Кости Келлерман Джонатан
Звучало это невероятно похоже на высказывания Майло.
Телефон детектива зазвонил.
— Рид… Мне очень жаль, мэм… да, конечно, мэм.
Он достал планшет, что-то записал и завершил звонок.
— Это была Мэри Льюис, мать Шералин Докинз. Она живет в Фоллбруке. Что важнее — следить за Хаком или поговорить с ней?
— Поговорить, — решил Майло. — Захвати набор для взятия анализов. В крайнем случае, мы точно подтвердим, Шералин это или нет. А я пригляжу за Хаком.
— Судя по тому, что она сказала, я могу выехать прямо сейчас, провернуть все дела и вернуться к дому Вандеров часов в восемь-девять.
— Поспешишь — людей насмешишь; сейчас повсюду пробки, так что не торопись. Возьми набор для ДНК-проб, упакуй дорожную сумку и выезжай, когда на трассах будет посвободнее. Езжай вдоль побережья, переночуй в Капистрано или где-нибудь там. Поужинай морепродуктами, посмотри телик и навести мисс Льюис с утра.
— Есть предложения, где лучше заночевать?
— Департамент не станет платить за «Ритц-Карлтон», так что тебе повезет, если тебе компенсируют койкоместо и чизбургер из торгового автомата. И ради бога, заполни бланки на компенсацию… хотя нет, забудь, я сделаю это за тебя.
— Я это сделаю, — пообещал Рид. — Честное слово.
— Бла-бла-бла, — фыркнул Майло.
Они отъехали от «Пицца-Палаццо», а я направился домой. По пути позвонил Робин и спросил, не купить ли мне чего-нибудь на ужин.
— Я тебя опередила, — ответила она. — Купила ростбиф.
— И по какому поводу?
— По поводу того, что мне попался ростбиф. Я подумала, что можно пригласить Майло и Рика. Если, конечно, Рик свободен, что бывает редко.
— У тебя гостеприимное настроение?
— У меня есть платье для приема гостей, шейкер для мартини и достаточно говядины, чтобы накормить восьмерых — так что Майло голодным не останется. Мне это пришло в голову, когда он позвонил тебе сегодня утром. Я уже сто лет с ним не общалась, а их обоих мы не видели в нерабочей обстановке еще дольше.
— Хорошая мысль, — отозвался я, — но Майло сегодня занят наблюдением.
— А, ясно… И с какого часа?
— После наступления темноты.
— Тогда давайте поужинаем пораньше.
— Ты нормально себя чувствуешь?
— А что?
— У тебя какой-то странный приступ общительности.
— Я живу слишком замкнуто, милый. Ты куда-то ходишь, встречаешься с людьми. А я разговариваю с Бланш и кусками дерева.
— Я позвоню Майло.
— Я сама позвоню. Ему будет трудно отказать мне.
Для обоих приглашенных это был приятный сюрприз.
У доктора Рика Сильвермена как раз закончилось дежурство в больнице.
— Красное мясо? — уточнил Майло. — Общественная безопасность подождет.
Рик прибыл первым; он был одет в шелковую рубашку цвета красного дерева, отутюженные джинсы и низкие туфли с сетчатым верхом. В руках у него был огромный букет орхидей для Робин. Его серебристые волосы отросли длиннее обычного, тонкие усы были подбриты с хирургической точностью.
Робин взяла цветы и поцеловала его. Бланш потерлась головой о его джинсы. Рик опустился на одно колено и погладил собаку.
— Ты прекрасна. Можно, я заберу ее к себе домой на ответную вечеринку?
— Я люблю тебя, Ричард, — ответила Робин. — Но не настолько.
Он еще немного поиграл с Бланш, взирая на ростбиф, шкворчащий на сковороде.
— Пахнет великолепно; хорошо, что я взял лишнюю дозу «Липитора»[21]. Тебе помочь с чем-нибудь?
— Тут не с чем помогать. «Манхэттен» со льдом, добавить «Мэйкерс Марк», красный вермут, немного апельсинового биттера, без хереса, верно?
— Впечатляет, — произнес Рик. — Не то чтобы это было способно отвлечь меня от такой компаньонки. — Он уселся, и Бланш устроилась у его ног; свесив длинную руку вниз, Рик чуткими пальцами почесывал ее брыла. — Здоровяк будет здесь с минуты на минуту.
— Он звонил полчаса назад, — отозвалась Робин. — Сказал, что ему позвонили из Центрального управления и что если он не сможет добраться, то сообщит. С тех пор от него ничего не слышно.
— Центральное управление? Опять…
— Что опять?
— Новый начальник — ужасный зануда. Майло к этому никак не привыкнет. Это, пожалуй, лучше, чем было прежде, но личное внимание к делам — палка о двух концах. Верно, Алекс?
— Работа под давлением, — ответил я.
— Вот именно.
Рик позвонил на мобильник Майло, попал на автоответчик, но не стал оставлять сообщение.
Робин принесла ему коктейль и повернулась ко мне:
— Тебе «Чивас», солнце мое?
— Спасибо.
Пока она наливала мне виски, Рик со своим «Манхэттеном» отошел к кухонному окну, глядя на деревья и в небо.
— Я уже забыл, как здесь красиво. — Он сделал глоток. — Похоже, это болотное дельце нескоро получит завершение, да, Алекс?
Я кивнул.
— Ужасно, — продолжал Рик. — Несчастные женщины… Хотя я мыслю эгоистично, даже нарциссически до отвращения. Меня пригласили произнести речь на сборище бывших студентов, и я подумал, что мы оба могли бы отправиться туда, а после скататься в Новую Англию. Майло никогда там не был.
— Начальные курсы в Брауне или медицинский колледж в Йельском универе? — спросила Робин.
— В Йеле. — Он рассмеялся. — Ладно, невелика важность, такие сборища всегда ужасно скучные.
Хлопнула входная дверь, и хриплый голос прорычал:
— Я чую плоть!
Майло протопал в кухню, обнял всех по очереди и вобрал в легкие, казалось, весь воздух в помещении. На лице Рика отразилось облегчение.
За три минуты Майло выпил весь сок из холодильника, прикончил пиво, осмотрел ростбиф, как будто это была важная улика, обмакнул палец в соусницу, стоящую на стойке и попробовал на вкус.
— О, это должно быть круто… Что у нас в плане винишка?
Мы вчетвером жадно прикончили мясо и заполировали его бутылкой новозеландского «Пино».
Когда Робин спросил у Майло, как у него дела, тот воспринял вопрос буквально и стал излагать основные пункты болотных убийств.
— Способствует аппетиту, — заметил Рик.
Майло провел пальцем по губам — «молчу, молчу».
— Нет, мне интересно, — сказала Робин.
— Тебе, может, и интересно, но доктору Рику противно, а Алексу это надоело хуже горькой редьки. У кого есть другие темы, предлагайте.
Завязался разговор о пустяках. Майло в нем почти не участвовал, продолжая уминать еду с методичностью комбайна. Рик изо всех сил старался не обращать внимания на скорость поглощения съестного; он постоянно пытался заманить Майло на врачебный осмотр.
Бланш, дремавшая в углу, проснулась. Она была единственной собакой, которая нравилась Майло — по его собственным словам, — но когда потерлась о его ногу, он не обратил на нее внимания. Рик посадил Бланш к себе на колени и стал чесать ей уши.
— Ага, — произнес Майло, глядя в пространство.
— Десерт? — спросила Робин.
— Спасибо, я наелся, — ответил Рик.
— Поздравляю, — фыркнул Майло.
— С чем?
— С этим. Говори за себя.
Мы вышли в сад и, сидя у пруда, ели фрукты, пили кофе и смотрели на рыб, пытаясь определить созвездия на безлунном небе.
— Звездочка, гори, — пробормотал Майло и зажег сигару.
— По крайней мере, снаружи ты не будешь травить хозяев, — заметил Рик. Детектив погладил себя по голове.
— Как заботливо с моей стороны.
— О том, что ты делаешь со своими легкими, мы говорить не будем.
Майло приложил к уху согнутую ладонь.
— Ась, о чем это ты, сынок?
Рик только вздохнул.
— Я выше дурацкой химии, — заявил Майло.
— А, эта твоя теория… Позвони в Нобелевский комитет.
— Какая теория? — спросила Робин.
— Он так много работает, что его внутренние органы обратились в камень и не подвержены воздействию никаких ядов.
— Гранитный Человек, — подтвердил Майло, жадно затягиваясь. Потом поднес свои наручные часы к тусклой лампочке и сказал: — Оба-на, мне пора.
Он затушил сигару о камень, обнял всех на прощание и отбыл.
Рик поднял окурок, держа его двумя пальцами.
— Куда это выкинуть?
К полуночи мы с Робин лежали в постели, укрывшись чистыми до хруста простынями.
Она быстро уснула, а я лежал, привычно выметая из головы мысли, чтобы заставить мозг выключиться на ночь. Я снова был в Миссури и держал в руках «Ремингтон» отца, чувствуя себя выше и сильнее папы, выше и сильнее медведя… и тут зазвонил телефон.
— Эй, Ал, вот ты и попался, — сказал отец.
Дзынь-дзынь-дзынь-дзынь.
Что за глупости — в лесу нет никаких телефонов.
Я натянул простыню на голову.
И остался огромным и сильным.
Глава 18
Робин проснулась около шести часов и вскоре ушла работать в свою студию.
Когда я вошел, она водила бритвенно-острым рубанком по идеально гладкому прямоугольнику еловой древесины. Судя по размерам и толщине деревяшки, это была будущая дека большой гитары.
— Копия гитары от «Стромберг», — пояснила Робин. — Хочу попробовать сделать диагональные крепления; может быть, получатся какие-нибудь интересные звуковые нюансы.
— Я тебе кофе принес.
— Спасибо. У тебя глаз непромыт… ага, теперь все чисто. Выспался?
— Я ворочался во сне?
— Немного. Тебе с работы что-нибудь сообщали?
— Еще не проверял. — Я зевнул. — А что, что-то было?
— Два звонка. Без двадцати час, а потом в пять, оба от Майло.
Перезвонив, я застал Майло в офисе.
— Хак что-то сотворил?
— Хак, как обычно, не делал ничего. Но на болоте еще один труп.
— О, нет… Несчастная женщина.
— Не совсем.
Предыдущим вечером, с половины восьмого до девяти, Силфорд Дабофф и его подруга, Альма Рейнольдс, наслаждались веганским ужином в «Риал фуд дейли» на бульваре Ла-Сьенега.
— Точнее, я наслаждалась, — говорила Рейнольдс, сидящая по другую сторону стекла с односторонней прозрачностью. — Сил был мрачен. О чем-то напряженно думал. Я никак не могла вызнать у него о чем. Он портил мне настроение, но я старалась сохранять спокойствие. Сил заказал свой любимый пункт в тамошнем меню — «Телеужин». Обычно это хоть немного помогало, но на этот раз нет — он окончательно замкнулся в себе. Так что через некоторое время я перестала его расспрашивать, и мы просто ели.
Она рассказывала Майло эту историю уверенно, но как-то отстраненно, словно читая лекцию студентам.
Рейнольдс была высокой и крепкой женщиной лет пятидесяти с небольшим; орлиный нос, тяжелая челюсть, пронзительные голубые глаза, полуседые волосы туго заплетены в косу, спускающуюся по спине до пояса. Лекторский тон был для нее естественным: в течение пятнадцати лет она работала учителем в колледже в Орегоне, преподавала политологию и экономическую историю, но затем уволилась из-за «урезания бюджета, безразличных учеников и бюрократического фашизма».
Сейчас она сидела напротив Майло, выпрямив спину, с совершенно сухими глазами; на ней, как и в прошлый вечер, была голубая хлопчатобумажная рубашка, заправленная в серые фланелевые брюки; на ногах сандалии с джутовыми ремешками. На шее висели на цепочке очки в черепаховой оправе. В ушах покачивались серебряные серьги с бирюзой.
— Вы не знаете, о чем он думал? — спросил Майло.
— Понятия не имею. Он бывал таким. Неразговорчивым, как большинство мужчин.
Майло не стал возражать, но Альме Рейнольдс было все равно. Она продолжила:
— Мы доели десерт и вышли. Сил вел себя так, что я решила скрасить себе этот вечер хорошей книгой и попросила его отвезти меня к моей квартире, дав понять, что он отправится после этого к себе домой.
— Вы оба живете в Санта-Монике?
— В двух кварталах друг от друга, но любое расстояние может быть огромным, если кто-то этого хочет. Вчера мне этого как раз хотелось.
— В ваших отношениях было много таких моментов?
— Не так уж много, — ответила Альма Рейнольдс. — Но и не мало. С Силом временами бывало трудно.
— Как и с большинством мужчин.
— Я мирилась с этим, потому что он был прекрасным человеком. Если вы хотите сделать из нашего разговора какой-то вывод, лейтенант, запомните этот факт.
Альма сделала глубокий вдох через рот.
— Впрочем, ладно, — произнесла она. — Нет смысла бороться с этим.
— Бороться с чем, мэм?
— Вот с этим.
По ее щекам заструились слезы, и, вцепившись в свои густые волосы, она зарыдала в голос.
Майло выждал, прежде чем попросить ее рассказать все до конца.
Вместо того чтобы отвезти Альму домой, Дабофф свернул на юг, к Птичьему болоту. Она запротестовала, но он не обратил на это внимания. Последовал «спор», во время которого Альма сказала ему, что надо избавляться от этой одержимости болотом. Дабофф возразил, что отвечает за это место. Она сказала, что это чертово место в полном порядке. Он потребовал, чтобы она не называла болото так. Она ответила: «Ты не в себе; ничего из того, что сделала полиция, не причинило болоту серьезного вреда, оставь уже это, Сил».
Он проигнорировал ее слова.
Это была последняя соломинка; Альма сорвалась.
Впервые со времен своего развода она повысила голос. Напомнила ему, что ничуть не меньше его заботится о природе, но он уже путает экологическую сознательность с обсессивно-компульсивным расстройством.
Он не обратил на это внимания.
Она велела ему остановить машину.
Он продолжал ехать к болоту.
Если б у нее был сотовый телефон, она позвонила бы в полицию, но ни у Альмы, ни у Сила мобильников не было. Эти вышки, что бы кто ни говорил, вызывали рак и были настоящим бедствием для птиц и насекомых, так что Рейнольдс предпочла бы бедствовать где-нибудь в Тимбукту, чем вести токсичный образ жизни.
Она настаивала на том, что ему нужно остановиться.
Он поехал еще быстрее.
— Что в тебя вселилось?
Он притворился, что не слышит ее.
— Черт тебя побери, Сил! Поговори со…
— Я должен кое-что проверить там.
— Что?
— Кое-что.
— Это не ответ.
— Я совсем недолго, детка…
— Не называй меня деткой, ты же знаешь, я терпеть не мо…
— А потом мы поедем домой и заварим чай…
— Ты поедешь к себе домой, а я — к себе, и буду пить чай одна.
— Успокойся.
— Тебе плевать, чего я хочу, да?
— Не драматизируй, Альма. Мне нужно кое-что проверить.
— Ты удерживаешь меня силой — это психологически токсичное поведе…
— Это будет недолго.
— Что именно?
— Неважно.
— Тогда зачем тебе это проверять?
— Неважно для тебя.
— Что ты несешь?
— Кое-кто позвонил мне и сказал, что там я найду ответ.
— Ответ на что?
— На то, что случилось.
— С кем?
— С теми женщинами.
— С женщинами, которых нашли…
— Да.
— Кто? Кто тебе звонил?
Молчание.
— Кто, Сил?
— Он не представился.
— Ты врешь, я же вижу.
Молчание.
— Тебе позвонил неведомо кто, и ты подчинился, словно робот?
Молчание.
— Это абсурд, Сил. Я требую…
Молчание.
— Слепое повиновение убивает душу…
— Важно только болото.
— Это чертово болото в полном порядке, можешь ты это понять своей тупой башкой?
— Похоже, нет.
— Невероятно. Кто-то звонит, и ты бежишь, как дрессированная собака…
— Быть может, это и нужно, Альма.
— Что?
— Собака. Именно так они нашли тех женщин.
— О, теперь ты стал детективом? Ты этим хочешь стать, Сил? Роботом в форме?
— Это не займет много времени.
— А что я должна делать, пока ты вынюхиваешь там что-то?
— Просто посиди в машине пару минут. Это не займет много времени.
Но это заняло очень много времени.
Сидя в машине, припаркованной на бульваре Джефферсона, поблизости от восточного входа, Альма чувствовала нарастающую тревогу, потом страх. Ей не было стыдно признавать это. Потому что, честно говоря, данное место всегда пугало ее, особенно по ночам, и особенно жутким оно было в эту ночь — безлунную, глухую, когда небо казалось черным и тяжелым, как деготь.
Никого вокруг. Ни единой души.
Эти дурацкие жилые дома, извращенное порождение человеческого нарциссизма, нависали над болотом; кое-где в окнах горел свет, но толку от него не было — они были так далеко, словно на другой планете.
Она ждала Сила.
Пять минут. Шесть, семь, десять, пятнадцать, восемнадцать.
Где он, черт побери?