Тень ночи Харкнесс Дебора
– Спасибо. – Я выпрямилась во весь рост, потрепала Ребекку по плечу и, глядя в глаза Бриджит, повторила: – Спасибо.
Спиной я поймала подталкивающий взгляд. Я догадывалась, кто это. Дождавшись, когда Ребекка и Бриджит уйдут, я повернулась. Передо мной стоял Кит Марло.
– Госпожа Ройдон, – голос Кита звучал хрипло, а сам он был похож на воплощенную смерть, – о вашем отъезде мне Уолтер сообщил.
– Я его попросила.
Усилием воли я заставила Кита взглянуть мне в глаза. Еще одна ситуация, которую я могла исправить. Мои усилия помогут Мэтью должным образом проститься с тем, кто некогда был его близким другом.
Кит быстро отвел взгляд и опустил голову.
– Нельзя мне было появляться здесь, – пробормотал он, уставившись на свои башмаки.
– Я прощаю тебя, Кит.
Марло пружинисто вскинул голову.
– Почему? – удивился он, сраженный моими словами.
– Потому что ты любишь его. Есть и другая причина: пока Мэтью винит тебя за случившееся со мной, часть его личности остается с тобой. Навсегда, – сказала я, не особо задумываясь над ответом. – Так что иди наверх и попрощайся с ним.
Мэтью ждал нас на площадке. Интуиция подсказала ему, что я вернусь не одна. Я чмокнула мужа в губы, собираясь пройти в спальню.
– Твой отец тебя простил, – тихо сказала я мужу. – Найди и ты в себе силы простить Кита.
Я оставила их латать свои отношения, насколько это возможно. Время нашего пребывания здесь стремительно подходило к концу.
Через несколько часов к нам пришел Томас Хэрриот, и я вручила ему стальную трубу.
– Я изготовил это из ружейного дула. Естественно, внеся изменения, – пояснил мне месье Валлен, знаменитый создатель мышеловок и часов. – И добавил гравировку, как вы и просили, госпожа Ройдон.
Валлен прикрепил к телескопу изящный серебряный флажок с гравировкой: N. VALLIN ME FECIT, T. HARRIOT ME INVENIT, 1591.
«Николя Валлен меня сделал, Томас Хэрриот меня изобрел в 1591 году». Я благодарно улыбнулась месье Валлену:
– Настоящий шедевр.
Этот разговор происходил в мастерской месье Валлена. Дома, едва увидев телескоп, Джек закричал во все горло:
– Давайте смотреть на луну! Она уже больше часов на колокольне церкви Святой Милдред!
С чердака во двор «Оленя и короны» принесли старый плетеный стул, на каких сидят в саду. Сегодня здесь творилась история науки. Томас Хэрриот, математик и лингвист, уселся на этот стул. Он навел телескоп, где линзами служили очковые стекла, на полную луну и удовлетворенно вздохнул:
– Гляди-ка, Джек. Это подтверждает то, что писал синьор делла Порта.
Усадив мальчишку на колени, Том поднес один конец трубы к глазу своего верного юного помощника.
– Нужны всего две линзы – выпуклая и вогнутая. Если их расположить на нужном расстоянии, это приблизит наблюдаемый предмет.
После Джека все по очереди смотрели в телескоп.
– Это совсем не то, чего я ожидал, – разочарованно протянул Джордж Чапмен. – Неужели ты не думал, что луна окажется драматичнее? Прости, Том, но таинственная луна поэтов мне предпочтительнее этой.
– А она отнюдь не совершенна, – посетовал Генри Перси, протер глаза, а затем снова поднес к ним трубу.
– Конечно несовершенна. Нет в мире совершенства, – заявил Кит. – Не стоит верить, Хэл, всему, о чем философы толкуют, ибо это – кратчайшая дорога к разрушению. Сам видишь, сколь ничтожно влияние философии на Тома.
Я посмотрела на Мэтью и улыбнулась. Давно мы не слышали словесных баталий тех, кто принадлежал к Школе ночи.
– По крайней мере, Том в состоянии себя прокормить, чего не скажешь ни об одном из моих знакомых драматургов.
Уолтер посмотрел в телескоп и присвистнул:
– Том, я очень жалею, что ты не додумался до этой штуки раньше. В Виргинии ей бы цены не было. Стоишь себе преспокойно на палубе корабля и разглядываешь берег. Взгляни сам, Галлоглас, и только попробуй сказать, что я ошибаюсь.
– Ты никогда не ошибаешься, Уолтер, – ответил Галлоглас и подмигнул Джеку. – Крепко запомни мои слова, юный Джек. Тот, кто платит тебе жалованье, прав всегда и во всем.
Я пригласила к нам Благочестивую Олсоп и Сюзанну. Обе тоже смотрели на луну через звездное стекло Тома. Не скажу, чтобы это изобретение вызвало у них особый восторг, хотя ведьмы добросовестно его изображали, вздыхая и охая.
– И чего мужчины носятся с такими пустяками? – шепотом спросила у меня Сюзанна. – Я бы им и без этой штуки сказала, что луна совсем не гладкая. Или глаз у них нет?
Астрономический сеанс завершился, а с ним закончилось и все радостное, что было в сегодняшней встрече. Наступило тягостное время прощания. Энни мы отправили вместе с Сюзанной и Благочестивой Олсоп, сказав, что ее тетке тяжело одной вести домой старуху. Внешне все выглядело так, словно Энни переночует у Сюзанны, а завтра вернется сюда. Однако интуиция юной ведьмы заподозрила иное. Энни настороженно посмотрела на меня и спросила:
– Госпожа, вы уверены, что вам не понадобится моя помощь? Может, я лучше останусь?
– Нет, Энни. Благочестивая Олсоп еле ноги переставляет. Помоги тетке.
Я моргала, не давая слезам пролиться. И как только Мэтью выдерживал эти повторяющиеся прощания?
Затем ушли Кит, Джордж и Уолтер, пожав Мэтью руку и пожелав удачи. Голоса у них звучали угрюмо.
– Собирайся, Джек. Вы с Томом пойдете ко мне, – объявил мальчишке Генри Перси. – Время не слишком позднее. Ты там еще успеешь посмотреть в трубу на звезды.
– Я не хочу уходить, – засопел Джек.
Он повернулся к Мэтью, глядя на своего героя широко распахнутыми глазами. Как и Энни, он чувствовал надвигающуюся перемену.
– Тебе нечего бояться, Джек, – успокоил мальчика Мэтью, опускаясь перед ним на корточки. – Ты хорошо знаешь и мастера Хэрриота, и лорда Нортумберленда. Они уберегут тебя от всех напастей.
– А вдруг у меня случится кошмар? – шепотом спросил Джек.
– Знаешь, твой страх перед кошмарами чем-то похож на звездное стекло мастера Хэрриота. Там стекла и свет заставляют далекие предметы казаться ближе и больше, чем они есть на самом деле. Вот и твой страх преувеличивает силу кошмаров.
– Вот оно что… – Джек задумался. – Значит, даже если я во сне увижу чудовище, оно не сможет до меня добраться?
Мэтью кивнул:
– Но я расскажу тебе еще один секрет. Сон – это кошмар наоборот. Если тебе приснится тот, кого ты любишь, этот человек окажется ближе, даже когда он далеко.
Мэтью встал и положил руку на голову Джека, молчаливо благословляя мальчика.
После ухода Джека и его попечителей в доме остался лишь Галлоглас. Я открыла свою шкатулку для заклинаний и взяла оттуда нити. Внутри остался гладкий камешек, белое перо, обломок рябиновой ветки, мои драгоценности и записка отца.
– Я позабочусь о твоей шкатулке, – пообещал Галлоглас.
В его могучей ладони шкатулка выглядела совсем игрушечной. Племянничек заключил меня в медвежьи объятия.
– Оберегай другого Мэтью, чтобы однажды он смог меня найти, – глотая слезы, шепнула я на ухо Галлогласу.
Потом я отошла. Двое де Клермонов простились в свойственной им манере: кратко, но эмоционально.
Возле «Шапки кардинала» нас ожидал Пьер, держа поводья наших лошадей. Мэтью усадил меня в седло, затем уселся сам.
– Прощайте, мадам, – сказал Пьер, отпуская поводья.
– Спасибо, друг, – ответила я, и глаза в который раз наполнились слезами.
Пьер подал Мэтью письмо. Я узнала печать Филиппа.
– Милорд, здесь распоряжения вашего отца.
– Если через два дня я не объявлюсь в Эдинбурге, начинай меня искать.
– Непременно, милорд.
Мэтью тронул поводья, я натянула свои, и мы поскакали в направлении Оксфорда.
Мы трижды меняли лошадей и достигли Олд-Лоджа перед восходом солнца. Франсуазу и Шарля заблаговременно отослали из дому. Мы были там одни.
Письмо Филиппа Мэтью положил на письменном столе, расположив так, чтобы оно обязательно попалось на глаза его двойнику из XVI века. Письмо заставит того Мэтью спешно отправиться в Шотландию. Там Мэтью Ройдон какое-то время пробудет при дворе короля Якова, после чего исчезнет, чтобы в Амстердаме начать новую жизнь.
– Шотландский король обрадуется, что мое «помутнение рассудка» закончилось и я вновь стал прежним, – сказал Мэтью, водя ногтем по отцовскому письму. – Он может больше не опасаться моих попыток спасения ведьм.
– Мэтью, ты уже изменил ход событий в прошлом, – сказала я, обнимая его за талию. – Теперь нам предстоит выяснить, как это сказалось на событиях в нашем времени.
Мы прошли в спальню, куда восемь месяцев назад перенеслись из XXI века.
– Я тебя уже предупреждала: у меня нет полной уверенности, что, когда мы перенесемся через несколько столетий, нас выбросит в нужном времени и месте.
– Да, mon coeur, ты это говорила. Но я в тебя верю. – Мэтью взял меня под руку. Давай же снова встретимся с нашим будущим.
– До свидания, дом.
Я огляделась по сторонам. Этот дом я увижу снова, но он будет выглядеть совсем не так, как сейчас, ранним июньским утром 1591 года.
Голубые и янтарные нити в углах спальни вспыхнули и нетерпеливо загудели, наполняя комнату светом и звуком. Набрав в легкие воздуха, я сделала узел на коричневой нити, оставив один конец свободным. Нити были единственными предметами, которые мы брали в будущее, не считая одежды на нас.
– Первый узел завязала – заклинания начало, – прошептала я.
С каждым новым узлом время становилось все громогласнее. Пронзительные крики нитей оглушали.
Когда сплавились концы девятого узла, мы подняли ноги, и окружающий мир стал медленно таять.
Глава 40
Заголовки всех английских газет были более или менее схожи, но заголовок в «Таймс» показался Изабо самым емким и остроумным.
Англичане были первыми, кто взглянул на звезды в телескоп30 июня 2010 годаЭнтони Картер, сотрудник Музея истории науки при Оксфордском университете и ведущий мировой эксперт в области старинных научных приборов и инструментов, подтвердил сегодня подлинность недавно обнаруженного рефракционного телескопа. На серебряной пластинке, прикрепленной к корпусу телескопа, значатся имена его создателей, живших в эпоху королевы Елизаветы I. Это Томас Хэрриот, математик и астроном, и Николя Валлен, механик и часовых дел мастер, который, будучи гугенотом, покинул Францию по религиозным соображениям. Помимо имен, на табличке выгравирована и дата изготовления телескопа – 1591 год.
Открытие сильно взбудоражило как историков, так и ученых, работающих в области точных наук. В течение нескольких веков слава изобретения телескопа принадлежала итальянскому математику и астроному Галилео Галилею. Считалось, что он, заимствовав у голландцев достаточно примитивную технологию изготовления увеличительных стекол, создал в 1609 году свой первый телескоп для наблюдения за луной.
«Нам придется переписывать учебники истории, – сказал Картер. – Прочитав „Натуральную магию“ – труд Джамбаттисты делла Порта, – Томас Хэрриот был поистине заинтригован эффектом взаимодействия выпуклых и вогнутых линз, что позволяло „видеть предметы удаленные, равно как и находящиеся вблизи, крупнее и отчетливее“».
Астрономические разработки Томаса Хэрриота оставались неизвестными для науки еще и потому, что он их не публиковал, предпочитая рассказывать о своих открытиях в узком кругу друзей, который ряд исследователей называет Школой ночи. Благодаря покровительству Уолтера Рэли и Генри Перси, графа Нортумберленда, прозванного графом-колдуном, Хэрриот не имел финансовых тягот и мог свободно заниматься тем, что его интересовало.
Телескоп был обнаружен И. П. Ридделлом вместе со шкатулкой, содержащей математические сочинения, написанные рукой Томаса Хэрриота, и изящную серебряную мышеловку с подписью Валлена. Мистер Ридделл занимался ремонтом колоколов в церкви Святого Михаила, близ фамильного замка Перси в Алнике, когда ураганный порыв ветра сорвал выцветшую шпалеру с изображением святой Маргариты, убивающей дракона. Под шпалерой скрывалась ниша, где и находились обнаруженные предметы.
«Инструменты того периода редко имели такое количество идентификационных свидетельств, – пояснил корреспондентам доктор Картер, обращая их внимание на выгравированную дату, которая подтверждает, что телескоп был изготовлен в 1591–1592 годах. – Мы в громадном долгу перед Николя Валленом, сознававшим, что этот телескоп явится важной вехой в истории создания научных инструментов. Он пошел на беспрецедентный для своего времени шаг, запечатлев не только дату изготовления, но и имена создателей».
– Они отказываются продавать все это, – сказал Маркус, приваливаясь к дверному косяку и скрещивая не только руки, но и ноги. Своей позой он очень напоминал Мэтью. – Я говорил со всеми, начиная с церковных властей в Алнике. Обращался к герцогу Нортумберленду, к епископу Ньюкасла. Они отказываются продавать телескоп даже за щедрые деньги, которые ты предложила. Правда, думаю, я сумел их уговорить продать мышеловку.
– О находке знает весь мир, – сказала Изабо. – Даже «Монд» напечатала статью.
– Нам нужно было нажать посильнее и предотвратить расползание информации. Ведьмы и их союзники извлекут из нее жизненно важные сведения.
Обитатели замка Сет-Тур, число которых постоянно увеличивалось, вот уже несколько недель задавались тревожным вопросом: что предпримет Конгрегация, если будет точно установлено местонахождение Дианы и Мэтью?
– А что на этот счет думает Фиби? – спросила Изабо.
Ей сразу понравилась рассудительная молодая особа с изящными манерами и волевым подбородком.
Лицо Маркуса потеплело. Он стал похож на себя прежнего – веселого и беззаботного, каким был до перемещения Мэтью в прошлое.
– Она считает, что пока слишком рано оценивать степень ущерба, причиненного находкой телескопа.
– Умная девочка, – улыбнулась Изабо.
– Не знаю, что бы я делал… – начал Маркус и вдруг помрачнел. – Я люблю ее, Grand-mre.
– Конечно любишь. И она тебя любит.
После майских событий Маркусу захотелось познакомить Фиби со свой семьей, и он привез девушку в Сет-Тур. Они с Маркусом были неразлучны. Попав в пестрое сообщество демонов, ведьм и вампиров, оказавшихся под одной крышей, Фиби проявляла замечательную находчивость и тактичность. Если ее и удивляло, что в мире, помимо людей, есть существа нечеловеческой породы, она это умело скрывала.
За несколько месяцев число членов тайного собрания Маркуса изрядно увеличилось. Здесь теперь постоянно жила Мириам – помощница Мэтью. Здесь обосновались дочь Филиппа Верен и ее муж Эрнст. Галлоглас, неугомонный внук Изабо, удивил всех: он жил в замке полтора месяца и покидать стены Сет-Тура не собирался. Сюда перебрались Софи Норман и Натаниэль Уилсон с их малышкой Маргарет, которая приобрела в замке власть, уступавшую только власти самой Изабо. Узнав, что внучка живет в Сет-Туре, туда зачастила мать Натаниэля Агата. Она приезжала без предупреждения и точно так же исчезала. Схожим образом вел себя лучший друг Мэтью Хэмиш. Даже Болдуин иногда заглядывал в родовое гнездо де Клермонов.
За всю ее долгую жизнь Изабо и в голову не приходило, что она окажется хозяйкой столь шумного и разношерстного сообщества.
– А где Сара? – спросил Маркус, вертя головой по сторонам. – Что-то я не слышу ее голоса.
– В Круглой башне. – Острым ногтем Изабо вырезала статью из газетного листа. – Софи была там с Маргарет и сказала, что Сара несет дозор.
– Какой еще дозор? Что случилось? – спросил Маркус, хватая газету.
Он все утро читал газеты, выискивая малейшие намеки на изменения в финансовой сфере и сфере влияния. Натаниэль умел мастерски вычленять и анализировать такие данные, считая, что это помогает лучше подготовиться к следующему шагу Конгрегации. Если теперь мир без Фиби казался Маркусу немыслимым, Натаниэль в этом мире становился незаменимым.
– Этот чертов телескоп еще наделает бед, – поморщился Маркус. – Я сразу понял. Конгрегация, конечно же, знает о газетной шумихе. Теперь им достаточно найти ведьму, способную перемещаться во времени, и можно отправляться в прошлое за моим отцом.
– Твоему отцу недолго оставаться в прошлом, если он вообще еще там.
– Я не шучу, Grand-mre. – Маркус вперился в газетный текст, окружавший дыру, которая осталась после выдранной статьи из «Таймс». – Откуда ты можешь знать?
– Сначала миниатюры, затем лабораторный журнал и наконец этот телескоп. Я знаю свою невестку. Телескоп – шаг, на который Диана решилась, когда уже нечего терять. Диана и Мэтью возвращаются домой, – заявила Изабо, проходя мимо внука.
Лицо Маркуса оставалось непроницаемым.
– Я думала, возвращение отца вызовет у тебя больше радости, – тихо сказала Изабо, останавливаясь у двери.
– Эти месяцы дались нам нелегко, – хмуро заметил Маркус. – Конгрегация не скрывает, что им нужны книга и дочка Натаниэля. Как только Диана вернется…
– Они не остановятся ни перед чем. – Изабо перевела дыхание. – По крайней мере, нам уже не надо будет волноваться за судьбу Дианы и Мэтью в прошлом. Мы все соберемся в Сет-Туре, сражаясь бок о бок.
И умирая бок о бок.
– С ноября прошлого года многое изменилось. – Маркус уставился в сверкающую поверхность стола, словно был колдуном и надеялся увидеть там будущее.
– Подозреваю, что и в их жизни тоже. Но любовь отца к тебе осталась неизменной. Саре сейчас очень нужна Диана. И тебе нужен Мэтью.
Изабо взяла газетную вырезку и направилась в Круглую башню, оставив Маркуса наедине с его мыслями. Когда-то башня служила Филиппу тюрьмой для особо важных преступников. Теперь там находилось что-то вроде семейного архива. Дверь на четвертом этаже была приоткрыта, однако Изабо все равно постучалась.
– Стучаться незачем. Это твой дом.
Хрипота в голосе Сары подсказывала, сколько сигарет она успела выкурить и какое количество виски влить в себя.
– Если ты ведешь себя подобным образом, я рада, что мне не придется ехать к тебе в гости, – резко ответила Изабо.
– Ко мне в гости? – тихо рассмеялась Сара. – Да я бы тебя на порог не пустила.
– Вампирам обычно не требуется приглашения.
Изабо и Сара постоянно совершенствовали свое искусство язвительной перебранки. Маркус и Эм безуспешно пытались убедить их соблюдать правила вежливого общения. Однако две матроны знали: их резкие перепалки помогали поддерживать хрупкое равновесие сил.
– Сара, напрасно ты тут сидишь.
– А чего мне тут не сидеть? Боишься, что помру от простуды? – Душевная боль, вдруг охватившая Сару, сделала ее голос пронзительным. Она скрючилась, словно ее ударили в живот. – Богиня, помоги мне! Как же я тоскую по ней! Изабо, скажи мне, что все это было дурным сном и Эмили по-прежнему жива.
– Это не было сном, – возразила Изабо, стараясь говорить как можно мягче. – Нам всем недостает Эмили. Сара, знаю, насколько тебе сейчас больно. И твоя пустота внутри мне знакома.
– Еще скажи, что со временем это пройдет, – буркнула Сара.
– Нет. Такое не проходит. – (Сара подняла голову, удивляясь признанию Изабо.) – Я каждый день тоскую по Филиппу. Едва восходит солнце, мое сердце кричит, взывая к нему. Я вслушиваюсь, надеясь услышать его голос, но слышу лишь тишину. Я жажду его прикосновения, а ловлю пустоту. Потом день кончается, напоминая мне, что моя истинная пара ушла из этого мира и я больше никогда не увижу его лица.
– Если ты пытаешься меня утешить, твой прием не действует, – сказала Сара, по щекам которой текли слезы.
– Эмили умерла, чтобы ребенок Софи и Натаниэля остался жить. Те, кто причастен к убийству твоей любимой, дорого заплатят. Это я тебе обещаю. Поверь мне, Сара: де Клермоны очень хорошо умеют мстить.
– Думаешь, месть вновь наполнит мою жизнь смыслом? – спросила Сара, щурясь заплаканными глазами на вампиршу.
– Нет. А вот видеть, как растет и взрослеет Маргарет, – да. И это, думаю, поднимет тебе настроение. – Изабо бросила газетную вырезку ведьме на колени. – Диана и Мэтью возвращаются домой.
Часть VI
Новый мир, старый мир
Глава 41
Попытки перенестись в Олд-Лодж XXI века оказались безуспешными. Я сосредоточилась на облике и запахах дома и увидела нити, которые связывали меня и Мэтью с ним: коричневые, зеленые, золотистые. Но они постоянно выскальзывали у меня из рук.
Тогда я попробовала настроиться на Сет-Тур. Нити, связывающие нас с тем местом, были характерным для Мэтью сочетанием черных и красных, слегка разбавленных серебряными. Я представила замок, полный знакомых лиц: Сара и Эм, Изабо и Марта, Маркус и Мириам, Софи и Натаниэль. Однако и эта надежная гавань оказалась недосягаемой.
Внутри нарастала паника. Стараясь полностью игнорировать ее поползновения, я перебирала сотни вариантов, ища альтернативное место возвращения. Оксфорд? Станция метро «Блэкфрайерс» в современном Лондоне? Собор Святого Павла?
Пальцы постоянно возвращались к одной нити в ткани времен, не мягкой и шелковистой, а жесткой и грубой. Я просмотрела эту нить по всей длине и обнаружила, что это вовсе не нить. В мой узор вплелся корень, ведущий к невидимому дереву. Поняв это, я споткнулась, словно зацепившись за невидимый порог, и упала на пол кладовой старого дома Бишопов.
Дома! Я приземлилась на четвереньки. Узлы на нитях между моими ладонями и полом начали распрямляться. Широкие сосновые доски были отполированы ногами многих поколений моих предков. Доски вызывали знакомые ощущения в пальцах. Символ постоянства в изменчивом мире. Я подняла голову. Вдруг мои тетки сейчас сидят в гостиной, ожидая нашего возвращения? Может, это они помогали нам вернуться? Заманчивая мысль оказалась нелепой. Воздух внутри дома говорил об обратном: о том, что дом давно пустует и ни одна живая душа не появлялась здесь с прошлогоднего Хеллоуина. Даже призраки куда-то исчезли.
Мэтью плюхнулся рядом со мной. Его рука по-прежнему сжимала мою. Мышцы дрожали от напряжения, вызванного путешествием во времени.
– Мы одни? – спросила я.
Мэтью принюхался:
– Да.
После его короткого ответа дом прбудился. Безжизненная обстановка мигом сменилась напряженной. Я ощутила дискомфорт.
– Твои волосы опять поменяли цвет, – улыбнулся Мэтью.
Я нагнула голову. Локонов рыжеватой блондинки как не бывало. Вместо них – прямые шелковистые пряди рыжевато-золотистого цвета. Такой же цвет волос был у моей мамы.
– Должно быть, это от путешествия во времени.
Дом заскрипел и застонал. Я чувствовала, как он собирает энергию для выброса.
– Это всего лишь мы с Мэтью, – сказала я.
Мои слова звучали успокаивающе, но голос был резким и со странным акцентом. Однако дом меня узнал и облегченно вздохнул. Из трубы потянуло ветерком. Он принес незнакомый запах ромашки, смешанный с запахом корицы. Я оглянулась через плечо. Все тот же камин, все те же потрескавшиеся деревянные панели вокруг него. Я поднялась на ноги и… чуть не завопила от неожиданности.
– А это что еще за чертовщина?
Из каминной решетки торчали ветви дерева. Черный ствол заполнил собой дымоход. Помимо решетки, ветви пробивались сквозь каменную кладку и обшивку стен.
– Похоже на дерево из перегонного куба Мэри.
Мэтью, прибывший в наше время в черных бархатных штанах и вышитой полотняной рубашке, склонился над камином. Его палец коснулся комочка серебра, вдавленного в кору. Голос мужа, как и мой, был совсем из другой эпохи и из другого места.
– Вроде знакомая вещица, – сказала я. – Напоминает твой знак паломника.
Я тоже опустилась на корточки. Колокол моего черного платья накрыл пол. Так и есть! Знак паломника. Я узнала рисунок гроба Лазаря.
– Думаю, это он, – согласился Мэтью. – Внутри находятся две позолоченные полости. Обычно туда наливали святую воду. Но я, прежде чем покинуть Оксфорд, налил в одну полость свою кровь, а в другую – твою. – Он пристально посмотрел на меня. – Кровь каждого из нас находилась почти рядом. Это вселяло в меня ощущение, что мы с тобой неразлучны.
– Смотри. Твой древний сосуд оплавился по краям. Либо он попал в огонь, либо его сильно нагревали. Если внутри он был позолочен, помимо следов крови, там должны быть и следы ртути.
– Тогда это дерево было сделано из тех же веществ, что и алхимическое arbor Dianae Мэри. – Мэтью поднял голову, разглядывая голые ветви.
Запах ромашки и корицы усилился. Дерево вдруг зацвело. Но мы не увидели ни цветков, ни плодов. С ветвей свешивались иные «плоды»: ключ и лист пергамента.
– Да это же страница из манускрипта, – сказал Мэтью, снимая его с ветки.
– Значит, в двадцать первом веке манускрипт остается поврежденным и неполным. И никакие наши действия в прошлом не смогли этого изменить, – сказала я, успокаивая себя глубоким дыханием.
– Велика вероятность, что «Ашмол-782» надежно спрятан в Бодлианской библиотеке, – тихо сказал Мэтью. – А это ключ от машины.
Мэтью потянулся за ключом. Я успела отвыкнуть от автомобилей. Все эти месяцы единственными видами транспорта для нас были лошади, корабли и лодки. Я подошла к окну, но у фасада не стояло ни одной машины. Взгляд Мэтью пропутешествовал в том же направлении.
– Мы с Маркусом и Хэмишем условились так: они сделают все необходимое, чтобы мы самостоятельно добрались до Сет-Тура. Не удивлюсь, если они на всякий случай договорились по всей Европе и Америке о прокате машин. Но оставлять машину на виду, да еще возле пустого дома… на такое они бы не пошли, – рассуждал вслух Мэтью.
– Гаража в доме нет.
– Но есть сарай для хмеля.
Рука Мэтью привычно опустилась вниз. Вот только кармана, куда он намеревался положить ключ, в его штанах не существовало.
– Надеюсь, они позаботились и о современной одежде для нас? – спросила я, указывая на свой наряд.
Вместе с одеждой в двадцать первый век перенеслась дорожная пыль. Из Лондона в Олд-Лодж мы ехали по обычным грунтовым дорогам.
– Идем проверим, – предложил Мэтью.
Ключ и лист пергамента он отнес в гостиную. Оттуда мы прошли в кухню.
– Все те же коричневые обои в клеточку, – сказала я, глядя на знакомый узор обоев и невероятно старый холодильник.
– И все тот же дом, – добавил Мэтью, беря меня под руку.
– Без Сары и Эм – не тот.
За эти месяцы я успела привыкнуть к обилию слуг и многолюдности быта. Наша современная семья показалась мне такой маленькой и хрупкой. Здесь не будет Мэри Сидни, к которой можно зайти ненастным вечером и откровенно поговорить о моих заботах. Сюзанна и Благочестивая Олсоп не заглянут, чтобы выпить вина и помочь мне отшлифовать новое заклинание. Не будет и Энни, всегда безропотно помогавшей мне снимать корсет и многочисленные юбки. А под ногами не будут путаться ни Джек, ни его четвероногая Швабра. Если нам понадобится помощь, Генри Перси не бросится нас выручать без колебаний и лишних вопросов.
Я обняла Мэтью за талию. Мне хотелось убедиться, что он такой же крепкий и надежный, каким был в прошлом.
– Ты всегда будешь по ним скучать, – тихо сказал он, догадываясь о моих мыслях. – Но эта боль со временем утихнет.
– Я начинаю чувствовать себя вампиршей, а не ведьмой, – с грустью призналась я. – Столько прощаний! Те, к кому успела привыкнуть и полюбить, исчезают, и ты понимаешь, что навсегда.
На стене я заметила календарь. Там был ноябрь прошлого года. Я показала Мэтью.
– А вдруг дом пустует с ноября прошлого года? – спросил он.
Моя тревога передалась и ему.
– Должно быть, случилось что-то непредвиденное, – сказала я и потянулась к старому телефонному аппарату. Мэтью перехватил мою руку:
– Нет. Возможно, Конгрегация отслеживает звонки и даже наблюдает за домом. Нас ждут в Сет-Туре. Возвращаясь сюда, мы могли промахнуться на час, а могли и на год. Но в любом случае нас там ждут.
Нашу современную одежду мы нашли на крышке сушильной машины. Наволочка, куда она была запихнута, предохраняла ее от пыли. Рядом стоял портфель Мэтью. Значит, после нашего исчезновения Эм побывала здесь хотя бы раз. Она всегда отличалась предусмотрительностью и практической сметкой. Одежду Елизаветинской эпохи – эти наглядные доказательства нашей жизни в прошлом – я аккуратно завернула в простыни и запихнула под мышки. Страницу из «Ашмола-782» Мэтью надежно убрал в портфель.
Прежде чем покинуть дом, Мэтью внимательно осмотрел сад и окрестные поля. Острое зрение и вампирское чутье заметили бы малейшую опасность. Я проделала то же самое, открыв ведьмин третий глаз. Но за нами никто не следил. Я видела воду, что текла под садом, слышала сов на деревьях, улавливала сладкий привкус утреннего летнего воздуха. И все. В Мэдисоне только начало светать.
– Пошли, – сказал Мэтью, забирая у меня один узел.
Но мы не пошли, а побежали, быстро одолев расстояние до сарая. Его дверь сдвигалась в сторону. Мэтью взялся за ручку, надавил, однако дверь не поддавалась.
– Сара запечатала дверь заклинанием, – сказала я. Нити теткиного заклинания были обмотаны вокруг ручки и уходили в волокна древесины. – Надежным, надо отдать ей должное.
– Настолько надежным, что тебе его не сломать? – насторожился Мэтью.
Его настороженность меня не удивляла: ведь когда мы покидали этот дом в канун Хеллоуина, я не могла зажечь свечки в тыквенных фонариках. Но сейчас я нашла концы нитей теткиного заклинания и улыбнулась.
– Никаких узлов. Сара – сильная ведьма, но она не прядильщица.
Когда я вытянула теткины нити наружу, две мои нити – зеленая и коричневая – достигли Сариного заклинания и сняли его с быстротой, которой позавидовал бы наш опытный воришка Джек.
В сарае стояла «хонда» Сары.
– Как нам затолкать тебя в салон? – задумалась я.
– Ничего, помещусь, – ответил Мэтью, забрасывая узлы с одеждой на заднее сиденье.
Он протянул мне портфель, втиснулся на переднее сиденье. Двигатель машины несколько раз чихнул и ожил.
– Куда теперь? – спросила я, пристегиваясь ремнем.
– В Сиракьюс. Оттуда полетим в Монреаль, дальше – в Амстердам, где у меня есть дом.
Мэтью свернул в проезд и неспешно вывел машину на местное шоссе, вьющееся между полями.
– Если нас выслеживают, то наверняка в Нью-Йорке, Лондоне и Париже.