Барабан на шею! Панарин Сергей

– Негусто, – нахмурился Коля.

– Ладно, – постановил Дубовых. – Теперь о знамени. Куда вы с подельником дели полковое знамя? Где Шлюпфриг?

Пес выглядел удивленным:

– Подельник?! Окститесь, судари! Не встречал я беднягу Шлюпфрига! Я как с вами подвизался, так порвал с прежними соседями. И уж тем более не веду с ними дел. Странно сие слышать. Ужель он похитил ваш волшебный артефакт?!

Прапорщик проигнорировал сочувственный вопрос.

– А почему ты, блошиная ферма этакая, не явился утром в лагерь?

– Каюсь, господа, грешен… – смутился пленник. – Имею одну, но пламенную слабость… Охоч до противоположного пола, непреодолимо охоч. Очнулся от любовного забвенья лишь за полдень!

Дамский угодник стал застенчиво ворошить носком башмака солому, насыпанную на дно телеги.

– У, кобелина! – с оттенком странной солидарности протянул Палваныч. – Стало быть, не видел Шлюпфрига?

– Ни единым оком! – заверил пес.

– А куда сам-то топал?

– Домой.

– Напутешествовался…

– О да.

– Значит, с нами поедешь. Мы тоже к вам возвращаемся.

– С превеликим удовольствием составлю вам компанию, господа. Надеюсь, убийцы, которые вас ищут, работают аккуратно и только в пределах контракта.

Настроение Дубовых стремительно упало.

Сохранявший угрюмое молчание Лавочкин приготовился куда к худшему: общество злобно ворчащего прапорщика и велеречивого кобелька – среда агрессивная.

Палваныч, похоже, снял все подозрения с Пса в башмаках. Коле же что-то мешало безоговорочно поверить пегой зверюге.

Путники озаботились подъемом беспомощно сидевшей лошади. Толкнули телегу вперед, разблокировав передние ноги кобылки, и она смогла встать.

Отъехав в рощицу, пообедали. Повалялись на траве, приняли солнечную ванну. И задремали бы, но новость о магах-убийцах держала в тонусе.

«За что?! – думал Коля. – Мы здесь всего-то трое суток. Наверняка это старый заказ. Кто-то из недругов не успокоился. Только вот где загвоздка: судя по всему, мы воспринимались жителями Вальденрайха как главари воюющих дружин. Мои доброжелатели хотели победы над Палванычем, а его темный орден жаждал моей смерти. Никто не стал бы уничтожать нас обоих – Николаса и Пауля… Хотя… А не Шпикунднюхель ли? Этот с радостью избавился бы от любого волшебника. А мы снискали магическую славу…»

Коля услышал шаги. Приподнялся на локтях.

К телеге неспешно брел старичок в белой просторной одежде. Он нес на плече огромную тяжелую суму.

– Здравствуйте, уважаемые! – бодро для своих лет заговорил незваный гость, отирая рукавом пот со лба. – Осмелюсь предложить вашему вниманию книги. Авось купите.

– Нигде, блин, от вас отдыха нет! – воскликнул прапорщик. – Иди отсюда, гений книготорговли!

Встрял Пес в башмаках:

– Зря вы, достопочтимый Пауль, к человеку так по-собачьи относитесь. Он же сугубо от нужды и по велению своего любомудрого сердца осмелился к вам апеллировать. Нешто вы далеки от основных философских вопросов?

– Мысль понял, не дебил, – смутился Палваныч. – Дед, у тебя есть «Капитал»?

– Бог с тобой, уважаемый, – ответил старик. – Какой при моем ремесле капитал? Еле-еле на хлеб с пивом хватает. Не берет нынче книгу покупатель, в темные века живем…

– Товарищ прапорщик, – прошептал Лавочкин, – рано еще у них Маркса выспрашивать.

Дубовых осознал ошибку. Коля обратился к книгоноше:

– Скажите, пожалуйста, а нет ли у вас литературы о современных героях или колдунах? В частности, нам интересен Николас Могучий и его противостояние с Повелителем Тьмы.

– Как же, как же! – Старик закопошился в сумке, извлек на свет пухлый томик. – Вот, извольте оценить. Новинка сезона, написанная, что называется, по горячим следам. «Николас Могучий. История героя». Автор – Хельмут Шпикунднюхель, глава особого королевского полка Вальденрайха.

«Вот так совпадение, – тайно удивился парень, – ведь только-только про него вспоминал! Страшно представить, что он там насочинял… Непременно куплю».

– Покажите!

Продавец протянул книжку. На обложке были изображены пышущий жаром дракон и Николас, сжимающий в объятьях неизвестную девушку. «Ничего особенного, – подумал солдат, – у нас в книжных магазинах каждая вторая книга с похожим сюжетом на обложке… Но тут все-таки про меня, куплю, елки-ковырялки!»

– Сколько стоит?

– Двадцать крейцеров, юноша, – ответил продавец.

– Обдираловка! – категорично заявил Палваныч.

– Беру, – согласился Коля.

Он запустил руку в карман камзола и вынул маленький кисет с монетами. Еще пара мешочков потолще лежали в мешке с военной формой и автоматом. Только прапорщик об этом не знал. Солдат прихватил с собой часть денег, заработанных в Вальденрайхе.

– Отставить, рядовой Лавочкин! – гаркнул Дубовых.

– Это мои личные средства, товарищ прапорщик, – холодно сказал Коля. – И я потрачу их так, как захочу. Командуйте своими капиталами.

Шпилька прошла незамеченной. Не той высоты полета был интеллект Палваныча.

Отсчитав положенное, Николас Могучий получил труд о себе любимом. Не каждому человеку доводится подержать в руках такое издание.

Старик попробовал сосватать Псу в башмаках иллюстрированные альбомы о собаках, но у кобелька не было денег. Книгоноша откланялся.

Прочитав авторское вступление, Лавочкин рассмеялся.

– Вы будете удивлены, товарищ прапорщик, но, по версии Шпикунднюхеля, вы – ужаснейший преступник.

Насупившийся Палваныч стал мрачнее похоронного агента.

– Дай сюда!

– Пожалуйста. – Коля протянул книгу командиру.

Через пять минут Дубовых вышагивал по поляне и обличительно ревел, пугая проезжающих по дороге людей и пролетающих птиц. Парень и пес наблюдали за эволюциями прапорщика. Тот изредка останавливался, гневно тыкая пальцем в Лавочкина, и снова начинал разгуливать, подобно вепрю в клетке.

– Возмутительная вражеская пропаганда, одной ногой стоящая на крепком фундаменте средневековых предрассудков, а второй отфутболивающая здравый смысл! Лживейшая неправда! Гадостный поклеп! Ты снюхался с этим Шпикунднюхелем, да? Но когда?! Это зловещий нож в ранимую спину, в самое сердце моего к тебе отеческого доверия! Ну, рядовой… Ну, Хейердала моток… Я тебя не породил, но я тебя убью. Этими вот руками. Правой и, соответственно, левой. Или наоборот?.. Неважно. Как, как, признайся мне, ты подстрекнул поганого борзописца состряпать этот пасквиль? Отвечай!

Коля потихоньку разогрелся до белого каления: недалекость Палваныча попросту достала.

– Я никогда не был в хороших отношениях со Шпикунднюхелем, – процедил сквозь зубы солдат. – Более того, если вы внимательно читали предисловие, то сами убедились: глава королевского полка считал меня заговорщиком, ренегатом и оборотнем-бароном…

– А ты и есть заговорщик, оборотень и деренегат! – прервал Дубовых. – И я…

– И ты, Болваныч, заткнешься и дашь мне сказать!!! – заорал Лавочкин.

Палваныч опешил, предоставив оппоненту возможность выплеснуть накипевшее. Коля и сам очумел, осознав, что назвал Палваныча обидными прозвищем, поэтому сбавил обороты:

– Как, по-вашему, я снюхался с Хельмутом? По мобилке отзвонился, пока вы с чертовой бабушкой беседовали? «Эсэмэску» кинул? С момента, который Шпикунднюхель очень даже справедливо описывает словами «барон Николас ценой собственной жизни избавил мир от страшной угрозы», то есть от вас, я постоянно был с вами. Под вашим чутким руководством, елки-ковырялки… Единственное, в чем не прав главный вальденрайхский особист, так это в том, что я избавил мир от угрозы. Ни хрена подобного, вот он вы… И если вы еще раз начнете строить из себя строгого командира, гонять меня по ручьям или учините еще какую-нибудь пакость, я уйду. У меня значительно больше шансов справиться с миссией без вас. Я отлично справлялся. Вот доказательство.

Парень помахал книгой перед носом начальника.

Прапорщик исподлобья глядел на солдата и раздумывал: то ли рубануть, то ли не надо.

– Что ты этим всем поимел в виду? – промолвил растерянный Дубовых.

Лавочкин отмахнулся и пошел к телеге.

Ехали молча, дуясь друг на друга. В конфликте людей пес сохранял нейтралитет: свернулся клубком и спал, не обращая внимания на тряску.

Коля попробовал читать. Не получилось. Слишком сильно плясали строчки. Зато появилось время поразмыслить над угрозой киллеров: «Веры лопоухому нет никакой. Соврет и не покраснеет. Собаки не краснеют… А вдруг не солгал? Тогда нам крышка без знамени! Да и со знаменем было бы туго, с дырявым-то… Что противопоставить четверке магов-бойцов? Скорее всего, они нас никогда не видели. Значит, организуют погоню, ориентируясь на оставленные нами следы. А уж наследили мы – будь здоров! Наскандалили, стащили самую идиотскую повозку в мире, да еще и докладываем всем, кто мы и кого ищем… Значит, если стоит задача раствориться, то нужно вести себя тише, избавиться от телеги, сменить имена, а также выведывать о воре, меняя легенду от села к селу!..»

Пока Лавочкин разрабатывал комплекс конспирационных мероприятий, сзади остались три деревни. В каждой Палваныч терпеливо устраивал соцопросы. Ни в одной из них не знали о Шлюпфриге.

Почти стемнело. Кобелек выспался и беспокойно водил носом, ловя запахи.

– Что, собаками повеяло? – спросил прапорщик.

– Ими, чаровницами.

– Сиди, не дергайся.

– Давно хотел узнать твое имя, – заговорил Коля. Мы все «Пес в башмаках» да «Пес в башмаках». А ведь у тебя наверняка кличка есть.

– Ох… Право же… Шванценмайстер[8], – нехотя буркнул кобелек.

Дубовых и Лавочкин засмеялись.

– Хорошее имя, а главное, точное! – сказал парень.

– Между прочим, старинная аристократическая фамилия, – почти протявкал Шванценмайстер. – И я, к вашему сведению, маркиз.

– Вот брехло! – расхохотался Палваныч. – Уморил, самозванец шелудивый… «Маркиз»! Ну, комик!

Солдат катался по телеге, держась за живот.

– Ах, вы не верите?! – вспылил пес. – Что ж, вы неотвратимо пожалеете. Прощайте!

Шванценмайстер в башмаках соскочил наземь и затопал к ближайшему чернеющему в темноте кустарнику, за которым начиналась очередная роща. (Россиянам эти мелкие, в основном кленовые леса порядком поднадоели.)

– Эй, вернись, Шварценеггер, или где ты как… – позвал Дубовых. – Не обижайся! Просто смешно звучало.

Пес не оборачивался, упрямо удаляясь от дороги. Фигурка Шванценмайстера растворилась в глубоких сумерках.

Прапорщик покричал еще, затем спохватился: упускать кобелька не входило в его планы. В припадке благоразумия Палваныч не стал вызывать черта, сидя в повозке. Слез, отошел в сторону.

– Аршкопф!

– Я!

– Задержать пса!

– Не имею возможности, товарищ прапорщик, – жалобно пропищал бес.

– Руки отсохли? – прорычал командир.

– Нет, не чувствую я его, – захныкал нечистый.

– Ну так не стой истуканом, он вон в те кусты побежал!

Черт исчез и не появлялся минут пятнадцать.

Затем вернулся.

– Прошу прощения, объект не обнаружен.

– Вот, ядрена сыть, кусты! Вон роща. И ты говоришь, что объект не обнаружен?! Ты же мне еще не такое приносил, рогатый ты козел!

– Товарищ прапорщик, очень зря вы меня козлом обзываете. Плохая примета… – тихо сказал черт. – Я, как вы, наверное, забыли, ищу магическим зрением. Нет вашего кобеля ни в кустах, ни рядом. Не вижу, понимаете? И, ко всему прочему, не чихаю. А у меня на псину всегда чих начинается.

– Аллергия? – спросил с телеги Коля.

– Что? – не понял бесеныш.

– Неважно. – Солдат спрыгнул и приблизился к Палванычу и Аршкопфу. – А знамя ты чувствуешь?

– Нет. – Хвостатый ефрейтор совсем увял. – Оно у вас священное. Пока не увижу или не дотронусь, не ощущаю. Зато ожоги от касаний до сих пор болят.

Черт показал руки, но люди не распознали впотьмах волдырей на розовых ладошках и подпалин на шерсти.

– Да, ты здорово тогда схватился и орал, как ошпаренный, – припомнил Коля.

– Все, кончайте болтать. Аршкопф, вольно. А мы с тобой, Лавочкин, будем готовиться к ночевке. Только отъедем подальше. Я так понимаю, кобель исчез. А он вряд ли маг. Стало быть, тут нехорошо, нечисто тут.

Луна, прикрытая легкой пеленой облаков, немного освещала тракт. Проболтавшись в повозке еще полчаса, путники свернули с дороги и разбили лагерь за огромным валуном.

Место было удачным. Рядом оказался пруд, вокруг нашлось много сушняка. Костер получился добротный.

Распрягли кобылку, напоили, привязали пастись. Спать решили в телеге. Съели по цыпленку, выпили пива (теперь Лавочкин имел право на употребление этого живительного напитка) и улеглись, укрывшись сворованными у Гюнтера с Петероникой одеялами.

– Павел Иванович, – сказал солдат. – У меня есть предложения по защите от убийц.

– Завтра, рядовой. Отбой. – Дубовых зевнул.

Спалось превосходно.

Побудка была внезапной, словно смерть от упавшего метеорита.

– Попались, голубчики! – протянул громкий мужской голос. – И не совестно вам, а?

Прапорщик и солдат подскочили.

Телегу окружили четыре человека на вороных лошадях. Люди были облачены в доспехи и вооружены.

Коля вдруг понял, что он слишком молод и хорош, чтобы умереть.

Палваныч пришел примерно к аналогичной мысли.

Сражаться было положительно нечем.

Глава 7.

Разрушение стереотипа, или Побег отморозка

Существуют различные точки зрения на то, с какой скоростью распространяется слава. Некоторые наблюдатели полагают, что дурная слава разлетается быстрее доброй. Другие возражают, дескать, качество славы не оказывает влияния на ее скорость…

Примечательно, что никто из экспертов не отдает предпочтение доброй славе.

– Кто такие? – спросил у Палваныча с Колей человек в дорогих латах.

Отчего-то он предпочитал ездить в глухом, наподобие турнирного, шлеме.

– Пауль и Николас, – сказал прапорщик, пока солдат придумывал новые имена.

– Пауль… Николас… А! Это те самые, которые навели шороха у Косолаппена? – расхохотался главный. – Так это вы испугали барона до полусмерти? И чуть не устроили бунт у слабака Лобенрогена…

Троица сопровождавших рассмеялась вместе с начальником.

Лавочкин разобрался, кто среди них кто.

Говоривший был аристократом. На кирасе красовался герб: перекрещенные лук и колчан, полный стрел, на фоне развернутой веером колоды карт.

Трое остальных находились в услужении. Они и держались попроще, и одевались значительно беднее. На их головах не было шлемов.

– Мы бывали в тех краях, только хрен ли ржать-то? – уклончиво прокомментировал смех незнакомцев Дубовых.

– Трепещи, смерд, когда открываешь рот в присутствии герцога Унехтэльфа![9] – напыщенно сказал один из сопровождающих.

– Скорее всего, это не те самые четыре всадника, – шепнул Коля Палванычу.

– Эй, о чем вы там шепчитесь?

– О погоде, блин, – процедил прапорщик.

Герцог чихнул, ударяясь лбом о внутреннюю поверхность стального головного убора.

Лавочкину доводилось кричать в шлеме, он знал: сейчас Унехтэльф наверняка оглох.

Аристократ завопил: «Платок мне!» и с трудом сорвал шлем с головы.

Да, в Колином представлении герцог действительно был поддельным эльфом. Фиолетовокожая голова с острыми ушами, ирокезом белых волос и острым подбородком совсем не вязалась с привычным нашему современнику образом бессмертного. Вместо европеоида с чуть заостренными ушками и талантом пулеметной стрельбы из лука Палванычу и солдату подсунули сопливого уродца, злобно зыркающего черными глазами.

Унехтэльф звучно высморкался в шелковый платок.

– Чего уставились? Благородного эльфа не видели? – резко проговорил герцог.

– Не видели, – честно признался парень.

– А разве ты не поддельный? – супертактично спросил прапорщик Дубовых.

– Тупой смерд! – прошипел Унехтэльф и приосанился. – Я первороднейший эльф. А фамилия моя ведет начало от достопамятного карточного поединка между моим предком и соперниками, канувшими в пучину безвестности. Мой предок слегка нарушил правила, когда ему не хватило карты для полного выигрышного расклада. Если выражаться точнее, то он вытащил из рукава одиннадцать треф. С тех пор мой род богат.

Похоже, рассказ о сомнительном происхождении богатства доставил герцогу неизмеримое удовольствие. Он лучился снисходительной гордостью, будто являлся потомком легендарного полководца, а не шулера.

Неудачная реплика Палваныча была забыта.

– Почему вы начали наше знакомство с «попались»? – Лавочкин решил взять инициативу в свои руки.

– Ай да наглая тупизна! – воскликнул Унехтэльф. – Вы на моих землях.

– Мы попали сюда затемно и уберемся по первому вашему требованию, – заверил феодала парень.

– Не так резво, малец, не так резво, – покачал головой герцог. – Вы потоптали и загубили костром мою магическую травку.

– Коноплю?

– При чем тут конопля? Это разруби-любые-путы.

– Э, а где наша лошадь?! – просипел прапорщик, показывая на повод, одиноко висящий на кусте.

– Судя по следам, она сожрала много моей травы и развязалась, – сказал Унехтэльф. – За попорченное кобылой вам также придется ответить.

– Вот черт! – искренне выругался Палваныч.

Нечистый был тут как тут.

– Ефрейтор Арш… – начал он рапорт, но Дубовых прервал:

– Заткнись, Аршкопф. Итак, что вы имеете против нашего здесь пребывания?

Палваныч встал в полный рост. Теперь он возвышался над герцогом и его свитой. Троица сопровождения заметно занервничала, а сам Унехтэльф вроде бы не смутился.

– Н-да… И насчет черта Косолаппен не соврал. Я-то думал, врет, чтобы трусость оправдать. Это осложняет дело. Похоже, мне тут ловить нечего. Жалко траву, конечно… А быть рядом, когда вами займутся четыре всадника, небезопасно. Если в течение часа вы не уберетесь с моих земель, по вам начнут стрелять лучники. Всех сразу вы не остановите, не так ли?

Россияне убедились, что Пес в башмаках говорил им правду. Убийцы существовали. И наверняка их нанял барон Косолаппен.

– Хорошо, мы уходим, – пробурчал прапорщик.

– Вот и правильно. Я бы справился с каждым из вас в отдельности, даже с чертом, чье имя вы любезно сообщили, – сказал герцог, наблюдая, как напрягся Аршкопф. – Но вас трое, и у вас препоганейшая репутация. Следите за тылом. Слово дворянина, если вас не достанут всадники, то я исправлю их недоработку, будьте уверены.

Эльф махнул своим людям, и они уехали в грушевый сад, росший сразу за поляной.

– Так. – Палваныч потер ладони. – Аршкопф, нарви охапку травы посочнее, все равно лошадь тебя не пошлешь искать. А трава, чую, пригодится.

– Это хорошо, что лошадь потерялась, – подал голос Коля.

– Не понял. – Дубовых вопросительно посмотрел на рядового.

Было приятно снова говорить по-русски в отсутствие местных.

– Я еще вчера хотел вам рассказать. Нас легко поймать. Мы ужасно наследили. Убийцы, имея описание этой анекдотической повозки, в два счета сели бы нам на хвост. Доберемся до какого-нибудь городка или села, купим лошадей. Деньги есть. Сменим имена, а то каждая фиолетовая рожа знает, кто такие Николас и Пауль. Возможно, стоит разделиться или хотя бы притворяться, что мы идем порознь и не знакомы друг с другом.

Прапорщик, собиравший вещи, замер, осмысливая предложение солдата.

– Да, ты прав, рядовой Лавочкин, – заключил он. – Ядрена кочерыга, ты молоток! Добавлю: необходимо сменить форму одежды. Переодевайся в военную.

– Нет, лучше вы, Павел Иванович, – возразил Коля. – Моя «парадка» нежнее вашего «камуфляжа». Мне же на пост вернуться надо. Согласны?

– Хм… Не поспоришь.

Дубовых переоделся. И сразу почувствовал себя увереннее и проще. Такова магия военной формы: она значительно корректирует содержание.

Аршкопф притащил маленький стог травы разруби-любые-путы.

Подпалив телегу, отпустив черта и кинув по пучку в мешки, люди зашагали по дороге.

Условились, что солдат возьмет имя Ганс, а прапорщика нарекли Йоханом.

Парня удивляла покладистость спутника. Но, подумав, он разгадал смену настроений Палваныча: угроза быть убитым перевесила привычный гонор.

Лавочкин шел шагах в пятидесяти впереди Дубовых. По уговору, в следующей деревне расспросами занимался Коля.

Это был поселок, не деревня. Сотня домов на берегу широкой реки. В основном здесь жили ремесленники – ткачи да портные. Потому-то и назывался поселок Хандверкдорф[10]. Местные ткани и платья славились на все королевство. Владел прибыльным местечком сам король.

Впрочем, король Дробенланда был настолько незначительной фигурой, что даже не заслуживает упоминания. Такой же феодал, как и другие, просто по традиции носящий номинальный фамильный титул. Людям все равно, а ему приятно.

Солдат и прапорщик изменили планы. Хандверкдорф – это целый городок, одного-двух людей не спросишь. Решили зайти с разных сторон и встретиться в центре, в трактире.

Парень обрадовался свободе. Общество Палваныча его совсем не радовало. «Казалось бы, самый близкий человек в этом мире, земляк, но такой доставала! – думал Коля. – Хоть часок самостоятельно покручусь… Найти бы мага».

Справляясь у прохожих о братике Шлюпфриге, Лавочкин добрался до центра поселка. Дубовых еще не появился. Солдат остановил женщину, несшую кувшин.

– Простите, а нет ли в вашем поселке колдуна?

Женщина шарахнулась от парня, будто от чумного, и скрылась между домами.

Он рискнул задать тот же вопрос еще двум прохожим. Первый, бородатый угрюмец, буркнул что-то злое и обидное. Второй, сухопарый старичок с мутноватым взглядом, проявил большую любезность:

– Зачем тебе колдун, паря?

– Мне нужна помощь. – Коля обрадовался, что с ним заговорили.

– Помощь? – Старик подозрительно сверкнул глазами, но Коля отнес эту странность к общей атмосфере агрессивной скрытности, окружавшей тему магии. – Я как раз к нему иду. Хочешь, провожу?

Солдат обрадовался:

– Буду благодарен! Здорово, что вы мне повстречались! А то все так сразу замыкаются, когда я про колдуна спрашиваю. Обидно.

Старик неспешно зашаркал по пыли, свернув в неприметный переулок между трактиром и выкрашенным в красный цвет домом. Лавочкин двинулся за провожатым.

– Не бери в голову, хе-хе… Это, паря, от дремучести и необразованности народной, – заверил дед. – Сам-то ты не местный, вижу…

– Да уж.

– Один скитаешься?

Коля решил до конца держаться своего плана:

– Один. Заплутал совсем.

– Бедняжка. – Старик покачал головой. – А вот мы и пришли.

За трактиром приютился домик с узкими окнами и ржавой железной дверью. Эдакий каменный скворечник-переросток.

– Заходи, тут никогда не заперто, – сказал седой проводник.

– Спасибо вам, – поблагодарил парень, толкая дверь.

Она со скрипом открылась.

Страницы: «« 23456789 ... »»

Читать бесплатно другие книги:

Томас Блейн – помошник главного конструктора морских яхт, возвращаясь из отпуска на личном автомобил...
Согласно легенде создание романа «Унесенные ветром» началось с того, как Маргарет Митчелл написала г...
Согласно легенде, создание романа «Унесенные ветром» началось с того, как Маргарет Митчелл написала ...
«Если пойти на северо-запад от Порто-Веккьо в глубь острова, то местность начнет довольно круто подн...
«... Один из моих друзей, офицер, несколько лет назад умерший в Греции от лихорадки, рассказал мне к...
«От остановки до ракетодрома путь был неблизкий, особенно если тащить чемодан. Над призрачно белеющи...