Барабан на шею! Панарин Сергей

Глава 22.

Огонь, вода и медные трупы, или С миру по нитке – мертвому припарка

Пока опоенный рядовой Лавочкин пребывал в отключке, в мире происходили разные события, как важные, так и пустячные.

Барон Косолаппен обнаружил на столике спальни четыре килограммовых слитка золота и записочку: «Заказ нельзя исполнить. Одна из мишеней скрылась, вторая – неуязвима». Стоило Косолаппену прочитать послание, и бумажка исчезла в зеленом пламени. Четыре всадника любили магические спецэффекты.

Вальденрайх всколыхнула волна массовых побегов узников. Бежали изо всех тюрем одновременно. Особый королевский полк, возглавляемый гением сыска Шпикунднюхелем, сбился с ног, ловя убийц, воров и грабителей, вырвавшихся на свободу. Расследование показало, что кандалы и замки были вскрыты при помощи волшебства. Кто-то снабдил уголовников травой разруби-любые-путы.

Герцог Унехтэльф понял: он не соберет отступные, которые назначил черный человек. Эльф вернулся в родовое поместье, собрал самое необходимое и дорогое и пустился в бега, взяв курс на северо-восток, к королевству трех королей.

Теневой владыка Дриттенкенихрайха Рамштайнт отравился котлетками и пребывал в расстроенных чувствах. Поэтому многих казнили, еще больших разорили, а торговцы внесли внеочередную плату за возможность спокойно торговать.

В Дробенланде, между графствами Вестланд и Западлокер[29], испокон веков стояла высокая многокилометровая металлическая ограда, называемая Железным Занавесом. Так вот, ночью Железный Занавес был растащен гномами и сдан в металлолом. План Белоснежки – свят.

Драконы задались вопросом, как отразится вероятная война среди людей на жизни Драконьей долины. Была создана целая научная комиссия. Тщательно взвесив все «за» и «да вы что там все, охренели, что ли?!», комиссия пришла к выводу, что драконам все по фигу.

Великий ученый и чародей Вайскопф[30], отшельник-многознатец, открыл и доказал второй закон магодинамики: «Сила чудодействия равна силе противочудодействия». Над первым законом Вайскопф еще работал.

Тролль, идущий на зов волшебной флейты, забрел в посудную лавку и наделал там много шума. Перепуганным селянам удалось выманить монстра из лавки и деревни большим куском мяса. Тролль съел мясо и вернулся в деревню. Людям пришлось повторить хитрость с мясом. Громила послушно покинул селение, сожрал кусок и… снова затопал в деревню. Крестьяне поняли: сегодня хитрят не они. Тролль продолжил путь, только когда ему скормили трех баранов.

Шпион, посланный государством Труппенплац в Черное королевство, смог оттуда вернуться. Это был нонсенс. Доселе никому не удавалось покинуть загадочное королевство. Итак, разведчик выполз к пограничному кордону, израненный и окровавленный. Прохрипев: «Там такое творится!», шпион умер. При нем ничего не оказалось.

Колдун Тилль Всезнайгель, никем не замеченный, вошел в тайное убежище ведьмы, называвшей себя Белоснежкой. Невысокий худой маг неспешно бродил, осматривая ее грандиозное, сопоставимое по размерам с пещерой Страхенцверга жилище. Опасливо исследовал большое зеркало, покоящееся у стены, потом огромные часы, мерно размахивающие увесистым медным маятником. Колдун часто останавливался, листая разложенные на столах чертежи и записи, разглядывая застывшие объекты. Дольше всего он простоял напротив висевшей на цепях ведьмы Хельги Страхолюдлих. Она спала магическим сном, ее тело будто одеревенело. Тилль потеребил себя за широкую седую прядь, вплетенную в черные густые волосы. «Эх, сейчас бы с Хельгой поработать, – подумал Всезнайгель, – поспрашивать, наворожить несколько сюрпризов… Жаль, нельзя оставлять здесь следы волшебства… Хотя…» Узкие зеленые глаза мудреца сощурились, буравя бледное лицо ведьмы… Колдун долго шептал, осеняя ведьму магическими знаками. Наконец он замолк, удовлетворенно кивнул и покинул убежище Белоснежки.

Коля очнулся привязанным к наклоненному столу стенду, который сразу про себя назвал кульманом. Солдат был распластан в положении морской звезды. Скованные ноги уже занемели, руки только начинали. Скосившись, Лавочкин увидел Марлен Всезнайгель в такой же неудобной позе. Поглядев вниз, парень обнаружил, что штанины его брюк закатаны до колен.

К Коле приблизился староста, точнее, колдун.

Рядом с колдуном-старостой все еще ошивались братцы Пупеншпиллеры.

– Итак, это мои верные инкубусы. Гомункулусы, созданные из несовершенной человечьей плоти силой моего гения. Раньше я мог из одного человека вырастить двух или трех тупых. Как вот эти. Но теперь, соединяя мужской и женский материал, я взращу десятки разумных инкубусов!

– Так тут что, инкубатор, что ли? – сострил Коля.

– Да! – пылко подтвердил Улькхемикер. – Ты, конечно, заметил в коридорах мои матки-реторты. В них будут помещены кусочки твоей и ее, – колдун указал на Марлен, – плоти. Всего неделю в реторте с пищевым магическим раствором – и вот они, воины будущего! Вы дадите новую армию, новых солдат! Лучше прежних. Белокурая красавица и выносливый русоволосый паренек… Мне не терпится начать.

Коренастый садист размял пальцы.

– Для введения вас в необходимое состояние я расскажу вам анекдот. Представьте себе морг. Прозектор играет в карты с трупами. Знаете ли, в покер. Прямо на прозекторском столе. И вот смотрит он свой расклад и говорит: «Ну что, ребята, вскрываемся?»

Вероятно, колдун-зельедел ожидал возгласов и гримас страха, но Коля с Марлен даже слегка улыбнулись. Маньяк расстроился.

– Да… Будем по живому. Вы несносные, несносные! И должны видеть, как я буду отсекать от вас все лишнее… Страх исходного материала – залог успеха в созидающей ворожбе. Пупеншпиллер номер один, неси сюда зеркало!

– Зеркало? А что это?

– Ну, разве я не говорил? Форменные кретины!.. – Улькхемикер закатил глаза. – Иди в соседнюю комнату. Там увидишь страшную тупую харю в окне. Хватай это окно и бегом сюда.

Синюшный зомби потопал в указанном направлении.

Через минуту донесся приглушенный подземельем радостный вопль:

– Нашел!

– Тащи его ко мне! – раздраженно крикнул зельедел.

– Сейчас, папа…

Топот приближался, потом ритм сбился, и в комнату влетел вперед зеркалом Пупеншпиллер номер один. Вещь разбилась.

– Идиот!!! – завизжал колдун. – Вредитель, тупая скотина!

Он подскочил к перебирающему осколки гомункулусу и занес ногу для смачного пинка. Но остановился.

– Ты не виноват… Ты не виноват, что такой безмозглый… Я должен был сказать, чтобы ты нес осторожно… Не торопясь… Все, уйдите отсюда. Оба.

Пупеншпиллеры удалились. Улькхемикер вернулся к растянутым на «кульманах» молодым людям.

– Ладно, неважно, вы и так в идеальном состоянии, – проговорил он, хватая в руки нож и миску. – Возьмем кровищи, кожи и мясца. На пробу.

Лавочкин смотрел, как нож приближается к его ноге, а потом икру пронзила боль. Парень стиснул зубы и смолчал, не крикнул. Колдун деловито отхватил небольшой клочок кожи, кусочек мышц, налил в миску Колиной крови. Потом взял с бокового столика нечто жеваное и зеленое, залепил свежую рану. Боль унялась, как под действием анестетика. Затем колдун произвел те же процедуры с ножкой Марлен. Девушка взвизгнула, из ее глаз потекли слезы. Она замолотила руками в стенд.

Когда Улькхемикер поставил миску на столик, заткнул рану виконтессы зеленой массой. И тут одна из ее рук неожиданно высвободилась. Марлен схватила маньяка за лысую макушку и ударила его лбом о стол.

Колдун удивленно всхлипнул и осел на грязный пол своей «прозекторской».

– Ну, Марлен! Ай да молодца! – восхищенно протянул солдат.

Девушка отомкнула вторую руку, затем ноги. Благо замочки на металлических браслетах открывались легко: нажми – и готово.

Освободив Колю, шагнула к Улькхемикеру и врезала ему так, как он несколько минут назад намеревался пнуть гомункулуса. После этого она повернулась к Лавочкину. На ее лицо легла тень тревоги и неуверенности, нижняя губка задрожала.

– Что дальше, Николас?..

– Взбодрись! – Солдат потряс ее за плечи. – Ты все сделала правильно, не время раскисать… Пойдем.

Он сгреб свой мешок, стоявший здесь же, у «кульмана», схватил виконтессу за руку и повел туда, куда ушли Пупеншпиллеры.

Коридор ветвился. Коля выбрал самый левый. Шагов через тридцать беглецы оказались в небольшом круглом помещении. В центре ревело синее пламя.

– А-а-а! – ревело пламя брюзгливым баритоном. – Бедное я, бедное, никому не нужное!.. Тесно мне тут!.. Скучно!.. Ы-ы-ы!..

Лавочкин глянул вверх. Над факелом-переростком зияла черная дыра вытяжки.

Странно, но жарко не было.

Солдат потащил Марлен вдоль стеночки, надеясь, что за пламенем обнаружится проход. Парень угадал.

Когда до туннеля оставалось совсем ничего, пламя оборвало нытье.

– Ой, люди! – сказало оно. – А куда вы идете?

Голос избавился от брюзгливых модуляций, теперь это был красивый баритон.

Коля застыл, гадая, как следует общаться с болтающим огнем.

– Да вот, выход ищем, – осторожно сказал солдат, наблюдая за игрой синих языков пламени.

– Вам туда. – Оно «махнуло» длинным языком в сторону отверстия, к которому и шли Коля и Марлен. – Только там темно. Я вас сильно выручу, если расскажете какую-нибудь историю. А то, знаете ли, ужасно скучно…

– Мы бы с радостью, но за нами гонятся, – возразил Лавочкин.

Пламя рассмеялось:

– Никто за вами не погонится. Вы выбрали проклятый путь. Назад пути нет, а вот пройдете ли вы темные катакомбы, а главное, – голос стал тише и тревожнее, – воду, это вопрос особый. Так что давайте историю.

– Ну, хорошо, – согласился солдат. – В некотором царстве, в некотором государстве жил веселый пожарный…

– Э, нет, парнишка, – вклинилось пламя. – Про пожарных ты кому-нибудь другому рассказывай.

Коля украдкой ухмыльнулся.

– Тогда слушай другую сказку. Жил отважный капитан, он объездил много стран и не раз бороздил океан…

– Океан?! – взревело пламя. – Юноша, ты хочешь моей смерти.

– Да нет же! – Лавочкин стукнул себя в грудь. – Просто все истории такие. Еще знаю про Садко в подводном царстве, про капитана Немо в подводной лодке, про Солярис – планету-океан…

– Опять океан. – Пламя потемнело и съежилось. – Знаешь, давай я тебе помогу, а взамен ты ничего не рассказывай, будь другом. Да, так будет справедливо… Подставляй руку.

– На фиг? – Солдат насторожился.

– Ликуй, юнец, – произнесло пламя. – Я дам тебе огоньку.

– Спасибо, я не курю. – Коля инстинктивно спрятал руки за спину.

– Хи-хи, испугался? Соображай бойчее. Здесь не жарко. А почему? Так я же холодное! Свечу, но не грею, понял?

– Угу. Надо же, холодное пламя… Это как пиво безалкогольное.

Солдат протянул руку. Огонь лизнул ее, оставив на ладони синий цветок – уменьшенную копию пламени.

«Спонсор нашей зажигалки – Газпром», – пошутил про себя рядовой.

– Вот, должно хватить. Удачи вам. Берегитесь воды.

Лавочкин и Марлен ступили в темный коридор. Парень держал руку повыше. Света вполне хватало. Дорога шла под уклон, изредка дул несильный ветерок. Эхо играло щелчками шагов.

Девушка крепко вцепилась в солдата и вздрагивала от каждого шороха.

«Вернусь домой – никогда не полезу в подвалы», – поклялся Коля.

Наконец путники уперлись в длинный металлический рычаг, торчащий прямо из каменного пола. Рычаг был наклонен вправо. На стене красовалась поросшая паутиной надпись: «Поверни меня».

– О, этот вечный кэрролловский выбор… – вздохнул солдат. – Будь что будет!

И толкнул рычаг. Внизу скрипнуло, хрустнуло, зашипело… А сзади донесся странный шум и подул настойчивый ветер. Волшебное синее пламя чуть не потухло.

– Может, ты это зря?.. – спросила Марлен.

Сзади стремительно нарастал гул.

– Вода! – воскликнул Лавочкин. – Хватайся за рычаг и не отпускай!

Они вцепились в ржавую железку. Прохладный поток врезался в них, смел вместе с рычагом и понес. Дышать было нечем. Пару раз Коля хватал ртом смесь воздуха и брызг – и лишь усугубил положение. Солдат и виконтесса потеряли ориентиры: их крутило, меняло местами, на поворотах тащило по стенам, причем в полной темноте.

Заплыв продолжался недолго. И окончился мощным впечатыванием жертв в каменную стену.

В тупике вода быстро стекла куда-то под пол, и бренные тела опустились на железную решетку.

Коля застонал. Пошевелил руками-ногами. Целые. Ощутил, что до сих пор сжимает в правом кулаке злополучный рычаг. Усмехнулся. Открыл глаза. Тьма.

Рядом заворочалась девушка.

– Ты как, жива? – прохрипел Лавочкин, садясь.

– Вроде бы…

– И что дальше?

– Будем искать дверь.

– Оптимистка ты, Марлен… Кстати, давно хотел сказать: у нас, ну, откуда я родом, Марленами когда-то называли мальчиков. В честь Карла Маркса и Владимира Ленина.

– А почему Марленами, а не Карлимирами? – поинтересовалась виконтесса, и солдат понял: она в порядке.

– А все-таки круто нас смыло, – пробубнил он.

Стали обшаривать мокрые стены. Ничего путного не нащупали, но, похоже, что-то задели. Одна из стен с треском провалилась, открыв путь в просторный, метров сорок на тридцать, зал, освещенный волшебными негаснущими свечами на высоких люстрах.

В центре висели на цепях семь открытых хрустальных гробов. В каждом лежал мертвец, но не простой, а меднокожий.

– Знак ГТО на груди у него, больше не видно на нем ничего, – прокомментировал Коля особенности одежды семи усопших.

– Да, хоть бы саваны накинули, – согласилась Марлен.

Молодые люди ступили на каменный пол зала. Свечи вспыхнули ярче, и мертвяки ожили: медленно сели в гробах, открыли красные блестящие глаза, уставились на пришельцев.

Лавочкин прошептал:

– Мне кажется, или они действительно похожи на братцев Пупеншпиллеров?

– Не кажется, – ответила девушка.

– Ну, колдун, елки-ковырялки… Гений, блин. Надеюсь, они не металлические.

Семеро умрунов вылезли из домовин. Двигались не спеша, в унисон, механистично. Становилось жутко.

Коля сжал в руках отломанный рычаг. «Жалкая картина, – подумалось солдату. – Два мокрых, обтекающих чучела с ржавой палкой против семерых странных мужиков. А драка будет…»

– Приказано не пускать, – хором сказали медные Пупеншпиллеры, шагая навстречу пришельцам.

Каждый паренек умеет махать «мечом» – любой палкой, шваброй, сломанной клюшкой. Лавочкина в школьной юности вдохновляли гонконгские боевики, как и любого другого юного россиянина эпохи бесконтрольного видео. Были у него и нунчаки, справленные из ножек старого столика, и подобие бокэна – бамбукового меча, правда, из клена… И махалось Коле легко. Ловкий рос пацанчик.

Сейчас он выступил вперед и начал «пляску смерти», надеясь запугать противников. Они остановились, наблюдая, как рычаг превращается в гудящий круг, гуляющий вокруг тела солдата. Эффектное выступление кончилось неожиданно: рычаг выскользнул из руки и прилетел в лоб одному из близнецов. Тот кулем рухнул на пол.

Оставшиеся в строю переглянулись и решительно направились к Коле. Он виновато развел руки, мол, я случайно.

«Ну, хоть не из меди ребятки, и то хлеб», – отметил он.

– Сопротивление задержанию, – выдвинули обвинение стражи.

На протяжении следующих трех минут Лавочкин вдохновенно месился с угрюмыми соперниками. Марлен не вмешивалась, стоя на пороге зала. Меднокожие гомункулусы дрались ужасно. Точнее, вообще не дрались. Они тупо шли под раздачу, норовя повиснуть на руках, вцепиться в ноги и туловище, повалить наземь и придавить. Получая в нос, они падали, но тут же вновь медленно вставали и упрямо следовали за противником. Коля, призвав на помощь дзюдошную память, проводил серии остроумных подсечек, впрочем, не входя с гомункулусами в захват – это было бы равноценно проигрышу. Наконец, солдат изловчился вернуть себе «боевой» рычаг. Оглушив пару Пупеншпиллеров, он крикнул виконтессе:

– Беги к выходу! Там, за гробами!

Девушка рванула по дуге. Гомункулусы растерялись, позволив ретироваться и Лавочкину.

Медные стражи бегать не умели.

Коля и Марлен одновременно врезались плечами в закрытую дверь. Заперто.

Парень дернул за кольцо-ручку. Без толку.

Принялся колотить в доски рычагом, словно ломом. Дерево поддавалось. Сзади маячили четверо гомункулусов.

– Давай я, а ты отбивайся! – крикнула Марлен.

– Руками не отмашусь, – пропыхтел солдат.

Он отскочил от двери и набросился на врагов с яростью берсерка. Колины противники не чувствовали боли. Их мог остановить лишь расчетливый удар в голову.

Виконтесса окликнула солдата:

– Поучилось, ходу!

Дверь была открыта, Марлен вышла вон. Хромая на подрезанную колдуном ногу, Коля вывалился из страшного зала. Захлопнул дверь.

Путники очутились на склоне огромного холма. В предрассветных сумерках носился влажный ветер. Вокруг в разные стороны разбегались поля, окутанные туманом.

– Вниз! – скомандовала девушка.

Они чуть ли не скатились к подножию. Погони не было. Наверное, гомункулусам не разрешалось покидать пещеру.

– Где мы есть-то? – выдохнул Лавочкин.

– Если я не ошибаюсь, то за этим полем будет неширокая полоска леса, а за ней – Мраморшвиммер.

Когда люди говорят, что жизнь прожить – не поле перейти, они имеют в виду явно не то поле, на которое попали Коля и Марлен. Полдня путники ковыляли до леса. Порезы болели, под ногами расплывалась грязь. Зарядил мерзостный дождь. Впрочем, они и так были мокрые после «смыва».

Стремясь отвлечься от своего гадкого положения, Лавочкин размышлял о событиях последней ночи. Поужасался, вспоминая маньяка-зельевара. Содрогнулся, прикинув, каково должно быть тупому клону, пусть и краснокожему. Удивился тому, что им с виконтессой все-таки посчастливилось вырваться. Потом мысли солдата перескочили к родине. «Лучше бы я нашу, подмосковную грязь месил, – думал он. – Домой хочется неимоверно… Когда же появится долбаный Всезнайгель? А то обложили, как волка!»

– Марлен, а ты Тиллю послала надежную птицу?

– Отличную, – пропыхтела девушка.

Потом солдат лопотал всякие нескладушки, сочиняя их в такт шагам и не особенно морочась над смыслом:

Добрели до леса. Отыскали охотничий сарай, удобный для привала. Внутри были сухие дрова и печь. Растопили. Сидели, стуча зубами, и грелись. Коля надудел курятины.

– Надеюсь, так называемая полоска леса не окажется полосищей, – язвительно сказал парень.

– Не сердись, я же только карту видела, а на ней все мелкое. – Марлен закусила губу. – Лес не поле, обсушимся – пойдем легче.

Одежда сохла несколько часов. Путники поняли, что под вечер выдвигаться не следует, тем более усталость буквально валила с ног. Ночевали здесь же, на соломе, завернувшись в какую-то подозрительную мешковину.

Дождь, холод, непрерывная гонка от угрюмых маньяков… Иногда немецкая речь поражала Колю точностью. Например, слово «счастье» звучало коротко и метко – «глюк». Воистину, счастье есть морок.

– Черт возьми, – пробормотал солдат, засыпая. – Увеселительные прогулки закончились. Не сказка, а проза жизни, блин!.. Никакого комфорта.

Вопреки закону подлости ночью в сторожку не пришел ни разбойник, ни людоед, ни медведь. Судьба пожалела задерганных парня с девушкой.

А полоска леса была действительно узкой!

Глава 23.

Мраморный поплавок, или По сю сторону Добра и Зла

В пору простуженной осени, когда тучи ложатся на небо сопливыми слоями, а в лицо беспардонно кашляет северный порывистый ветер, случаются деньки мнимого выздоровления.

Солнышко блестит, как начищенная пряжка. Стылая слякоть согревается и салютует оттепели призрачной дымкой. Унылый пейзаж светлеет, меняя цвет с бессмысленно-грязного на гордый хаки.

Именно в такой день мятущееся человеческое сознание ждет чуда.

Рядовой Лавочкин дождался.

Сразу за лесом его взору предстал величественный каменный замок, висящий над полем подобно рекламному монгольфьеру. Парило это произведение сказочного зодчества на высоте около пятидесяти метров.

– Это и есть Мраморшвиммер, – отрекомендовала Марлен.

К бренной земле замок крепился посредством толстенной железной цепи.

Архитектурный стиль Мраморшвиммера, увы, не носил следов ренессанса. Да и откуда ему, ренессансу-то, взяться в мире готического беспредела? Коля понял: величественность сооружения проявлялась отнюдь не в форме исполнения, а именно в наличии волшебного элемента – левитации.

– Когда-то Мраморшвиммер украшали золотые и серебряные пластины, – сказала девушка. – Он охранялся ящером, львом, великаном и троллем. Но потом дракон съел льва, великан убил дракона, а тролль ухайдакал великана и убежал. Говорят, он стал хранителем какого-то волшебного музыкального инструмента. Может, флейты. Неважно. Стоило замку остаться без серьезной охраны, отыскались ловкачи, которые сняли все драгоценные украшения…

– А почему он на цепи?

– Чтобы не улетел, разумеется.

– Нет, я хотел спросить, зачем он вообще летает?

– Ах, это… Хозяин замка, древний граф, был большим оригиналом. Он услышал пророчество, дескать, скоро море выйдет из берегов и наступит всемирный потоп. Вот мнительный граф и заказал уникальное убежище. Замок строил сумасброд-архитектор, достойный заказчика. Мраморшвиммер напичкан секретными комнатами и ходами. Колдун, наложивший на крепость чары полета, поработал на славу. Сложнейшее заклинание черпает силу прямо из земли и, в принципе, будет работать вечно.

– А кто им сейчас владеет?

– Формально – наследники странного графа, какие-то там дальние потомки. А так – пустует. Кому придет в голову лазить вверх-вниз по цепи?

– Нам, – мрачно сказал Лавочкин.

Они начали восхождение. Цепь была удобной: угловатые звенья позволяли уверенно ставить ноги.

Со стороны могло показаться, будто по тонкой веревочке ползут два муравья. Истинные размеры замка подавляли, высота пугала. Солдат заставил себя не смотреть вниз, но, когда до конца оставалось метра три, все же взглянул.

Мгновенно перехватило дыхание, закружилась голова.

Рядовой стиснул цепь в объятиях, зажмурился, глубоко дыша.

– Да, Колян, – пробормотал он. – Ты только что чуть не взял эту крепость сердечным приступом…

Взобравшись наверх, Лавочкин и виконтесса оказались в полутемной комнатушке, освещаемой через люк, куда опускалась цепь. Солдат порылся на полках, висевших на стенах, и нашел лампу. Она зажглась, стоило только к ней прикоснуться. Коля отнял руку. Огонек потух.

– Экономно, – оценил парень, хватая лампу за ручку. – Куда дальше?

– Думаю, сюда. – Марлен указала на приоткрытую дверь.

За дверью была винтовая лестница. Она привела путников на смотровую площадку одной из башен.

На западе, вдалеке, синело море. На востоке торчал высокий холм, под которым прятался Улькхемикер со своими гомункулусами. С севера, где начинались горы, обзор закрывался центральной башней, а южное направление ничем не удивляло: желтый лиственный лес, пара озер да совсем близкая река.

– Вдоль реки проходит граница с Черным королевством, – сказала виконтесса.

– Надо же. – Лавочкин скептически пожал плечами. – Репутация зловещая, а спокойно, словно на кладбище…

– Да, этот мирный вид многих обманул. Неверная оценка противника никого до добра не доводила, Николас.

– Ну, ты излагаешь, как на занятиях по военной теории! – Солдат хмыкнул, вспоминая занудную учебу. – Ладно, пойдем, добудем чертов барабан. Я замучился без своего знамени.