Барабан на шею! Панарин Сергей
Это был подвиг. Не создание лестницы, а восхождение. Грузный прапорщик вспотел, запыхался, перебрал в уме все бранные выражения на русском и немецком языках. Наконец он рухнул на суверенной территории Труппенплаца, борясь с одышкой. Сначала в соревновании лидировала одышка, но потом Палваныч переломил ход поединка. Отпыхтевшись и отхрюкавшись, он сверился с картой. Ткнул пальцем в нужном направлении. Побрел.
В самом королевстве приключений не было. Местное население, сплошь люди в форме, не обращало на чужака никакого внимания. Дубовых сам носил российскую армейскую форму, а значит, легко сходил за своего.
В Труппенплаце ему понравилось. Еще бы ему не понравилось на огромном военном объекте! Все здесь напоминало родной полк: и посаженные строгими рядами леса, и марширующие толпы крестьян, и командный покрик любого, даже самого вшивенького, начальства. Отличники бренчали роскошными медалями. Охламонам не давали вздохнуть. Разговоры отличались краткостью, формализованностью, от слов веяло приятной уху канцелярией, от манер – плацем. Склады – слабость и страсть прапорщика Дубовых – здесь были идеальными. Большие, крепкие, охраняемые. Потоки между ними шли почти промышленные. Повозка за повозкой, погрузка-разгрузка. Красота.
– Да… Если есть прапорщицкий рай на земле, то вот он, – мечтательно проговорил мужик.
Вечером Палваныч явился на заветное поле, возле которого высился холм со входом пещеру. Дубовых проник в убежище Белоснежки через длинный узкий коридор. Очутившись в зале, прапорщик постоял несколько минут, созерцая экспонаты местного своеобразного музея. Здесь толпились какие-то статуи человеческого роста, явно околдованные люди. Встречались и гномы. На столах в страшном беспорядке валялись неведомые Палванычу приборы, свитки и драгоценности. У грязных стен стояли чьи-то портреты и большое зеркало. Над зеркалом висели большие часы с маятником. По залу разносилось зловещее тиканье, напоминая об истекающем времени. В куске хрусталя застыл Пес в башмаках. На жалобной морде Шлюпфрига были написаны мольба и разочарование.
– И ты тут, – озабоченно ухмыльнулся Дубовых.
Здесь же лежал Вран. Окоченевшего ворона словно покрыли полупрозрачной глазурью.
Наконец прапорщик позволил себе взглянуть на Хельгу.
Колдунья была растянута на цепях. Очевидно, она спала волшебным летаргическим сном. Бледное лицо несло печать спокойствия и векового умиротворения.
Колени распятой графини были на уровне лица Палваныча. Он дотронулся до ее ноги. Твердая, будто замороженная.
– Аршкопф, лестницу давай!
Услужливый черт возник с деревянной лестницей.
– Вольно, можно сгинуть, – пробормотал Дубовых, подхватывая принесенное.
Приставил к Хельге лестницу и взобрался наверх.
Висящая на цепях женщина и целующий ее мужчина. На стремянке…
Стоило губам Палваныча коснуться глянцевых уст Страхолюдлих, и цепи рассыпались в пыль, графиня упала на пол, а сверху сковырнулся прапорщик вместе с лестницей.
– Ох! – выдохнула Хельга. – Пауль?..
– Сейчас, сейчас, – проговорил спаситель, скатился с возлюбленной и отбросил лестницу. – Как ты?
– Нечем похвастаться… Слабая я, Пауль.
Палваныч поднял ослабшую графиню, закинул ее руку себе на плечо, повел к выходу.
– Браво, браво!
Путь наверх перегородила Белоснежка. Она улыбалась и хлопала в ладоши.
– Какая трогательная сцена.
– Ефрейтор Аршкопф, – позвал прапорщик, – обезвредить противника!
Чертенок ринулся в бой. Он возник за спиной Марлен, чтобы обхватить ее за талию и унести в преисподнюю, но наткнулся на невидимый заслон. Белоснежка пробежала в центр зала, ей был нужен простор.
По спокойствию виконтессы Аршкопф понял: соперница попалась достойная, готовая потягаться с нечистой силой.
Он запулил в нее сгустком огня. Белоснежка мгновенным заклятием вылила на себя поток холодной воды, в него и попал пламенный снаряд.
Черт тут же метнул замораживающее заклятие. Марлен выставила огненную стену.
Аршкопф наворожил мощную струю воды, она пробила защиту и свалила виконтессу с ног.
Белоснежка проскользила по полу в глубь зала, в движении пуляя в противника хрустальными стрелами. Они появлялись из ниоткуда и срывались с места, норовя впиться в черное мохнатое тельце.
Черт бежал за Марлен и исчезал за миг до того, как стрелы прилетали в его грудь. Появлялся рядом, не сбавляя скорости.
Виконтесса подпрыгнула, хитро извернувшись в воздухе, закляла разлитую по залу воду, превращая ее в лед. Аршкопф поскользнулся, его копытца разъехались, и он плюхнулся на спину, катясь к сопернице. Швырнул в нее сетью.
Белоснежка ответила силовым ударом, который подхватил сеть и отбросил черта в толпу окаменевших людей и гномов. Статуи посыпались, громко стуча об пол.
Палваныч тащил Хельгу к выходу.
Аршкопф, переместившись в пространстве, очутился перед кромкой льда, заклинанием растопил его, вскипятил и погнал волной на Марлен. Девушка совершила изящный прыжок, перелетела через шипящую воду. «Бум!» – волна врезалась в стену, рассыпалась в брызги.
Черт ощутил себя запертым в хрустальном кубе. Исчез. Возник рядом. Белоснежка повторила фокус. Аршкопф снова выскочил на волю. Потом еще и еще…
За этой забавой и застали поединщиков Коля и Тилль, ворвавшиеся в убежище Белоснежки.
– Марлен! – окрикнул племянницу Тилль.
– Дядюшка приперся, – процедила сквозь зубы она, не отвлекаясь от атак. – С дурачком Николасом… Со всеми не справиться…
Белоснежка вдруг оставила Аршкопфа в покое и направила указательный палец на Палваныча, сжимающего в объятиях Хельгу Страхолюдлих. Из кончика пальца Марлен вырвался алый разряд – яркая дуга, ударившая прапорщика в грудь.
Выронив графиню из ослабевших рук, Дубовых затрясся; дуга плясала между ним и Марлен.
Лавочкин пожелал во что бы то ни стало остановить девушку. Знамя сработало – разряд пропал! Дубовых вскрикнул и сполз по стене.
Тилль смахивающим движением руки сбил племянницу с ног. Вместе с ней магия колдуна отшвырнула несколько окаменевших фигур и разметала предметы на столе.
Марлен перекувырнулась, встав на колени, но теперь ее атаковал злобно вопящий Аршкопф. Черт метнул в нее огненный вихрь. Девушка сделала кувырок назад, и пламя опалило ей лишь бок. Черный облегающий костюм загорелся.
Белоснежка попробовала ответить ударом на удар, но не преуспела.
– Ты отнял мою магию! – взвыла она, буравя Колю ненавидящим взором.
Она схватилась за талисман, болтающийся на шее, и прокричала:
– Дункельонкель, взываю к тебе!
По зеркалу, стоящему у стены, пробежала алая рябь, и из него, как через дверь, шагнул белый старец.
Он напомнил Лавочкину одновременно негодяя Билла из фильма «Убить Билла» и Гендальфа из «Властелина Колец».
– Дружище Всезнайгель! – мягким голосом произнес Дункельонкель, небрежным пассом вызывая водный поток на горящую Белоснежку. – Сколько лет…
Солдат тут же пожелал, чтобы Дядюшка Тьмы застыл на месте. Увы, знамя растратило свой потенциал на атаку Марлен и снова не действовало. «Замри! Замри! Замри!» – мысленно заклинал врага Коля. Он был похож на ковбоя, нажимающего курок незаряженного пистолета.
Черт вызвал огненный смерч на голову старца. Пламя погасло, едва успев зародиться.
– Аршкопф, Аршкопф, я тебя знаю! – Дункельонкель погрозил пальцем бесенку.
Тот заверещал в бессильной злобе: черт, чье имя известно, не может причинить знатоку никакого ущерба.
– Откуда? Откуда ты его выведал? – пропищал бес.
– Мои слуги схватили одного изворотливого эльфа, который под страхом смерти рассказал много любопытного. И о тебе, Аршкопф, и о том, как ты, Николас, запортил поле разруби-любые-путы, и еще о массе вкусных фактов… Кстати, сгинь, нечистый.
Черт виновато оглянулся на лежащего Дубовых и растворился в воздухе.
Марлен встала за спиной Дункельонкеля.
Лавочкин прошел к Палванычу, присел. В груди прапорщика, чуть ниже левой ключицы, зияло обугленное отверстие величиной с рублевую монету. Пульс нормальный. Дубовых потерял сознание от болевого шока. Хельга ворочалась рядом. Наконец ей удалось сесть.
– Жалкое зрелище. – Глава Черного королевства покачал головой. – С кем тебе приходится работать, старина Тилль? Моя милая изменница Страхолюдлих… Пара незадачливых иномирцев… Стыдоба.
– Грех жаловаться, – улыбнулся Всезнайгель. – Тебе приходится значительно труднее, раз ты вербуешь членов моей семьи.
– Впрочем, на Хельгу у меня тоже остались планы… Графиня! Помнишь ли клятву, данную мне в юности? Кровью скрепленное обещание служить мне, приходя на мой зов? Это сильное заклятие, золотко мое… Попрощайся с друзьями, ибо ныне призываю тебя: «Во имя Тьмы, служи мне, как обещала!»
Дункельонкель сделал витиеватый пасс рукой.
Побледневшая до синевы Хельга вздрогнула, но осталась на месте.
Чему сама удивилась не меньше Дядюшки Тьмы.
– Не раздувай щеки, Дункель, – сказал Тилль. – Ты потерял власть над ней.
Повелитель Черного королевства разочарованно цокнул языком.
– Хитер, хитер ты, давний враг мой… Кстати, Николас! – окликнул он Лавочкина. – Мне нужно поблагодарить тебя дважды. Прежде всего, спасибо, что нашел мою казну. Письмо Белоснежки с этой новостью весьма меня порадовало. Сокровища были весьма кстати. На них я купил новые отряды послушных солдат. И тут я говорю тебе спасибо второй раз. Сумасшедший Улькхемикер создал новое поколение бойцов из твоей плоти и плоти моей дорогой Марлен.
Зеркало за спиной Дункельонкеля снова подернулось алым муаром, и в нем возникло изображение заснеженного поля с речкой и руинами замка. Рядовой узнал в этих развалинах Мраморшвиммер. От речки к замку маршировали ряды солдат. Каждый был копией Лавочкина.
Колина икра мгновенно зачесалась. «Почему молчит Тилль? – недоумевал парень. – Почему не наносит удара? Неужели он слабее?..»
Присмотревшись к своим клонам, солдат заметил в их облике еле заметные черты Белоснежки. Наверное, при бегстве от Улькхемикера стоило прихватить кусок своей плоти.
Повелитель Черного королевства развеял чары, зеркало «погасло».
– Как видите, мои войска перешли границу Дробенланда. Я завоюю все королевства по порядку. И вы ничего не сможете этому противопоставить. Сюрпризы только начинаются. И знаешь, Николас… Я предлагаю тебе сделку. Ты мне нужен. А я нужен тебе. Ты же хочешь домой? Конечно… Предлагаю путь в твой мир в обмен на кое-какую информацию…
Тем временем Лавочкин пробовал разбудить знамя. Оно не откликалось даже на самые пустячные желания.
Часы, висевшие над зеркалом, стали отбивать двенадцать ударов. Наступала полночь.
Неожиданно Колю скрутила судорога. Он перевалился через Палваныча и начал кататься по полу. Солдата терзала острая боль. Она была везде.
Всезнайгель, Дункельонкель и Марлен уставились на извивающегося солдата.
Лавочкин начал меняться: грудная клетка расширилась, ноги укоротились, коленные сгибы словно вывернуло, пальцы рук сжались, кисти превратились в лапы, ногти – в когти. Непереносимая боль пронзила голову. Стремительно трансформировался череп: удлинялись челюсти и росли мощные зубы. Тело покрылось шерстью.
Парень закричал, не в силах терпеть спазмы. Он ползал, катался, спина выгибалась коромыслом. Коля изодрал одежду в клочья, но знамя не повредилось, соскользнув с торса рядового.
Перед его глазами носились красные всполохи. В моменты странного просветления Лавочкин успевал ухватить особым зрением остальных людей: уверенное зеленое свечение исходило от Всезнайгеля, мутное грязное сияние испускала Марлен, а Дункельонкель был чернее черной дыры – он поглощал энергию, скручивая ее в тугой темный вихрь. Краешком сознания солдат отметил, что и Тилль создал в себе запас энергии. А еще стало ясно: колдуны готовы в любую секунду начать бой. Колю захлестнула новая волна боли, и он забыл о видении.
С двенадцатым ударом часов судороги прекратились, пытка закончилась. Солдат вскочил на четвереньки.
– Вот так сюрприз! Да-да, полнолуние же, – улыбнулся Дункельонкель, глядя на серого волка. – Наш пришелец еще и оборотень! Эй, Хельга!
Страхолюдлих подняла голову.
– Признайся, ведьма, это работа твоих гномьих родственничков, или ты сама способна обращать укусом? Сила Страхенцверга – штука мощная… Кто тебя укусил, Николас?
«Маленький ревущий гномик… Палец…» – пронесся обрывок мысли в мозгах волка Лавочкина.
Оборотень чувствовал вселенскую злость. С каждым новым вздохом Коля все больше и больше становился волком. Парень, рядовой, человек – ушел. Сейчас в сером мощном теле жил зверь. Зверь, которого только что мучила адская боль и перед которым стоял Враг.
Хотелось ворчать – зверь глухо ворчал. Враг излучал опасность – шерсть на загривке волка встала ершом, шкура как бы стянулась на темени, он ощерился и присел, готовясь к прыжку.
Дункельонкель понимал язык звериного тела. Распознав угрозу, он запустил в оборотня смертоносным заклинанием. Тилль был начеку: отвел заклятье от друга, но раскрылся сам. Это устраивало противника. Дядюшка Тьмы нанес удар по Всезнайгелю. В миг, когда колдуны сосредоточенно боролись и черный смерч взламывал последний зеленый оборонительный заслон, выстроенный вальденрайхским магом, оборотень прыгнул.
Прыжок был изящен и смертоносен. Игру подпортила Марлен. Она потянула своего повелителя назад, выводя его из равновесия. Волк врезался в грудь падающего навзничь Дункельонкеля. Глухо захрустели кости. Дядюшку Тьмы отбросило на Марлен, и они покатились по отполированному полу прямиком к матовому зеркалу.
В противоположном конце зала черный смерч добрался до Всезнайгеля и швырнул его об пол.
Дункельонкель и Белоснежка влетели в зеркало, но оно не разбилось, а приняло их внутрь – портал, через который пришел Дядюшка Тьмы, все это время оставался открытым.
Разъяренный оборотень коротко рыкнул и устремился за беглецами. Колины глаза горели красным. Он подскочил, намереваясь впрыгнуть в зеркало, но за считанные мгновения до касания лапами поверхность разгладилась, прояснилась, и волк узрел свое отражение. Потом два хищника столкнулись, и один из них рассыпался на мелкие осколки.
Лавочкин ударился о стену. Несколько осколков впились в шкуру, посекли морду, бок.
Кто-то другой плюхнулся бы кверху лапками и сдох. Но не оборотень. Зверь взвизгнул, вскочил на ноги, встряхнулся, избавляясь от осколков, и медленно пошел к Тиллю, Хельге и Палванычу. Волк хотел крови.
Страхолюдлих сжимала прапорщика в объятьях. Всезнайгель сидел, держась за кровоточащую рану на виске. Колдуна покачивало.
Оборотень угрожающе зарычал. Инстинкт охотника подсказывал ему, что сидящий самец представляет большую опасность, нежели слабая самка, обнимающая раненого. Следует разорвать самого сильного.
Пригнувшись к полу, волк рассчитал новый прыжок.
– Э-э-э, спокойно, – тихо проговорил Тилль. – Ничто человеческое тебе не чуждо.
Всезнайгель принялся читать заклинание, успокаивающее кровожадный норов оборотня:
- Вервольф, вервольф… Дай лапу мне,
- Такую лапу не видал я сроду.
- Давай с тобой повоем при луне
- И будем долго тем любезными народу.
- Ты по-вервольфьи дьявольски красив,
- С такою милою, доверчивой приятцей.
- И, никого ни капли не спросив,
- Как пьяный друг, ты лезешь целоваться…
Агрессия покинула звериный разум Лавочкина. Красная пелена спала с глаз, волк уже не хотел разорвать всех и вся в клочья. Скорее, наоборот: в сердце зверя просыпалась, теплела, разгоралась нечеловеческая любовь к миру, обжигающая бескрайняя любовь…
– Пожалуйста, голубчик, не лижись, – смеялся Тилль, шутливо отталкивая огромного серого хищника, который мел хвостом землю и в приступе неестественной нежности стремился зализать лицо колдуна до мозолей.
Ударная доза заклинания была усвоена, умиротворяющая энергия растеклась по Колиному телу. Волк отступил, виновато косясь в пол.
– Пр-р-р-х-х-хасти! – прорычал он.
Глава 30.
Коротко о главном, или Что день грядущий нам готовит?
В убежище Белоснежки царил самый натуральный раздрай.
– Нам не страшен серый волк, серый волк, серый волк… – напевал рядовой Лавочкин и как-то хмуро улыбался.
Он обмотался знаменем и оделся в парадную военную форму. Местный костюм был изодран при трансформации.
– Можно вылечиться от оборотничества, Тилль?
Всезнайгель в который раз за ночь осматривал рану Палваныча. Обернулся:
– Можно, но позже, Николас, позже. Чувствую, вы выспались… Никогда раньше не слышал волчьего храпа… Сейчас есть более важные вещи. И потом, ваша способность сигать через весь зал спасла нам жизнь.
– Я так и не понял, почему он не защищался.
– Видите ли, в схватке колдунов нашего с ним уровня все решают мелочи. Кто лучше к ним подготовился, тот и победит. Дункельонкель явился с богатым запасом энергии. Я за время его пустого трепа поднабрал чуть поменьше. Уже невыгодное для меня положение, и оно не было для него секретом. Рядом с каждым из нас находился помощник. Марлен, как вы убедились, не лыком шита. Да ваши колдовские подвиги все равно более впечатляющи. А Дядюшка Тьмы наверняка в курсе ваших магических успехов. Расклад сил получился непредсказуемым. Потом вы спутали всю игру, став вервольфом. Дункельонкель незамедлительно решил ударить. По вам. Чтобы я открылся, защищая вас. Он знает, я не стану бить его, жертвуя вами. Не те у меня принципы. Ему оставалось лишь, ни на что не отвлекаясь, продавить мою защиту. Единственная, в ком просчитался наш враг, так это моя племянница. Она не стала останавливать ваш прыжок.
– Она не могла.
– Почему?
– Знамя отняло ее способности.
– Вот как? Жаль. – Тилль поймал удивленный взгляд Лавочкина. – Жаль не то, что пропали ее умения. Жаль, что она не усомнилась в правильности своих поступков… Смотрела, как Дункельонкель сокрушает мою защиту… В любом случае ваш талант превращаться в волка пришелся весьма кстати. А вы правда не знали, что укус потомков Страхенцверга заражает жертву вервольфизмом? Я думал, Хельга спела вам балладу о славном предке… Может, оставим талантец-то?
– Подумаем, – кивнул солдат. – Но в любом случае без вас моя метаморфоза была бы бессмысленной, господин колдун. Разрешите пожрать вашу руку.
– Пожрать?!
– Пожать, разумеется, – рассмеялся парень. – Не бойтесь. Правда, очень уж больно превращаться…
– Это первый раз такой, потом легче.
– Но тоже мало приятного, – подала голос проснувшаяся Хельга.
– А вам подавай сплошные удовольствия, да? – Тилль положил ладонь на лицо прапорщика.
Палваныч застонал.
– Живой! – обрадовался Коля.
– А ты сомневался? – хмыкнула Хельга. – Он же Повелитель Тьмы!
Ее изнуренное лицо озаряла гордость.
– Боюсь, что подлинный Повелитель Тьмы отступил под натиском Николаса, – пробормотал колдун. – Дункельонкель стал сильнее…
– Ну, мне не с чем было сравнивать, – сказал солдат. – Но дяденька впечатляющий.
Дубовых очнулся, кашлянул, прочищая пересохшее горло. Сипло прохрюкал:
– Это кто тут тебе впечатляющий дядечка?
– Конечно, вы, товарищ прапорщик, – не моргнув глазом, соврал Коля.
– Смотри у меня… Черт, грудь болит…
– Рядовой Аршкопф по вашему приказанию прибыл! – провизжал бесенок.
– Ектыш, – поморщился Палваныч. – Как же ты достал… Вольно.
Черт исчез.
– Рядовой Лавочкин, доложи обстановку.
– Противник отброшен и посрамлен, товарищ прапорщик. Знамя возвращено.
– Да, наш Николас, обернувшись волком, победил самого Дункельонкеля, – вставил реплику Тилль.
– Волком? Вы сказали – волком? – грустно спросил Палваныч. – Нет, ну что за карикатура! Как я превращаюсь – так в козла, а как Лавочкин – так в волка!..
– Хорошо, не одновременно, а то сожрал бы я тебя, зануду, на фиг, – прошептал парень и добавил громче: – Ваше ранение обработал Всезнайгель. Ну… и графиня почему-то плачет. Конец доклада.
Дубовых заворочался, ища свою спутницу.
– Хельгуленочек!
– Я здесь, Пауль, – всхлипнула Страхолюдлих. – Дункельонкель призвал меня страшной клятвой, а я все равно осталась с тобой!
Тилль скосил лукавые глаза, вспоминая свой тайный визит в логово Белоснежки. Прапорщик промолвил:
– За что тебя люблю, так за эти вот твои красивые необязательности… Какие прогнозы?
– Все будет хорошо.
– Ну, рядовой, слыхал? – просипел Палваныч. – Пока есть на свете русская воля и верное понимание местным населением, особенно женским, необходимости содействия нашим вооруженным силам, мы непобедимы! Вот такое тебе мое командирское лирическое отступление.
– Товарищ прапорщик, – нарушил молчание Коля. – Я вот чего подумал: если есть понятие «лирическое отступление», то должно быть и «лирическое наступление»?
– Ишь ты, лирик, блин… Лучше скажи, как мы домой попадем, – парировал Дубовых.
– А правда, Тилль! – ловко перевел стрелки солдат. – Кто-то три месяца назад обещал устроить нам возвращение… если оно возможно.
– И не отказываюсь, – с достоинством произнес колдун. – Я давно закончил расчеты, и, разумеется, у меня две новости. Хорошая: ваше возвращение возможно. Плохая: соответствующий портал откроется только в Зингершухерштадте.
– Вы смеетесь?! – воскликнул Лавочкин. – В столице Черного королевства?!
– Именно там.
– Эй, рядовой. – Прапорщик подергал Колю за рукав. – Похоже, твой зеленоглазый друг хочет, чтобы мы выиграли для него войну.
Всезнайгель усмехнулся:
– Пожалуй, мы имеем редкий случай, когда интересы разных хороших людей совпадают. Пойдемте отсюда.
– А Шлюпфриг и эти все бедняги? – Коля обвел рукой зал, заваленный окаменевшими людьми и гномами.
– Они есть не просят, займусь ими позже. Нам требуются помощь и отдых. Если бы вы, барон, видели свое исцарапанное лицо…
Лавочкин и Хельга вели Палваныча, Тилль шагал впереди. Они вышли из прохлады убежища Белоснежки в холод морозного утра.
Рассвело.
Падал мокрый снег. Крупными ватными хлопьями. Тихо-тихо.
– Красиво, – выдохнул солдат.
Снег сыпался во всей земле, во всех королевствах… Даже в Черном…
Дункельонкель лечил сломанные ребра, а Марлен стояла у окна, сжимая кулачки и глядя в окно, за которым валились белая небесная ветошь. «Ничего, – просипел ее наставник. – Не казни себя. Не удалось завладеть Барабаном Власти – повезет с другими вещами. Ты и так прекрасно потрудилась над нашими глупыми друзьями-гномами, а ваши с Николасом дети-воины просто великолепны». Виконтесса молчала. Кулачки сжимались сильнее…
Четыре всадника понуро ехали в поисках очередной жертвы. Им был заказан отъявленный мошенник, грабитель и вор, сбежавший из тюрьмы Дробенланда. Они не хотели убивать, эти бывшие светлые маги, но им приказали, иначе умрут четверо красивых невинных детей, их детей, запертых в замке Дункельонкеля…
В Вальденрайхе полковник Хельмут Шпикунднюхель расталкивал новую роту рекрутов – глуповатых молодых крестьян. Их предстояло превратить в защитников королевства, обучить делать из арахиса бомбу, из носового платка парашют, а из врага котлету. Короче, сконструировать из деревенщины настоящие машины убийства. «Подъем! – ревел глава особого полка. – Пробежка и построение! Никаких кафтанов! Голыми до пояса! Вперед… Марш!!!» Будущие солдаты выбегали на первый снег, дрожа на морозце, и нестройными рядами скрывались в сумерках…
Суверенный Наменлос также готовился к войне. Это королевство было дальше всех от Черного, но Иоганн Всезнайгель убедил тамошнего монарха в серьезности угрозы…
Сам Иоганн и подлинный властитель Дриттенкенихрайха Рамштайнт всю ночь проквасили, составляя план криминального сопротивления будущей оккупации. «Прорвемся, друг Рамшатйнт, – проговорил Иоганн, борясь с заплетающимся языком, – нам с братишкой случалось армии циклопов побеждать, сломаем и Черное королевство…» Барабан Власти стоял поодаль, защищенный сетью хитроумных многослойных заклинаний. Всезнайгель старший был большим мастером по этой части…
На далеких болотах ковылял с посохом маленький зеленый чебуран, которому предстояло прожить здесь долгих двадцать лет. Впрочем, это из другой сказки…
Тилль Всезнайгель, Хельга Страхолюдлих, Павел Иванович Дубовых и Коля Лавочкин стояли в полной тишине, под сплошной снежной завесой. Им чудились звуки грядущих битв.
– Красиво, – выдохнул солдат еще раз.
Колдун смотрел на топающую к ним темную фигурку. Она расплывалась в молочном мареве – просто пятно, оставляющее за собой черные следы на белом поле. Наконец люди узнали тролля. Угрюмый монстр надвигался с неотвратимостью стальной черепахи на гусеничном ходу. В его длинной ручище виднелась огромная дубина. Неуязвимый для человеческой магии громила остановился, отвратительно взревел и затопал бодрее. Почуял: флейта совсем близко.
Коля машинально схватился за походный мешок, нащупывая волшебный инструмент.
Всезнайгель покачал головой:
– Николас, кажется, я вам говорил, чтобы вы избавились от флейты. А вы, похоже, пожадничали. Теперь будьте добры, уберите этого урода. Когда он начнет махать дубиной, никому мало не покажется.
– Знамя все еще не действует! – Солдат нервно сглотнул.
– Эх, молодежь, учись! – проворчал Палваныч. – Ефрейтор Аршкопф, слушай приказ… Ефрейтор Аршкопф?.. Черт, ты где!.. Эй! Не время шутить! Аршкопф!.. Аршкопф, чертяка миленький… Помощь нужна!.. Рыло бесовское, выходи!..
Апрель – июнь 2005 г.