Властелин ночи Моррелл Дэвид

– Вода для чая?

– Уже вскипятили, госпожа, я прослежу, чтобы она оставалась горячей. Мы все принесем, как только появятся гости. Сюрприз прикажете подать до или после чая?

– До. Вашей матери стало лучше?

– Да, госпожа, благодаря доктору, которого вы прислали.

– Что ж, вы не могли бы как следует выполнять свои обязанности, если бы все время волновались за здоровье матери.

– Вы очень добры, госпожа.

Стук дверного молоточка предупредил Кэролайн о приходе гостей. Держась за блестящие бронзовые перила, она спустилась по лестнице в вестибюль, чтобы поздороваться с каждой из вошедших леди. Все они действительно имели право именоваться «леди», поскольку были женами герцогов, маркизов, графов, виконтов или баронов. Только представительницы аристократических семейств дважды в месяц получали от Кэролайн приглашения на игру в вист.

Служанки, приведенные с собой знатными дамами, помогли своим хозяйкам снять перчатки и сменить уличные шляпки на домашние чепчики с голубыми лентами и затейливыми кружевами.

– Какой ужасный день, – пожаловалась одна из леди.

– И становится только холоднее, – поддержала вторая. – Все небо в тучах, и, кажется, скоро пойдет дождь.

– Это же март, – заметила третья гостья. – Что еще от него ожидать, если не туч? Но это пустяки – нужно нечто более существенное, чем плохая погода, чтобы помешать мне прийти на вечер к миссис Ричмонд.

– Вы крайне великодушны, леди Уорвик, – ответила Кэролайн.

В открытую дверь за спинами гостей она видела роскошные кареты, запряженные парами великолепных лошадей. Пышные гербы подчеркивали знатность их хозяев, так же как и яркие ливреи кучеров.

– Рада видеть вас, миссис Ричмонд, – сказала еще одна гостья.

– Благодарю вас, леди Бересфорд, я тоже рада снова видеть вас. Вы чудесно выглядите.

– Этим я обязана неделе, проведенной в клинике доктора Уэйнрайта, в Седвик-Хилле. Я так благодарна за вашу рекомендацию. Сначала я решила, что влажные простыни, погружающие ванны и душ слишком грубы и агрессивны для меня, но я никогда не чувствовала такого расслабления, как после массажа. Порой мне казалось, что я грежу наяву.

– Я собираюсь поехать туда на будущей неделе, – заявила графиня.

– Как удачно. Я слышала, что график процедур у доктора заполнен до самого июня, – отметила леди Бересфорд. – Но я надеюсь убедить своего мужа прийти к нему на консультацию. Доктор Уэйнрайт считает, что расслабление благотворно скажется на диспепсии[7] его светлости.

– Если кто-нибудь вообще сможет почувствовать расслабление после того, что творится в поездах, – вставила леди Монтегю.

– В поездах? Во множественном числе? Только не говорите, что произошло еще одно…

– Неужели вы не слышали? На вокзале Ватерлоо взорвалась бомба.

– Боже милосердный!

– Куда катится эта страна? Тот, кого убили в четверг вечером, – это Дэниел Харкурт, наш поверенный!

– И наш тоже. Не знаю, смогу ли я когда-нибудь снова сесть в поезд, ничего не опасаясь.

– А я никогда и не чувствовала там себя в безопасности, – призналась леди Гарвис. – Я все время жду, что паровоз сойдет с рельсов.

Кэролайн приглашающим жестом указала на лестницу.

– Прошу вас, леди.

Под шорох бархата гостьи одна за другой поднялись наверх – широкие платья с кринолинами мешали им идти парами.

– И война все еще продолжается. Я спросила моего мужа, почему он позволил втянуть нашу страну в это безобразие. Но он так и не дал мне внятного ответа.

– Разве можно их понять, когда речь идет о деньгах или о политике? Не уверена, что они сами понимают, о чем говорят.

Гости вошли в зал и увидели на столах карточки со своими именами. Кэролайн всегда меняла игроков местами, чтобы не образовались постоянные пары, которые могли бы иметь преимущество перед другими.

– Мой муж очень переживает из-за акций железной дороги, – заявила одна леди.

– Это временное падение, – постаралась успокоить ее Кэролайн.

– Временное? – усомнилась леди Бересфорд, распечатывая колоду карт.

– Да, фондовый рынок ведет себя так же, как человек, – объяснила Кэролайн. – Ему требуется время, чтобы оправиться от потрясения.

– Как я оправилась от потрясения после первой брачной ночи, – отозвалась леди из-за соседнего стола.

Кое-кто из женщин рассмеялся.

– То же самое происходит и с рынком, – продолжила Кэролайн. – Не сомневаюсь, что мой муж объяснил бы все лучше, чем я.

– Миссис Ричмонд, когда мужчины говорят о финансах, это кажется мне китайской грамотой, а вот вас я прекрасно понимаю.

– Благодарю вас, леди Гарвис. Прислушиваясь к словам моего мужа, я сделала два вывода относительно фондового рынка.

– Расскажите нам. – Леди Уорвик раздала карты. – Проверьте, у всех ли по тринадцать карт.

– Первый секрет успеха: нужно вкладывать деньги в дело, а не спекулировать, – сказала Кэролайн. – Тем, кто любит азартные игры, лучше ограничиться картами.

– Ха, – хмыкнула одна из леди и зашла с трефовой девятки. – А второй секрет?

– Нужно иметь терпение, – ответила Кэролайн.

– Что ж, любая женщина, прожившая с мужем-политиком столько лет, сколько прожила я, должна понимать, что такое терпение, – призналась леди Гарвис.

– Козыри черви, – напомнила игрокам за своим столом одна из женщин.

– Уверена, что мой муж посоветовал бы скупать акции железной дороги, потому что их стоимость в конце концов вернется на прежний уровень и даже чуть выше. Так всегда происходит.

– Пики, – произнес кто-то за соседним столом.

– Хватит обсуждать эти угнетающие новости, – решила леди Бересфорд. – Миссис Ричмонд, у вас всегда припасено для нас что-нибудь занимательное. А что на этот раз?

– Тонизирующая вода.

– Что еще за тонизирующая вода?

– Это освежающий напиток, который доктор Уэйнрайт скоро предложит своим гостям. Если им понравится, эту воду можно будет приобрести в лучших магазинах Лондона.

– Но что она собой представляет?

– Газированная вода с добавлением хинина. Как вам должно быть известно, леди, хинин используют наши солдаты в Индии, чтобы не заболеть малярией. Это порошок, хорошо растворяющийся в воде. Но она становится очень горькой. Доктор Уэйнрайт нашел способ сделать из нее освежающий напиток, добавив в воду сахар и насытив углекислотой. Возможно, самое главное его достоинство в том, что, в отличие от лондонской воды, его можно пить спокойно, не опасаясь заболеть.

– Значит, доктор Уэйнрайт кипятит воду, чтобы избавиться от вредных примесей? – спросил кто-то.

– В этом нет необходимости, – ответила Кэролайн. – Те из вас, кто побывал в его клинике, наверняка знают, что в ручьях Седвик-Хилла вода на удивление чистая. Говорят, даже королева отозвалась о ней одобрительно.

– Но почему вы решили угостить ею нас? – удивилась леди Бересфорд. – Нам ведь вовсе не угрожает малярия.

– Хинин также помогает справиться с дрожью в руках, которой некоторые из нас страдают. Но в первую очередь доктор Уэйнрайт намерен побороть пристрастие наших солдат в Индии к спиртному, поскольку они решили, что принимать хинин можно только одним способом – подмешав его в джин.

– В джин? – ужаснулся кто-то.

– Тонизирующая вода доктора Уэйнрайта настолько приятна на вкус сама по себе, что он собирается послать целую партию в Индию, надеясь, что наши солдаты смогут теперь получать необходимый хинин, не смешивая его с джином. Однако он полагает, что основным рынком для этой воды станет Британия. Его цель – забота о здоровье людей. Чистая вода, вкусная и освежающая, должна отвратить людей от употребления не только джина, но и бренди с содовой.

– Весьма похвально! – воскликнула леди Гарвис.

Кэролайн обернулась к боковой двери и позвала:

– Мэрибет!

Юная служанка принесла поднос с бутылочками, напоминающими маленькие кегли.

Открыв пробки, она разлила прозрачную жидкость по бокалам и предложила каждой леди. Некоторые из них поморщились, когда у них защипало в носу.

– Действительно немного горьковато, но вкусно, – отметила леди Монтегю, сделала еще глоток и прибавила: – И она в самом деле бодрит.

– Я дам каждой из вас по бутылочке с собой, чтобы вы угостили своих мужей. Может быть, после этого они заинтересуются нашими карточными вечерами.

– Все, что угодно, только бы отвлечь моего мужа от мыслей о железнодорожных акциях, – вздохнула леди Гарвис.

В гулкой пустоте Пэддингтонского вокзала кондуктор Мэтью Харриган шел вдоль вагонов бристольского поезда, закрывая купе. Лишь треть из них была занята. Слухи о взрыве на вокзале Ватерлоо распространялись быстро, и немногочисленные пассажиры обычно переполненного субботнего вечернего поезда с опаской смотрели на кондуктора, когда он скрежетал ключом в замке очередного купе. Судя по выражению лица, они ощущали себя заключенными, отправляющимися на казнь. Если попутчики не были им знакомы, пассажиры предпочитали найти свободное купе, где они могли бы остаться в одиночестве. Учитывая обстоятельства, сделать это было нетрудно.

Харриган закрыл последнее купе и поднялся в тормозной вагон в хвосте поезда. Несмотря на дым и сажу, не говоря уже о холодном ветре, который вскоре обрушится на него, Мэтью считал, что ему крупно повезло. Четыре месяца назад он еще был солдатом на Крымской войне. Избежав смерти от ядер и пуль, он едва не умер от голода из-за скудного пропитания, выделяемого солдатам, в то время как офицеры наслаждались роскошными обедами. В зимние метели он дрожал от холода в летнем мундире в своей прохудившейся палатке, тогда как офицеры носили теплые шинели и грели руки у печи на яхте командующего. Когда во время атаки русских Харригана контузило взрывом, провидение сжалилось над ним. Полуобмороженного, его подобрали вместе с другими ранеными и переправили в военный госпиталь под Константинополем. Удача не отвернулась от него и здесь: несчастного выходила сама мисс Найтингейл, благословенная Леди-с-Лампой, и добилась того, чтобы его отослали домой.

Фортуна продолжала улыбаться ему и в Англии. Друг детства, а ныне старший клерк на Большой Северной железной дороге, проникся к нему сочувствием и устроил кондуктором. Мало кто стремился занять это место из-за немалого вреда для здоровья, но Харригану работа казалась непыльной по сравнению с ужасами Крыма.

Он покрутил штурвал и снял вагон с тормоза. Затем высунулся в окно и помахал фонарем машинисту, сигнализируя, что все готово к отправлению.

Далеко впереди запыхтел паровоз, и шум разнесся по всему вокзалу. Вагон дернулся, и поезд тронулся с места.

Обычно Харриган махал на прощание людям, оставшимся на перроне, но нынешним вечером там стояли только охранники, носильщики и нищие в изодранных солдатских мундирах.

– Подождем до понедельника, – сказал ему носильщик, вероятно надеющийся на скорое возвращение клиентов. – У людей короткая память. Они вернутся, когда уже не смогут больше откладывать деловые поездки или им понадобится навестить больную бабушку.

Но так было до взрыва на вокзале Ватерлоо.

Поезд набирал ход, громыхая мимо темных фабрик и трущоб. Когда дым и сажа долетели до Харригана, он проверил, горит ли белый фонарь в передней части вагона и предупреждающий красный сигнал позади, а затем забрался в свою кабинку. Он оперся рукой о трясущуюся стену вагона и посмотрел в грязное окно.

За три недели работы Мэтью запомнил каждый прямой участок и каждый поворот пути. Когда поезд загрохотал по знакомому мосту, воздух стал чище. Свет фонарей отразился в реке, и Харриган определил, что до первой остановки еще десять минут.

Справа виднелся силуэт деревенского дома.

Чуть впереди – и тоже по правую сторону – горел огонек, который можно было принять за фонарь следующей станции, не будь до нее так далеко. Если бы небо не затянули облака, Харриган мог бы подумать, что это луна отражается в окне переднего вагона, поскольку поезд как раз начинал поворот.

Огонек становился все ярче.

Харриган открыл дверь кабинки и вышел навстречу резкому ветру. Надоедливый запах дыма был сегодня по-особенному силен. Кондуктор ухватился за боковой столб вагона и высунул голову так далеко, как только мог. Присмотревшись к передним вагонам, покачивающимся из стороны в сторону, он вдруг понял, что это не просто огонек. Красный свет мерцал и словно бы пульсировал. Черный дым клубился над вагонами, постепенно сползая к хвосту поезда.

«Бог мой, да это же пожар!» – догадался Харриган.

Он вытащил из кабинки красные светофильтры, один укрепил на переднем фонаре вагона, а второй поставил на свой ручной фонарь и закачал им в воздухе, сигнализируя машинисту, чтобы тот остановил поезд.

«Боже милосердный, только бы он посмотрел назад!» – мысленно взмолился Харриган.

Внутри вагонов не было коридоров, связывающих купе, как не было и переходов между вагонами. Пассажиры не могли покинуть горящее купе. Харригану оставалось лишь надеяться, что оно было пустым.

Он замахал фонарем еще отчаяннее. С левой стороны пламя уже вырывалось из окна. Стук колес сбился с ритма, а значит, машинист все-таки оглянулся и заметил огонь. Как только поезд замедлил ход, Харриган повернул штурвал тормоза.

Раздался дикий визг, во все стороны полетели искры.

Пол покачнулся, и кондуктор с трудом удержался на ногах, но стоило поезду еще немного притормозить, как он выскочил из вагона на гравийную насыпь и побежал вдоль состава. Света фонаря едва хватало, чтобы не споткнуться обо что-нибудь в густом дыму.

Харриган остановился, достал ключ из кармана и открыл дверь багажного вагона.

– Пожар! – крикнул он охранникам. – Вылезайте скорее и помогите мне!

Он помчался дальше, подгоняемый знакомым еще по войне страхом. Из вагона третьего класса, где все пассажиры теснились в одном общем помещении, донеслись крики. Харриган понадеялся, что охранники догадаются открыть его, но сам не мог терять на это время. Все его внимание было сосредоточено на горящем вагоне.

Задыхаясь и кашляя от дыма, он пробежал мимо вагона второго класса. Впереди полыхнуло пламя, оно ревело, как дикий зверь.

А еще там кто-то кричал.

Харриган вставил ключ в замок, наклонился и дернул дверь на себя. Двое мужчин выскочили наружу так стремительно, что он не успел отойти в сторону и, получив болезненный толчок, повалился на гравий.

Ошеломленный происходящим, он все же поднялся на ноги и заставил себя подойти ближе к огню. Когда он открыл следующую дверь, из нее вылетел еще один пассажир в горящей одежде, чуть снова не сбив кондуктора с ног. Харриган даже не успел прийти ему на помощь: истошно вопящий мужчина упал и покатился вниз по склону, поджигая сухую траву.

Мэтью ринулся вслед за ним, стащил с себя пальто и набросил на вопящего и корчащегося от боли мужчину, чтобы сбить пламя, а затем принялся затаптывать горящую траву.

– Помогите! – кричали пассажиры из соседних купе.

«Где мои ключи? – растерянно подумал Харриган. – Куда они подевались?»

В отблесках пожара он разыскал ключи в траве, поднял и помчался вверх по склону. Наученный горьким опытом, он заранее отпрыгнул в сторону, когда еще два пассажира вырвались из купе через только что открытую дверь.

А Харриган уже бежал к следующему вагону, где огонь покорежил дверь и выгнул крышу.

Сквозь рев пламени кондуктор услышал еще один звук – пугающе знакомый и быстро приближающийся.

Он метнулся к хвосту поезда и увидел сигнальные огни другого локомотива, темной дугой мчащегося следом. Слишком быстро, чтобы вовремя остановиться.

Раздался оглушительный свист.

– Бегите! – закричал Харриган, сталкивая зазевавшихся пассажиров с насыпи.

Свист повторился, еще громче, чем в первый раз.

– Быстрее! Уходите отсюда!

Оглянувшись на бегу назад, Харриган увидел, как паровоз на полном ходу врезался в тормозной вагон, перевернул его и сбросил с рельсов. С грохотом, напомнившим залпы артиллерийских орудий в Крыму, вагоны сталкивались друг с другом, опрокидывались, подлетали в воздух и скатывались по насыпи.

Паровоз второго поезда тоже сошел с рельсов и съехал вниз. Женщина, бежавшая впереди Харригана, споткнулась и упала. Он подхватил ее и потащил за собой по траве. Котел паровоза взорвался. Горячий пар вырвался на свободу вместе с разлетающимися во все стороны кусками железа. Харриган упал прямо на женщину, пытаясь прикрыть ее своим телом, когда его спину обдало жаром.

– К Гигантскому глобусу Уайльда, – сказал лорд Палмерстон вознице, садясь вместе с телохранителем в кеб.

– Прошу прощения, господин хороший, только он так допоздна не работает.

– Сегодня будет работать.

Лорд Палмерстон решил не принимать обычных мер предосторожности и не ехать обходным путем. Так легче определить, не следует ли за кебом другой экипаж. На этот раз было бы даже лучше, если бы кто-то наблюдал за ним.

Гигантский глобус был возведен четыре года назад, к открытию выставки в Хрустальном дворце, на которую в Лондон прибыло множество гостей. Шар диаметром около двадцати метров, ставший одним из самых высоких зданий в Вест-Энде, занимал большую часть площади Лестер-сквер в Сохо – некогда пасторального пейзажа, покрывшегося со временем сорняками, мусором и трупами дохлых кошек. Предприниматель Джеймс Уайльд взял этот участок в аренду, пообещав владельцу облагородить территорию. Облагораживание свелось к возведению на пустыре Гигантского глобуса. За один шиллинг посетители могли войти внутрь и восхититься гипсовыми моделями континентов и океанов, рек и гор. Здесь побывало три миллиона зрителей, и никому из них не показалось странным, что он видит мир, вывернутый наизнанку, поскольку эти горы не поднимались в небо, а тянулись к центру Земли.

– Еще раз прошу прощения, но посмотрите сами – там темно, – сказал кебмен, приехав на место.

– Все равно спасибо, – ответил лорд Палмерстон и вместе с верным секретарем выбрался из экипажа. Он заплатил вдвое больше обычного, чтобы кебмен наверняка запомнил, как привез его сюда.

Как только кеб с грохотом укатил прочь, из тени вышел один из охранников.

– Она приехала? – спросил лорд Палмерстон.

– Да, премьер-министр, пять минут назад. Вот к этому уличному фонарю. Она так прелестна в своем розовом платье, что ее не могли не заметить.

– Вы обыскали Глобус?

– Он пуст, сэр, если не считать вашей гостьи.

Несмотря на холодный ветер, лорд Палмерстон распахнул пальто. Фонарь осветил его ярко-голубой жилет под серым сюртуком. Праздничная одежда обязана была привлечь к себе внимание, учитывая тот факт, что, согласно последней моде, яркая мужская одежда считалась неприличной. В юношеские годы лорда Палмерстона такой наряд сочли бы блеклым, но по современным стандартам он выглядел откровенно вызывающим.

Расправив плечи и выпрямив спину, чтобы казаться моложе своих семидесяти лет, он подошел к огромному Глобусу. У входа не горели огни, однако дверь оказалась не заперта.

Он подождал, пока глаза привыкнут к темноте, прошел через турникет рядом с билетной кассой и оказался в вестибюле с застекленными витринами. Сейчас он не мог ничего различить, но знал, что в них демонстрировались различные минералы и схемы геологических слоев Земли.

Свет проникал в вестибюль сквозь щель в занавесе с восточным узором. Лорд Палмерстон, чьи шаги гулко отдавались от стен пустого зала, раздвинул занавес и вошел внутрь шара.

Перед ним возвышались четыре расположенные одна над другой платформы, подняться на которые можно было по деревянной лестнице. К платформам были подвешены лампы. Днем свет проникал внутрь через стеклянный колпак в потолке, установленный на месте Северного полярного круга.

Лорд Палмерстон посмотрел на рельефные очертания материков и океанов, выступающие из поверхности глобуса со всех сторон вокруг него. Он словно бы очутился в пещере со сталактитами и подумал, не так ли выглядят безумные видения, посещающие Любителя Опиума.

Первой лорд Палмерстон опознал Австралию. «Британская колония», – с удовлетворением отметил он. Продолжая подниматься по лестнице, он увидел и другие владения Британской империи – Индию, Бирму, Сингапур, Гонконг, Новую Зеландию… Разумеется, все это были лишь колонии в одной части земного шара, и когда лорд Палмерстон поднялся еще выше, ему открылись и другие владения Британии. Величие империи наполнило его гордостью. Его власть простиралась на такое множество стран и народов, каким не управлял никто за всю мировую историю.

Однако, несмотря на всю эту власть, когда лорд Палмерстон добрался до третьей платформы, у него перехватило дыхание. Усилием воли он скрыл усталость, так же как скрывал свой возраст, подкрашивая бакенбарды каштановой краской.

На верхней площадке его поджидала молодая женщина. Она была удивительно красива в этой розовой шляпке и таком же платье. Розовый цвет подчеркивал блеск ее губ. Сейчас ее звали Шарлотта, хотя за свою карьеру она поменяла немало имен. В настоящий момент она играла роль на международной политической сцене и находила, что все эти дипломаты, генералы и толстосумы намного забавнее джентльменов, что аплодировали ее игре в кровавых мелодрамах лондонских театров.

– Надеюсь, вы чувствуете себя так же блестяще, как выглядите, – сказал лорд Палмерстон.

– Неудивительно, что вы продержались в политике больше полувека, – улыбнулась Шарлотта и поцеловала его в щеку. – Ваши комплименты звучат так искренне, словно вы и в самом деле так думаете.

– Но я и в самом деле так думаю, – возразил он и поцеловал ее в ответ.

Они стояли под вентиляционной трубой, в которой свистел ветер, заглушая их слова. Если бы вопреки всем стараниям охраны лорда Палмерстона кто-то оказался свидетелем этой встречи, то соглядатай видел бы их лишь издали и смог бы сообщить только то, что их головы почти соприкасались, вероятно в поцелуе. Чего еще можно ожидать от человека, уже долгие годы скандально известного своими любовными похождениями?

– Доктор Мандт прибыл в Англию сегодня утром, – прошептала Шарлотта ему на ухо. – Сейчас он должен подъезжать к Седвик-Хиллу.

Седвик-Хилл. Услышав это название, лорд Палмерстон не удержался от вздоха. Посторонний наблюдатель решил бы, что он вздохнул оттого, что погладил ее шею.

– Наконец-то. Последнее сообщение пришло из Антверпена три дня назад. Я опасался, что русские перехватили его. – В противоположность нежному жесту, голос лорда Палмерстона звучал раздраженно. – Однако теперь, из-за убийства Дэниела Харкурта, Седвик-Хилл привлек внимание полиции. Все эти ухищрения были бы не нужны, если бы доктор Мандт не надумал бежать. Если бы он сохранил рассудок, то мог бы выждать месяц-другой, а потом сказать новому царю, что вынужден по семейным обстоятельствам вернуться в Германию. У покойного царя и в самом деле была пневмония. Это вскоре подтвердили бы и другие врачи.

– Доктор Мандт утверждает, что у него не было выбора, – объяснила она, прижимаясь к нему щекой. – Как только царь умер, завистливые русские коллеги обвинили его во врачебной ошибке. И он полагал, что вскоре последуют обвинения в кое-чем похуже. Он сбежал сразу, как только представилась возможность.

– Но если бы русские агенты выследили его и заставили признаться, если бы во всем обвинили меня…

Лорд Палмерстон почувствовал секундный приступ головокружения, посмотрев с платформы на рельефные очертания материков и океанов.

– Кто не рискует, тот не выигрывает, – прошептала Шарлотта. – Оказалось, что военные аппетиты нового царя не так велики, как у его отца.

– Я знал, что все делаю правильно.

– Русские крестьяне взбунтовались из-за нехватки продовольствия, вызванной войной, – продолжала Шарлотта. – Следуя вашим инструкциям, мои агенты распространяют слухи о том, что русские солдаты на войне тысячами погибают от голода, а богатеи набивают чрево икрой и водкой. Мы выдали крестьянам расположение продуктовых складов, предназначенных для аристократии. Мы организовали нападения на эти склады. Мы поджигали поместья и обставляли все так, будто бы это сделали крестьяне. Новый царь не знает, что обойдется ему дороже – продолжение войны или революция. Его решимость слабеет с каждым днем.

– Возможно, наша решимость тоже слабеет, – заметил лорд Палмерстон. – Сегодня вечером произошел еще один инцидент с поездом. Скоро никто и нигде не сможет чувствовать себя в безопасности. Боюсь, что русские обратили мою стратегию против меня самого.

Повозка неожиданно остановилась. Сидевший в глубине ее мужчина с беспокойством выглянул из-под парусинового навеса. Не считая звезд и ущербной луны над головой, кругом была почти кромешная тьма.

– Доктор Мандт, вам пора выходить, – сказал возница по-немецки с английским акцентом.

– Но здесь же пустырь, – возразил Мандт.

– Так нам приказано, – добавил напарник возницы с таким же акцентом.

– Но… но ведь там темно.

– Я пойду с вами.

– Вы решили убить меня, да?

– Убить?

– Перережете мне горло и закопаете в поле.

– Доктор, поверьте, если бы мы хотели вас убить, то не стали бы тратить столько сил, помогая вам сбежать от русских. Прошу вас, идемте со мной. Этот молодой человек проводит нас туда, где вы сможете заночевать.

– Я не настолько глуп, чтобы согласиться…

– Взгляните на это с другой стороны. Если мы собираемся убить вас, то вы никак не сможете нам помешать, так что лучше поберегите свои нервы. Смотрите на жизнь с оптимизмом. Спускайтесь, и пусть молодой человек проводит нас к вашему временному пристанищу.

Дрожа всем телом, Мандт выбрался из-под навеса. Ноги едва держали его.

Единственный фонарь давал так мало света, что даже лошади с трудом находили дорогу.

– Ну и где ваш молодой человек? – спросил доктор.

Из-за фургона вышел высокий мужчина и что-то сказал по-английски. Возница перевел:

– Он говорит, что нужно идти вот по этой тропинке.

– Какой еще тропинке?

– Вот этой. Он говорит, что мы не сможем подъехать прямо к дверям, поскольку грохот повозки разбудит пациентов. Утром они начнут спрашивать, кто это приехал посреди ночи, а нам такие вопросы ни к чему.

– А что за пациенты?

– Долго объяснять. Утром сами все увидите.

– Вы хотите засадить меня в сумасшедший дом?

– Успокойтесь, пожалуйста, доктор. Это не сумасшедший дом, хотя пациенты – их здесь именуют гостями – с радостью платят за прием такие деньги, что их и правда можно заподозрить в сумасшествии. А теперь идемте, и прошу вас: с этой минуты никаких разговоров.

Молодой человек, не взяв с собой фонарь, повел доктора и его спутника по тропе. Бывший лейб-медик плотнее закутался в пальто, но продолжал дрожать. После долгого и опасного путешествия он каждое мгновение ожидал, что кто-нибудь выскочит из темноты и набросится на него.

Впереди на фоне звездного неба показался холм. У его подножия стояли три высоких здания. Под завывания ветра доктор и его сопровождающие подошли к боковой двери среднего из них.

За дверью тоже было темно. Молодой человек проводил бывшего лейб-медика внутрь.

– Здесь вы будете в безопасности, – едва слышно произнес спутник Мандта. – Ничего не бойтесь.

«Ему-то легко так говорить, – подумал про себя несчастный доктор, – Это не он только и делал, что боялся, на протяжении последних двух недель».

После этих слов спутник бывшего лейб-медика направился обратно к фургону.

– Постойте! – взмолился Мандт. – Не оставляйте меня одного!

– Тихо, – произнес кто-то на чистом немецком, закрыв за поздним посетителем дверь.

В темноте вспыхнула спичка, едва не ослепив Мандта.

– Он сказал правду, – продолжил тот же голос. – Здесь вам ничто не угрожает.

Глава 7

Ледяной дом

– Доброе утро! – поприветствовал Де Квинси и Эмили представительного вида мужчина, открывший дверь на их стук, не дожидаясь слуг. – Я Эдвард Ричмонд, муж Кэролайн.

Шестидесяти с лишним лет, с модной бородкой и усами, мужчина был одет в пошитый на заказ сюртук, белую сорочку со сборками и темно-синим галстуком, что говорило о финансовом благополучии, но не выглядело при этом вульгарно.

– Заходите, заходите. На улице ужасный ветер. Прошу вас, поставьте сюда свои саквояжи.

Он оставил без внимания и маленький рост Де Квинси, и блумерсы Эмили. Не выразил удивления и тем, что девушка пожала ему руку, вместо того чтобы сделать книксен.

Со своей стороны Эмили постаралась не удивляться роскошному вестибюлю, более богатому, чем в доме лорда Палмерстона. Лестница с блестящими бронзовыми перилами тоже производила внушительное впечатление, она была так широка, что по ней могла спокойно пройти женщина в самом пышном платье. Античные статуи и изящные пейзажи скорее говорили не о богатстве хозяев или желании поразить гостей, а, наоборот, свидетельствовали об их тонком вкусе.

– Моя жена сейчас спустится к нам. С тех пор как я вернулся из Манчестера, она только и говорит о своем неожиданном открытии, что вы остановились прямо за углом от нас, мистер Де Квинси.

– Прошу вас, зовите нас Томасом и Эмили, – попросил Любитель Опиума.

– С удовольствием, но тогда и вы называйте меня Эдвардом. Думаю, мы можем позволить себе такую вольность, учитывая вашу давнюю дружбу с Кэролайн. Когда вы виделись в последний раз? Около пятидесяти лет назад? Я почти приревновал, когда она рассказывала о том, как вы спали под одной попоной и защищались от крыс, которых она принимала за привидения.

– При помощи яда, который я сам изобрел, – прибавил Де Квинси и потянулся к карману за лауданумом.

– Не сейчас, отец, – остановила его Эмили.

Де Квинси с разочарованным видом опустил руку.

– Я смешал фосфор с сахаром, свиным жиром, мукой и бренди. Привлеченные светом, крысы должны были проглотить это подобие теста для печенья и умереть. Это был мой прощальный подарок ей, и…

– И он подействовал, – оборвал его объяснения женский голос.

Они обернулись к Кэролайн, грациозно спускавшейся по лестнице с небольшим чемоданчиком в руке. Синий дорожный костюм из тонкой шерсти необыкновенно шел ей, подчеркивая золотисто-каштановый цвет волос. Как и накануне, она надела шляпку того же цвета, что и платье со свободной юбкой вместо кринолина. Легкость, с которой она выговаривала слова, пока спускалась по лестнице, подсказывала, что она, как и Эмили, не носила корсета.

– Кэролайн до сих пор пользуется вашей смесью, – сообщил Эдвард. – Но теперь она предназначается для того, чтобы освещать по ночам дом. Компания, с которой я связан деловыми отношениями, собирается начать промышленное производство этой смеси. Поскольку идея принадлежит вам, возможно, мне удастся добиться небольших комиссионных для вас, когда товар выйдет на рынок.

Кэролайн наклонилась и поцеловала Де Квинси в щеку.

– Прекрасная мысль.

– Как все-таки хорошо, что я не ревнив, – шутливым тоном отозвался Эдвард.

– Доброе утро, Эмили, – сказала Кэролайн, обнимая девушку.

– Доброе утро.

– Надеюсь, вы не станете думать обо мне хуже, если я не пойду в церковь в воскресенье. Помочь моей дочери – а ее муж серьезно болен – для меня важнее, чем сидеть в молельне.

Страницы: «« « ... 678910111213 » ... »»