Барабан на шею! Панарин Сергей
Коля Лавочкин, разумеется, не знал о той исторической встрече. Ему хватило того, что хрупкая виконтесса в одночасье превратилась в жестокую Белоснежку.
Оцепеневший солдат сидел в незавершенной зале, той самой, где висел рисунок-подсказка. Пустая ложная подсказка…
Чадили четыре больших факела. Здесь еще стоял стол, за которым бородатый художник рисовал копию «причинной подсказки». Единственная дверь была заперта, за ней стояла вооруженная охрана. Мешочек с деньгами, травкой разруби-любые-путы, флейтой, формой и автоматом остался в трапезной. Страж вряд ли поддался бы подкупу. В травке не было необходимости – Колю не связали: чары сковывающего заклинания, наложенного Марлен, развеялись, как только Лавочкина бросили в зал. Флейта пригодилась бы, если заточение будет долгим, но это все частности. Больше всего парень переживал за форму и автомат.
Но это позже, позже…
Мир перевернулся вверх тормашками. Колину башню сносило, словно ураганом: «Ложь! Ложь кругом и предательство!.. Она колдует, хотя говорила, что не способна! Она лупит и гнобит гномов, хотя со мной была чертовски любезной и милой! Она… Она пасла меня от самого Пикельбурга, и стоило бы мне отыскать Барабан Власти, она отняла бы его у меня легче, чем у ребенка! Кретин ты, Колян, самый перворазряднейший… И главное, она и не подумала отправлять письмо Всезнайгелю! А я, дурак, ждал его, как китайской Пасхи… Провела, хоть волком вой!»
И повыл бы. Он встал, послонялся, размял мышцы. Долго вглядывался в противную картину. И думал, думал…
«Как сбежать? У меня есть неиспользованное желание. Обещанию голой бабы с крылышками, конечно, верить нельзя, но что имеем, то и используем. Во всяком случае, попытаемся. Банально заказать свое освобождение? Так ведь в полночь все вернется на круги своя: тыква, крысы… Следовательно, подарок феи можно использовать в качестве обходного, отвлекающего маневра, помня о правиле полуночи… А почему, собственно, только отвлекающего?..»
Еще Колю преследовало неприятное чувство, будто на него давят стены. Странно, такого ощущения он никогда не испытывал. Пещерная клаустрофобия нарастала, но солдат отвлекался от нее, строя планы побега.
Через несколько бесконечных часов дверь отворилась, и в зал вошел охранник. За ним вбежали три гнома. Первый принес одеяла, второй кадку с крышкой, третий еду.
Рядовой Лавочкин понял, что ему предстоит долгое заключение.
Съев харчи, использовав кадку по назначению, Коля развернул одеяла и завалился спать. Лег к теплой стене. Он еще до визита охранника и бородатых благодетелей обошел зал и сделал неожиданное открытие: левая от сумасшедшей картины-подсказки стена была теплее остальных, почти горячей. Солдат решил, что где-то близко залегает лава или еще какая-нибудь греющая субстанция. Он не был силен в геологии.
Спалось ему замечательно. А перед самым пробуждением пригрезилось Коле Лавочкину, будто он вовсе не Коля Лавочкин, а Петр Великий. Глаза у него выпученные, норов крутой, а думы государственные. Сидит он в походном шатре, в русском военном лагере. До Полтавы рукой подать. Совсем близко грохочет знаменитое сражение. Царь Лавочкин раздает приказы генералам, а распоряжения сплошь толковые, верные. И откуда в неважнецком солдате столько ратной смекалки?! В перерывах он делится своими грандиозными планами с Меншиковым, неопределенно тыча в карту Российской империи:
– Назло коварному соседу здесь будет город заложен… Любопытно, за сколько можно заложить Санкт-Петербург? Я думаю, гульденов за сто, купчишкам каким-нибудь…
– Маловато будет, Петр Алексеич, продешевить изволишь, – убежденно отвечает Меншиков. – Да уж за все сто пять, не менее.
Петр, который Коля, выходит из шатра. Хлопает по плечу часового, мол, орел.
Невдалеке марширует рота солдат, одетых в яркие, расшитые бисером кафтаны и куртуазные кожаные штаны.
Меншиков поясняет:
– А вот и наш потешный полк пожаловал!
Командир полка вкрадчивым голосом докладывает:
– Ура! Мы ломим! Гнутся шведы!.. Государь, только что мы провели разведку боем…
– А герлом вы разведку не пробовали проводить?! – лукаво осведомляется Петр-Коля и неистово хохочет.
В сторонке топчутся и громко переговариваются богатые иноземцы. Царь обращает внимание и на них:
– Что за ажитация? Кто такие будете?
Самый важный отвечает, коверкая речь:
– Ми есть голландские кюпцы. Здрав будь, херр Питер.
– Ты кого Питером назвал, нечисть немецкая? – бросается на него с кулаками Меншиков.
– А я бы на другое слово обиделся, – ухмыляется солдат-часовой.
Лавочкин уже думает о своем.
– Постой, Меншиков, вельми чудный сон видел я сегодня: привычно открываю окно в Европу, а там надпись: «Windows-XP»! Не пойму, к чему бы это. Помогите, люди торговые. Растолкуете – награжу, а нет, так отправлю в Кунсткамеру, на экспонаты.
Только сказал он это, а перед глазами – зал Кунсткамеры. Шестистенный синий зал. В центре, на столе, – банки с экспонатами. В каждой банке – по серому сморщенному человеческому пальцу, и надпись: «Пальцы Страхенцверга. Светятся в темноте».
Оборачивается Петр-Коля, а в углу – витрина с длинной-предлинной бородой гномьего колдуна.
Закатывает царь-рядовой глаза к потолку, а там – ужасные сцены, будто срисованные с картины в незавершенном зале.
– Тьфу, срамота! – Государь топает в сердцах…
…и понимает, что его пнули в подошву.
– Вставай, – сказал охранник. – Жратву принесли.
Уплетая овсяную кашу, Лавочкин боролся с вернувшейся клаустрофобией и усиленно размышлял над увиденным во сне. Ералаш с Петром Первым был совсем не интересен, да и почти не запомнился. А вот отрывочек про комнату Кунсткамеры явно на что-то намекал… Дескать, думай, Колян… Пальцы, стены, борода, похабная картинка…
Парень уставился на гадкую фреску, постаравшись смотреть, как говорится, новым взглядом. Так увлекся – даже кашу на штаны пролил.
– Значит, старик-гном говорил о причинных местах… Тихо, Колян, без фанатизма. Причинные места.
На картине было сколько угодно таких мест. Двадцать пять. Обладателей и обладательниц этих мест колесовали, сажали на кол, вешали и делали прочие вещи, в приличном обществе не принятые. Коля тщательно рассматривал каждый эпизод, каждую фигурку… и вдруг прозрел!
Пять сюжетцев из двадцати пяти не были сценками казни или пытки. Это были эпизоды преступлений. Не палачи осуществляли здесь экзекуции! Насилие над личностью и причинение тяжких увечий в этих пяти случаях чинил один и тот же персонаж. Лавочкин видел его на полу главной залы. Преступный гений Страхенцверг.
Преступный…
– Преступление есть причина наказания! – радостно воскликнул солдат и смутился. – Кхе-кхе. Здорово, что меня никто не слышит. Вот тебе и причинные места.
Парень мысленно соединял в разные комбинации пять точек. Три из них располагались точнехонько по прямой линии, образуя длинный горизонтальный отрезок. Две оставшиеся притаились рядом с крайней левой точкой: одна чуть правее вверху, другая на том же расстоянии внизу. Получилась недвусмысленная стрелка, указывающая на теплую стену.
Вот это уже результат.
Коля подошел к стене, пощупал ее горячую шероховатую поверхность. Оглянулся на факелы. Взял ближайший, поднес его к стене. Камень как камень.
Поковырял пальцем. Крошится, но с трудом.
Вернул факел на место. Расстегнул камзол, накинул на голову, словно старый фотограф. Прижал полы к теплой породе. Из-под нее пробивались еле заметные синие светящиеся точечки.
– Эврика! – просипел Лавочкин. – Слава легендарному маленькому народцу!
Он взял ложку, выданную гномами. Принялся отскабливать небольшой участок стены в самом углу. После долгих усилий удалось расчистить квадрат примерно метр на метр.
Коля задвинул стол в заветный угол, прикрыв свои «художества». Отошел к двери. Нормально, синего свечения не заметно.
Приблизился к стене, постарался успокоить дыхание.
– Цуг-цурюк!
Квадрат засветился фиолетовым.
– Прекрасно, – сказал солдат, ложась на одеяла. – А дальше?
«А дальше дождусь кормежки. Поем. И полезу в дыру. Потом по обстоятельствам. Разведка, затем возвращение или побег».
Наконец явились охранник с гномом-поваром.
– Сколько времени? – спросил бородача Коля.
– Четыре по полудню.
– Не разговаривать! – гаркнул страж.
Лавочкин благодарно кивнул гному.
Оставшись в одиночестве, расправился с кашей.
Итак, обед. До полуночи – восемь часов. Маловато. До ужина и того меньше.
– На старт, внимание, марш, Колян, – скомандовал себе рядовой.
Подскочил к столу. Выдвинул его так, чтобы протиснуться между ним и синей стеной. Произнес заклинание, вполз в фиолетовый квадрат.
Солдата обдало знакомым холодом. Выходя из стены, Коля будто прорывал пленку крутого киселя. Наконец она лопнула, и он замер, стоя на четвереньках в небольшой каморке, освещенной шарообразным магическим светильником.
Никого.
– Так, без суеты, – прошептал Лавочкин.
Оглянулся на синюю стену. Приметил точку выхода на случай возвращения: не хватало еще наткнуться на маскировочный каменный слой в пещере Страхенцверга.
Поднялся на ноги.
Каморка. Глухая. Подвальная. Пара запыленных щитов на стенах. Большой сундук напротив синей стены. Сбоку – кованая дверь. Коля прокрался к ней. Толкнул. Потянул. Заперто.
– И хорошо, и плохо, – процедил сквозь стиснутые от нервного напряжения зубы солдат. – Ладно, теперь сундук… Отлично, не заперто.
Там лежал старый, видавший виды, барабан.
Лавочкин аккуратно достал его из сундука. Поставил на пол. Поднес руку к рабочей поверхности. И услышал, нет, почувствовал бесконечный звук «м-м-м-м-м-м…», словно длящийся после удара: «Бам-м-м-м-м-м-м-м…»
– Вот, значит, ты какой, Барабан Власти… – проговорил Коля. – Что же мне с тобой делать?
Тащить в тюрьму нельзя. Это, считай, просто отдать его Белоснежке. Да и не влезет он в отверстие метр на метр.
Всякий раз, когда Коля оказывался в критической ситуации, он вспоминал про фею. Сдерживался, не загадывал единственного желания, понимая: в будущем оно может стать последним козырем. Сейчас, похоже, наступил тот самый момент, когда услуга феи позволила бы Лавочкину отыграться. Но что загадать?
Открыть дверь. А вдруг за ней?.. Лавочкин представил картину: он с барабаном в охапке вываливается в разбойничье логово или, еще хуже, в Черное королевство.
Куда-нибудь перенестись. Куда же? К Тиллю? А если его нет дома?
Заказать появление самого Всезнайгеля прямо здесь? Он может быть слишком занят. Ну, допустим, вызвал. Тилль, конечно, колдун, только что за дверью? Вдруг там пять колдунов? А тащить Всезнайгеля с собой в незавершенный зал, дабы он навел шороху в пещере Страхенцверга, не представлялось разумным. И уж если размышлять не по-детски, то, скорее всего, колдун сейчас обязан быть именно там, где находится. Тилль намекал на это в записке.
– А почему бы не рискнуть и не отправиться к Рамштайнту? – спросил себя парень.
В этом что-то было.
– Офелия, о нимфа!.. – продекламировал заклинание солдат, обнимая Барабан. – Хочу оказаться в кабинете Рамштайнта!
В Колином носу засвербело. Лавочкин вспомнил шутливый щелчок феи и смачно чихнул, ударяя лбом в Барабан Власти.
Бухнуло, как из гаубицы. Пол под ногами заходил ходуном. Сверху посыпался песок, затрещали стены…
Солдат очутился в кабинете дриттенкенихрайхского короля преступности. Магия феи работала!
Хозяин кабинета сидел и изощренно чревоугодничал. Количество блюд, нагроможденных на столик, не поддавалось подсчету. Рамштайнт, ни на секунду не задумываясь, запускал золотую вилочку в разные лакомства и метал кусочки в свою безразмерную пасть. Жмурился от удовольствия, запивал вином, налитым в фужер-переросток.
Коля проглотил слюну.
– Вот ваш артефакт.
Рамштайнт вздрогнул, повернул удивленное мусорноцветное лицо к Лавочкину.
Тот аккуратно поставил Барабан Власти на мягкий ковер.
– Вы только не стучите в него без нужды. Я нечаянно долбанул, и, боюсь, хранилище, где он был спрятан, обрушилось.
– Салют, Николас, рад вас видеть. – Рамштайнт расплылся в широченной улыбке, тряхнув обвислыми щеками. – И где моя охрана?! Спит, что ли? А вы все-таки отхватили вещицу… Разделим трапезу?
– Нет, спасибо, я недавно поел.
– Ну и чего тут страшного? Я тоже. Нет, юноша, мне вашего поколения не понять. Знаете, у меня была тяжелая юность: я постоянно недоедал и недосыпал. Поэтому сейчас в моей жизни две радости – переесть и переспать.
Король преступности подмигнул, тщательно вытер руки полотенцем, потом прошел к окну и повторил гигиеническую процедуру с помощью батистовой шторы. Приблизился к Барабану.
– Замечательно… Вот он, мегафетиш славного Зингершухера! Великолепно…
Рамштайнт положил ладонь на кожу Барабана. Проникся не проходящим отзвуком-м-м-м-м… Слегка тюкнул указательным пальцем.
«Бум!» – выстрелил артефакт.
Посуда, находящаяся в кабинете, лопнула, а оконные стекла вылетели с жалобным звоном.
– Мощь! – ликующе воскликнул Рамштайнт.
Глаза его блестели, как две золотые монеты.
Лавочкин сморщился от боли, пронзившей уши.
– Чуете, барон, величие этой вещи? Все вдребезги, вы оглохли, а мне – хоть бы что! Стучащий получает все!
– Я забираю знамя. – Солдат показал в угол, где висела полковая реликвия.
– Конечно-конечно, договор есть договор. К чему мне недействующая тряпка, когда тут такое…
В кабинет вбежали громилы-охранники.
– А, опомнились, – хохотнул Рамштайнт, тряся щеками, и еще раз легонько стукнул по Барабану.
Бугаи схватились за головы. Коля аж присел: в перепонки словно иголки воткнулись.
– Проворонили посетителя, будете наказаны, – по-отечески сказал король криминала, занося палец для третьего щелчка.
Лавочкин, не в силах терпеть мучительную боль, метнулся к знамени, ухватился за полотно и пожелал оказаться там, откуда сюда попал.
– Бум! – бабахнул Барабан.
Парень успел вспомнить, что поврежденное знамя не способно перенести его в пространстве, и отключился.
Он был без сознания всего мгновение, за которое услышал знакомый чистый голос знамени:
– Рядовой, взбодрись! Я почти вернуло силу!..
Шум, громкий давящий шум.
Коля открыл глаза. Каморка с дверью, сундуком и синей стеной. Не рухнула, устояла… Но главное…
Знамя работало!
– У-у-ух… – Солдат застонал, трогая уши пальцами.
Что-то липкое, сырое… кровь.
Лечиться.
Лавочкин нащупал знамя, пожелал исцеления.
Шум исчез, голова просветлела. Коля вытер уши и щеки. Встал на ноги. Энергия переполняла его, хоть взлетай.
– Вот теперь вы у меня попляшете, – пообещал солдат всем подряд, аккуратно обернул торс знаменем и пролез через синюю стену обратно в пещеру Страхенцверга.
Глава 29.
Дерутся все, или Труппенплацский гамбит
Вход в незавершенный зал охраняли два стражника из свиты Белоснежки – бесстрастные люди в черных одеждах. В отсутствие хозяйки это были нормальные мужики – общительные, живые и вполне похожие на простых людей. Только сволочи.
– Жена у меня прямо как пчелка, – сказал первый.
– Что, работает с утра до вечера? – спросил второй.
– Нет, жужжит постоянно.
– Тогда тебе повезло, что мы вечно в разъездах. А то бы совсем довела…
Дверь за спинами охранников разорвало в щепки. Контуженные и исцарапанные стражи упали на пол.
Коля не скрывался. Звук взрыва в считанные секунды облетел пещеру Страхенцверга.
– Да, Марлен, я иду, – прошептал Лавочкин.
Мощь опьяняла. Солдат был подобен закодированному алкоголику, который вдруг сорвался в запой.
Забытое ощущение: «Я все могу».
Парень пожелал, и дверь восстановилась.
Но он шагал дальше, заставляя волшебные светильники зажигаться, будто при Хельге.
Выскакивающие к Лавочкину арбалетчики в черном засыпали на бегу, валились в кучу, а стрелы, выпущенные рефлекторным нажатием курков, Коля дотла сжигал в полете.
Солдат сошелся с Белоснежкой в трапезной.
От сонного заклинания она защитилась и пульнула в парня гранитной скамьей.
Он пожелал, чтобы скамья остановилась и устремилась к Марлен.
Девушка не стала упираться, просто отклонилась. Предмет с громким грохотом ударился о стену и раскололся на несколько кусков. Белоснежка запустила эти обломки в Лавочкина.
Коле надоело. Он захотел, и обломки рассыпались в пыль.
Марлен произнесла одно из своих коронных заклятий.
Перед ней вспыхнули три лиловых огненных копья. Они разлетелись в стороны и принялись кружиться, облетая Лавочкина. Девушка щелкнула пальцами. В следующую секунду копья неслись прямиком в голову солдата. Он повел бровью, и огненные орудия исчезли. Стекли в пол у его ног.
Затем парень, картинно воспарив, шибанул по противнице сгустком силы. Белоснежку прижало к стене. Чуть ли не до треска костей.
– Ты проиграла, – не соригинальничал Лавочкин.
И тут его слегка дернуло, и он снизился на несколько сантиметров.
Марлен отлипла от стены и упала на четвереньки.
«Что за хрень? – подумал солдат. – Как сказало знамя? „Я почти вернуло силу…“ Почти! Почти, идиот!.. Значит, вот он – предел возможностей. А ты дешевыми спецэффектами развлекался. Ну, все, кранты тебе, Колян».
Он пожелал спуститься. Знамя исполнило, но неуверенно, с покачиваниями и паузами. Когда до пола оставался метр, сила пропала. Лавочкин был готов и приземлился достойно.
Белоснежка, к счастью солдата, была занята собой: восстанавливала дыхание, сбивчивым шепотом заговаривала ломоту в суставах. Все-таки последний Колин удар получился неслабым.
Чуть подлечившись, Марлен подняла голову, отбросила волосы с покрасневшего лица. Встала.
– Хорошо, ты победил, хотя я ума не приложу, как тебе удалось вернуть штандарт…
Лавочкин не был заражен болезнью «расскажи все врагу в приступе победного самолюбования». Просто промолчал.
– …Но не будешь же ты бить в спину девушке, с которой спал? – сказала Белоснежка, бросила в Колю слабое оглушающее заклинание (на мощное у нее не осталось сил) и, не дожидаясь результата, опрометью кинулась к выходу.
Потерявший защиту солдат рухнул, словно подкошенный…
Сознание медленно возвращалось.
– Николас… Барон Николас! – звал Лавочкина знакомый голос. – Не время валяться, надо спешить на помощь твоему Паулю…
Парень открыл глаза.
В мутном пятне, маячившем над рядовым, он узнал лицо Тилля Всезнайгеля.
– Лежите, не дергайтесь, восстанавливайтесь, – велел вальденрайхский колдун, доставая из зеленой куртки прозрачный камешек.
Положил его на Колин лоб.
– Как вам мой тайник? Согласитесь, с моей стороны было весьма остроумно использовать секрет маленького народца.
– Угу…
– Я давно слежу за вами. Весьма потешное занятие, следует признаться… Я даже подсказал Шлюпфригу, где можно продать украденный у вас штандарт. Но это все комедия. Главное – серьезное. Благодаря вам мы выяснили, кто такая Белоснежка и куда девается железо. Поздновато, конечно… Надо же, племянница… Сев ей на хвост, я нашел ее резиденцию, где обнаружил много любопытного, что будет полезным в борьбе с ее хозяином – Дункельонкелем. Да, примите поздравления, вы их переиграли! Марлен надеялась с вашей помощью завладеть Барабаном Власти и просчиталась. Знали бы вы, как за этой вещью охотится Дункельонкель… Но теперь Барабан в надежных руках.
Всезнайгель поглядел на удивленное лицо солдата.
– Ах, вы полагаете, самый отпетый преступник Дриттенкенихрайха – это враг? Бывают такие войны, в которых складываются неожиданные союзы… На счету каждое королевство, каждый сильный игрок… И попробуйте-ка украсть у вора. Тем более с Рамшайнтом сейчас братец Иоганн.
Колдун говорил и говорил, а Коля не слушал. «Он с самого начала был рядом, но не дал знать, – думал Лавочкин. – Ловил на меня, будто на живца. Эх, Тилль, предатель…»
Солдату отчего-то вдруг вспомнился старый армейский розыгрыш, на который он попался во время первого дежурства на «тумбочке». Он только-только прибыл в ракетный полк и не знал фамилий всех офицеров. Этим и воспользовались сослуживцы-юмористы, дорвавшиеся до телефона соседней роты.
Зазвенел телефон. Дневальный по своей роте рядовой Лавочкин снял трубку и выслушал приказ: «Капитана Залипукина к телефону, вызывает подполковник Затычкин. Срочно!»
Солдат зычно вызвал капитана, уж командира-то своей роты он знал! Но не подозревал, что подполковник Затычкин – лицо вымышленное.
– Капитан Залипукин, срочно подойти к тумбочке дневального! – крикнул Лавочкин. – Вызывает подполковник Затычкин!
Разъяренный Залипукин едва не съел рядового с потрохами, к вящей радости роты. Ржали дня три, хотя Коле такой юмор казался излишне примитивным и обидным. Было здесь нечто нечестное, до грубости простое и вероломное.
Похожее чувство испытал солдат только что, когда Всезнайгель игриво признался, дескать, следит за ним чуть ли не от комнаты чертовой бабушки, откуда начался второй круг странствий рядового и прапорщика.
Камешек холодил Колин лоб, парень чувствовал: слабость и боль отступают. Лицо Тилля обрело резкость.
– Ну, вот, – колдун потер руки. – Вы порозовели, стало быть, пора двигаться дальше.
Он взял камешек.
– Ух ты! Вы выпили почти весь запас энергии моего кристалла!
Лавочкин рассмеялся:
– Не я, а знамя.
– Точно! – Всезнайгель стукнул себя по колену. – Полтора века прожил, а мелочи упускаю, как ребенок… Пойдемте, Николас.
Тилль помог солдату подняться. Голова чуть кружилась, но не от слабости, а скорей наоборот.
«Интересно, а знамя полностью зарядилось?» – подумал парень.
Пожелал очутиться в соседнем зале. Не сбылось.
– Жаль, – буркнул Лавочкин.
Из полумрака выступили чумазые гномы во главе с эрцгерцогом.
– Что случилось? – спросил главный бородач.
– Барон Николас изгнал самозваную Белоснежку, – громко сказал Тилль. – Слушайте, подземные жители, и не говорите потом, что я тихо вещал! Та, кого вы полагали своей госпожой, служит Дункельонкелю. Сейчас Николас Могучий вместе со мной отправляется в погоню. Лже-Белоснежка убежала в свое логово, где томятся ваша Хельга и еще несколько гномов и людей. Мы постараемся их отбить. Свяжите ее спутников, поместите под стражу.
Гномы остолбенели.
– Пойдемте, – шепнул Тилль Коле. – А то у них сейчас появится куча вопросов, а нам некогда.
Колдун и солдат вышли в исполинский туннель, ведущий к водопаду. Всезнайгель приблизился к стене, отыскал метлу, «оседлал».
– Барон Николас, добро пожаловать на мое летательное средство.
Коля воспользовался приглашением волшебника. Они взлетели и помчались по темному коридору, ориентируясь на светлое пятно, маячившее впереди. Рядом пищали летучие мыши, задевая крыльями лицо и одежду солдата. Чем ближе был выход, тем четче проглядывались детали пещеры. Колонны с бешеной скоростью неслись одна за другой. Наконец Тилль, не сбавляя хода, направил метлу в стену воды.
Они пробили поток и выскочили в вечернюю прохладу. Солнце еще не закатилось, но в Драконьей долине уже установились сумерки.
Ни Лавочкин, ни Всезнайгель не промокли – маг позаботился о силовом поле. Теперь он гнал на юго-восток, в славный Труппенплац, иногда уклоняясь от голодных драконов, парящих в поисках пищи, либо снижаясь к кронам, где их не достал бы даже самый отчаянный ящер.
В сером небе восходила бледная полная луна. Солдат посмотрел на нее, и ему вдруг стало так грустно, хоть руки разжимай да с метлы падай. Каждая победа приносит новые поражения… «Я все делал правильно, выжал из минимума максимум… – мучился парень. – Тогда отчего я так недоволен?
– Вы уверены, что Марлен улетела именно в убежище? – прокричал Коля.
– Она захочет взять кое-какие вещи, – ответил Тилль. – И, вероятно, расправиться с некоторыми пленными. А там еще и Пауль… Подстрахуем.
Палваныч поднялся из летней Драконьей долины в осенний Труппенплац по лестнице, высеченной в скале неизвестными трудолюбивыми людьми.
Читать бесплатно другие книги:
