Тень ночи Харкнесс Дебора
– Но у нас нет паспортов, – спохватилась я.
– А ты загляни под коврик. Маркус не забыл предупредить Сару, чтобы оставили их там.
Я отогнула грязные коврики и нашла французский паспорт Мэтью и свой американский.
– А почему обложка твоего паспорта не бордового цвета? – удивилась я, доставая паспорта из пластикового мешочка с застежкой (тоже Эм позаботилась).
– Потому что это дипломатический паспорт. – Мэтью вывернул на скоростное шоссе и включил фары. – Кстати, там должен быть такой же на твое имя.
Внутри американского паспорта я нашла другой – французский дипломатический паспорт, выданный на имя Дианы де Клермон. В нем было зафиксировано, что я состою в браке с Мэтью. Оставалось только гадать, каким образом Маркус сумел скопировать мою фотографию, не повредив оригинала.
– Так ты и в этом веке шпион? – спросила я, ошеломленная новым документом.
– Нет. Это как и вертолеты, – улыбнулся Мэтью. – Одно из преимуществ, какие дает принадлежность к семейству де Клермон.
Аэропорт Сиракьюс я покидала, будучи Дианой Бишоп, а в Амстердам на следующий день прилетела уже Дианой де Клермон. Дом Мэтью оказался особняком XVII века, стоящим на самом живописном отрезке набережной канала Херенграхт. От Мэтью я узнала, что этот особняк он купил в 1605 году, перебравшись сюда из Шотландии.
Здесь мы задержались ровно настолько, чтобы принять душ и переодеться. Я оставила легинсы, надетые еще в Мэдисоне, и лишь сменила рубашку, позаимствовав одну из рубашек Мэтью. Он облачился в привычную одежду серых и черных тонов, предпочитая кашемир и шерсть, хотя, если верить газетам, был конец июня. Брюки скрыли ноги Мэтью, к чему я никак не могла привыкнуть, ведь по моде XVI века он носил чулки и короткие штаны.
– Все вполне честно, – комментировал эту перемену Мэтью. – Я несколько месяцев не видел твоих ног, за исключением спальни.
Мы спустились в подземный гараж, и тут с Мэтью едва не случился сердечный приступ. Его любимого «рейнджровера» там не было. На том месте, где муж рассчитывал найти своего верного «коня», стояла темно-синяя спортивная машина с откидным верхом.
– Я убью его! – пообещал Мэтью, увидев приземистую машину.
Ключом от дома муж отпер металлический ящик, прикрученный к стене. Внутри лежал другой ключ и записка: «Добро пожаловать домой. Никому и в голову не придет, что ты поедешь на этой машине. Она безопасная. И быстрая. Привет, Диана. М.».
У приборной доски было сверкающее хромовое покрытие, а сами приборы напоминали авиационные.
– Как называется эта машина? – спросила я.
– «Спайкер спайдер». Маркус коллекционирует машины, названные в честь паукообразных.
Двери спортивного автомобиля открывались непривычным образом – вертикально, словно крылья реактивного истребителя.
– Тоже мне, нашел неброскую машину! – выругался Мэтью.
На машине Маркуса мы пересекли бельгийскую границу. Возле первого же автосалона Мэтью загнал ее на стоянку. После недолгих переговоров с менеджером к нему перекочевали ключи от темно-синего чуда, и мы пересели в более вместительную и менее навороченную машину. Пусть она напоминала ящик на колесах, но на ней мы благополучно въехали во Францию и через несколько часов начали медленно подниматься по горам Оверни, держа путь к Сет-Туру.
Наконец за деревьями замелькали очертания знакомого замка-крепости: розовато-серый камень стен, темное башенное окно. Я не удержалась от сравнений, вспоминая, как выглядел замок и прилегающая деревня в 1590 году. Сегодня над Сен-Люсьеном не вилась серая пелена дыма. Звяканье колокольчиков вдали заставило меня повернуть голову. Мне хотелось увидеть потомков тех коз, что когда-то вечерами спускались с пастбищ, предвкушая ужин. Я знала: Пьер не прискачет нам навстречу, освещая дорогу факелом, а на современной кухне я не увижу Шефа, который острейшим тесаком отсекал фазанам головы, чтобы затем быстро приготовить еду для теплокровных и вампиров.
И конечно же, в замке не будет Филиппа, не будет раскатов его смеха, едких замечаний о тленности человеческой натуры, цитат из Еврипида и мудрых рассуждений о проблемах, с которыми нам предстоит столкнуться, вернувшись в свое время. Когда я перестану с замиранием сердца ожидать его шагов и зычного голоса? При мысли о свекре у меня заныло сердце. В этом ярко освещенном современном мире с его громадными скоростями не было места для таких героев, как Филипп.
– Ты думаешь о моем отце, – пробормотал Мэтью.
Наши молчаливые ритуалы вампирского вкушения крови и ведьминого поцелуя обострили способность угадывать мысли друг друга.
– Ты тоже думаешь о нем, – сказала я.
Отец занимал мысли Мэтью с тех пор, как мы пересекли французскую границу.
– После его смерти замок стал для меня пустым. Стены давали пристанище, но прежнего уюта там уже не было.
Мэтью бросил мимолетный взгляд на замок и снова сосредоточился на дороге. Я ощущала груз ответственности, лежащей на нем, и сыновний долг быть достойным отцовского наследия.
– Быть может, на этот раз все окажется по-другому. Сейчас в замке Сара и Эм, Маркус. Я уже не говорю про Софи и Натаниэля. И Филипп по-прежнему с нами, если только мы научимся сосредоточиваться на этом, а не на его отсутствии.
Дух Филиппа будет ощущаться в тенях каждой комнаты, в каждом камне стен. Я внимательно смотрела на прекрасное, суровое лицо мужа и лучше, чем прежде, понимала, как жизненный опыт и боль лепили эти черты. Моя рука лежала на животе. Другую я протянула Мэтью, предлагая утешение, в котором он отчаянно нуждался.
Его пальцы сжали мои. Потом Мэтью отпустил мою руку. Некоторое время мы молчали. Вскоре мои пальцы начали нетерпеливо барабанить по бедру. Меня так и подмывало открыть прозрачный люк в передней части крыши, выпорхнуть из машины и полететь к крыльцу замка.
– И думать не смей! – прорычал Мэтью, смягчая запрет широкой улыбкой.
Я тоже улыбнулась, но тут он еще сбросил скорость, чтобы миновать опасный изгиб дороги.
– Тогда поторопись! – потребовала я.
Мне было не совладать с охватившим меня нетерпением. Я взывала к двигателю машины, но показания цифрового спидометра упорно держались на прежней отметке.
– Напрасно ты обменял машину Маркуса на эту колымагу, – застонала я.
– Терпение. Мы уже почти приехали.
«Дорога не дает мне шанса ехать быстрее», – поймала я мысль Мэтью.
Боже! Он еще сбросил скорость!
– Помнишь, что говорила Софи, когда муж вез ее к нам беременную? «Он ведет машину, как старуха».
– Представь, как Натаниэль вел бы машину, будь он на самом деле старухой. Да еще старухой, прожившей столько, сколько я. Теперь и я буду так ездить, если ты сидишь рядом. – Мэтью потянулся за моей рукой, поднес к губам и поцеловал.
– Изволь держать руль обеими руками, старуха, – пошутила я.
Мы проехали последний изгиб дороги. Дальше она выпрямлялась и тянулась прямо к крыльцу замка, окаймленная с обеих сторон ореховыми деревьями.
«Ну быстрее!» – мысленно просила я. Вдали мелькнула крыша башни Мэтью. Но когда машина не увеличила скорость, а чуть ли не поползла, я наградила мужа сердитым взглядом, требуя объяснения.
– Нас встречают, – пояснил Мэтью, качнув головой.
Посреди дороги, словно статуи, застыли Софи, Изабо и Сара.
Демоница, вампирша и ведьма. Нет, их было четверо. Софи держала на руках ребенка. Я увидела густую шапку каштановых волос и длинные крепенькие ножки. Одной ручонкой малышка цеплялась за локоны Изабо, вторая была властно простерта в нашу сторону. Наши глаза встретились. Я ощутила легкое, но очень знакомое покалывание в теле. Значит, предсказание сбылось: у Софи и Натаниэля родилась ведьма.
Не дожидаясь, когда Мэтью остановит машину, я щелкнула пряжкой ремня безопасности, распахнула дверь и выбежала на дорогу. Слезы хлынули сами собой. Сара бросилась мне навстречу. На ней была все та же одежда из флиса и фланели. Тетка окружила меня знакомыми запахами белены и ванили.
«Дома», – подумала я.
– Как я рада вашему благополучному возвращению! – порывисто произнесла она.
А за спиной Сары Софи осторожно разжала детские пальчики, отведя их от волос Изабо. Лицо матери Мэтью, как всегда, было прекрасным и непроницаемым, но складки вокруг рта свидетельствовали, что ей вовсе не хотелось расставаться с ручонкой маленькой ведьмы. Эти складки, этот напряженный рот были одними из «теллсов» Мэтью. Зная, каким образом у вампиров появляются сыновья и дочери, такая схожесть была более чем странной.
Я осторожно высвободилась из объятий Сары и повернулась к Изабо.
– Я сомневалась, что вы вернетесь, – призналась она. – Такое долгое отсутствие. А тут Маргарет вдруг начала требовать, чтобы ее понесли на дорогу. И тогда я поверила в ваше благополучное возвращение. – Изабо вглядывалась в мое лицо, пытаясь что-то узнать.
– Мы вернулись. И останемся.
В долгой жизни вампирши было слишком много потерь. Я поцеловала ее в обе щеки.
– Bien, – удовлетворенно произнесла Изабо. – Нам всем очень недоставало вашего общества. Даже Маргарет.
Услышав свое имя, малышка затянула нараспев:
– Д-д-д-д…
Она сучила ножками и размахивала ручками, словно взбивала яйца сразу в четырех мисках. Маленькая ведьма пыталась добраться до меня.
– Умная девочка, – одобрительно сказала Изабо, погладив по голове Маргарет, а затем и Софи.
– Хочешь подержать свою крестницу? – спросила Софи, улыбаясь сквозь слезы.
«Как же она похожа на Сюзанну», – подумала я.
– Хочу, – сказала я, чмокая молодую мать в щеку.
Она протянула мне ребенка.
– Ну здравствуй, Маргарет, – прошептала я, вдыхая младенческий запах.
– Д-д-д-д… – заверещала Маргарет и тут же ухватила прядь моих волос.
– Да ты у нас возмутительница спокойствия! – засмеялась я.
Маргарет в знак протеста принялась колотить меня по ребрам.
– Представляешь, родилась под знаком Рыб, но упрямством – вся в отца, – защебетала Софи. – Сара была на церемонии вместо тебя. Агата тоже приезжала. Сейчас ее нет, но не удивлюсь, если скоро появится. Они с Мартой сделали изумительный торт. Снаружи – весь в сахарных нитях. Просто шедевр. А Маргарет мы нарядили в потрясающее платьице… Слушай, а у тебя речь изменилась, как будто ты долго жила в другой стране. И волосы у тебя изменились. Мне такие больше нравятся. Наверное, ты проголодалась в пути?
Софи перескакивала с темы на тему, не делая пауз. Так говорили Том и Джек. При воспоминании о них у меня защемило сердце. Я была в кругу семьи и все равно чувствовала боль от потери друзей.
Поцеловав Маргарет в лоб, я вернула маленькую ведьму матери. Дверь «рейнджровера» со стороны водительского сиденья была распахнута. Мэтью стоял в странной позе: левая нога упиралась в землю Оверни, а правая оставалась на полу машины, будто он сомневался, стоило ли нам сюда приезжать.
– А где Эм? – спросила я.
Сара и Изабо переглянулись.
– Остальные ждут вас в замке. Идемте все туда, – предложила Изабо. – Мэтью, машину можешь оставить здесь. Кто-нибудь пригонит ее во двор. После стольких часов за рулем тебе не помешает размять ноги.
Я обняла Сару за талию. Мы прошли несколько шагов. Меня удивило поведение Мэтью. Он по-прежнему стоял возле машины. Я обернулась. Наши глаза встретились. «Семья тебя ждет, – мысленно сказала я мужу. – Идем к тем, кто тебя любит».
Он улыбнулся, и у меня сразу отлегло от сердца.
Не знаю, слышали ли другие удивленный возглас Изабо. Его можно было принять за легкий шелест ветра.
– Что такое? Биение сразу нескольких сердец? Твоего… и еще двух?
Зеленые глаза вампирши скользнули к моему животу. В уголке одного глаза появилась красная капелька, готовая упасть. Изабо удивленно посмотрела на Мэтью. Он кивнул, и тогда кровавая слеза его матери поползла по щеке.
– В моей семье появились близнецы, – сказала я.
Мэтью уловил биение второго сердца еще в Амстердаме, перед тем как мы сели в машину Маркуса.
– В моей тоже, – прошептала Изабо. – Значит, сон Софи оказался вещим? Ты носишь ребенка Мэтью?
– Детей Мэтью, – поправила я, глядя, как красная слеза медленно ползет по ее щеке.
– Так это же новое начало, – сказала Сара, вытирая свои глаза.
Изабо как-то странно улыбнулась моей тетке.
– У Филиппа было любимое изречение насчет начал. Какое-то древнее. Мэтью, ты его помнишь? – спросила Изабо.
Мэтью окончательно выбрался из машины, словно истек срок действия заклинания, удерживавшего его. Он подошел ко мне, поцеловал мать в щеку и крепко взял меня за руку.
– «Omni fine initium novum», – произнес Мэтью, окидывая взглядом земли своего отца.
Казалось, он только сейчас по-настоящему ощутил, что вернулся домой.
«Каждый конец несет в себе новое начало», – мысленно перевела я.
Глава 42
30 мая 1593 г.
Обещание, которое взял с Энни мастер Марло, было выполнено. Фигурку богини Дианы молодая ведьма отнесла отцу Хаббарду. Длинные пальцы вампира обхватили фигурку. У Энни сжалось сердце. Серебряная Диана всегда напоминала ей о Диане Ройдон. Даже сейчас, когда прошло почти два года с момента внезапного исчезновения хозяйки, Энни скучала по ней.
– И больше Кит ничего не сказал? – спросил Хаббард.
Он вертел фигурку, наклоняя в разные стороны. Стрела охотницы, поймав отблеск свечи, ярко вспыхнула, словно готовясь полететь.
– Ничего, отец. Утром мастер Марло отправился в Дептфорд, а перед этим велел отнести вам это. Еще он сказал, что вы знаете, как надо действовать дальше.
В тонком колчане серебряной охотницы, между стрелами, был засунут клочок бумаги.
– Энни, дай-ка мне булавку, – велел Хаббард, заметив клочок.
Ошеломленная, Энни вытащила из корсажа первую попавшуюся булавку и подала вампиру. Хаббард проткнул острым концом бумагу и осторожно извлек записку. Прочитав ее, он нахмурился и покачал головой:
– Бедный Кристофер. Он всегда был потерянным чадом Божьим.
– Значит, мастер Марло не вернется назад? – спросила Энн, подавляя вздох облегчения.
Она всегда недолюбливала драматурга, а после ужасных событий на ристалище Гринвичского дворца его репутация в глазах Энни совсем упала и уже не смогла подняться. С тех пор как Ройдоны уехали, ничего не сообщив о том, куда направляются, Марло пребывал в состоянии глубокой меланхолии. Часто его меланхолия сменялась отчаянием, а то и черной трясиной. Иногда Энни казалось, что тьма вот-вот поглотит его. Ведьму заботило только одно: только бы эта трясина не засосала и ее.
Вспомнив, что Энни ждет его ответа, Хаббард сказал:
– Нет, Энни. Господь сообщил мне, что мастер Марло покинул наш мир и вступил в мир иной. И да обретет он там долгожданный покой, которого не знал здесь.
Хаббард перевел взгляд на другое свое чадо – Энни. За это время она успела превратиться из нескладного подростка в привлекательную девушку. Быть может, она излечит Уилла Шекспира от его греховной любви к чужой жене.
– Но ты не горюй. Госпожа Ройдон просила меня заботиться о тебе, как о родной дочери. Как ты знаешь, я и без ее просьб всегда заботился о своих детях. У тебя будет новый хозяин.
– Скажите, отец, кто он?
Энни понимала: ей придется безропотно идти в услужение к тому, кого назовет Хаббард. Она мечтала стать портнихой, обосноваться в Ислингтоне, брать заказы и ни от кого не зависеть. Помнится, когда Энни поделилась своей мечтой с госпожой Ройдон, та объяснила, какая сумма понадобится на это. Чтобы скопить такие деньги, нужно соглашаться на любую работу и экономить каждый пенни.
– Я отправлю тебя к мастеру Шекспиру. Теперь, когда ты научилась читать и писать, твое положение повысилось. Возможно, ты сумеешь стать ему полезной и помогать в работе.
Хаббард вертел между пальцами записку Кита. Ему очень хотелось добавить ее к посылке, которую он недавно получил из Праги. Посылка пришла к нему благодаря разветвленной сети почтовых курьеров и торговцев, созданной голландскими вампирами.
Хаббард до сих пор не понимал, зачем Эдвард Келли послал ему странную картинку, изображавшую драконов. Эдвард был темной и скользкой личностью. Хаббард не одобрял его моральных принципов, которые правильнее было бы назвать беспринципностью. Этот демон не видел ничего предосудительного в откровенном воровстве и прелюбодеянии. Однако Эдвард тоже принадлежал к числу детей Хаббарда. Помнится, проводя с Келли ритуал принятия в семью и добровольного приношения крови, он не испытал никакого удовольствия. Это походило на малоприятную обязанность. Взамен Хаббард сумел заглянуть в душу Келли и понял, что не хочет видеть его в Лондоне. Тогда он отослал Эдварда в Мортлейк. С тех пор Ди не докучал Хаббарду просьбами найти ему учителя магии.
Однако Марло писал, что фигурка Дианы должна перейти к Энни. Хаббард сознавал, что не смеет изменять последнюю волю того, кто писал записку за считаные часы до смерти. Поэтому он протянул Энни фигурку и клочок бумаги.
– Советую отнести это к твоей тетке Сюзанне. У нее то и другое сохранится надежнее. Записка – память о мастере Марло.
– Да, отец Хаббард, – сказала Энни.
Она тоже не посмела ослушаться повеления своего духовного отца, хотя с большим удовольствием продала бы серебряную вещицу, а деньги спрятала в чулок, где хранились ее сбережения.
Покинув церковную крипту, где по-прежнему находился двор Эндрю Хаббарда, Энни побрела по лондонским улицам к жилищу Уилла Шекспира. Он был менее взбалмошным, чем Марло. Госпожа Ройдон всегда говорила о нем с уважением, хотя друзья Шекспира часто потешались над ним.
Энни быстро прижилась на новом месте. Ее настроение с каждым днем становилось все радостнее. Когда пришли известия о печальных обстоятельствах кончины Марло, Энни поблагодарила Бога, своевременно избавившего ее от многих напастей. Новость о смерти Марло сильно подействовала на мастера Шекспира. Он крепко напился и даже повздорил с распорядителем празднеств, но сумел дать убедительные объяснения, сказав, что не помнил себя от горя. Потом все вернулось в прежнюю размеренную колею.
Жилище мастера Шекспира требовало основательного наведения порядка. Постепенно Энни добралась и до окна, успевшего потемнеть от грязи. Ей пришлось не раз сменить воду. Энни погрузила тряпку в таз, наклонилась. И вдруг из кармана ее фартука выпал клочок бумаги. Ветер, дувший в открытое окно, подхватил его и швырнул на пол.
– Энни, что это? – насторожился Шекспир, указывая пером на выпавшую бумажку.
В голове мелькнула мысль: «Не ведет ли служанка двойную игру?» Прежде Энни служила у Кита Марло. Конечно, прежнему хозяину она уже ничего не могла сообщить о Шекспире. Но у него хватало соперников среди живых драматургов. Недопустимо, чтобы они узнали, как отчаянно он нуждается в покровителе. Когда из-за чумы позакрывались едва ли не все театры, трудно поддерживать в надлежащем состоянии тело и дух. Его поэма «Венера и Адонис» могла бы поправить финансовые дела… только бы никто не украл у него сюжет.
– Энни, ты слышала вопрос? Что это?
– Ничего, м-м-мастер Шекспир, – пробормотала, запинаясь, служанка и нагнулась за бумажкой.
– Раз ничего, подними и подай мне, – велел драматург.
Получив бумажку, Шекспир сразу узнал почерк. У него зашевелились волосы на затылке. Это было послание от мертвеца.
– Когда Марло дал тебе эту бумажку? – сурово спросил Уилл.
– Он не давал мне ее, мастер Шекспир. – Энни не могла заставить себя соврать. Ее способности ведьмы были невелики, зато судьба щедро наградила девушку честностью. – Записка была спрятана. Ее нашел отец Хаббард и отдал мне. Сказал, что на память о мастере Марло.
– А он нашел записку уже после смерти Марло?
Покалывание в затылке Шекспира утихло. Тревога сменилась любопытством.
– Да, – прошептала Энни.
– Тогда я оставлю записку себе. Так она надежнее сохранится.
– Конечно.
Шекспир сжал пальцы. Энни с тревогой смотрела, как последние слова Кристофера Марло исчезли в кулаке ее нового хозяина.
– И смени тряпку. Этой ты не столько моешь, сколько грязь растираешь. Давай иди. Мне работать надо.
Отправив Энни за чистыми тряпками, Шекспир разжал кулак и внимательно прочитал строчки:
- Черный – цвет утраты истинной любви.
- Цвет демонов.
- И тени ночи.
Шекспир вздохнул. Он никогда не понимал стихотворного размера, которым писал Кит. А меланхоличный юмор и болезненное обаяние были слишком мрачными для нынешних печальных времен. Такое лишь испугает зрителей, особенно сейчас, когда смерти в Лондоне стали повседневным явлением. Он вертел в руках перо и думал.
Утрата истинной любви. Да уж… Шекспир насмешливо фыркнул. В своих пьесах он только и делал, что воспевал истинную любовь, хотя те, кто ему платил, похоже, никогда не уставали от любовных охов и вздохов. Шекспир написал эти слова на листе, затем перечеркнул, поместив поверх них единственное односложное слово, которое точнее передавало его ощущения.
Демоны. Шекспира до сих пор терзал и раздражал успех «Фауста», написанного Китом. У него самого не было таланта писать о существах, обитающих за пределами видимого и осязаемого мира. Ему куда лучше удавались характеры простых смертных с их чисто человеческими недостатками. Иногда Шекспиру казалось, что и он мог бы написать превосходную пьесу с участием призраков. Возможно, там бы действовал злой, мстительный призрак отца, отравляющий жизнь сыну. Шекспир содрогнулся всем телом. Из его собственного отца получился бы жуткий призрак, если Господу вдруг наскучило бы общество Джона Шекспира и отцовский жизненный путь подошел бы к концу… Нет, не надо ему сейчас никаких демонов.
Тень ночи. Какое вялое, предсказуемое завершение стихов. Это вполне мог бы написать Джордж Чапмен, не приди ему в голову что-нибудь пооригинальнее. Шекспир написал и эти слова. «Тень» ему особенно не нравилось. На что бы ее заменить? Зачеркнув «тень», он написал «сень». «Сень ночи». Ничуть не лучше, поскольку затерто до дыр. Поверх зачеркнутой «сени» Шекспир написал «ткань». Опять никуда не годится.
Отложив перо, Шекспир стал думать о судьбе Марло и своих друзей. Все они были сейчас недосягаемыми и неосязаемыми, словно тени. Генри Перси купался в лучах столь редкой и переменчивой благосклонности королевы и неотступно находился при дворе. А вот придворная звезда Рэли, женившегося тайком, без позволения Елизаветы, закатилась. Ему было приказано удалиться в глушь Дорсета, где, как надеялась королева, о нем все забудут. Хэрриот тихо сидел в какой-то норе и либо решал очередную математическую головоломку, либо пялился в небеса, подражая Робину Гудфеллоу[98]. До Шекспира доходили слухи, что Чампена Сесил отправил в Нидерланды с какой-то миссией и он торчал там, сочиняя поэмы о ведьмах. А Марло недавно убили в Дептфорде, хотя поговаривали, что он попросту свел счеты с жизнью. Возможно, тот странный валлиец мог бы рассказать больше, поскольку находился в таверне вместе с Марло. Ройдон – единственный по-настоящему сильный и влиятельный человек из всех, кто встречался Шекспиру, – бесследно исчез летом 1591 года вместе со своей таинственной женой. Куда они уехали и что с ними – не знал никто.
Единственным из круга Марло, о ком Шекспир слышал регулярно, был великан-шотландец Галлоглас. Он держался скорее как принц, нежели слуга, и рассказывал изумительные истории о феях и духах. У него для Шекспира постоянно находилась какая-то работа, благодаря чему драматург имел крышу над головой. Но Галлогласа интересовали не пьесы. Ему требовались иные способности Шекспира – умение подделывать чужой почерк. Платил Галлоглас хорошо и регулярно, особенно когда нужно было почерком Ройдона сделать пометки на полях какой-нибудь книги или написать письмо и поставить его подпись.
«Ну и сборище, – подумал Шекспир. – Все как один предатели, безбожники и мастера затей преступных». Он обмакнул перо, написал слово, зачеркнул жирной линией. Потом быстро набросал свой вариант стихов Марло.
- Черный есть преисподни цвет,
- Застенков цвет и школы ночи.
Теперь строки ничем не напоминали сочиненные Китом. Шекспир тоже владел алхимией – алхимией слов. Своим талантом он преобразил идеи умершего Марло, годные для таких опасных людей, как Ройдон, в нечто приемлемое для ондонских простолюдинов. И вся трансформация отняла у него лишь несколько минут.
Изменив прошлое, Шекспир тем самым внес перемены и в будущее, однако при этом не испытывал ни малейших угрызений совести. Выступление Марло на сцене мира закончилось, а его собственное только начиналось. Память людская была коротка, да и ход истории добротой не отличался.
Удовлетворенный, Шекспир поместил бумажку с новыми строками на край стола, где лежали такие же бумажки, придавленные собачьим черепом. В один прекрасный день он найдет, куда вставить эти стихи. Но потом его стали одолевать мысли.
Пожалуй, он зря отбросил за ненадобностью слова «утрата истинной любви». В них что-то было. Шекспиру они казались запертой шкатулкой, ожидавшей, когда к ней подберут ключ. Он взял кусок бумаги, отрезанный от листа, где оставалось чистое пространство. Эту вялую и неискреннюю попытку экономить Шекспир предпринял, когда Энни показала ему счет, принесенный от мясника.
«Бесплодные усилия любви», – крупными буквами вывел он.
Да, эту фразу Шекспир однажды использовал.
Действующие лица
Знаком «*» отмечены те, кого историки считают реально существовавшими
Диана Бишоп, ведьма
Мэтью де Клермон, известный также как *Ройдон, вампир
* Кристофер Марло, демон и драматург
Франсуаза и Пьер, вампиры, слуги Мэтью
* Джордж Чапмен, писатель, обладающий некоторой репутацией, но не имеющий меценатов
* Томас Хэрриот, демон и астроном
* Генри Перси, граф Нортумберленд
* Сэр Уолтер Рэли, искатель приключений
Джозеф Бидуэлл, отец и сын, сапожники
Мастер Сомерс, перчаточник
Вдова Битон, знахарка
Мистер Дэнфорт, священнослужитель
Мастер Иффли, перчаточник
Галлоглас, вампир и «солдат удачи»
* Дэвид Гам, известный также как Хэнкок, вампир, валлийский спутник Галлогласа
* Кардинал Жуайез, посетивший Мон-Сен-Мишель.
Ален, вампир и слуга господина де Клермона
Филипп де Клермон, вампир и владелец замка Сет-Тур
Шеф, повар
Катрин, Жанна, Тома (м.) и Этьен, слуги
Мари, швея
Андре Шампье, лионский колдун
* Роберт Холи, сапожник
* Маргарет Холи, его жена
* Мэри Сидни, графиня Пемброк
Джоан, ее горничная
* Николас Хиллиард, портретист
Мастер Прайор, пекарь
* Ричард Филд, печатник
* Жаклин Вотроллье-Филд, его жена
* Джон Чандлер, владелец аптеки около Барбикан-Кросс
Эймен Уголок и Леонард Шордич, вампиры
Отец Хаббард, король лондонских вампиров
Энни Крипта, молодая ведьма, имеющая некоторые способности и мало силы
* Сюзанна Норман, повитуха и ведьма
* Джон и Джеффри Норманы, ее сыновья
Благочестивая Олсоп, воздушная ведьма, живущая близ церкви Сент-Джеймс-Гарликхайт
Кэтрин Стритер, огненная ведьма
Элизабет Джексон, водяная ведьма
Марджори Купер, земляная ведьма
Джек Блэкфрайерс, пронырливый сирота
* Доктор Джон Ди, ученый, владелец обширной библиотеки
* Джейн Ди, его вечно недовольная жена
* Уильям Сесил, лорд Берли, лорд-казначей Англии
* Роберт Деверо, граф Эссекс
* Елизавета I, королева Англии
* Элизабет (Бесс) Трокмортон, фрейлина королевы
Каролина и Тереза, вампирши и служанки
* Тадеаш Гаек, врач его величества
* Оттавио Страда, имперский библиотекарь и историк
* Рудольф II, император Священной Римской империи и король Богемии