Властелин ночи Моррелл Дэвид
Несмотря на холодную мартовскую ночь, в зале заседаний – каким бы огромным он ни был – стояли жара и духота. Хмурые лица парламентариев, сидевших на установленных ярусами скамьях, заставили лорда Палмерстона пожалеть о том, что он согласился на предложение королевы занять пост премьер-министра, когда прежнее правительство ушло в отставку из-за грубых просчетов, допущенных в ходе войны. Теперь ему самому ставили в вину те же ошибки, и пришлось напрячь всю свою волю, чтобы не заявить этим тупицам, что, если бы они предоставили ему свободу действий, если бы каждое решение не приходилось согласовывать в бесчисленных комитетах, идя на компромисс за компромиссом, русские были бы разбиты в течение года.
Представители оппозиции встречали язвительными замечаниями каждое выступление в защиту лорда Палмерстона. Он уже готов был подняться с места, чтобы опровергнуть опровержения опровержений, когда к нему склонился посыльный:
– Премьер-министр, комиссар Мэйн просил передать вам вот это. – Посыльный протянул ему конверт, запечатанный воском. – Он сказал, что дело срочное.
Стараясь казаться равнодушным, лорд Палмерстон оглядел зал и заметил, что министру внутренних дел, сэру Джорджу Грею, вручили точно такой же конверт. Изобразив на лице недовольство, из-за того что его отвлекают по всяким пустякам, лорд Палмерстон вскрыл печать, вытащил листок бумаги и тут же прикрыл руками беспощадные слова:
УБИТЫЙ В ПОЕЗДЕ ЧЕЛОВЕК – ДЭНИЕЛ ХАРКУРТ.
Короткая записка заставила премьер-министра похолодеть. Впервые в истории человека убили прямо в поезде – на самом деле даже не убили, а зарезали, и не какого-нибудь рабочего в вагоне третьего класса, а джентльмена в лучшем купе, какое только могла предложить железная дорога, и это шокировало само по себе. Но теперь, когда лорд Палмерстон узнал имя жертвы, потрясение многократно усилилось. Сохраняя все тот же раздраженный вид, он положил листок обратно в конверт.
– Комиссар ожидает вас в коридоре, – добавил посыльный и удалился.
Лорд Палмерстон поднес ладонь к губам, слово бы сдерживая зевоту. Он посмотрел на сэра Джорджа, чуть заметно кивнул и поднялся как раз в тот момент, когда очередной оппозиционер начал выражать свое недовольство. Лорд Палмерстон очень рассчитывал, что его внезапный уход примут за выражение безразличия, а не за неотложную необходимость. Распахнув дверь, он вышел в длинный каменный коридор, где, к счастью, было ощутимо прохладнее, чем в зале заседаний.
Комиссар Мэйн с обычным усталым выражением лица стоял возле ниши под погашенной лампой. Как только сэр Джордж также покинул зал, лорд Палмерстон подвел его к нише.
Все трое укрылись в тени.
– Вы уверены, что убили именно Дэниела Харкурта? – понизив голос, спросил комиссара премьер-министр.
– Инспектор Райан установил личность убитого только сегодня вечером. Он уверяет, что не может быть никаких сомнений.
Лорд Палмерстон еще не пришел в себя от мысли, что жертвой убийства в поезде оказался его личный поверенный, его друг, один из самых влиятельнейших адвокатов во всей Англии.
– Смилуйся над ним, Господи.
– Зачем кому-то понадобилось убивать его? – с беспокойством спросил министр внутренних дел. Занимаемый пост возлагал на него ответственность за работу всей полиции Британской империи, так что комиссар Мэйн был его непосредственным подчиненным.
– Райан уверен, что убийство совершено не ради денег, – ответил Мэйн. – Он полагает – и Де Квинси считает так же, – что это как-то связано с документами, которые вез с собой Харкурт.
– Де Квинси, – пробормотал лорд Палмерстон, чувствуя, как к его горю примешивается раздражение.
– Они с инспектором Райаном считают, что Харкурт отправился в Седвик-Хилл, чтобы передать кому-то некие документы. Но констебли, которых я туда послал, не нашли никого, кто был бы с ним знаком.
«Седвик-Хилл… – Конечная точка путешествия жертвы заставила премьер-министра напрячься. – Не самый подходящий момент, чтобы привлекать внимание к Седвик-Хиллу. Но за каким чертом Дэниел туда собрался?»
– Если инспектор Райан и Де Квинси правы в своих рассуждениях, мы должны выяснить, какие документы могли стать причиной убийства мистера Харкурта, а также того частного детектива, который на него работал, – продолжал комиссар Мэйн.
– Как? Убит еще и частный детектив? – удивился министр внутренних дел.
– Мы только что узнали об этом. Вам знакомо имя Джон Солтрем? – спросил комиссар.
– Нет.
– Мне тоже, – сказал лорд Палмерстон. – Значит, частный детектив? Вы считаете, что мистера Харкурта убили из-за того, что он выяснил в ходе расследования?
– Это вполне вероятно, учитывая то, что клиентами Харкурта были многие члены парламента.
– Откуда вы знаете? – резко спросил министр внутренних дел.
– Инспектор Райан видел имена на папках в кабинете мистера Харкурта, включая ваше, сэр Джордж, и ваше, премьер-министр, – объяснил Мэйн.
– Надеюсь, вы не подозреваете в убийстве мистера Харкурта меня или кого-либо из правительства? – осведомился лорд Палмерстон.
– Конечно нет, – заверил его комиссар. – Но Харкурт владел секретами, настолько важными, что его могли убить ради них.
– Кто еще знает имена клиентов мистера Харкурта? – потребовал ответа лорд Палмерстон.
Дверь в коридор распахнулась, и из нее вышел один из оппозиционеров. Он заметил стоявшую в нише троицу, кивнул и направился дальше, вероятно гадая о предмете такой оживленной беседы.
Собеседники подождали, когда его шаги затихнут и в коридоре будет слышно лишь монотонное бормотание из-за дверей.
– Кто еще знает эти имена? – повторил лорд Палмерстон.
– Инспектор Райан не называл их никому, кроме меня, – ответил комиссар Мэйн. – Прошу вас простить меня, премьер-министр, если моя просьба покажется дерзкой, но я обязан рассмотреть все версии. Не поручал ли кто-либо из вас Харкурту провести некое неофициальное расследование?
– Я не обращался к нему с такой просьбой, – сказал лорд Палмерстон.
– Как и я, – добавил министр внутренних дел. – Но что вы имеете в виду под неофициальным расследованием?
– Еще раз прошу прощения, если вам покажется, что я превышаю свои полномочия, но, учитывая тесную связь мистера Харкурта с членами правительства и продолжающуюся войну…
– Войну? Вы полагаете, это имеет какое-то отношение к русским? – удивленно спросил лорд Палмерстон.
– Газеты еще не сообщили о случившемся, но слухи об убийстве мистера Харкурта уже распространились по городу. Мои констебли слышали опасения, будто бы русские хотят, чтобы мы боялись ездить на поездах. Скажите, премьер-министр, мог ли министр иностранных дел или кто-либо из военного ведомства дать мистеру Харкурту секретное задание выследить русского шпиона?
Лорд Палмерстон вернулся на свое место, стараясь сделать вид, будто бы его отсутствие было вызвано обычными физиологическими потребностями. Известный своим красноречием, он решительно ответил на упреки оппозиции, прилагая все силы, чтобы не показать, как встревожил его доклад комиссара Мэйна.
Премьер-министр покинул здание Парламента незадолго до половины второго ночи, выйдя в холодный бурый туман, смешанный с горьким дымом почти полумиллиона лондонских труб. Лорда Палмерстона сопровождали двое членов парламента и личный секретарь – широкоплечий мужчина, чьи канцелярские способности играли куда меньшую роль, чем боевой опыт, полученный в Крыму. События прошлого декабря и февраля заставили премьер-министра принять меры безопасности, и напряженная беседа с комиссаром Мэйном убедила его, что эти меры, еще недавно казавшиеся немыслимыми, в современном мире стали необходимостью для любого политика.
По окончании парламентских дебатов кебы пользовались повышенным спросом, и лорд Палмерстон заранее договаривался о том, чтобы один и тот же кебмен поджидал его в одном и том же месте. Но сегодня ночью он даже с сопровождающими с трудом находил в тумане дорогу от одного уличного фонаря к другому. Повернув за угол, он попытался продолжить разговор с двумя спутниками. К счастью, от него не требовалось ничего большего, чем просто кивать в знак согласия.
– Спокойной ночи, премьер-министр, – сказали члены парламента на прощание.
– И вам.
Лорд Палмерстон подошел к кебу, поджидавшему его возле фонарного столба.
– Как всегда, в Кембридж-Хаус, милорд?
– Да.
Дрожа от холода, он поднялся в кабину, сел и накрыл себя пледом. Личный секретарь устроился рядом, высматривая из окна кеба, не прячется ли кто-нибудь в тумане.
Стук железных подков по гранитной мостовой звучал громче, чем обычно. Экипаж тронулся, и лорд Палмерстон поглядел вперед, чувствуя, что словно бы растворяется в темноте. Он хорошо знал маршрут и мог, не поднимая головы, определить, когда кеб проезжал мимо темной громадины Букингемского дворца или поднимался по пологому склону Конститьюшен-хилл. Наконец экипаж повернул направо, к не различимой в ночи Гайд-Парк-Корнер и двинулся по Пикадилли.
– Можете остановиться прямо здесь, – сказал лорд Палмерстон кебмену.
– Но мы еще не доехали, милорд.
– Небольшая прогулка пойдет мне на пользу.
– Это может быть опасно, – возразил его спутник.
– Я так долго сидел неподвижно, что хочу немного размять ноги. Не нужно меня провожать.
– Премьер-министр, я настаиваю на том, чтобы пойти с вами.
Лорд Палмерстон удивленно взглянул на своего секретаря:
– Настаиваете?
Тот опустил глаза:
– Как вам угодно, милорд.
Лорд Палмерстон отбросил плед и вышел наружу. Свет уличного фонаря на углу помог ему даже в тумане отыскать уходящую на север от Пикадилли Парк-лейн.
Туда он и направился. Когда вдали затих грохот кеба, он сжал в руке набалдашник трости и прислушался, но ничьих других шагов, кроме его собственных, слышно не было. Колокол церкви в Мейфэре прозвонил дважды. Где-то залаяла собака, потом завизжала кошка, за ней еще одна.
Туман немного поредел, отчасти потому, что в этом районе Лондона, окруженном парками, было меньше домов (а значит, и печных труб), чем в других частях города. Здания располагались только по Парк-лейн. Слева простирался Гайд-парк, и лорд Палмерстон, даже ничего не видя, ощущал его простор. Кембридж-Хаус был одним из самых дорогих особняков в Лондоне, но дома на Парк-лейн стоили еще дороже. Деревья и лужайки Гайд-парка создавали почти сельский пейзаж в центре величайшего города мира. Особняки с колоннами и причудливыми башенками напоминали замки и, что не менее важно, находились поодаль один от другого, а не стояли стена к стене, как в других частях города. С просторных балконов и галерей открывался прекрасный вид, в том числе на озеро Серпентайн в глубине Гайд-парка. Необычно широкие эркеры давали возможность наслаждаться живописными окрестностями не только перед фасадом здания, но и по бокам от него. Если человек проживал на Парк-лейн, это многое говорило о его происхождении и достатке.
Пройдя приблизительно четверть улицы, лорд Палмерстон остановился под газовым фонарем, огляделся и понял, что оказался на месте. Он открыл ворота и прошел по дорожке из белого гравия к величественному каменному крыльцу. Затем поднялся на портик, освещенный единственной тусклой лампой над двойными дверями, сверкающими голубым лаком даже в тумане.
Сквозь веерное окно над ними было видно, что в прихожей горит свет. Остальная часть дома была погружена в темноту.
Он помедлил немного, не решаясь тревожить обитателей особняка, но затем протянул руку к молоточку в форме львиной головы.
– Генри? – послышался у него за спиной женский голос, в котором сквозило удивление.
Он обернулся. Туманная завеса перед ним словно бы дрогнула, и из нее вышла женщина в плаще с капюшоном, негромко шурша гравием на дорожке.
Генри. Не так уж много людей позволяли себе вольность называть лорда Палмерстона по имени: жена, близкие родственники, несколько пэров, что обучались вместе с ним в школе Харроу или в Эдинбургском университете, два-три политика, которых он знал целую вечность… и эта женщина, поднявшаяся по ступенькам и протянувшая ему руку в перчатке в знак приветствия.
– Что-нибудь случилось, Генри? Что ты делаешь здесь в такое время? – спросила она.
Лампа над дверями осветила лицо женщины под капюшоном – ей было лет шестьдесят с небольшим. Она не утратила своей красоты, морщины лишь добавляли строгости изящным чертам ее лица. Осанка оставалась все такой же царственной. Длинные локоны выбивались из-под капюшона цвета корицы, и хотя в них виднелись седые пряди, цвет волос почти не отличался от окраса плаща.
– Кэролайн… – Он не нашел в себе сил ответить на ее вопрос. – Откуда ты появилась? Я не слышал шума кареты.
– Я гуляла в парке.
Тембр голоса Кэролайн был таким же чарующим, как и ее красота.
– В парке? Надеюсь, ты шутишь.
– Я часто хожу туда, когда не могу уснуть.
– В таком тумане?
– По ровной тропинке идти нетрудно. Прогулки меня успокаивают.
– Но ведь это может быть опасно.
Лорд Палмерстон неожиданно вспомнил, что теми же самыми словами секретарь ответил на его желание прогуляться.
– Никто из состоятельных людей не пойдет в парк ночью, поэтому и у грабителей нет причин подстерегать их там. Но на всякий случай…
Она показала трость, еще более крепкую, чем его собственная.
Лорд Палмерстон невольно улыбнулся ее уверенности. Было время, когда он по своей любвеобильной натуре пытался добиться еще более близких отношений с этой женщиной. Но он давно уже не прежний лорд Купидон, как окрестили его когда-то газетчики.
– Ты улыбаешься, но взгляд твой остается мрачным. – Кэролайн достала ключ из-под плаща. – Мой муж уехал по делам в Манчестер. Но все равно будет лучше, если ты зайдешь.
За исключением их собственных шагов по мраморному полу и стука захлопнувшейся двери, в огромном доме было совершенно тихо. Газовая лампа на стене освещала просторный вестибюль с картинами и древнеримскими скульптурами, знакомыми лорду Палмерстону по предыдущим визитам.
А вот странный светильник в виде блюдца у подножия изогнутой полукругом лестницы, испускающий зеленое сияние, был для него в диковинку. Второе блюдце освещало верхнюю площадку.
– Я велела слугам по ночам выносить их на лестницу, чтобы кто-нибудь не споткнулся в темноте, – объяснила Кэролайн, заметив его недоумение.
– Это фосфор? – спросил он.
– Фосфорная смесь. Мой муж консультирует компанию, которая ее выпускает, как раз для предотвращения подобных несчастных случаев.
Они разговаривали вполголоса, чтобы не разбудить прислугу. На лорда Палмерстона тут же нахлынули горьковато-сладкие воспоминания о былых полуночных визитах к своим возлюбленным.
Кэролайн подошла к изящному резному столику у стены, взяла спички, лежавшие рядом с восточной вазой, и зажгла фитиль серебряной лампы.
Разгоняя темноту, она направилась к двери под лестницей. Лорд Палмерстон прекрасно помнил, что за ней находится. Они вошли в библиотеку с высоким потолком, массивным столом из красного дерева, мягкими креслами и множеством книг с золотым тиснением на корешках.
Во избежание лишних сплетен Кэролайн оставила дверь открытой, хотя, если кто-то из домашних увидит их вместе, тем более в такой час, слухи все равно расползутся. Но она не побоялась принять его, и это был еще один признак уверенности в себе.
Кэролайн поставила лампу на стол, а рядом положила свою трость. Затем откинула капюшон, открыв взору золотисто-каштановые с проседью волосы.
– Ты не ответил на мой вопрос, Генри. Что-то случилось?
– Твои осведомители всегда узнают новости раньше меня. Но если тебе еще не сообщили…
– О чем?
– Ты слышала об убийстве в поезде в четверг вечером? – спросил лорд Палмерстон.
– Все акционеры железной дороги слышали. После этого случая цена на билеты упала на двадцать процентов.
– Да, цена упала, – мрачно повторил премьер-министр. – Тот человек, которого убили…
– Ты знаешь, кто он такой?
– Только что узнал. Это Дэниел Харкурт.
Услышав это имя, Кэролайн застыла на месте.
– Дэниел Харкурт? – пробормотала она, опустив взгляд к затейливому узору на персидском ковре. Затем вздохнула и подняла голову. – Вчера, после отъезда мужа, мне понадобилось переговорить с Дэниелом по неотложному делу. Но когда я приехала к условленному времени, его не оказалось на месте. Сначала я решила, что он, по своему обыкновению, просто не хочет вести дело с женщиной, но его секретарь заверил меня, что Дэниел в этот день вообще не появлялся в конторе и никто не знает почему. Я представить не могла, что это его… – Голос Кэролайн дрогнул. – У полиции есть какие-то версии?
– Нет.
– Дэниел жил в Лондоне. Что же заставило его сесть в тот поезд, да еще в столь поздний час?
– На этот вопрос полиция тоже не может ответить, – признал лорд Палмерстон. – Газетчики не должны были ничего пронюхать, но думаю, твои осведомители уже сообщили тебе, что убитый купил билет до Седвик-Хилла.
– Это меня крайне удивило, – сказала Кэролайн. – В конце концов я решила, что это случайное совпадение. Убитый мог быть обычным банковским клерком, который задержался на работе и поэтому возвращался домой в Седвик-Хилл поздно вечером. Но теперь, когда я знаю, кто оказался жертвой…
– У тебя нет предположений, с кем хотел увидеться Дэниел?
Она покачала головой:
– Муж моей дочери владеет поместьем неподалеку оттуда, но если бы Дэниел вел с ним какие-то дела, я бы наверняка знала об этом. Еще кое у кого из аристократов есть там владения. И конечно же, гидропатическая клиника.
– Меньше всего нам нужно, чтобы полиция заинтересовалась клиникой, – заметил премьер-министр. – Инспектор, ведущий расследование, считает, что Дэниел вез кому-то некие документы.
– Документы? – нахмурилась Кэролайн.
– Довольно важные, раз уж они стали причиной убийства. Один… как бы это сказать… консультант Скотленд-Ярда, мнению которого можно доверять, несмотря на приступы опиумного бреда, тоже уверен в этом.
– Приступы опиумного бреда? – переспросила Кэролайн.
– Да. Этот человек написал скандально известную «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум».
– Исповедь… – ошеломленно пробормотала Кэролайн. – Ты ведь не имеешь в виду Томаса Де Квинси?
– Значит, ты о нем слышала?
– Не просто слышала! О боже, мы дружили в детстве.
– Что?
– Когда Томас нищенствовал на Оксфорд-стрит, мой отец – который служил поверенным – заботился о нем. Я не видела его с тех пор…
– Ты зовешь его Томасом?
– Это просто поразительно! Я думала, он живет в Эдинбурге. Ты сказал, что он консультирует Скотленд-Ярд?
– Последние три месяца. Смилуйся надо мной, Господи, ибо королева и принц находят его забавным, поэтому он вместе с дочерью остановился у меня.
– У Томаса есть дочь? – удивленно спросила Кэролайн. – И они живут прямо за углом?
– В газетах упоминалось его имя в связи с некоторыми событиями в прошлом декабре и феврале. О нем много говорили. Неужели ты ничего не слышала? Ах да, – внезапно вспомнил лорд Палмерстон. – Ты и не могла слышать, потому что в это время была в Италии.
– Столько лет… И Томас считает, что убийца хотел завладеть документами Дэниела?
– Как нам с тобой известно, в папках Дэниела действительно хранятся кое-какие тайны, – заметил лорд Палмерстон.
– Да, но только до завтрашнего дня, – напомнила Кэролайн.
Премьер-министр кивнул:
– Я прослежу, чтобы все прошло гладко.
Кэролайн смотрела с портика, как лорд Палмерстон спускается по каменным ступенькам и исчезает в темноте.
«Томас», – беззвучно прошептала она.
Когда прозвонили колокола в церкви Мейфэра, отмечая прошедшие полчаса, она зашла в дом и заперла дверь.
«Томас», – мысленно повторила Кэролайн с еще большим смятением.
Она вернулась в библиотеку, поставила на стол лампу и открыла дверцу застекленного шкафа, все полки которого были уставлены книгами с именем одного и того же автора на корешках: Томас Де Квинси. Здесь было и собрание сочинений, выпущенное американским издателем, и первые тома собрания, подготовленного шотландским издателем. Здесь были и отдельные книги, написанные Томасом за долгую жизнь, а также стопки журналов с его рассказами, эссе и критическими статьями – и так полка за полкой.
«Томас уже давно живет в Лондоне, буквально по соседству, в доме Генри, и я ничего не знала об этом?» – подумала Кэролайн.
Она благоговейно провела рукой по корешкам книг, но выбор для нее был очевиден. Взяв с полки «Исповедь англичанина, употреблявшего опиум», Кэролайн поднесла томик к лампе.
Потрепанная книга сама собой открылась на странице, которую женщина перечитывала много раз.
Читая воспоминания Томаса о том, как он в семнадцатилетнем возрасте нищенствовал на улицах зимнего Лондона, она вспоминала его измученный голос, каким он был целую жизнь назад, и почти слышала, как он описывает тот день, когда они встретились в ужасном доме на Греческой улице: «Я претерпевал жесточайшие мучения голода, понять которые способен лишь тот, кто сам испытал подобное. Мой рацион состоял из нескольких кусочков хлеба, что оставлял мне один человек, да и то не всякий день. Мне редко доводилось спать под крышею. Когда холодная погода усилила мои мучения, тот же самый человек позволил мне оставаться на ночь в огромном и пустом доме. Называя его пустым, я имею в виду, что там не было никакой мебели. Однако я неожиданно нашел в нем еще одного обитателя – бедную, всеми брошенную девочку лет десяти. Я выяснил, что она уже давно живет здесь в совершенном одиночестве, и бедняжка несказанно обрадовалась, узнав, что отныне я буду делить с нею страшные ночные часы. Из-за полного отсутствия мебели пустынные лестницы наполнялись гулким эхом крысиной возни. И бедное дитя, терпевшее телесные муки недоедания и холода, вообразило, будто бы дом населен привидениями, отчего страдало еще сильнее. Мы спали на полу, а покрывалом служило нам нечто вроде конской попоны. Несчастная девочка прижималась ко мне, спасаясь от холода и призрачных врагов своих. Я обнимал бедняжку…»
Кэролайн будто заново пережила разрывающую сердце сцену, которой закончилась та давняя зима. Наконец она вернула книгу на место и закрыла шкаф. Все еще оставаясь во власти воспоминаний, она взяла серебряную лампу и трость и вышла из библиотеки.
Светильник в виде блюдца по-прежнему озарял зеленым огнем подножие лестницы.
Кэролайн сказала лорду Палмерстону, что компания, которую консультирует ее муж, испытывает фосфорную смесь, помогающую предотвратить несчастные случаи в темноте. Это была правда. Но изобрели эту смесь вовсе не те, кто ее производил, и поначалу она служила для другой цели. Сам рецепт – мука, сахар, свиной жир, бренди и грязно-белый комок какого-то вещества, хранящийся в банке с водой, – Кэролайн подарил Томас в день их последней встречи.
– Я сделаю из этого бисквиты, – обрадовалась девочка, и в животе у нее заурчало.
– Нет, это нельзя есть, – остановил ее Томас.
– Но я очень голодная!
– Кэролайн, выбирай, чего ты больше хочешь – успокоить на время свой желудок или избавиться от крыс?
– Терпеть не могу крыс.
– Тогда я покажу тебе, что нужно сделать.
В затянутой паутиной кухне заброшенного дома на Греческой улице Томас вытащил из рваных карманов кусочки угля и положил их в пустой камин.
– Где ты нашел уголь? – удивленно спросила она.
– Мне повезло.
– Расскажи, расскажи!
– Как-нибудь потом, – ответил он непривычно холодным тоном.
Томас развел огонь и налил в старую миску немного бренди. Когда жидкость нагрелась, он добавил в нее свиной жир, сахар и муку.
– Теперь смотри и слушай внимательно, Кэролайн. Это самая важная часть.
Обломанной веткой он отделил кусочек от грязно-белого комка, по-прежнему лежавшего в банке с водой, и бросил в кипящую смесь.
– Что это такое? – растерянно спросила Кэролайн.
– Фосфор.
Ей было всего десять лет, и такой ответ только сильнее запутал ее.
– А что такое фосфор?
– Это особое вещество, которое нужно все время хранить в воде, – объяснил Томас со всей мудростью своих семнадцати лет. – Как только оно высохнет, то сразу вспыхнет. Вот так.
Он подул на ветку с оставшимися на ней следами белого вещества, и дерево тут же загорелось.
Кэролайн ахнула.
– Продолжай перемешивать, пока все части не растворятся в воде. Видишь, какая густая смесь получилась? В таком виде фосфор безопасен. Хорошо, теперь идем со мной. Мы обмажем этой смесью все крысиные ходы, какие только найдем. Зеленый свет и запах сахара и бренди привлечет крыс, они съедят приманку, а потом фосфор выжжет им желудки. А ты с этими огоньками не будешь чувствовать себя одинокой.
– Одинокой? Конечно не буду. Ведь со мной будешь ты.
Печальный взгляд Томаса испугал ее не на шутку.
– Что с тобой? Случилось что-то плохое? – умоляющим голосом спросила она.
Даже теперь, полвека спустя, Кэролайн ощущала жгучую горечь своих слез, когда Томас сказал, что должен уехать.
Сжимая в руке трость, которую она использовала только в качестве самозащиты, Кэролайн подняла лампу и двинулась вверх по лестнице ко второму сияющему зеленым огнем блюдцу. Еще выше темноту рассеивал третий такой же светильник. Стиснув трость покрепче, она поднялась к четвертому блюдцу.
Шкряб-шкряб.
Кэролайн застыла в напряжении. В отличие от того отвратительного дома на Греческой улице, здесь лестницы и коридоры были покрыты роскошными коврами. Крысиные когти могли скрести только по мраморному полу в вестибюле, но звук доносился с другой стороны.
«Нет, он существует лишь в моем воображении», – решила Кэролайн.
Она продолжила подъем. На верхнем этаже она осветила лампой коридор и вошла в первую дверь слева.
Окна ее спальни выходили на Гайд-парк. Служанка уже раздвинула балдахин, сняла с постели покрывало и раздула угли в камине.
Закрыв за собой дверь, Кэролайн поставила лампу на комод, положила трость и сняла верхнее платье. Под ним не оказалось корсета. У нее была такая тонкая талия, что эта деталь гардероба ей попросту не требовалась. К тому же она не любила стеснять свои движения и вместо жесткого обруча под платьем, вошедшего в моду четыре года назад, после выставки в Хрустальном дворце, носила свободную юбку. Раздевшись до нижнего белья, она потянулась к ночной рубашке, лежавшей на кровати.
И застыла, снова услышав знакомое «шкряб-шкряб».
«Это всего лишь шуршит моя ночная рубашка» – попыталась уверить себя Кэролайн.
Томас писал, что человеческий ум лишен способности забывать, что он походит на страницу, на которой постоянно что-то записывают, потом стирают и записывают снова. Но старые записи никогда не исчезают полностью. Они сохраняются под новыми.
«Да, самый нижний слой остается навсегда», – подумала Кэролайн.
Она достала из шкафа светящееся блюдце, поставила на пол возле комода и лишь после этого погасила лампу и забралась в кровать, плотно задернув балдахин. Как бы ни хотелось ей видеть зеленый огонек, для этого потребовалось бы оставить щель в занавесе, через которую кто-нибудь мог пробраться, пока она спит.
Маленькой девочкой Кэролайн принимала скребущихся по углам крыс за привидения. Теперь она достигла высокого положения в обществе и спала на мягких подушках из перьев, на шелковых простынях и под атласным одеялом, но все же время от времени просыпалась со сдавленным криком, в полной уверенности, что к ней явились призраки, чтобы съесть ее. А за свою долгую жизнь Кэролайн, несомненно, притянула к себе множество призраков, в особенности один из них.
Глава 5
Дом на Греческой улице
Я проснулась от стука в дверь, но не в мою, а отцовскую. Сквозь занавески в комнату проникал солнечный свет.
– Мистер Де Квинси, к вам посетитель.
Голос принадлежал одному из лакеев лорда Палмерстона.
– Посетитель?
Незамедлительный ответ отца подсказывал, что он уже какое-то время бодрствовал. Я надеялась, что он писал, но опасалась, что на самом деле он ходил по комнате, стараясь отвлечь свой разум от потребности в опиуме.
– Женщина, мистер Де Квинси.
– Женщина? Кто, скажите на милость…
– На ее визитной карточке значится миссис Эдвард Ричмонд.
– Я не знаю никого с таким именем, – приглушенно ответил отец.
– Она утверждает, что вы с ней дружили в детстве.
– Я все еще не…
– Имя Кэролайн Брунелл что-нибудь говорит вам, мистер Де Квинси? Она написала его на оборотной стороне карточки.
– Кэролайн… Боже мой!
Дверь в комнату отца с шумом распахнулась.
На протяжении этого обмена репликами я поспешно одевалась, радуясь, что не нужно возиться с корсетом или обручем. Мне удалось нагнать отца и лакея почти в самом низу парадной лестницы.
– Отец, кто такая Кэролайн Брунелл? – спросила я.
Он, казалось, меня не услышал и бросился навстречу уличному холоду, едва лакей открыл входную дверь. Многие недели прошли с тех пор, как я видела его таким возбужденным.
Читать бесплатно другие книги:
