Драконья ненависть, или Дело врачей Малинин Евгений

– Ну, дорогуша, тебе пора встречать свою госпожу! И не вздумай огорчить моего господина, а то получишь стрелу точно в это место и будешь долго-долго мучиться, прежде чем подохнешь…

Отрат двинулся к выходу из дома, а Хват бесшумно растворился в сгущавшихся сумерках дома – его место по диспозиции было на втором этаже.

Я продолжал наблюдать за происходящим в окошко, выходившее во двор. Вот гвардеец даны Хольны вышел из дома и медленным, неуверенным шагом двинулся к воротам, которые открывал Скрыга со своим товарищем. Ох, не понравился мне его шаг – так шагают обреченные, потерявшие интерес к жизни люди, но менять что-либо в моем плане было уже поздно.

Однако, мне повезло. Первыми подъехали пятеро гвардейцев, среди которых я узнал и тех двоих, что уже были в усадьбе. Один из них наклонился к подошедшему кхмету Отрату и что-то спросил, тот кивнул и вдруг улыбнулся. Вся пятерка гуртом въехала во двор и спешилась. Двое гвардейцев подхватили лошадей под уздцы и повели их в сторону конюшни. Я с облегчением вздохнул – пока что они сами облегчали нам задачу.

В этот момент во дворе появилась новая пятерка, и один из приехавших гвардейцев сразу привлек мое внимание. Он был очень высокого роста и, в отличие от своих товарищей носил не кожаные доспехи, а стальной полупанцирь, прикрывавший верхнюю часть тела. Едва спешившись, этот гвардеец принялся отдавать распоряжения:

– Ты, и ты – отведите лошадей на конюшню!

«Значит во дворе их останется всего девятнадцать!» – Довольно подумал я.

– Четверо к воротам, сменить этих двух олухов! – Продолжал распоряжаться гвардеец, – а вы, – он повернулся к Скрыге и второму стражнику, – марш в дом, на кухню. Будете прислуживать за ужином! Ужин, надеюсь, готов?..

Вопрос был адресован кхмету Отрату, и тот, кивнув, пробормотал:

– Готов… ужин, господин сотник…

– А ты, видать, уже поужинал! – Усмехнулся сотник, – и, похоже, съел что-то несвежее. Смотри, если госпоже не понравится еда, ползать тебе тараканом по стене!

Все, стоявшие во дворе гвардейцы дружно расхохотались шутке начальства, но мне эта шуточка не понравилась… Насторожила она меня, из слов сотника выходило, что в окружении даны Хольны был маг! И Отрату шутка, похоже, пришлась не по вкусу – его физиономия еще больше помрачнела.

В этот момент один из стоявших у ворот гвардейцев что-то гортанно выкрикнул, и стоявшие толпой гвардейцы бросились врассыпную, выстраиваясь вдоль дворовой изгороди. Посреди двора остался только сотник.

Через минуту в ворота вкатилась элегантная коляска, запряженная белоснежной парой. В коляске сидело две женщины – молодая белокурая красавица и старуха укутанная в темное покрывало. За коляской последовали конные гвардейцы, среди которых я вдруг заметил двух молоденьких всадниц, державшихся в седлах с удивительной грацией. Ворота начали медленно закрываться, и я понял, что мне пора на выход.

Когда я распахнул дверь и шагнул на крыльцо, белокурая дана Хольна как раз выбиралась из коляски.

– Как я рад, дорогая, что ты решила приехать ко мне сюда! – Громко произнес я, и во дворе все окаменело! На полпути со ступеньки коляски к земле остановилась крошечная ножка супруги дана Тона, замерли около своих лошадей только что спешившиеся гвардейцы, сотник застыл в полуобороте к своей госпоже, прервав недосказанную фразу… И только черная старуха быстро метнулась со своего места и сунула в откинутую назад руку своей госпожи какой-то небольшой предмет.

«Я никогда не называл свою жену „дорогая“, – недовольно пробурчала Блуждающая Ипостась дана Тона, на что я едва слышно прошептал:

– Все в мире когда-нибудь бывает в первый раз…

Первой пришла в себя дана Хольна. Сунув руку с зажатой в ней блестящей вещицей в небольшую шелковую муфточку, она шагнула на землю и пропела музыкальным голоском:

– Сияющий дан, я рада видеть вас в добром здравии, счастливо избежавшим гибели в Трольих горах… Хотя, признаюсь, меня мучили сомнения, вы ли это…

– Именно поэтому ты и разогнала моих черных извергов, и сколотила собственную гвардию?.. – Усмехнулся я в ответ.

– Конечно! – Воскликнула сияющая дана, – И, думаю, вы одобрите мои действия. Ведь, окажись на вашем месте самозванец, он, опираясь на вашу гвардию, мог бы наделать очень много бед! Я вынуждена была принять меры, чтобы защитить достояние дома Тонов!

– Ну что ж, – все тем же насмешливым тоном проговорил я, – теперь ты убедилась, что никакого самозванца нет, и можешь совершенно спокойно распустить эту свою… гвардию. Прямо сейчас… Тем более она не слишком… э-э-э… боеспособна.

На ее прекрасном, слегка надменном лице отразилась некоторое беспокойство, но она быстро нашлась:

– Сияющий дан, не будем совершать поспешных поступков… Я думаю, мы вернемся в наш замок и там все обстоятельно решим.

– Что мы будем делать, дорогая, решать дано только мне! – Резко изменив тон, рявкнул я, – и если я решил распустить твою, так называемую гвардию – она будет распущена! Прямо сейчас!!

Дана Хольна невольно бросила взгляд на своего сотника, и тот мгновенно его «понял». Взметнув над головой выхваченный из ножен клинок, он неожиданно тонким голосом взвизгнул:

– Медведи! Вашу госпожу оскорбили!! За нами месть!!!

Сотник рванулся в мою сторону, но высоко над моей головой сухо щелкнула арбалетная тетива, и короткий черный болт вонзился прямо в середину его лба. Черная струйка сбежала ему на переносицу, сделав его удивленное лицо странно, гротескно перекошенным. Меч с глухим бряканьем вывалился из разжавшихся пальцев сотника, а сам он упал навзничь в пыль перед ногами своей госпожи.

И снова весь двор замер.

Я сделал шаг вперед и, остановившись на верхней ступени крыльца, презрительно бросил:

– Неужели, дорогая, ты думаешь, что узнав о твоих… приготовлениях, я не принял соответствующих мер. В моем распоряжении достаточно черных извергов, чтобы сделать из всей твоей гвардии… Не из этой пары десятков, а из всей твоей гвардии, – с нажимом уточнил я, – мертвое мясо!!

Затем, оглядев застывших гвардейцев, я рявкнул в полный голос:

– Оружие на землю!! Малейшее неверное движение, и каждый из вас получит вот такое же украшение!!

Я ткнул пальцем в направлении лежащей фигуры сотника.

Гвардейцы неуверенно, осторожно потянулись к оружию, но в этот момент снова заговорила дана Хольна. И теперь ее голос звучал совсем по-другому – двор услышал низкий, хриплый рык:

– Я не знаю, кто ты такой, но даже если ты, как утверждает Пард, и в самом деле сияющий дан Тон, тебе это не поможет!! Я разберусь с тобой и без помощи моих гвардейцев, а твои черные изверги пусть попробуют достать меня!!

Она плавно повела правой рукой, и короткая шелковая муфта соскользнула на землю. Тут я наконец разглядел, что было зажато в этой тонкой, изящной руке. Длинные белые пальцы крепко сжимали короткий, толстый стержень, напоминающий городошную чурку. Выточенный из какого-то темного дерева, он был обвит тонким, причудливым золотым узором. Свободный конец стержня был похож на розетку перстня, в которой сиял удивительно крупный и красивый рубин.

Последовал новый взмах руки, и тонкая фигура даны Хольны окуталась призрачной дымкой, чуть мерцающей красноватыми всполохами. Белокурая красавица расхохоталась и ласково провела ладонью левой руки по стержню. В следующее мгновение рубин, украшавший его, вспыхнул мрачным багровым светом, и из него начала вытягиваться узкая струя темного вишневого пламени. Спустя десяток секунд, она превратилась в длинный, причудливо изгибающийся жгут, напоминающий… плеть!

Дана Хольна взмахнула рукой, и светящаяся вишневым светом плеть свистнула над ее головой, завиваясь в послушную восьмерку. Последовал еще один взмах – мои доспехи обвила рубиновая спираль, а затем всесокрушающая сила сдернула меня с крыльца и швырнула в истоптанную пыль двора.

Я каким-то чудом не сломал себе шею, я даже не потерял сознания и увидел, как расплетается опутавшая меня плеть, как ее светящаяся петля, словно бы пройдя сквозь мои доспехи и самое тело, вновь взметнулась над головой белокурой фурии, извернулась стремительной восьмеркой и снова обрушилась на меня.

В последний момент я успел усилием воли сжать свой магический кокон, и рубиновый жгут, злобно зашипев, соскользнул в сторону, мимо моей, протянутой по земле руки. Но при этом магический кокон, окружавший меня, вдруг немощно раздулся, стал почти прозрачным.

Я не услышал щелчка тетивы, но мне было ясно видно, как короткая черная молния ударила из чердачного окошка точно в голову даны Хольны и… с противным визгом ушла в сторону, отброшенная окружавшей женщину дымкой.

Дана Хольна снова расхохоталась, запрокинув лицо к уже потемневшему небу, к проблеснувшим на нем звездам, и в этом хохоте слышалась бесконечная уверенность в своих силах, в своей необоримой мощи! И длинный рубиновый жгут магической плети выписывал завораживающие узоры над ее головой.

– Что у нее в руках?.. – Прохрипел я, обращаясь неизвестно к кому, и неожиданно получил ответ:

«Это магический жезл… Мой магический жезл, подаренный мне вар Фритором… Я не знаю, как она смогла его найти!» – В бестелесом голосе призрака звучало отчаяние!

– Ах так! – В хриплой ярости воскликнул я и вскочил на ноги, – тогда попробуем сразиться на равных!!

Одним движением я сдвинул пластину на левом предплечье доспехов, и в моей руке оказался жезл вар Экома! Он словно ожидал, чтобы его взяли в руки, и сквозь зачарованную сталь перчатки я ощутил мгновенно пробуждающуюся мощь. Мы сразу же поняли, почувствовали друг друга – человек и одушевленный магией кусочек дерева.

Изумруд довольно сверкнул и из его середины вытянулась к небесам тонкая, ясно видимая зеленая игла. Нет, она не изгибалась, подобно чудовищной плети, она была пряма и тонка, словно невероятно длинный клинок чудесной рапиры.

Бледное лицо, обрамленное чудесными белокурыми волосами опустилось от звезд к земле, и смех замер на изящно изогнутых, чуть припухлых губах. В следующее мгновение по лицу даны Хольны скользнуло изумление, немедленно уступив место ярости.

– Ты!!! – прошипела она, сверля взглядом личину моего забрала, – ты пытаешься противостоять мне?!! За это!..

И она снова плавно взмахнула рукой.

Рубиновая плеть, свиснув в воздухе роняющим искры кончиком, рванулась в мою сторону словно разъяренная змея, но узкий, светящийся зеленью клинок встретил ее в полете и четырежды коротко перечеркнул извивающееся рубиновое свечение. Одно мгновение казалось, что ничего не произошло, и вдруг длинный рубиновый жгут распался на пять коротких кусков, бессильно потянувшихся к земле и теряющих в этом последнем полете свое яростное свечение.

Нет, дана Хольна не растерялась, она снова мгновенным движением левой руки огладила свой жезл, и снова длинная змея рубиновой плети взметнулась у нее над головой, но не сделав и двух витков, умерла, иссеченная изумрудным клинком.

И снова дана Хольна выбросила из своего жезла жгут рубиновой плети, только на этот раз он был мутен, и по всей его длине тянулись темные неопрятные пятна. Да и движения жгута были какими-то неуверенными, дерганными, словно он ни видел цели, не чувствовал управляющей им руки.

Когда и этот жгут был уничтожен, дана Хольна не успела поднять левую руку для очередного поглаживания жезла. Длинный изумрудный клинок, управляемый моей рукой, рухнул на короткий стержень ее магического жезла, и обрубил его, у самых пальцев женщины. Обрубок не успел еще коснуться земли, как взамен исчезнувшей призрачной дымки фигуру даны Хольны окутал плотный рубиновый ореол, который в следующее мгновение взметнулся к небу холодным, сыплющим искры факелом и… исчез, оставив призрачные блики.

Дана Хольна несколько мгновений стояла, чуть покачиваясь на ослабевших ногах, а затем медленно осела на землю, притулившись вялой спиной к колесу коляски.

Долгую секунду над двором висел тонкий изумрудный луч, словно некое грозное предупреждение, а затем и он исчез, втянувшись в магический камень.

Я спрятал жезл в кармашек на левом предплечье доспехов и, повернувшись к замершим гвардейцам, хрипло рявкнул:

– Мне что, повторить свой приказ?!!

Мечи, луки, колчаны со стрелами, кинжалы посыпались на землю. Затем посреди двора вдруг выросли темные фигуры дана Хорлоха и Дули. Они начали по двое, по трое отводить безвольных людей в темно-коричневой форме за дом, в предназначенный для них подвал. А я шагнул к жене дана Тона. Когда я наклонился над безвольно сидевшей фигурой, из коляски выметнулась стремительная, темная тень, и короткий тонкий клинок взвился над моей головой!.. Но сухо стукнула арбалетная тетива, и звякнул о плечо доспехов обессиленный клинок, а к моим ногам скатился темный бесформенный ком, в который превратилась старуха-камеристка.

Хват отлично знал свое дело и не расслаблялся до конца… хотя чем мог угрожать моим доспехам короткий клинок в старческой руке?..

Я медленно вытащил из ножен свой кинжал и кончиком клинка приподнял подбородок даны Хольны… подбородок белокурой красавицы, только что жаждавшей моей смерти.

«Одно короткое движение, и с ней будет навсегда покончено!» – Мелькнуло в моей голове, и я не понял, была ли это моя мысль, или мне подсказал ее призрак дана Тона.

– Одно короткое движение, – сведенными судорогой губами едва слышно повторил я, и моя рука начала это движение… во всяком случае, я отчетливо видел, как острие короткого клинка дернулось вперед под мило очерченным подбородком. Но… я удержал свою руку.

«Ее надо добить!» – Напористо прозвучало в моей голове, и теперь уже я точно расслышал интонации Блуждающей Ипостаси.

– Нет, – я покачал головой, – не хватает еще, чтобы я убивал беспомощных женщин!..

«Когда она придет в себя, она убьет тебя! – Рявкнула Блуждающая Ипостась, – и правильно сделает!»

– Нет! – Повторил я тверже, – я не буду ее убивать… И ей не дам такой возможности…

Я убрал кинжал в ножны, выпрямился и огляделся.

Во дворе все было кончено. Гвардейцев даны Хольны не только разоружили, но уже успели отвести в подвал и надежно там запереть. Двух ее юных камеристок сотник черных извергов поместил в одну из спален. А дану Хольну я на руках отнес в тот самый погреб, в котором меня самого продержали почти сутки. Теперь и она могла насладиться прелестями жизни без магии!

После этого я ушел на второй этаж дома и завалился спать в первой попавшейся спальне, полностью полагаясь на своих черных извергов.

И не было сновидений, ни цветных, ни черно-белых… И не было ни покоя, ни тревоги. А была тишина и темнота… Долго-долго была полная тишина и полная темнота! А потом темнота начала размываться, и тишину спугнул странный звук за светлеющим пятном окна… И я не сразу понял, что этот звук – слабая попытка невидимой птицы поприветствовать наступающее утро.

Я открыл глаза и понял, что лежу на кровати поверх покрывала, что на мне кровавые доспехи, и их забрало опущено, словно перед поединком, и только оружие сложено рядом, на ковре, покрывавшем пол. С трудом сгибая ноги и поворачивая тело, я соскользнул с кровати и выпрямился перед окном, за которым в серых рассветных сумерках лежал серый истоптанный двор усадьбы. И брошенная коляска даны Хольны, уложив оглобли на серую землю, проступала сквозь утренний туман. Рядом с коляской, похожая на кучу промокшего в тумане тряпья, лежала старуха-камеристка, а в двух шагах от нее раскинул руки сотник коричневых гвардейцев сияющей даны… И черная стрела торчала из его лба, словно знак ударения…

Я тряхнул головой и отвернулся от окна. Мне пора было уезжать из этого негостеприимного дома, в котором за последние двое суток приняли смерть почти все мои враги… все, до которых я смог дотянуться!

Подняв оружие и разместив его в ножнах, я шагнул к двери, и она распахнулась мне навстречу. На пороге комнаты возник вольный дан Хорлох.

– Господин сияющий дан, ваш завтрак готов… – проговорил он своим спокойным деловым голосом. Ночь прошла без происшествий, Хват дежурит, Дуля отдыхает…

Я, выслушав этот короткий доклад, кивнул и негромко произнес:

– Ну что ж, сотник, пойдем завтракать.

На это раз стол а малой трапезной был накрыт на одну персону, и я не стал настаивать, чтобы сотник завтракал со мной. Прошедшая ночь, каким-то странным образом отделила меня от моих людей… Поставила над ними!.. Я не знал, каким образом это произошло, но я это чувствовал.

Завтрак мой был скромен и недолог. Съев два сваренных вкрутую яйца и ломтик ветчины с куском лепешки, я запил все это бокалом легкого вина и вытер губы положенной рядом с тарелкой салфеткой. Затем, встав из-за стола и направившись к выходу из дома, я проговорил, не поворачиваясь к дану Хорлоху: – Следуйте за мной!..

Мы вышли во двор. Я остановился возле крыльца, посмотрел на закрытые ворота, потом поднял взгляд к затянутому тучами небу и только после этого заговорил:

– Вольный дан Хорлох, сотник черных извергов, сегодня я возвращаюсь в Трольи горы.

Я поднял руку, останавливая готовый сорваться с губ сотника вопрос, а может быть возражение, и напористо повторил:

– Да, я возвращаюсь в Трольи горы, потому что не закончил там своих дел. А для вас у меня есть последнее задание или, если хотите… просьба. Вы вместе с Дулей и Хватом останетесь в этой усадьбе и будете стеречь пленников. Через три-четыре дня, а если сочтете нужным и раньше, вы направите одного из черных извергов в летнюю резиденцию высшего дана с донесением обо всем, что здесь произошло. Вы отдадите сияющую дану Хольну и ее гвардейцев на суд высшего дана Высокого данства и будете моими свидетелями на этом суде!

Внимательно посмотрев сотнику в лицо, я спросил:

– Вы все поняли?!

– Да господин сияющий дан, – кивнул тот, и поинтересовался, – а что мне делать с вольным кхметом Скрыгой и его товарищами?..

– Если они вам не нужны, отпустите их домой, в Гольц.

– Понял, господин сияющий дан.

Я снова поднял лицо к небу.

– Ну что ж, тогда прощайте, сотник… Удачи вам…

– И вам, господин сияющий дан, удачи…

Я повернулся и направился за главное здание усадьбы, во внутренний двор, к конюшням.

Пурпурная Дымка, словно зная о предстоящем отъезде, дожидалась меня. Я поднялся в седло, и моя магическая лошадка двинулась в сторону главных ворот усадьбы. Когда я выехал из-за угла главного здания, дан Хорлох уже распахнул одну створку ворот и дожидался около нее моего отъезда. Проезжая мимо сотника, я еще раз кивнул ему, и он не удержавшись, пробормотал мне в спину:

– Может быть господин сияющий дан возьмет с собой хотя бы Хвата?.. Мы вдвоем вполне справимся с вашим поручением!..

– Нет, вольный дан, там, куда я направляюсь, черный изверг Хват, вряд ли поможет мне, а вести его на верную гибель, согласитесь, не годится!

Пурпурная Дымка перешла на свою привычную неторопливую рысь, и проехав метров двести по обсаженной высокими деревьями аллее, я оглянулся. Высокая черная фигура дана Хорлоха неподвижно стояла в распахнутых воротах, сотник не отрываясь смотрел мне в след!

Аллея упиралась в раздолбанную грунтовку, по которой, казалось, только что прошла двадцатитысячная армия с артиллерией и обозом. Осклизлые колеи были наполнены непонятно откуда взявшейся, мутной, тухловатой водой, над которой вились облачка крошечных мушек. Увидев эту дорогу, я вдруг вспомнил, что не знаю, в какую сторону мне надо ехать. Пурпурная Дымка тоже остановилась словно бы в нерешительности.

Я оглядел окрестности. За дорогой расстилался кочковатый, похожий на подсохшее болото луг, за которым километрах в десяти темной полосой стоял лес. Справа коричневая, жирно поблескивающая полоса дороги поднималась на пологий склон холма и исчезала за его вершиной, слева та же дорога широкой дугой спускалась к густо-зеленой полосе кустарника и пряталась за ним. Мне подумалось, что за кустами должна протекать река или хотя бы ручей. Небо – весь его необъятный купол был затянут мутно-серой пеленой, по которой быстро неслись ошметки темных туч, так что определить стороны света не было никакой возможности… Хотя что мне это дало бы?..

Так я стоял, наверное, несколько минут, пока моей магической лошадке не надоела эта неподвижность. Пурпурная Дымка тряхнула головой, фыркнула и двинулась по обочине дороги вправо, вверх по склону холма.

«Ну что ж, – подумал я, – пусть будет вправо! Вряд ли это имеет хоть какое-то значение!»

Спустя несколько минут, мы оказались на вершине холма, с которого я высмотрел несколько светлых крыш, прячущихся среди плотной зелени невысоких, похожих на плодовые деревьев. Пурпурная Дымка потрусила с холма в направлении этой придорожной деревеньки, и у первого же дома я увидел старика с лопатой. Приставив ладонь ко лбу козырьком, он всматривался в приближающееся к нему невиданное животное.

Пурпурная Дымка остановилась метрах в пяти от старика, и он, опустив руку, поклонился.

Я тоже невольно кивнул и спросил:

– Подскажи мне дедушка, как на Северный тракт выехать?..

«Как ты с собственным рабом разговариваешь!!! – Немедленно зашипела Блуждающая Ипостась, – его плетью перепоясать надо, за то что он на колени не опустился!!!»

Но я только тряхнул головой, словно надеялся заставить замолчать надоедливый призрак.

– Господин сияющий дан забыл дорогу на Вольнов?.. – Скупо улыбнувшись, ответил дед вопросом на вопрос и по-стариковски переступил с ноги на ногу.

– Забыл, дедушка… – подтвердил я, – многое забыл…

– Направляйте свою лошадку прямо по дороге, – дед махнул рукой, показывая направление, – проедете наши Первые Вешки, потом выедете ко Вторым Вешкам, а за ними как раз и Северный тракт проходит… Не заблудитесь.

– Спасибо, дед, – кивнул я старику и тронул Пурпурную Дымку.

– Интересная у вас, господин сияющий дан, лошадка… – Проговорил дед мне в спину, – Таких-то, поди, и на свете больше нет?!

– Нет, дедушка… – согласился я, не оборачиваясь, – И не будет…

Первые Вешки были невелики, и вскорости деревенька осталась позади. Пурпурная Дымка шла по обочине дороги своей ходкой рысью, а в моей голове продолжал раздаваться ворчливый голос Блуждающей Ипостаси сияющего дана Тона:

«Твоя снисходительность к разного рода кхметам и даже к рабам роняет мой престиж и развращает подвластных мне людей!! Ты никак не можешь понять, что стоишь над ними, и что они должны трепетать перед тобой!! Конечно, ты собираешься покинуть этот Мир и совершенно не думаешь о том, какие усилия придется приложить мне, чтобы потом привести весь мой народ в чувство, заставить вспомнить, кто здесь хозяин!..»

Призрак бубнил таким образом у меня над ухом наверное с час, я даже перестал воспринимать отдельные слова – в голове у меня поселился некий нескончаемый гул. Наконец мне это надоело!

– Слушай, Блуждающая Ипостась сияющего дана, ты ведь всего-навсего… э-э-э… незримый призрак! Сияющий дан Тон не только мертв, от него не осталось даже тела, которое можно было бы похоронить, только голос, способный надоедать моей бедной голове. Каким образом ты собираешься «приводить в чувство» своих подданных, если тебя нет?! Нет!! НЕТ!!! После того, как я оставлю эти доспехи в Трольих горах, тебя никто, никогда, нигде даже не услышит! А если призрак дана Тона способен обходиться без этого зачарованного железа, так пусть он мотает отсюда и ищет себе другого «проводника» своей личности!!!

Блуждающая Ипостась пробормотала странную… неожиданную фразу: «Я еще может быть достану себе тело!» – А затем заткнулась, и на мою исстрадавшуюся голову наконец-то опустилась тишина.

Через несколько минут после этого впереди показалась еще одна деревенька, чуть больше той, которую я совсем недавно миновал. Здесь я не стал никого расспрашивать, поскольку и без того знал дорогу, а встреченные мной восемь-десять селян кланялись настолько низко и подобострастно, что не дали возможности призраку снова заныть о падении уважения к его особе.

Вторые Вешки также остались за моей спиной, и почти сразу же я увидел коричневые каменные плиты Северного тракта данства. Перевалив через глубокий кювет, Пурпурная Дымка ступила своими лапами на теплые камни дороги и остановилась. Я огляделся. Слева, метрах в ста от того места, где я выехал на тракт, виднелся большой, приземистый одноэтажный дом, в котором я мгновенно узнал недоброй памяти харчевню под вывеской «У кузнечика», однако заезжать туда мне почему-то очень не хотелось, а потому я повернул свою лошадь вправо и негромко произнес:

– Время обеда еще не настало, так что мы вполне можем проехать еще пару десятков километров!

Умница Пурпурная Дымка тряхнула своей полупрозрачной головой и двинулась вперед.

День был все так же пасмурен, и настроение мое вполне соответствовало погоде. Блуждающая Ипостась более не мешала мне размышлять, так что в голову мою полезли самые разные мысли. Но постепенно круг моих размышлений сузился, и мысли закрутились вокруг одной единственной темы.

«Похоже, я сделал крупную ошибку, что вообще сунулся сюда! Никаких инфекционных заболеваний в этом Мире нет, никогда не было, так что наш N-ский феномен к здешним… „феноменам“ не имеет никакого отношения… Просто потерял время… просто истрепал себе нервы и… устал… Бессмыслица какая-то!.. Ладно, мне бы теперь только добраться до этих самых Трольих гор и найти место перехода – уберусь к себе, в мой родной N-ский район, а здешние даны, кхметы, эльфы, тролли, гномы и… иже с ними пусть сами разбираются со своими войнами, своей магией и своей… ненавистью! Ненавистью?!! Действительно – ненавистью!! Мощный дан Когг, который ненавидел меня… то есть сияющего дана Тона, ненавидел гномов… Вольный кхмет Смига, который ненавидел любую нечисть, и пользовался ее услугами, и предавал эту нечисть магическому огню!.. Вольный кхмет Корда и его друзья, которые ненавидели всех и вся, были готовы убить любого за медный грош!.. Сияющая дана Хольна, ненавидевшая своего собственного мужа, ненавидевшая глубоко, самозабвенно!.. Странный Мир, в котором, похоже, каждый лелеет свою НЕНАВИСТЬ!..»

И тут я невольно вздрогнул. Из-за недалекого куста до меня донесся знакомый хрипловатый, шепелявый дискант:

«Вот в ком нет ненависти! – Мгновенно подумал я… – Или, все-таки есть?!»

продолжал напевать невидимый за кустом Фрик. А когда я объехал куст и увидел сидящего под ним шута, он поднял голову и спокойно, почти не заикаясь, проговорил:

– Ну, куда же вы делись, господин сияющий дан?.. Я уже устал вас поджидать!

– Да вот, знаешь ли, все дела… – с улыбкой ответил я.

– Дела? – Беззубо улыбнулся в ответ Фрик, – какие дела?!

– Какие дела?.. – Переспросил я и ответил сам себе, стирая с лица улыбку, – ненавистные!..

– Тогда из-за них и не стоило задерживаться. – Серьезно проговорил шут.

– Постой, – спохватился я, – а что, собственно говоря, здесь делаешь ты?!

– Я же сказал – поджидаю вас, – удивленно пожал плечами Фрик, – как только Мара мне сообщила, что вы покинули столицу и отправились в Вольнов, я немедленно последовал за вами. Но на постоялом дворе в Ушицах, в селе у развилки, – шут ткнул пальцем в ту самую сторону, куда я направлялся, – вас не видели, а значит, вы до Ушиц не добрались. Вот я и вернулся немного назад, чтобы вас подождать здесь!

– Выходит, ты оставил Мару одну в Меране! – Недовольно покачал я головой, – это не есть хорошо!!

– Мара – девочка умная и вполне обойдется без старого рифмоплета. Да и деньги у нее есть, и работу она нашла, так что за нее можно не беспокоиться. – Шут внимательно посмотрел на меня и, чуть растягивая слова, добавил, – а вот вы, господин сияющий дан, нуждаетесь в поддержке. Тем более, что и направляетесь вы в такое нехорошее место!

– И эту необходимую поддержку мне собираешься оказать ты?!

Я был несказанно удивлен.

Фрик неторопливо поднялся с земли, отряхнул, видимо, приобретенные в столице, вполне приличные штаны и шагнул на коричневые камни тракта.

– Ну, поддержку – не поддержку, а путешествие я вам скрашу! Ибо, как сказал мудрец – Одиночество вдвое увеличивает путь, добрая беседа вдвое сокращает его!

– Хорошо, – согласился я, – но давай договоримся таким образом – беседовать мы с тобой будем только до Трольих гор, а вот в горы ты со мной не пойдешь!

– Почему?.. – Быстро спросил Фрик.

– Мне не хочется лишать Высокое данство его будущего классика! – Усмехнулся я.

Фрик склонил голову на бок и задумчиво проговорил:

– Мне кажется, что в Трольих горах для моей персоны самое безопасное место. Вряд ли мощный дан Когг или любой другой дан сунется туда. А если они и сунутся, то наверняка им будет не до поэзии и поэтов… другие заботы будут их одолевать!

Он искоса посмотрел на меня и вдруг пожал плечами:

– Хотя, может быть господин сияющий дан и прав… Но ведь я не на службе господина сияющего дана, и как только сочту нужным, немедленно покину его сияющую особу!

Тут Фрик шутовски поклонился, развернулся и двинулся вперед по коричневым плитам.

Пурпурная Дымка тронулась следом, и около километра мы проехали в тишине, нарушаемой лишь едва слышным мурлыканьем шута – он продолжал напевать свою песенку. А затем я не выдержал.

– Мне кажется, ты обещал сокращать мой путь беседой?.. Так что же ты молчишь?..

– Я не молчу, – не оборачиваясь прошепелявил Фрик, – я творю!

– Творишь? – Удивился я, – что, прямо, вот так, на ходу?

– А ты считаешь, что творить можно только сидя в удобном кресле, в теплой комнате, с бокалом вина под рукой и теплой женщиной на коленях?! – Весело пришепетывая переспросил Фрик, незаметно переходя на «ты».

– Ну, с бокалом вина под рукой и теплой женщиной на коленях вряд ли можно натворить что-либо путное, хотя именно теплую комнату и удобное кресло я и имел в виду.

– И ошибся! – Довольно воскликнул шут, – в теплой комнате и удобном кресле можно сотворить нечто очень красивое, приторно сладкое, назидательно-умное, вот с такой вот моралью, – он не замедляя шага наклонился и мазнул своей ладонью где-то на уровне собственных щиколоток, – и бесконечно лживое!!!

– Ну… э-э-э… почему же обязательно лживое? – Слегка растерялся я.

– Потому что истинное слово рождается в истинной жизни: в грязи трущоб и рвани нищих, на широких рынках и истоптанных в пыль дорогах, среди людей живущих, а не ищущих в жизни смысла, правды, красоты…

– Ну-ну, дорогой мой, – воскликнул я, перебивая шута, – ты договорился до полной бессмыслицы! Каждый человек, способный думать о чем-то кроме жратвы, выпивки и блуда, ищет смысл жизни, правду жизни, красоту жизни.

– Да?.. – Шут бросил быстрый взгляд через плечо в мою сторону, – а чего их искать?.. Смысл жизни у каждого свой, и если кто-то говорит, что не видит этого смысла или не знает его – он, скорее всего, лукавит. То же самое и с правдой жизни – у сияющего дана она своя, у нищего кхмета – своя и у поэта – своя. Каждый отлично знает свою правду и крепко за нее держится. А красота?.. Что ж ее искать – вот она!..

И Фрик широко раскинул руки, словно хотел обнять все окружающее!

Я оторвал взгляд от неказистой фигуры шута и посмотрел вокруг. Широкая коричневая полоса северного тракта рассекала надвое темно-зеленую равнину, справа отороченную почти черной зубчатой канвой далекого леса, а слева подпираемую невысокими пологими холмами. Впереди, далеко, на самом горизонте, вставали горы – темные снизу и с розово подсвеченными солнцем вершинами. Картина и впрямь открывалась великолепная, но не далее как в километре, прямо у обочины виднелась широкая приземистая крыша одиноко стоящего здания, и это здание несколько портило пейзаж.

Фрик, казалось, тоже почувствовал, что темная крыша, видневшаяся у обочины дороги, не вписывалось в окружающее благолепие, и потому пискляво проворчал, продолжая разговор:

– Но есть и такие, которые даже истинную красоту стараются испортить… а, может быть им на эту красоту просто наплевать!..

– А что это за сооружение?.. – Поинтересовался я.

Фрик бросил в мою сторону косой взгляд и ворчливо пояснил:

– Это харчевня старого Шиги… Говорят, что когда-то этот самый Шига был капитаном гвардии высшего дана, но мне кажется – это выдумка. Слишком уж мало он похож на воина. Хотя…

– Так может быть, нам в этой харчевне пообедать?.. – Предложил я, прислушиваясь к своему пробуждающемуся голоду.

– Кухня у Шиги неплохая, – раздумчиво проговорил шут, – вино, правда, дрянь, где он только такое достает! Но с вином можно и до Ушиц подождать, там я знаю пару мест!..

И он звонко причмокнул, словно попробовав некоего божественного напитка.

Я настороженно посмотрел в спину шуту – слишком уж ярко было мое воспоминание о Фрике, валявшемся на смятой постели в столичной гостинице и о пяти опорожненных им емкостях из-под вина!

Но шут бодро вышагивал своими коротенькими ножками, и никакие тягостные воспоминания его, судя по всему, не мучили!

Спустя полчаса мы уже подъезжали к дверям харчевни. Ее одноэтажное, приземистое здание сложенное кое-как из разнокалиберных бревен, имело по фасаду шесть крошечных окошек, по три с каждой стороны от двери, а вот боковые стены были глухими. Огороженного двора и дворовых построек харчевня не имела, видимо на ночевку здесь никто не оставался. Метрах в полутора от фасада тянулась коряво сбитая коновязь, к которой было привязано с пяток разномастных лошадей, все под седлами. Судя по сбруе, лошади принадлежали военным людям, а одна из них была просто великолепна – гнедой жеребец с передними белыми бабками, тщательно расчесанными хвостом и гривой, в отделанной серебром сбруе.

Поскольку лошади не были расседланы, я решил, что их хозяева не собираются здесь задерживаться. Соскочив на землю, я решил было тоже привязать Пурпурную дымку к коновязи, но она энергично замотала головой, давая мне понять, что этого делать не стоит. Так что я просто бросил повод на жердину и шагнул на крыльцо харчевни.

Пока я рассматривал чужих лошадей и занимался собственной, шут успел проскользнуть внутрь, и я ожидал увидеть его уже за столом в окружении кувшинов с «мерзким» вином, но когда я поднялся на крыльцо, дверь внезапно распахнулась и Фрик вывалился наружу, прямо, можно сказать, в мои «объятия». Причем, было ясно, что его из харчевни просто вышвырнули. Я успел подхватить его подмышки и помочь удержаться на ногах, но когда он поднял ко мне свою физиономию, на ней был написан такой ужас, что с моих губ непроизвольно слетел вопрос:

– Кто это тебя так напугал?!

Фрик дернул головой, вцепился в мою руку и торопливо зашептал:

– Нам не надо туда ходить!.. Там мощный дан Когг со своими головорезами!.. Он меня в темноте не узнал, а верзила, тот что стоит в дверях на страже, спасибо ему огромное, очень быстро вышвырнул меня прочь!! Так что, если мы немедленно уберемся отсюда, они не бросятся за нами в погоню!!!

И шут с неизвестно откуда взявшейся силой потащил меня с крыльца.

Однако я уперся.

– Сияющий дан Тон никогда, ни от кого не бегал и не побежит!!! И тебе стыдно бегать от какого-то там Когга, а тем более от его висельников – это же обычные бандиты, которые сами боятся любого, прямо глядящего им в глаза! А ты – поэт! Твоя поэзия должна вдохновлять людей! Кого же вдохновит твое позорное бегство?!

– Тех, кто предпочитает живого поэта, способного написать еще много нового, мертвому дураку, не способному написать уже ничего!.. – Пыхтя, сопя и заикаясь ответил Фрик.

Но я уже его не слушал. Ухватив его за опояску штанов, и приподняв над полом, я что было силы саданул стальным сапогом в дверное полотно, и оно с жалобным всхлипом распахнулось.

Первым в таверне появился, естественно, Фрик, и в то же мгновение раздался грубый, хриплый бас:

– Я же тебя только что выкинул, грязный попрошайка!! А ты, видимо, не только нищий, но и глупый?! Щас я тебе ума добавлю!!

Всклокоченный рыжий верзила в засаленной куртке на голое тело и спущенных под огромный живот штанах стоял слева от дверного проема, так что, чуть опустив левую руку, в которой у меня висел шут, я освободил необходимое оперативное пространство для своей правой. Мой облитый сталью кулак описал короткую дугу, а рыжая голова верзилы более длинную и в другую сторону. Через мгновение этот «дворецкий» спокойно и безмятежно улегся вдоль стеночки, и только огромное брюхо колыхалось, показывая сколь резким был для него переход из вертикального положения в горизонтальное.

Я вошел, наконец-то, в харчевню и поставил шута рядом с собой.

Большой, в пол дома зал, был практически пуст. Шесть фасадных окошек давали крайне мало света, а другого освещения в зале не наблюдалось. За дальним столом, в самом темном углу расселась компания из шести человек, одетых в темную жесткую кожу. Во главе стола действительно восседал огненно рыжий дан Когг все в том же ярко-красном кожаном костюме, который я видел на нем в нашу первую встречу. Его мясистое, толстогубое лицо, вымазанное жиром и какой-то приправой, расплывалось в довольной улыбке, а выпуклые стеклянно-голубые глаза обегали собутыльников. Компания шумно наслаждалась обильным обедом и не обратила ни малейшего внимания на наше с Фриком появление. Рядом с их столом, ссутулив плечи и согнувшись в пояснице, стоял высокий, худой мужчина в свободной, бесформенной рубахе и широких темных штанах. Судя по не совсем чистому переднику и длинной тряпке, переброшенной через согнутую руку, это был сам хозяин харчевни.

Все так же не замечаемые веселящейся компанией, мы с шутом прошли к пустому столу у противоположной стены и уселись на тяжелые дубовые табуреты. Однако, никто нас, похоже, не собирался обслуживать, а потому я грохнул кулаком по толстой столешнице и гаркнул во весь голос:

– Эй, хозяин, нас здесь покормят, или мне придется раскатать по бревнышку этот храм желудка!!!

Хозяин, видимо никак не ожидавший появления еще каких-либо посетителей, подпрыгнул на месте и быстро повернулся в нашу сторону. И сразу же раздался мощный голос дана Когга:

– Нам кто-то мешает?! Эй, Голое Пузо, ты что там, заснул у дверей?!! Почему мимо тебя шастают всякие проходимцы и…

Тут рыжий дан неожиданно замолчал, а затем удивленно поинтересовался:

– А где Голое Пузо?!

Один их его собутыльников поднялся из-за стола и потопал в сторону входной двери. Остановившись над лежащим «дворецким», он несколько секунд недоуменно его разглядывал, а затем, повернувшись в сторону своего хозяина, удивленно прохрипел:

– Господин мощный дан, а Голое Пузо… это… лежит!.. И морда у него… это… вся синяя!..

– Помер что ль?.. – Совершенно безразличным тоном поинтересовался Когг.

– Да нет, дышит…

– Тогда, почему лежит?..

– Видно, его положили…