Дочь Зои улыбалась, мужчина же выглядел смущенным.

– Он становится похож на своего отца, – заметила Зоя, бросив косой взгляд на Ирину, и снова посмотрела на Деметриоса. – Ты в последнее время получала вести от Григория? – спросила она.

– Да, – коротко ответила Ирина.

Анна заметила, как она напряглась.

Зою, казалось, позабавил этот ответ.

– Он все еще в Александрии? Я не вижу причин до сих пор там оставаться. А может, Григорий верит, что нас снова завоюют латиняте? По-моему, религия никогда его особо не интересовала.

– В самом деле? – Ирина приподняла брови и окинула собеседницу ледяным взглядом. – Тогда ты знаешь его не так хорошо, как тебе кажется.

Щеки Зои вспыхнули.

– Возможно, – произнесла она. – Мы несколько раз поговорили с ним по душам, но я не припомню, чтобы Григорий хоть раз затронул эту тему, – улыбнулась она.

– Вряд ли обстоятельства ваших бесед способствовали обсуждению духовных вопросов, – сказала Ирина. Она повернулась, чтобы снова посмотреть на Деметриоса. – Да, он действительно похож на отца, – произнесла она. – Жаль, что у тебя нет сына… от которого-нибудь… из любовников.

Лицо Зои застыло, словно она получила пощечину.

– Я бы не советовала Деметриосу слишком увлекаться Еленой, – сказала она вкрадчиво, еле слышным шепотом. – Это может иметь… печальные последствия.

У Ирины кровь отлила от лица, и оно стало серым. Она уставилась на Зою, потом перевела холодный взгляд на Анну.

– Было приятно с тобой познакомиться, Анастасий, но я не стану пользоваться твоими услугами. Я не накладываю зелья на лицо в отчаянной попытке удержать молодость. К счастью, у меня превосходное здоровье и совесть чиста. А если что-то не так, у меня есть свой лекарь, у которого я могу спросить совета. Христианин. Я слышала, что иногда ты используешь еврейские снадобья. Я же предпочитаю этого не делать. Уверена, ты поймешь меня, особенно в такие странные, сложные времена.

Не ожидая ответа, Ирина коротко кивнула Зое и ушла. Деметриос последовал за ней.

Елена посмотрела на мать. Казалось, она хотела затеять ссору, но потом передумала.

– Тебе не удалось расширить клиентуру. Скажи спасибо моей матери, – произнесла она, обращаясь к Анне. – Не знаю, на что ты надеялся. – Елена легкомысленно улыбнулась. – Придется тебе поискать пациентов где-нибудь в другом месте.

Анна не могла ответить Елене так, как ей хотелось, поэтому лишь извинилась и ушла.

Вечером она снова и снова пыталась понять, что могло связывать этих женщин, Зою и Ирину, ведь они были такими разными. Анна не могла поверить, что все дело в вере. Возможно, их объединяла ненависть к Риму.

На следующее утро, в воскресенье, Анна в одиночестве пошла в Софийский собор, чтобы присутствовать на службе. Она хотела побыть там, где ни Симонис, ни Лев не могли ее видеть. Возможно, величие храма и сила молитвы утешат ее, напомнят ей о самом важном.

На ступеньках в тени купола Анна чуть не столкнулась с Зоей. Невозможно было избежать встречи с ней, не показавшись при этом невежливой. К тому же такое поведение выглядело бы глупо.

– Ах, Анастасий, – любезно приветствовала ее Зоя. – Как дела? Приношу извинения за поведение Елены. Она женщина с изменчивым настроением. Возможно, ты мог бы ей помочь? Твое лечение пошло бы ей на пользу. – Она поравнялась с Анной и пошла рядом с ней к одной из девяти дверей храма. – Да и тем, кто ее окружает, тоже, – добавила Зоя.

Как только они вошли в здание, Анна как будто перестала для нее существовать. Зоя погрузилась в свои мысли – они окутывали ее так же плотно, как темные складки одеяния. Она шагнула к гробнице дожа Энрико Дандоло. Ее лицо исказилось от ненависти, глаза сузились, губы искривились в презрительной усмешке. Тело Зои задрожало, и она плюнула на проклятое имя. Потом, гордо вскинув подбородок, двинулась дальше.

Не глядя по сторонам, она приблизилась к одной из наружных арок, нашла икону Богородицы и, склонив голову, замерла перед ней.

Стоявшая немного левее Анна видела ее лицо. Глаза Зои были закрыты, губы слегка приоткрылись, словно она вдыхала саму сущность этого святого места. Анна поняла, что Зоя истово молится, снова и снова повторяя одни и те же слова.

Анна посмотрела на Деву Марию, держащую на руках ребенка. Ее лицо светилось спокойствием и радостью, и этот свет был ярче, чем от искусных золотых мозаик. В этом лице было что-то, присущее только человеку, какая-то особая сила духа, свидетельницей которой она стала.

Анна ощущала ее как внутреннюю боль, тоску по тому, что потеряно навеки, печаль о том, чему не суждено случиться. Она почувствовала вину, потому что сама лишила себя этого – и не из жертвенного благородства, а в приступе ярости и дикого отвращения к себе за то, что позволила собой завладеть. Получит ли она когда-нибудь прощение? Анна почувствовала, как горячие слезы заливают ее лицо, а горло сдавливают глухие рыдания.