Властелин ночи Моррелл Дэвид

Шон шагнул к Стелле и потянулся за ее оружием.

– Не подходите! Не прикасайтесь ко мне!

Он сказал что-то так тихо, что я не смогла его услышать.

– Говорите громче! – велела Стелла.

– Успокойтесь, – прошептал Шон.

Я поняла его замысел: заставить ее прислушиваться, наклониться поближе, и тогда он сможет вырвать зазубренный осколок вазы у нее из рук.

Но когда он сделал еще один шаг, она замахнулась. Если бы Шон вовремя не отпрянул, его руки оказались бы изрезаны точно так же, как у Эдварда.

Не отводя взгляда от сверкающих глаз Стеллы, я прокралась к Эдварду и сорвала с него шейный платок.

– Замотайте свои раны. И плотно прижмите, – велела я ему, не переставая сосредоточенно наблюдать за чудовищно искаженным лицом Стеллы.

– Это все ее вина, – сказала она, указывая с ненавистью на Кэролайн.

– Успокойтесь, – мягко повторил Шон.

Джозеф медленно сдвинулся в сторону, очевидно надеясь схватить Стеллу за руку, пока Шон отвлекает ее.

– Она заставила меня это сделать, – заявила Стелла.

– Что вас заставила сделать ваша мать? – спросил, приблизившись, мой отец.

– Не подходите! – крикнула Стелла Джозефу.

– Мне нужно узнать, жив ли человек на полу, – ответил тот. – Дайте мне пройти мимо вас, чтобы я попытался ему помочь.

– Он уже в аду. Никто ему не поможет.

– Стелла, что ваша мать заставила вас сделать? – повторил отец.

– Нет, – взмолилась Кэролайн. – Пожалуйста.

– Она велела, чтобы я позволила этому человеку лапать меня. Точно так же, как сама позволяла мужчинам лапать ее своими грязными руками, – объяснила Стелла.

– Довольно! – прикрикнула я на всех. – Эта бедная женщина – единственная, кому нужна помощь.

Стелла посмотрела на меня с отчаянием.

Я шагнула ей навстречу.

– Вы позволите женщине прикоснуться к вам? – спросила я.

Выражение ее лица изменилось на крайне озадаченное.

– Мужчины этого не поймут, – сказала я. – Позвольте мне помочь.

– Никогда не поймут, – пробормотала Стелла.

Я сделала еще один шаг. Она ткнула в мою сторону осколком фарфора, но не дотянулась, а я не отступила.

– Напротив окна стоит диван. Вы устали. Давайте присядем.

Я сделала следующий шаг и, оказавшись рядом с ней, осторожно коснулась той ее руки, в которой не было осколка.

– Идемте со мной, – произнесла я, ведя ее в переднюю часть гостиной. – Вы порезались.

Я бережно усадила ее на диван, а сама устроилась рядом.

– Порезалась?

– Посмотрите на свою руку. Отдайте мне этот осколок вазы. Никто вас не обидит.

Так мягко, как только могла, я забрала осколок. Ее руки были исцарапаны. Я стянула расшитый чехол с подлокотника кресла и наложила его на рану. Затем развернула руку Стеллы другой стороной и туго затянула ткань.

Пока я это делала, Шон и Джозеф прошли в заднюю часть гостиной и опустились на колени возле мужчины, проверяя, жив ли он.

Выражение их лиц ясно дало понять, что бедняге уже ничто не поможет.

– Через окно я слышал, как он признавался в убийстве Дэниела Харкурта и других людей, – сообщил Джозеф. – Но кто это такой?

Лицо мужчины настолько сильно пострадало, что, будь он даже одним из наших близких друзей, мы не сумели бы его опознать.

– Он работал в клинике, – устало начала Кэролайн. – И заметил Стеллу, когда она привозила туда мужа несколько раз в неделю для лечения. Со временем у него развилось нездоровое влечение к ней.

– Она лжет! – воскликнула Стелла с неожиданной яростью. – Она наняла его, чтобы он лапал меня! Она наняла его, чтобы… – Стелла принялась заламывать окровавленные руки. – Не прикасайтесь ко мне! Нет ничего хуже, чем быть женщиной. Лапают, лапают.

– Моей дочери довелось пережить жестокое нападение, – сказала Кэролайн. – Она была вынуждена сражаться за свою жизнь. Очевидно, она настолько потрясена, что не понимает, о чем говорит.

– Что вы все здесь делаете в полночь? – спросил Джозеф.

– Хуже всего быть женщиной, – продолжала Стелла. – Лапают, лапают. Никогда бы не позволила…

– Что не позволили? – спросила я в замешательстве.

– Милая Дженнифер.

– Да, ваша маленькая дочь, – сказала я.

– Никогда бы…

Несмотря на горящие угли в камине, дом внезапно пронзило лютым холодом.

– …не позволила ей вырасти. Чтобы ее тоже лапали. Милая, маленькая… она мирно спит. Никогда не будет…

В доме стало еще холоднее, но меня охватила дрожь совсем по другой причине.

Кэролайн застонала – это был звук самого глубокого отчаяния, который я когда-либо слышала:

– Стелла, что ты наделала?

Кэролайн попыталась шагнуть к дочери, но что-то случилось с ее левой ногой. Та подогнулась, и пожилой женщине пришлось ухватиться за спинку кресла.

– Ты хотела наследника! – закричала Стелла в ярости. – Ты говорила, что только это имеет значение! Наследника, который стал бы лордом, чтобы больше никто не смотрел на нас свысока! – От гнева на шее Стеллы натянулись жилы. – Но ты не объяснила, как, во имя всего святого, маленький Джереми станет лордом, пока жив Гарольд! Может быть, ты надеялась, что Гарольд напьется так сильно, что упадет с лестницы и сломает себе шею до того, как мой муж умрет от своего недуга? О нет, ты не говорила, что мне делать, но я знала, что ты считаешь нужным!

По щекам Кэролайн потекли слезы, губы задрожали.

– Что ты наделала? Что ты наделала?!

Я погладила руку Стеллы:

– Все закончилось. Теперь вам ничто не угрожает. Ни один мужчина не прикоснется к вам снова.

Стелла продолжала сжимать и разжимать свои окровавленные руки.

– Лапают, лапают. Милой Дженнифер никогда не придется…

– «Ужасы, что сводят с ума, горесть, что точит сердце»[10], – процитировал отец одно из своих эссе.

– Она не в себе, – прошептал Джозеф.

– Но с точки зрения закона только отчасти, – заметил отец. – Чтобы избежать виселицы, придется убедить судью и присяжных, что она не ведала, что творила, и не понимала, что совершает злодеяние, когда убивала свою маленькую дочь и мужа. Она явно все понимала, но не считала, что это неправильно. Дело будет трудное.

– Она не сможет вынести ужасы Ньюгейтской тюрьмы в ожидании суда, – решил Джозеф. – Возможно, судья позволит ей остаться в Бедламе, прежде чем она предстанет перед присяжными.

– Я найму лучших адвокатов, – поклялась Кэролайн.

– К сожалению, у вас будет много причин обратиться к ним за помощью, – ответил ей Шон и повернулся к дверному проему гостиной и к разбитой парадной двери. – Констебль, пожалуйста, приведите их.

Шон и Джозеф были не единственными, кто ждал вместе с нами в доме лорда Палмерстона. Продавец из оружейного магазина и аптекарь тоже находились там.

Когда они заметили кровавую бойню на полу, то отвернулись в ужасе.

Шон закрыл перегородку в задней части комнаты, спрятав труп от посторонних глаз.

– Я знаю, что это нелегко, – сказал он. – Но важно, чтобы вы исполнили свой долг. Кто-нибудь из присутствующих появлялся у вас в магазине в пятницу и в субботу?

– Вот этот человек. – Продавец из оружейного магазина указал на Эдварда. – Он купил десятифунтовый бочонок пороха. На нем была одежда егеря. И лицо у него было обветренное. Но я его узнал.

– Это какая-то нелепость, – заявил Эдвард.

– А вы? – спросил Райан у аптекаря.

– На нем был воротничок пастора, когда он покупал у меня красный пищевой краситель и фосфор.

– Я никогда в жизни вас не видел, – возмутился Эдвард.

– Красный пищевой краситель? Фосфор? – спросила Кэролайн. – Ничего не понимаю.

– Человека, который взорвал бомбу на вокзале Ватерлоо, вырвало красной жидкостью на железнодорожном перроне, – объяснил ей отец. – Пассажиры были так потрясены, что не заметили, как он оставил свою сумку на платформе, прежде чем отправился к врачу. В сумке была бомба с медленно горящим фитилем, давшим ему достаточно времени, чтобы убежать еще до того, как порох взорвался.

– Я не имею с этим ничего общего! – настаивал Эдвард.

– Фосфор? – повторила Кэролайн в еще большем смятении.

– Пожар в поезде произошел через пять минут после отправления с Пэддингтонского вокзала, – объяснил отец. – Кто-то оставил саквояж на багажной полке купе, но сам в поезд не сел. Сержант Беккер сказал мне, что их с инспектором Райаном сбило с толку то, как даже самый медленно горящий фитиль мог тлеть так долго. Мне показалось, что фитиль и порох не были причиной пожара.

Отец повернулся к Эдварду.

– Когда мы с вами впервые встретились в воскресенье утром, то беседовали о фосфоре и том продукте, который вы проверяли, – фосфорной смеси, светящейся в темноте. Как вы сами признали, рецепт ее был моим. Это был крысиный яд, который я приносил Кэролайн. Я бы не вспомнил наш разговор, не скажи вы, что попытаетесь получить для меня небольшой гонорар, если продукт начнет продаваться в магазинах. Несмотря на показное дружелюбие, я заметил в вашем голосе высокомерие и самодовольство человека, уверенного, что ему все сойдет с рук. Фосфор, конечно, вспыхивает при контакте с воздухом, – продолжил отец. – Он безопасен, если его с чем-нибудь смешать, но обычно фосфор хранят в банке с водой. Все, что вам нужно было, – это поставить сосуд с фосфором и водой в саквояж. На вокзале перед отправлением поезда вы посетили уборную, где вылили воду из банки и бросили фосфор в сумку. Затем, поставив саквояж на багажную полку в купе, вы под предлогом дурного самочувствия покинули вокзал. Заранее проверив, сколько времени понадобится, чтобы вода окончательно испарилась из фосфора, вы знали, что поезд отправится в путь еще до начала пожара.

– Это всего лишь безумные предположения вашего пропитанного опиумом мозга! – воскликнул Эдвард.

Шон повернулся к аптекарю:

– Вы абсолютно уверены, что именно этот человек купил у вас фосфор?

– Да.

– Он ошибается…

– Мистер Ричмонд, я провел весь день на Лондонской фондовой бирже, – прервал его Джозеф.

– Что?

– Из-за войны все говорили, что это русские виновны в нападениях на железную дорогу, – пояснил Джозеф. – Но по совету мистера Де Квинси я задумался, а не была ли здесь иная причина. Что, если кто-то использует нападения для снижения цен на железнодорожные акции? Потом атаки прекратятся, акции вырастут до их первоначальной цены или даже выше. И кто-то получит огромную прибыль.

– Таков принцип фондового рынка! Покупать дешево и продавать дорого! – упорствовал Эдвард. – Я многим рекомендовал покупать акции, пока цена на них снизилась!

– И конечно, сами последовали собственной рекомендации, – добавил Джозеф.

– Что за чертовщина?

– Именно чертовщина. – Джозеф вынул из кармана листок бумаги и сверился со списком. – Крупнейшие пакеты акций были приобретены «Железнодорожным инвестиционным товариществом», «Совместной финансовой компанией» и «Компанией укрупненных капиталовложений». Я решил выяснить, кто владеет этими предприятиями, и обнаружил, что все они управляются фирмой под названием «Объединенный капитал». – Джозеф указал на список. – В правлении значатся шесть членов. Пятерых из них никогда не существовало. Шестой – это вы. Эдвард Ричмонд, вы арестованы.

– Это возмутительно! Когда премьер-министр узнает об этом… Кэролайн, свяжись с нашими адвокатами! Отправляйся к лорду Палмерстону! Эти идиоты заслуживают того, чтобы их выгнали с работы!

Но Кэролайн лишь молча смотрела на него. Выражение недоумения на ее лице было таким же, как у человека, заплутавшего в темном лесу без компаса. Казалось, в ее волосах прибавилось седины.

– Что ты натворил? – пробормотала она Эдварду, а затем и Стелле: – Что вы оба натворили?

– Инспектор, подъехал экипаж, – доложил констебль.

– Это для мамы, Эдварда и меня, – заявила Стелла, не обращая внимания на кровь на своем лице, руках и траурном платье. Она продолжала сжимать и разжимать окрашенные в алый цвет ладони. – Теперь мы можем вернуться на Парк-лейн?

Я заботливо помогла ей встать.

– Мы с вами уедем в карете, – сказала я ей и, наклонившись к Шону, прошептала: – Отвезти ее в Бедлам?

Я говорила, конечно, о лондонской лечебнице для душевнобольных, в одном из корпусов которой содержали сумасшедших преступников.

Он грустно кивнул.

– Я поеду с вами, – вызвался Джозеф.

– Нет! – воскликнула Стелла, едва он приблизился. – Не пододите! Меня никогда больше не будут лапать! Никто не будет лапать!

– Со мной ничего не случится, – заверила я Джозефа.

– Констебль, – сказал Шон, – чуть западнее по этой улице вы найдете ожидающий нас полицейский фургон. Мы перевезем Эдварда Ричмонда в полицейский участок Уайтхолла.

– Я вас предупреждаю! Когда премьер-министр узнает об этом…

– Замолчите, Эдвард, – отрезал Шон.

– А как насчет… – Констебль кивнул в сторону Кэролайн.

– Мы с моей давней приятельницей подождем, пока кто-нибудь не вернется за нами в экипаже, – решил отец. – Нам с ней многое нужно обсудить.

– Кэролайн, здесь почти так же холодно, как в доме лорда Кавендейла, – сказал Де Квинси, когда все остальные уехали. – Прошу тебя, сядь рядом со мной возле камина.

Он показал на обитое тканью кресло напротив себя. Опускаясь на свое место, Любитель Опиума заметил, как подогнулась нога Кэролайн, когда она садилась.

– Что с твоей ногой? – спросил он.

– Точно не знаю, но с самого утра она начала подводить меня.

– Нужно попросить доктора Сноу, чтобы он осмотрел ее.

– Да.

– Ты выглядишь очень усталой.

– Да.

Де Квинси отпил из бутылочки с лауданумом. Его короткие ноги не доставали до пыльного ковра на полу.

– Кэролайн, сегодня утром я послал несколько телеграмм в Бристоль. В полицию, в ведущие местные газеты и в суд.

Она потерянно посмотрела на него. Ее блестящие волосы цвета корицы стали совсем безжизненными.

– Я запросил там сведения о событиях, что произошли приблизительно в тысяча восемьсот втором или третьем году, когда ты вместе с Брунеллом исчезла из Лондона. Мои вопросы основывались на том, что ты мне рассказала о своей дальнейшей жизни. Я искал упоминания о процветающем коммерсанте, который погиб в результате несчастного случая, и о его деловом партнере, в скором времени также погибшем в результате несчастного случая, после чего дела предприятия пришли в упадок. И еще о его двоюродном брате, который унаследовал предприятие, но не обделил при этом и вдову коммерсанта. И об изгнанном когда-то из дома сыне, вернувшемся назад с десятилетней дочкой, о которой стала заботиться вдова.

Кэролайн отвернулась к горящим углям в камине.

– В ответ на телеграммы мне сообщили, что никаких записей о чем-либо подобном в архивах не сохранилось, – продолжил Де Квинси. – Так же как и записей об Эдварде Ричмонде, коммерсанте из Бристоля, или о предполагаемом заключении брака между вами.

– Стелла и Эдвард, – снова пробормотала Кэролайн, не отводя взгляда от камина. – Что же вы наделали?

– Я правильно понимаю, что все это выдумка? – спросил Де Квинси.

Кэролайн как будто собралась с силами для ответа, но в конце концов лишь пожала плечами.

– Сегодня инспектор Райан навел справки о покупке дома на Парк-лейн, – сказал Де Квинси. – Это произошло семь лет назад, в сорок восьмом году. Никто понятия не имел, откуда вы приехали, но все были потрясены тем, что вы с мужем в состоянии купить дом на такой фешенебельной улице.

– Это действительно было потрясающе, когда мы купили этот дом, – задумчиво произнесла Кэролайн.

Де Квинси посмотрел на свою бутылочку с лауданумом так, словно пытался расшифровать тайны Вселенной, записанные на этикетке.

– Большинству людей сорок восьмой год запомнился как год революций. В различных странах Европы вспыхнул пожар, и бунтующие толпы свергли с престолов своих монархов. Сама Англия едва избежала такого пожара, когда сто пятьдесят тысяч рабочих прошли по Лондону, требуя от парламента признания своих прав. Только ужасная погода и значительные силы полиции положили конец кризису. Случайно ли совпало, что именно в том году вы приехали в Лондон?

Кэролайн продолжала молча смотреть на горящие угли.

– Ты сбежала из какой-то европейской столицы, находиться в которой было небезопасно? – предположил Де Квинси.

– Я могла бы рассказать тебе другую выдумку, но подозреваю, что ты не остановишься, пока не докопаешься до истины, – устало произнесла Кэролайн. – Да, я сбежала из Европы, не дожидаясь, когда революционеры отнимут все мое имущество.

– Значит, в тысяча восемьсот третьем году, когда я уехал из Лондона, вы с Брунеллом сбежали не в Бристоль, а в Европу?

Кэролайн кивнула с подавленным видом.

– Почему вы сбежали?

– Ты ведь знаешь, что Брунелл вечно кого-то боялся и никогда не ночевал дважды подряд в одном и том же доме.

– Да, я чувствовал его страх, – согласился Де Квинси.

– Тот, кого он боялся, в конце концов нашел его. Однажды, когда ты уже уехал в Итон, Брунелл ворвался в тот мрачный дом на Греческой улице и заявил, что мы должны уехать.

– Он же не признавал тебя своей дочерью, – заметил Де Квинси. – Почему же он взял тебя с собой, несмотря на спешку?

– Ты ничего не слышишь?

Кэролайн перевела взгляд к перегородке, скрывавшей труп в задней части гостиной.

– Это просто сам дом скрипит от холода, – ответил Де Квинси.

– Да, от холода.

Кэролайн обхватила себя руками.

– Так куда же вы уехали?

– В Париж.

– Почему он взял тебя с собой? – повторил вопрос Де Квинси.

Кэролайн вздрогнула:

– Поскольку он не имел права работать адвокатом во французских судах, ему пришлось выискивать другие пути, чтобы заработать на пропитание.

– Другие пути?

– Он нашел пристанище в одном из парижских борделей. И зарабатывал тем, что предлагал меня посетителям.

На мгновение Де Квинси лишился дара речи.

– Мое сердце разрывается от боли за тебя, Кэролайн.

Он махнула рукой, демонстрируя пренебрежение к прошлому.

– Брунелл был тупицей, у него начисто отсутствовало воображение. Плача по утрам после еще одной отвратительной ночи, я отчаянно пыталась придумать, как спасти себя. Наконец я поняла, как он может заработать денег больше, чем просто предлагая меня… – Кэролайн зябко повела плечами. – Для этого требовался устрашающего вида помощник, а сами мы должны были выглядеть более прилично. На последние деньги Брунелл отвел меня в общественные бани. Там было больше чистой воды, чем я могла представить в самых смелых своих мечтах. Брунелл купил нам обоим опрятную одежду. Потом он отвел меня в одну из таверн, в которых так называемые респектабельные люди ищут приключений. Брунелл предлагал меня кому-нибудь из них, а потом, когда я с клиентом оказывалась в специально снятой для этого комнате, наш помощник врывался в дверь и требовал ответа, чем это собирается заняться джентльмен с его дочерью. Угрожая дубинкой, он предлагал клиенту выбор: либо тот будет жестоко избит, либо выложит щедрую компенсацию за попытку надругаться над ребенком.

Иногда за ночь мы зарабатывали фунтов сто, если не больше. Мы приобрели более добротную одежду и могли теперь заманить к себе более богатых джентльменов, ищущих развлечений, которые не одобрили бы их жены и дети. В конце концов нам пришлось сменить Париж на другие французские города, где нас еще никто не знал. Затем мы побывали в Португалии, Испании, Италии – повсюду, где путешествуют богатые англичане в поисках тайных развлечений.

Кэролайн обернулась к перегородке, отделявшей ее и Де Квинси от трупа.

– Ты точно ничего не слышишь?

– Только то, как скрипит дом, – заверил ее Де Квинси.

– Ты не слышишь, как скребутся крысы? Нужно принести блюдца с фосфорной смесью и поставить в каждой комнате.

– Расскажи мне о Европе, Кэролайн.

Она медленно отвела взгляд от перегородки.

– В конечном итоге я слишком выросла, чтобы играть роль маленькой невинной девочки. Наша схема изменилась, я стала девушкой, которую Брунелл якобы обманом увез из родного дома в Кенте. А устрашающего вида помощник изображал моего брата, разыскивающего меня. Эта схема тоже хорошо работала, но не вызывала у наших жертв такого же страха и смущения, как прежняя, – и, соответственно, не приносила таких денег.

Вскоре я придумала план получше. Брунелл предлагал меня очередному джентльмену, мы уединялись в комнате, а потом в нее врывался наш помощник, теперь уже изображая моего мужа и держа на руках плачущего ребенка. Он отдавал ребенка мне и обещал избить до полусмерти джентльмена, лишившего бедную крошку материнской заботы. Используя эту уловку, мы зарабатывали неплохие деньги, но дети были плохими актерами. Они начинали плакать, когда не нужно, и предательски молчали, когда нам требовался их плач, и со временем мы вернулись к первоначальной схеме, когда джентльмена, оказавшегося наедине с девочкой шести, восьми или десяти лет, заставал на месте преступления устрашающего вида человек с дубинкой в руке. Как я уже сказала, мы зарабатывали неплохие деньги. Брунелл и нанятые нами помощники все пропивали или проигрывали в карты, но я сохранила свою долю.

Кэролайн гордо кивнула.

– А как ты встретила Эдварда?

– Брунелл умер от тифа. Один из его знакомых, Эдвард – хотя это не настоящее его имя, – когда-то был актером. Он на редкость талантливо изображал человека из общества и умел вызывать доверие, поэтому я решила, что он идеально подойдет на роль человека, предлагающего маленьких девочек богатым джентльменам.

– И в конце концов ты вышла за него замуж.

– После всего того, что я тебе рассказала? – с отвращением воскликнула Кэролайн. – Благодарение Господу, я не собиралась связывать себя браком.

– Кто же тогда отец Стеллы?

– Не имею ни малейшего понятия. Она была одной из тех младенцев, что я использовала в своих схемах. В отличие от других детей, Стелла каким-то образом поняла, в чем заключалась ее роль. Я назвалась ее матерью и воспитала ее, научила всему необходимому. Иногда требовалось, чтобы за занавеской комнаты, в которой уединялись мы с джентльменом, висела колыбель. Стелла была восхитительна. Когда врывался помощник, изображавший моего мужа, она кричала так громко, что еще больше смущала нашу жертву.

– Значит, тогда она и видела, как мужчины тебя «лапали».

Кэролайн раз за разом оглядывалась на перегородку, скрывающую труп.

– Я в самом деле не слышу там ничего необычного, – снова успокоил ее Де Квинси. – Расскажи мне, что с тобой случилось в сорок восьмом году.

Кэролайн опустошенно вздохнула:

– К тому времени я приобрела прекрасные дома и поместья в различных городах, где Эдвард, я и Стелла продолжали работать по нашим схемам. Но мне уже стало ясно, что богатые ведут себя слишком высокомерно и бедные скоро взбунтуются. Не дожидаясь, когда вся Европа взорвется, я продала все, чем владела. Предложенная мной цена была так заманчива, что я без труда убедила этих глупцов купить мои дома и поместья. Три месяца спустя все это запылало огнем. Но Эдвард, я и Стелла уже добрались до Лондона, изображая почтенное семейство, которому удалось вырваться из кошмара. Я решила, что придуманная мной фамилия Ричмонд очень удачно объединяет английское слово «богатство» и французское слово «мир». Лондон настолько боялся революции, что никто не усомнился в нашей истории. А если даже кто-то что-либо и заподозрил, то не стал проверять из-за охватившего континент хаоса. Эдвард открыл контору в деловом районе города и сначала занимался кредитами, а потом стал финансовым консультантом. Владелец дома на Парк-лейн не мог не вызывать доверия клиентов. К нам обращалось все больше людей, включая премьер-министра и членов его кабинета.

Разумеется, всеми финансовыми вопросами занималась я. У Эдварда были изысканные манеры, но особым умом он не отличался. Однако он был необходим мне, поскольку инвесторы никогда не станут доверять женщине в той же степени, что и мужчине.

– Уэйнрайт сказал мне, что сотрудничал с тобой и на самом деле это ты владела гидропатической клиникой.

Кэролайн ответила не сразу.

– Теперь все разрушено. Почему бы и не признаться тебе? Уэйнрайт был моим давним помощником, еще по Европе. Мне понадобилось время, чтобы придумать, как его использовать. Он подслушивал, как богатые пациенты клиники обсуждали возможности для инвестиций, а потом пересказывал эти разговоры нам.

– Лорд Палмерстон говорил мне, что доверял тебе настолько, что даже посвящал в правительственные секреты. Например, ты спрятала доктора Мандта в своей клинике.

Кэролайн хмуро взглянула на Де Квинси:

– Значит, ты задавал вопросы даже премьер-министру?

– У нас с ним необычные отношения.

– Я тоже полагала, что у нас с ним были необычные отношения. Но теперь уже нет. – Кэролайн снова и снова оглядывалась на перегородку, за которой лежал труп. – Я всю жизнь шла к своему невообразимому положению. И едва не поднялась еще выше. Сделать своего внука лордом – что может быть лучше этого? Но я все потеряла за одну ночь.

С улицы донесся грохот подъезжающего экипажа, который остановился перед домом.

– Это за нами, – сказал Де Квинси. – Я провожу тебя до Парк-лейн.

– Томас, почему ты не поверил мне?

– Меня с самого начала встревожило твое внезапное появление возле дома лорда Палмерстона тем субботним утром. Ты следила за моими успехами и прочла все мои книги. Ты узнала из них многие подробности моей жизни. Но ни разу не попыталась связаться со мной, хотя было совсем не трудно послать запрос в журналы, для которых я писал, или издателям, публиковавшим мои сочинения. – Де Квинси посмотрел на бутылочку с лауданумом. – Видишь ли, я так мало забочусь о себе, что не жду, чтобы кто-то другой стал обо мне заботиться. Меня самого поражает преданность Эмили в ущерб своему собственному счастью. Поэтому я не мог не удивиться твоему внезапному желанию встретиться со мной. Может быть, тебе что-то от меня нужно? Вот что я подумал.

С гулким топотом констебль прошел по коридору и остановился у двери гостиной:

– Карета к вашим услугам, мистер Де Квинси.

– Одну минуту, – ответил ему Любитель Опиума. – Не могли бы вы подождать нас снаружи?

– Хорошо.

– Так что же ты хотела от меня, Кэролайн? – спросил Де Квинси.

– Как ты верно подметил, доктор Мандт прятался в гидропатической клинике. Убийство Дэниела Харкурта, направлявшегося в Седвик-Хилл, привлекло к ней внимание газет и полиции… а возможно, и русских. Я подумала: если привезти тебя в клинику, появление такого знаменитого человека настолько всех заинтересует, что доктор Мандт сможет незаметно уехать.

– В конце концов твой план удался. Уэйнрайт доставит его туда, где Мандту нечего будет опасаться. Скажи, Кэролайн, ты точно привезла меня в Седвик-Хилл не для того, чтобы, после того как Стелла убьет своего мужа, я обнаружил улики, позволяющие обвинить в этом убийстве Гарольда?