Все в твоей голове. Экстремальные испытания возможностей человеческого тела и разума Карни Скотт

Глава 7

Пушкой по воробьям

В прошедшем столетии появление большого количества доступной еды, климат-контроля и переработанных продуктов вызывало во всем мире эпидемию ожирения и постоянный рост заболеваемости диабетом. Только в Соединенных Штатах на лечение диабета ежегодно расходуется 245 миллиардов долларов. Почти у 35 % американцев есть лишний вес, да и жители других стран мира не отстают: у 39 % остального населения планеты наблюдается избыточный с медицинской точки зрения вес[7]. Мы тратим состояния на экстремальные диеты, а когда они не помогают, миллиарды долларов на пересадку почек и диализ. Мы перепробовали почти все, чтобы предотвратить катастрофу: от изобретения лекарств, ограничивающих количество жира, усваиваемого организмом, до амфетаминов, которые разгоняют обмен веществ, и даже намеренно заражали себя глистами. И все же ничего не помогло, и коллективный объем талии продолжает расти.

Потом, в 2011 году, ученые из Гарварда обнаружили, что бурый жир — это не просто рудиментарная ткань, доставшаяся нам в процессе эволюции, а то, что почти любой может сформировать и использовать. Это стало проблеском надежды в разгар суровой и беспощадной эпидемии. В течение года Национальные институты здравоохранения издали новое распоряжение о помощи в финансировании фундаментальных исследований базовых механизмов функционирования бурой жировой ткани. Это было предпринято с одной лишь долгосрочной целью: создать лекарственное средство, максимально усиливающее свойства бурого жира, чтобы не тратить время на пребывание на холоде. Фармацевтическая компания, которая первой разработает лекарственный препарат, форсирующий жиропоглощающие свойства бурой жировой ткани без изменений в сидячем образе жизни американцев, не только принесет обществу огромное благо, но и заработает миллиарды долларов. И началась погоня за чудесным лекарством.

Первоочередной задачей было понять, как именно работает бурый жир. Поскольку его наличие у человека обнаружили совсем недавно, об основных принципах его действия имелись по большей части несколько смутные представления. Однако в общих чертах процесс казался довольно простым. Как только нервные клетки кожи определяют, что снаружи холодно, они по цепочке нейронов, ведущих к вегетативным центрам мозга, направляют химический сигнал о подготовке к разогреванию организма. У мозга есть несколько возможных вариантов, как поступить с этой информацией. Он может попросту проигнорировать этот сигнал, рассчитывая, что запасов белого жира в организме достаточно для теплоизоляции, а поскольку реальной угрозы нет, мозг ничего не предпринимает. Еще мозг может заставить работать отдельные мышцы — вы задрожите, и организм механически разогреется. Кроме того, мозг может ускорить обмен веществ, и бурый жир начнет поглощать белый жир из запасов, сжигая его и преобразуя в тепловую энергию. Или же он запустит все три механизма одновременно.

Чувствительные нервы передают сигналы в мозг, но есть еще и сознательная составляющая. Когда вы чувствуете холод, то ощущаете легкий озноб, из-за чего сознание может опередить вегетативные реакции, и вы начнете двигаться, включите обогреватель или наденете что-нибудь. В любом случае за какие-то минуты все сигналы и ощущения выливаются в последовательный выброс гормонов и нейромедиаторов, которые циркулируют от кожи к мозгу, запуская тот или иной вариант разогревания организма.

Теоретически лекарство может напрямую активировать бурый жир, имитируя определенный нейромедиатор, который химическим путем отправляется из мозга и активизирует бурую жировую ткань. Человеку нужно просто принять таблетку или сделать укол, не испытывая никакого дискомфорта, какой бывает при воздействии холода, — и его организм начинает сжигать обычный белый жир.

Загвоздка в том, чтобы определить правильную последовательность нейромедиаторов и химические пути их распространения. Одна компания из Бостона планирует создать особую линию стволовых клеток, которые будут превращать клетки белого жира в клетки бурого, так что в организме пациентов окажется достаточно бурой жировой ткани, чтобы способствовать пассивному термогенезу. А в одной хьюстонской компании уверены, что у них есть многообещающий вариант такого лекарства, которое будет имитировать действие подходящего нейромедиатора и активизировать бурую жировую ткань. А вот исследователи из района залива Сан-Франциско обнаружили, что в определенных условиях окружающей среды организм пока неизученным путем запускает процесс «побурения» белого жира (точнее, придает ему оттенок хаки).

Некоторые из недавно полученных результатов особенно поражают. Кевин Филлипс, доктор наук, доцент кафедры молекулярной и клеточной биологии Бэйлорского медицинского колледжа, начал размышлять, как же грызунам, в отличие от других животных, удается при подготовке к спячке преобразовывать запасы белого жира в бурый. Филлипсу и его коллегам было известно, что из-за гиперактивности щитовидной железы людям становится тяжелее переносить жару, тогда как при ее гипоактивности люди становятся особо восприимчивыми к холоду. Он задумался: быть может, в щитовидной железе-то и кроется загадка активизации бурого жира. Он получил синтетический тироидный гормон, GC-1, который должен вырабатывать в буром жире белок UCP1. Этот белок — крайне важный элемент, благодаря которому бурая жировая ткань расщепляет клетки белого жира, преобразуя их в тепло. Филлипс взял мышей, генетически запрограммированных на ожирение (по-видимому, в научно-исследовательских лабораториях можно запросто разжиться специально выведенными мышами, отвечающими каким угодно условиям), и половине из них ввел экспериментальный препарат. Через 20 дней мыши, получившие дозу GC-1, потеряли почти половину запасов белого жира, тогда как контрольная группа даже набрала вес. Чтобы наглядно продемонстрировать изменения, в ноябрьском выпуске Cell Reports за 2015 год он опубликовал фотографии, на которых рядом с печального вида толстым комком шерсти с распластавшимся по белому столу животом была запечатлена подтянутая мышь, почти вдвое меньше своей товарки.

Эти две генетически идентичные мыши несколько дней находились в холодном помещении. Мышь слева получила препарат GC-1, который стимулирует образование бурого жира и активизирует его. Мышь справа относится к контрольной группе. Результаты говорят о том, что бурый жир — возможно, ключевой фактор снижения веса. (Фото: Кевин Филлипс)

Помимо поразительной потери веса мыши с активной бурой жировой тканью обладали врожденной устойчивостью к холоду, тогда как у контрольной группы такой способности не было. В ходе теста на холодоустойчивость Филлипс, поместив обе группы мышей в охлаждаемую до 4 °C клетку, измерил у них температуру тела. Через восемь часов у контрольной группы с ожирением температура упала до смертельно низкой, характерной для гипотермии. Мыши, получившие дозу GC-1, продержались 15 часов, не проявляя никаких признаков усталости. Филлипс опубликовал эти результаты в издании Cell Reports, а затем в ведущих средствах массовой информации, вызвав большую шумиху: ведь он открыл препарат, который, возможно, вскоре прославит бурый жир и станет просто волшебной таблеткой. Он планирует продолжить исследования на низших приматах, а если они окажутся успешными, то и на людях.

Когда-нибудь с помощью одной таблетки вполне можно будет изменить свой организм так, что он будет вырабатывать массу бурого жира, но все же не стоит торопиться, объявляя ее лекарством от всех болезней современного мира. Любой препарат, даже тщательно разработанный лучшими учеными планеты, — это в лучшем случае громоздкий механизм клеточно-специфической доставки. Передающие цепочки в нервной системе немного схожи с пазлом в том, что один нейрон активирует соседний, выделяя определенное химическое вещество непосредственно в пространство между ними. Это пространство называется синапсом, и, для того чтобы запустить запрограммированный биологический процесс, эта процедура повторяется миллионы раз подряд.

С помощью лекарств можно попытаться взломать эту цепочку, заполонив весь организм потоком синтетических гормонов, которые принимают правильную химическую форму, но входят в цепочку в неправильном порядке. К сожалению, в распоряжении организма лишь ограниченное число рецепторов и форм, и тот же белок или нейромедитор, предназначенный, скажем, для активизации бурого жира, может иметь также чрезвычайно большое значение для протекания совершенно иных процессов в другой части тела. Обычно дефицит химических форм не представляет проблемы, потому что пути их распространения не пересекаются и активируются по отдельности. Но когда лекарство вносит в кровообращение негативную молекулу, невозможно предсказать, где она окажется. Она, конечно, может отыскать нужное место на пути к бурой жировой ткани, однако вероятно и то, что молекула прикрепится в другом месте, нарушая процесс. Другими словами, у всех лекарственных препаратов есть побочные эффекты. Лекарственный подход — это в каком-то смысле попытка стрелять из пушки по воробьям. Разумеется, воробья можно убить и из пушки, но, кто знает, кого еще зацепит снарядом.

В ходе опытов и клинических испытаний ученые пытаются максимально снизить и исключить возможность побочных эффектов. Но каждый, кто читал медицинскую литературу почти о любых имеющихся на рынке лекарствах, знает, что всегда есть вероятность возникновения непредсказуемых реакций.

Активизация бурой жировой ткани с помощью лекарств может не произвести ожидаемого эффекта еще по одной причине, и она связана с тем, что между большинством лабораторных исследований и сложной работой человеческого организма есть принципиальная разница. Живые существа воспринимают мир через ощущения. Мы чувствуем давление, холод, боль и тепло. Мы видим и слышим, и с помощью всех этих ощущений мы анализируем окружающий нас мир. Однако точно определить эти ощущения с медицинской точки зрения невозможно. Так же как невозможно коснуться мысли и пощупать боль с помощью микроскопа или зонда, наука пока не знает способа преодолеть расхождение между телом и сознанием.

Как проницательно заметил Гален Строусон, писатель и преподаватель философии в Техасском университете, в своей статье, опубликованной в New York Times в мае 2016 года, немецкий философ Готфрид Вильгельм Лейбниц еще в 1714 году очень живо описал это расхождение. «Сознание необъяснимо механическими принципами, т. е. формами и движениями, — писал Лейбниц. — Если мы вообразим себе машину, устройство которой производит мысль, чувство и восприятия, то можно будет представить ее себе в увеличенном виде с сохранением тех же отношений, так что можно будет входить в нее, как в мельницу. Предположив это, мы при осмотре ее не найдем ничего внутри ее, кроме частей, толкающих одна другую, и никогда не найдем ничего такого, чем бы можно было объяснить восприятие».

При научном подходе ощущения и мысли приравниваются к химическим сигналам и физическим процессам. При таком упрощении ощущениям невозможно приписать какой-то смысл. Кроме того, если обращать такое пристальное внимание лишь на отдельные неврологические пути, можно упустить из виду слияние физических взаимодействий с окружающей средой, что, в свою очередь, формирует общую биологическую картину. Как отмечается в исследовании Филлипса, щитовидная железа, несомненно, играет некоторую роль в том, как люди реагируют на температуру окружающей среды. Холод может служить толчком к выработке бурого жира, но он может также вызвать и ряд других реакций в организме, в зависимости от того, какая биологическая стратегия кажется подходящей в данный момент. Другими словами, даже если прием лекарства не сопровождается побочными эффектами, нет причин считать, что единственная польза от воздействия холода — это лишь выработка бурого жира.

Воутер ван Маркен Лихтенбельт, преподаватель энергетизма и охраны здоровья из Университета Маастрихта в Нидерландах, постарался с научной точки зрения подойти к вопросу о том, как люди приспосабливаются к разным условиям окружающей среды. Несколько месяцев я пытался связаться с ним, однако мне не удалось найти время, когда бы наши графики совпадали. Когда в конце концов мне все же удалось связаться с ним по мобильному, хотя соединение было очень плохим, он ехал по своему обычному маршруту на велосипеде из дома в лабораторию. В трубке мне было слышно, как взвизгнули тормоза, когда он остановился где-то под эстакадой.

— Тут настоящая пещера, — заметил он, глядя в черноту. — Кажется, у меня есть компания: вокруг летучие мыши.

Подходящее место. В Голландии зима, и все летучие мыши вокруг него в глубокой спячке. Летучие мыши и многие другие мелкие зверьки, чтобы сохранить энергию, не дрожат, а согреваются, сжигая белый жир.

— Почти десять лет я занимался процессом образования тепла без дрожи и почти все это время пытался сделать какое-нибудь сенсационное открытие в области обмена веществ, — заявил ван Маркен Лихтенбельт.

Цель его изысканий — понять, какие изменения условия окружающей среды вносят в организм. Лекарственные препараты предназначаются для воздействия на определенные физические процессы, корректируя их и излечивая отдельные острые недомогания, а ван Маркен Лихтенбельт рассматривает эпидемию диабета и ожирения с точки зрения термодинамики. Причина обоих заболеваний — избыток энергии в организме. А когда энергии слишком много, организм начинает функционировать неправильно. Это — физика. И, по сути, есть всего три способа исправить это: можно уменьшить количество поступающей в организм энергии, сократить эффективность поглощения этой энергии организмом или повысить скорость, с которой организм ее использует. Большинство диет основано на первой стратегии. Чтобы сбросить вес, можно просто значительно сократить потребление пищи. Воздействуя на входящую составляющую этого соотношения, можно на время добиться некоторых успехов, но чаще всего, пытаясь ограничить себя в калориях, люди со временем возвращают потерянные килограммы. Некоторые лекарственные препараты нацелены на выполнение второй стратегии: они корректируют эффективность переработки пищи организмом. В 1920-х годах в журналах рекламировали глистов, которых нужно было, проглотив, поселить в организме. Благодаря глистам люди могли есть что угодно и худеть. Однако паразиты не самые безвредные сожители, и такое лечение нередко приводило к серьезной анемии и дефициту питания. Современная версия этой же задумки представлена препаратом «Ксеникал». Он помогает искусственно ограничить количество жира, которое человек в состоянии рационально переработать в процессе обмена веществ. Предположительно, именно с помощью этого препарата худел Билл Клинтон, посидев на президентском рационе из Биг-Маков. Это средство эффективно сокращает количество усваиваемых калорий, однако у него есть неприятный побочный эффект: все излишки энергии тут же преобразуются в маслянистые отходы. Практически же это означает, что всего пара лишних полученных из жира калорий — и пациент на полусогнутых, мелкими перебежками, мчится в ближайшую уборную. Последний вариант — это, разумеется, ускорение метаболизма.

Ван Маркен Лихтенбельт полагает, что лучше всего этому способствует сочетание спорта с закаливанием холодом.

По сути, диабет — это заболевание, при котором организм не справляется с тем количеством сахара, которое попадает в кровь. Когда уровень сахара в крови повышается, у здоровых людей вырабатывается больше инсулина, который контролирует приток сахара. Но у людей, страдающих диабетом 2-го типа, вырабатывается резистентность к инсулину, и уровень сахара повышается. Излишек сахара нарушает работу организма: конечности отекают, формируются злокачественные очаги поражения, кисти и стопы немеют, а в конце концов разрушаются почки. Врачи называют это заболевание «сахарным раком». В 2015 году ван Маркен Лихтенбельт нашел восьмерых мужчин чуть младше 60 лет с лишним весом и диабетом 2-го типа и решил подвергнуть их испытанию, чтобы проверить, как их организм отреагирует на воздействие холодом. Мужчин одели в шорты и усадили в помещении, охлажденном до 14 °C, т. е. до температуры, едва превышающей ту, при которой начинается бесконтрольная дрожь. Десять дней подряд они проводили на холоде по шесть часов, а врач отслеживал уровень выработки инсулина и содержание сахара в крови. В конце испытания он с помощью ПЭТ-КТ измерил у них уровень содержания бурой жировой ткани. Как и предполагалось, в конце испытания у всех мужчин наблюдались колоссальные улучшения в переработке сахара в процессе обмена веществ: благодаря воздействию холода сахар у испытуемых выводился из крови на 43 % эффективнее, чем в начале испытания.

Другими словами, всего за две недели благодаря воздействию холода симптомы диабета практически исчезли. Ван Маркен Лихтенбельт, будучи одним из первых исследователей бурой жировой ткани, предсказывал, что метаболические изменения будут происходить по мере того, как будет увеличиваться содержание у испытуемых бурого жира, однако когда пришли результаты ПЭТ-КТ, оказалось, что у большинства мужчин содержание бурой жировой ткани было таким же, как и в начале испытания. Благодаря воздействию холода улучшилось общее состояние испытуемых, однако сенсационные результаты, которых ван Маркен Лихтенбельт пытался достичь, вероятно, были связаны с чем-то иным. Единственное заключение, к которому ему удалось прийти, состояло в том, что организм испытуемых нашел способ адаптироваться к низким температурам, отличный от того, которого ожидал ученый. Так что хотя результаты его исследования и имели огромное значение для лечения диабета, но основополагающий механизм тем не менее был окутан тайной.

Чудесные свойства бурой жировой ткани — это лишь одна из множества стратегий, к которым может прибегать организм для выполнения одних и тех же задач. Человеку с большим лишним весом и избыточным слоем теплоизолирующего белого жира необязательно разгонять обмен веществ, чтобы противостоять холоду. Сам слой жира защищает организм от умеренно низких температур[8]. Однако люди, которые и так в хорошей форме, гораздо быстрее реагируют на низкие температуры, из-за чего их организму, чтобы выжить, приходится вырабатывать бурую жировую ткань. Когда ван Маркен Лихтенбельт провел цикл биопсии, целью которого было изучить механизмы, помогающие испытуемым, оказалось, что обычные мышцы тоже при необходимых условиях могут видоизменяться и подвергать другие клеточные митохондрии гиперстимуляции, достигая таким образом тех же результатов, что и при активизации бурой жировой ткани. Человеческое тело — сложный и таинственный организм, и даже если результаты одинаковые, оно по-разному реагирует на разные способы воздействия. Однако результаты этого исследования, как ничто другое, доказывают, что, хотя лекарственный препарат и способен активировать отдельно взятый путь выработки тепловой энергии для сжигания лишних калорий, все же прием лекарств не самое лучшее решение. Вместо того чтобы стимулировать организм с помощью инородных средств, пожалуй, эффективнее запустить правильные и предсказуемые реакции с помощью природных условий.

Справедливости ради отметим, что у ван Маркен Лихтенбельта были подозрения, что, хотя бурый жир, возможно, и имеет большое значение, это необязательно единственный фактор для проявления масштабных метаболических изменений. Как, по-видимому, почти у каждого биолога в Нидерландах, в начале своей карьеры у него была возможность познакомиться с любопытной физиологией Уима Хофа.

Пожалуй, по самому счастливому стечению обстоятельств, которое только может представиться исследователю метода Хофа, оказалось, что у него есть однояйцевый брат-близнец, Андре. В ходе предыдущих обследований физиологических особенностей Уима Хофа выяснилось, что у самого «Ледяного человека» гораздо больше бурой жировой ткани, чем у других людей его возраста. У него примерно столько же бурого жира, сколько бывает у мужчин лет двадцати.

Уим Хоф невероятно активен, а его брат — нет. Андре — дальнобойщик, большую часть жизни он проводит в жаркой кабине и ведет сидячий образ жизни. Хотя выглядят они и одинаково, ван Маркен Лихтенбельт предполагал, что из-за почти постоянного нахождения на холоде у Уима содержание бурой жировой ткани должно быть гораздо больше, чем у близнеца. Но когда ученый и Уиму, и Андре сделал ПЭТ-КТ, оказалось, что у них был — что удивительно — очень сходный (высокий) уровень содержания бурой жировой ткани. При этом, несмотря на сходные биологические особенности, способность Уима выдерживать низкие температуры, безусловно, выше, чем у брата. Хотя бурая жировая ткань, по-видимому, играет некоторую роль в его метаболической устойчивости, но определить, какой именно механизм лежит в ее основе, кажется на первый взгляд сложной задачей.

Как и другие наиболее поразительные открытия относительно метода Уима Хофа, все это никак не связано с его обменом веществ. В 2011 году, сделав эпатажное заявление о том, что он может сознательно, по своему желанию подавлять или активизировать иммунную систему, Хоф в Университете Радбуда встретился с голландскими иммунологами Питером Пиккерсом и Маттьисом Коксом. Это по определению невозможно. Ранее в медицине господствовало убеждение, что между вегетативной и соматической нервной системой стоит заслон. Считалось, что иммунная система не имеет никакой связи с мозгом. И все же Кокс с Пиккерсом заинтересовались, а если уж кто и мог проверить утверждения Хофа, то только они. До сих пор профессиональная деятельность Пиккерса была по большей части посвящена разработке тестов для оценки эффективности иммуноподавляющих препаратов. Подавление иммунной системы не лучшая идея, но в некоторых случаях, например, когда человеку пересаживают почку и организм может отторгнуть донорский орган, или на фоне активизации аутоиммунного заболевания, это единственный способ выжить. В 2011 году Кокс был аспирантом Пиккерса, он собирался стать доктором наук и как-нибудь отличиться в медицинском сообществе. Разработанный ими тест был направлен на то, чтобы обмануть иммунную систему, будто бы человек инфицирован смертельно опасным штаммом E. coli. При обычных условиях, если иммунная система обнаруживает E. coli, она начинает вырабатывать антитела и инициирует сильнейшую лихорадку, чтобы предотвратить распространение инфекции. У людей, у которых иммунная система уже ослаблена, например, лекарствами или болезнью, все остается, как прежде, словно ничего не случилось. Так что тест, разработанный им для Хофа, был прост: он введет мертвые бактерии и будет наблюдать за реакцией.

Как я уже рассказывал в главе 1, когда ученые ввели в кровь Хофу раствор, у него не возникло вообще никакой реакции. Этот результат ошеломил ученых, и благодаря этому Кокс защитил докторскую диссертацию по путям распространения противовоспалительных молекул. Если тщательно проанализировать результаты, они будут иметь колоссальное значение для каждого, кто страдает аутоиммунными заболеваниями. Однако научное сообщество было совершенно не готово признать прорыв в медицине и переписывать учебники. Первое и наиболее распространенное замечание по поводу исследования Пиккерса и Кокса заключалось в том, что Хоф — скорее всего, генетическая аномалия. Разумеется, вполне возможно, что Хоф может воздействовать на свою иммунную систему, но он, наверное, просто исключение из правил, своего рода чудо природы, а не чудотворец. Поэтому в 2012 году Пиккерс с Коксом придумали еще один эксперимент. На этот раз они тестировали не Хофа, а велели ему научить своей технике других и хотели посмотреть, достигнут ли его ученики таких же результатов.

Поначалу можно подумать, что найти 30 человек, добровольно согласившихся бы на введение бактерии, из-за которой 99 % испытуемых будет чувствовать себя ужасно, — задача непосильная. Но когда голландские ученые объявили в университетском кампусе о предстоящем исследовании, рассказав студентам, что у них будет возможность учиться у Уима Хофа, заявлений им поступило больше, чем нужно. В ходе исследования добровольцев разбили на две группы. Двенадцать человек контрольной группы должны вести обычную жизнь в Голландии, а вторая группа из 18 человек на десять дней отправится в Польшу учиться техникам Хофа, включая ледяные ванны и дыхательную практику. Как и следовало ожидать, в контрольную группу никто не хотел, поэтому Хоф сам вызвался после окончания эксперимента обучить своему методу тех, кто окажется в контрольной группе (т. е. не поедет в Польшу).

Через неделю после того, как я, совершив восхождение на гору Снежка, уехал из Польши, в дом Хофа прилетели трое преподавателей, и Хоф принялся обучать активную группу трем основным техникам: пребыванию на снегу, медитации с сосредоточением внимания в области третьего глаза и последовательному сокращению мышц после гипервентиляции. Они поднимались на ту же гору и парились в той же сауне, что и я. Вернувшись из поездки, добровольцы в течение пяти дней продолжали самостоятельную практику, а затем явились в лабораторию Пиккерса и Кокса, где испытуемым под надзором ученых ввели препарат. Результаты были поразительными.

Даже после столь непродолжительной программы тренировок у активной группы наблюдался положительный уровень эпинефрина, а также повышенное содержание противовоспалительных молекул в крови. У них наблюдалось меньше симптомов лихорадки, которые испытывали участники контрольной группы, а уровень кортизола быстрее пришел в норму. Вот цитата из позднее опубликованной в Proceedings of the National Academy of Sciences статьи: «До настоящего времени считалось, что ни вегетативная нервная система, ни врожденная иммунная система не поддаются сознательному влиянию. Результаты данного исследования показывают, что посредством применения техник, изученных в ходе непродолжительной программы тренировок, на симпатическую нервную систему и иммунную систему действительно можно оказывать сознательное влияние». Благодаря этому короткому декларативному заявлению научное сообщество было вынуждено в корне переоценить свое представление об иммунной системе. Статья удостоилась упоминания на сайте издания Nature’s и распространилась в Сети, научно обосновав программу Уима Хофа. Если эти результаты будут подвергнуты дальнейшему научному анализу, то, по-видимому, это окажет значительное влияние на лечение широкого спектра болезней: от аутоиммунных заболеваний до диабета, от бактериальных инфекций до пищевых аллергий и, пожалуй, любых других. Воздействие факторов окружающей среды если и не излечит, то обеспечит значительную динамику в общей картине лечения болезней человека.

Через год сходное, но самостоятельное открытие в области анатомии помогло пролить свет на то, каким образом может осуществляться сознательный контроль над иммунной системой. Обычно иммунная система использует стандартные алгоритмы для выявления и уничтожения инородных объектов. Когда она находит вирус, опухоль, бактерию или — в последние 60 лет — пересаженный орган, она направляет туда белые кровяные тельца, и те поглощают патогенные факторы или уничтожают пораженные клетки. Этот процесс, по сути, протекает одинаково в любой части тела, кроме мозга. Если инфекция преодолевает гематоэнцефалический барьер (скажем, при менингите), организм не в состоянии защититься от вторгшейся бактерии. По всей видимости, виновата в этом эволюция: мозг — попросту слишком хрупкая структура, чтобы иммунная система могла вмешиваться в его работу. А самое главное, оказалось, что между ними стоит заслон. Во всех учебниках по анатомии утверждается, что иммунная система (или, если точнее, лимфатическая система) и мозг четко разделены и между ними нет никакой физической связи.

Однако в 2005 году Джонатан Кипнис, нейроученый из Виргинского университета, заметил, что мыши с сильно поврежденной иммунной системой испытывают еще и серьезные когнитивные расстройства. Оказалось, что мыши с низким показателем числа Т-клеток забывают, как пройти лабиринты, с прохождением которых они прежде без труда справлялись. Кроме того, он выяснил, что при укреплении иммунной системы их умственные способности улучшались. Это навело его на гипотезу о том, что между иммунной системой и общей работой мозга должна быть некая связь, и, возможно, ухудшение когнитивных способностей у людей с ВИЧ или деменцией объясняется ослабленным здоровьем. Однако результаты исследований привели Кипниса в замешательство, потому что они противоречили тому, что мозг и иммунная система никак не связаны. Хотя он и мог продемонстрировать, что при ослабленной иммунной системе работа мозга ухудшалась, никаких анатомических причин тому не было. Поэтому-то он и взялся за то, что сделал бы на его месте любой хороший биолог: он принялся препарировать мышей.

В 2014 году Кипнис начал исследовать позвонки в позвоночнике у мышей и у людей на предмет какого-нибудь канала, через который Т-клетки могли бы установливать связь с центральной нервной системой. Он обнаружил небольшие, заполненные жидкостью лимфоузлы, которых не должно было быть. Они не упоминались ни в одном медицинском труде, и он тут же понял, что сделал большое открытие. В современную эпоху анатомические открытия — невероятная редкость, ведь врачи еще со времен Леонардо да Винчи расчленяли людей, составляя схемы всех внутренних органов. Однако эти мешочки соединялись непосредственно со спинным мозгом и служили для отвода лимфы из центральной нервной системы. В 2015 году результаты его исследования были опубликованы в самом престижном научном издании в мире, Nature, с призывом переписать медицинскую литературу. Там утверждалось: «Присутствие функциональной и классической лимфатической системы в рамках центральной нервной системы предполагает, что существующие догмы относительно резистентности мозга и наличия у мозга иммунных привилегий нужно пересмотреть». Впервые стало очевидно, что мозг и остальной организм не так уж и изолированы.

Если барьера между ними не существует, то даже самым сдержанным ученым придется признать, что по меньшей мере существует вероятность того, что человек может сознательно воздействовать на иммунную систему. На самом деле, как изначально и предполагал Кипнис, в медицинских трудах есть масса примеров того, что из-за шизофрении или даже при умеренных психологических стрессах человек становится более подверженным иммунным заболеваниям. Отчего же эта связь не может быть обратной? Хорошее расположение духа и гармония с окружающей средой должны оказывать положительное влияние на иммунитет.

Самое странное в этих научных открытиях то, что эта идея стала революционной только на страницах взыскательных, оторванных от реальности изданий. Мы же это знали всегда.

Глава 8

А внутри идет дождь

Никто не заметил, когда с потолка начали падать первые капли воды. Я стоял под душем наверху, согреваясь под горячей водой после утреннего погружения в ледяной бассейн Хофа. Этот дом был недавним приобретением предприятия «Ледяного человека», и оставалось еще исправить кое-какие недоделки. И, не считая прочего, сток на полу в душевой постоянно засорялся. Забыв, что могут быть проблемы, я стоял под душем, а вода скапливалась посреди комнаты и, перелившись через мраморный порожек, потекла в коридор. Там, покоряясь силе тяжести, просочилась в щели между досками, на черный пол, а затем протекла на потолок первого этажа. Мыльная вода собиралась в пустотах и пропитывала обшивку комнаты снизу.

Когда Хоф ворвался в душевую, первой моей мыслью было, что он как-то прознал о том, что я осмелился согреться в душе и собирается дать мне нагоняй. И я в знак повиновения должен буду закрыть вентиль и пустить такую воду, которая снова даст встряску моей нервной системе. Вместо этого он, наорав на меня, чередуя то голландские, то английские слова, оттолкнул меня и завернул воду. Я всего второй день в Голландии, а уже залил его новехонький дом.

Завернувшись в полотенце, я пошел вниз, чтобы лично обследовать причиненный ущерб.

На потолке, готовые упасть, висели сотни капель. Постепенно вытягиваясь и тяжелея, они по одной плюхались посреди гостиной. Они закапали диван, гитару и телевизор. Зина, собака Хофа, радостно лаяла на этот импровизированный ливень. В комнате нас было трое: я, Хоф и его рыжий помощник-американец по имени Антон Николя, который только что прошел зимний тренировочный курс в Польше. Мы вместе сдвинули в сторону мебель и, притащив из кладовок тряпки и полотенца, принялись убирать воду. Минуты шли, а ливень становился лишь сильнее. Когда я понял, что потолок может рухнуть, у меня скрутило желудок — это все я виноват. Но когда я взглянул на Хофа, он стоял посреди комнаты под потоками воды, подняв руки над головой. Лицо его осветила широкая улыбка, и он начал кричать.

— Это чудо! Можете поверить, что у меня дома идет дождь? Вот повезло! — повсюду лилась вода, а Хоф плясал, словно какой-то расшалившийся бог дождя. Не такой реакции я ожидал, и в такой ситуации я бы обошелся со своим гостем иначе. Однако для Хофа разрушение дома ознаменовало какую-то необъяснимую радость.

Вернемся на несколько дней назад. Была Черная пятница, день после Дня благодарения, когда вся Америка участвует во всеобщем покупательском разгуле, выворачивая кошельки не в силах противостоять соблазну скидок. Весь прошлый месяц обогреватель у меня неизменно работал при 17 °C, на целых десять градусов меньше, чем год назад, когда жена постоянно корила меня, что, если нагреватель работает, меня не вытащить из кабинета. Прошло почти четыре года после моей первой встречи с Хофом. С начала лета у меня появились успехи в практике, но должен признаться, что со времен нашей первой встречи с Хофом в Польше тренировался я, мягко говоря, нерегулярно. Иногда, проснувшись поутру, я без труда принимался за дыхательные упражнения, а после принимал холодный душ, но порой гораздо проще было протереть глаза и, выпив чашку кофе, взяться за другие дела.

А когда выбился из привычного графика — дни идут, и порой возобновляешь занятия только через неделю. Да кого я обманываю? Бывало, и через месяц. Пожалуй, потому-то я и купил билет, чтобы повидаться с Хофом. Мне нужен был заряд мотивации.

И вот я сидел на взлетной полосе в Денверском аэропорту, глядя в иллюминатор на небо, где решался вопрос, пойдет снег или ледяной дождь. Двигатели гудели, а на самолет, словно полчище роботов из мрачного будущего, опустилась целая стая машин для борьбы с обледенением. Эти механизмы — всего лишь бочоночки с антифризом, которые за тонкие гидравлические рукоятки удерживают рабочие в подъемных застекленных кабинах. Эти хитроумные устройства с помощью пушек распыляли химикаты на крылья. Четыре такие машины покрывали самолет раствором, пока его поверхность не стала такой гладкой, что в ней отражались блики желтых огней аэропорта. Хлопья снега, по несчастливой случайности опускавшиеся на крылья, мгновенно растворялись. В борьбе человека со стихией постоянно открываются новые горизонты. Если не распылять химикаты, лед может нарушить чувствительную аэродинамику воздушного судна и мы рухнем прямиком в воды Атлантики. И тут я начал размышлять, как же пройдет моя битва со льдом. Девять часов с пересадкой в Лондоне — и Энам Хоф, сын Уима и его коммерческий директор, с широкой улыбкой встречает меня в аэропорту Схипхол.

Энам подвел меня к небольшой спортивной «Ауди» и, пока мы ехали по автомагистрали, рассказал, как ему удалось превратить беспорядочное учение своего отца в слаженное — и прибыльное — предприятие под названием «Внутренний огонь». Во время нашей первой встречи в 2012 году Уим еще не обрел всемирной известности. С тех пор благодаря дико популярному документальному фильму из цикла Vice на телеканале HBO, бесчисленным подкастам, сообщениям в печати и, возможно, моей собственной статье в журнале Playboy слава о нем распространилась по всему миру. Будущие ученики хотели знать, как выполнять такие же штуки во льду, а постоянно появлявшиеся научные труды подтверждали его заявления о том, что с помощью его метода можно взять под контроль вегетативную нервную систему. Больше всего этот внезапный интерес подогревался тем, что научиться его техникам было довольно несложно. Нужно лишь чуть-чуть душевной стойкости и сильные мышцы легких. Но благодаря каким магическим силам ледяные ванны, умственное сосредоточение и глубокое дыхание вмешиваются в работу иммунной системы? Наука дает неясные, даже противоречивые объяснения.

Несмотря на то что я познакомился с методом Уима Хофа, мне все же кажется, что все это слишком хорошо, чтобы быть правдой — скептик внутри меня до сих пор сомневается, возможно ли это. Быть может, есть какая-то скрытая, труднопостижимая техника, которая мне пока неизвестна. Должно быть что-то еще. Одно дело, встречаться с уже состоявшимися спортсменами, которые заявляют, что благодаря этому методу они вышли на новый уровень, и совсем другое — выйти на этот уровень самому. Жалкого горнолыжного спуска в Польше недостаточно. Мне нужно покорить собственный Эверест, совершить какой-нибудь невероятный подвиг, с которым я бы справился самостоятельно, чтобы потом взирать на мир, чувствуя себя чуть сильнее, чем мне это позволено.

В январе Хоф планировал всего за два дня подняться нагишом на вершину высочайшей горы Африки, Килиманджаро, которая возвышается на 5800 м над уровнем моря. С точки зрения восхождения маршрут вовсе не так сложен, но то, каким образом это делает Хоф, — становится серьезным испытанием человеческого характера. Килиманджаро устрашает не обвалами породы и не длинными подъемами на тросах по голым каменным стенам, а большим числом случаев высотной болезни в экспедициях. Путешественник бредет все выше и выше, воздух становится все более разреженным, а атмосферное давление опускается. В конце концов, в воздухе становится так мало кислорода, что его не хватает для циркуляции по всему организму. Головокружение превращается в полноценную горную болезнь, сердце сбивается с ритма, а легкие наполняются жидкостью, пока не станет невозможно дышать. Каждый год при восхождении на Килиманджаро пятеро из десяти человек погибают. Чтобы предотвратить появление этого недомогания, совершающие восхождение туристы постепенно акклиматизируются по дороге к вершине, поднимаясь с передышками, давая организму время выработать больше красных кровяных телец и привыкнуть к разреженному воздуху. Или же они принимают лекарственный перепарат «Диамокс», который помогает адаптироваться к высоте. Как правило, восхождение на Килиманджаро занимает не менее пяти дней, и еще три-четыре дня на обратный путь. Даже при таких темпах это удается лишь 45 % из тех, кто пытается добраться до вершины. Хоф утверждал, что при концентрации и сосредоточенном дыхании у нашей группы из 20 человек получится подняться на вершину с таким темпом, какой большинство сочтет безрассудством. Но, кажется, такое-то испытание мне и нужно, чтобы доказать, что тренировки и вправду изменили меня.

Но тут на моем пути встало препятствие. Несколько месяцев назад по не вполне понятным мне причинам Энам отверг мою просьбу сопровождать Уима к вершине. Всякий раз группа на восхождение загадочным образом бывала уже сформирована, и в списках не было места. У меня было ощущение, что тут что-то кроется, и, отправляясь в Голландию, я в том числе намеревался зарезервировать место в экспедиции.

Из Амстердама в тренировочный центр ехать почти час. Энам вел свой спортивный автомобиль по плотно забитой автомагистрали, лавируя между машинами эконом-класса и ловко притормаживая перед автоматическими камерами, установленными для отлова таких лихачей, как он. Центр находился на окраине крошечной деревушки под названием Стро. Организация приобрела его всего пару недель назад. Это один из признаков того, что в последние четыре года дела у Уима Хофа заметно пошли в гору. На рассвете своей деятельности Хоф пострадал от целой череды неудачных сделок своих управляющих, вовлекших его в рискованные предприятия, привлекательные для газетных заголовков, но больше похожих на цирковые аттракционы, чем на чудо метаболизма. Когда он преодолел большую часть пути по дороге к вершине Эвереста или босиком бежал по арктическим льдам, эти управляющие прикарманили львиную долю его прибылей. В 2010 году дела принял Энам, он основал «Внутренний огонь» и уговорил отца демонстрировать поменьше трюков, а лучше предоставить свой организм для научных исследований. Благодаря его действиям занятия Хофа стали семейным бизнесом, и под руководством Энама компания организовала десятинедельный онлайн-видеокурс, который широко распространился по интернет-форумам и десятки тысяч раз размещался в постах в Facebook. Вместе они разработали стандартную программу подготовки учителей, чтобы аттестовывать преподавателей метода Уима Хофа, которые могли бы передавать знания без непосредственного участия самого Хофа. Через несколько дней в Стро сто человек должны были сдавать промежуточный экзамен, после сдачи которого их допускали к прохождению такого же курса в Польше, какой несколько лет назад прошел я.

Сейчас имя «Ледяного человека» известно каждому жителю Нидерландов. Билеты на его семинары раскупают за считаные минуты, а площадки, на которых он ведет лекции, без труда собирают по 600 человек. Каждый месяц на его десятидневный онлайн-курс регистрируются около тысячи участников. Трудно представить, что эта затея могла получить такое широкое развитие, если бы Энам не взял дело в свои руки.

Под его руководством компания распространила свою деятельность за пределы Нидерландов, Польши и Испании и завоевала зарубежную аудиторию за океаном. Однако для журналиста, который хочет рассказать об Уиме, Энам порой бывает помехой. Концепция Энама отчасти заключалась в том, чтобы идея метода оставалась в определенных рамках и рассматривалась в научном ключе, не поддаваясь той атмосфере хаоса, которая, похоже, сопровождает все, к чему прикасается Уим. Поскольку я был одним из тех, кто наблюдал, как Уим вышел из тени, Энам, наверное, считал меня некой помехой. А может быть, он просто боялся, что я могу не добиться успехов, а это, разумеется, будет не на пользу репутации Уима. Так что я старался не забывать об этом и поддерживал легкую беседу. Когда мы въехали на покрытую гравием подъездную дорожку, солнце уже клонилось к закату.

Новый тренировочный центр — это бывший цех металлообработки, не вполне завершивший свое преображение в эзотерический ашрам. На стенах двухэтажного особняка сохранились рисунки детей прежнего владельца. Из прихожей попадаешь в пустую кухню с подогреваемыми полами и облепленным собачьей шерстью диваном. Устойчивый запах плесени сочится из каждой щели в стене, а вся обстановка гостиной состоит из кушетки, плоского телевизора и раскинувшегося зеленого растения в горшке.

— Здесь все переделают, — комментирует Энам незавершенность отделки. — Через пару дней мы встречаемся с архитектором.

То, что я вижу, в лучшем случае требует доработки. Не совсем понятно, где я буду спать, а когда я спрашиваю об этом у Энама, он, пожав плечами, показывает мне рукой куда-то наверх.

На все четыре комнаты во втором этаже всего один предмет мебели: кровать со сломанной пружиной посередине. В ее изножье — полный гардероб Уима: мусорный ящик из белого пластика, полный грязной одежды, безнадежно мятая спортивная куртка, оранжевый купальный костюм и пара полотенец. Вся эта кипа свалена на заляпанном коричневом ковре. С минуту я не могу оторваться от этого вороха вещей. Часть меня в отчаянии от мысли провести в таких спартанских условиях целую неделю, а другая часть в восхищении от такого отказа от мировой славы и богатства, которое несет целая империя тренировочных центров, и от образа жизни, который предпочитает Хоф. Кем бы там ни был Уим, но материальные блага явно его не прельщают.

Энам позвал меня снизу.

— Мне кажется, отец обычно спит на кушетке, — сказал он. — Вы, наверное, можете занять его кровать.

И я поставил на пол свой чемодан на колесиках. Энам ушел, а где-то через час, около полуночи, возле дома остановился большой желтый фургон «Форд» Уима. Хоф зашел в дом, на нем были футболка, штаны от медицинской формы и черный пиджак. С ним был Антон, высокий рыжий американец, который своей копной волос напоминал комика Кэррот Топа. После непродолжительного изучения метода Уима Антон путешествует по Европе и выполняет разные работы по дому в обмен на проживание. Учитывая незатейливость обстановки, мне стало интересно, не придется ли нам бороться за единственную кровать.

— Скотт Карни, ах ты, сукин сын! — с жизнерадостной улыбкой на лице завопил Уим, заходя в маленькую комнату. Это был своего рода комплимент. Запас его английских слов пополнился ругательствами совсем недавно, и они тысячу раз повторялись на футболке с логотипом компании вперемешку со слоганом «Дыши, сукин сын!». Уиму некогда притворяться, и порой со своими инструкторами он шутит, что по завершении обучения те, кто проходит его курс, получают диплом по мату. Это обзывательство, которое в других обстоятельствах меня бы разозлило, вызывало у меня лишь глупую улыбку. Знаете почему? Я уже так давно не видел этого сукина сына!

До этого он в течение нескольких часов пытался установить новый рекорд Гиннесса, собрав на ледовой площадке самое большое число босых людей. Мероприятие проходило в небольшой деревушке в другой части Голландии. Под конец тепло от всей этой стоящей на льду толпы растопило верхний слой, превратив его в месиво. Хоф все еще бурлил энергией от вида трансвеститов, групп школьников и нескончаемого потока сочувствующих, оказавшихся на его жизненном пути.

Было уже поздно, но сил у Хофа столько, сколько бывает у людей на четверть младше его. Мы несколько часов просидели на кушетке и проболтали. За последние несколько лет Хоф из никому не известной фигуры превратился во всемирно известного гуру, и, по его словам, он старается понять, каково же это быть легендой, а также номинальным лидером отрасли, ежегодная прибыль от которой составляет несколько миллионов долларов. Постоянные лекции, семинары и выступления на публике — это не для него.

Он предпочел бы быть безумцем, чем пророком. Но большая сила влечет за собой и большую ответственность, так что Хофу пришлось сконцентрироваться и измыслить гораздо более изящный посыл, который привлек бы как можно более широкую аудиторию. Он опробовал слоган на мне — всего три слова.

— Здоровье, счастье, сила, — с гордостью произнес он. — Я хочу, чтобы все было просто.

По его словам, это три составляющих благополучия. Забудьте — хоть на минуту — всю научную подоплеку дыхательных практик и воздействия холода, зверскую хватку ледяной воды и сколько отжиманий можно сделать на задержке дыхания. Все это лишь атрибуты более масштабного стремления к благополучной жизни. После этого мы пускаемся в подробное обсуждение, что же такое благополучие. Хоф начинает тараторить, он, кажется, взволнован. Он размахивает руками, будто отгоняя насекомых.

— Общество больно, — говорит он. — Ты видел, чтобы кролики ходили в аптеку, в больницу или психиатрическую лечебницу? — задает он риторический вопрос. — Им не нужны лекарства — они либо излечиваются сами, либо умирают. У людей все сложнее, они позволили технологиям вмешаться в естественный ход вещей.

Об этом я много думал, и это нередко меня беспокоит. Да, в современном мире уйма недостатков, но и природа бывает жестокой. Так что я на корню пресекаю обличительный монолог.

— Но кроликов едят волки, — вставляю я.

Хофа моя реплика ничуть не смущает.

— Да, им известна реакция «бей или беги». Волки на них охотятся, и они умирают. И все когда-нибудь умирают. Но в нашем-то случае — на нас никакие волки не охотятся. Вместо этого, без всяких хищников, нас съедают рак, диабет и наша собственная иммунная система. Нам не от кого убегать, поэтому наш организм поедает сам себя.

Это-то и составляет самую суть философии Уима. Если не с чем бороться, организм будет бороться с самим собой. Именно над этим я и поразмышляю на следующей неделе. Прежде чем я побрел в кровать, Уим предложил мне утром отправиться в поездку с голландской сборной по парусному спорту: они готовятся к летним Олимпийским играм 2016 года. Он будет читать им лекцию о том, что значит быть сильным и как в любую погоду сохранять высокие результаты.

А через восемь часов я принял душ — эту процедуру я описал в самом начале — и устроил в доме ливень.

Танец Уима закончился, лишь когда от лившегося с потолка дождя остались только капли. К счастью, потолок все же не рухнул. От радости он забыл о времени и понял, что менее чем через час нам нужно быть в другой части Голландии. Я должен был сидеть в салоне ярко-желтого фургона вместе с его собакой. Спустя пару минут мы были на шоссе, выжимая газ и пытаясь превратить час в 40 минут.

— Не о чем волноваться, — с улыбкой сказал он. Его голубые глаза неотрывно следили за дорогой. — Сегодня им придется научиться и терпению.

В дороге у нас было время поговорить, а заодно у меня была возможность закинуть мысль о том, что, пожалуй, было бы здорово, если бы я присоединился к экспедиции на Килиманджаро. В группе, которая выросла до 26 человек, все согласились практиковать метод в течение полугода и каждые пару недель встречаться, чтобы вместе дышать и прыгать в один из амстердамских каналов или мелких озер. Разумеется, я упустил кое-что в плане духа товарищества, но я живу выше да и с тех пор, как мы поднимались на Снежку, время от времени тренировался. Насколько же труднее подняться на эту гору?

Хоф, не задумываясь, ответил:

— Конечно, — заявил он с обычным воодушевлением, — тебе не просто нужно поехать, ты должен поехать. Он довольно долго жал кнопки на своем телефоне, не глядя на дорогу, и машина грациозно вильнула на соседнюю улочку, когда он наконец отыскал номер Энама.

Они бегло обменялись какими-то гортанными репликами на голландском, и, по-видимому, чтобы включить меня в список, требовалась лишь рекомендация Уима.

— Скотт Карни едет, — выразительно проговорил Уим по-английски. Последовал непродолжительный спор — и, наконец, подчеркнутое «без проблем». Я улыбнулся, и до меня дошло, что я так до конца и не понимаю, во что ввязался. Неизвестность, а еще пара тысяч долларов — это цена моего участия.

Вскоре мы добрались до пригородов Гааги, и навигатор начал перестраивать маршрут. Он советовал тут же свернуть с автомагистрали под мост куда-то на север. Хоф лавировал между машинами, но как только мы оказались на другом участке шоссе, навигатор снова принялся менять маршрут, велев нам повернуть в обратном направлении.

Мы оба внутренне насупились, надеясь, что у навигатора есть совесть. Сейчас мы должны были ехать на юг, однако штуковина и не подумала извиняться. Десять лет назад такой проблемы у нас бы точно не возникло, но даже «Ледяной человек» прельстился удобствами современных технологий.

— Я их терпеть не могу, но без них мне уже не обойтись, — говорит он, разворачивая машину.

Через десять минут, как раз когда с затянутого серым неба закапал дождь, Хоф припарковался у ничем не примечательного кирпичного здания. Открыв дверь, он выпрыгнул из машины и заскочил на стройплощадку справить нужду. Пока он писал, ему в голову, видимо, пришла мысль, и, обернувшись ко мне, он сказал, что перед поездкой на Килиманджаро мне обязательно нужно сходить к Хирту Бюйзе, врачу, который был с ним в экспедиции два года назад. Уим сообщил, что Бюйзе лучше кого бы то ни было знает, с чем мне придется столкнуться, и, пожалуй, подробнее расскажет, какие на самом деле опасности таит высота. С этими словами он привел себя в порядок и приготовился к встрече с олимпийской сборной. Эту лекцию он читал уже бессчетное количество раз, но сборная, уже осыпанная золотыми наградами, внимательно прислушивалась ко всему, что могло бы дать ей преимущество в Бразилии. (И она, конечно, вполне справилась. Во время игр 2016 года голландская сборная завоевала две золотые медали.)

Я сидел на задних рядах, и мои мысли все время возвращались к Бюйзе. Пока Хоф проводил с участниками дыхательную практику, а после лекции повел их принимать ледяную ванну в надувном бассейне, я написал врачу по электронной почте, надеясь, что, быть может, мне удастся посоветоваться с ним о предстоящей поездке в Африку.

На следующий день Хирт Бюйзе, прихлебывая пенный капучино, ожидал меня в роскошном отеле в пригороде Амстердама. Я его не сразу узнал. За пару часов до того я глянул на его анкету в Интернете и по перечню его достижений нарисовал себе человека на закате своей карьеры. Он был дипломированным хирургом-ортопедом, доктором наук, работал в центре неотложной помощи при Массачусетской больнице общего профиля в Бостоне и публиковал исследовательские труды по высокогорному альпинизму и восстановлению связок, а также по проблеме частого употребления искаженных цитат в рецензируемых научных трудах.

На досуге он поднимался в горы. Глядя на этот список, занимавший несколько страниц, я представлял, что этот человек, должно быть, лет на тридцать старше меня. Так что, остановив взгляд на аристократически красивом мужчине лет тридцати пяти, я удивился, что он машет мне.

— Я только что нашел Вас в Google, — сообщил он, показывая мой портрет на компьютерном экране. — Нам, конечно же, есть о чем поговорить.

В 2014 году Бюйзе с Хофом и двадцатью тремя другими участниками отправились в поход вроде того, в какой собирался я. Всего за пару дней безо всякой акклиматизации они поднялись на Килиманджаро. Бюйзе бы с удовольствием пошел рядовым членом группы, но благодаря своим медицинским достижениям в конце концов стал идеальным кандидатом во врачи экспедиции. Энам просил его написать научную статью на основе этого своего опыта.

Во время экспедиции на Килиманджаро в 2014 году у Бюйзе был устрашающе широкий спектр обязанностей. По меньшей мере, половина группы страдала теми или иными хроническими заболеваниями. У одного был рак, были люди с болезнями сердца, хроническим артритом и разного рода аутоиммунными заболеваниями. Все это повышало и без того очевидный риск горной болезни. Расспрашивая других горовосходителей о реальных рисках, Бюйзе обратился в один нидерландский клуб альпинистов за подробной информацией, но они попытались отговорить его.

— Мне сказали, что кто-нибудь погибнет, — рассказывал он. Подумав, он добавил: — На самом деле они заявили, что умрут все.

Вовсе не такой поддержки он ожидал. Поэтому Бюйзе стал искать независимые рекомендации в научной литературе. В статье, опубликованной в издании New England Journal of Medicine (NEJM), анализировались восхождения 312 пеших туристов, каждый из которых пытался подняться на Килиманджаро всего за пять дней. Это было самое близкое к тому, что собиралась сделать наша группа. Вот только Бюйзе со своими товарищами намеревались подняться на вершину всего за 48 часов и сделать это с голыми торсами. Однако цифры были удручающими.

Из всех туристов, включенных в исследование из NEJM, до вершины добрались всего 61 %, а у 77 % появилась горная болезнь, при этом было несколько случаев серьезной формы этого заболевания — гипобарической гипоксии. Предупреждение альпинистского клуба оказалось не таким уж далеким от истины.

Гипобарическая гипоксия — скверное заболевание. В атмосфере Земли, вне зависимости от высоты над уровнем моря, содержится 21 % кислорода, однако поскольку на большей высоте атмосферное давление в целом ниже, чем выше человек поднимается, тем меньше кислорода он получает при каждом вдохе. Хотя от кислородного голодания умирают не сразу, нехватка кислорода всего за несколько часов наносит серьезный вред организму, последовательно вызывая нарушения в работе жизненно важных систем. Типичные первичные симптомы — это головная боль, тошнота, усталость, бессонница и головокружение. На более серьезных этапах заболевания, когда горная болезнь перетекает в состояние с его латинским названием, утрачивается чувство равновесия, а в конечностях начинает скапливаться жидкость. После появления тяжелых симптомов обратное течение заболевания уже невозможно, пока заболевший не спустится ниже.

Абсолютно все факты из медицинской литературы указывали на то, что экспедиция Хофа — самоубийство.

— Я понимал, что обязан предупредить членов группы, — вспоминал Бюйзе. Эта экспедиция была не только чрезвычайно рискованной затеей — она граничила с глупостью. Единственный аргумент в их пользу: вера в то, что учащенное дыхание, а также полугодовое приучение организма к холоду обеспечат им — теоретически — некоторую безопасность. Если во все время восхождения вся группа будет осознанно дышать, это, возможно, компенсирует низкое содержание кислорода на большой высоте. В конце концов, именно так, по сути, действует диамокс. Это лекарственное средство для акклиматизации к высоте пассивно учащает дыхание, нейтрализуя последствия более низкой насыщенности крови кислородом на большой высоте. Теоретически благодаря методу дыхания Хофа можно исключить прием этого лекарственного препарата, получив в целом тот же результат. При этом, даже если этот метод сработает у большинства, что будет, если кто-то из членов группы все же заболеет? Смогут ли остальные сохранить концентрацию и темп дыхания, одновременно проводя спасательную операцию? В самом худшем случае вся группа свалится по принципу домино. Пытаясь помочь товарищу, другие члены группы вполне могут стать жертвами тех же природных факторов, и вся команда окажется нетрудоспособной. От этих картин у Бюйзе начались кошмары. Но, с другой стороны, что если все получится? Если горную болезнь можно побороть лишь благодаря простым дыхательным техникам, то появится шанс помочь покорителям гор со всего света, у кого возникают трудности при восхождении.

И Бюйзе составил план. Он — первый полевой медик-спасатель, перед которым встала такая сложная задача, поэтому он разработал собственный комплекс инструкций по технике безопасности. В электронных письмах и сообщениях членам группы он подчеркивал возможные угрозы, и вскоре среди горовосходителей он прослыл человеком мнительным.

— Мне нужно было в полной мере донести до них, насколько все серьезно. Нетрудно заразиться задорным духом экспедиции и увериться, что все будет хорошо. Я должен был слегка припугнуть их, — говорил он.

В конце концов, его просьбы были услышаны, и все согласились строго придерживаться простой парной системы, когда каждый будет в ответе за своего партнера, с которым он совершает восхождение. Бюйзе отыскал список симптомов горной болезни — он назывался «Шкала Лейк-Луиз». В ней приводились оценки и симптомы, на которые нужно обращать внимание во время всего восхождения.

Поскольку горная болезнь у всех проявляется по-разному, в инструкции осложнения, которые могут возникнуть по мере подъема экспедиции на все большую высоту, классифицировались по степени важности. Каждому симптому приписывалась значимость в баллах: умеренная головная боль — это 1 балл, сильное головокружение — 3 балла, умеренная отечность на каждой из конечностей оценивалась в 1 балл (максимально можно получить 4 балла — по одному за каждую конечность). Все согласились, что при получении 5 баллов нужно остановиться, пока симптомы не исчезнут. Если у кого-то набирается 7 и более баллов, оба напарника поворачивают назад. После похода Бюйзе использовал анализ собранных данных о баллах для написания научной работы.

Хотя перед походом в группе переживали, как они перенесут подъем на гору, сама экспедиция оказалась чрезвычайно удачной. В учении Уима Хофа она стала одним из показательнейших примеров применения его метода. Через пару месяцев после экспедиции Бюйзе в журнале Wilderness&Environmental Medicine опубликовал письмо редактору, где утверждал, что во время похода из 25 человек лишь у одного появились тяжелые симптомы. Этому единственному пострадавшему, у которого была болезнь сердца, пришлось преждевременно спуститься. Все остальные дошли до гребня вулкана. Почти все время они шли с голым торсом.

Баллы по шкале Лейк-Луиз для диагностики горной болезни: анкета для самодиагностики

Сложите все ваши баллы по каждому симптому и узнайте общее количество баллов. Общий балл от 3 до 5 означает легкую форму горной болезни, а 6 или более баллов — тяжелую форму.

В медицинской литературе ни разу не встречался коэффициент успеха в 92 %. Другими словами, как сухими медицинскими терминами писал Бюйзе в своем письме: «Этот метод, по всей видимости, оказывает биологическое воздействие непосредственно на вегетативную нервную систему и требует дальнейших исследований… Эти необычайные результаты, вероятнее всего, объясняются постоянной контролируемой гипервентиляцией легких, которая снижает тяжесть проявления гипоксии. Однако возникающее в результате состояние алкалоза может вызвать такие симптомы, как головокружение или нарушения зрения. Отсутствие подобных симптомов у горовосходителей, скорее всего, объясняется длительной тренировкой».

Итак, все получилось! Это был грандиозный успех, и через год Хоф повторил его с другой группой. Я успокоился. Но Бюйзе и не думал уверять меня, что очередная экспедиция тоже будет успешной.

— Нам известно, что раньше все получалось, но какие именно факторы привели к успеху, сказать трудно. Это все-таки очень опасное предприятия. Это не значит, что никто из тех, кто следовал примеру Уима, не погиб, — добавил он, словно это только что пришло ему в голову.

Издержки внезапно пришедшего к Хофу мирового признания заключаются в том числе и в том, что десятки тысяч людей хотят самостоятельно повторить его подвиги. За годы практики Хоф и сам порой расплачивался здоровьем за свои бесшабашные авантюры, но каждый раз ему удавалось выбраться из них живым и невредимым и с улыбкой на лице. Но у всех остальных, практикующих его метод, так не получается. Прошлой зимой двое голландцев начали обучаться дыхательным техникам Хофа по видео на YouTube. Как оказалось, им понравилось пребывание в холодной воде. Когда поверхность каналов покрылась льдом, они поспорили друг с другом, что проплывут подо льдом. Если у Хофа во время попытки совершить аналогичный заплыв поблизости был дежурный водолаз, который спас его, когда у него замерзли роговицы и он не смог найти прорубь, приятели-голландцы оказались не столь хорошо подготовлены и не столь везучи. Один из них утонул.

Эта смерть некоторым образом подмочила репутацию организации «Огонь внутри». Позже, когда я спрашивал об этом у Энама, он отвечал:

— Мы не можем нести ответственность за все авантюры, на которые людей, по их словам, подталкивает учение Уима. Это невозможно. Тут слишком много других факторов.

И он прав. Хотя метод Хофа и правда помогает достигнуть пределов человеческих возможностей, но если все время бросать вызов природе, она в конце концов одержит верх.

В тот вечер я пригнал арендованный автомобильчик экономкласса назад в Стро и в пустом доме стал дожидаться возвращения Хофа. Для человека 56 лет у него, похоже, резиновый график. По утрам и вечерам он читал лекции: в залах были аншлаги, ведь управленцы жаждали узнать, как с помощью его метода воспитать эффективных лидеров. Нескончаемой чередой поступали запросы от изнуренных болезнями людей — для них «Ледяной человек» со своим методом был последней надеждой. Он уже написал мне сообщение, что у него особо важное дело за городом и вернется он поздно.

Вечер тянулся долго, но наконец шины Хофовой машины вновь зашуршали по гравию возле дома. Двигатель урчал еще пару минут: это Хоф, сидя за рулем, размышлял и осознанно дышал, концентрируясь. В конце концов он открыл дверцу, и я заметил, что его и без того мятый с утра пиджак измялся еще больше. Я хотел спросить его, как умер тот человек во время заплыва подо льдом, но, похоже, сейчас не время. Он слабо улыбнулся мне.

— Сегодня я спас одну женщину, — тихо проговорил он. Помолчав пару минут, он рассказал, что он только что из Брюсселя — а это километров 400 в оба конца. Его позвала женщина. Она сказала, что он — ее последняя надежда, иначе она покончит с собой. Хоф решил, что ему ничего не остается, как хотя бы попытаться спасти ее.

— У нее была травма. Еще в детстве она сломала бедро и таз и с тех пор не знала ничего, кроме боли. Так что я провел с ней весь день, стараясь, чтобы она раскрылась, — рассказал он.

Хоф обучил ее технике, с помощью которой можно притупить боль и укрепить нервную систему.

— У нее впереди еще долгий путь. Я не уверен, но, думаю, с ней все будет хорошо, — добавил Хоф.

У меня начинают появляться такие же чувства по поводу похода на Килиманджаро. Осталось меньше двух недель до запланированного отлета в Танзанию, но у Хофа много других забот, и ему не до моих зарождающихся страхов относительно поездки. Он побрел на кухню в поисках какой-нибудь еды, чтобы в первый раз за день перекусить. Может, майонез с консервированными морепродуктами? Человек, который все утро плясал под дождем в собственной гостиной, кивнул над своей тарелкой, словно говоря: «Пойдет».

Глава 9

Болезнь Паркинсона и Крона, переломы и артрит

Посреди ночи Ханс Спаанс стонет в подушку — его тело постепенно сковывают судороги. Беспощадные спазмы сводят мышцы бедер, спины, икры и руки. Парализующая боль скручивает его тело в тугой узел, но он пока хотя бы может говорить. И он изрыгает на хлопчатобумажную наволочку страшный поток брани. С каждой секундой его крик набирает силу, а потом вопли страдания и злости переходят в шепот. Отчего-то ярость придает ему сил, он с трудом встает и пинками расшвыривает по комнате подушки с такой мощью, которая напоминает о том, кто в юности занимался боевыми искусствами. Потом, когда ярость — в один момент — утихает, судороги уже прошли, он вновь может двигаться. Если за 14 лет, прошедших с тех пор, как ему диагностировали болезнь Паркинсона, Спаанс чему и научился, так это тому, что иногда ему удается подавить ее симптомы бранью.

Все началось еще в 2002 году, когда Спаанс работал независимым консультантом в голландском филиале IT-компании Unisys.

Он вел стремительную, насыщенную жизнь под девизами «Хочу все и сразу» и «Нет предела совершенству». В 41 год у него и в мыслях не было успокоиться и начать более размеренную жизнь. Спаанс нисколько не возражал против сверхурочной работы над проектами при условии, что они высокого класса. Он наслаждался преимуществами холостой жизни: гонял на скоростных машинах, ходил под парусом на озерах и реках Голландии и всю зиму напролет катался на лыжах.

В тот год, в одиночку отправившись в район Банф в канадских Скалистых горах, Спаанс упал на склоне. Он сломал левый мизинец и получил травму правого тазобедренного сустава. Сустав болел, но Спаанс считал, что травма несерьезная и со временем она сама пройдет. Однако вскоре у него начала пропадать чувствительность левой руки. В следующем месяце ему начали говорить, что он по-другому выглядит и у него меняется осанка. При ходьбе его рука уже не двигалась. Спаанс в конце концов обратился к врачу по поводу этой неопределенной, но непроходящей скованности в руке и во время ходьбы лишь в 2003 году.

Сначала врачи сочли, что это, возможно, просто тяжелый случай синдрома запястного канала, но, обследовав запястье, не нашли никаких механических повреждений. В дальнейшем у Спаанса обследовали всю руку в поисках источника проблемы. Врачи отбрасывали одно объяснение за другим, пока наконец не решили, что первопричина, должно быть, кроется в мозге. В конце концов они назначили специальное лучевое исследование, для проведения которого нужно было ввести пациенту радиоактивный краситель, показавший характерные признаки неврологической атрофии и сниженной выработки дофамина — а это единственный верный признак болезни Паркинсона. Оказывается, болезнь Паркинсона во многих случаях начинается аналогичным образом. Незначительная, но глубокая травма вызывает последовательное проявление скованности, которая постепенно распространяется по всему телу, в результате приводя к нарастающему и необратимому неврологическому дефициту. Со временем болезнь практически полностью блокирует связь центральной нервной системы с периферией тела.

При этом нельзя быть уверенным, каким образом болезнь будет развиваться у отдельно взятого человека. И Майкл Джей Фокс, и Джордж Буш-старший страдали от болезни Паркинсона, но, похоже, нарушения у них наблюдались разные. Однако, как правило, по мере развития болезни проявляются сначала незначительные симптомы и ослабление двигательных функций, а затем появляются всесторонние нарушения, в результате которых все тело сковывает судорога, которая не дает расслабить ни одну мышцу. Заключительная стадия наводит ужас: человек оказывается в ловушке собственного тела, не чувствуя ничего, кроме раздирающей боли. Такая судьба может настигнуть любого, кого коснулась эта болезнь, каким бы энергичным человек ни был в молодости. И на своем примере это продемонстрировал легендарный боксер Мухаммед Али. В 2016 году он умер, проведя последние годы жизни парализованным.

Узнав о своем диагнозе, Спаанс решил, что не будет горевать о будущем, а лучше с максимальной пользой проведет оставшееся ему время. Он будет принимать прописанные врачом лекарства, но нисколько не изменит своего образа жизни. Отбросив всякую осторожность, он посчитал, что просто поторопится жить и, возможно, умрет раньше, чем мог бы, если бы не болезнь. Какое-то время так и было. Он глотал все возрастающие дозы медикаментов, которые, по уверениям врачей, будут сдерживать симптомы заболевания, однако ему было известно, что по мере увеличения дозы постепенно растет и невосприимчивость к лекарствам. Он знал, что в конце концов они станут неэффективны и его ждет инвалидное кресло.

На ранних стадиях болезни лекарства прекрасно маскировали ее симптомы, давая изнашивающейся нервной системе приток дофаминов. Но за облегчение нужно платить. Число пилюль увеличивалось, и постепенно они уже не могли хитростью заставить мышцы работать.

Однажды утром, в марте 2011 года, когда он работал дома за компьютером, его руки попросту застыли на месте. Он не мог заставить их дотянуться до клавиатуры, как ни старался. Он попытался встать, но мышцы и тут подвели его. В конце концов Спаанс потерял над ними контроль, и его тело превратилось в клубок сведенных болезненной судорогой мышц. Все кончено.

Позже он вспоминал об этом чуть ли не со смехом.

— Вот забавно, — говорил он. — Я застыл на стуле, словно статуя, словно скрученная болью колбаса. Я думал лишь о том, что мне нужно до конца дня отпроситься с работы. А на самом деле мне, пожалуй, надо было бы все бросить еще в 2004 году и думать только о себе.

Спаанс точно не помнил, сколько он так просидел, но то, что произошло дальше, полностью изменило всю его жизнь. Окоченение и боль волной прокатились по всему телу, захватив даже его сознание. Он упал со стула. Затем, когда от Ханса Спаанса, IT-специалиста и плейбоя, не осталось ничего, кроме сгустка боли, его тело содрогнулось и задрожало с такой силой, что он подскочил, тут же вновь шлепнувшись на пол. Словно ему проводили реанимацию электрошоком.

Приступ длился почти минуту, а потом боль ни с того ни с сего отпустила. Спаанс снова контролировал себя. Он встал, будто ничего не произошло.

Этот приступ привел к двум следствиям: во-первых, с работой было покончено, а во-вторых, покончено и с возможностью контролировать симптомы с помощью лекарств. Врач Спаанса был не вполне готов отказаться от надежды на медикаментозное вмешательство и предложил то, что, по его мнению, было еще более кардинальным средством корректировки биологических изменений в организме Спаанса — то, что называется глубокой стимуляцией мозга. В ходе этой процедуры бригада хирургов вживляла ему в мозг электрод, который, надо надеяться, подарит ему пару лет более качественной жизни.

Предложение было заманчивым, но Спаанс опасался, что это очередная попытка еще ненадолго замаскировать симптомы, а не способ борьбы с основной проблемой. В детстве он занимался кунг-фу и йогой. И хотя Спаанс не был совершенно уверен, что излечится от болезни, он считал, что, пожалуй, справится с симптомами без такого огромного количества лекарств с помощью альтернативной медицины.

Я познакомился со Спаансом в Польше. Он решился довериться Уиму Хофу в надежде, что тот излечит его искалеченное тело. На тот момент он придерживался программы всего несколько месяцев, и уровень его энергии пока был невысок. Однако, похоже, ледяные ванны и дыхательные практики начали приносить пользу. Тогда как вся остальная группа полностью сосредотачивалась на тренировках, Спаансу удавалось тренироваться всего по четыре часа в день, потом он скрывался в комнате, мучаясь от симптомов своего заболевания. Разговаривать с ним было боязно — казалось, на выговаривание слов у него уходили все силы и ни на что другое энергии не оставалось. И все-таки он понимал, что кое-что в этом методе работает.

— Когда у вас такая болезнь, вы внимательно следите, что происходит с вашим телом, — говорил он тогда. Из-за болезни Паркинсона мозгу сложно установить связь с конечностями. Но, вместо того чтобы смиренно терпеть эти мучения, он начал относиться к каждой судороге и к каждой конвульсии, как к непрерывной беседе со своей нервной системой. Основываясь на идее Хофа о том, что тело — часть окружающей среды, а его болезнь означает, что мозг больше не может посылать мощные сигналы мышцам, Спаанс попытался действовать в обратном направлении и с помощью воздействий окружающей среды направлять все более мощные сигналы через кожу в мозг. Ему бы только отыскать нужную комбинацию внешних раздражителей, которые послужили бы командой, и, возможно, его мозг стал бы снова слушаться. Это — рискованный шаг, но ему нечего терять! Продвигался он медленно, но ведь он учится.

— Уим говорит, что холод — все равно что эмоции, — сообщил Спаанс. И в его отношении это оказалось верным. Порой он так сильно злился на свою беспомощность, что его злость сокрушала все неврологические преграды, которые мешали мозгу установить связь с мышцами. Но злость обладает одновременно и силой саморазрушения. Он использовал ее, но ненавидел себя и негодовал на свою болезнь. Холодный душ и ледяные ванны служили не менее мощным внешним раздражителем, и Спаансу не нужно было подвергать себя эмоциональной встряске, чтобы добиться воздействия такой силы, какая нужна для слома преград. Нужно было лишь соответствующим образом спланировать погружение.

Начав программу выздоровления, Спаанс отслеживал дозы и время приема лекарств в электронной таблице. Потом он загрузил ее на Фейсбук, назвав «Мой вызов Паркинсону». В течение нескольких недель он показал, что общий объем приема лекарств у него сократился, при этом время, в течение которого он хорошо себя чувствовал, не изменилось.

Через три года после нашего знакомства я отправился к Спаансу домой, тот жил неподалеку от Амстердама, чтобы узнать, как у него дела. Прожить с болезнью Паркинсона 14 лет — уже подвиг, поэтому я и не ожидаю, что жизнь Спаанса так уж похожа на нормальную. Я рассчитываю увидеть инвалидные кресла, пандусы и все то медицинское оборудование, которое сопровождает любое прогрессирующее заболевание. Приветствуя меня у дверей, он признается, что чуть было не отменил нашу встречу, потому что ночь прошла очень плохо и он до самого утра кричал в подушку. Он предполагает, что довольно скоро тремор вернется и снова начнутся судороги, охватывающие все тело. Я предлагаю перенести встречу, но он взмахом руки все равно приглашает меня в дом.

— Давай посмотрим, как пойдут дела, — говорит он.

Болезнь дала Спаансу одно небольшое преимущество — у него появилось время завести пару хобби. Я не замечаю никаких медицинских причиндалов, какие ожидал увидеть. Зато его гостиная одновременно напоминает выставку восточного искусства и собрание гитар. А в задней части дома — неожиданный шедевр. Когда симптомы усилились, Спаанс поставил перед собой задачу возвести пристройку к своему дому. Она будет служить и додзё для занятий боевыми искусствами, и помещением для медитации. Так и вышло. На глиняном очаге тлели ароматические травы, а возле эркера на гвозде висела индонезийская маска.

— Я начал строить этот флигель в свободное время, — рассказывал Спаанс. — Бывало, что за день я успевал приколотить всего одну доску, но со временем все срослось.