Властелин ночи Моррелл Дэвид
Министр внутренних дел что-то проворчал в ответ, а затем дверь закрылась, окончательно приглушив голоса.
Пока Райан ждал комиссара, секретарь Харкурта что-то писал, сидя за столом и стараясь не смотреть на инспектора. Два человека вышли из кабинета с туго набитыми папками. Им на смену, один за другим, пришли еще двое. Наконец появился комиссар Мэйн, недовольно посмотрел на Райана и, уже спускаясь по лестнице, махнул рукой, приказывая следовать за ним.
Выйдя на шумную улицу, комиссар сердито сверкнул глазами.
– Прошу прощения, сэр, – начал Райан, – но как мы будем проводить расследование, если возможные улики…
– Не здесь, – резко бросил комиссар.
Мэйн, провожаемый руганью кебменов, нетерпеливо двинулся сквозь толчею уличных тележек и экипажей к таверне на противоположной стороне улицы. Таверна называлась «Счастливая крона», и на вывеске красовалась сверкающая монета.
В наполненном табачным дымом помещении стоял почти такой же шум, как и на улице. Пробираясь мимо столов с посетителями, Райан заметил, как четверо мужчин выходят из отдельной кабинки, и поспешил занять освободившееся место. Мэйн сел напротив, и кое-кто из состоятельных посетителей явно удивился, увидев джентльмена в компании с бедно одетым человеком, который, судя по рыжим волосам, выглядывающим из-под кепи, был ирландцем. Решив наконец, что Мэйн просто встретился здесь с начальником строительной бригады, чтобы дать ему необходимые распоряжения, посетители вернулись к обсуждению своих важных финансовых вопросов.
– Сэр, я просто беспокоился за наше расследование, и…
К удивлению Райана, Мэйн наклонился к нему и негромко проговорил:
– Сегодня утром меня вызвал к себе министр внутренних дел. Когда я зашел в кабинет Харкурта, то сразу понял, что от меня требуется объяснить сотрудникам столичной полиции – и в первую очередь вам: все эти документы нас не касаются.
– Даже если они помогут найти убийцу? – еще тише и раздраженнее, чем сам комиссар, спросил Райан. – Если люди решат, что в поездах их могут поджидать грабители, сумасшедшие и русские шпионы, начнется паника. Надеюсь, министр внутренних дел не желает, чтобы мы прекратили расследование?
– Напротив, у меня сложилось впечатление, что многие влиятельные люди заинтересованы в том, чтобы убийцу Харкурта нашли как можно быстрее. Но нам ясно дали понять, что некоторые подробности не должны интересовать полицию. Вы ведь сами видели имена на папках из комода в кабинете Харкурта.
– Да, – ответил Райан. – Это были аристократы и политики.
Он оглянулся, опасаясь, не наблюдает ли за ними кто-либо из посетителей таверны.
– Когда я вчера вечером рассказал об этом премьер-министру и министру внутренних дел, они крайне огорчились, что кто-то мог узнать имена клиентов Харкурта, – продолжил Мэйн. – Несомненно, убитый был посвящен в особого рода тайны своих клиентов: судебные тяжбы, долговые обязательства, отступные распутным женщинам, с которыми имели неосторожность связаться их сыновья, и прочие личные дела, которые, будучи преданы огласке, привели бы к катастрофическим последствиям.
– Вы говорите о шантажистах? – спросил Райан.
– Разумеется, их тоже опасаются, – согласился комиссар. – Но кто мог бы извлечь из этих сведений максимальную выгоду? Предположим, их цель состоит не в том, чтобы вымогать деньги, а в том, чтобы запугать этих влиятельных людей.
– Значит, мы снова возвращаемся к русским, – заключил Райан.
– Какими бы ни были мотивы убийцы, – заявил Мэйн, – я уверен в одном: когда мы его арестуем, бывшие клиенты Харкурта используют все свое влияние, чтобы повесить его как можно скорее.
Сутулый мужчина в теплом пальто и надвинутом на самые глаза кепи появился на вокзале Ватерлоо сразу после того, как церковные колокола прозвонили двенадцать раз. Один из девяти вокзалов, обхвативших Лондон кольцом, располагался к югу от Темзы, неподалеку от моста, в честь которого и был назван.
Спасаясь от холода, мужчина замотал нижнюю часть лица шарфом, но все равно дрожал, когда покупал в кассе билет второго класса до Портсмута. Теперь, когда лондонские газеты подтвердили слухи о первом убийстве на железной дороге, пассажиров на вокзале, даже в обычно оживленный субботний полдень, было немного (и выглядели они крайне взволнованными), так что контролеру, проверяющему билеты у выхода на перрон, хватило времени, чтобы заметить, как дрожит пассажир.
– Вы хорошо себя чувствуете, сэр? – спросил контролер.
Пассажир не ответил и направился к поезду. Но вдруг пошатнулся, опустил полотняную дорожную сумку на землю и прислонился к чугунному столбу.
Он закашлялся, и другие пассажиры, проходя мимо, опасливо косились на него.
Мужчина кашлял все сильнее, затем резко наклонился над краем перрона, и его вырвало прямо на рельсы.
– Охрана! – закричал кто-то.
Мужчину снова стошнило, на этот раз кровью.
– Охрана, скорее! – крикнул кто-то еще. – Человеку плохо!
Ни один из богато одетых пассажиров не отважился прийти на помощь бедняге. Он развернулся и неуверенно направился к выходу из вокзала; завидев кровь на пальто, проходящие шарахались во все стороны.
– Врач, – пробормотал он контролеру, недавно проверявшему его билет. – Мне нужен…
– Сейчас я найду вам кеб! – торопливо ответил контролер.
– Индия, – с усилием выговорил несчастный.
– Что?
– Три дня, как из Индии. Лихорадка.
– Лихорадка?
Темно-красные капли стекали по подбородку мужчины.
– Этот человек болен тропической лихорадкой! – воскликнул кто-то.
Мужчина, пошатываясь, побрел к выходу.
– Следуйте за мной, сэр! – сказал контролер и повел его мимо билетных касс, стараясь при этом не прикасаться к больному. – Стоянка кебов в той стороне.
– Стойте! – окликнул их кто-то. – Он забыл свою сумку.
Контролер обернулся.
– Что?
– Он оставил сумку на перроне.
– Сэр, подождите меня здесь, я принесу ее.
Но больной мужчина словно не услышал его и исчез за дверью.
– Кто-нибудь, остановите его, пока я сбегаю…
От внезапного грохота контролер подскочил на месте. Словно чей-то огромный и мощный кулак ударил его в грудь, отбрасывая назад. Падая, он ударился с такой силой, что у него перехватило дыхание, зазвенело в ушах и помутилось в глазах. Вокруг заклубился дым, раздались чьи-то крики, сверху посыпались обломки.
– Ваше величество. Ваше королевское высочество, – стараясь скрыть беспокойство, произнес лорд Палмерстон.
Он стоял в тронном зале, а они свысока с недовольством взирали на него. Голова премьер-министра находилась на уровне их коленей, и он прекрасно понимал, что встреча нарочно обставлена так, чтобы он ощутил собственную незначительность.
Лорд Палмерстон понятия не имел, зачем его вызвала королева. Вчера он уже беседовал с ней и принцем Альбертом. Их неприязнь к нему – особенно после случившегося несколько лет назад скандала, когда он попытался соблазнить одну из фрейлин королевы, – была настолько сильна, что они не желали встречаться с ним чаще одного раза в неделю. Какова бы ни была причина сегодняшнего вызова, этот визит не сулил ничего хорошего.
– Премьер-министр, – произнесла наконец королева после долго молчания.
В тронном зале снова установилась тишина, так что было слышно, как за высокими окнами свистит холодный ветер.
Роскошное темно-синее платье придавало королеве еще более величественный вид, чем накануне, когда на ней было не столь броское одеяние. Она добавила к наряду новые драгоценности: кольца, браслеты на запястьях, ожерелье и серьги с жемчугом, рубинами и алмазами, демонстрирующими скорее власть, чем богатство.
Принц Альберт был облачен во внушительный военный мундир с золотыми эполетами и блестящими медными пуговицами, в которых, так же как и в медалях на его груди, отражался свет продуманно расположенной лампы.
Они казались полной противоположностью друг другу: маленькая, полная королева и высокий, стройный принц. Она сидела подчеркнуто прямо, тогда как он имел привычку сутулиться. Она была круглощекой, а лицо принца отличалось худобой. Похожи они были только в одном – в нелюбви к лорду Палмерстону.
Молчание затягивалось, и премьер-министру захотелось откашляться, но он сдержался.
– Civis Britannicus sum, – со строгим видом заявила королева.
– Прошу прощения, ваше величество?
– Это латинское изречение означает: «Я подданный Британии».
– Безусловно, ваше величество.
– Я перефразировала одно выражение из вашей речи в палате общин пять лет назад, – тем же резким тоном продолжила королева Виктория. – Civis Romanus sum[6]. Вы заявили тогда, что Британская империя никогда не достигнет величия Рима, если не будет защищать своих подданных так же, как это делали римляне, – в любом месте и до последней возможности.
– Это была просто фигура речи, ваше величество.
– Но как вы определяете эту последнюю возможность? – поинтересовался принц Альберт. Он уже полтора десятка лет проживал в Англии, но так и не избавился от немецкого акцента. – Пять лет назад вы без чьего-либо одобрения, и уж во всяком случае без одобрения ее величества, отправили Королевский флот в Грецию, чтобы защитить права одного-единственного британского подданного, чье имущество пострадало из-за волнений в Афинах.
– Осмелюсь поправить ваше королевское высочество, это была лишь одна эскадра, а не весь флот, и…
– Если вы зашли так далеко, чтобы защитить одного британского подданного, то на что вы готовы ради защиты большинства из них? – оборвала его королева Виктория. – И самой империи.
– Боюсь, что не вполне понимаю вас, ваше величество.
– Что вы знаете о докторе Мартине Вильгельме фон Мандте?
– Фон Мандт? Это имя мне незнакомо, ваше величество, – ровным, несмотря на всю свою обеспокоенность, голосом ответил лорд Палмерстон.
– Он немец, – объяснил принц Альберт, и его акцент еще сильнее подчеркнул тот факт, что он говорил о соотечественнике. – Он является… или, лучше сказать, являлся лейб-медиком русского царя.
– Вы сказали «являлся», ваше высочество?
– Сегодня утром мы получили сообщение о том, что царь скончался.
– Скончался? – удивленно переспросил премьер-министр.
– Десять лет назад он гостил у нас в Виндзорском замке, – вспомнила королева Виктория. – Мы очень мило побеседовали о наших родственниках в различных королевских домах Европы. В перерывах между официальными встречами он пытался убедить нас, что, если мы поддержим его план раздробления Османской империи, это пойдет на благо Британии. Он вернулся в Россию с ошибочной уверенностью в нашем согласии с его планом, хотя на самом деле мы просто обсуждали такой шаг как один из возможных.
– Вы проявили мудрость, не согласившись с этим предложением, ваше величество, – заявил лорд Палмерстон. – Наша цель заключается в том, чтобы не мешать континентальным странам враждовать между собой. Таким образом мы останемся сильными, а они ослабнут.
– Некоторыми из этих стран правят наши родственники, – раздраженно напомнил принц Альберт.
– Я имел в виду не эти страны, ваше высочество, – поспешно поправился лорд Палмерстон.
– Но война с Россией затянулась, и мы больше не выглядим сильными, – отметила королева Виктория. – Возможно, нам стоило внимательнее прислушаться к предложениям русского царя.
– Ваше величество, если бы я стоял во главе кабинета министров в тот момент, когда Россия начала угрожать Крымскому полуострову, я бы немедленно направил наш флот в Черное море, а не стал бы тщетно полагаться на дипломатические меры. Если бы царь осознал, с какой решительностью мы будем противостоять его агрессии против нашего торгового партнера, он не стал бы так настойчиво добиваться осуществления собственных планов.
– Мы не сомневаемся, что вы с превеликой радостью послали бы туда наш флот, – признала королева Виктория и резко сменила тему разговора: – О докторе Мандте нам сообщил один из наших родственников с континента. Мандт хорошо зарекомендовал себя в Германии, и русский царь предложил ему стать своим личным врачом. Царские советники настаивали, чтобы он доверился кому-то из русских медиков, но царь отмел все их возражения, заявив, что нуждается в лучшем враче, какой бы национальности тот ни был. Когда царь умер, доктор Мандт назвал причиной смерти пневмонию.
– Но вскоре поползли слухи, – добавил принц Альберт.
– Какие слухи, ваше высочество? – спросил лорд Палмерстон.
– О том, что он умер вовсе не от пневмонии; его якобы отравил доктор Мандт.
– Но это невозможно.
Королева подалась вперед и посмотрела на него с высоты трона.
– Как же еще можно объяснить внезапное исчезновение доктора из Петербурга? Царь еще не испустил дух, а доктора Мандта уже видели спешащим к карете с саквояжем в руках. Когда организовали погоню, было уже поздно.
– Возможно, он испугался, что завистливые русские коллеги обвинят его во врачебной ошибке, ваше величество.
– Вы сами-то верите в то, что говорите? – возмутилась королева Виктория. – Вспоминая о покушении на наши жизни, случившемся всего месяц назад, мы очень беспокоимся, не вынудил ли кто-нибудь Мандта убить царя, чтобы повлиять на исход войны. Если это правда, то русские захотят отомстить нам. Скоро вообще не останется ничего святого. Никаких законов и правил.
– Даю вам слово, что лично изучу этот вопрос.
– Изучите его как можно тщательнее, премьер-министр. – Королева особо выделила голосом должность лорда Палмерстона. – Если в смерти царя замешан кто-то из членов вашего кабинета, это крайне огорчит нас. В ваших же интересах сделать все возможное, чтобы доказать ошибочность этих подозрений. Люди и так опасаются, что за убийством в поезде стоят русские, и не исключено, что это правда. Скотленд-Ярд еще не отыскал преступника?
– Они стараются изо всех сил.
– Возможно, они стараются недостаточно. Надеюсь, вы привлекли к расследованию мистера Де Квинси?
– Мистера Де Квинси, ваше величество?
– Его удивительные умозаключения помогли защитить нас шесть недель назад. Мы полагаем, что и сейчас он может принести пользу. Проследите, чтобы он консультировал полицию.
Лорд Палмерстон мысленно простонал, но в это мгновение в дверь постучали.
– Прошу прощения, ваше величество, – сказал вошедший в зал слуга, – но министр внутренних дел прислал сообщение для лорда Палмерстона с просьбой доставить его как можно скорее.
Королева Виктория жестом подозвала слугу, и тот передал лорду Палмерстону конверт.
Встревоженный премьер-министр взломал печать и вытащил из конверта листок бумаги.
– В чем причина такой спешки? – спросила королева, как только слуга вышел.
– На вокзале Ватерлоо взорвалась бомба, ваше величество.
Глава 6
Гигантский глобус Уайльда
Взволнованная толпа заполнила всю улицу перед вокзалом. Звенели сигналы тревоги, клубами вился дым.
– Полиция. Дайте пройти, – попросил Райан.
– Отвали, – огрызнулся кто-то. – Из тебя такой же полицейский, как из меня принц Альберт.
Внезапно грубиян охнул и отлетел в сторону.
– Простите, я не хотел вас толкать, – сказал инспектор. – Это вон тот тип налетел на меня сзади.
Пробравшись сквозь толпу, они с Беккером подошли к стоявшим в оцеплении констеблям.
– Стойте на месте, – рявкнул один из полицейских. – Дальше никому хода нет. Ох, простите, инспектор Райан, не узнал вас в этой суматохе. Проходите, комиссар уже там.
– Спасибо, Гарри.
Констеблю, с которым Райан работал в прошлом году, явно польстило, что инспектор запомнил его имя.
Детективы вошли в охваченный суетой зал ожидания. В воздухе висел запах пороха, пол усыпало обломками. Обычно в кондитерской и возле книжного киоска скапливалось куда больше пассажиров, делающих покупки перед отъездом. Те немногие, что оказались здесь сегодня в полдень, теперь лежали на полу и стонали. Врачи торопливо накладывали им повязки, а пострадавших более серьезно констебли относили на носилках к каретам скорой помощи.
Заметив комиссара Мэйна, о чем-то беседующего с другим детективом, Райан направился к нему.
– Будет исполнено, сэр, – сказал полицейский и удалился.
Комиссар обернулся к Райану и Беккеру.
– Бомба взорвалась чуть позже полудня. Два человека убиты, тринадцать тяжело ранены. Остается радоваться, что люди теперь боятся ездить на поездах, иначе жертв было бы намного больше.
– После такого они станут бояться еще сильнее, – заметил Райан. – Где взорвалась бомба?
– На одном из перронов. Преступник оставил ее в дорожной сумке. Вот этот контролер разговаривал с ним незадолго до взрыва.
Комиссар подошел к груде обломков, на которой сидел контролер, устало склонив голову и положив руки на колени.
– У вас хватит сил, чтобы рассказать все еще раз? – спросил Мэйн.
Контролер поморщился:
– Все, что угодно, лишь бы поскорее поймать эту сволочь… простите за грубое слово, сэр.
– Учитывая обстоятельства, можете не извиняться.
Контролер сокрушенно вздохнул:
– Он был одет так, как будто ожидал сегодня снежную бурю. Теплое пальто, кепи надвинуто до самых бровей. Нижняя часть лица замотана в шарф. И при этом… – Контролер прикрыл глаза, собираясь с силами. – При этом он все равно не прекращал дрожать. Я спросил, не болен ли он, но этот гад ничего не ответил и пошел прямо к поезду.
– Через вон ту арку, – показал Мэйн на ворота, ведущие к перрону.
– Возможно, он дрожал не от болезни, а от страха, – перебил его кто-то.
К удивлению Райана, рядом с ним оказался Де Квинси.
– Приветствую, джентльмены, – беспечно произнес он.
– Что вы…
Еще не успев договорить, Райан сообразил, что раз уж Де Квинси здесь, то и Эмили наверняка пришла вместе с ним. Но где же она?
И тут же услышал ее голос:
– Доктор, нет ничего сложного в том, чтобы остановить кровь и наложить повязку. Пожалуйста, разрешите мне позаботиться об этом пострадавшем, пока вы занимаетесь той женщиной с более тяжелыми ранами.
Оглянувшись, Райан увидел, как Эмили взяла из медицинской сумки бутылочку, смочила содержимым ватный тампон и приложила к кровоточащему лбу какого-то мужчины.
Инспектор сдержал улыбку.
– Не ожидал встретить вас здесь, – обратился он к Де Квинси.
– Но это не значит, что мы не рады вас видеть, – поспешно добавил Беккер, не спуская глаз с Эмили.
– Мы провели это утро с моим давним другом, – объяснил пожилой человек. – А когда вернулись в Кембридж-Хаус, нас там поджидало сообщение от лорда Палмерстона о том, что королева Виктория и принц Альберт желают, чтобы мы приняли участие в расследовании.
Райан, Беккер и комиссар Мэйн ошеломленно переглянулись.
– Королева и принц прислали вас помочь нам? – переспросил Райан.
Де Квинси кивнул:
– Но я приехал бы сюда в любом случае. – Он повернулся к контролеру. – Дорогой сэр, вы слышали когда-нибудь об Иммануиле Канте?
– Это тот негодяй, что взорвал бомбу?
– Нет, но Кант поможет нам найти того, кто это сделал, – ответил Де Квинси. – Вы сказали, что этот человек был одет так, словно ожидал сегодня снежную бурю, правильно?
– Да.
– И при этом он дрожал? – продолжил Де Квинси.
– Да, у него тряслись руки. И плечи тоже.
– И поскольку погода сегодня холодная, вы решили, что он дрожит от холода?
Контролер поморщился и поднес руку к перевязанной голове.
– Можете не сомневаться, он был болен.
– Почему вы так уверены?
– Потому что его рвало кровью. И он сказал, что ему нужен врач.
Райан уже понял, к чему клонит Де Квинси.
– Теперь моя очередь показать, чему я научился у Иммануила Канта. Куда стошнило этого человека?
– Прямо на рельсы, возле первого столба, – с усилием проговорил контролер. – Там он и оставил свою сумку.
Райан прошел в арку, остальные последовали за ним. Когда каменные колонны зала ожидания сменились чугунными столбами перрона, запах дыма усилился.
Взрыв повредил стеклянную крышу, ее осколки хрустели под ногами Райана.
– Беккер, видите три пятна крови? Они растеклись в форме крыла, постепенно истончаясь. Здесь стояли ближайшие к месту взрыва жертвы. Если вы протянете веревки вдоль каждого из этих пятен, они пересекутся в той точке, где произошел взрыв, – думаю, возле этого покореженного столба преступник и оставил сумку.
Инспектор нагнулся и поднял осколок стекла, измазанный кровью, затем подошел к краю перрона и спрыгнул на рельсы.
– Мистер Де Квинси, не хотите составить мне компанию?
Любитель Опиума озадаченно посмотрел на него, но кивнул.
Райан обхватил его за талию и снял с перрона, словно маленького ребенка.
Воздух на железнодорожных путях был еще холоднее, запах смазочного масла заглушал пороховую гарь.
– Если бы вы не упомянули Канта, я бы не спустился сюда, – признался Райан. – Существует ли объективная реальность, или же все это просто проекция нашего сознания? Контролер говорит, что этого человека рвало кровью. Но откуда он знает, что это была именно кровь? Единственная возможная причина: рвотная масса была красного цвета. Из этого он сделал вывод, что злоумышленник был болен.
– И увидел свою версию реальности, – согласился Де Квинси.
Райан показал на темно-красные пятна на гравии рядом с рельсами:
– Когда-нибудь химики научатся определять, кровь это или нет. А до тех пор… – Он присел и положил осколок стекла рядом с красным пятном. – Когда кровь засыхает, она приобретает коричневатый оттенок. Вещество на осколке стекла имеет именно такой цвет, а пятно осталось ярко-красным. Вещество на стекле загустело, а эта жидкость – нет.
Де Квинси кивнул:
– Перед тем как прийти на вокзал, этот человек выпил подкрашенную воду. Он наклонился над краем платформы, чтобы никто не заметил, как он засунул пальцы в рот и спровоцировал рвотный рефлекс. Поскольку он выпил слишком много подкрашенной воды, его спектакль удался. Жидкость, выглядевшая как кровь, ужаснула всех, кто был рядом.
– Выглядевшая как кровь, – повторил Райан. – Вот, значит, как вы видите реальность.
– Существует множество реальностей. Из-за опиума я иногда с трудом различаю их.
– И какая из версий реальности, по вашему мнению, имела здесь место?
– Это был театр. Актер на сцене. Теплое пальто не позволяло разглядеть, как надулся от воды его живот. Шарф и надвинутая на глаза шляпа скрывали его внешность. В то же время необычная одежда привлекала к нему внимание, и когда его вырвало чем-то, что напоминало кровь, люди уже пристально разглядывали его и не могли не заметить, что его рвота имела красноватый оттенок.
– Но зачем ему понадобилось это представление? – спросил Райан.
– Чтобы контролер ничего не заподозрил, когда он решил выйти с вокзала почти сразу же после того, как туда зашел, – объяснил Де Квинси. – Он сказал, что ему нужен врач, и контролер, конечно же, сделал все возможное, чтобы больной пассажир поскорее покинул вокзал, пока его снова не вырвало «кровью». В поднявшейся суете никто сначала не заметил, что он забыл свою сумку, – а потом было уже поздно.
Воздух под платформой внезапно сделался еще холоднее.
– Если он на самом деле не был болен, значит он только притворялся, что дрожит, – рассудил Райан.
– Нет, он не притворялся, но его дрожь не имела никакого отношения к болезни.
– Не понимаю.
– Как, по-вашему, была взорвана бомба? – задал новый вопрос Де Квинси.
– Единственный удобный способ – это поджечь фитиль. Я слышал о попытках использовать часовой механизм, приводящий в движение ударник, который, в свою очередь, бьет по капсюлю и воспламеняет порох. Но это крайне ненадежно. Фитиль – самый безотказный способ.
– Значит, вы считаете, что он остановился неподалеку от вокзала, в таком месте, где его никто не мог видеть, и поджег фитиль, а затем закрыл сумку и принес ее на вокзал, – заключил Де Квинси.
– Звучит весьма правдоподобно.
– В таком случае ему не нужно было притворяться, изображая дрожь. Он проносил сумку мимо контролера на перрон, зная, что фитиль уже подожжен и бомба может взорваться в любое мгновение. Так что он и в самом деле дрожал – от страха.
Райан потрясенно уставился на Де Квинси:
– Опиум должен был повредить ваш разум, но вместо этого… Послушайте. Кроме вас, Беккера, комиссара Мэйна и Эмили, я больше никому не могу доверять. Сегодня утром лорд Палмерстон пытался помешать расследованию.
– Помешать… Но зачем? – удивился Де Квинси.
– Именно это я и хочу выяснить.
Кэролайн свернула с Парк-лейн к воротам своего дома, прошла по белой гравийной дорожке и поднялась на широкое каменное крыльцо, отметив, как старательно слуги вычистили его.
Лакей открыл роскошную зеленую дверь.
– Добрый день, миссис Ричмонд.
– Все готово?
– Согласно вашим инструкциям, госпожа.
Кэролайн взглянула на высокие напольные часы в углу: без двадцати минут три. У нее не оставалось времени переодеться к прибытию гостей, ожидаемых к трем часам, но мгновение спустя она решила, что ее элегантный наряд более чем подходит к такому случаю.
Отдав лакею перчатки и шляпу, она поднялась по лестнице на второй этаж и вошла в просторный зал, где обычно устраивала званые обеды. Теперь здесь располагались пять столов, покрытых тонкими льняными скатертями с цветочным орнаментом, и по четыре стула возле каждого из них. Буфеты из красного дерева предлагали богатый выбор разнообразных сладостей – в особенности пирогов с лимоном. Там же стояли чашки, блюдца и тарелки из самого лучшего фарфора.
Серебряные вилки и ложки вычистили до такого блеска, что он был заметен от самых дверей. Внимательно осмотрев приборы, каждый из гостей смог бы различить крохотные клейма, указывающие, где, когда и каким мастером они сделаны. Владельцы такой посуды, отправляясь в путешествие, как правило, отдавали ее на хранение в банк.
Кэролайн прошлась по восхитительным восточным коврам красно-зеленой расцветки и убедилась, что малиновые атласные шторы на окнах полностью раздвинуты. Большинство обитателей Вест-Энда предпочитали не открывать штор, чтобы менее состоятельные люди не могли заглядывать в окна. Однако Кэролайн совершенно не заботило, если кто-то из прохожих увидит, в какой роскоши она живет. Гораздо важнее, чтобы гости оценили просторный балкон ее дома и вид на зеленые просторы Гайд-парка по другую сторону улицы.
Она вновь повернулась к столам и придирчиво взглянула на стопки бумаги и оправленные в серебро карандаши (из лучшего магазина канцелярских принадлежностей на Риджент-стрит, с подтверждающими этот факт этикетками). Рядом были разложены запечатанные колоды карт (изготовленные на заказ и, забавы ради, отмеченные печатью Casino de Richmond).
Кэролайн подошла к буфету и осмотрела четыре серебряные чайницы, рядом с каждой из которых лежала изящная карточка, подсказывающая, какой именно чай находится внутри: зеленый, красный, белый или желтый.
– Мэрибет! – позвала она служанку, ничуть не сомневаясь, что девушка ждет ее приказаний за боковой дверью.
– Что прикажете, госпожа? – Девятнадцатилетняя Мэрибет, одетая в безукоризненно белый фартук, вышла из-за двери и сделала книксен.