Дар страха: Как распознавать опасность и правильно на нее реагировать де Беккер Гэвин

Вместо того чтобы полагаться на правительство, вы можете по меньшей мере очень серьезно изучить, как обеспечивается безопасность в школе, где учится ваш ребенок. Вы должны подойти к этому не менее серьезно, чем к выбору няни. Если вы думаете, что школа подходит к вопросу обеспечения безопасности вашего ребенка так же серьезно, как вы, то вас ждет глубокое разочарование. (См. в приложении 6 список рекомендуемых вопросов.)

Хотя Джоуи было всего девять лет, в его жизни уже существовало несколько устоявшихся факторов риска, превращающих человека в преступника. Это — бедность, жестокое обращение (в виде прямого насилия, в виде того, что ребенок был свидетелем насилия, унижения, отсутствие внимания и заботы), наркозависимость родителей, пьянство или наркозависимость ребенка, а также отсутствие одного из родителей. У Джоуи был еще один важный фактор риска, который часто не замечают: отсутствие отца. Дэвид Бланкенхорн, автор книги «Америка без отца» (Fatherless America), отмечал, что 80% молодых людей, находящихся в исправительных заведениях для несовершеннолетних, росли без отцов. Отцы так важны, потому что они учат мальчиков быть мужчинами. Печально, но слишком многие мальчики учатся у телевизора и друг у друга тому, что ученые называют «протестной мужественностью», для которой характерны жесткость и использование силы. Конечно, это — не единственный путь стать мужчиной, но он единственный, который они знают.

Некоторые уже серьезно обсуждают вопрос, действительно ли мужчины необходимы для воспитания детей. Да и мы мало делаем для того, чтобы укрепить роль отца. Фактически, указывает Бланкенхорн, наша главная социальная программа для молодых людей — это тюрьма.

Недавно я встречался с группой мужчин — выпускников этой социальной программы. В соответствии с решением суда я принимал участие в программе их реабилитации (все они были наркоманами-героинщиками). Меня попросили обсудить с ними опыт взросления в среде, где царили насилие и наркомания.

Мы устроились в помещении, напоминающем школьный класс. В каком-то смысле он и являлся таковым, потому что здесь все познавали преимущества и блага программы, состоящей из двенадцати этапов (учреждение этой программы автор книги «Наименее испробованный путь» (The Road Less Traveled) Скотт Пек назвал «важнейшим положительным событием XX века»). В идеале подобные программы должны научить заключенных принимать свое прошлое, потому что только тогда они научатся нести ответственность за свое настоящее.

Один за другим они выступали с трехминутными рассказами о своей жизни. Каждый говорил о жестокости, страхе, заброшенности и отсутствии внимания со стороны родителей. Все эти мужчины в детстве подвергались жестокому обращению, девять женщин из десяти подвергались сексуальному насилию со стороны других членов семей. Некоторые рассказывали о раскаянии и ужасе, который они почувствовали, когда выросли и стали жестоко обращаться с собственными детьми.

Я плакал, когда слышал об успехах, которых они добились, потому что этот закрытый реабилитационный центр находился слишком далеко от нормального общества, но они уже прошли огромный путь из ада, в котором жили сами и заставляли жить окружающих. Я плакал, потому что их истории были очень трогательные, очень личные, они были мои, потому что моя мать не нашла выхода из зависимости, который искали эти люди.

Когда пришла моя очередь выступить с сорокапятиминутной лекцией, я рассказал о том, что пережил, когда был ребенком и подростком. Схожесть наших историй сразу стала очевидной для всех.

Когда я закончил, некоторые из присутствовавших задали мне свои вопросы. Первым руку поднял мужчина примерно моих лет. Могло показаться, что у нас с ним мало общего. Он был весь покрыт татуировками и шрамами, сверх меры мускулистый, побывавший в переделках. С таким мужчиной большинство из нас побоялись бы столкнуться на темной улице, и большую часть жизни он доказывал, что бояться его есть все основания. Свой последний долгий срок он отбывал за поджог. Он вломился в квартиру, чтобы украсть что-нибудь, что можно продать. («Мне были нужны деньги не только на наркотики. Я должен был заплатить моему адвокату, потому что мне предстояло явиться в суд по обвинению в еще одной краже со взломом».) Чтобы скрыть все следы кражи, он совершил поджог, в результате которого было уничтожено несколько квартир, а один человек попал в больницу с тяжелыми ожогами.

Он оглядел меня с ног до головы и спросил: «Почему вы сидите там, а я — здесь?» Я не понял вопрос, и он объяснил: «У нас с вами было одинаковое детство, но на вас надет отличный костюм, и, наверное, вы ездите на шикарной машине. Вы поговорите с нами и уедете. Вы сидите там — как такое могло произойти?»

Этот вопрос мне часто задавали по работе и в жизни, сначала из любопытства, потом он перерос в нечто большее. Я мог бы стать подходящим и желанным обитателем мира жестокости и насилия (а не туристом в нем, которым я стал), но почему-то выбрал другой маршрут. Некоторые люди, прошедшие через ужасное детство, выросли и стали полезными для общества, работящими людьми, в то время как другие ведут асоциальную жизнь и даже творят чудовищные вещи. Почему?

Это все равно, что один брат спрашивает другого: «Почему ты вырос пьяницей?» Тот отвечает: «Потому, что папа был пьяницей». Затем второй брат спрашивает первого: «Почему ты не вырос пьяницей?» Первый брат говорит ему в ответ: «Потому, что папа был пьяницей».

Более полные ответы можно найти в классической книге Роберта Ресслера «Тот, кто борется с монстрами» (Whoever Fights Monsters). Он говорит об огромной важности для мальчиков раннего пубертатного периода. До этого времени их ярость может быть скрыта и не иметь цели, иногда она направлена внутрь и проявляется в форме депрессии, иногда (но не в большинстве случаев) даже подавляется, чтобы проявиться позднее. Но в период полового созревания ярость сталкивается с другой мощной силой: сексуальностью. Даже в этот момент, говорит Ресслер (и с ним согласны другие специалисты), потенциальные монстры могут быть изменены к лучшему благодаря вмешательству (часто невольному) людей, которые проявят доброту, поддержку и просто интерес.

Я могу сказать по своему опыту, что для этого нужно немного.

У теории Ресслера о детстве самых страшных убийц Америки есть неожиданный сторонник — психиатр и защитница прав детей Элис Миллер. В своих эмоциональных книгах, включая «Драму одаренного ребенка» (The Drama of the Gifted Child) и «Неиспользованный ключ» (The Untouched Key) она показывает, что если у ребенка в самые важные периоды жизни имеется эффективный контакт с людьми, если его достоинство и жизненные ценности и опыт признаются, то это может полностью изменить его.

Я убедился, что доброта учителя, тренера, офицера полиции, соседа, родителя друга никогда не пропадает втуне. В такие мгновения ребенок и взрослый редко осознают важность происходящего. Ребенок просто видит в глазах взрослого, что он кому-то нужен, и для этого не требуется никаких церемоний. Это может никак не отражаться внешне, но ребенок начинает по-новому оценивать себя. Теперь он не просто человек, заслуживающий пренебрежения и жестокости, не только человек, который является обузой для ужасных взрослых, с которыми ему приходится жить, не только ребенок, у которого не получается решить проблемы своей семьи, который не может спасти их от боли, зависимости, бедности и несчастий. Нет, этот ребенок может быть кем-нибудь еще, и взрослый сумел увидеть и оценить его достоинство и уникальность.

Уникальность ребенка может выражаться в его художественных талантах, спортивных способностях, юморе, храбрости, терпении, любопытстве, отличной учебе в школе, творческих способностях, изобретательности, ответственности, энергичности и во многом другом, что есть во всех детях.

У меня в пятом классе был учитель, мистер Конвей, который боролся с моими монстрами. Он проявлял доброту и видел во мне какие-то таланты как раз в тот период, когда мою семью пожирало насилие. Он показал мне другие пути для самовосприятия, отличные от тех, которые ребенок логически выстраивает, если взрослые в семье относятся к нему жестоко («Если ко мне так относятся, значит, я заслуживаю такого отношения»).

Иногда ребенку нужно провести всего лишь несколько часов с человеком, чья доброта восстановит его прежнее «Я» — «Я», которое любили, ценили и поддерживали. Печально, что у детей, о которых не заботились даже во младенчестве, нет ничего, никаких воспоминаний о доброте и признании, которые они могли бы считать частью своей жизни (все это демонстрирует большую ценность обучения).

Когда опекун ребенка хвалит его, но при этом относится к нему жестоко, то никто не сможет сказать, что окажет большее влияние на формирование личности. Нездоровые отношения в семье разрушают личность во многих аспектах, но самое печальное — разрушение веры в то, что жизнь имеет цель и ценность. Не имея такой веры, трудно добиться успеха, трудно идти на риск. И даже глупо идти на риск, «зная», как «знают» такие люди, что они не способны оказаться на высоте положения.

Эту динамику хорошо демонстрирует метод, с помощью которого дрессируют цирковых слонов. Когда они еще молоды, их приковывают тяжелой цепью к столбу, вкопанному глубоко в землю. Они тянут и дергают цепь, пытаясь высвободиться. Но цепь слишком толстая, а столб вкопан слишком глубоко. Однажды они сдаются, поняв, что не смогут вырваться, и с этого дня их «приковывают» лишь тонкой веревкой. Когда огромное и сильное животное, способное разнести весь цирк-шапито, ощущает даже самое слабое сопротивление, оно прекращает все попытки вырваться. Оно верит, что не сможет, поэтому и не может.

«Из тебя вряд ли что-нибудь получится», «Ты не умеешь петь», «Ты недостаточно умен», «Без денег ты — ничто», «Кому ты нужен?», «Ты — неудачник», «Тебе следует выбирать более реалистичные цели», «Ты виноват в том, что наш брак распался», «Без вас, ребята, у меня был бы шанс», «Ты ничего не стоишь» — эти песни прямо сейчас поют по всей Америке, закапывают столбы, закрепляют тяжелые цепи, и дети достигают точки, когда больше не верят, что могут освободиться. И с этого момента они действительно не могут освободиться.

До тех пор пока что-нибудь не заставит их изменить свои взгляды, пока они не осознают, что связаны лишь тонкой нитью и что цепь — это иллюзия, что их обманули, и, наконец, что тот, кто их обманул, ошибался на их счет и что они сами ошибались — пока все это не произойдет, эти дети, став взрослыми, скорее всего, не продемонстрируют обществу свои положительные качества.

Конечно, здесь задействованы многие факторы, а не только родительское воспитание. Некоторые из этих факторов так малы, что их нельзя увидеть, и так важны, что их нельзя не учитывать, — это человеческие гены. Один из них называется D4DR и может стимулировать поведение, направленное на «поиск острых ощущений», которым отличаются многие преступники. Наряду с влиянием среды и воспитанием вытянутый ген D4DR наверняка будет обнаружен в ком-нибудь, кто вырос и стал убийцей или грабителем банков (или просто сорвиголовой). Ирвинг Готтсмен, который изучает влияние генетики на поведение, сказал: «При другом сценарии и в другой среде этот же человек мог бы стать героем в Боснии».

В будущем генетика будет играть более значительную роль в прогнозировании поведения. Вероятно, мы сможем с помощью генетических методов определять черты характера так же точно, как физические характеристики, рост и вес. Хотя это звучит достаточно противоречиво, но когда-нибудь родители смогут использовать дородовые исследования, чтобы определять детей с генами, влияющими на формирование нежелательных черт характера, включая агрессивность и жестокость. Ну а пока мы должны будем для снижения агрессивности прибегать к более простой, не такой высокотехнологичной стратегии: относиться к детям с любовью и по-человечески.

* * *

Автор книги «Рожденные бунтовать» (Born to Rebel) Фрэнк Саллоуэй говорит, что «жизненные невзгоды обрушиваются на детей с непропорциональной силой», и это, конечно, правда. За всю историю человечества половина детей не дожила до взрослого возраста. Если учесть это, а также то, что нам известно о насилии по отношению к детям и молодежи, то получается, что у них больше оснований бояться нас, чем у нас — бояться их. И все же наше дурное отношение к детям в итоге оборачивается против нас и стоит нам потери безопасности и спокойствия.

В ходе проводимого на федеральном уровне исследования были выбраны 1600 детей, которые подвергались жестокому обращению. За их жизнью следили почти двадцать лет. По данным на прошлый год, ровно половина из них подвергалась аресту за какое-нибудь преступление. Опять же, несмотря на то что это так дорого обходится, дурное отношение к детям в нашей стране будет продолжаться до тех пор, пока мы полностью не изменим свое отношение к ним и не научимся смотреть на детей не как на временных посетителей, которые когда-нибудь станут взрослыми, а как на полноценных, полезных членов общества, каковыми они и являются. Детей зачастую считают обузой для общества, не более чем несчастными жертвами обстоятельств. Но это мнение совершенно не соответствует истине. Поймите, что дети — это главные поставщики услуг по уходу за ребенком в Соединенных Штатах. Братья, присматривающие за сестрами (и наоборот), дети, которые сами заботятся о себе, — это важная часть нашей экономики. Они также заботятся о пожилых, готовят еду, вынимают сигареты из рук заснувших родителей и делают бессчетное количество других важных и полезных вещей.

Если бы только больше детей, подвергавшихся жестокому обращению, могли понять, что они в своих домах являются жителями, а не архитекторами, они могли бы поверить, что тот пункт, где они находятся сейчас, для них не предел. Пока Америка не научится возлагать всю вину и стыд на преступников, а не на жертв, у этих жертв появятся дети, и война, которую они считали законченной, не закончится, по крайней мере для них и для нас.

Конечно, мы можем и дальше игнорировать этих детей, но некоторые из них вырастут и совершат преступление, которое игнорировать невозможно — я говорю об убийстве. Хотя это, скорее всего, не затрагивает вашу жизнь, я предлагаю подойти к вопросу с чисто практической точки зрения. Точно так же как члены неблагополучной семьи вынуждены присмотреться к себе, когда их сын-подросток попадает в передрягу — хотя в течение многих лет были все признаки того, что так оно и будет, — так и убийца заставляет нас присмотреться к себе, т.е. к стране. Убийца заставляет нас вглядеться в средства массовой информации, в преступления, совершенные ради привлечения внимания, в огромные запасы стрелкового оружия, подумать о насилии и воспитании детей. Когда вы научитесь понимать убийцу, преступника, кто максимально от вас далек, вы сможете понять и того преступника, кто к вам ближе, и спастись от него.

13. Лучше быть разыскиваемым полицией, чем не быть разыскиваемым вообще

Переговорное устройство в квартире Ребекки Шеффер было сломано, поэтому, когда в воскресенье утром зазвонил звонок, ей пришлось спуститься к входной двери в здание, чтобы посмотреть, кто это. Оказалось, что это поклонник, который в первый раз увидел молодую актрису в ее еженедельном телешоу «Моя сестра Сэм» (My Sister Sam). Она коротко переговорила с ним, и он ушел. Через пару минут звонок зазвонил опять, и она снова была вынуждена спуститься, чтобы посмотреть, кто пришел. Это был тот же самый молодой человек, но теперь он не был ее поклонником, он был убийцей. Он выстрелил ей в грудь. Она закричала: «За что? За что?» — и упала на пол. Она была все еще жива, а он стоял и смотрел на нее. Он мог попросить кого-нибудь в доме вызвать скорую помощь или позвонить сам, но это нарушило бы его планы.

* * *

Среди преступлений, совершаемых индивидуумом, убийство оказывает самое сильное влияние на психику американца. Пули, вне всякого сомнения, воздействовали на большую часть президентских выборов за прошедшие сорок лет. Страна, которая базируется на концепции, в соответствии с которой большинство выбирает своих лидеров, содрогается, когда меньшинство (состоящее обычно из одного человека) сводит на нет этот выбор с помощью оружия. Неважно, кто становится жертвой убийцы — мэр города Ла-Порте, штат Индиана (убит в собственной постели разгневанным горожанином), или президент Соединенных Штатов, — жертвой также становится система, в которой мы живем. В силу своего несоразмерного влияния на нашу культуру идентификация людей, которые могут напасть на публичную фигуру, является важнейшим поведенческим прогнозом в нашей стране, прогнозом, который затрагивает всех.

В какой-то момент нашего не такого уж длинного прошлого условия существования знаменитостей изменились. Частично это можно объяснить переменами в общественной жизни западного общества, которая стала более напряженной, чем когда-либо раньше. Это должна принимать во внимание любая публичная персона — от местного политика до королевы красоты, ведущего шоу на радио и мировой знаменитости. С приходом славы появляются проблемы, которые, как говорят некоторые, являются неотъемлемой частью жизни известного человека. Но кто предупреждал, что если вы достигли успеха в своем деле, то рискуете быть убитым за это? Чтобы ответить на этот вопрос, мы должны вернуться к началу информационного века.

Люди всегда восхищались актерами, политиками и звездами спорта, и некоторых даже любили. Но это была любовь на расстоянии, сдержанная любовь, которая оставалась в той части души и сердца, где помещены люди, не знакомые нам лично. Это была, если можно так выразиться, улица с односторонним движением, потому что чувства к общественно значимому лицу можно было выразить, например, с помощью голосования, письма или посещения шоу. Зритель не мог привлечь к себе внимание актера никаким иным способом, кроме как аплодировать громче или дольше, чем другие.

До начала сороковых годов, если во время представления зрительница вскакивала и вопила во все горло, ее отправляли в психиатрическую больницу. Но к середине сороковых годов так вели себя все зрители, они кричали, рвали на себе одежду и волосы, бегали по залу. 30 декабря 1942 г., когда Фрэнк Синатра выступал на сцене «Парамаунт» в Нью-Йорке, поведение аудитории изменилось, и, соответственно, наше отношение к знаменитым людям переменилось навсегда. Психиатры и психологи тех лет изо всех сил пытались объяснить этот феномен. Они вспоминали средневековые безумные танцы, говорили о «массовой невостребованной любви» и «массовом гипнозе». Хотя ни одна из этих теорий не могла объяснить случившееся, информационный век сделал этот тип массового гипноза одним из признаков американского образа жизни. В некоторой степени он повлиял на всех нас, а на некоторых — повлиял очень сильно.

До появления массмедиа юная девушка могла восхищаться знаменитым исполнителем лишь издали, могла даже влюбиться в него, и это никого бы не смутило, но сочли бы неприемлемым, если бы она следовала за исполнителем до его дома или если бы дошло до того, что ее задержала полиция. Также показалось бы неприемлемым пропускать школу, чтобы часами ждать около гостиницы, а потом пытаться оторвать кусок одежды проходящей звезды.

Но такое нездоровое поведение во времена Синатры стало «нормальным». Собственно, когда через два года Синатра вновь вышел на сцену театра «Парамаунт», все ожидали, что публика вновь продемонстрирует поведение, которое так удивило всех в 1942 г. В этот раз к тридцати тысячам орущих зрительниц-подростков присоединились толпы репортеров. Ожидая беспорядков, власти направили в театр 450 полицейских. Казалось, что общество научилось иметь дело с этим феноменом. Но нет.

Во время концерта семнадцатилетний Александр Иванович Дорогокупец вскочил с места и швырнул яйцо прямо в лицо Синатре. Концерт прервали, и на минуту Синатра перестал быть звездой. Теперь звездой стал Дорогокупец, на которого набросились зрители и которого пришлось выводить из зала в сопровождении полиции. Общество не научилось справляться с этим тогда и не умеет до сих пор. Дорогокупец сказал полицейским: «Я поклялся покончить с монотонностью двухлетнего экстаза. Это было прекрасно». При таком «неамериканском» имени парень поступил самым что ни на есть американским способом. Хорошо еще, что он не взялся за оружие, а то сделался бы таким же знаменитым, как Фрэнк Синатра.

Некоторые элементы общества начали развивать и совершенствовать искусство манипулирования эмоциями и поведением с использованием методов, которые ранее не были доступны: с помощью электронных СМИ. Средства массовой информации всячески поддерживали идолопоклонничество. Примерно в то же время девушка-подросток по имени Элизабет Тэйлор начала в общественной жизни путь, типичный для кумира, как мы это понимаем сейчас. Менее известная девушка сороковых годов по имени Рут Штейнхаген стала антикумиром, опять-таки в нашем современном понимании слова.

Рут очень нравился бейсболист по имени Эдди Уайткус. В отличие от Фрэнка Синатры, который принадлежал всем, Уайткус принадлежал только ей. Хотя они никогда не встречались, она посвятила ему свою жизнь. Уайткус был литовцем по происхождению, и она пыталась учить его язык. Он играл под номером 36 за Chicago Cubs, поэтому она зациклилась на этом числе, покупала все записи, сделанные в 1936 г., которые могла найти. Она собирала вырезки из газет об Эдди, спала с его фотографией под подушкой, ходила на все игры с его участием, на которые могла попасть, и посылала ему одно письмо за другим, хотя он никогда на них не отвечал. Каждый вечер перед ужином она расставляла стулья так, чтобы пустой стул стоял напротив ее стула. Сестре она говорила: «На этом стуле сидит Эдди».

Многие из подруг Рут влюблялись в бейсболистов. Хотя сначала ее родители радовались тому, что у нее тоже появился кумир, постепенно ее поведение стало их тревожить. Они посетили двух психиатров. Мать Рут была рада услышать, что с дочерью все в порядке, за исключением того, что она должна забыть о Уайткусе (это немного напоминает заявление о том, что с Джоном Хинкли все хорошо, кроме того, что он должен забыть о Джоди Фостер). Конечно, Рут не забывала о Уайткусе даже на секунду, и, когда его продали в Philadelphia Phillies, она заявила, что не сможет жить, если он уедет из Чикаго.

Она начала обсуждать самоубийство с одной из подруг и приняла решение купить оружие. Она хотела купить пистолет, но на него требовалось разрешение. Тогда она пошла в ломбард и купила винтовку.

В первую неделю июня 1949 г. Рут решилась на кое-что получше, чем самоубийство. Она посоветовала своей подруге Джойс «ожидать фейерверк во вторник». В этот день она поселилась в отеле Edgewater Beach в Чикаго. Из расписания Phillies она узнала, что Эдди остановится в этом же отеле. Рут привезла с собой чемодан с реликвиями Эдди, включая корешки билетов пятидесяти игр, которые она посетила. Кроме того, она привезла винтовку.

В своем номере она написала письмо родителям («Надеюсь, вы меня поймете. Я люблю вас. Все будет хорошо»), но смяла его и выбросила в мусорное ведро. После этого она написала записку Эдди:

Мистер Уайткус, мы не знакомы, но у меня есть кое-что важное, о чем я бы хотела с вами поговорить. Думаю, что для вас будет лучше, если я объясню это вам. Я выезжаю из отеля послезавтра, поэтому была бы вам очень признательна, если бы мы увиделись как можно раньше. Меня зовут Рут Энн Бернс, я живу в номере 1297-А. Я понимаю, что это звучит немного необычно, но, как я сказала, вопрос довольно важный. Пожалуйста, приходите поскорее. Я не займу много вашего времени. Я обещаю.

Рут заплатила три доллара коридорному за то, чтобы он отнес записку. Читая ее, Эдди подумал, что это, наверное, еще одна «бейсбольная Энни» (сегодня мы бы назвали ее «фанаткой»), и согласился прийти к ней. Рут сунула нож в карман юбки, намереваясь ударить Эдди в сердце, когда он войдет в номер, но он быстро прошел мимо нее, сел в кресло и спросил: «Ну, так о чем идет речь?»

«Подождите минуту. У меня есть сюрприз для вас, — сказала Рут, после чего подошла к шкафу и вынула винтовку. — Вы меня мучили в течение двух лет. Теперь вы умрете». Рут выстрелила Эдди в грудь. Пуля пробила легкое и застряла как раз под сердцем. (Уайткус выжил и даже вернулся в профессиональный спорт. Я нашел старую открытку с его изображением. Под заголовком «Мое самое большое потрясение в бейсболе» было написано «В 1949-м в меня стреляла психически больная девушка».)

То, что Рут сказала и сделала после выстрела, выглядело экстраординарно в 1949 г., но не позже. Полиции она заявила:

Я очень любила его и знала, что он никогда не будет моим, ну а если он не может быть моим, то пусть не достанется никому. Я всегда хотела быть в центре внимания. Я хотела известности. Мои мечты сбылись.

Рут ярко выразила чувства, слишком хорошо знакомые современным американцам. Рассказывая о том, что произошло после стрельбы, она сказала:

Никто не вышел из своих номеров. Думала, они все выскочат из своих номеров. Я осатанела. Я говорила им, что убила Эдди Уайткуса, но они не знали, кто такой Эдди Уайткус. После этого приехала полиция, но я была дико зла, потому что никто не вышел из своих номеров. Казалось, что никому я не нужна. Я могла уйти из этой гостиницы, и никто не стал бы меня преследовать.

В девятнадцать лет Рут поняла, что лучше, когда тебя разыскивает полиция, чем быть вообще никому не нужной. Примерно через двадцать лет молодая женщина по имени Валери Соланас испытывала похожие чувства. Честолюбивая актриса и писательница пришла с пистолетом в студию Энди Уорхола и выстрелила в знаменитого художника. После этого Соланас подошла к полицейскому на Таймс-сквер и сказала: «Меня разыскивает полиция». Она с гордостью добавила: «Меня ищут». (Именно Энди Уорхол стал автором выражения, которое само превратилось в икону информационного века: «В будущем каждый станет всемирно известным на пятнадцать минут». Смешно, но Валери Соланас получила свои пятнадцать минут за счет Уорхола. Еще девяносто минут она получила в прошлом году, когда вышел полнометражный фильм о ее жизни.)

Нападение Соланас на Уорхола произошло в 1968 г., когда подобные происшествия уже стали рутиной, но тогда, когда Рут Штейнхаген стреляла в Эдди Уайткуса, такие вещи случались крайне редко. Когда Рут сказала матери, что собирается купить пистолет и застрелить Эдди Уайткуса, та ответила: «Ты не можешь сделать это. Женщины не занимаются такими вещами». Рут доказала, что миссис Штейнхаген ошибалась. В дальнейшем ее ошибку подтвердила Валери Соланас, а после нее — Скуики Фромм и Сара Джейн Мур (они обе покушались на убийство президента Джеральда Форда).

Из-за выбранной Рут мишени ее поступок не получил широкой известности, но благодаря этому покушению она оказалось на первом месте в длинном списке людей, пытавшихся преследовать или убить общественных деятелей информационного века. Некоторые из них стали знаменитыми, большинство — почти неизвестны.

Эксперты пришли к выводу, что Рут — ненормальная, и ее отправили в психиатрическую лечебницу. Через три года врачи решили, что психика Рут восстановилась, и ее освободили. Рут Штейнхаген дожила до 2002 г. и была старейшим членом уникального сообщества, которое существует только в Америке. Разумеется, убийства происходят повсюду, но преступления, совершаемые по какой-либо идеалистической или политической причине, коренным образом отличаются от убийства незнакомого человека только ради того, чтобы «получить известность и оказаться в центре внимания».

Принцип выбора целей в Америке также уникален. В тридцатых и сороковых годах самыми известными людьми и объектами всеобщего поклонения были бейсболисты и государственные деятели. К тому моменту, когда Джо ДиМаджио стал мужем Мэрилин Монро, эстафетная палочка кумиров нации перешла от спортсменов к представителям индустрии развлечений. Через тридцать шесть лет актер стал президентом Соединенных Штатов, и сумасшедший поклонник шоу-бизнеса (Джон Хинкли) стрелял в него. Он утверждал, что страдает от навязчивой привязанности к актрисе Джоди Фостер. После длительного флирта насилие и индустрия развлечений поженились.

Боготворить героев и поддаваться на их соблазнительные призывы — это свойство американского образа жизни. Но то, что для большинства является слабым наркотиком, превращается в яд для некоторых людей. Чтобы больше узнать об этом яде, я добился встречи с неожиданным экспертом в этой области: Робертом Бардо, человеком, который убил Ребекку Шеффер.

Чтобы встретиться с ним, мне пришлось пройти через два металлодетектора и проследовать за сопровождающим по длинным зеленым коридорам, каждый из которых упирался в запертые стальные двери. За дверьми стояли охранники, которые пропускали нас дальше только после тщательной проверки. В конце концов меня привели в маленькую бетонированную камеру с двумя скамьями, прикрепленными к полу. Сопровождающий сказал, что скоро вернется, после чего ушел, заперев дверь камеры на замок. Даже если понимаешь, что тебя выпустят, сидеть запертым в тюремной камере — это сидеть в тюремной камере. Ужасное ощущение.

Ожидая Бардо, я думал о Роберте Ресслере, агенте ФБР, который провел большую часть своей карьеры в Отделе поведенческих наук, интервьюируя и изучая самых опасных и кровожадных преступников Соединенных Штатов. Ожидание в запертой камере напомнило мне последнюю встречу Ресслера с Эдмундом Кемпером, который жестоко убил десять человек, нескольких из них обезглавил. Кемпер был гигантом в буквальном смысле слова — рост составлял 206 см, вес приближался к 140 кг. В конце четырехчасового разговора Ресслер нажал кнопку, чтобы вызвать охранника. Прошло какое-то время, охранник не явился. Примерно через пятнадцать минут он опять нажал кнопку, потом — опять. Охранника по-прежнему не было. Скорее всего, Кемпер интуитивно почувствовал волнение Ресслера, потому что на пленке, на которую записывалось интервью, слышно, как он говорит: «Расслабься, у них пересменка, еще они кормят ребят в охраняемых зонах. Тебя выведут не раньше, чем через пятнадцать-двадцать минут».

Кемпер подумал немного и добавил: «Если бы я разнервничался, то у тебя были бы большие проблемы. Я мог бы открутить тебе голову и положить ее на стол дожидаться охранника».

Кемпер был прав. Из-за его огромных размеров и опыта убийцы у Ресслера не было бы ни единого шанса. Кемпер был вынужден долгое время воздерживаться от непреодолимой привычки убивать, а теперь перед ним сидел живой человек — знаменитый агент ФБР. Ресслер предупредил убийцу, что если он убьет федерального чиновника, у него будут большие неприятности, на что Кемпер, который уже отбывал семь пожизненных сроков, иронически ответил: «Ну и что мне сделают? Запретят смотреть телевизор?»

После этого Ресслер в течение тридцати минут, скрывая ужас и используя свой опыт, пытался удержать Кемпера. В один из моментов их разговора Кемпер признал, что, если бы он убил Ресслера, ему пришлось провести некоторое время в карцере, но добавил, что это слишком маленькая плата за престиж, который он получил бы за то, что «укокошил агента ФБР».

Одна из нескольких уловок Ресслера: «Неужели ты серьезно думаешь, что я пришел сюда, не позаботившись о том, как обороняться?»

Кемпер знал лучше: «Сюда нельзя проносить оружие». И это было правдой, но Ресслер намекнул, что агенты ФБР имеют особые привилегии и что в его распоряжении мог быть не только пистолет.

Кемпер не сдавался. «Ну и что у тебя есть? Отравленная ручка?» Разговор в том же духа продолжался до прихода охранников. Слава богу, Кемпер не успел претворить свои мысли в жизнь. Когда его выводили, он положил свою громадную руку Ресслеру на плечо: «Ты же понимаешь, что я просто шутил, правда?» Но Кемпер не просто шутил. Он упивался любимым лакомством серийных убийц: человеческим страхом.

Убийца, который вскоре присоединился ко мне в камере, стремился к другим наградам: вниманию и славе. На щеках Роберта Бардо выросла небольшая юношеская щетина, потому что он не брился несколько дней, а на голове виднелись ранние залысины. Он не выглядел так же устрашающе, как Кемпер. На самом деле он был похож на нескладного подростка. В другой жизни (в его прошлой жизни) он был бы парнем, который в белом фартуке подметает пол в подсобных помещениях ресторана, где водители покупают еду, не выходя из машины. По его собственным словам, Роберт Бардо был «чудаком».

Я хорошо изучил Бардо, когда консультировал сторону обвинения, поэтому встреча с ним напомнила мне встречу с героем прочитанной мною книги. Я знал большую часть из того, что он может сказать. Но юноша передо мной был более «человеческим», чем можно было представить, изучая записи судебных заседаний или отчеты психиатра, наверное, даже более «человеческим», чем мне хотелось.

В нем совсем не ощущалась сила, которая выплеснулась в ту ужасную секунду, когда он оказался перед квартирой Ребекки Шеффер. Он не собирался меня запугивать, его глаза не были похожи на ледяные глаза убийцы, под взглядом которого жертва невольно замирает. Мы оба знали, что он совершил, и он очень хорошо знал еще с момента судебного заседания, что я думаю об этом.

Со времени убийства Бардо задали огромное количество вопросов, и он привык к этому, поэтому я решил дать ему высказаться первым, чтобы следовать за ним, а не вести его. Оказалось, что для этого потребуется проявить терпение. В течение примерно пятнадцати минут мы сидели в камере, он — с опущенной головой, я — рассчитывая на то, что он не сможет отказаться от возможности привлечь к себе внимание.

В обычно тихой камере вдруг послышался удар — это с грохотом захлопнулась дверь другой камеры. (Шум — чуть ли не единственное, что свободно перемещается по тюрьме. Бетонные стены, которые выдерживают все, распространяют его повсюду.)

Наконец Бардо поднял голову и пристально посмотрел мне в глаза. «Артур Джексон попросил меня передать вам кое-что». (Джексон был одержимым сталкером, который жестоко зарезал актрису Терезу Салдану. После того как я выступил против Джексона на суде, он пожелал мне «сгореть в аду».)

«Он тоже хочет встретиться с вами».

«Не сегодня», — ответил я.

«Тогда почему вы хотите говорить со мной?»

«Потому что у тебя есть что сказать».

«Я хочу помочь другим людям избежать того, что случилось с Ребеккой», — сказал он.

Такой подбор слов подразумевал, что он как бы отделяет себя от совершенного им преступления, а я не хотел ему позволять это.

«Случилось с Ребеккой. Ты говоришь так, будто она попала в аварию».

«Нет, конечно, нет. Я убил ее. Я застрелил ее. Я хочу помочь другим не быть убитыми такими, как я».

«Звучит так, будто ты думаешь, что есть кто-то еще, похожий на тебя».

Мне показалось, что он удивился тому, что это не очевидно.

«Есть. Я имею в виду, что есть... много таких, как я».

Он долго молчал, прежде чем продолжить.

«Я не чудовище. По телевизору все время хотят изобразить меня кем-то ужасным».

Я посмотрел на него и кивнул. Мы провели вместе уже почти полчаса, а я еще не задал ему ни одного вопроса.

«Я внушал страх тогда, конечно, но теперь — нет. В том видео, где рассказывалось, как я застрелил Ребекку, я был похож на самого страшного убийцу, а я не такой».

Он волновался о своем имидже, о том, как он выглядит на фоне других «похожих на него».

Подобно почти всем современным убийцам, Бардо изучил всех своих предшественников. После того как Марк Чепмен отправился за решетку за убийство Джона Леннона, Бардо написал ему и спросил, почему он сделал это. Чепмен, знаменитый убийца, и Бардо, новичок, состояли в переписке.

«Если бы он сказал мне, что не надо идти на преступление, которое я совершил, — сказал Бардо, — это все равно не преодолело бы мои эмоции. Эмоции — вот в чем разгадка, разболтанные эмоции. Эмоционально здоровые люди не вредят другим».

Бардо также изучил все, что смог найти, по делу Артура Джексона. Джексон нанял частного детектива, чтобы найти свою жертву, поэтому Бардо сделал то же самое. Джексон использовал нож, поэтому во время одной из своих первых поездок с целью убийства Шеффер Бардо тоже имел при себе нож. Джексон проехал тысячи километров в погоне за своей жертвой, иногда совершенно беспорядочно — как почти все убийцы, — и Бардо поступал так же. Когда они начинали, их разделял континент, а закончили в одном здании.

В записанном на видео интервью, сделанном защитой Бардо за несколько месяцев до того, как он узнал, что я работаю над его делом, он раскрыл объем своих знаний о нападениях на общественно значимые фигуры. Рассказывая о недостатках системы безопасности, с которыми он столкнулся, пытаясь подобраться к Ребеке Шеффер, он сказал: «Непохоже, что с ней работал Гэвин де Беккер или кто-то еще».

Теперь, предлагая мне свои советы, Бардо надеялся, что будет отличаться от других убийц. Он думал, что станет «антиубийцей», помогая знаменитостям избежать опасности. Конечно, теперь он сам был знаменит, и это стало причиной его ироничного комментария о навалившейся на него известности: «Слава, которой я добился в результате всего этого, заключается в угрозах смерти и агрессивных замечаниях. СМИ рассказывают обо мне только неправду. Я не могу помешать им вмешиваться в мою частную жизнь, рассказывать о моем деле снова и снова, поэтому они делают на этом деньги. Они изображают меня так, что я не узнаю себя».

Он не любил репортеров, которые называли его одиночкой, но это было точное описание. У Бардо не было друзей, он никогда не целовался с девушкой (скорее всего, и не поцелуется). Отсутствие здоровой половой жизни — общая черта многих убийц. У Джона Хинкли никогда не было глубоких отношений с женщинами, как не было их у Артура Джексона и Артура Бремера, который стрелял в кандидата в президенты Джорджа Уоллеса.

Бремер был девственником, но искал возможность выйти из этого состояния в течение нескольких недель, предшествовавших преступлению. Зная, что скоро он будет мертв или окажется в тюрьме на всю жизнь, Бремер нанял проститутку, но его сексуальное приключение закончилось нескладно. В своем дневнике он написал: «Хотя я по-прежнему девственник, я благодарен Элге за то, что она позволила мне понять, что это такое».

Это может показаться странным, но самые близкие интимные отношения у убийц с теми, на кого они нападают. Благодаря сталкингу они узнают свои жертвы лучше, чем всех других людей из своего окружения, и, стреляя в них, становятся в какой-то мере их партнерами. Дневник Бремера демонстрирует его растущую близость с первой выбранной им жертвой — президентом Ричардом Никсоном. Пока Бремер следовал за Никсоном из штата в штат, обозначение жертвы постепенно менялось: сначала «Президент», потом — «он», потом — «Никсон», потом — «Никси» и, наконец, «Никси-бой».

Те, которые нападают с ножом, обладают даже большей близостью к жертве. Это ярко описано в пугающей книге серийного убийцы Джека Генри Эббота «В утробе зверя» (In the Belly of the Beast). Он пишет об одной из своих жертв: «Вы ощущаете, как его жизнь трепещет на кончике ножа в вашей руке. Это ощущение почти захлестывает вас — ощущение простого акта убийства».

Жертвой простого акта убийства, совершенного Бардо, по злой иронии стала единственная девушка, которая вообще уделила ему внимание. Ребекка Шеффер отправила ему доброжелательный ответ на одно из его писем.

Бардо: Это была открытка, в которой она написала: «Роберт, ваше письмо было самым милым, самым "настоящим" из всех, которые я получала». Она подчеркнула слово «настоящим». Она написала: «Пожалуйста, берегите себя» и нарисовала сердечко, а под ним написала «Ребекка». Из-за этого я хотел получать от нее ответы.

Гэвин де Беккер: Ну и какой совет ты можешь предложить другим знаменитостям?

Бардо: Будьте внимательны к тому, что пишете. Если отвечаете на письмо поклонника, не делайте свой ответ слишком личным. С поклонником так нельзя себя вести, потому что ему может показаться, что он — единственный. Именно так показалось мне. Я чувствовал, что я — единственный.

Подобно другим убийцам, Бардо преследовал нескольких знаменитостей, включая одну мою клиентку. Бардо пришел к выводу, что до нее слишком сложно добраться. Он отступился и переключил свое внимание на Ребекку Шеффер. Для убийцы важны само действие, а не его цель — и не поездка, а сам пункт назначения.

Зная, что цели убийц взаимозаменяемы, я спросил у Бардо, какие меры безопасности, принятые публичными фигурами, повлияли на его выбор. Он сказал: «Если я читаю в статье, что они думают о безопасности и имеют охранников, то это заставляет посмотреть на знаменитость по-другому. Такие люди, как я, должны держаться от них подальше. В этом случае всякая надежда на романтические отношения исключается».

Хотя защита Бардо пыталась протолкнуть мысль о том, что он надеялся на романтические отношения с Ребеккой Шеффер, в действительности он и не думал об этом. Бардо ожидал ровно того, что получил: сдержанный прием и в конечном итоге отказ. Он использовал отказ как оправдание того, что долгое время хотел сделать: высвободить свою ярость по отношению к женщинам, к своей семье и ко всем нам.

Конечно, чтобы добиться того, чтобы тебя отверг совершенно незнакомый человек, нужно сначала найти такого незнакомца. Бардо делал это, преследуя каждую из своих мишеней. Даже сейчас, находясь в тюрьме, он по-прежнему занимается этим, сосредоточившись на двух женщинах. Одна из них — певица, другая не была знаменита, когда он впервые услышал о ней, но очень известна сейчас: это Марша Кларк. Она была обвинителем на процессе, на котором он получил пожизненное заключение. В письме, отправленном мне, он объяснил: «Daily Journal дважды рассказывал о Марше Кларк... Я много чего узнал. Посмотрите на второй странице и все поймете». На второй странице был напечатан длинный список сведений о Марше Кларк и ее семье.

Благодаря изощренной иронии информационного века, Марша Кларк стала обвинителем на процессе против рядового гражданина, который преследовал и убил знаменитого человека, потом на процессе против знаменитого человека (О. Дж. Симпсона), который преследовал и убил рядового гражданина, затем стала знаменитой сама, а теперь является целью сталкера.

* * *

Убийцы информационного века похожи на других кумиров американцев — на отчаянных смельчаков. Если вы понимаете Ивела Книвела[10]. то сможете понять Роберта Бардо. Как и у сорвиголов, все достоинства и достижения убийц базируются на одном действии, одном моменте. Это относится к большинству героев, но убийцы и сорвиголовы — это не те люди, которые смело идут навстречу какой-нибудь чрезвычайной ситуации: они сами создают свои чрезвычайные ситуации.

Смельчак мечтает о славе, которой можно добиться с помощью какого-нибудь трюка, о славе, которая ждет его на противоположной стороне каньона. СМИ рисовали смельчака как отважного героя. Но что если кто-нибудь купил мотоцикл, причудливо его раскрасил, приобрел яркие кожаные штаны и куртку, рампы, известил прессу, притащил все это к каньону... и не сделал это? Тогда он превращается в парня, который из-за глупого имени и дурацких аксессуаров оказывается не героем, а чудаком. Если он не сделает этого, вся затея потеряет блеск.

Артур Бремер писал: «Мне нужен гром, а не немного шума. Я устал писать об этом, о том, что собираюсь сделать, о том, что у меня не получилось, о том, что у меня не получилось снова и снова. Мне мешает то, что в тюрьме сидят около 30 парней, которые угрожали презику, и мы ничего о них не слышали».

Вы видите, что убийцы не боятся, что попадут в тюрьму, — они боятся потерпеть неудачу, и Бардо не отличался в этом от других. У него сложились все компоненты: он прочитал все о других убийцах, он изучил свою цель, он составил план, добыл оружие, написал письма, которые будут обнаружены после нападения. Но, как и сорвиголова, он был всего лишь парнем, который работал над своим «чертом из табакерки», пока не совершил свой прыжок, пока колеса не оторвались от земли, пока он не убил какую-нибудь знаменитость. Слава ожидала его на противоположной стороне каньона, где, по его собственным словам, он наконец стал «ровней» знаменитостям.

Когда он нашел Ребекку Шеффер и столкнулся с ней лицом к лицу, у него уже были все необходимые качества убийцы, но он не мог получить свой приз, пока не убьет ее. С четырнадцатилетнего возраста он знал, кем хочет быть, когда вырастет, и он добился своего на ступеньках перед входом в дом, где жила Ребекка Шеффер. Роберт Бардо является убийцей по призванию, для которого жертва всегда вторична по отношению к самому действию.

Некоторые люди годами идут к своим героическим достижениям, убийцы — наоборот. Преследуя Ричарда Никсона, Бремер написал: «Я так же важен, как начало Первой мировой войны. Мне нужны лишь маленький просвет и секунда времени». Подобный нарциссизм — одна из основных черт каждого убийцы. Но, как многие другие их качества, он в некоторой степени присущ всем нам. Эрнест Беккер в своей книге «Отрицание смерти» (The Denial of Death), за которую он был удостоен Пулитцеровской премии, пишет, что нарциссизм универсален. Беккер считает, что «организм каждого ребенка кричит о его естественном нарциссизме. Его нарциссизм слишком всепоглощающ и неумолим, чтобы считаться отклонением, он выражает суть его натуры: желание выделиться, быть единственным в своем роде». Беккер говорит, что мы все ищем что-нибудь героическое в нашей жизни и добавляет, что у некоторых людей «желание славы так же некритично и рефлекторно, как вой у собаки».

Но вой о славе у убийцы не находит отклика в его повседневной жизни, которая предшествует нападению. Убийца может быть странным или необычным, но мы не можем сказать, что не понимаем его мотивы и его цель. Он хочет того же, чего хотят все американцы, — признания. Он хочет того же, чего хотят все люди, — значимости. Люди, которые не получают этого в детстве, ищут компенсации, когда становятся взрослыми. Как если бы они недостаточно питались всю жизнь и теперь пытались наесться за один раз.

Такой же поиск собственной значимости частично является мотивацией членов молодежных банд, которые идут на убийство, потому что насилие — это кратчайший путь к самоутверждению. Убийца Джек Генри Эббот рассказывал о «безотчетной гордости и приятном возбуждении, которые испытывают все осужденные, когда их сковывают по рукам и ногам, как опасных животных. Весь мир смотрит на нас в эту секунду. Мы — это те, кто способен угрожать миру».

Эрнест Беккер пишет: «Стремление к героизму — это естественно, и давайте честно признаем это. Но, если все разом признают это, такой выброс ранее сдерживаемой силы будет разрушителен для общества».

Итак, Бремер, Хинкли и Бардо признали это, и результаты оказались разрушительными. Сначала они стремились прославиться в Голливуде, но быстро сдались и пошли к самоутверждению более легким и быстрым маршрутом. Они знали, что, совершив сфальсифицированный подвиг, с помощью единственного выстрела они смогут оказаться навсегда связанными со своими знаменитыми целями.

* * *

Подобно любому амбициозному проекту, убийство известного человека осуществляется в соответствии с определенным алгоритмом действий. Этот алгоритм включает в себя несколько препятствий, которые необходимо преодолеть. Многие из них можно обнаружить, и по их последовательности мы сможем проследить весь путь. Убийцы учатся друг у друга. Каждый старается почерпнуть что-нибудь у своих предшественников. Когда я работал над делом Бардо, то был поражен тем, что он совершил множество таких же действий, как и Хинкли за несколько лет до него. Жизненный опыт этих двух молодых людей был во многом схож, и этом нет ничего удивительного. Но схожесть совершенных ими поступков иногда потрясала. Например, Хинкли знал, что Марк Чепмен, отправляясь стрелять в Джона Леннона, имел при себе книгу «Над пропастью во ржи», поэтому он тоже взял с собой эту книгу во время покушения на Рональда Рейгана. У Бардо также была при себе книга «Над пропастью во ржи», когда он стрелял в Ребекку Шеффер. Потом он сказал мне, что прочитал ее, «чтобы понять, как она побудила Чепмена убить Джона Леннона».

Ознакомьтесь со списком поступков Джона Хинкли, которые он совершил перед покушением на Рональда Рейгана:

• Писал письма актрисам.

• Писал песни.

• Устроился на работу в ресторан.

• Прочитал «Над пропастью во ржи».

• Колесил по стране.

• Преследовал разных известных людей, а не только свою последнюю жертву.

• Ездил в Голливуд.

• Вел дневник.

• Изучал действия других убийц.

• Съездил в Нью-Йорк и посетил здание «Дакота» с целью осмотра места, где был убит Джон Леннон.

• Обдумывал убийство с целью привлечения к себе внимания.

• Распродал свое имущество.

• Написал письма, которые должны были быть обнаружены после покушения.

• Приехал на место покушения на автобусе.

• Перед покушением преследовал свою последнюю жертву неоднократно и в разных местах.

• Имел при себе книгу «Над пропастью во ржи».

• Не выстрелил при первой возможности.

• Покинул будущее место преступления после первой встречи с целью.

• Подождал около получаса и выстрелил в свою жертву.

Удивительно, но Бардо проделал буквально все, указанное в списке. Мы насчитали более тридцати потрясающих совпадений в поведении этих двух людей. Предсказуемость поведения убийц перед нападением подтверждается работой психиатра и социолога Парка Дитца, который получил известность в Соединенных Штатах как главный эксперт со стороны обвинения в деле Хинкли. В 1982 г., когда я работал в президентском консультативном совете при министерстве юстиции, я предложил проект, направленный на изучение лиц, угрожающих и преследующих общественно значимые фигуры. Дитц был назначен ведущим этого проекта. На основе его результатов, а также на основе данных, полученных в ходе его инновационной работы, Дитц выделил десять общих свойств, присущих современным убийцам.

Ниже я привожу полный их список:

1. Страдали небольшим психическим расстройством.

2. Занимались изучением своих целей или жертв.

3. Вели дневник или делали записи.

4. Приобретали оружие.

5. Вступали в контакт с какой-нибудь общественно значимой фигурой, причем необязательно с будущим объектом нападения.

6. Демонстрировали «манию величия» или нарциссизм.

7. Передвигались по стране, произвольно выбирая маршруты.

8. Отождествляли себя со сталкером или убийцей-одиночкой.

9. Демонстрировали способность обойти несложную систему безопасности.

10. Неоднократно приближались к некоторым общественно значимым фигурам.

Организуя защиту общественно значимых фигур, моя фирма, естественно, фокусируется на тех людях, которые могут попытаться убить клиентов, но также и на тех, кто может навредить им каким-то образом, например посредством домогательств или сталкинга. Анализируя эти случаи, мы рассматриваем 150 индикаторов, предшествующих инциденту, помимо тех, что указаны выше.

Если мы были вынуждены выбрать только один индикатор в первую очередь, то это был бы индикатор, который мы называем «верой в способность». Я имею в виду веру человека в то, что он может осуществить нападение на общественно значимую фигуру. Если ее нет, то нападения не будет. Вообще говоря, чтобы сделать что-то, каждый из нас должен сначала поверить, что он может это сделать. Соответственно, самый важный вопрос, который может задать общество такому человеку, звучит примерно так: «Вы верите в то, что можете добиться успеха, выстрелив в президента?» Конечно, потенциальные убийцы не всегда могут ответить на него правдиво, но и общество не всегда имеет возможность задать его. Но в той степени, в какой ее можно измерить, «вера в способность» является главным фактором, указывающим на возможность покушения.

Если правдивый ответ звучит как «Нет, там же есть агенты Секретной службы и вообще специальные мероприятия, я не смогу подойти к нему ближе, чем на милю», то этот человек не сможет выстрелить в президента. Но, естественно, этот фактор не может работать постоянно, потому что «вера в способность» может меняться и подвергаться влиянию разных обстоятельств.

Если, например, я уверен в том, что не смогу прыгнуть в океан со скалы высотой 60 м, то, значит, я не могу. Но тренер может повлиять на мою веру. Его поддержка, тренировки, прыжки с меньших высот — сначала с 6 м, потом с 9 м, потом с 15 м — могут повлиять на мою веру в свои способности и изменить ее. Никакое влияние не может убедительнее социального доказательства, когда вы видите, что кто-то успешно делает то, что вы изначально считали для себя невыполнимым. Если я вижу, как кто-то прыгает в воды Тихого океана со скал Акапулько и потом спокойно появляется на поверхности, то это коренным образом влияет на мою веру: оказывается, это может быть сделано, и я могу это сделать.

Точно так же, когда СМИ обращают огромное внимание на того, кто совершает нападение на общественно значимую фигуру, это поддерживает в других веру в способность совершить подобное. Эти люди словно слышат: «Ты же видишь, это можно сделать». Неудивительно, что в период сразу после нападения, широко освещавшегося в прессе, риск повторных нападений резко возрастает. Это происходит потому, что один человек своими действиями подстегивает другого. Поэтому нападения на одну и ту же общественно значимую фигуру происходят через небольшой промежуток времени (президент Форд — два покушения за две недели, президент Клинтон — два покушения за шесть недель).

Создается ощущение, что общество одновременно дает два разных посыла:

1. Совершить успешное нападение на общественно значимую фигуру практически невозможно, и, если вы все же сделаете это и останетесь в живых, то станете изгоем, вас будут презирать, поносить и забудут.

2. Совершить успешное нападение на общественно значимую фигуру очень легко, и если вы это сделаете, то не только уцелеете, вы будете в центре внимания всего мира.

В наше время освещение нападений на общественно значимые фигуры фактически превращается в своего рода рекламу злоумышленников, поэтому информацию следует подавать совсем по-другому. Сейчас представители правоохранительных органов, беседуя с журналистами о захваченном преступнике, как правило, описывают его арест, как победу над опасным, сильным, хорошо вооруженным и умным противником: «В его гостиничном номере следователи обнаружили три револьвера сорок пятого калибра и более двухсот патронов. Преступник — опытный стрелок, когда мы штурмовали здание, еще неизвестно было, чья возьмет».

Это создает вокруг преступника некий ореол привлекательности, который может повлиять на многих из тех, кто обдумывает подобные преступления. Я бы рекомендовал действовать иным образом, представляя преступника в менее эффектном виде.

Представьте себе пресс-конференцию после задержания человека, который замышлял совершить убийство:

Репортер: Вы считаете, что этот человек — одиночка?

Федеральный агент: Скорее, он неудачник.

Репортер: Оказывал ли он сопротивление во время задержания?

Федеральный агент: Нет, мы нашли его спрятавшимся в ванной — в корзине для грязного белья.

Репортер: Он мог бы совершить удачное покушение?

Федеральный агент: Я очень сильно в этом сомневаюсь. У него вообще никогда ничего не получалось.

В идеале агент мог бы все время переводить разговор на методы противостояния убийце, стараясь поменьше упоминать самого преступника.

Федеральный агент: Я хочу отметить работу команды в составе восьми специальных агентов, которые провели оперативно-розыскные мероприятия с использованием новейших технологий, что и позволило так быстро провести задержание.

Я предлагаю, чтобы мы показывали не пули, разложенные на столе в номере захудалой гостиницы, а грязное нижнее белье и носки на полу в ванной. Я предлагаю не организовывать фотосессию, демонстрируя, как преступника ведут в сопровождении десяти федеральных агентов от вертолета к кортежу ожидающих машин. Лучше покажите его в грязной футболке, прикованного к трубе в тесном угрюмом коридоре под охраной одного полицейского, предпочтительно — женщины. Немногие жаждущие самоутверждения потенциальные убийцы, увидев эти кадры, скажут: «Э, вот такая жизнь для меня».

И что мы видим в реальности? Все наоборот: его охраняют федеральные агенты (совсем как президента), его бегом ведут в ожидающий вертолет (совсем как президента), дом, в котором прошло его детство, показывают по телевизору (совсем как дом президента), эксперт стреляет из его пистолета и рассказывает телерепортеру об убойной силе пуль, план, который он разработал, называют «тщательно подготовленным». Такое освещение только создает вокруг покушения и других преступлений ореол. Тот, кого арестовали за совершение насилия, должен знать, что это — путь в забвение, а не самый важный день в его жизни.

Но это был самый важный день в жизни Тимоти Маквея, осужденного за взрыв в Оклахома-Сити, которого провели мимо шеренги репортеров в окружении агентов ФБР, усадили в одну из машин кортежа, а потом увезли на вертолете. Даже большее мы наблюдали в случае с Унабомбером — Тедом Качински, чья фотография крупным планом появилась на обложках журналов Time, U. S. News & World Report и Newsweek (дважды). В сопроводительных текстах к фотографиям во всех трех журналах Качински назвали «гением».

Журналисты обычно называют убийц их полными именами: Марк Дэвид Чепмен, Ли Харви Освальд, Артур Ричард Джексон. Некоторые могут подумать, что убийцы пользовались вычурными тройными именами в «прошлой жизни». Конечно, нет. Они были Дэвидом, Ли и Артуром.

Я предлагаю использовать простейший вариант имени преступника. Называйте его не Теодор Брайнт Смит, а Тед Смит. А еще лучше, разузнайте его прозвище из детства и юности:

Федеральный агент: Его зовут Теодор Смит, но он известен под прозвищем Тед-Толстяк.

В нашей культуре есть много моделей для подражания, но редкая из них удостаивается такого ажиотажа и возвеличивания, как убийца. Те, кто добился успеха (и даже некоторые из тех, кто потерпел провал), стали одними из самых известных людей в американской истории. Джон Уилкс Бут попал в историю и знаменит более почти всех своих современников.

Природа трагического симбиоза убийц и телевизионных новостей легко объяснима: убийцы обеспечивают картинку — очень наглядную и драматичную. Они не подадут на вас в суд независимо от того, что вы будете о них говорить, и они гарантируют возможность рассказывать о них снова и снова, с продолжением, а об этом мечтает любой продюсер теленовостей. Будет появляться все новая информация, новые интервью с соседями и экспертами, больше фотографий из школьного альбома. Потом начнется суд с привкусом скачек (состязание юристов, которые получат известность благодаря этому делу), и последует драма ожидания приговора. И все время можно крутить видеозаписи покушения.

Проблема, однако, в том, что это видео — реклама убийства. Подобно тому как компания Procter & Gamble бесконечными повторами повышает продажи зубной пасты, такой подход к теленовостям привлекает интерес к нападениям на общественно важные фигуры.

Еще в 1911 г. криминолог Артур Макдональд писал: «Самые опасные преступники — это убийцы правителей». Он предложил, чтобы «газеты, журналы и авторы книг прекратили публиковать имена преступников. Если это не будет сделано добровольно, пусть публикация считается правонарушением. Этот шаг позволил бы ослабить надежду прославиться и стать знаменитым, а это является основным мотивом в подобных преступлениях».

Макдональд был бы разочарован, увидев, как в наш информационный век убийцы известных людей становятся героями шоу, но не удивился бы этому. Не стоит забывать, что первые легкие намеки на психоз средств массовой информации были довольно заметны даже в его время. В 1912 г. человек по имени Джон Шрэнк попытался убить Теодора Рузвельта (он был кандидатом в президенты Соединенных Штатов). Шрэнк находился в тюрьме, когда сумма залога за его освобождение была внезапно увеличена. Оказывается, «киношники» вознамерились внести залог и взять Шрэнка на поруки, чтобы он сыграл попытку покушения для кинохроники. Возражая против съемок, прокурор заявил на суде, что его беспокоит «деморализующий эффект, который может иметь такой фильм. Он может сделать из этого человека героя, а я не намерен допускать, чтобы нашей молодежи было позволено почитать его как героя». Разочарованные деятели кино, скорее всего, даже не подозревали, что придумали новый жанр. Они подобрали здание, похожее на тюрьму, и сняли похожего на Шрэнка актера, появляющегося в сопровождении двух фальшивых помощников шерифа.

* * *

Дискуссия об убийствах известных личностей не может считаться полной без обсуждения мер предосторожности, которые можно принять, чтобы не допустить подобных нападений. Во-первых, естественно, как и в случае с любой опасностью, нужно узнать о ее существовании. В деле Бардо, например, было много предупреждающих сигналов: в течение двух лет он заваливал Ребекку Шеффер письмами через ее агентов в Нью-Йорке и Лос-Анджелесе. Когда Бардо появился в студии, где записывали ее шоу, один из сотрудников охраны рассказал ему, в какой сцене она снимается. Бардо сам сказал: «Это был слишком простой путь».

Во время одного из своих визитов в студию он объяснил начальнику службы безопасности, что влюблен в Ребекку Шеффер и приехал из Аризоны, чтобы повидать ее. Начальник служб безопасности сказал Бардо, что актриса не хочет его видеть, после чего лично отвез его в мотель, где тот остановился. К сожалению, даже увидев (но, скорее всего, не распознав) несколько очевидных предупредительных сигналов, начальник службы безопасности не позаботился о том, чтобы сообщить Ребекке Шеффер о «пожираемом любовью» молодом человеке, который преследует ее уже два года и только что проехал на автобусе несколько сотен километров ради встречи с ней.

После убийства шеф службы безопасности рассказал журналистам о своей встрече с Бардо: «Я подумал, что он просто влюблен. К нам каждый год приходят сотни таких, как он, пытаются пройти внутрь, поклонники пишут письма». Начальник службы безопасности посчитал это проблемой с очередным поклонником, и он действовал в соответствии со «стандартной процедурой», а для Бардо это было впечатляющее и эмоциональное событие.

Бардо: У меня были проблемы со службой безопасности в студии, и я перенес это чувство на миссис Шеффер.

Гэвин де Беккер: Какое чувство?

Бардо: Это было раздражение, крайнее раздражение, потому что они сказали: «Нет, вы не можете пройти, уходите отсюда, держитесь подальше от этого места!». Они сказали: «Ей это неинтересно, она не хочет, чтобы ей мешали», — и я просто подумал, что при встрече мне нужно будет поговорить с ней об этом.

Гэвин де Беккер: Но ведь не она это сказала, верно?

Бардо: Нет, но я почувствовал, я понял, что она именно такая.

Далее в отчете начальника говорится: «[Бардо] очень сильно настаивал, чтобы его пропустили. Он все время повторял: "Ребекка Шеффер. Я должен ее увидеть. Я люблю ее". У него точно что-то с головой. Он был немного не в себе, но я не считал, что это может перерасти в агрессию».

Как это часто приходится слышать после трагедий, которые можно было предотвратить, начальник задал вопрос, оставшийся без ответа: «Что еще я мог сделать?»

Примерно через две недели после убийства Ребекки Шеффер произошел еще один получивший широкую огласку инцидент, связанный с назойливым преследованием жертвы, который дал ответ на вышеупомянутый вопрос. Его участником был человек, которого я буду называть Стивен Джэнофф. Как-то Джэнофф преследовал одну мою клиентку, и хотя наш анализ показал, что он, скорее всего, не представляет для нее опасности, мы беспокоились за ее партнершу по съемкам в телешоу. Мы встретились с этой актрисой и рассказали о проблеме. Полиция и служба безопасности студии предупредили сталкера о том, что ему запрещено приближаться к актрисе, и сочли, что теперь проблема решена. Конечно, это было не так.

Примерно через год актриса репетировала пьесу. Однажды она увидела перед театром мужчину, который привлек ее внимание. Она не могла избавиться от ощущения, что это может быть тот самый человек, о котором мы ее предупреждали, поэтому она позвонила нам. Сделав кое-какие запросы, мы подтвердили ей, что тот человек, которого она видела, и есть Стивен Джэнофф, и он приехал, чтобы ее преследовать.

Она и ее представители попросили у нас рекомендации и в точности им следовали. Приезжая на репетиции, она перестала входить в театр через парадный вход. Кассирам вручили фотографию Джэноффа и дали инструкции относительно их действий в том случае, если он появится. Актриса дала согласие на то, чтобы ее сопровождал телохранитель. Кроме того, она использовала еще несколько разработанных нами приемов, призванных уменьшить вероятность нежелательной встречи.

В течение пяти дней Джэнофф пытался преследовать актрису, но благодаря принятым мерам не смог встретиться с ней. Он приобрел билет на премьеру пьесы, но у него не хватило терпения дождаться ее. Однажды после обеда он зашел в кассу. Кассир узнал его и подал сигнал полиции. Джэнофф достал пистолет и потребовал, чтобы его провели к актрисе. Кассир, понадеявшись на то, что пистолет не заряжен, убежал. Тогда Джэнофф направил пистолет на себя и пригрозил, что спустит курок, если актрису не приведут. После четырехчасового противостояния с полицией его отправили в камеру.

Впоследствии выяснилось, что пистолет Джэноффа был заряжен. Кроме того, в его гостиничном номере нашли целый арсенал огнестрельного оружия.

* * *

Дело Джэноффа продемонстрировало, что в индустрии развлечений произошли огромные изменения, касающиеся обеспечения безопасности известных личностей. Некоторые театральные агентства, киностудии и управленческие фирмы осуществляют систематический профессиональный анализ вызывающих опасения попыток установления контакта и нежелательных посещений. В отличие от дела Бардо, известных личностей, как правило, информируют о попытках недопустимого преследования. Эти и другие меры принесли результат: в последние годы количество успешных нападений на знаменитостей значительно снизилось.

К сожалению, я не могу сказать то же самое о профессиональном спорте. В этой связи хочет привести пример с попыткой покушения на молодую звезду тенниса Монику Селеш. Нельзя утверждать, что это было последнее нападение на звезду спорта. Но я убежден в том, что это было последнее нападение, одной из причин которого стала халатность.

Прежде чем рассказать о некоторых малоизвестных подробностях дела Селеш, я бы хотел поговорить о некоторых рисках, с которыми сталкиваются известные личности, но которые в равной степени затрагивают и вашу безопасность. Утверждение о том, что насилие нельзя предотвратить, является мифом. Джон Кеннеди однажды заявил, что убийцу нельзя остановить, потому что «все, что он должен сделать — это пожелать обменять свою жизнь на жизнь президента». Это часто цитируемое мнение Кененеди звучит бойко, но оно совершенно неверно. На самом деле убийство не только политика вполне можно предотвратить, и предотвращенных случаев намного больше, чем удачных покушений. Несмотря на то что у киллера есть некоторые преимущества перед жертвой, есть много факторов, работающих против него. Существуют в буквальном смысле тысячи факторов, из-за которых киллер не сможет выполнить свою задачу, и один крошечный шанс преуспеть. Это не тот тип преступлений, который можно репетировать, потому что киллер делает единственный удачный выстрел.

Как и Джон Кеннеди, люди, фаталистически относящиеся к собственной безопасности (например, «ограбление со взломом нельзя предотвратить, кто-нибудь всегда найдет, как войти»), часто находят оправдания тому, что не предпринимают никаких мер предосторожности. Да, настоящего преступника остановить действительно сложно, но отсутствие мер предосторожности делает вас уязвимыми и перед преступниками-дилетантами.

В случае с Моникой Селеш все знали, что во время ее выступлений в Европе имеет смысл принять меры предосторожности. Она была глубоко вовлечена в крупнейший конфликт в Европе — между сербами и хорватами, поэтому ее появления на публике часто сопровождались политическими демонстрациями. Обычно на всех турнирах ее сопровождали телохранители. Также было и во время турнира Citizen Tournament в 1993 г. в Германии.

Тем не менее вскоре после выхода на корт одна из самых лучших теннисисток лежала на спине, истекая кровью в результате серьезного ранения. Несмотря на то что Монику Селеш вроде бы охраняли два телохранителя, она стала жертвой удара ножом, хотя такое нападение проще всего предотвратить. Почему же телохранители потерпели неудачу, а нападавший Гюнтер Пархе добился своего?

Один из двух телохранителей, Манфред, ответил на мой вопрос своим заявлением полиции, но он с самого начала сказал не то: «Я специалист по телекоммуникации и подрабатываю в частной охранной фирме на теннисных турнирах».

Страницы: «« 345678910 »»

Читать бесплатно другие книги:

Книга «Великие художники: большая книга мастеров и эпох» объединяет в себе два заключительных тома с...
Мечи Геральта из Ривии по-прежнему остры, а на белом свете не стало меньше чудовищ, пусть далеко не ...
Любите динамичные детективы с непредсказуемым сюжетом, пронизанные мистикой и древними тайнами? Хоти...
Итак, "на дворе" октябрь 1917 г. Османская империя разгромлена, Проливы взяты, "возрождена историчес...
С момента своего выхода эта легендарная книга разошлась миллионными тиражами во всем мире. Джозеф Кэ...
Вы еще помните Виктора Кина? Да-да, того чудаковатого британского джентльмена со стеклянным глазом, ...