Знакомьтесь – Юджин Уэллс, Капитан Поль Игорь

Глава 25

Естественные склонности

Мы по очереди плещемся в тесной кабинке эмульсионного душа. Вестовой приносит нам крепкого чаю. Мишель осторожно прикасается к залитому прозрачным клеем красному рубцу на моей спине. След от пули, что прошла по касательной.

— Больно?

— Уже нет.

Мишель усаживается напротив меня. Складывает ладони между колен, сжимает их ногами. Склоняется вперед. Взгляд ее серьезен. Это уже другая Мишель. Не та, которая только что, зажмурившись, полосовала мою поясницу острыми коготками.

— Что с нами будет, Юджин?

— Это ты спрашиваешь? Мне казалось: ты на все вопросы знаешь ответы с самого рождения.

— Не смешно. Мне казалось, ты что-то знаешь. Что-то, чего не знает моя семья. И ты обещал мне все рассказать.

Я тяжело вздыхаю.

— Ты не решишь, что я слетел с катушек?

— Нет. Рассказывай.

И я сбивчиво выкладываю ей все, что знаю о Реформаторе. О центрах удовольствия. Об их истинном назначении. Про покушения. Про смерть Кролла из-за дисфункции вживленного диагноста. В общем, обо всем. Кроме Триста двадцатого. Мишель, не перебивая, слушает меня. Не выказывая эмоций. Сама она — воплощенная сосредоточенность. Видимо, сказывается ее колоссальный опыт делового общения. Когда я заканчиваю рассказ, она некоторое время напряженно размышляет. Легкая вертикальная складка появляется на ее переносице.

— Ты мне не доверяешь? — наконец, спрашивает она.

— Почему?

— Мне все равно, что мною управляет, и управляет ли вообще. И с какой целью. До сих пор в моей жизни все складывалось почти хорошо. Так что мне грех жаловаться на судьбу. Но ты не назвал источник своих сведений. Ты не сказал, почему нам нельзя улететь на Рур и отсидеться в надежном убежище. Не сказал, что намерен делать.

— Прости. Если я расскажу тебе это, ты вряд ли захочешь продолжать знакомство со мной.

— Для тебя это важно?

— Ты же знаешь, что да, — прячу я глаза.

Она порывисто встает. Обнимает мою голову. Прижимает ее к груди.

— Черт возьми, милый, позволь мне самой это решать.

Прости, Триста двадцатый. Пора вывести тебя из тени. Будь что будет…

— Помнишь, я сказал тебе, что во мне пилотский чип?

— Помню. Чипы есть у многих.

— В моем чипе мозги боевого робота. Комплекса огневой поддержки пехоты. И он саморазвился. Без него моя память — решето. Я забываю все через минуту. Превращаюсь в идиота. В общем, я наполовину робот, Мишель, — убито заканчиваю я.

— Глупый, — с нежностью говорит она. Целует меня в затылок.

— Ты что, не удивлена?

— Я знаю множество людей с искусственными сердцами, почками, глазами и прочей требухой. Во мне самой, кроме центра равновесия, есть медицинский диагност, который обеспечивает нормальный уровень работоспособности и определяет оптимальную диету. Не говоря уже о стимулировании сердечного ритма и контроле за обменом веществ. И еще электронный секретарь. Человек с искусственной памятью меня совсем не удивляет, Юджин.

— Но ведь он со мной говорит. Подсказывает мне, что делать. Я спрашиваю у него совета. Он делает меня сильнее. Там, в гостинице, если бы не он, нас бы убили!

— Тем более. С чего вдруг я должна изменить к тебе отношение? Наоборот — я должна быть благодарна ему. Личность? Это странно, необычно, но после всего, что ты рассказал, — вполне заурядно. С удовольствием пообщаюсь с ним. Через тебя, разумеется. Я вот тоже разговариваю со своим электронным секретарем. И он тоже иногда подсказывает мне, что делать. В общем, рассказывай все, как есть, хранитель страшных тайн.

Тогда я выкладываю ей и про связь Триста двадцатого с Реформатором. И про эволюционные идеи последнего. Про вирус, что защищает нас.

— Но почему мы не летим на Рур?

— Морские пехотинцы, что нас эвакуировали, были с чипами. Все. Несмотря на то, что я предупредил твоего деда. Вряд ли он не придал значения моим словам. Я подозреваю, что Реформатор взял твоего деда под контроль. Пока не полностью. Но кто знает, до какой степени он сможет влиять на него. И на наше окружение на Руре. История на Зеленом Шаре может повториться и там. На нас начнут нападать таксисты, охрана, полиция. Все, кому не лень. А вирус рано или поздно обнаружат и деактивируют. В общем, нас прикончат. Нам нужно спрятаться в колонии. На очень многолюдной планете, где людей много, а чипов в головах — не очень, нас будет трудно найти. Кришнагири — планета с большим населением. А Триста двадцатый постарается найти способ остановить угрозу. Кроме того, твой дед сказал о контрразведке. Даже если это не происки Реформатора, мне вовсе не по душе, чтобы меня начали потрошить, как подопытного кролика. Так что мне дорога на имперские планеты точно заказана.

— Там, в отеле, я пару раз начинала тебя ненавидеть. Совершенно беспричинно. Ну, не то что ненавидеть — ты становился мне антипатичен. Настолько, что хотелось сбежать от тебя. Очень неприятное чувство. Сродни отвращению. Я встряхивалась и меня отпускало. Я решила, что это от усталости.

— Это Реформатор пытался до тебя добраться. Видимо, ты недостаточно склонна к агрессии. У него не вышло.

— Почему нас не убили при эвакуации?

— Мозги военных во время акций надежно экранированы. Гражданские сети на них не действуют. Наверное, из-за этого.

Некоторое время мы молчим. Мишель размышляет о чем-то. Потом вдруг морщится, как от зубной боли.

— Что с тобой?

— Подумала: а вдруг именно эта штука в голове заставила меня согласиться выйти замуж? То, что ты рассказал, неплохо укладывается в схему. Я была уверена, что никакие интересы семьи не заставят меня сделать это. А потом вдруг поняла: а не такой уж и плохой парень этот Карл. Перестала относиться к нему с отвращением. Даром, что он ни одной юбки не пропускает. Даже достоинства его припомнила. Например — он богат и родовит. Его семья контролирует оружейный бизнес в нескольких колониях. Дед и отец решили, что этот брак упрочит наши позиции. Теперь я начинаю понимать, почему я поставила подпись на брачном контракте. Меня просто превратили в шлюху ценой в несколько миллиардов.

Она горько усмехается, глядя в стену. Я глажу ее по плечу. Она ловит мою ладонь. Прижимает к щеке. Здорово сидеть вот так и ни о чем не думать. Кажется, именно о таких моментах близости я мечтал, будучи одиноким дурачком. Не такая уж глупая мечта, оказывается.

— Знаешь, меня тоже беспокоит кое-что.

— И что же?

— На кой ляд людям, что нами вертят, понадобилось, чтобы я тебе вдруг понравился?

— Вот что тебя мучает! — догадывается она. — Господи, Юджин, давай не думать об этом, а? В конце концов, этот чип просто усиливает естественные склонности и эмоции людей. Почему бы ему не усилить мое влечение к тебе? Господи, да я рада, что он это проделал!

Она тормошит меня.

— Юджин! Ну же! Улыбнись, милый! Не сходи с ума. Пожалуйста. Этот чертов чип — он ведь усиливает мои скрытые желания. Угадывает самые слабые оттенки настроения. И проверяет предмет интереса на соответствие всем моим требованиям. Путем запроса его чипа. Так что никакой ошибки, милый. Мы с тобой — идеальная пара.

— Конечно, Мишель, — и я старательно улыбаюсь, хотя мне хочется кричать в голос.

Глава 26

Встреча друзей

— Эгей, кореш! Наконец-то! Сколько можно порхать? — белозубо скалится Васу. — Я уж решил, что ты про меня забыл.

— Привет, Васу, — отвечаю я. — Я тоже рад тебя слышать.

— Парень, я тут без тебя дел наворотил, — торопится высказаться Васу. — Ты не против? Я наши бабки в дело вложил. Так что теперь все по понятиям. Глянь, какой у меня прикид.

И мой друг вертится перед глазком коммуникатора, демонстрируя отпадную переливающуюся куртку с жемчужным оттенком и широченные ярко-зеленые штаны.

— Эта фигня ночью светится! — восторженно делится он. И без перехода: — В общем, я теперь крутой перец. Этого старого козла Рико я сожрал. И еще парочку старперов. У меня теперь одних пиццерий по всему Плиму пять штук. Чувак, у нас теперь есть бабки! Один тертый фраер мне шепнул: нельзя капусту квасить. Капуста должна крутиться. Вот я и запустил волчок. Короче, ты в доле, братан. Дел невпроворот. Вали сюда, я без тебя зашиваюсь. Клево центровым быть, только вот времени ни на что не хватает.

— Васу, тут такое дело, — неловко начинаю я. Так не хочется разочаровывать друга. — В общем, я не могу приехать.

— Э, кореш, да ты, никак, снова в дерьмо наступил? — щурится Васу.

— Точно, — подтверждаю я.

— Ага. Я бы удивился, ежели б ты чистеньким вдруг стал. Вечно вы, деловые, куда-то вляпаетесь. Кайф вы от этого имеете, или еще что?

— Помнишь, ты хотел одним делом заняться? Не говори вслух, каким.

— Понял, не дурак, — понимающе кивает мой друг и страшно таинственно подмигивает. — Конечно помню, братан!

— Ну, я туда лечу. Если не передумал — можно заняться этим вместе. Твоя помощь мне бы не помешала.

— Ты хочешь, чтобы я все бросил и прилетел на… ну, куда говорили?

— Точно.

— Ха, чувак. Ты сбрендил. У меня же теперь бизнес. Соскочить не так легко. Все бабки в деле. Акции, инвестиции. Одних поставщиков больше десятка. А уж эти, как их, доставщики пиццы — такая сволочь! — за ними глаз да глаз…

— Васу, но ты же хотел…

— О чем речь! Я и сейчас хочу. Просто так быстро не получится. К тому же я тут местечко присмотрел — хочу построить кинотеатр и пиццерию для транзитных пассажиров. У этих дятлов капусты — мама не горюй. Я уже и залог за землю внес. Показать тебе мою подругу? Классная девочка. Беленькая. Ты таких любишь.

— Потом покажешь. Верю: красивая, — пытаюсь я пошутить. — Значит, ты не поедешь?

— Поеду, обязательно поеду, чувак! — горячо заверяет Васу. — Вот только делишки устаканю — и сразу. А кто это с тобой? Клевая птичка. Крошка, я Васу. Как тебе мой прикид?

— Очень красиво, — кивает Мишель, вопросительно глядя на меня.

— Ой, меня вызывают по другому каналу, — суетливо оглядывается куда-то Васу. — Давай, брат. Держи хвост пистолетом. Созвонимся!

Изображение гаснет.

— Абонент разорвал связь, сэр! — докладывает связист. — Повторить вызов, сэр?

— Нет, спасибо.

Некоторое время мы с Мишель молчим, не глядя друг на друга. Потом она осторожно говорит:

— Кажется, твой друг сильно увлечен новым делом.

Я киваю. Все еще не пришел в себя. Как же так! Это ведь Васу! Мой друг. Кореш. Парень, который спас меня на Плиме от банды трансферов. Я же помню, как мы мечтали уехать на Кришнагири и добывать «черные слезы». Вместе мечтали! Что же произошло?

— Юджин, — мягко произносит Мишель. Кладет ладонь на мой локоть. — Так бывает. Просто у твоего друга завелись деньги. Иногда деньги меняют самые стойкие убеждения. Не переживай. Я-то с тобой.

И она целует меня в щеку. Прижимается ко мне. Ее прикосновение переключает меня с грустных мыслей. Я невольно облизываю губы. Действительно. Какого черта! Я еще жив и Мишель со мной.

— И я тоже, — немного обиженно заявляет Триста двадцатый.

— Конечно, дружище. И ты тоже.

— Ладно. Прорвемся, — говорю я вслух. — Будем собирать «черные слезы» сами. С голоду не умрем.

За всей этой чепухой я не обратил внимания на то, что дрожь переборок давно стихла.

— Мы на орбите Кришнагири Упаван, госпожа баронесса, — сообщает по внутренней связи командир корабля. — Бот готов. Взвод морской пехоты обеспечит вашу охрану. В порту Кришна-сити вас встречают. Вы в полной безопасности. Можете отправляться в любое время, мэм.

— Благодарю, капитан. Я вам очень признательна.

— Не стоит благодарности, мэм. Это мой долг.

Мишель вопросительно смотрит на меня. Холодок растекается внутри. Встречают? Ну, вот и началось. Триста двадцатый деловито диктует свои подсказки.

— Никакой морской пехоты. Пускай бот пойдет на автоматике, — прошу я Мишель. — Эти встречающие — наверняка контрразведка. И попроси какое-нибудь оружие побольше пистолета. Впрочем, если ты доверяешь своему родственнику, то можешь рискнуть.

— Ну уж нет. Даже и не мечтай смыться. Я с тобой.

— Ладно. Я рад. Ты и не представляешь, как. К хорошему так быстро привыкаешь.

— Не дрейфь. Все просто. Ты мужчина. Я женщина. Мне не привыкать подчиняться. Я выполню все, что ты скажешь.

— Неужели?

— Глупый, — шепчет она. Глаза ее вдруг оказываются близко-близко. — Мне никогда не было так спокойно, как с тобой.

Черт возьми, за такой поцелуй можно кого-нибудь убить. Мне даже в голову не приходит глупость вроде той, что поцелуй — такое же надежное средство убеждение мужчины, как и слезы. И уж тем более, я даже и не пытался спросить у себя, сколько раз в своей извилистой жизни моя сладкая девочка использовала эти надежные средства. Мне было так здорово, что я сам поверил: мы выберемся. Я сделаю все, чтобы мы выбрались.

Глава 27

Транспортная миссия

Бот падает в колодец облаков. Струи плазмы на носу уже отцвели, мы в плотных слоях и ощущение безграничной свободы от практически свободного парения невольно захватывает меня — я гляжу на мир через сканеры внешнего обзора. Триста двадцатый напоминает мне, что пора вмешаться в программу посадки. Нам вовсе не улыбается прилететь в космопорт прямо в руки «встречающих». С сожалением выныриваю в обычное пространство. В тесную пещеру десантного отсека, тускло освещенную красным.

Щиплет плечи — мой помощник активно общается с бортовой системой управления. Мишель напряженно улыбается из кресла напротив.

— Все хорошо, — киваю ей. Она кивает в ответ, не сводя с меня глаз. Кислородная маска на ее шее смотрится каким-то инородным телом. Черной чешуйчатой змеей, свернувшейся в кольцо. Она боится, моя железная леди. Не показывает вида, но боится. Кажется, ее начинает тошнить от болтанки. Ничего, милая. Потерпи. Я и сам боюсь. Я уже так привык бояться, что страх кажется мне обычным состоянием. Без него мне будет неуютно.

— Внимание, чувак, пора за работу! — возникает в голове торопливый голос. — Приложи палец к панели номер восемь. Это справа над тобой.

Послушно отстегиваюсь и прикладываю палец. Панель коротко пищит и откидывается вниз, обнажая переплетения цветных жгутов под собой. Пульсируют жилы световодов. На мгновенье возникает ощущение, будто смотрю на обнаженные кровеносные сосуды живого существа.

— Мне тоже неприятно, поверь, — говорит мне Триста двадцатый. — В конце концов, это мой собрат. Но другого выхода нет. Приходится убивать, чтобы выжить.

— Я понимаю.

— Режь жгут с голубой маркировкой.

— Это автопилот?

— Еще чего! Его так просто не отключишь. Это цепи датчиков системы жизнеобеспечения.

Я тычу ножом в неожиданно плотный пучок. С трудом поддеваю его острием. Прочные волокна никак не желают поддаваться.

— Прострели из пистолета! Не бойся, борт не пробьешь. Его не каждая зенитная ракета возьмет.

И я стреляю в светящееся отверстие. Бот сразу резко встряхивает. Мне чуть не отрывает руку, которой я цепляюсь за страховочный линь. Испуганно вскрикивает Мишель, повиснув на металлической дуге своего кресла.

— Внимание, отказ системы контроля жизнеобеспечения. Изменение траектории, переход на дублирующий контур, диспетчерские службы точки назначения оповещены, — звенит в голове металлический голос. — Рекомендуется переход на систему принудительного обеспечения дыхательной смесью.

Палуба выравнивается.

— Теперь панель пятьдесят пять. Левый борт, у самой переборки.

С трудом перебираюсь на другой борт, балансируя на ходящей ходуном палубе. Иногда приходится просто висеть, цепляясь за страховочные леера, натянутые вдоль бортов и по подволоку. Наконец, откидывается и эта панель. И снова ощущение, точно рассматриваю внутренности живого существа.

— Давай скорее, чувак! — подстегивает меня Триста двадцатый. — Быстрее, иначе выйдем на глиссаду. Только держись потом как следует — трясти будет сильнее.

И я поднимаю пистолет. Расширенными от страха глазами Мишель наблюдает за моими действиями.

— Держись крепче, — кричу ей под гул движков. И стреляю в очередной пучок.

Хруст, который я слышу в следующий момент — это пальцы моей руки, которые не выдерживают напряжения и разжимаются. Где-то в полутьме грохочет, перекатываясь по бронированному настилу, вырванный из рук пистолет. Со всего маху влетаю ногами в вертикальную переборку. С чавканьем влепляюсь грудью и лицом в густую массу — аварийный гель облепляет поверхность, комья его стремительно растут.

— Угрожающая ситуация! Отказ системы жизнеобеспечения. Задействована программа аварийной посадки. Диспетчерские службы точки назначения оповещены. Экипажу приготовиться к аварийной посадке.

С трудом высвобождаюсь из объятий липкого кома. Хорошо хоть, что эта дрянь, при кажущейся влажности, не оставляет следов на одежде.

— Доклад: диспетческий пункт точки назначения переведен на ручное управление. Даю трансляцию диспетчерского канала, — продолжает развлекаться бортовая система. Я лихорадочно пристегиваюсь. Мишель смотрит на меня, закрыв лицо гигиеническим пакетом. Бедная моя!

— …Мэйдей, мэйдей, мэйдей, я 4565–9765, управляюсь автоматически, десантное судно Имперского военного флота терпит бедствие, отказ системы жизнеобеспечения, аварийное снижение, пересекаю одиннадцать тысяч курсом 220, намереваюсь совершить посадку в районе шоссе номер восемь, Кришна-сити, юго-запад. Мэйдей, мэйдей, мэйдей, я 4567–9765… — без всякой интонации долбит в эфир наш автопилот.

— Военный борт 4565–9765, я Кришна-сити, принял, вынужденная посадка на шоссе номер восемь, сообщаю аварийным службам. Кришна-сити контроль, всем бортам, внимание! Воздушное судно терпит бедствие. Оставаться на своих эшелонах, быть на приеме, — отзывается срывающийся от волнения голос.

— Закрутилось. А почему мы садимся из-за этой ерунды? — интересуюсь я. — Все равно мы в масках. К тому же это военное судно.

— Если бы это была военная акция, мы бы сели в назначенном пункте, что бы с нами ни случилось. Даже если борт был бы в сквозных пробоинах. Но мы совершаем полет в режиме транспортной миссии. Тут другие правила. Безопасность пассажиров и экипажа — в первую очередь.

— А тех, на кого мы свалимся?

— А на них нам плевать, — цинично поясняет Триста двадцатый. — Мы же военный борт. Нам никакие правила не нужны. Следуем положениям устава и всех дел. Кто не спрятался — я не виноват.

— Ты как будто азарт почувствовал, а, дружище?

— Извини. Увлекаюсь иногда, — смущается железяка.

Гель уже доходит мне до шеи. Закладывает уши. Гул превращается в рев. Мы дико кренимся, закладывая очередной вираж. Глаза Мишель смотрят на меня с мольбой. Киваю ей, изо всех сил изображая безмятежный вид. Попробуйте сами сделать такой вид, когда ваше лицо упаковано в огромную дыхательную маску. Кресло подо мной начинает медленно разворачиваться в сторону выхода. Вцепляюсь в ствол автоматической винтовки, что торчит в бортовом захвате.

Вновь просыпается система управления:

— После посадки рекомендуется отойти от судна на расстояние пятьдесят метров и ожидать прибытия аварийно-спасательных служб. Внимание, посадка через одну минуту! Пятьдесят секунд… тридцать… десять… касание… посадка!

Палуба содрогается. Аппарель отстреливается с резким хлопком, впуская в отсек ослепительный свет. Кресло подо мной наклоняется, подталкивая меня в спину. Гель выпрыгивает наружу огромным хлюпающим брикетом. Быстро распадается, освобождая нас с Мишель из плена. Отряхиваясь на ходу, бежим в сторону недалекого шоссе, с которого на нас уже показывают пальцами фигурки людей рядом с брошенными посреди дороги цветными автомобильчиками. Бежать по рыхлому полю, да еще когда стебли кукурузы хлещут по лицу, не слишком удобно. Хватаю ртом горячий воздух. Местное солнце печет немилосердно. Пыль забивает нос. Мишель отчаянно чихает. Волоку ее за руку, тащу так, что иногда она не успевает переступить ногами и повисает на мне.

— Быстрее, милая. Пожалуйста! — кричу ей, и она упрямо стискивает зубы, и бежит изо всех сил, стараясь не быть мне обузой.

У самой насыпи оглядываюсь. Зеленая туша бота, зарывшаяся в поле, кажется отсюда большим динозавром, решившим вздремнуть и разинувшим пасть в широком зевке.

Невысокие люди в разноцветных вылинявших одеждах протягивают смуглые руки, помогают нам взобраться на насыпь. Белозубо улыбаются. Что-то говорят наперебой, возбужденно и радостно. На головах у некоторых странные штуки, напоминающие свернутые и не слишком свежие полотенца. Дорожное покрытие исходит жаром. Пальмы с мохнатыми, будто обмотанными веревками стволами, шелестят над нашими головами величественными опахалами. Город — он тут, рядом. Я вижу, как узенькое шоссе с дрожащим над ним горячим воздухом теряется среди недалеких строений. И еще пахнет тут как-то необычно. Так, что сразу хочется бросить тяжелую винтовку и улечься в теньке, ни о чем не думая. Мишель удивленно провожает глазами женщину, замотанную в кусок ткани, спокойно несущую на голове тяжеленную корзину с фруктами. На лбу ее пламенеет яркая точка. Я захлопываю рот. Наверное, некрасиво так откровенно рассматривать незнакомых людей. В общем, здравствуй, Кришнагири Упаван, планета любви.

Глава 28

Планета любви

— Надо смываться, пока не появились полиция и портовые службы, — говорю Мишель.

— В большом городе проще затеряться. К тому же у нас нет наличных, а в местной деревне мы вряд ли отоварим наши карточки. Без денег нас сцапают в два счета. Так что нам надо в город, — отзывается моя баронесса. Господи, до чего же она замечательно держится! Нипочем бы не подумал, что изнеженная аристократка может оказаться такой бойкой девчонкой!

Толпа любопытных тем временем окончательно перегородила узкое шоссе. Мешанина из старых автомобильчиков, коров, мотороллеров на трех колесах, вездесущих тощих собак и еще каких-то навьюченных животных отчаянно дымила, мычала, испускала выхлопные газы и прочие не слишком приятные запахи. Нам улыбаются со всех сторон. Зачем-то щупают рукава наших комбинезонов. Уважительно и с огромным удивлением косятся на мою винтовку. В толпе оборванцев, не проявляющих не малейшей агрессии, ощущаю себя взрослым, вздумавшим угрожающе размахивать большущей палкой среди любопытных и ничего не соображающих малышей. Вот смуглый человек начинает что-то лопотать на своем тарабарском языке, протягивая нам грязный лоток со странного вида штуками. Пахнут они еще более отвратно, чем выглядят. Какая-то дрянь, обернутая листьями растений. Наверное, этот человек хочет угостить нас чем-то съестным.

— Спасибо, не нужно, — вежливо говорю я и улыбаюсь, пытаясь протиснуться мимо радушного местного жителя. Улыбка человечка не теряет энергии. Он еще более настойчиво преграждает мне путь. Тычет в лоток, показывает на свой рот, потом на меня, на Мишель. Тараторит почти без пауз. Закатывает глаза в экстазе.

— Он хочет, чтобы мы это попробовали? — растерянно спрашиваю у Мишель.

— Хочет впарить нам эту дрянь, — отзывается она.

— Впарить?

— Продать, — поясняет Мишель. — Мне эта публика немного знакома. Сейчас начнут пихать в карманы всякую ерунду. Пропусти меня вперед.

И она, очаровательно улыбнувшись продавцу, протискивается мимо, ухватив меня за руку. Теперь уже я у нее на буксире. Еще один человек предлагает мне сильно помятые голографии с видами то ли храма, то ли театра. Сует их мне под самый нос. Другой размахивает пучком каких-то блестящих палочек. И вот уже мы в лесу тянущихся рук. Улыбаясь, лопоча и сверкая глазами, все чего-то просят, предлагают, требуют. Мишель лавирует в толпе, как уличный гонщик в автомобильной пробке. Избегает настойчивых рук. Кому-то улыбается, кому-то выкрикивает в лицо «Не нужно», да так звонко, что очередной продавец воздуха отшатывается, освобождая дорогу. Толпа смыкается за ней, словно вода за кораблем. Я с трудом поспеваю следом, наступая на чьи-то босые ноги. И мне все больше кажется, что мы завязли в этом людском море, как мухи в меду. И чем дальше мы проталкиваемся, тем плотнее толпа. В довершение ко всему я вляпываюсь ботинком во что-то мягкое. В кучу испражнений какого-то животного, как выяснилось. И при этом вокруг так жарко, словно мы погрузились в раскаленную духовку. Мы оба мокрые, как мыши, в своих плотных комбинезонах. Я бессильно злюсь, ощущая, как стремительно уходит наше время.

Высокий худощавый молодой человек приходит нам на помощь. Что-то кричит в толпу. Делает нам знак — следуйте за мной! Выкрикивает на имперском: «Сэр, мисс, идите за мной, я вам помогу!». Наверное, звуки знакомой речи действуют на нас. Мы проталкиваемся вслед за молодым человеком, который на ходу что-то объясняет окружающим, от чего те начинают отшатываться от нас. Через пару долгих минут мы оказываемся на пыльной обочине. Люди постепенно теряют к нам интерес, продолжая свой путь. Лишь некоторые из них улыбаются нам, словно встретили лучших друзей и идут себе дальше по своим делам, лавируя между тарахтящим транспортом и животными. Правда, в их улыбках мне чудится намек на сочувствие.

— Сэр, мадам, меня зовут Прадип, — молодой человек с жаром трясет мне руку липкой ладонью. Он говорит с жутким акцентом, но это все лучше, чем та тарабарщина, на которой изъясняются остальные.

— Спасибо, что помогли нам, Прадип, — благодарит Мишель. — Что вы им сказали?

— Ничего особенного. Что вы богатые сахибы со звезд, но боги наградили вас богатством в обмен на страшную болезнь, умирая от которой невозможно возродиться вновь, — и молодой человек умолкает, выжидательно глядя на нас черными навыкате глазами. Его одежда — смешная рубаха навыпуск из легкой ткани и белые штаны, — не слишком свежа. Его побуждения улавливаются моим ментальным блоком как нечто совершенно непереводимое. Радостное любопытство пополам с жадным предвкушением. Без малейшего намека на агрессию. Впрочем, агрессии нет и в окружающей нас толпе. Уважение, настойчивое ожидание, радостное понимание, готовность помочь, легкое сочувствие. Все, что угодно, кроме агрессии. Очень необычная смесь. Я никак не могу настроиться на этих странных людей. Не знаю, как на них реагировать. Похоже, Триста двадцатый — тоже.

— Очень занимательно, — Мишель даже передергивает от такой легенды, хотя она находит в себе силы улыбнуться. — И они в это поверили?

— Не очень. Но на всякий случай решили не испытывать судьбу. У нас очень серьезно относятся ко всему, что связано с кармой. Поймать вам такси? Такие уважаемые люди, конечно же, не будут путешествовать по большому Кришна-сити пешком?

— Да, если вам не трудно. Нам нужно куда-нибудь, где принимают к обмену вот это, — Мишель показывает запястье с квадратиком платежного чипа на нем.