Властелин ночи Моррелл Дэвид

– Я ничего об этом не знала.

Де Квинси обдумал ее слова и кивнул:

– Разреши мне проводить тебя к карете. Обопрись на меня, чтобы не перетруждать больную ногу.

Она приняла его руку и поднялась с кресла с помощью трости. Кэролайн была так высока ростом, что рядом с ней Де Квинси казался еще меньше, чем был на самом деле. И все же он сумел поддержать ее.

– Томас, в субботу ты спросил меня, есть ли что-то, что я хотела бы изменить в своей жизни?

– Да, такой момент, который меняет все. Если бы что-то не случилось или случилось бы иначе, то все могло бы сложиться по-другому.

Кэролайн крепче оперлась на его руку.

– Мне хотелось бы, чтобы ты не уезжал в Итон. Мне хотелось бы, чтобы ты остался со мной в том ужасном доме на Греческой улице. Когда Брунелл ворвался в дом и с испуганным видом заявил, что мы должны срочно уехать, ты мог бы сказать ему, что не отпустишь меня с ним, а будешь сам обо мне заботиться.

– Да. Мы могли бы стать одной семьей, – согласился Любитель Опиума. – Ты, я и Энн.

С помощью Де Квинси и своей трости Кэролайн доковыляла до парадной двери.

– Как все могло бы измениться, – вздохнула она.

– Слишком сильно измениться, – ответил Де Квинси. – Тогда у меня не было бы Эмили.

Увидев, как Райан ведет Эдварда Ричмонда по темному коридору полицейского участка, Гарольд вскочил с койки.

– Эдвард! – воскликнул он. – Благодарение Небесам, вы пришли, чтобы вызволить меня отсюда!

– Он займет ваше место, – объявил инспектор.

– Что?

Звеня ключами, седой дежурный открыл дверь в камеру.

– Живее, живее. Освободите место для нового гостя.

– Ничего не понимаю, – пробормотал Гарольд, выходя из-за решетки.

Райан снял с Эдварда наручники и втолкнул в камеру.

– Лучшая из тех, что у нас есть, – сказал дежурный Эдварду, поворачивая ключ в замке. – Никаких сквозняков, потому что нет окна. Надеюсь, вы не боитесь темноты.

– Я недолго здесь пробуду, – крикнул Эдвард. – Кэролайн скоро пришлет адвокатов.

– Вам они очень понадобятся, – бросил через плечо инспектор, уводя за собой Гарольда.

Оказавшись на улице в холодном тумане Уайтхолла, молодой человек обхватил себя руками, борясь с ознобом.

– Что все это значит? – спросил он.

– Лорд Кавендейл, вы свободны.

– Как, вы называете меня по титулу? – Уличный фонарь осветил удивленное лицо Гарольда. – Вы больше не считаете меня виновным в смерти моего отца?

– Мы узнали, кто это сделал. Приношу вам свои извинения за арест, милорд.

– Вы в самом деле обращаетесь ко мне «милорд»? – поразился Гарольд. – Кто же тогда виновен?

– Ваша мачеха.

– Я ведь говорил вам, что это она!

– Да, но все улики были против вас.

– Так что же изменилось, разрази меня гром?

– Мы слышали, как она во всем призналась.

Райан кивком показал на Беккера, стоявшего неподалеку.

– Призналась? – с ошеломленным видом повторил Гарольд.

– Да, милорд, и, как я уже сказал, вы свободны.

– Но куда же я пойду? У меня нет денег, чтобы взять кеб, не говоря уже о том, чтобы снять комнату.

– Уверен, что дежурный разрешит вам переночевать в свободной камере.

– В камере? Я вдоволь на нее насмотрелся. – Гарольд подошел к уличному фонарю. – Возможно, меня пустят в клуб, хотя я и не заплатил членский взнос.

– Лорд Кавендейл! – окликнул его Райан.

Гарольд обернулся:

– В чем дело?

– Если я когда-нибудь услышу, что вы снова ударили женщину…

Несколько долгих мгновений Гарольд молча смотрел на него.

– Я понял. Даю вам слово, что это не повторится, – сказал он наконец и скрылся в тумане.

Райан обернулся к Беккеру:

– Вы были не настолько уверены в его вине, как я. Поэтому и послали от его имени за адвокатами.

– Улики определенно говорили против него.

– Тогда что же вас насторожило? – удивился Райан.

– Мы готовы были отправить его на виселицу за то, что он ударил Эмили, – ответил Беккер. – Вы едва не убили его в ночь ареста.

– И я еще раз хочу поблагодарить вас за то, что остановили меня.

– Это суд должен решать, должны его повесить или нет, – продолжил Беккер. – Если бы вы не так разгневались из-за того, как он обошелся с Эмили, то могли бы взглянуть на улики с другой стороны.

Райан опустил голову, обдумывая сказанное Беккером, а затем кивнул:

– Похоже, я уже научил вас всему, чему мог.

Карета выбралась из тумана и остановилась возле дома Кэролайн на Парк-лейн. Де Квинси помог ей подняться по каменным ступеням к огромным двойным дверям.

– Не забудь завтра обратиться к доктору Сноу по поводу своей хромоты, – посоветовал он.

– Вероятно, он просто скажет, что мне необходим отдых.

– Прекрасная идея, – согласился Де Квинси. – Надеюсь, ты сможешь уснуть. Утром я вернусь, чтобы узнать, не могу ли я чем-нибудь тебе помочь.

– Помочь? – переспросила Кэролайн, словно столкнулась с незнакомым словом. Затем наклонилась и поцеловала его в щеку. – Спасибо, Томас. Ах, если бы мы тогда не расстались!

Она проследила за тем, как Де Квинси вышел на улицу и отпустил карету. Он повернул налево, к Пикадилли и дому лорда Палмерстона. Звуки шагов затихли в окутавшем его тумане.

Она достала из кармана ключ и отперла замок. Затем, прихрамывая, вошла в прихожую и захлопнула дверь. Эхо, казалось, прозвучало громче, чем обычно. Она отметила, что слуги не забыли установить блюдце с фосфорной смесью у подножия лестницы.

Подойдя к резному столику у стены, она зажгла от спички фитиль серебряной лампы. Никогда еще вестибюль не казался ей таким огромным, хрустальная люстра под потолком – такой изящной, черно-белые мраморные плиты на полу – такими величественными, а картины и древнеримские скульптуры на постаментах – такими изысканными.

«Как далеко мне удалось уйти от ужасного, наполненного крысами и призраками дома на Греческой улице», – подумала она.

Взяв лампу, она проковыляла мимо сияющего зеленым огнем блюдца со смесью. Засунув за пояс платья трость, она ухватилась свободной рукой за блестящие бронзовые перила и начала подниматься по ступенькам, хотя, вероятно, точнее было бы сказать «подтягивать себя вверх».

Восхищаясь изящным изгибом перил, установленных так, чтобы по лестнице могли подняться дамы в самых широких кринолинах, она подумала о роскошных ужинах и приемах, что устраивала для гостей на верхнем этаже.

Там стояло второе блюдце, освещая ей дорогу. Кэролайн вошла в просторную гостиную слева и поставила лампу на длинный стол. Несколько дней назад его украшали сервизы с экзотическим чаем и разнообразными сластями, приготовленными для карточного вечера, куда два раза в месяц так стремились попасть жены самых богатых и облеченных властью людей в Лондоне, чтобы послушать ее рассказы о последних новинках моды и финансовые советы.

Она прошла по причудливым красно-зеленым узорам восхитительного персидского ковра к застекленной двери на просторный балкон. В отличие от большинства хозяев богатых домов, не желающих, чтобы посторонние наблюдали за их частной жизнью, Кэролайн велела слугам не задергивать занавески, гордясь окружающей ее роскошью и радуясь, что ее может увидеть кто-то еще.

Туман, как обычно, не позволял рассмотреть раскинувшийся по другую сторону улицы Гайд-парк с рядами деревьев и дорожками для верховой езды, создающими иллюзию загородного поместья. Но Кэролайн и так прекрасно представляла эту несравненную картину, скрытую от нее в темноте ночи. Если бы тогда, когда она была голодной десятилетней девочкой с Греческой улицы, какой-нибудь предсказатель поведал ей о том, какая судьба ее ожидает, Кэролайн решила бы, что он не только шарлатан, но вдобавок еще и сумасшедший.

Посмотрев на свое отражение в застекленной двери, Кэролайн сначала не узнала стоявшую перед ней бледную женщину, а затем решила, что это призрак, слишком хорошо ей знакомый.

Она отмахнулась от мрачных мыслей и окинула взглядом комнату, где самые сливки британского общества наслаждались ее вечерами. Ей слышались голоса гостей: «О, как это тонко подмечено, миссис Ричмонд… Ради всего святого, где вы отыскали такое восхитительное платье, миссис Ричмонд… Кто сделал этот превосходный фарфоровый сервиз, миссис Ричмонд… О, миссис Ричмонд… миссис Ричмонд».

Потом она услышала голос Томаса, спрашивающего, не было ли в ее жизни момента, который она хотела бы изменить.

Шкряб-шкряб.

Она подняла трость, готовясь защищаться от крыс.

Где же они? На полу? Нет, их когти не смогли бы так пронзительно скрести по ковру. Значит, они за стеной.

Она прислушалась, но не услышала ничего, кроме тиканья часов в вестибюле, таким огромным и пустым казался теперь ее дом.

Взяв лампу, она похромала по лестнице к еще одному блюдцу с зеленым огнем, что стояло этажом выше.

Кэролайн снова засунула трость за пояс и ухватилась за перила, чтобы подняться по ступенькам.

Она подошла к соседней с ее спальней комнате и открыла дверь. Балдахин окружал детскую кроватку с металлическими ограждениями, не позволявшими ребенку упасть. Кэролайн раздвинула занавес и посмотрела на спящего маленького Джереми.

Из тени внезапно появился чей-то силуэт.

Кэролайн подняла трость, готовясь защищаться от привидения.

– Кто здесь? – послышался сонный голос. – Ах, это вы, миссис Ричмонд.

Кэролайн опустила трость.

– Я просто зашла проведать маленького Джереми, – прошептала она служанке.

Та кивнула головой, показывая, что будет лучше, если они поговорят в коридоре.

Выйдя из комнаты, служанка нахмурилась:

– Простите мое любопытство, миссис Ричмонд, вы, случайно, не заболели? Вы очень бледны.

– Просто устала. Но благодарю вас за заботу, Мэрибет. Маленький Джереми взял грудь кормилицы, которую я прислала?

– Да, он очень проголодался, – с улыбкой ответила Мэрибет.

– Это хорошо. Мы ведь хотим, чтобы он вырос большим и сильным.

– Совершенно верно, госпожа.

– Вам нравится ухаживать за ребенком? Может так случиться, что его матери придется уехать.

– Уехать, госпожа?

– Да, и надолго, очень надолго. Так вам нравится ухаживать за ребенком?

– Я присматривала за своим младшим братиком, когда мне было десять лет, а потом за сестренкой, когда мне было четырнадцать, – снова улыбнулась Мэрибет.

– Значит, в девятнадцать лет у вас не должно возникнуть трудностей.

– Никаких, миссис Ричмонд. А почему мать Джереми должна уехать?

– Скоро вы обо всем узнаете. А теперь отдохните. Я хочу, чтобы вы хорошенько выспались. С этой минуты главной и единственной вашей обязанностью будет забота о маленьком Джереми.

– Это большая честь для меня. Благодарю вас за доверие.

Шкряб-шкряб.

Кэролайн обернулась.

– Что-то случилось, миссис Ричмонд?

– Вы не слышите?

– Что я должна услышать?

Шкряб-шкряб.

– Они скребутся под полом.

– Кто такие «они», миссис Ричмонд?

– Крысы. Разве вы их не слышите?

Шкряб-шкряб.

– Нет, госпожа, я ничего не слышу.

Шкряб-шкряб.

Кэролайн ударила тростью по ковру на полу.

– Пошли прочь, проклятые! Пошли прочь!

Она ударила еще раз, уже сильнее.

В спальне захныкал маленький Джереми.

– Прошу вас, миссис Ричмонд! Не пугайте его.

– Что?

– Вы испугали маленького Джереми.

– Испугала…

Кэролайн посмотрела на свою трость, затем оглянулась на приоткрытую дверь в спальню, где плакал Джереми.

Звуки затихли.

– Хорошо, не будем шуметь и пугать его, – согласилась Кэролайн, опуская трость.

По лестнице с верхнего этажа спустились двое слуг со свечами в руках.

– Все в порядке, миссис Ричмонд? – спросил один из них.

– Принесите больше блюдец со светящейся смесью, – распорядилась она.

– Да, госпожа. Сию минуту.

Кэролайн обернулась к Мэрибет:

– Пожалуйста, возвращайтесь в комнату Джереми.

Она направилась к лестнице.

– Вы хромаете, миссис Ричмонд. С вами точно все в порядке?

– Устала. Я просто устала.

Кэролайн снова засунула трость за пояс платья. Держа лампу в одной руке, она ухватилась другой за перила и тяжело заковыляла вниз по ступенькам.

На нижнем этаже Кэролайн вошла в библиотеку, поставила лампу на стол и остановилась возле шкафа, на полках которого стояли книги одного и того же автора. Она открыла дверцу, сняла с полки том, и он сам собой открылся на той странице, что Кэролайн перечитывала бесчисленное множество раз и теперь захотела прочитать снова.

Она опустилась на стул, вздохнула и мысленно вернулась к тому моменту, когда семнадцатилетний Томас впервые появился в доме на Греческой улице.

Она снова слышала голос молодого Любителя Опиума: «…в огромном и пустом доме. Называя его пустым, я имею в виду, что там не было никакой мебели. Однако я неожиданно нашел в нем еще одного обитателя – бедную, всеми брошенную девочку лет десяти. Я выяснил, что она уже давно живет здесь в совершенном одиночестве, и бедняжка несказанно обрадовалась, узнав, что отныне я буду делить с нею страшные ночные часы. Из-за полного отсутствия мебели пустынные лестницы наполнялись гулким эхом крысиной возни. И бедное дитя, терпевшее телесные муки недоедания и холода, вообразило, будто бы дом населен привидениями, отчего страдало еще сильнее. Мы спали на полу, а покрывалом служило нам нечто вроде конской попоны. Несчастная девочка прижималась ко мне, спасаясь от холода и призрачных врагов своих. Я обнимал бедняжку…»

Затем книга, как будто по собственному желанию, открылась на другой много раз перечитанной странице.

Голос юного Томаса снова зазвучал в голове Кэролайн, но теперь он рассказывал о том вечере, когда молодой человек покинул дом на Греческой улице, направляясь к другу своей семьи, который мог бы вытащить его из нищеты.

Он пообещал вернуться через пять дней.

«В сопровождении Энн я отправился в сторону Пикадилли, намереваясь добраться оттуда до Итона на почтовой карете, идущей в Бристоль. Путь наш лежал через ту часть города, коей более не существует, но, кажется, там проходила некогда Своллоу-стрит. Имея времени в достатке, мы присели на углу, не желая прощаться среди суеты и блеска Пикадилли. Я заранее посвятил Энн в задуманное дело и вот вновь уверял, что, ежели повезет мне, разделит она мое счастье и, покуда хватит сил и средств, я не оставлю ее. Я любил Энн. Я вдруг обрел благостный покой и надежду. Энн же, напротив, была так грустна, что, когда, прощаясь, я поцеловал ее, она обвила мою шею руками и зарыдала, не в силах промолвить ни слова».

Кэролайн подошла к письменному столу, взяла из ящика листок бумаги, обмакнула медное перо в чернильницу и принялась торопливо писать.

Шкряб-шкряб.

Она остановилась и окинула взглядом комнату.

Шум не повторился, и она вернулась к письму.

Шкряб-шкряб.

Кэролайн снова остановилась и прислушалась к тишине дома.

«Это перо скрипит по бумаге», – решила она.

Пытаясь поверить в это объяснение, она заводила пером еще быстрее и больше не прерывалась, хотя скрежет становился все громче, торопясь запечатлеть на бумаге те слова, что всю жизнь не давали ей покоя.

Она закончила письмо, промокнула написанное, свернула листок и запечатала воском. Рядом с печатью она вывела всего одно слово: «Томасу». Затем она составила еще один документ и положила на стол, чтобы любой мог его прочитать.

Кэролайн отодвинула в сторону книжную полку, и за ней оказался сейф с самым сложным замком, какой только можно было приобрести за деньги. Достав ключ из потайного кармана платья, она открыла сейф и выложила его содержимое на стол.

Глава 14

Опустошенное сердце

– Миссис Ричмонд нет дома, – заявил на следующее утро лакей, открывая дверь.

Он должен был всем своим видом выражать удовлетворение от службы в одном из самых богатых домов Лондона, но на самом деле выглядел смущенным и даже испуганным.

– Ее может не быть дома для всех остальных, – сказал Де Квинси. – Но нас она наверняка ждет. Прошу вас, передайте ей, что пришли Томас и Эмили.

– Она оставила на столе запечатанное письмо, адресованное Томасу. Возможно, это для вас. Но самой миссис Ричмонд действительно нет дома.

– Вы выглядите так, словно произошло что-то странное, – заметила Эмили. – Что именно?

– Когда церковные колокола пробили пять часов утра, кухарка застала миссис Ричмонд на кухне. Миссис Ричмонд топила печь. Это очень странно, ведь, если бы она проголодалась, достаточно было просто разбудить кухарку. Миссис Ричмонд была в уличной одежде. Она прихрамывала и опиралась на трость. Мало того, она еще оставила на столе огромную сумму денег и записку, которая не может не вызвать тревоги.

Не дожидаясь приглашения, Любитель Опиума зашел внутрь.

– Покажите ее нам.

Лакей, довольный тем, что кто-то снял с него ответственность, проводил их в библиотеку.

На столе лежала увесистая пачка двадцатифунтовых банкнот. Эмили провела по ней пальцем, пытаясь приблизительно оценить сумму.

– Здесь не меньше десяти тысяч фунтов, – потрясенно произнесла она.

Лакей передал Де Квинси листок бумаги:

– Хотя в записке миссис Ричмонд сказано, что эти деньги нужно разделить между слугами, готов поклясться, что мы к ним даже не прикасались. Мы боимся, что нас обвинят в воровстве.

Любитель Опиума прочитал записку.

– Это поправки к завещанию Кэролайн, – с удивленным лицом объяснил он Эмили. – Она желает, чтобы слуги разделили эти деньги между собой. И чтобы служанка по имени Мэрибет позаботилась о ее внуке. Мальчик унаследует все деньги, за исключением тех средств, что потребуются для защиты Стеллы в суде и на содержание ее в лечебнице для умалишенных. Эдварду она не оставляет ничего, кроме своего презрения.

– Посмотри сюда, отец, – показала Эмили на раскрытый томик его «Исповеди», лежавший на столе.

Де Квинси взглянул на страницу:

– Здесь описывается тот вечер, когда я уезжал в Итон и прощался с Энн.

Он взял письмо, адресованное Томасу, и дрожащей рукой взломал восковую печать. Чем дальше он читал, тем сильнее билось его сердце и кружилась голова.

– Что там сказано, отец?

– Нет времени рассказывать. – Де Квинси обернулся к лакею. – Проводите нас на кухню.

Кухня располагалась на нижнем этаже. Там стояла самая большая печь, какую Де Квинси видел в своей жизни.

– Значит, вы застали миссис Ричмонд здесь на рассвете? – спросил он у кухарки.

Круглолицая женщина растерянно закивала:

– Она растопила печь так жарко, как делаю я, когда готовлю ужин.

– И что она делала? – задала вопрос Эмили.

– Пекла печенье.

– Печенье, – повторил Де Квинси, и голос его прозвучал, словно стон.

– Самое странное печенье из всех, что я знаю, – добавила кухарка. – Бренди, свиной жир, сахар, мука и…

– И что-то белое, что лежало в банке с водой, – закончил за нее Любитель Опиума.

Кухарка кивнула.

– Не знаю, что это, но один слуга делает из него зеленую светящуюся смесь, которую выставляют в блюдцах на лестнице. Я понятия не имела, что это съедобно.

– А потом она вышла из дома? – торопливо уточнил Де Квинси. – Так нам сказал лакей.

– Я пыталась отговорить ее, – оправдывалась кухарка. – Левая нога у нее совсем ослабла. И левая рука тоже выглядела неважно. Но она ничего не хотела слушать. Она ведь моя хозяйка, как же я могла остановить ее? Она положила печенье в карман пальто и ушла, опираясь на трость.

– Она не говорила, куда отправилась? – спросила Эмили.

– Нет. Она только сказала: «Спасибо, что столько лет помогали мне. Я кое-что оставила для вас и других слуг в библиотеке». Во имя Господа, что происходит?

– Это вовсе не во имя Господа, – произнес в ответ Де Квинси. – Эмили, нам надо спешить. Возможно, мы уже опоздали.

Они выбежали в парадную дверь и увидели Райана и Беккера, заходивших в ворота.

– Слуга лорда Палмерстона сказал нам, где можно вас найти, – заговорил инспектор. – Мы решили, что вы захотите присутствовать при нашем разговоре с Эдвардом Ричмондом и…

– Нужно как можно скорее разыскать Кэролайн, – перебил его Де Квинси.

Они поспешили к ближайшей стоянке кебов на Гайд-Парк-Корнер. Целый день экипажи то подъезжали, то уезжали снова, и только мальчишка-мойщик постоянно находился здесь, ухаживая за лошадьми и помогая пассажирам забраться в салон.

– Когда ты сегодня начал работать? – спросил его Беккер.

– В пять утра.

– А хромающая женщина не брала кеб приблизительно в это же время?

– А еще она с трудом шевелила рукой. Она дала мне вот это за то, что я ей помог.

Сам не веря своей удаче, мальчишка показал двадцатифунтовую банкноту. Это было больше, чем он мог заработать за год.

– Ты помнишь, куда она велела себя отвезти? – спросил Райан.

– Да, на…

– …Греческую улицу возле Сохо-сквер, – ответил за него Де Квинси.

Страницы: «« « ... 1718192021222324 » »»