Дар страха: Как распознавать опасность и правильно на нее реагировать де Беккер Гэвин
Даже фраза «преступление в состоянии аффекта» способствует укреплению широко распространенного заблуждения относительно агрессивности. Эта фраза представляет собой не описание преступления — это его оправдание, защита. Так как 75% убийств жен случаются после того, как женщины уходят из семьи, то получается, что именно разрыв, а не спор, стимулирует рост агрессивности. В конечном счете навязчивое преследование — результат не «роковой привлекательности» женщины, намного чаще это результат рокового бездействия: женщина слишком долго оставалась в этих отношениях.
Из всех проявлений насилия, о которых говорится в этой книге, убийство супруги наиболее предсказуемо, но его не очень-то и хотят предсказывать. Недавно некоего мужчину из Лос-Анджелеса обвинили в убийстве жены, троих детей и еще троих членов семьи. Репортерам, которые расспрашивали соседей об обвиняемом, один из них сказал: «Он всегда казался нормальным». Другой сосед сказал: «Должно быть, он сумасшедший». Третий сосед: «Я не могу представить себе, чтобы отец убил собственных детей». Как вы знаете, если вы не можете представить что-то, то не можете это и спрогнозировать. Сколько раз нам нужно увидеть этот кошмар, чтобы усвоить: если убито несколько членов семьи, это, вероятно, сделал другой член этой семьи? В данном случае человек, которого соседи не решались обвинить, уже три раза пытался убить свою жену. Его дважды арестовывали по обвинению в домашнем насилии. По-моему, этого достаточно, чтобы сделать правильный прогноз.
Так как же система обычно реагирует на риск самого предсказуемого убийства в нашем обществе? Она рекомендует женщине обращаться в суд, в гражданский суд, и добиваться предписания, чтобы ее мучитель держался подальше. Во многих штатах этот документ называется судебным постановлением о сдерживании, потому что он предназначен для сдерживания агрессора. В некоторых штатах его называют охранным ордером, т.е. он призван защитить жертву. В действительности сам по себе ордер не выполняет ни ту ни другую задачу.
Юристы, полиция, телевизионные деятели, психологи и даже некоторые адвокаты рекомендуют массово раздавать охранные ордеры. Эта отрасль переживает бурный рост в нашей стране. Можно уже торговать ордерами на Нью-Йоркской фондовой бирже, но главное — прекратить убеждать людей, будто кусок бумаги автоматически защитит их, потому что в определенных случаях происходит как раз обратное. Очень опасно продвигать определенный метод лечения, не поставив сначала диагноз проблемы в индивидуальном случае.
Вполне очевидно, что охранный ордер не остановит убийцу, но по этому вопросу не прекращаются разногласия. В то время как я предупреждаю, что охранные ордеры не следует рекомендовать всем подряд, потому что они не подходят для всех случаев или для каждой стадии каждого случая, большинство полицейских управлений стимулирует их раздачу. Охранный ордер (его часто называют временным охранным ордером) фактически представляет собой домашнее задание, которое полиция дает женщине с целью проверки — действительно ли та хочет избавиться от мучителя. В результате женщина уходит из полицейского участка и обращается в суд, после чего проблемы либо прекратятся, либо — нет. Наличие ордера облегчает полиции арест мужа, если он продолжает назойливо преследовать жену. Таким образом, ордера помогают полиции и работникам прокуратуры. Но они не всегда помогают жертвам. В Калифорнии, например, временный охранный ордер действителен всего четырнадцать дней, после чего женщина должна опять явиться в суд, который определяет, нужно ли продлить его действие.
При всем этом, несмотря на все провалы нынешней системы, есть люди, агрессивно ее защищающие. Среди них — один психиатр, который был ярым сторонником сохранения статус-кво. На крупномасштабной полицейской конференции он провозгласил: «Временные охранные ордера работают, и мы это доказали». Свое опрометчивое высказывание он основывал на результатах очень тенденциозного исследования, охватывающего небольшую выборку случаев навязчивого преследования, в которую даже не были включены случаи преследователей из числа мужей и бойфрендов, а именно эти люди с большей долей вероятности готовы пойти на убийство.
На самом деле если вы займетесь расследованием подобных убийств, то будете на удивление часто обнаруживать охранные ордера и прочие подобные документы. В личных вещах женщин, убитых отлученными мужьями, очень часто попадаются листки бумаги, которые, как уверяет упомянутый психиатр, «доказали» свою эффективность. Как же он это объясняет?
«Посмотрите на это вот так, — говорит он. — Некоторые люди умирают от химиотерапии. Некоторые люди умирают, когда получают охранные ордера. Но это не значит, что не надо делать химиотерапию и выписывать охранные ордера». Использованное доктором сравнение рака (от которого несчастные пациенты не могут убежать) с риском, который исходит от отлученных мужей (от которых женщины могут уйти), не только бестактно, но и опасно.
Поскольку так много женщин умирает из-за настойчивой реализации этой порочной идеи и так как большую часть смертей можно предотвратить, я хочу углубиться в эту проблему. Я надеюсь, что вам лично эта информация не пригодится, но уверен в том, что кому-нибудь из ваших знакомых она окажется полезной.
Убийства часто случались прямо в зданиях судов, где женщины хотели получить охранные ордера, или непосредственно перед слушаниями. Почему? Потому что убийцы не выносят отказа. Им достаточно трудно смириться с отвержением в приватной обстановке, а на публике и вовсе невозможно. Для таких людей отказ равносилен угрозе их личности, достоинству, самосознанию. В этом смысле их преступления можно было бы назвать убийством с целью защиты своего «я». В первой большой работе по теме назойливого преследования «Иметь или вредить» (To Have or To Harm) Линден Гросс подробно, одно за другим, разбирает случаи, когда выданные судом ордера не предотвратили убийства. Вот только некоторые из них:
Ширли Лоури получила от мужа девятнадцать ударов ножом, когда перед залом суда ожидала начала слушаний по поводу временного охранного ордера. Муж Тэмми Мэри Дэвис избивал и терроризировал ее и их полуторагодовалого ребенка, в результате чего они попали в больницу. Сразу после того, как он узнал о получении Тэмми охранного ордера, он застрелил ее. Ей было девятнадцать лет.
Муж Донны Монтгомери приставлял пистолет к ее голове и преследовал ее, поэтому она получила охранный ордер. Он пришел в банк, где она работала, и убил сначала ее, а потом — себя.
Тереза Бендер получила охранный ордер, предписание которого ее муж нарушил очень быстро. Несмотря на то что он подвергся аресту, Тереза продолжала заботиться о своей безопасности и попросила двоих мужчин-коллег сопровождать ее на работу и с работы. Но это не помешало ее мужу: перед тем как выстрелить в себя, он застрелил всех троих.
Мария Наварро позвонила по номеру 911 и сообщила, что муж, которому запрещено приближаться к ней, пригрозил убить ее и в данный момент направляется к ее дому. Несмотря на то что мужа уже неоднократно арестовывали за избиения, полиция отказалась направлять наряд на этот вызов, потому что срок действия охранного ордера истек. Через пятнадцать минут Мария и еще три человека были убиты ее мужем, который выполнил свою угрозу.
Муж Хильды Реверы нарушал предписания двух охранных ордеров и имел шесть ордеров на арест. Он убил ее на глазах семилетнего сына. Муж Бетси Мюррей нарушал предписания охранного ордера тринадцать раз. Когда она подала на развод, он сказал: «Брак заключается на всю жизнь, и закончить его может только смерть». Когда никакие другие меры не помогли, Бетси скрылась и держала свой адрес в секрете даже после того как полиция заверила ее в том, что ее муж покинул страну, скрывшись от очередного ареста. Когда она однажды заскочила на старую квартиру, чтобы взять свою почту, которую хранила соседка, муж убил ее, а потом и себя. Он выслеживал ее более шести месяцев.
Тот факт, что большинство этих убийц, убив жену, сразу кончают с собой, говорит нам о том, что «отказ согласиться с отказом» для них значит больше, чем сама жизнь. Вы думаете, когда они дошли до этого, их может остановить судебное предписание?
Последний случай, о котором я хочу рассказать, — дело Конни Чейни. Она уже четыре раза получала охранный ордер к тому времени, когда муж изнасиловал ее, угрожая пистолетом, и попытался убить. Что рекомендовала полиция? Получить охранный ордер, что она и сделала. Перед тем как застрелить Конни, ее муж записал в своем дневнике: «Я бы не смог уважать себя, зная, что она победила. Нет! Это —война». Слово «война» говорит само за себя: охранный ордер подобен военной стратегии, а ставки — это жизнь и смерть, совсем как на войне.
В работе о 179 случаях назойливого преследования, подготовку которой спонсировало Управление окружного прокурора Сан-Диего, отмечается, что около половины жертв, которые хотели получить охранный ордер, считают, что их жизнь после его получения ухудшилась. В исследовании, подготовленном министерством юстиции США, указано: охранный ордер «неэффективен в части предотвращения физического насилия». Авторы исследования считают, что охранный ордер эффективен в случаях, когда отсутствуют насилие и рукоприкладство. Кроме того, они подчеркивают: «С учетом того, что среди получивших охранный ордер большинство составляют женщины, имеющие детей, его полная неэффективность в предотвращении насилия может поставить детей на грань риска стать свидетелями насилия или даже его жертвами».
В более позднем исследовании, подготовленном министерством юстиции, сообщается, что более трети женщин продолжали иметь проблемы и после получения охранного ордера. Это значит, конечно, что почти две трети женщин проблем не имели, но читайте дальше. Только 2,6% женщин-респондентов подверглись рукоприкладству и насилию сразу после получения ордера, но при повторном опросе спустя шесть месяцев оказалось, что эта доля выросла более чем втрое. Количество сообщений о продолжающихся преследованиях и психологическом насилии через шесть месяцев значительно увеличилось. Это показывает, что охранные ордера более эффективны в краткосрочной перспективе, чем в долгосрочной.
Я хочу подчеркнуть, что не утверждаю, будто охранные ордера не работают никогда, потому что в большинстве случаев после решения суда ситуация улучшается. Зачастую это происходит по той самой причине, на которую и надеются власти: мужчина помнит о грозящем ему аресте. К тому же получение охранного ордера свидетельствует о том, что женщина решительно настроена прекратить отношения, и это убеждает мужчину держаться в стороне. Независимо от причин, по которым они работают, проблема в том, что любые причины в некоторых случаях не работают. Вопрос: в каких случаях?
Охранные ордера эффективнее всего воздействуют на разумных людей с ограниченной эмоциональной вовлеченностью. Другими словами, на мужчин, которые в принципе вряд ли будут прибегать к насилию. Конечно, существует большая разница между охранным ордером против размахивающего кулаками мужа и против мужчины, с которым вы пару раз встречались. Разница заключается в эмоциональной вовлеченности мужа и в его ощущении, что ему должны. Что касается преследователей — бывших ухажеров (о них речь в следующей главе), то охранный ордер стимулирует их оставить женщину в покое и вернуться к той жизни, которую они вели до знакомства с ней. Тот же самый судебный ордер, направленный против мужа, требует, чтобы он в момент удара судейского молотка отказался от всего, что было для него жизнью: интимных отношений, полного контроля над другим человеком, самоощущения сильного мужчины, мужа и т.д. и т.п. Таким образом, охранный ордер приказывает одному сделать то, что он может сделать легко, а от другого требует непосильного.
На все это есть готовый ответ: когда мужчины очень агрессивны и опасны, они готовы убивать, невзирая на обстоятельства, поэтому охранный ордер не ухудшит ситуацию. Но вот в чем загвоздка: охранный ордер опасен тем, что внушает женщине уверенность в том, будто она находится в безопасности. Один известный судья из суда по семейным делам сказал: «Женщины должны понимать, что этот документ не остановит ни кулак, ни пулю». Но понять это должны не только женщины — это должна понять вся система уголовной юстиции. Можно ожидать, что женщина научится на личном опыте, но система должна учиться на опыте всех.
Кэрол Арнетт получила опыт, возглавляя приют для женщин, пострадавших от семейного насилия. Когда-то она сама пришла в такой же приют, а сейчас занимает должность исполнительного директора Совета по борьбе с домашним насилием округа Лос-Анджелес. Она говорит:
Мы, работники приюта, видели, что система криминальной юстиции не может защитить женщин и зачастую делает их жизнь еще опаснее на протяжении многих лет, поэтому мы очень настороженно относимся к рекомендациям относительно охранных ордеров. Мы считаем, что женщине самой следует планировать свои действия. Любой человек, входящий в систему или нет, который говорит женщине, что она должна следовать определенному плану, который противоречит ее убеждениям и интуиции, не только лишает женщину возможности взять жизнь в свои руки, но и подвергает ее серьезной угрозе.
Помимо всего прочего, я советую всегда задавать себе простой вопрос: в моем конкретном случае охранный ордер поможет или навредит? По меньшей мере тогда, независимо от сделанного выбора, это можно будет назвать именно выбором, а не автоматической реакцией. Считайте охранный ордер одним из вариантов, а не единственным вариантом.
Среди этих вариантов я, безусловно, отдаю предпочтение вмешательству правоохранительных органов: например, в виде ареста за рукоприкладство, взлом и проникновение или другие нарушения закона. У вас может возникнуть вопрос, в чем здесь отличие от ареста за нарушение охранного ордера. Обвинения в нарушении закона означают, что система действует против нарушителя. Нарушение предписаний охранного ордера сталкивает насильника с его женой. Многие из тех, кто избивает и запугивает своих жен, не переносят даже мысль о том, чтобы оказаться под контролем жертвы. Имея ордер, выданный судом, женщина получает возможность контролировать поведение мужа, коренным образом меняя характер их взаимоотношений. И наоборот, когда система выдвигает обвинение, допустим, в избиении, то именно действия мужа, а не его жены, приводят к предсказуемым последствиям. Насильников следует привлекать к уголовной ответственности за каждое правонарушение. Я убежден в том, что уголовное преследование является действенным инструментом по предотвращению насилия. Но даже в этом случае женщины должны быть готовы к возможному обострению ситуации.
Наиболее интересный аспект здесь заключается в том, что в реальности, если имеют место издевательства и запугивания, то существует лишь одна убедительная причина для получения охранного ордера: женщина уверена в том, что мужчина будет уважать решение суда и оставит ее в покое. Если жертва или профессионал из правоохранительной системы получает охранный ордер для того, чтобы не позволить кому-либо совершить убийство, то они, скорее всего, выбрали неправильную стратегию.
Так что мы можем сказать женщине, которая опасается насилия или даже убийства? Надо продумать и применить стратегию, которая даст вам возможность скрыться от вашего преследователя. Если вы действительно считаете, что подвергаетесь риску, то убежища для женщин, подвергшихся насилию, являются лучшим местом, где будет гарантирована безопасность. Их местонахождение сохраняется в секрете, и работающие там профессионалы понимают то, чего часто не понимают представители системы: проблемой является безопасность, а не справедливость. Различие между справедливостью и безопасностью часто выглядит нечетко, но его можно понять на примере: вы идете по заполненному народом тротуару, и спортивного вида молодой человек выхватывает у вас кошелек или портфель. Когда он ныряет на заполненную автомобилями проезжую часть, справедливость требует, чтобы, вы погнались за юнцом, поймали и арестовали его. Но если он лавирует между машинами, едва уклоняясь от них, то безопасность диктует вам прекратить погоню. То, что он уйдет безнаказанным, несправедливо. Но намного важнее, чтобы вы сами не пострадали. (Желая напомнить клиентам, что моя работа состоит в том, чтобы сделать их жизнь безопаснее, я поставил на своем столе маленькую табличку с надписью «Не приходите сюда за справедливостью ».)
Убежища — это места, где обеспечена безопасность, где помогут сориентироваться, где руководствуются здравым смыслом. Разумеется, уйти в убежище — решение очень серьезное и нелегкое, потому так много жертв поддается на обещание, что охранный ордер решит все проблемы. Но давайте представим, что доктор сказал вам, что для спасения жизни нужна немедленная операция. Вы же не спросите его: «А разве не поможет листок бумаги, который я буду носить при себе?»
Городской прокурор Лос-Анджелеса Джон Уилсон, умный и опытный человек, который провел первые в стране судебные процессы, связанные с назойливым преследованием, знает слишком много случаев, когда мучитель все равно настигал свою жертву после того, как его арестовывали, а потом отпускали. Уилсон присутствовал на моей лекции перед высокими полицейскими начальниками и позже написал мне. Я позволю себе поделиться с вами частью его волнующего письма:
С этой темой вы попали в точку. К несчастью для одной молодой женщины, в середине апреля я не обратил внимания на ваш совет. Я возбудил дело против ее мужа по обвинению в рукоприкладстве. Когда он вышел из тюрьмы, то убил ее. С момента моего вступления в должность это шестая смерть. Все они с точностью соответствуют вашему описанию.
Прочитав все это, вы, наверняка, удивитесь, как вообще могут существовать разногласия по вопросу бессистемного применения охранных ордеров и других правовых инструментов, но так оно и есть. Я заслушал мнения всех сторон и должен сказать вам, что я этого не понимаю. Возможно, из-за того, что скорость выдачи временных охранных ордеров по всей территории Соединенных Штатов превышает тысячу штук в день, а убивают женщин все-таки не в таких пропорциях, может показаться, что с точки зрения статистики система работает успешно. Не знаю, но на всякий случай и в любом случае полиция должна проявлять максимальную осторожность в период сразу после выдачи ордера. Этот период является эмоциональным и опасным, и я надеюсь, что, рекомендуя выдать охранный ордер, полиция сразу же предпримет максимальные усилия к тому, чтобы помочь женщине гарантированно оказаться вне зоны доступа преследователя.
Психолог Линор Уокер, которая ввела в обращение термин «синдром избитой жены» (и позже удивила участников борьбы против бытового насилия, присоединившись к команде адвокатов О. Дж. Симпсона), сказала, что «способов предсказания убийства супруги не существует». Она заблуждается. Убийство супруги — единственный хорошо прогнозируемый вид серьезного преступления в Америке. Но заблуждение Уокер демонстрирует, что существует настоятельная необходимость срочно оказать помощь полиции, прокуратуре и жертвам в анализе случаев с точки зрения идентификации признаков настоящей опасности. С этой целью моя фирма разработала систему искусственной интуиции MOSAIC-20, анализирующую детали ситуации, о которой она сообщает полиции. Эта компьютерная программа выделяет случаи, в которых вероятность совершения убийства наиболее высока. Часть доходов от этой книги пойдет на дальнейшую разработку программы. Я рад сотрудничеству с Управлением окружного прокурора Лос-Анджелеса, Управлением шерифа округа Лос-Анджелес и полицейским управлением Лос-Анджелеса, которые первыми в стране использовали MOSAIC-20 (более полная информация содержится в приложении 4). Система использует для защиты рядовых граждан те же технологии и стратегии, которые применяются для защиты высших должностных лиц государства. И это правильно, ведь женщина, которую избивает муж, подвергается гораздо большему риску быть убитой, чем большинство публичных фигур.
Тем временем охранные ордера продолжаются оставаться тем, что Линден Гросс называет «естественной реакцией» органов защиты правопорядка. Я не могу даже риторически задать вопрос о том, должен ли кто-нибудь умереть, прежде чем тут произойдут изменения, потому что так много людей уже умерло.
Тысячи изученных случаев убедили меня в том, что совершить успешный побег — умнее, чем пытаться изменить мужа-насильника или ввязываться в войну, даже когда полиция и суды находятся на вашей стороне. Как и в случае с другими аспектами обеспечения безопасности, государство не в состоянии исправить отношения, базирующиеся на насилии. Многие сотрудники органов правопорядка, горящие желанием помочь, по понятным причинам с трудом воспринимают мысль о том, что существуют такие формы преступности, бороться с которыми они не в силах. К счастью, есть также закаленные опытом полицейские, которые знают о таких случаях все и становятся героями. Так произошло с Лайзой.
Лайза не знала, что сержант полиции и до этой ночи много раз видел покрытые синяками лица. Она думала, что ее ситуация уникальна, и была уверена в том, что управление начнет действовать сразу, особенно когда она рассказала, что муж приставлял к ее голове пистолет.
За час до этого, после того как Лайза вылезла из окна и пробежала несколько темных кварталов, она оглянулась и поняла, что потерялась. Но если смотреть на ситуацию шире, то она, наоборот, нашлась. Она словно заново открыла себя — молодую женщину, какой она была пятнадцать лет назад — до того, как он начал ее избивать, до того, как пытался задушить, и до того, как случился этот инцидент с пистолетом. Последний случай видели дети, но теперь они увидят, что она стала сильнее, что ее поддерживает полиция. Они увидят, как отец просит прощения, и потом все будет хорошо. Полиция немного приведет ее мужа в чувство и заставит его относиться к ней как положено, и все будет хорошо.
Она гордо сказала сержанту: «Я не собираюсь возвращаться к нему, пока он не пообещает никогда не бить меня». Сержант кивнул и протянул ей через стойку несколько форм. «Заполните их — заполните их до конца, — и я положу их вон туда», — он показал на небрежную стопку форм и рапортов на верху шкафа.
Сержант посмотрел на молодую женщину, на женщину, которая собиралась вернуться к своему мучителю, к человеку с пистолетом, который, по его словам, был куплен для самообороны, а на самом деле — для защиты своего «я».
И тогда сержант произнес слова, которые изменили жизнь Лайзы, слова, за которые она будет благодарить его через десять лет, слова, которые подтолкнули ее к уходу от жестокого мужа: «Сейчас вы заполните эти формы и вернетесь домой, а в следующий раз я возьму их в руки, потому что он вас убьет».
11. «Я пыталась охладить его пыл»
С этих слов начинается история, которую в моем офисе слышат по нескольку раз в месяц. Прежде чем встретиться со мной, образованная молодая женщина могла рассказать ту же историю подругам, психологу, частному детективу, адвокату, офицеру полиции, возможно, даже судье, но проблема никуда не делась. Это история о ситуации, которая сначала казалась невинной или по меньшей мере контролируемой, а теперь кажется пугающей. Это история о человеке, который сначала вел себя как обычный поклонник, но вскоре раскрылся в ином качестве.
Мы выделяем две обширных категории сталкинга: назойливое преследование со стороны незнакомца и назойливое преследование со стороны известного жертве человека. Случаи, когда совершенно незнакомый человек зацикливается на рядовом гражданине, по сравнению с другими видами сталкинга очень редки и почти никогда не приводят к проявлениям насилия. Поэтому я буду разбирать случаи, которые влияют на огромное количество жертв: преследование со стороны того, кто имеет романтические стремления, очень часто со стороны того, с кем женщина знакома, кому назначала свидания.
Хотя средства массовой информации любят изображать сталкеров как уникальный тип преступников, те, чьим объектом становятся обычные граждане, и сами не так уж необычны. Это не пришельцы с Марса, а жители Майами и Бостона, Сан-Диего и Брентвуда. Это парень, с которым встречалась ваша сестра, мужчина, которого взяли на работу в вашу компанию, молодой человек, за которого вышла замуж ваша подруга.
Чтобы лучше разобраться в вопросе, мы, мужчины, должны видеть в них «одного из нас». Выступая с лекциями по всей стране, я иногда задаю слушателям вопрос: «Сколько из присутствующих здесь мужчин выясняли, где живет или работает девушка, не спрашивая ее напрямую? Сколько мужчин проезжали мимо дома девушки, чтобы посмотреть, какие машины там стоят, или звонили, чтобы услышать, кто подойдет, и после этого вешали трубку?».
По лесу поднятых рук я понял, что очень многие допускают такое поведение. После одной такой лекции ко мне подошел полицейский, который был среди слушателей, и попросил разрешения поговорить со мной с глазу на глаз. Он рассказал мне, что только сейчас понял, как назойливо преследовал курсантку полицейской академии, где в ту пору работал. Она отказывала ему в течение восемнадцати месяцев и все это время переживала, что отказ повлияет на ее карьеру. «Она никак не показывала, что хочет завязать со мной отношения, но я не сдавался, ни на одну секунду, — сказал он, — и это окупилось. Мы поженились».
Допустим, это окупилось. Но эта история говорит нам о том, насколько сложна проблема преследований на романтической почве. Очевидно, что в последние десятилетия ставки при сопротивлении «романтическим поползновениям» возросли многократно — для женщин. Существует некая невидимая линия между «допустимым» и «это уж слишком», причем мужчины и женщины не всегда приходят к согласию о том, где проходит эта граница. Преследователи и их жертвы не соглашаются в этом вопросе никогда, но порой по-разному понимают ее также полиция и жертвы.
Когда речь заходит о насилии, в этом вопросе согласны все, но почему мы не можем достигнуть консенсуса, прежде чем зайдем так далеко? Чтобы ответить на этот вопрос, я должен напомнить о персонаже Дастина Хоффмана, ворвавшемся в церковь, и героине Деми Мур, пришедшей без приглашения на деловую встречу. Дальше я буду говорить об обычных людях, и нужно заранее обсудить терминологию. Может показаться, что это не имеет отношения к сталкингу и назойливому преследованию, но я уверен, что ваша интуиция уже подсказала вам — это не так.
В шестидесятых годах вышел фильм, в котором приятным языком рассказывалось о том, как молодой человек может ухаживать за женщиной. Этот фильм называется «Выпускник» (The Graduate). Герой Дастина Хоффмана назначает свидание девушке (ее играет Кэтрин Росс) и просит ее выйти за него замуж. Она говорит «нет», но он не слышит ее. Он ждет ее после уроков у школы и просит снова и снова. В конце концов она пишет ему письмо, в котором говорит, что хорошо все обдумала и решила не выходить за него. На самом деле она уезжает из города и выходит замуж за другого. Это могло бы показаться достаточно ясным намеком, но не в кино.
Чтобы найти ее, Хоффман использует методы сталкинга. Он притворяется другом жениха, затем — членом семьи, потом — священником. В конце концов, он находит церковь и врывается в нее всего лишь через несколько секунд после объявления Кэтрин Росс женой другого мужчины. После этого он избивает отца невесты, бьет еще нескольких человек и размахивает большим деревянным крестом, чтобы отбиться от гостей, которые пытаются прийти на помощь семье.
И что в итоге? Он получает девушку. Она сбегает с Дастином Хоффманом, бросая свою семью и нового мужа. Заодно своим поступком она растаптывает принципы: а) надо слушать, что говорит женщина; б) нет — значит нет; в) женщина имеет право решать, кого впускать в свою жизнь.
Люди моего поколения увидели в «Выпускнике», что над всеми романтическими стратегиями превалирует одна: назойливость. Эта же стратегия является основной во всех делах, связанных со сталкингом. Мужчины, добивающиеся отношений с женщинами, которые не хотят этого, и в итоге побеждающие — избитая тема в нашей культуре. Достаточно вспомнить фильмы «Танец-вспышка» (Flashdance), «Тутси» (Tootsie), «Разбивающий сердца» (The Heartbreak Kid), «10», «Во всем виноват Рио» (Blame It on Rio), «Медовый месяц в Лас-Вегасе» (Honeymoon in Vegas), «Непристойное предложение» (Indecent Proposal).
Эту голливудскую формулу можно было бы назвать «Мальчик хочет девочку, девочка не хочет мальчика, мальчик домогается девочки, мальчик получает девочку». Во многих фильмах нас учат, что если вы не отступаете, даже если при этом вы обижаете ее, даже если она говорит, что не хочет иметь с вами дела, даже если вы относитесь к ней, как к быдлу (и иногда потому, что вы относитесь к ней, как к быдлу), то вы получите эту девушку. Даже если у нее есть отношения с другим мужчиной, даже если вы не похожи на Дастина Хоффмана, вы, в конце концов, добьетесь Кэтрин Росс или Джессику Ланж. Назойливость выиграет войну «Несмотря ни на что» (между прочим, еще один фильм на ту же тему). Даже внешне безобидное телевизионное шоу «Веселая компания» (Cheers) затрагивает эту тему. Назойливые и непристойные сексуальные домогательства Сэма к двум коллегам-женщинам, продолжавшиеся восемь лет, не стали причиной для его увольнения или судебного преследования. Наоборот, у него были связи с обеими женщинами.
Реальные случаи сталкинга могут преподать молодым женщинам полезный урок: назойливость свидетельствует только о назойливости, а не о любви. Тот факт, что романтически настроенный преследователь проявляет неумолимость, не означает, что вы для него особенная, а означает, что у молодого человека не все в порядке.
То, что мужчины и женщины часто говорят на разных языках, — не новость. Но, когда ставки высоки, важно помнить, что от мужчин ожидается деликатность в преследовании женщин, а от женщин деликатность, когда они отвергают мужчин. Естественно, такой стереотип приводит к недоразумениям, и нам пора поговорить о популярной практике «дать ему остыть».
Усвоив свой урок, женщины часто говорят непонравившемуся мужчине меньше, чем имеют в виду, а мужчины, усвоив свой урок, часто слышат еще меньше, чем сказано. Нигде эта проблема не выражена так сильно и тревожно, как в словах тысяч отцов (и матерей), старших братьев (и сестер), в фильмах и телевизионных шоу, которые учат мужчин, что, когда она говорит «нет», она не это имеет в виду. Добавьте к этому, что женщин учат изображать недотрог, даже когда это не соответствует их чувствам. В результате ответ «нет» в этой культуре может означать многое. Вот несколько примеров:
Существует одна книга, в которой значение слова «нет» всегда объясняется четко. Эта книга — словарь, и если голливудские авторы, кажется, не очень часто пользуются этой книгой, то мы должны это делать. Мы должны учить молодых людей тому, что «Нет» — это законченное предложение. Это не так просто, как может показаться, если принять во внимание глубоко укоренившийся в нашу культуру гибрид «нет/может быть». Он превратился в часть договора между мужчинами и женщинами, и его изучали даже авторы теории общественного договора Руссо и Локк. Руссо задавался вопросом: «Почему мы учитываем их слова, когда за них говорят вовсе не уста?» Локк говорил о чарующем «молчаливом согласии», которое мужчина прочитывает в глазах женщины, «несмотря на отказ рта». Локк даже высказывался о том, что мужчина защищает честь женщины, когда игнорирует ее отказ: «Если он затем добьется своего счастья, то он не грубый, он — благопристойный». В мире Локка изнасилование на свидании вообще не является преступлением — оно представляет собой знак уважения.
Даже если бы мужчины и женщины в Америке говорили на одном языке, они по-прежнему живут по очень разным стандартам. Например, если в фильме мужчина изучает распорядок дня женщины, узнает, где она живет и работает, даже приходит к ней на работу без предупреждения, то это демонстрирует его решимость, служит доказательством его любви. Когда Роберт Редфорд поступает так с Деми Мур в фильме «Непристойное предложение», то это восхитительно. Но если она является к нему на работу, не предупредив, и прерывает деловой обед, то это настораживает.
Если в фильме мужчина хочет добиться полового контакта или проявляет назойливость, то он — нормальный парень, но если то же самое делает женщина, то она — либо маньяк, либо киллер. Вспомните фильмы «Роковое влечение» (Fatal Attraction), «Король комедии» (The King of Comedy), «Одинокая белая женщина» (Single White Female), «Сыграйте мне "Туманно"» (Play Misty for Me), «Рука, качающая колыбель» (The Hand That Rocks the Cradle) и «Основной инстинкт» (Basic Instinct). Когда мужчины преследуют женщин, они их обычно получают. Когда преследуют женщины, их (или они) обычно убивают.
Популярные фильмы могут быть отражением общества или конструкторами общества — это зависит от того, кому задать вопрос, но в любом случае они моделируют наше поведение. На первых этапах эпизодов преследования в кино — и слишком часто в жизни — женщина наблюдает и ждет, подстраиваясь под ожидания заинтересованного мужчины. Ее не слышат и не понимают, она — это экран, на который мужчина проецирует свои потребности и идеи, какой должна быть эта женщина.
Сталкинг для некоторых мужчин служит способом поднять ставки, когда женщины не подыгрывают им. Это преступление силы, контроля и запугивания, очень напоминающее изнасилование на свидании. На самом деле многие случаи сталкинга можно назвать отсроченными изнасилованиями — они отнимают свободу, они поднимают на щит страсть мужчины и игнорируют желания женщины. Неважно, кем конкретно является сталкер — вынужденным жить отдельно мужем, бывшим бойфрендом или нежеланным ухажером. Он воплощает самое жестокое правило нашей культуры, лишающее женщин права решать, с кем им жить. Очень быстро становится понятно, что у нас господствует нечто худшее, чем просто двойной стандарт, — у нас господствует опасный стандарт.
Я успешно лоббировал принятие законов по сталкингу в нескольких штатах. Но я бы отдал их все за то, чтобы в старших классах школ молодых людей учили слышать и понимать, что такое «нет», а девушек учили тому, что отказывать — это нормально. В учебный план было бы неплохо включить стратегии безопасного побега. Конечно, нет необходимости говорить, что не надо называть предмет «Давайте охладим его пыл». Если бы культура научила женщину говорить мужчине «нет» и позволила ей делать это или если бы больше женщин получили эту возможность на начальной стадии отношений, то количество случаев сталкинга значительно уменьшилось.
Поиски Прекрасного принца приобрели бльшую значимость по сравнению с задачей избавиться от Плохого парня, поэтому женщин не учили, как прекращать отношения. В нашем школьном курсе нужно обязательно говорить о правиле, которое применимо ко всем случаям назойливых преследований: не ввязываться в переговоры. Если женщина приняла решение, что она не хочет иметь отношения с конкретным мужчиной, это должно быть сказано один раз, но недвусмысленно. Почти каждый контакт после отказа будет рассматриваться как переговоры. Если женщина снова и снова говорит мужчине, что не хочет с ним говорить, то она все равно говорит, и каждый раз, когда она делает это, она предает принятое ей решение.
Если вы говорите кому-то десять раз, что не хотите с ним разговаривать, вы разговариваете с ним на девять раз больше, чем хотели.
Когда женщина получает от преследователя тридцать сообщений и не перезванивает, а потом сдается и все же звонит ему, то вне зависимости от того, что она говорит, он понимает, что цена разговора с ней равна тридцати сообщениям на автоответчике. Для мужчины такого типа любой контакт считается успехом. Конечно, некоторые жертвы боятся, что если они не ответят, то спровоцируют преследователя, поэтому они пытаются его успокоить. В результате мужчина считает, что женщина противоречива, не уверена в себе, но действительно любит его, хотя еще не знает об этом.
Когда женщина отказывает кому-то, кто «запал» на нее, и говорит: «Просто я не хочу заводить отношения прямо сейчас», — то он слышит только слова «прямо сейчас». Для него это значит, что она захочет завести отношения позже. Отказ должен звучать так: «Я не хочу начинать отношения с тобой». Пока это не будет сказано ясно, а иногда и после того, он ничего не слышит.
Если она говорит: «Ты классный парень и с тобой не скучно, но тебе нужна другая, а у меня сейчас просто голова не на месте», — то он думает: «Я ей действительно нравлюсь, поэтому она так смутилась. Надо доказать ей, что мне нужна именно она».
Когда женщина объясняет, почему отказывает, то такой мужчина воспримет любую названную причину как вызов. Я предлагаю женщинам никогда не объяснять, почему они не хотят вступать в отношения, а заявлять прямо, что таково их решение и они надеются, что мужчина будет его уважать. Почему женщина должна разъяснять интимные аспекты своей жизни, планы и романтические предпочтения кому-то, с кем она не хочет иметь отношения? Отказ, основанный на любом условии (скажем, она хочет переехать в другой город), для него означает попросту новый вызов. Отказы, основанные на условиях, — это не отказы, а переговоры.
Яркая первая сцена из фильма «Тутси» красноречиво демонстрирует, почему основанные на условиях отказы не работают. Дастин Хоффман играет актера, читающего текст во время прослушивания. Голос из-за сцены говорит ему, что он не получит роль.
Голос: Вы прекрасно читали, но у вас неправильный рост.
Хоффман: О, я могу стать выше.
Голос: Нет, вы не поняли. Мы ищем кого-нибудь пониже.
Хоффман: О, ну ладно, я не такой уж высокий. Смотрите, у меня стельки. Выну и стану ниже.
Голос: Я знаю, но на самом деле... мы ищем другого.
Хоффман: Я могу быть другим.
Голос: Мы ищем другого, не вас, ясно?
В последней реплике не указываются причины, и она завершает переговоры. Но в нашей культуре женщинам запрещено разговаривать в таком духе. Их учат, что если сказать об отказе сразу и без обиняков, то это может привести к непопулярности, остракизму, взрыву ярости и даже насилию.
Давайте представим себе, что женщина оставила без внимания несколько возможностей завязать отношения с поклонником. Все ее намеки, ответы, действия и бездействие свидетельствовали о том, что ее это не интересует. Если мужчина продолжает преследовать ее, то наступил момент для прямого и полного отказа, хотя некоторым, несомненно, это покажется грубым. Но поскольку мне известно, что мало кто из американских мужчин это слышал и мало кто из женщин-американок это произносил, то ниже я привожу примерный текст безусловного и полного отказа:
Независимо от того, что ты себе представлял, и независимо от причины, по которой ты себе это представлял, я не испытываю к тебе ни малейшего романтического интереса. И я уверена в том, что и не буду его испытывать. Я ожидаю от тебя, что, зная это, ты направишь свое внимание на кого-нибудь другого. Я это пойму, потому что именно так собираюсь поступить сама.
Адекватная реакция на такое заявление может быть только одна: согласие. В какой бы форме мужчина ни выразил свой ответ, суть его, в идеале, должна сводиться к следующему: «Я тебя услышал, я понял, и хотя я огорчен, разумеется, я уважаю твое решение».
Такова единственная уместная реакция. К сожалению, мы видим сотни вариантов неадекватной реакции, которые сводятся к одному: «Я не принимаю твое решение». Если мужчина переходит к громким и агрессивным спорам и дискуссиям или пытается заставить женщину передумать, нужно ясно отдавать себе отчет в происходящем. Женщина должна понимать, что:
1. Она приняла правильное решение относительно этого мужчины. Она не должна менять свое решение. Наоборот, она должна еще крепче его придерживаться.
2. Она категорически не хочет отношений с человеком, который не слышит то, что она говорит, и не думает о ее чувствах.
3. Если он не понимает четко и ясно выраженную мысль, то можно только гадать, какова будет его реакция на что-то неоднозначное или на попытку охладить его пыл.
Отвергнутые преследователи могут пойти на разные неадекватные шаги: например, постоянно звонить по телефону и оставлять сообщения; без предупреждения приходить к женщине на работу, в школу или домой; ходить за ней; делать попытки привлечь к своей кампании ее подруг или членов семьи. Если что-нибудь из вышеперечисленного имеет место при условии, что женщина уже однажды четко заявила о своем отказе, то очень важно, чтобы с ее стороны больше не было никакой реакции. Когда женщина опять вступает в разговор (переписку) с тем, кому она уже отказала, то получается, что ее поступки не соответствуют словам. Мужчина может выбирать, что конкретно (действия или слова) подлинно отражает ее чувства. Неудивительно, что обычно он выбирает то, что соответствует его намерениям. Такие люди часто оставляют на автоответчике сообщения, в которых предлагают якобы все закончить, но на самом деле эти сообщения являются замаскированным способом получения ответа. И запомните, эти люди считают успехом любой ответ.
Сообщение: Привет, это Брайан. Послушай. Я возвращаюсь в Хьюстон, но не могу уехать, не получив возможности увидеть тебя снова. Все, о чем я прошу, это шанс попрощаться с тобой, и все. Просто короткая встреча, и я уехал.
Самый лучший ответ: никакого ответа.
Сообщение: Послушай, это Брайан, это мой последний звонок. [Хотя о последнем звонке говорят многие сталкеры, это редко оказывается правдой.] Мне надо срочно с тобой поговорить.
Самый лучший ответ: никакого ответа.
Когда женщину преследует мужчина, с которым у нее были романтические свидания, то ей, возможно, приходится выслушивать замечания от людей, знакомых с ситуацией: «Должно быть, ты сама дала парню какой-то повод» или «Наверное,ты относишься к такому типу женщин, которым нравится, когда их преследуют» и т.д. Кто-нибудь, не зная сомнений, даст ей обычный в этом случае мудрый совет (который на самом деле совсем не мудрый): сменить номер телефона. Наша фирма обычно не рекомендует делать это, потому что, и это вам подтвердит любая жертва, сталкеры всегда находят возможность найти новый номер. Лучшим выходом для женщины было бы получить второй номер, давать его людям, которых она хочет слышать, а старый оставить для автоответчика или голосовой почты. Сталкер даже не поймет, что у нее есть другой номер. Она сможет прослушивать сообщения, и когда найдет звонки от тех, с кем хочет разговаривать, то перезвонит им и даст новый номер. В конце концов, преследователь останется единственным, кто будет использовать старый номер. Если действовать таким способом, можно записывать его сообщения. Кроме того, и это намного важнее, каждый раз, когда он оставляет сообщение, он получает сообщение: она в состоянии избежать искушения и не реагировать на его манипуляции.
Мы рекомендуем также, чтобы приветствие на автоответчике записала подруга жертвы, потому что преследователь может звонить просто для того, чтобы слышать голос своего объекта. Хотя многие считают, что приветствие, записанное мужским голосом, убедит преследователя, что у женщины появились новые отношения, на самом деле это стимулирует его продолжать свое «расследование».
Сталкеры по определению легко не сдаются — они не готовы оставить в покое окружающих. Если выражаться более точно, подавляющее большинство их — люди, которые не останавливаются там, где остановились бы почти все. Но и они в конечном итоге останавливаются, если их жертвы абсолютно избегают контактов с ними. Обычно такие люди должны зацепиться своими щупальцами за кого-нибудь другого, прежде чем отцепиться от нынешнего объекта преследования.
Основной принцип в динамике сталкинга: мужчины, которые не могут оставить женщину в покое, выбирают женщин, которые не могут сказать «нет».
Большинство жертв сталкинга признают, что хотели решительно отказать своим преследователям, но изначально делали это с трудом. Часто деликатность, с которой женщина произносит слова отказа, принимают за выражение любви. Продемонстрировать это и доказать, что от таких ситуаций никто не застрахован, может случай с женой американского сенатора Боба Крюгера. Кэтлин Крюгер не смогла избавиться от непрошенного преследователя — пилота, которому один раз довелось возить ее мужа во время предвыборной кампании. Когда миссис Крюгер рассказывал мне о своем случае, она выразительно разъяснила мне это с точки зрения сталкера: «Мы были любезны по отношению к нему, ничего особенного, но для него, наверное, это было важно. Он воспринял это как любовь. Видимо, умирающему от голода даже маленький кусочек кажется пиром».
В тех случаях, когда преследователь изначально получил то, что расценил как благоприятное отношение, или когда он действительно встречался и имел отношения со своей жертвой, он может так сильно уцепиться за это, что будет довольствоваться любым контактом. Хотя он с удовольствием стал бы бойфрендом этой женщины, но согласится быть просто другом. В конечном итоге, хотя он мечтал быть другом, но, если и это не получается, он станет врагом. Один бывший бойфренд написал нашей молодой клиентке: «Вы будете думать обо мне. Возможно, вы не сможете думать обо мне хорошо, но вы будете думать обо мне».
— Еще одно правило, которое надо выучить на занятиях по предмету «Избавление от Плохого парня», звучит так: «Единственный метод прекращения контакта — прекратить контакт». Я уже отмечал выше, что рекомендую один раз недвусмысленно заявить об отказе продолжать отношения и после этого не допускать никаких контактов. Если вы перезваниваете преследователю, или соглашаетесь встретиться с ним, или отправляете ему записку, или просите кого-то отпугнуть его, то вы получаете еще шесть недель домогательств. Некоторые жертвы считают, что имеет смысл попросить друга, бойфренда или родственника-мужчину поговорить с преследователем и убедить его прекратить домогательства. В большинстве случаев сталкер воспринимает подобные действия как проявление неуверенности его «возлюбленной»: будь она вполне уверена, она бы отказала ему лично.
Обращение в полицию с просьбой поговорить с преследователем кажется очевидным шагом, но редко дает желаемый эффект. Хотя поведение преследователей может вызывать тревогу, большинство из них не нарушает закон. Поэтому у полиции мало вариантов. Когда полицейские приходят к такому человеку и говорят: «Прекратите делать это или у вас будут проблемы», — он интуитивно догадывается, что если бы они могли арестовать его, то они бы его арестовали. Так в чем же заключается результат визита? Жертва пустила в ход самое действенное оружие из своего арсенала — отправила к преследователю полицию. Копы пришли, поговорили с ним минутку и ушли ни с чем. Кто оказался сильнее — жертва или преследователь?
Я хочу внести ясность в этот вопрос. Я считаю, что полицию надо задействовать тогда, когда налицо преступление, и если оно будет наказано, то это приведет к повышению безопасности жертвы или покажет преследователю, что он будет отвечать за свое поведение. Но он должен в первый раз увидеть полицейских только тогда, когда они придут его арестовывать, а не зайдут поболтать.
Преследователи в прямом смысле впадают в наркотическую зависимость от отношений. Это в чем-то похоже на многочисленные случаи домашнего насилия, в которых оба партнера взаимозависимы, но при сталкинге зависимость односторонняя: сталкер — наркоман, а объект его преследований — наркотик. Прием этого наркотика в малых дозах не удовлетворяет сталкера, а только заводит. Единственный способ излечить его от этой зависимости, как от большинства наркотиков, — полное воздержание от их употребления, резкий отказ. Не должно быть никаких контактов ни с женщиной, ни с ее представителями.
Как и в ситуациях, связанных с домашним насилием, жертвам сталкинга часто советуют обязательно совершать какие-то действия против своих преследователей (обращаться в полицию, предупреждать). Такие советы могут показаться верными с точки зрения интересов общества: если сталкер представляет опасность для общества — как виртуальный тигр, затаившись за углом, ожидающий добычу, — тогда, конечно, с этим нужно что-то делать. Но никто не обязан добровольно вступать в эту борьбу, особенно если ее можно избежать. Если бы кто-то мог предупредить жертву сталкинга, что за ближайшим углом на нее нападут, то какой вариант действий будет уместнее: повернуть за этот угол или выбрать другой маршрут? Если борьбы можно избежать, то я бы порекомендовал моей жене, моей дочери, моей подруге или моей клиентке так и поступить. Ведь вступить в бой можно всегда, но, когда бой уже разгорится, вернуться к тактике избегания не представляется возможным.
Жертвам сталкинга часто дают тот же совет, что и женщинам, пострадавшим от домашнего насилия: получить охранный ордер. Здесь также важно проанализировать, какие ситуации могут улучшиться в случае судебного вмешательства, а какие — ухудшиться. Многое зависит от того, насколько далеко зашла ситуация и какова эмоциональная вовлеченность сталкера. Если он активно преследует свою жертву годами и уже игнорировал предупреждения и вмешательства, то охранный ордер, скорее всего, не поможет. Вообще говоря, судебные предписания, принятые в самом начале, связаны с меньшим риском, чем предписания, прозвучавшие уже после того, как эмоциональная вовлеченность сталкера сильно возросла, или он угрожал жертве, или совершал иные внушающие опасения поступки. Охранный ордер, полученный вскоре после того, как преследователь проигнорировал отказ жертвы, повлияет на него сильнее и причинит меньше риска, чем ордеры, полученные после сталкинга, продолжавшегося месяцами или даже годами.
Существует категория сталкеров, на которых судебные ордера достаточно часто оказывают влияние (или по меньшей мере не увеличивают опасность). Это так называемые наивные преследователи. Это люди, которые просто не осознают неадекватность своего поведения. Такой человек может думать: «Я люблю ее. Следовательно, это любовные отношения, и я веду себя так, как ведут себя люди, которые любят».
Преследователи этого типа обычно вполне разумны, хотя бывают немного толстокожи. Они не всегда добиваются романтических отношений. Некоторые из них хотят, чтобы их взяли на работу. Другие хотят узнать, почему их не берут на работу, или почему не используют их идеи, или отказываются принимать рукопись и т.д. Наивных преследователей отличает от сталкеров отсутствие агрессивности и мачизма. Они не впадают в ярость, когда им отказывают. Такой человек просто ведет себя так, как у него получается, в уверенности, что это форма ухаживания, и это продолжается до тех пор, пока кто-то не даст ему понять, что его методы неадекватны, неприемлемы и контрпродуктивны. Это не всегда легко, но обычно безопасно.
Жертвы сталкинга, по понятным причинам, раздражены, поэтому они рассчитывают, что судебный ордер сделает что-то из нижеследующего:
Destroy (разрушить)
Expose(разоблачить)
Threaten (угрожать)
Avenge (отомстить)
Change (изменить)
Humiliate (унизить)
Обратите внимание, что первые буквы этих слов вместе образуют слово, которое обозначает единственную цель с точки зрения безопасности (DETACH — отделить, отцепить) — удалить этого парня из вашей жизни. Как и в случае с женщинами, пострадавшими от домашнего насилия, охранный ордер может приблизить вас к цели, но может и отбросить назад. Получение охранного ордера — всего лишь один вариант возможных действий. Но есть и другие варианты.
Сталкер, с которым женщина встречалась недолго (в противоположность сталкеру, с которым она не встречалась никогда), по ухваткам довольно близок к мужу, контролирующему каждый шаг жены и избивающему ее, хотя он намного реже прибегает к насилию. Его метод — эксплуатировать сочувствие или чувство вины жертвы, взывать к ее обещаниям или обязательствам, надоедать жертве настолько, чтобы вынудить ее сдаться и продолжать видеться с ним и, наконец, запугивать ее, используя устрашающие высказывания и действия (угрозы, вандализм, прокалывание шин и т.д.).
Вспомните Кэтрин, которая спрашивала меня о списке признаков, предвещающих проблемы с конкретным мужчиной. Я повторю ее рассказ, в этот раз указав на предупреждающие сигналы:
Я встречалась с парнем по имени Брайан, который вроде как зациклился на мне и не хотел отпускать, когда я решила положить конец этим отношениям. Мы познакомились на вечеринке у моей подруги, и он, должно быть, попросил у кого-то мой телефон [искал информацию о жертве]. Пока я добралась до дома, он уже оставил мне три сообщения [проявил чрезмерную эмоциональную вовлеченность]. Я говорила ему, что не хочу с ним встречаться, но он был так настойчив, что у меня просто не осталось выбора [мужчины, которые не могут оставить женщину в покое, выбирают женщин, которые не могут сказать «нет»]. Сначала он был сверхвнимателен, казалось, что он всегда заранее знал, что я хочу [сверхвнимательность]. Это было приятно, но в то же время даже несколько неудобно [жертва интуитивно ощущает дискомфорт]. Ну, например, я как-то сказала, что мне нужно больше места для книг, и он вдруг привез полки и все детали и собрал стеллаж. Я не смогла сказать «нет» [предложение помощи по собственной инициативе, «акулий промысел»]. И он часто по-своему интерпретировал все, что бы я ни говорила. Однажды он спросил, пошла бы я с ним на баскетбол, и я сказала: «Может быть». Потом он сказал: «Ты обещала» [проецирование на других людей эмоций или обязательств, которые они не давали]. Кроме того, он рано заговорил о таких серьезных вещах, как совместная жизнь, свадьба и дети [преждевременные разговоры о важных проблемах]. На первом же свидании принялся шутить на эту тему, а потом он уже не шутил. Или когда он предложил установить мне в машину телефон. Я не была уверена, что хочу иметь телефон в машине, но он как-то одолжил у меня машину и установил в ней телефон. Это был подарок, поэтому что я могла сказать [«акулий промысел»]? И конечно, он звонил мне всякий раз, когда я была в машине [мониторинг активности и местоположения]. Причем категорически запрещал мне говорить по этому телефону с моим бывшим бойфрендом. Потом он стал сердиться, если я вообще разговаривала с бывшим [ревность]. Ему не нравилось, когда я встречалась с несколькими моими подругами [изоляция от подруг], и он сам прекратил общаться со своими друзьями [возложение ответственности на другого человека за то, что он (она) занял место всех]. В конечном итоге, когда я сказала, что не хочу быть его подружкой, он отказался это слушать [отказ слышать слово «нет»].
Все это сталкер делает «на автопилоте». Он хочет контролировать жизнь другого человека, поэтому женщина не может оставить его. Контролировать для него и значит «быть любимым», и, поскольку его самооценка целиком зависит от хрупких отношений, он тщательно затыкает любую щель. Тем самым он убивает отношения (выдавливает из них жизнь), добиваясь, что они никогда не смогут превратиться в то, чего он, по его словам, хочет.
Брайан не преследовал бы женщину, которая сумела бы сказать «нет», зато он был очень заинтересован в отношениях с той, которая сначала говорит «нет», а потом идет на попятную. Я гарантирую вам, что Брайан протестировал Кэтрин в первые же минуты знакомства:
Брайан: Могу я предложить вам выпить что-нибудь?
Кэтрин: Нет, но спасибо.
Брайан: Бросьте, чего вам взять?
Кэтрин: Хорошо, я бы не отказалась от чего-нибудь безалкогольного.
Этот диалог может показаться пустым. Но на самом деле это был очень важный тест. Брайан нашел что-то, на что Кэтрин ответила отказом, он попробовал слегка надавить, и она сдалась, скорее всего, просто потому, что хотела казаться дружелюбной. Затем он попробует добиться чего-то немного более важного, затем еще, затем еще. В конечном итоге он убеждается, что может ею управлять. Разговор о напитке строится точно так же, как потом разговор о свидании, а затем о разрыве. Результатом становится негласное соглашение о том, что он будет ведущим, а она — ведомым. Проблемы появляются, когда она пытается пересмотреть это соглашение.
Сообщения в выпусках новостей почти заставили нас поверить в то, что сталкинг подобен вирусу, который поражает свои жертвы без предупреждения. Но Кэтрин, как и многие другие жертвы, получила сигнал в самом начале (ощутила дискомфорт) и проигнорировала его. Почти все жертвы, с которыми я разговаривал, продолжали общение даже после того, как им захотелось его оборвать. Так быть не должно. Женщины могут с самого начала следовать сигналам, которые подает их интуиция.
Пробное свидание сопряжено с риском: риском разочарования, скуки, отказа и риском впустить в свою жизнь неуравновешенного, страшного мужчину. Сам процесс больше всего напоминает прослушивание, только ставки намного выше. Флирт может быть похож на прослушивание в фильме «Тутси», когда мужчина так хочет получить роль, что готов ради этого пойти на все. Но это первое знакомство дает женщине возможность проанализировать важные индикаторы, предшествующие инциденту. Звучит не романтично? Но все-таки флиртующие так или иначе проделывают такой анализ, просто они делают его плохо. Я только рекомендую, чтобы анализ был осознанным и основывался на имеющейся информации.
Женщина может направить разговор так, чтобы мужчина рассказал о последнем разрыве отношений, и проанализировать, как он излагает эту историю. Берет ли на себя часть ответственности? Переживает ли он до сих пор? Как скоро он прекратил отношения? Слышал ли он, что говорит женщина? Кто был инициатором разрыва? Последний вопрос очень важен, потому что сталкеры редко инициируют разрыв отношений. Склонен ли он к «любви с первого взгляда»? Влюбиться в человека всерьез, почти не зная его, особенно если такое случалось неоднократно, — это важный и тревожный сигнал. Женщина может изучить взгляды своего нового знакомого на роли мужчины и женщины, а также выяснить, как он смотрит на такие вещи, как обязательство, навязчивость и свобода. Женщина может следить за тем, пытается ли мужчина заставить ее изменить свое мнение даже в мелочах, и если да, то каким образом. Я не предлагаю список прямых вопросов, но рекомендую в ходе разговора добыть всю возможную информацию.
Заключительный урок в нашем идеальном курсе для молодых мужчин и женщин следует посвятить тому, что вопреки пугающим сообщениям из выпусков местных новостей, очень мало случаев сталкинга после флирта заканчиваются проявлениями насилия. Журналисты убеждают нас, что при появлении сталкера пора писать завещание, но это все же чересчур. Бывшие партнеры по флирту не перескакивают от безобидных домогательств к убийству, минуя постепенный накал отношений. Это почти всегда можно заметить и приготовиться к отпору.
Чтобы избежать подобных ситуаций, с самого начала прислушивайтесь к себе. Если вас уже преследует сталкер, то, чтобы избежать эскалации, прислушивайтесь к себе на каждом этапе. Вы уже «загрузили» в свою систему интуицию насчет «влюбленных сталкеров», поэтому слушайте ее.
Семьи сталкеров-насильников, подобно семьям других преступников, о ком говорится в этой книге, вынуждены отвечать на вопрос, который не хочет задавать себе ни один родитель: почему наш сын вырос таким жестоким? Ответ на него может помочь родителям и другим людям увидеть предупреждающие сигналы задолго до того, как кто-нибудь задаст его по телефону или к ним явится полиция.
Я много знаю об этом от молодых людей, которые убивали других, от некоторых других молодых людей, которые хотели убить себя, и, как вы увидите в следующей главе, от таких, кто покушался и на то и на другое.
12. Боязнь детей
Мой отец не рассказывал мне, как жить. Он жил и дал мне возможность наблюдать, как он это делает.
Кларенс Бадингтон Келланд
Члены совета церкви Святого Августина были заняты подготовкой к самому важному дню года. Те, кто оказался неподалеку, совершенно правильно предсказывали, что храм будет переполнен народом. Но их предсказание, что прихожане соберутся отметить наступление Рождества, было совершенно неправильным. В этом году собрание было больше похоже на заупокойную службу, хотя и имело одно важное отличие: скорбящие в церкви обычно находятся далеко от того места, где умерли их близкие. Но те, кто собрался в тот сочельник в церкви Святого Августина, находились всего в нескольких метрах от места, где были обнаружены тела двух человек — одного мертвого, второго при смерти.
Все, кто присутствовал на мессе, знали об ужасной находке. Но никто из них не мог понять, почему двое восемнадцатилетних юношей пришли к стенам храма и выстрелили себе в рот из обрезов.
После каждой подобной трагедии родственникам волей-неволей приходится заново пересматривать все, что происходило в их жизни. Они начинают кошмарный и часто неблагодарный поиск виноватых. Члены семьи при этом делятся на два лагеря — на тех, кто винит себя, и на тех, кто винит других. Дети, с которыми проводили время погибшие, другой родитель, обманувшая подружка — на кого-нибудь обязательно обрушится ярость семьи погибшего, кого-то она будет обвинять в произошедшем.
Часто родители обвиняют в трагедии человека, который продал их ребенку наркотики. Но мать одного из погибших, Джеймса Вэнса, пошла еще дальше. Она обвинила хеви-метал-группу Judas Priest и небольшой семейный магазин, в котором продавались записи этой группы. Она утверждала: хозяева магазина должны были предвидеть, что песни из альбома этой группы Stained Class подтолкнут к самоубийству ее сына и его друга Рэя. Она считала, что магазин должен был предупредить молодых людей о смертельной опасности этого альбома.
Когда меня попросили стать свидетелем в этом деле со стороны владельцев магазина, я думал, предстоит важное исследование влияния массовой культуры на проявления насилия и жестокости. Я не ожидал, что это дело станет единственным в моей карьере, об участии в котором я потом пожалею. Раньше я по своей инициативе участвовал в нескольких неприятных исследованиях и действовал вполне профессионально, но сейчас, когда пришло время, я не хотел заходить на то кладбище при церкви, я не хотел видеть ни глубоко подавленную мать Рэя, ни отказывающуюся принять происходящее миссис Вэнс. Я не хотел изучать протоколы вскрытия, рассматривать фотографии и изучать подробности этой печальной истории.
Но я делал это, и Джеймс Вэнс невольно и неожиданно стал моим гидом в путешествии по жизни и переживаниям многих молодых американцев. От него я узнал, что они думают о наркотиках, алкоголе, телевидении, амбициях, интимной жизни и преступности. Он помог мне ответить на вопрос, которым задаются многие родители: каковы признаки того, что мой сын может иметь предрасположенность к жестоким поступкам? Глядя с этого церковного кладбища, я увидел молодых людей так, как не видел их прежде. Большая часть того, чему научил меня Джеймс, относится к хулиганствующим компаниям, но заодно это же помогло мне объяснить пугающее поведение молодых людей из среднего класса, жестокость которых застает всех врасплох.
Джеймс Вэнс был одержим творчеством группы Judas Priest, его привлекали ее агрессивная зловещая музыка и образы певцов. Ему нравились темы рисунков на обложках альбомов: монстры и засохшая кровь. Поэтому в тот момент, когда он увидел, как Рэй выстрелил себе в голову, он совсем не был шокирован этим ужасным зрелищем. Подобно многим другим молодым американцам, он уже давно привык разглядывать ужасные изображения, и зрелище покрытых засохшей кровью черепов стало для него обыденным.
Стоя на церковном кладбище, Джеймс смотрел на тело своего друга и на одно мгновение задумался о том, не нарушить ли обещание покончить с собой. Но потом он подумал, что если не выстрелит в себя, то его все равно буду винить в смерти Рэя. Поэтому он нагнулся к луже крови, поднял обрез, сунул ствол в рот и нажал на курок. Но он не умер.
Сунув ствол в рот не под тем углом, он не убил себя. Но в итоге (жуткая ирония судьбы) он стал похож на страшного монстра, которые появлялись на обложках альбомов Judas Priest. Рука дрогнула, и парень снес нижнюю часть лица. Его подбородок, нижняя челюсть, язык и зубы разлетелись по всему кладбищу. Я не могу описать, как он выглядел, но и забыть этого не могу. Я видел много страшных фотографий после вскрытия, я видел людей, получивших такие ранения, что единственным возможным исходом была смерть, я видел людей, получивших такие ранения, что смерть была их единственным избавлением. Но видеть, как Джеймс Вэнс живет в теле со смертельными повреждениями, было по-настоящему тяжело.
Даже юристы, которые считали, что уже видели в своей жизни все, были потрясены, когда он прибыл для дачи свидетельских показаний. Вокруг его шеи было повязано полотенце, которое впитывало слюну, свободно вытекавшую из нижней части того, что раньше было его лицом. Его внешность превратилось в метафору происходящего внутри него. Он хотел быть зловещим и пугающим. Он добивался уникальности, которую, как он думал, могла принести ему жестокость, и он получил желаемое... в полной мере.
С помощью матери, которая переводила его неразборчивую речь во время допросов, Джеймс рассказал адвокатам о своем деле и заодно о своем поколении. Я внимательно слушал. Я узнал, что он и Рэй хотели совершить что-нибудь значительное и зловещее, причем необязательно самоубийство. Они хотели совершить жестокость, а не положить конец своей жизни. Они подумывали о том, чтобы расстрелять покупателей в ближайшем торговом центре. В отличие от тысяч подростков, покончивших с собой, они в этот вечер не были подавлены — они словно сошли с ума. Одурманенные наркотиками и алкоголем, под рев любимой музыки, они разнесли комнату Рэя, выпрыгнули из окна, захватив обрез, и побежали по городским улицам в сторону церкви.
Они не уникальны среди подростков, совершивших отчаянные и жестокие деяния, как не уникальны и их семьи. Миссис Вэнс далеко не единственная мать, подавшая в суд на рок-группу. На самом деле такие жалобы стали очень частыми.
Пока шло рассмотрение дела Вэнса, в стране произошло много жестоких преступлений, которые совершили подростки. В маленьком городке в штате Миссури трое молодых людей, один из которых был председателем студенческого совета, пригласили своего друга Стивена Ньюберри сходить с ними в лес, чтобы «убить что-нибудь». Стивена не предупредили, что убьют именно его, — это стало очевидно, когда его начали избивать бейсбольными битами. Он спросил их, почему они это делают, и они ответили умирающему парню: «Весело, Стив».
Их поймали через несколько часов, и они, как ни в чем не бывало, признались в убийстве. Как и Джеймс Вэнс, они были поклонниками хеви-метал. Но эти молодые люди не обвиняли музыкальную группу. Они даже не говорили о Judas Priest и сразу обвинили в своих деяниях Сатану. Так же как Майкл Пакевитц, заявивший о том, что это дьявол велел ему зарезать трехлетнего ребенка. Так же как Сьюзан и Майкл Карсон, которые обвинили Аллаха в том, что тот он приказал им убивать людей. Но семьи не могут подать в суд на Сатану или Аллаха, поэтому иногда магазины пластинок и рок-группы оказываются единственными, кого они могут обвинить.
Джеймс Вэнс почитал членов группы как «богов металла». Он сказал, что они были его библией, а сам он — «защитником веры Judas Priest». О таком отношении к людям, с которыми он никогда не встречался, он сказал, что «это было как брак — близость, которая появляется с течением времени и остается, пока смерть не разлучит нас».
Могут ли какие-нибудь продукты средств массовой информации толкать людей на совершение жестокостей, которых они в противном случае не совершили бы? Мне кажется, это резонный вопрос.
Мог ли магазин звукозаписей предполагать, что содержание песен альбома Stained Class опасно и способно привести к стрельбе? Это не такой резонный вопрос. Но подумать на эту тему все равно стоит.
Когда эксперты моей фирмы изучали потенциальные опасности, предположительно ассоциируемые с музыкальными альбомами, они обнаружили одного человека, которому стало плохо после того, как он проглотил виниловую пластинку, у другого случился инфаркт, когда он танцевал веселую польку, третий использовал обломки разбитой пластинки как оружие (способность людей использовать самые разные предметы делает невозможным прогнозирование любого риска). Эксперты также нашли статью под заголовком, который сначала показался имеющим отношение к делу: «Мужчина погиб, когда слушал музыку в стиле хеви-метал». Оказалось, что на нем были наушники, он слушал песню в исполнении Оззи Озборна и попал под поезд. На вырезке из газеты мой коллега, любитель черного юмора, написал: «Убит хеви-металом в буквальном смысле». Тяжелый металл поезда, несомненно, стал причиной гораздо большего количества смертей, чем тяжелый металл музыки и даже «смертельный» дэт-метал.
Конечно, группа Judas Priest не создавала Джеймса Вэнса, но в известном смысле он создал ее. Когда его спросили о конкретных словах из песни «Они купали его, одевали его и кормили его с рук», он воспроизвел строку с небольшим изменением: «Они купали его, одевали его и скормили ему руку»). Таким образом, он не просто реагировал на песни, он их фактически переписывал, взял слова, как о ком-то заботились, и переделал их в нечто, связанное с каннибализмом. Даже его восхищение было выражено в агрессивных и жестоких словах. Джеймс сказал, что был так одержим этой рок-группой, что сделал бы ради нее все что угодно — «убил бы много народу или выстрелил бы в голову президенту». Он сказал адвокатам, что, если бы музыканты сказали: «Давай-ка посмотрим, кто убьет больше всех народу», — он бы пошел и сделал что-нибудь ужасное. На самом деле музыканты ничего подобного не говорили, но он все равно сделал что-то ужасное.
В ходе моей работы по этому делу я изучил пятьдесят шесть других дел, в которых были замешаны молодые люди, каким-либо образом связавшие музыкальных звезд с совершенными ими преступлениями, попытками или угрозами самоубийства. Приведенные ниже факты позволяют глубже вникнуть в эту тему.
• Подросток просит знаменитого певца прислать ему пистолет, с помощью которого он мог бы совершить самоубийство.
• Молодой человек угрожал покончить с собой, если известная певица не посетит его. Он написал ей: «Я даже пытался впасть в кому в надежде, что мама свяжется с вами и вы приедете ко мне».
• Мужчина принял слишком большую дозу таблеток, чтобы «отправиться в путешествие во времени» и добраться до любимого музыканта.
• Мужчина написал певице: «Если вы не выйдете за меня замуж, я приму смертельную дозу лекарства». Чтобы окончательно переложить на нее ответственность, он присовокупил написанную им песню « Думаю о самоубийстве» (Suicide Is on My Mind).
• Молодой человек убедил себя, что известная певица является его женой и прячется от него. Он попытался покончить с собой, вскрыв себе вены.
• Молодой человек написал звезде шоу-бизнеса в выражениях, навевающих мысли о Джеймсе Вэнсе: «Я курю траву и слушаю рок, по правде говоря, история моей жизни — на виниле. Моя жизнь не стоит того, чтобы жить. Я точно скажу вам — когда я сделаю попытку самоубийства, то это будет не попытка».
В связи с вышесказанным кажется уместным такой вопрос: должны ли родители этих молодых людей и тысяч им подобных обвинять живущих за тысячи километров звезд шоу-бизнеса в проблемах, с которыми столкнулись их семьи, или ответы можно найти ближе к дому?
Чтобы разобраться в этом, я начал составлять гипотетический список из сотни более существенных факторов, влияющих на поведение молодых людей, т.е. индикаторов, которые помогают спрогнозировать взрыв подростковой жестокости. Нездоровая приверженность к медиапродуктам тоже присутствует в этом списке, но алкоголь и наркотики находятся в нем почти на самом верху. Давно доказано, что они, в отличие от медиапродуктов, предназначены для воздействия на сознание и поведение всех, кто их употребляет. Джеймс Вэнс подтвердил это, рассказав о знакомстве с человеком, который совершил несколько попыток самоубийства. На вопрос, имел ли этот человек проблемы с наркотиками, Вэнс ответил: «Да, и они неразрывно связаны с попытками суицида». Он также сказал: «Алкоголик — это очень жестокий человек, когда напиваешься, то становишься агрессивным, и я это знаю на своем опыте». (Интересно, с кем он получил этот опыт.)
В список индикаторов входят восхищение жестокостью и увлечение оружием. Именно это составляло основу мироощущения Джеймса — настолько, что он хотел стать оружейным мастером. Они с Рэем регулярно посещали тир и играли в игры с использованием оружия. Джеймс часто играл «в войну», участвуя в вымышленных перестрелках. Он называл это «подготовкой к уходу в наемники». В игре участвовали «два полицейских и один преступник. Преступник прятался, подстерегая жертву. Вы же знаете, как копы обыскивают здание: в девяносто девяти случаях из ста я убирал обоих копов». О своем менее жестоком друге Рэе он сказал так: «Обычно я убирал его, знаете, ведь когда смотришь телевизор, многому учишься. Телевизор действительно хороший учитель». Джеймс рассказал, что смотрел новости и видел «много жестокостей, постоянные убийства и войны». Подводя итог, он коротко сказал: «Насилие меня восхищало».
В заключение он, сам того не желая, рассказал об одном из важнейших признаков потенциального преступления, совершаемого с целью привлечь к себе внимание: он сказал, что «в течение многих лет чувствовал себя ненужным». Объясняя, каким образом творчество Judas Priest повлияло на желание устроить стрельбу, Джеймс сказал, что песня «Конец героя» (Hero's End) подсказала ему, как надо умереть, чтобы тебя признали.
Когда его спросили, могло ли что-либо, кроме стихов, подвигнуть его на стрельбу, он ответил: «Плохие отношения? Звезды на небе? Начался отлив? Нет». Несмотря на сарказм, все, что он перечислил, настолько же обоснованно, насколько обоснованно обвинять слова песни в случившемся. Если он исключил из ответа семью и выполнение родителями своих обязанностей, то мог называть все, что угодно. Указав на рок-группу как на виновника происшествия, он попросту отмел возможность тщательного изучения проблемы, которое вполне резонно могло бы фокусироваться на нем самом, его семье или даже обществе.
Не стоит забывать, что Джеймс был не единственным молодым человеком, кто тратил на потребление медиапродуктов времени больше, чем на другие виды деятельности. Он был постоянным клиентом того сегмента индустрии развлечений, где основным продуктом являются насилие и жестокость. В книге «Распродажа детей Америки» (Selling Out America's Children) Дэвид Уолш говорит «о госте в наших домах, который защищает насилие, а мы не выбрасываем его на улицу». Уолш пишет, что поскольку дети учатся на повторах и имитациях, то обстоятельство, что они к восемнадцати годам с помощью средств массовой информации становятся свидетелями 200,000 случаев насилия, представляет собой серьезную проблему. Парк Дитц сказал, что «символический акт насилия в жестоком телешоу продолжительностью в один час, который увидели миллионы участников, наносит больший вред, чем единственное "обычное" убийство». Писательница (и мама) Кэрри Фишер сказала, что «телевидение показывает детям примеры такого поведения, на защиту от которого именно детей человек потратил столетия».
Содержание медиапродуктов имеет значение, но еще большее значение имеет время, потраченное на их потребление, идет ли речь о слишком долгом сидении перед телевизором, слишком сильном увлечении видеоиграми, слишком долгом прослушивании рок-музыки, да и классической музыки, если уж на то пошло. Меня волнует не только поведение, спровоцированное потреблением указанных медиапродуктов. Меня волнует поведение, которое это предотвращает, в частности простое человеческое общение. Надо признаться, что я был бы счастливее, если бы мои дети вместо Judas Priest выбрали Тину Тернер, Элтона Джона или к.д. ланг[9]. Но когда потребление медиапродуктов заменяет остальную жизнь, то появляется много вопросов.
Независимо от того, какую музыку слушают подростки, в жизни большинства из них признание значит больше, чем достижения. В случае с Джеймсом признание достигалось через насилие. Нажав на курок, молодой человек, чье воспитание не обеспечило нормальную самооценку, вдруг становится «важным» и «заметным».
Если отбросить поклонение группе Judas Priest, то Джеймс предстает обычным молодым человеком с целями и амбициями, которые меняются день ото дня, но без упорства, настойчивости и самодисциплины, которые необходимы для того, чтобы добиться успеха в любом начинании. В разное время он планировал написать книгу, стать оружейным мастером, играть в рок-группе, даже работать на почте, но в конечном итоге он «прославится» благодаря нескольким секундам из его жизни — нескольким секундам варварства на церковном кладбище.
В итоге суд постановил, что владельцы магазина звукозаписей не имели возможностей предсказать стрельбу. Но Джеймс Вэнс не сумел завершить поиски того, кого можно было бы обвинить. Он скончался от последствий единственного рокового выстрела. Несмотря на осложнения, он и так прожил намного дольше, чем кто-либо мог ожидать. Я так и не собрался расспросить Джеймса о его детстве и ничего не знаю об этом, потому что судебный процесс заслонил все.
Некоторые родители не могут обвинить кого-либо в жестокостях, совершенных их детьми, потому что сами стали их жертвами. Дети убивают своих родителей значительно реже, чем родители убивают детей, но эти случаи вызывают такой резонанс в стране, что может сложиться впечатление, будто такие убийства происходят часто. По правде говоря, молодые люди вообще совершают убийства относительно редко. Хотя американцы в возрасте до восемнадцати лет составляют почти 25% населения, они совершают менее 10% убийств. И все же люди опасаются тинейджеров, и временами вполне обоснованно.
Поэтому, чтобы вы знали, о каких ситуациях идет речь, я хочу подготовить вашу интуицию. Большинство людей, убитых тинейджерами, составляют их знакомые. При этом примерно один из пяти — посторонний человек, убитый при ограблении либо из-за того, что подросток запаниковал или отреагировал на давление со стороны сверстников. Убийство чаще всего происходит, когда в нем участвует двое или больше молодых людей, поэтому страх при их появлении вполне понятен. Недавнее исследование показало, что 75% убийств совершается молодыми людьми под действием наркотика или в состоянии алкогольного опьянения, поэтому встреча с подростками в таком состоянии считается наиболее опасной.
Хотя тинейджеры, как правило, не так опасны, как взрослые, некоторые юные преступники, в частности Вилли Боскет, уже в детстве имели солидный «послужной список». К тому моменту, когда ему исполнилось пятнадцать лет, он успел ударить ножом двадцать пять человек и побывал в различных исправительных учреждениях за совершение более двух тысяч других преступлений. Когда власти выпустили его, тюремный надзиратель сказал: «Однажды Вилли Боскет убьет кого-нибудь». Предсказание оказалось точным вдвойне: Вилли убил двоих, сказав, что сделал это «для получения опыта». (Как несовершеннолетний он получил всего пять лет. Сейчас он отбывает наказание за другие преступления. Но и в тюрьме он продолжает вести себя агрессивно: сообщают, что он семь раз пытался поджечь свою камеру и девять раз нападал на охранников. «Я — монстр, которого создала система», — говорит он. Законодательный акт, который позволяет штату Нью-Йорк привлекать несовершеннолетних к судебной ответственности, как взрослых, называется Законом Вилли Боскета.)
Стивен Пфиль — еще один молодой человек, который не знал удержу в своих усилиях насолить окружающим. Когда ему было восемь лет, он кидал с моста кирпичи на проезжавшие внизу машины. В девять лет он напал на другого мальчика с топором. Школьная администрация выделила ему отдельную автобусную остановку, потому что он регулярно угрожал убить других детей. К четырнадцати годам он стал наркоманом и, говорят, выпивал целую бутылку крепкого алкоголя за раз. В семнадцать лет он совершил первое известное убийство — зарезал девушку. (Суд решил, что его родителей можно судить за преступную халатность, потому что, зная о его поведении в прошлом, они дали ему нож, которым он ее убил.) В ожидании суда Стивен Пфиль убил своего старшего брата.
В замечательной книге «Эмоциональный интеллект» (Emotional Intelligence) Дэниэл Гоулман указывает семь самых полезных свойств человека: способность мотивировать себя, способность противостоять отчаянию, способность откладывать удовольствие, способность управлять настроением, способность надеяться, способность сопереживать, способность управлять импульсами. Многие из тех, кто совершает жестокости, никогда ничему подобному не учились. Если вам известен молодой человек, у которого все указанные свойства отсутствуют, то это — важный индикатор, предшествующий инциденту. Этот человек нуждается в помощи. Еще один важный симптом насилия — постоянная раздражительность в детстве. Если вы знаете ребенка, который часто или очень сильно сердится, то ему тоже необходима помощь.
Обычно признаков, указывающих на склонность подростка к жестокости, более чем достаточно, как это было в случае с восемнадцатилетним Джейсоном Мэсси, который убил свою тринадцатилетнюю сводную сестру и четырнадцатилетнего мальчика. У Мэсси отсутствовали все качества, которые перечислил Гоулман. Видимо, отсутствие способности контролировать импульсы позволяет объяснить ужасные вещи, которые сотворил Мэсси, — он отрезал девочке руки и голову. Отмечу, что предупредительные сигналы были налицо: его идолами были серийные убийцы Тэд Банди и Генри Ли Лукас, он прочитал все, что смог найти, о Чарльзе Мэнсоне, он был страстным поклонником рок-группы Slayer. В годы, предшествовавшие убийству людей, Мэсси убивал коров, кошек и собак. Он хранил черепа. Он часто говорил о желании убивать девочек. Он ограбил ресторан быстрого обслуживания. Он пять лет преследовал и терроризировал девочку-подростка, посылая письма о том, как перережет ей горло и выпьет кровь. Людям были известны все эти подробности, но отрицание победило.
В отличие от Джеймса Вэнса, Мэсси охотно рассказывал о своих целях: «Все что я хотел — это убивать как можно больше молодых женщин. Я желаю, чтобы в их семьях поселилась скорбь». Такая ярость по отношению к семье не появилась из ниоткуда. Многие юные убийцы находят свои жертвы в собственных семьях. Чаще всего убивают жестоких отцов или отчимов, что неудивительно. Однако вы, наверное, удивитесь, узнав, насколько юны могут быть убийцы. Мальчик, которого я буду называть Робби, застрелил своего отца, когда увидел, что тот избивает мать. Пьяный отец оставил пистолет на столе. Хотя Робби признался в убийстве, мало кто сначала поверил в то, что он мог сделать это, — ему было всего три года. После того как экспертиза показала наличие на нем следов пороха, он объяснил властям: «Я убил его. Теперь он мертв. Если бы он опять ударил мою маму, я бы опять застрелил его».
В захватывающей и волнующей книге «Когда ребенок убивает» (When a Child Kills) юрист Пол Моунс беспристрастно исследует проблему убийства родителей. Он пишет, что, в отличие от большинства других убийств, события, которые произошли за двенадцать лет до убийства родителя (родителей), так же важны, как и события, которые произошли за двенадцать часов до него. Единственным надежным индикатором возможного убийства является жестокое обращение с ребенком. Общепризнано, что большинство детей, убежавших из дома в Соединенных Штатах, покидают свои семьи, чтобы избежать издевательств или привлечь к себе внимание. Некоторые из тех, кто остается дома, пишет Моунс, «раскрывают семейные тайны выстрелом из ружья».
Обычно оказывается, что детей, которые убивают своих родителей, избивали, унижали, насиловали, связывали или пытали каким-либо другим способом. Моунс рассказывает о шестнадцатилетнем Майке, которого сторона обвинения описывала как « одного из тех жестоких, буйных, испорченных подростков, которые оказываются хладнокровными убийцами». Но в этой истории есть много такого, на что не обратили внимания.
Отец избивал Майка еще с детского сада. Несмотря на то что Майк был крепким координированным мальчиком, он все время ходил с синяками и ссадинами «из-за падения с велосипеда», «потому что споткнулся» или «порезался». На суде Майка попросили раздеться до нижнего белья, чтобы присяжные смогли увидеть шрамы, оставленные отцом на его теле.
Издевательства закончились однажды ночью. Майк поздно пришел домой, и отец уже ждал его с пистолетом. «У тебя есть выбор, — сказал он мальчику, — ты убьешь меня, или я убью тебя». Отец выдвигал такой ультиматум и раньше, но на этот раз он действительно протянул Майку пистолет. Майк взял его и выстрелил отцу в голову.
Другой мальчик, который убил родителя, сказал Моунсу, что жить в тюрьме лучше, чем терпеть издевательства дома. Он говорил, что теперь он «взаперти, но свободен».
Некоторые полагают, что детям, решившимся на убийство родителей, не следовало покорно терпеть издевательства, они должны были по меньшей мере заявить о них, прежде чем ситуация зайдет так далеко, что убийство покажется единственным выходом. Сторонники этой идеи, наверное, забыли, что взрослые жертвы изнасилований и похищений тоже часто покорны, как дети, но мы потом не обвиняем их в том, что они ничего не делали, чтобы защитить себя.
Предупредительные сигналы возможного убийства родителя и других ужасных жестокостей вполне заметны родителям, учителям, полицейским, соседям и родственникам. Это они (зачастую мы), а не дети должны заявлять о таких случаях.
Из всех опасностей, о которых говорится в этой книге, избежать быть убитым собственным сыном или дочерью проще всего. Меры против этого нужно принимать задолго до того, как ребенок станет достаточно взрослым, чтобы нанести кому-нибудь вред: будьте любящим родителем.
В отличие от тинейджеров, дети в возрасте до 12 лет, совершающие убийства в семье, чаще убивают братьев и сестер, а не родителей. Как и в случаях с другими видами насилия, это не происходит без предупреждения. Как правило, убийство совершает ребенок, который подвергается жестокому обращению или очень неуравновешенный, причем его предыдущие попытки убить брата или сестру не были восприняты серьезно. Так происходит потому, что многие считают проявления жестокости между детьми естественным элементом взросления. Но даже если это так, когда ребенок делает что-то, из-за чего другой ребенок подвергается серьезной опасности, то игнорировать это недопустимо. Недавно я участвовал в судебном процессе, где рассматривалось такое дело. Прочитав мой рассказ о произошедшем, мало кто из родителей сможет и впредь слепо доверять школе.
Преступником был ученик средней школы, которого я буду называть Джоуи. Он изнасиловал семилетнего мальчика в школьном туалете. Хотя он действовал в одиночку, ему способствовала удивительная халатность администрации школы и директора в особенности. Руководство школьного округа утверждало, что поступок Джоуи было невозможно предсказать, на самом деле очень четкий сигнал поступил за месяц до этого: Джоуи был арестован за такое же издевательство над другим мальчиком, которое он совершил в том же туалете!
Поскольку тогда я не в первый раз столкнулся с вопиющей халатностью школьной администрации (школьная политика и персонал — это совсем не то, что вы думаете), я хочу воспользоваться моментом и познакомить вас с кое-какой информацией.
Во-первых, пусть школы пытаются это отрицать, именно здесь прогноз осуществляется с самыми высокими ставками. Учителя и администрация постоянно должны отвечать на вопросы:
• Похитит ли этот посетитель ребенка?
• Будет ли этот учитель сексуально домогаться ребенка?
• Издеваются ли над этим ребенком дома?
• Принесет ли этот ребенок в школу оружие?
Хотя большинство людей не могут представить себе, что мальчики в препубертате способны кого-то изнасиловать, администрация школьного округа в случае Джоуи это знала. Годами она получала письменный документ, озаглавленный «Сексуальные домогательства между детьми». Поскольку существование такого документа подтверждает, что такие вещи случаются, то необходимость задавать соответствующие вопросы должна быть очевидна любому директору школы.
Представьте себе, что все ученики собрались в аудитории, и директор рассматривает их, задавая про себя вопрос: «Кто из этих учеников может сексуально домогаться другого ребенка?» Своим поведением Джоуи только что не кричит: «Я могу», — но директор предпочитает не обращать на мальчика внимания.
Администрация школы, в которой Джоуи учился до этого, значительно облегчила работу своим преемникам: сотрудники школы спрогнозировали — в письменной форме, — что Джоуи будет вести себя неадекватно в сексуальном плане, а также собрали все данные о нем и отправили в школу, где он позже совершил изнасилования. Трудно представить, что кто-нибудь мог проигнорировать предупреждающие сигналы, которыми Джоуи размахивал, как знаменем: приносил нож, угрожал убийствами, угрожал совершить суицид и пытался его совершить, поджигал школьное здание, обливал свою мать бензином и пытался поджечь, демонстрировал восхищение сексом и половыми органами, совершал сексуальные домогательства к другим детям, непристойно обнажался, проявлял агрессию и жестокость. Как будто всех этих сигналов было недостаточно, когда директор узнал о нападении Джоуи на другого мальчика с целью изнасилования, он не принял никаких действенных мер. Можно представить себе бльшую халатность?
После первого обвинения в изнасиловании директор предпочел не предпринимать очевидных мер, которые помогли бы усилить контроль над Джоуи в школе: он ничего не рассказал учителю мальчика о том, что произошло. Дальше — больше. Когда один из учителей посчитал Джоуи неуправляемым, его отправили в класс к младшим мальчикам. Тем самым школа устроила для него виртуальный «конкурс красоты», и насильник выбрал жертву.
Присутствие охранников в школе могло бы несколько успокоить родителей. Но поймите, что в этой школе, которая входит в один из крупнейших школьных округов страны, охранники не имют никакой подготовки в любом аспекте обеспечения безопасности учеников. У них нет ни письменных указаний, ни инструкций, никаких документов. Даже если они бы знали, в чем заключается их работа, их все равно не проинформировали об обвинении одного из учеников в изнасиловании, им даже не сказали просто: «Будьте начеку» или «Смотрите в оба». Когда от любой организации требуют улучшить систему обеспечения безопасности, она обычно нанимает охранников. Все вздыхают с облегчением: наконец-то что-то сделано! Но если охранники не имеют ни соответствующей подготовки, ни снаряжения, ни руководства, если нет плана, в соответствии с которым они должны действовать, то их присутствие может скорее навредить, чем помочь. Причина проста: пойдя на такие расходы, школа вообще перестает обращать внимание на безопасность.
Я рассказал о непредпринятых директором школы мерах предосторожности. Но кое-что он все же сделал. После первого обвинения Джоуи в изнасиловании он распорядился сопровождать опасного ученика, когда он пойдет в этот туалет. Вы могли бы посчитать это разумным шагом, пока я не скажу вам, что директор издал распоряжение, что сопровождать Джоуи в туалет должен не учитель или охранник, а другой ученик. Я не могу представить себе, что какой-нибудь родитель добровольно позволит сыну сопровождать агрессивного преступника, особенно такого, с кем не могут справиться опытные учителя.
Если бы взрослый работник школы, скажем, сторож, имел бы такой же «послужной список», как у Джоуи, и был арестован за изнасилование ученика, то взял бы его директор обратно на работу? Я не могу с уверенностью ответить даже на этой очевидный вопрос. Я знаю только, что Джоуи вскочил на сцену во время вымышленного собрания и крикнул: «Это я, я совершаю сексуальные преступления против других детей», — а директор отвернулся.
В конце концов Джоуи забрали из школы и перевели в психиатрическую больницу (где он за один день едва не изнасиловал двух человек). Последствия издевательств и пренебрежения из собственного детства Джоуи будут сказываться в виде боли и жестокости, которые он причиняет другим людям. Возможно, однажды он убьет кого-нибудь. Сейчас, когда я пишу этот грустный, но точный прогноз, Джоуи всего девять лет.
Как я уже указывал после рассказа о других случаях, когда бросающиеся в глаза предупредительные сигналы оказывались незамеченными, я готов признать, что директор школы Джоуи, скорее всего, сделал все, что в его силах, с учетом его квалификации и знаний на тот момент. Я говорю это не затем, чтобы избежать обвинения в клевете: я искренне в это верю, но также верю в то, что случаи, подобные этим, связаны с нерадивостью организации в целом и отдельных ее работников в частности, а также с верой в то, что все «рассосется» само собой, не стоит будить лихо.
Консультируя по другому случаю сексуального преступления, совершенного в школе по отношению к ребенку (на этот раз виновником был не ученик), я полностью ознакомился с регламентом школьного округа. Родители, скорее всего, не обрадуются, когда узнают, что тема обеспечения безопасности появляется в нем только на 10-й странице и касается только безопасности учителей, разнимающих драки. Регламент содержит три полные страницы и двадцать один отдельный пункт об обеспечении сохранности ключей. Первое упоминание об опасностях для учеников появляется только на странице 91.
Дети нуждаются в защите со стороны взрослых, обычно в защите от взрослых. У них еще не развился страх перед людьми, их интуиция еще не загружена достаточной информацией, у них нет опыта, чтобы защитить себя. Урок, который родители должны вынести из случаев, о которых я рассказал, следующий: никогда не принимать на веру ничего, когда речь идет о безопасности их детей. Я рекомендую вам попросить копию школьного регламента обеспечения безопасности и тщательнейшим образом изучить его. Идите в школу, задавайте ее сотрудникам все вопросы, какие только можете придумать, и смотрите, удовлетворят вас их ответы или нет. Сам факт, что вы задаете вопросы, поставит проблему безопасности на повестку дня и заставит школу сосредоточиться на ней. Спросите, какие преступления случались в этой школе. Если в ней работают охранники, то попросите разрешения встретиться с ними и посмотрите, как они реагируют на ваши вопросы. Спросите об имевших место в школе преступлениях. Последний вопрос особенно важен. Федеральный закон требует, чтобы колледжи вели статистику преступлений в кампусах и предоставляли ее по запросу. Это объясняется тем, что студенты колледжей и их родители, выбирающие учебное заведение, имеют право оценить безопасность в будущем месте учебы. Закона, требующего от средних школ вести такую статистику, нет, но я бы хотел, чтобы он появился.
Читать бесплатно другие книги:
