Тысяча поцелуев, которые невозможно забыть Коул Тилли
— Это все? — спросила миссис Личфилд сдавленным голосом.
Значение сказанного доктором дошло до меня не сразу. Я отвернулся, почувствовав на себе чей-то взгляд.
Врачи отошли от кровати, и я увидел Поппи — с кислородной маской на лице и трубками капельниц в обеих руках. Но ее глаза, чудесные зеленые глаза, смотрели на меня.
— Мы сделаем все, что можем, — добавил доктор.
Слушая его, я понял, что Поппи введут в состояние искусственной, медикаментозной комы, чтобы помочь ей бороться с инфекцией. Понял, что перед этим нам будет позволено посетить ее. Дальше я не слушал — ноги уже несли меня к ней. Она протянула руку — звала меня.
Взяв ее за руку, я увидел, что Поппи ищет меня глазами. Найдя, она едва заметно качнула головой. Я на секунду зажмурился, а когда открыл глаза, не смог удержать выкатившуюся слезинку. Поппи прохрипела под маской что-то неразборчивое, но я знал, что она хочет сказать. Это еще не прощание. Она не покидает меня. Я видел обещание в ее глазах.
— Руне, сынок, — сказал мистер Личфилд. — Позволь нам побыть с Поппи, поговорить немного.
Я кивнул и отступил в сторонку, но Поппи опять издала какой-то звук и качнула головой. Ее пальцы снова сжали мою руку. Она не отпускала меня, не хотела, чтобы я уходил.
Наклонившись, я поцеловал ее в лоб. Вдохнул ее сладкий запах. Ощутил на губах ее тепло.
— Я не ухожу, Поппимин. Буду здесь, обещаю.
Мистер и миссис Личфилд заняли мое место. Они говорили ей что-то, целовали, пожимали руку.
Поппи проводила меня глазами.
Палата была небольшая. Я отошел на пару шагов и прислонился к стене, сжимая кулаки, стараясь держаться и повторяя себе, что нужно быть сильным — ради нее. Она терпеть не могла слезы. Не хотела обременять семью еще и этим.
Нет, сломленным она меня не увидит.
Миссис Личфилд вышла в коридор и быстро вернулась с девочками, Айдой и Саванной. В глазах Поппи проступила боль, и мне пришлось отвернуться. Она обожала сестер и не хотела, чтобы они видели ее в таком состоянии.
— Поппи, — вскрикнула Айда, бросаясь к кровати. Поппи протянула младшей сестре слабую руку. Айда поцеловала ее в щеку и отступила в объятия матери. Потом подошла Саванна. Увидев старшую сестру, своего кумира, в таком состоянии, девочка разрыдалась и прошептала:
— Я люблю тебя, Попс. Пожалуйста… пожалуйста, не уходи…
Поппи покачала головой, а потом посмотрела в мою сторону и попыталась поднять руку. Я подошел. Каждый шаг казался едва ли не милей. В моей душе бушевала темная буря, но она утихла, как только мои пальцы коснулись ее руки. Поппи моргнула, и ее длинные черные ресницы опустились трепещущими лепестками на щеку. Я присел на край кровати. Наклонился. Убрал прядку с ее лица.
— Hei, Поппимин… — сказал я негромко, собрав все силы, какие только мог. Ее глаза закрылись. Я знал — она улыбается под маской. — Тебя усыпят на время, чтобы ты смогла справиться с инфекцией. — Поппи понимающе кивнула. — Тебе надо поспать. — Я выдавил улыбку. — А пока будешь набираться сил для возвращения, навести бабулю. — Поппи вздохнула. — У нас еще есть кое-какие дела, помнишь?
Поппи кивнула, и я поцеловал ее в щеку, а отстранившись, прошептал:
— Спи, малышка. Я останусь здесь. Буду ждать, когда ты вернешься ко мне.
Я погладил ее по волосам, и она закрыла глаза, перестав бороться со сном.
Почти сразу же в палату пошел доктор.
— Пожалуйста, пройдите в комнату для посетителей. Я сообщу вам, когда мы подготовим ее.
Родители и сестры Поппи вышли из палаты, а я смотрел на ее руку в моей и не хотел уходить. Доктор положил руку на мое плечо.
— Мы позаботимся о ней, сынок. Это я тебе обещаю.
Прижавшись в последний раз к ее руке, я заставил себя подняться и выйти из комнаты. Дверь закрылась. Оглядевшись, я увидел, что вся семья собралась в комнате для посетителей напротив, но входить не стал. Мне нужен был воздух. Воздух…
Я пробежал по коридору, толкнул дверь и вырвался в небольшой сад. Теплый ветер дохнул в лицо. Заметив в центре сада скамейку, я доковылял до нее, устало опустился на сиденье и наконец отдался печали.
Голова упала на руки. Слезы покатились по лицу. Хлопнула дверь. Я повернулся и увидел застывшего у входа отца.
Странно, но при виде его меня вовсе не накрыла, как обычно, волна гнева. И гнев, и злость, должно быть, погребла под собой обрушившаяся лавина горя. Отец ничего не сказал, но подошел и молча сел рядом. Не попытался утешить. Знал, что я не позволю ему даже дотронуться до меня. Он просто сидел рядом.
Отчасти я был даже рад, хотя и ни за что бы не признался в этом. И как бы ни было тяжело признать за собой такую слабость, мне не хотелось быть одному.
Не знаю, сколько прошло времени, но в конце концов я поднялся, убрал волосы.
— Руне, она…
— С ней все будет в порядке, — отрезал я, не дав ему договорить, и вдруг увидел его лежащую на колене руку. Пальцы сжимались и разжимались, как будто он вел сам с собой какой-то спор.
Я стиснул зубы. Не хватало мне только его утешений.
Наше с Поппи время истекало, и только он был виноват, что оно сократилось на два года. Мысль пришла и ушла. Сколько ей осталось, этого не знал никто.
Прежде чем что-то случилось, дверь снова открылась, и на улицу вышел мистер Личфилд. Мой отец поднялся и подошел к нему поздороваться.
— Мне очень жаль, Джеймс.
Мистер Личфилд похлопал его по плечу.
— Мне надо поговорить с Руне. Ты не против?
Я напрягся, готовясь встретить его гнев. Мой отец посмотрел на меня, но кивнул.
— Поговорите.
Он вышел из сада, а мистер Личфилд медленно подошел к скамейке и сел рядом со мной. Я затаил дыхание, ожидая, когда он заговорит, но так и не дождался, а потому начал первым:
— Я не оставлю ее. Даже не просите, потому что я никуда не уйду. — Заявление прозвучало сердито и агрессивно, но по-другому не получилось — сердце начинало колотиться о ребра при одной только мысли, что он скажет мне убираться. Без Поппи мне и пойти-то было некуда.
Мистер Личфилд тоже напрягся, потом спросил:
— Почему?
Вопрос показался мне странным. Я повернулся и попытался прочесть что-нибудь в его лице. Он смотрел на меня в упор. Ему действительно нужно было знать.
— Потому что люблю ее больше всего на свете, — твердо ответил я, не отводя глаз. Горло перехватило, и мне пришлось перевести дыхание. — Я пообещал, что никогда не оставлю ее. Но дело не в обещании — я в любом случае ее бы не бросил. Мы связаны душой и сердцем. Сейчас Поппи нуждается во мне больше всего, и я не уйду, пока она не сожмет мою руку.
Мистер Личфилд вздохнул, провел ладонью по лицу и прислонился к спинке скамьи.
— Когда вы вернулись в Блоссом-Гроув, я посмотрел на тебя и не поверил, что ты мог так измениться. Признаюсь, я был разочарован. — Грудь сдавило, словно от удара. Мистер Личфилд покачал головой. — Я увидел, что ты куришь, увидел, как ты ведешь себя, и пришел к выводу, что не имеешь ничего общего с тем мальчиком, каким был когда-то. С тем мальчиком, который любил мою дочь так же сильно, как и она любила его. С тем мальчиком, который ради моей девочки прошел бы огонь и воду. Но я никогда не ждал, что ты нынешний сможешь полюбить мою дочь так, как она того заслуживает. — В голосе мистера Личфилда зазвучали хриплые нотки боли. — Я был против тебя. Когда я узнал, что вы снова общаетесь, я попытался предупредить ее. Но вас тянуло друг к другу, как два магнита. — Он глухо рассмеялся. — Бабушка Поппи сказала как-то, что судьба свела вас не просто так, а с неким особым умыслом. Постичь который нам не дано, пока он не откроется сам. А еще она сказала, что две великие любви всегда сходятся для некоей великой цели. — Он помолчал, а потом повернувшись ко мне, подвел итог: — Теперь я знаю.
Мы посмотрели друг на друга, и мистер Личфилд положил руку мне на плечо.
— Вы были созданы друг для друга, чтобы ты был ее путеводной звездой, чтобы вел через все эти испытания. Ты подходил моей дочери идеально, и благодаря тебе это время стало для нее особенным, и оставшиеся дни были заполнены тем, что ни ее мама, ни я никогда не смогли бы дать ей.
Боль резанула по сердцу, и я на секунду закрыл глаза, а когда открыл их, мистер Личфилд убрал руку, но все так же смотрел на меня.
— Руне, я был против тебя, но видел, как сильно она любит тебя. Я просто не был уверен, что и ты любишь ее так же сильно.
— Люблю, — с трудом выговорил я. — И никогда не переставал.
Он кивнул.
— Я не знал этого до поездки в Нью-Йорк. Признаюсь, не хотел, чтобы она ехала туда с тобой. Но после возвращения я увидел, что ее душа обрела покой. Потом она рассказала нам, что ты сделал для нее. Карнеги-холл… — Он покачал головой. — Ты исполнил ее самую большую мечту по одной лишь причине — ты хотел, чтобы эта мечта сбылась. Ты сделал ее счастливой, потому что любил ее.
— Поппи дает мне больше, всего лишь будучи самой собой. — Я склонил голову. — Неизмеримо больше.
— Руне, если Поппи поправится…
— Когда, — вмешался я. — Когда Поппи поправится.
Я поднял голову и увидел, что мистер Личфилд смотрит на меня.
— Когда, — с надеждой повторил он. — Я не встану у вас на пути. — Он со вздохом опустил голову. — После твоего отъезда она уже не была прежней. Знаю, тебе пришлось нелегко без нее. И я был бы слепцом, если бы не видел, что ты винишь во всем своего отца. В том, что вам пришлось уехать. Но иногда жизнь идет не так, как тебе хотелось бы. Мне и в голову не приходило, что моя дочь уйдет раньше меня самого. Но Поппи показала, что злиться нельзя. Потому что… — мистер Личфилд снова посмотрел мне в глаза, — если Поппи не злится на судьбу за короткую жизнь, то какое право злиться имеем мы?
Я промолчал. От его слов сердце забилось быстрее. Перед глазами побежали картины: Поппи, кружащаяся с улыбкой в вишневой роще… Поппи с такой же улыбкой на пляже… танец на мелководье… вскинутые радостно руки и солнце на лице…
Поппи была счастлива. Даже с этим диагнозом, после болезненного и неудачного лечения, она была счастлива.
— Я рад, что ты вернулся. Благодаря тебе последние дни Поппи будут, говоря ее собственными словами, особеннее не бывает.
Мистер Личфилд поднялся. Движением, которое я видел только у его дочери, подставил лицо лучам заходящего солнца и закрыл глаза. А перед тем как вернуться в больницу, повернулся ко мне.
— Ты можешь быть здесь столько, сколько тебе захочется. Думаю, твое присутствие поможет Поппи подняться. Подняться и провести с тобой еще несколько дней. Я видел по ее глазам, здесь, в палате, что она не собирается уходить. Ты не хуже меня знаешь, что если она настроилась на что-то, то своего добьется и пройдет через все.
Я невольно улыбнулся. Мистер Личфилд ушел, и в садике никого больше не было. Я опустил руку в карман, достал пачку, сунул в рот сигарету и уже собирался закурить, но что-то остановило. Каждый раз, когда я курил, Поппи неодобрительно морщила носик и качала головой.
— Все, хватит, — сказал я вслух и швырнул сигарету на землю. — Больше этого не будет.
Глотнув свежего воздуха, я поднялся и направился в больницу. Все собрались в комнате для посетителей: семья Поппи у одной стены, мои родители и Элтон — у другой. Увидев меня, братишка вскинул голову и помахал.
Я знал, чего хотела бы от меня Поппи, и поэтому сел рядом с Элтоном.
— Hei, приятель.
В следующую секунду он забрался ко мне на колени и крепко обнял за шею. У меня перехватило дыхание. Его буквально трясло. Прижавшись ко мне мокрой от слез щекой, он спросил:
— Поппимин заболела?
Я откашлялся, но сказать ничего не смог и только кивнул.
— Но ты же любишь ее, — прошептал Элтон и отстранился. Его нижняя губа предательски дрожала.
Меня опять хватило только на то, чтобы кивнуть.
— Не хочу, чтобы Поппимин уходила. Это она сделала так, что ты снова со мной разговариваешь, и мы с тобой снова лучшие друзья. — Он шмыгнул носом. — Не хочу, чтобы ты снова злился.
Каждое его слово впивалось в меня кинжалом, но и несло облегчение — ведь это Поппи повернула меня к брату. Как бы она огорчилась, если бы я снова не обратил на него внимания.
— Не бойся, дружок, — шепнул я ему на ухо. — Обещаю, этого больше не будет.
Элтон поднял голову, вытер глаза и откинул со лба волосы. Тут уж я не удержался и улыбнулся. Он тоже улыбнулся и обнял меня еще крепче, а потом не отпускал, пока в комнату не вошел доктор. Нам разрешили повидать больную, но не всем сразу, а заходя в палату по двое.
Первыми пошли миссис и мистер Личфилд, потом наступила моя очередь. Я открыл дверь и замер на месте.
Поппи лежала на кровати посреди палаты, подключенная к окружавшим ее аппаратам. Мне показалось, что сердце пошло трещинами. Сломленная, притихшая, ни улыбки, ни смеха на лице и в глазах.
Я подошел ближе и сел на стул у кровати. Взял ее руку, поднес к губам.
Тишина была непереносимой, поэтому я начал рассказывать Поппи о нашем первом поцелуе, а потом и о других, которые помнил с восьми лет, — как принимал их, что чувствовал. Я говорил и говорил, зная, что если она слышит, то ей это понравится.
Я вспомнил и пережил каждый из сохраненных ею поцелуев.
Все девятьсот два — этого рубежа мы достигли.
И те девяносто восемь, которые еще остались.
Когда она проснется.
Потому что она хотела и должна была проснуться.
Потому что за нами еще осталось неисполненное обещание.
Глава 14
Сад в цвету и восстановленный покой
Неделей позже
— Привет, Руне.
Я поднял голову, оторвав глаза от листка, на котором писал, — у двери в палату стояла Джори. За спиной у нее, в коридоре, виднелись Джадсон, Дикон и Руби. Я кивнул, и они все вошли.
Поппи все еще лежала на кровати, в коме. По прошествии нескольких дней врачи сказали, что худшее позади, и в палату стали впускать других посетителей.
Все вышло, как она и обещала. Поппи справилась с инфекцией, не позволив болезни сломить ее. Я знал, что так оно и будет. Давая обещание, она смотрела мне в глаза и держала меня за руку. Сказано — сделано.
Теперь доктора планировали в течение нескольких следующих дней постепенно вывести ее из комы. Начиная с сегодняшнего вечера дозу обезболивающего предполагалось понемногу уменьшать. И больше всех этого ждал я. Прошедшая без Поппи неделя показалась мне вечностью, все шло не так, и ничего не получалось. В ее отсутствие в моем мире случилось так много перемен. И в то же время в другом, внешнем, едва ли не все осталось по-прежнему.
Правда, теперь вся школа знала, что времени у Поппи совсем мало. Как и следовало ожидать, новость шокировала и опечалила многих. Большинство наших сверстников знали друг друга с детсадовских времен. И хотя не все были так же близки с Поппи, как члены нашей небольшой группы, потрясенный город так и не пришел в себя. Верующие, желая показать свою любовь, молились за ее здоровье. Узнай об этом Поппи, она, несомненно, была бы тронута.
В чем доктора не сходились, так это в оценке ее состояния после выхода из комы. Прогнозы относительно того, сколько еще осталось больной, они давали с большой неохотой, неизменно указывая, что организм значительно ослаблен инфекцией. Лечащий врач предупредил, чтобы мы приготовились: после вывода из комы рассчитывать на большее, чем несколько недель, не стоит.
Как ни тяжел был удар, как ни терзала сердце боль, я все же старался находить радость в маленьких победах. Для исполнения последних желаний Поппи в моем распоряжении оставалось еще несколько недель. Несколько недель, чтобы проститься по-настоящему, услышать ее смех, увидеть улыбку, поцеловать мягкие губы.
Вошедшие первыми Джори и Руби встали по другую сторону кровати, на которой лежала Поппи. Дикон и Джадсон присоединились ко мне. Джадсон положил руку мне на плечо.
Как только известие о случившемся с Поппи распространилось по школе, мои друзья сорвались с занятий и нагрянули в больницу. Увидев их в коридоре, я понял — теперь все знают. С тех пор они постоянно поддерживали меня и были рядом.
Некоторые обижались, что мы с Поппи никому ничего не сказали, кроме Джори. Но в конце и они поняли, почему Поппи не захотела привлекать к себе внимания. Думаю, за это ее полюбили еще больше, потому что увидели ее истинную силу и крепость духа. Всю последнюю неделю ребята приносили мне полученные от преподавателей задания. Как я заботился о Поппи, так и они заботились обо мне. Дикон и Джадсон сказали, что сделают все, чтобы я не оказался на финише школы за бортом. Лично я о школе думал в последнюю очередь, но был признателен им за внимание.
Вообще, эта неделя показала, как много они для меня значили. И пусть Поппи была смыслом всей моей жизни, я понял, что могу найти сочувствие и поддержку везде и повсюду. Я понял, что у меня есть друзья, готовые пойти в огонь и воду. Каждый день в больницу приходила моя мама. Каждый день приходил, как будто не замечая, что я игнорирую его, отец. Мы молча сидели вместе, и он, похоже, ничего не имел против. Казалось, для него имеет значение только то, что он здесь, со мной.
Как быть в такой ситуации, я пока еще не решил.
Джори подняла голову и, поймав мой взгляд, спросила:
— Как она сегодня?
Я встал со стула и сел на краешек кровати. Взял ее руку. Крепко сжал пальцы. Потом осторожно убрал волосы с лица и поцеловал в лоб.
— Набирается сил, — негромко ответил я и, наклонившись к уху, прошептал: — Здесь наши друзья, малышка. Пришли навестить тебя.
В какой-то момент сердце встрепенулось — ее ресницы как будто дрогнули, — но больше это не повторилось, и я решил, что меня, должно быть, подвело воображение. Невозможно передать, как мне хотелось снова увидеть ее. Успокоив себя тем, что ждать осталось не так уж и долго, я немного расслабился.
Ребята уселись на диване у большого окна.
— Врачи сказали, что выводить ее из комы начнут сегодня, — сообщил я. — На это понадобится какое-то время, так что полностью она придет в сознание лишь через пару дней. Говорят, спешка тут не нужна. Они также полагают, что ее иммунная система значительно окрепла. Инфекция побеждена. Поппи готова вернуться к нам. — Я вздохнул и негромко добавил: — И я смогу наконец снова увидеть ее глаза.
— Хорошо, — улыбнулась Джори.
В палате наступило неловкое молчание. Ребята переглядывались, но никто ничего не говорил.
— Что? — спросил я, всматриваясь в их лица, чтобы найти ответ.
Ответила Руби:
— Какой она будет, когда придет в себя?
В животе как будто затянулся узел.
— Слабой, — прошептал я и, повернувшись к Поппи, погладил ее по щеке. — Но главное — она вернется. Пусть даже мне придется носить ее на руках. Я просто хочу видеть ее улыбку. Хочу, чтобы она была со мной, там, где ей хорошо… даже если осталось недолго.
Руби шмыгнула носом и расплакалась. Джори обняла подругу и прижала к себе.
Я сочувственно вздохнул, но счел за должное предупредить.
— Знаю, Руби, ты любишь ее. Но когда Поппи проснется, когда поймет, что все всё знают, веди себя естественно. Ей будет неприятно видеть, что вы расстроены. Для Поппи именно это хуже всего. — Я сжал ее пальцы. — Надо, когда она проснется, сделать так, чтобы ей было хорошо. Нельзя показывать, что мы печалимся.
Руби кивнула, потом спросила:
— Она ведь уже не будет ходить в школу, да?
Я покачал головой.
— Нет. И я тоже. До тех пор пока… — Произнести последние слова не повернулся язык. Я был не готов произнести их. Не готов посмотреть в лицо тому, что стояло за ними.
— Руне, что ты намерен делать в следующем году? — спросил Дикон. — Пойдешь в колледж? А ты уже выбрал что-то? Подал куда-то заявление? — Он сложил руки. — Знаешь, мне за тебя тревожно. Мы все уходим. А ты о своих планах ни слова не сказал. Нет, серьезно…
— Так далеко я не загадываю. Моя жизнь — здесь и сейчас, этот миг, настоящее. Все остальное — потом. Сейчас самое главное — Поппи. Она всегда была для меня главным. А что там будет через год, чем я стану заниматься — на это мне, сказать по правде, наплевать.
В палате опять стало тихо. По лицу Дикона было видно, что он хочет сказать что-то еще, но не решается.
— Она пойдет на школьный бал?
Джори с грустью посмотрела на свою лучшую подругу, и у меня от этого взгляда заныло сердце.
— Не знаю. Она хотела. Очень хотела. Но до бала еще шесть недель. Врачи не говорят ничего определенного. — Я пожал плечами и посмотрел на Джори. — Это было одним из ее последних желаний — попасть на школьный бал. Это все, о чем она просит. Ничего особенного, ничего грандиозного… только вот это. И чтобы я был с ней.
Джори и Руби расплакались, но я не позволил себе сломаться. Я лишь молча отсчитывал часы до ее возвращения. Представлял тот миг, когда снова увижу ее улыбку. Когда она снова взглянет на меня. Сожмет мою руку.
Посидев час или чуть больше, ребята поднялись. Джадсон положил какие-то бумаги на прикроватную тумбочку, которую я использовал в качестве письменного стола.
— Здесь математика и география. Все задания учителя написали. И сроки сдачи проставили.
Я тоже встал. Попрощался со всеми. Поблагодарил за то, что пришли. А проводив, сел за стол — поработать с домашним заданием. Закончив, я взял фотоаппарат, с которым не расставался в последние недели и который успел стать частью меня самого, и вышел из палаты.
Я провел на улице несколько часов, время от времени заглядывая в палату и проверяя, все ли в порядке. Позднее, ближе к вечеру, в палате собралась вся семья Поппи, а следом за ними появилась и медицинская бригада. Я поднялся со стула и потер усталые глаза. Врачи пришли, чтобы вывести Поппи из состояния искусственной комы.
— Руне… — Мистер Личфилд подошел и обнял меня. С того дня как все случилось, мы как бы придерживались некоего молчаливого перемирия. Он понимал меня, а я понимал его. Благодаря этой негласной договоренности даже Саванна начала понемногу доверять мне и уже не боялась, что я разобью сердце ее любимой старшей сестре.
Сыграло свою роль и то, что я ни разу за все то время, что Поппи находилась в больнице, не оставил ее одну. Где была она, там был и я. Моя верность должно быть убедила их всех, что я люблю Поппи так сильно, как они себе и не представляли.
Айда, подойдя, обхватила меня руками. Миссис Личфилд поцеловала в щеку.
Потом мы все молча ждали, пока врач проводил обследование. Закончив, он повернулся к нам:
— Уровень белых кровяных клеток у Поппи соответствует нашим ожиданиям на этой стадии заболевания. Мы постепенно уменьшим дозу анестетика и приведем ее в чувство. А когда она достаточно окрепнет, сможем отключить от некоторых из этих аппаратов.
Я почувствовал, как побежало сердце, и пальцы сами сжались в кулаки.
— Обращаю ваше внимание вот на что, — продолжал доктор. — Поначалу Поппи будет то приходить в сознание, то терять его. В первом случае у нее может наблюдаться бредовое состояние, расстройства. Причина этого — сохранение в организме остатков лекарств. Но затем периоды бодрствования начнут увеличиваться, и, если все пойдет хорошо, через пару дней мы увидим ее прежней. — Он поднял руку. — Но Поппи будет слаба. Ответить на вопрос, насколько подточила ее борьба с инфекцией, мы сумеем дать только после обследования в обычном состоянии. Все покажет только время. Но вполне возможно, что ее двигательные возможности будут ограниченны. Полное физическое выздоровление маловероятно.
Я закрыл глаза и обратился к Богу с молитвой — сделать так, чтобы с Поппи все было хорошо. А еще я пообещал, что в любом случае помогу ей пройти через все, чего бы это ни потребовало.
Следующие дни тянулись в томительном ожидании. В первую очередь у Поппи зашевелились руки и затрепетали ресницы, а на второй день открылись глаза. Открылись поначалу лишь на несколько секунд, но и этот успех отозвался приливом волнения и надежды.
На третий день в палате появилась целая группа врачей и медсестер. Поппи начали отключать от аппаратов. С замиранием сердца я наблюдал за тем, как из горла убирают дыхательную трубку, как один за другим откатывают отключенные машины. И вот наконец…
Сердцу вдруг стало тесно в груди.
Бледная кожа. Сухие, как будто обветренные, губы. Но для меня, привыкшего за последнее время видеть ее в плену аппаратов, она никогда не выглядела лучше.
Я сидел на стуле у кровати, держал Поппи за руку и терпеливо ждал, глядя в потолок, когда ощутил вдруг слабое пожатие. Воздух застрял в горле. Легкие остановились на вдохе. Взгляд метнулся к лежащей на кровати Поппи. Пальцы ее другой, свободной, руки едва заметно подергивались.
Я привстал и нажал настенную кнопку вызова, а когда пришла медсестра, указал на Поппи.
— По-моему, она просыпается.
В последние двадцать четыре часа какие-то движения наблюдались, но не так много и не так долго.
— Позову доктора, — сказала медсестра и вышла из палаты. И почти тут же появились родители Поппи, приехавшие в обычное для дневного визита время.
Пришедший буквально вслед за ними врач поспешил к кровати. Я поднялся со стула и отступил в сторонку, чтобы не мешать медсестре проверить жизненные показатели.
Между тем под веками у Поппи пришли в движение зрачки, потом дрогнули ресницы, и, наконец, открылись глаза. Сонные, зеленые, они рассеянно оглядели палату.
— Поппи? Поппи, ты в порядке? — спросил доктор. Поппи попыталась повернуть голову в его направлении, но не смогла сфокусировать взгляд и протянула руку. Она искала меня. Даже в состоянии спутанного сознания она прежде всего искала мою руку.
— Поппи, ты немного поспала. У тебя все хорошо, но ты почувствуешь усталость. Не беспокойся, так и должно быть.
Поппи издала звук, как будто хотела что-то сказать. Врач повернулся к медсестре.
— Принесите лед для губ.
Я больше не мог наблюдать за всем этим со стороны и шагнул к кровати, не слушая мистера Личфилда, пытавшегося меня остановить. Наклонившись, я взял Поппи за руку. Она мгновенно успокоилась и медленно повернула голову в мою сторону. Глаза ее снова открылись. Поппи посмотрела на меня.
Горло сжалось.
— Hei, Поппимин, — с трудом проталкивая слова, прошептал я.
Поппи улыбнулась. Едва-едва заметно, но улыбнулась. Ее тонкие пальцы сжали мою ладонь с силой мухи, а потом она снова уснула.
Я облегченно выдохнул, но остался на месте — Поппи не отпускала мою руку, так что мне снова пришлось опуститься на стул.
На следующий день она несколько раз ненадолго просыпалась и, пусть и не достигая полной ясности сознания, улыбалась, когда замечала меня. Я знал, какая-то часть ее понимает, что я здесь, с ней. И ее улыбки подтверждали это.
Позже в тот же день, когда в палату для проведения ежедневных процедур вошла медсестра, я обратился к ней с вопросом:
— А нельзя ли передвинуть кровать?
Медсестра остановилась как вкопанная и, удивленно вскинув бровь, спросила:
— Куда, дорогой?
Я подошел к окну.
— Вот сюда. Чтобы Поппи, когда полностью придет в себя, увидела мир. Ей всегда нравилось встречать рассвет. Сейчас она подключена к одной только капельнице, и сделать это будет нетрудно, ведь так?
Медсестра уставилась на меня, и в ее глазах я увидел сочувствие. Но мне не нужно было сочувствие, мне требовалась помощь. Я хотел, чтобы она помогла мне сделать Поппи подарок.
— Конечно, — сказала наконец медсестра. — Не вижу здесь никакой проблемы.
Мне сразу же стало легче. Мы взялись за кровать — я с одной стороны, медсестра с другой — и перекатили ее ближе к окну, из которого открывался вид на садик, разбитый по соседству с отделением детской онкологии, и раскинувшееся над ним ясное голубое небо.
— Так хорошо? — спросила медсестра, опуская блокираторы.
— Отлично, — улыбнулся я.
Когда через некоторое время в палату вошли родители Поппи, ее мать сразу же огляделась и обняла меня.
— Ей понравится.
Мы расселись вокруг кровати, и, пока сидели, Поппи несколько раз пошевелилась, но ее пробуждения не затягивались больше чем на несколько минут.
В последние дни ее родители попеременно — но чаще это была мать — оставались на ночь в комнате для посетителей, расположенной через коридор от палаты. Отец обычно возвращался домой, чтобы присмотреть за девочками.
Я же всегда спал в палате. Ложился рядом с Поппи на узкую кровать, обнимал ее и засыпал, ожидая того момента, когда она наконец проснется.
Скорее всего, ее родителям такой вариант не очень нравился, но они не возражали — почему бы и нет? — и запрещать не хотели. Да и обстоятельства к этому не располагали.
В любом случае я бы не ушел.
Сидя у кровати, миссис Личфилд рассказывала Поппи о ее сестрах — самые обычные вещи, ничего особенного. Я вполуха слушал ее рассказ, когда в дверь осторожно постучали.
— Руне? — Я поднял голову и увидел моего отца. Он кивком поздоровался с миссис Личфилд и снова посмотрел на меня. — Можно тебя на секунду?
Я нахмурился. Отец не уходил — ждал у двери, не сводя с меня глаз. Я поднялся со стула, прошел мимо него в коридор и лишь тогда увидел, что он держит что-то в руке.
Заметно нервничая, отец переступил с ноги на ногу.
— Знаю, ты не просил меня об этом, но я проявил твои пленки.
Я замер на месте.
— Да, ты просил меня отнести их домой. Но я видел тебя, когда ты фотографировал, и знаю, что они для Поппи. — Он пожал плечами. — Она теперь чаще приходит в сознание, и я подумал, что, может быть, ты захочешь показать их ей.
Не говоря больше ни слова, отец протянул мне фотоальбом, заполненный снимками, которые я делал, пока Поппи спала. Заполненный теми мгновениями, которые она пропустила.
Горло как будто пересохло. Меня не было дома, и я не смог бы вовремя сделать всю эту работу… если бы не он.
— Спасибо, — буркнул я и опустил голову.
Краем глаза я заметил, как он расслабился и даже поднял руку, словно хотел похлопать меня по плечу. На мгновение рука застыла в нерешительности, но потом все же легла на мое плечо.
Я закрыл глаза и почувствовал легкое пожатие. Впервые за неделю с груди как будто сняли камень. Впервые за неделю я смог вдохнуть свободно, полными легкими.
Но чем дольше мы стояли, тем яснее я понимал, что не знаю, как быть. Мы не общались так долго. Я так долго не подпускал его к себе.
Между тем мне нужно было идти. Так и не найдя решения проблемы, я кивнул и вернулся в палату. Закрыл за собой дверь, сел и положил на колени фотоальбом. Миссис Личфилд ни о чем не спросила, а я ничего не стал говорить. Она еще долго рассказывала что-то дочери и ушла, когда уже стемнело.
Читать бесплатно другие книги:
