Я знаю тайну Герритсен Тесс
– Нет, мы не знаем. – Лицо Анжелы покраснело, глаза загорелись вулканическим блеском. – Некоторые из нас не умеют постоять за себя. Некоторые Риццоли трусы. Например, я.
Фрэнки с набитым ртом уставился на мать:
– Ты это о чем, ма?
– Ты меня слышал. Я трусиха.
Фрэнк-старший положил вилку:
– Что тут у нас происходит?
– У нас тут происходишь ты, Фрэнк. И я. Все это – одна большая жопа.
Реджина взглянула на Габриэля:
– Папочка, она сказала гадкое слово.
Покраснев еще сильнее, Анжела посмотрела на внучку:
– Ах, детка, прости. Да, я сказала. Сказала гадкое слово. Прости. – Она отодвинула стул и встала. – Бабушке нужна передышка.
– Вот уж точно! – прокричал Фрэнк в спину уходящей в кухню Анжеле. Он оглядел сидящих за столом. – Не знаю, что это она взбеленилась. В последнее время она хандрит.
Джейн поднялась:
– Пойду поговорю с ней.
– Нет, оставь ее. Пусть возьмет себя в руки.
– Ей нужно, чтобы кто-нибудь ее выслушал.
– Как знаешь, – проворчал Фрэнк и потянулся за бутылкой просекко.
«Маме определенно нужна передышка. Хотя бы для того, чтобы избежать обвинения в убийстве».
Анжела стояла перед кухонным столом, зловеще поглядывая на подставку с поварскими ножами.
– Знаешь, мама, с ядом будет гораздо аккуратнее, – сказала Джейн.
– Какая доза стрихнина смертельна?
– Если я скажу, то мне придется тебя арестовать.
– Это не для него. Для меня.
– Мама?..
Анжела с несчастным видом повернулась к дочери:
– Я не могу, Джейн.
– Очень на это надеюсь.
– Нет, я хочу сказать, не могу больше – вот это все. – Анжела показала на грязные кастрюли и сковородки в раковине, на плиту, заляпанную жиром. – Та же ловушка, в которой я была прежде. Его это очень даже устраивает. Но не меня. Я, правда, сделала попытку. Но смотри, к чему это привело.
– Ты готова проглотить стрихнин.
– Именно.
За закрытой дверью раздавался мужской смех. Фрэнк и Фрэнки гоготали, поглощая еду, любовно приготовленную Анжелой. Чувствовали ли они заботу, с которой она подавала ростбиф и картошку? Было ли у них хоть малейшее предчувствие того, что сейчас в кухне, за закрытой дверью, принимается решение, которое изменит все будущие обеды за этим столом?
– Я сделаю это, – сказала Анжела. – Уйду от него.
– Ах, мама.
– Только не пытайся меня отговорить. Я либо уйду, либо умру. Клянусь тебе, я зачахну и умру.
– Я не собираюсь тебя отговаривать. Вот что я сделаю. – Она положила руки на плечи матери и заглянула ей в глаза. – Я помогу тебе собраться. А потом заберу к нам.
– Прямо сейчас?
– Если ты этого хочешь.
У Анжелы выступили слезы на глазах.
– Хочу. Но я не могу тебя стеснять. У тебя маленький дом.
– Ты пока можешь поспать в комнате Реджины. Она будет рада своей бабушке.
– Это только на время, я тебе клянусь. Боже, твой отец сейчас закатит сцену.
– Нам не обязательно его оповещать. Пойдем наверх, соберем вещи.
Они вдвоем вышли из кухни. Фрэнк и Фрэнки настолько были погружены в мужской разговор, что даже не заметили, как женщины прошли по столовой, но Габриэль вопросительно посмотрел на Джейн. Конечно, ее муж не мог не заметить. Габриэль замечал все. В ответ Джейн покачала головой и последовала за матерью на лестницу.
В своей комнате Анжела вытащила ящики комода и извлекла оттуда свитера и нижнее белье. Взяла только то, что могло понадобиться на несколько ночей. Ей придется вернуться за остальной одеждой в отсутствие Фрэнка, чтобы он ей не помешал. Два года назад, когда у Фрэнка случился короткий приступ помешательства с участием крашеной блондинки, он ушел от Анжелы, но он определенно не позволит уйти Анжеле от него. Учинит скандал. Если же они уйдут быстро, то он, возможно, и не заметит, что его жена покинула дом.
Джейн отнесла чемодан вниз, где Габриэль уже ждал у входной двери.
– Помочь? – тихо спросил он.
– Отнеси это в машину. Мама едет с нами.
Габриэль не спорил, не задавал вопросов. Он уже оценил ситуацию, понял, что нужно делать, и без слов вынес чемодан из дома.
– Я поеду на своей машине, – сказала Анжела. – Не могу оставить ее здесь. Давай встретимся у твоего дома.
– Нет, мама, ты сейчас не должна быть одна. Я поеду с тобой, – сказала Джейн.
– Куда это ты с ней поедешь? – спросил ее отец. Фрэнк стоял, мрачно глядя на них из коридора. – Что это вы шепчетесь? Что тут происходит?
– Мама побудет у нас, – сообщила Джейн.
– Почему?
– Ты знаешь почему, – сказала Анжела. – А если еще не знаешь, то пора узнать. – Она достала из стенного шкафа пальто. – Еда в кухне, Фрэнк. Пирог с черникой. В холодильнике ванильное мороженое. «Бен энд Джерри». Какое ты просил.
– Постой. Ты ведь не уходишь от меня, а?
– Это ты ушел.
– Но я вернулся! Чтобы сохранить семью!
– Ты сделал это, потому что твоя телка тебя выставила. У меня всего одна жизнь, Фрэнк, и я не хочу ее прожить, чувствуя себя несчастной.
Анжела схватила сумочку со столика в прихожей и вышла.
Фрэнк пробурчал Джейн:
– Она еще вернется. Вот увидишь.
«Я бы на это не рассчитывала».
Джейн вышла на улицу и увидела Анжелу в ее машине, двигатель уже прогревался.
– Давай я поведу, мама. Ты взволнована.
– Я в порядке. Садись.
Джейн села на пассажирское сиденье и захлопнула дверь:
– Ты уверена?
– За всю свою жизнь ни в чем не была так уверена. – Анжела обеими руками ухватилась за рулевое колесо. – Прочь отсюда!
Они выехали на дорогу, и Джейн оглянулась на родительский дом, в котором Анжела вырастила троих детей. И то, что она теперь покидала его, говорило Джейн, в каком отчаянии пребывает ее мать. В последние месяцы это страдание отражалось на понуром лице Анжелы, в ее неухоженных волосах и постоянно опущенных плечах. Фрэнк наверняка заметил все эти признаки, но он никогда не думал, что Анжела станет действовать. Даже сейчас он был уверен, что его беглая жена вернется через несколько дней. Он даже не дал себе труда постоять и посмотреть ей вслед – сразу же вернулся в дом и закрыл дверь.
– Я обещаю, что пробуду у тебя не дольше, чем необходимо, – сказала Анжела. – Пока не найду себе места.
– Мама, давай не будем сейчас об этом беспокоиться.
– Но я беспокоюсь. Я обо всем беспокоюсь. Женщина доживает до моих лет и вдруг обнаруживает, что она для всех тяжкий груз. Или грузовая лошадь. Не знаю, что хуже. В любом случае… – Она посмотрела на дорожный знак и тихонько застонала.
– Что?
– Поворот к его дому.
Она могла не называть его имя: Джейн знала, кто этот он. Винс Корсак, человек, который ненадолго вошел в жизнь ее матери после ухода Фрэнка.
– Наверное, он уже встречается с кем-нибудь, – тихо произнесла Анжела.
– Я тебе говорила, мама: мне об этом неизвестно.
– Наверняка встречается. Такой утонченный человек, как Винс.
Корсак утонченный? Джейн чуть не рассмеялась. Отставной детектив Винс Корсак был ходячим инфарктом с избытком веса и кровяного давления, человек с огромным аппетитом и печальным отсутствием социальных навыков. Но он искренне любил Анжелу, и ее возвращение к мужу стало для него серьезным ударом.
Анжела резко крутанула баранку, заскрежетали покрышки, и машина совершила разворот.
– Что ты делаешь, мама? – завопила Джейн. – Это запрещено!
– Я должна знать.
– Знать что?
– Остается ли еще шанс.
– С Корсаком?
– Я разбила ему сердце, когда ушла. Он, наверное, даже не простит меня.
– Он понимал, что для тебя на другой чаше весов – отец, семья.
– Не знаю, захочет ли он говорить со мной.
Анжела сняла ногу с педали газа, словно внезапно засомневалась в своем безумном порыве. Но потом с такой же резкостью снова нажала на газ, и машина рванулась вперед.
Джейн оставалось только смириться и держаться.
Проскрежетав покрышками, они остановились перед многоквартирным домом, в котором жил Корсак. Анжела сделала глубокий вдох, словно набираясь храбрости.
– Может, сначала позвонишь? – предложила Джейн.
– Нет, я должна видеть его лицо. Я должна понимать, что он чувствует, когда видит меня. – Анжела распахнула дверь машины. – Подожди меня, Джейн. Визит может оказаться очень коротким.
Джейн наблюдала, как мать выходит из машины и останавливается на тротуаре, чтобы разгладить на себе пальто и провести пятерней по волосам. Она выглядела как девочка на первом свидании, и трансформация, произошедшая с ней, была поразительна: Анжела расправила плечи и гордо подняла голову, готовая к любому развитию событий. Она открыла входную дверь и исчезла в здании.
Джейн ждала. И ждала.
Прошло двадцать минут, но Анжела так и не появилась.
Джейн обдумала все возможные варианты, большинство из них плохие. Что, если Анжела обнаружила у Корсака другую женщину, ревнивую женщину? Может быть, она заколота и теперь истекает кровью. А может, заколот и истекает кровью Корсак. Вот обратная сторона профессии детектива: мозг Джейн в первую очередь предлагал наихудшие сценарии, потому что она столько раз прежде видела катастрофы.
Джейн вытащила сотовый, чтобы позвонить матери, но тут увидела, что Анжела оставила сумочку с телефоном в машине. Тогда она набрала телефон Корсака, однако после четырех гудков ее отправили в голосовую почту.
«Они оба заколоты и истекают кровью. А ты сидишь здесь».
Джейн вздохнула и вылезла из машины.
Она несколько месяцев не заезжала к Корсаку, но ничто в здании не изменилось. Те же искусственные пальмы в вестибюле, та же напольная плитка в трещинах, по-прежнему сломанный лифт. Джейн поднялась по лестнице на второй этаж и постучала в квартиру номер двести семнадцать. Ответа не последовало, но за закрытой дверью она слышала орущий во всю мочь телевизор, саундтрек криков и визгов, сопровождаемых зловещим барабанным боем.
Дверь оказалась не заперта, и Джейн вошла.
Квартира тоже не изменилась: черный кожаный диван, кофейный столик дымчатого стекла, большой телевизор. Классическая нора холостяка. По телевизору шел старый черно-белый фильм ужасов, и другого света в темной гостиной не было – только тот, что давали мелькающие на экране искаженные страхом лица, смотрящие в небо. НЛО. Кино про вторжение инопланетян.
Звук голосов – живых голосов – заставил ее повернуться к кухне.
Один взгляд через стекло двери сказал больше, чем ей требовалось знать. Анжела и Корсак стояли, обняв друг друга, сомкнув губы в поцелуе и обшаривая друг друга руками. Джейн довелось быть свидетелем самых разных зрелищ, каких она с удовольствием не видела бы никогда, и одним из таких был поцелуй взасос ее матери и Винса Корсака. Она отпрянула в темноту гостиной и опустилась на диван.
«И что мне теперь делать?»
Она сидела в мерцающем свете телевизора, спрашивая себя, сколько ей придется ждать конца этих страстных объятий. Не позвонить ли Габриэлю, чтобы привез материнский чемодан, а ее забрал домой? Она не хотела прерывать это воссоединение, но все же сколько это может продолжаться?
На экране по лесу с трудом шла женщина, спасаясь от преследователя – вроде бы человека в гигантском резиновом костюме муравья. Джейн вспомнила, что у Корсака целая коллекция старых фильмов такого рода, потому что он часто говорил: «Нет ничего лучше страшного кино, чтобы заставить твою девчонку прижаться к тебе». Словно, кроме страха, ничто не могло бросить женщину в его объятия.
Муравей появился из зарослей во всей своей вулканизированной славе. Женщина зацепилась ногой за корень и упала. Конечно, она упала. Любая женщина, спасающаяся бегством через лес, обречена споткнуться и упасть. Еще одно правило из «Энциклопедии ужасов». Наконец неловкая женщина поднялась на ноги, истерично рыдая. Резиновый муравей приближался, готовясь нанести роковой удар, и тут Джейн вдруг вспомнила. Другой фильм ужасов. Другую бегущую по лесу женщину, преследуемую убийцей.
Она села прямо и, уставившись на экран, задумалась о «Мистере Обезьяне». Кинофильме, сюжет которого, по словам коллег Кассандры, был основан на истинном происшествии из ее детства. «Пропавшая девочка».
Этой девочкой, вероятно, и была Лиззи Дипальма.
– Ой, Джейни, ты здесь, – сказала Анжела.
Джейн не смотрела на мать – она не сводила глаз с экрана и думала о Кассандре Койл. О собственном недовольстве тем, как закончилось дело, о том, сколько вопросов осталось без ответа.
– Я не еду с тобой, – заявила Анжела. – Остаюсь здесь с Винсом. Думаю, ты не будешь возражать.
– А что ей возражать? – удивился Корсак. – Почему бы нет? Мы взрослые люди.
– Это еще не кончено, – сказала Джейн, вскакивая на ноги.
– Да, безусловно, не кончено, – согласилась Анжела, сияя улыбкой. – Напротив, все может быть еще лучше, чем прежде.
– Мне пора, мама.
– Постой. А мой чемодан?
– Я попрошу Габриэля забросить его.
– Значит, ты не возражаешь против того, чтобы мы с Винсом жили… ну, ты понимаешь… в грехе?
Джейн взглянула на толстую руку Корсака, лежащую на бедре Анжелы, и ее пробрала дрожь при мысли о том, что у них сегодня будет происходить в спальне.
– Жизнь коротка, мама, – сказала она. – И у меня много дел.
– Куда ты в такой спешке? – спросил Корсак.
– Посмотреть кино.
36
– Еще нужно сделать цветоустановку, и саундтрек не готов, так что полного впечатления без тревожной музыки вы не получите, – сказал Трэвис Чан. – Но это наш готовый вариант, по нему можно получить представление о фильме в окончательном виде, и теперь мы можем вам его показать.
По сравнению с тем, что Джейн видела в студии «Крейзи Руби филмз» раньше, здесь царил порядок. Коробки от пиццы и банки из-под лимонада исчезли, корзинки с мусором опустели, запах грязных носков исчез, теперь тут стоял аппетитный запах попкорна, приготовленного в микроволновке, и Амбер в этот момент насыпала его в вазу для всех. Но пока никто не догадался пропылесосить комнату, и Джейн, прежде чем сесть, пришлось стряхнуть с дивана зернышки попкорна.
Бен и Трэвис присоединились к ней – сели по бокам от нее, глядя на Джейн так, словно она свалилась к ним с другой планеты.
– Итак, детектив. Мы тут все спрашивали себя, – сказал Бен.
– О чем?
– Почему вы передумали. Вы говорили, что не любите фильмы ужасов. И вот пожалуйста, вы здесь в субботу вечером и просите, чтобы мы показали вам «Мистера Обезьяну». Почему?
– Может, из-за бессонницы?
– Да ладно вам, – фыркнул Трэвис. – Вы скажите, что на самом деле.
Все трое смотрели на нее и ждали ответа. Правды.
– Когда я разговаривала с вами в тот первый вечер, сразу после убийства Кассандры, – начала Джейн, – кто-то из вас сказал, что в основе «Мистера Обезьяны» лежит реальное происшествие, случившееся, когда Касси была ребенком.
– Да, она говорила, что пропала девочка.
– Она не называла ее имени?
– Нет. Это кто-то из школы, где она училась.
– Я полагаю, имя этой девочки – Лиззи Дипальма. Ей было девять лет, когда она исчезла.
Амбер нахмурилась:
– Персонажи в сценарии Касси, те, которые пропадают, – им по семнадцать лет.
– Я думаю, они – символы Лиззи, реальной девятилетней девочки. И еще я думаю, что убийца из вашего кино может олицетворять человека, который ее убил.
– Постойте, – сказал Трэвис. – Вы хотите сказать, что мистер Обезьяна реален?
– А кто мистер Обезьяна в вашем фильме?
Трэвис подошел к компьютеру и постучал по клавиатуре:
– По-моему, лучший способ ответить на ваш вопрос – это посмотреть кино. Так что устраивайтесь поудобнее, детектив. Начинаем.
Амбер приглушила свет в комнате, и на большом экране появилась заставка «Крейзи Руби филмз» – изображение ломаных осколков, которые, соединившись, образовали кубистский вариант женского лица.
– Логотип – моя идея, – сообщила Амбер. – Он олицетворяет собой все эти несвязанные фрагменты, которые соединяются в единое целое. Символ кинопроизводства, короче говоря.
– Вот, вы это видите? – сказал Трэвис. Он схватил из вазочки горсть попкорна и устроился на полу у ног Джейн. – Эти вступительные кадры стоили нам четырех жутких дней. Первая исполнительница главной роли обкурилась вконец, и мы были вынуждены ее уволить. Пришлось искать ей замену практически за один день.
– Я на этих съемках растянул икру, – пожаловался Бен. – Потом несколько недель хромал. Наш проект был словно проклят с первого дня.
На экране хорошенькая блондинка в заляпанных грязью джинсах шла, спотыкаясь, по темному лесу. Даже без зловещей музыки напряжение было очевидно по ее искаженному страхом лицу и учащенному дыханию. Она оглянулась через плечо, и вспыхнувший свет осветил лучом ее лицо, ее губы, искривленные в гримасе ужаса.
Резкий монтажный переход к другой сцене – та же девушка мирно спит в своей розовой спальне. Титр гласил: «За неделю до этого».
– Та первая сцена в лесу была переносом в будущее, – пояснила Амбер. – А теперь мы возвращаемся на неделю назад, чтобы рассказать, как наша героиня Анна оказалась в лесу и почему она бежит, спасая свою жизнь.
Действие переносится на урок биологии в классе Анны, камера скользит по лицам учеников. Две девочки хихикают и обмениваются записками. Бугай в спортивной куртке сидит со скучающей физиономией, втянув голову в плечи. Бледный и старательный мальчик усердно пишет что-то в тетради. Камера медленно наплывает на переднюю часть классной комнаты и находит учителя. Мужчину.
Джейн уставилась на дымчато-светлые волосы, округлое детское лицо, очки в металлической оправе. Она точно знала, почему на роль учителя был выбран такой актер. Он был как две капли воды похож на Мартина Станека.
– Это и есть мистер Обезьяна? – вполголоса спросила она.
– Может быть, – ответил Трэвис и добавил с иронической улыбкой: – А может, и нет. Не хотим испортить вам впечатление от кино. Вам придетсяпросто смотреть.
На экране ученики вышли из класса и, болтая о том о сем, столпились у своих шкафчиков в коридоре. Здесь был весь стандартный набор персонажей для подросткового фильма ужасов: бугай, застенчивая тихоня, ботаник, зловредная заводила, уравновешенная брюнетка. Брюнетка, конечно, выживет, в фильме ужасов уравновешенные девушки всегда выживают.
Двадцать минут спустя брюнетка потеряла голову после удара топором.
Сцена убийства являла собой замедленное воспроизведение настоящего праздника смерти: при виде бьющей фонтаном крови и отлетающего черепа Джейн заерзала на диване. Господи, неудивительно, что она не любила фильмы ужасов: уж слишком они напоминали ей о работе. Глядя на распростертое на земле в лесу тело брюнетки без головы, она вспомнила точно такое же тело, лежавшее в ванне в Дорчестере, – тело молодой женщины, обезглавленной ее свихнувшимся от крэка бойфрендом. Тот ужас был реален, но тогда ей хотя бы не пришлось видеть процесс. К тому же у нее было и другое преимущество: ее заранее предупредили о том, что ей предстоит увидеть. Предупреждения она обычно получала по телефону: мрачный голос полицейского с места преступления сообщал, что «это какой-то кошмар», и она успевала подготовить себя к будущему зрелищу и к запахам, потому что аудитория патрульных полицейских всегда с любопытством ждала, как с этим справится женщина-полицейский – не вывернет ли ей кишки? Джейн ни разу не дала коллегам повода для злорадства.
Она посмотрела на трех ребят, для которых бутафорская кровь была ходовым товаром. А убийство – забавой. «Для меня это всегда трагедия, черт побери».
Убийца на экране был нечетким силуэтом. Без лица, без примет, одна лишь тень над обезглавленным телом брюнетки. Лопата вонзается в землю. Отделенная от тела голова описывает дугу в воздухе и с глухим ударом падает в отрытую могилу.
Взглянув на Джейн, Бен усмехнулся:
– Вы ведь не предвидели этого убийства, верно?
– Не предвидела, – пробормотала она.
Какие еще сюрпризы ждали ее в этом фильме? «Что ты пыталась сказать нам, Кассандра?» То, что Джейн видела на экране, имело зловещие параллели с грядущими реальными убийствами. Пять потенциальных жертв. Одна жуткая смерть за другой. Безжалостный убийца, работающий в центре продленного дня. Неужели Кассандра как-то предвидела собственную судьбу и судьбы других детей-свидетелей?
Двадцать минут спустя по времени фильма безликий мистер Обезьяна нанес еще один удар: на сей раз топор вонзился в мускулистую шею бугая. Это не стало для Джейн неожиданностью: в фильмах ужасов бугай почти всегда обречен. Не удивилась она и когда зловредная заводила отправилась на тот свет в брызгах мозгового вещества и фонтанах бутафорской крови. Зловредные девицы должны умирать; для каждого кинозрителя это было приправленное чувством вины удовольствие, месть противной девчонке, которая сделала несчастной его жизнь.
– Ну и каковы ваши впечатления? – спросил Трэвис.
– Мм… захватывает, – признала Джейн.
– Вы уже догадались, кто мистер Обезьяна?
– Очевидно, что вот этот тип. – Джейн показала на двойника Мартина Станека, который на экране сидел в темной кладовке и подглядывал сквозь щель в стене женского туалета. По другую сторону стены застенчивая тихоня задрала юбку и уселась на унитаз. Подглядывающий учитель смотрел с вожделением. – Он явный извращенец.
– Да. Но вот убийца ли он?
– А кто еще? Кроме родителей и их детей, других подозреваемых в этом фильме нет.
Трэвис усмехнулся:
– То, что кажется очевидным, не всегда правда. Вас этому не учили в полицейской школе?
Джейн передернуло, когда очередной фонтан крови хлынул на стену в кладовке, где сидел на корточках любопытный Том[24]. Извращенец-учитель, кандидат на роль мистера Обезьяны по версии Джейн, свалился мертвым на пол, когда топор вошел ему в череп. В кадре медленно появилась из тени фигура реального мистера Обезьяны. Убийцы, которого ни за что бы не заподозрила Джейн. На убийце была шапочка, вышитая сверкающим бисером.
– Неожиданно, да? – спросил Трэвис. – Точно по «Энциклопедии ужасов». Убийца всегда тот, кого подозреваешь меньше всего.
Джейн вытащила сотовый и позвонила Фросту.
– Мы все не так понимали, – сказала она. – Это дело никогда не было про «Яблоню». И даже не про Станеков. – Она смотрела на экран, на котором охваченная ужасом Анна бежала по лесу, преследуемая убийцей, у которого теперь появилось лицо. – Оно про Лиззи Дипальму. И про то, что случилось с ней на самом деле.
Семнадцать лет после исчезновения дочери Арлин Дипальма оставалась жить в том же городе и в том же доме, в котором она жила с девятилетней дочерью. Может быть, она лелеяла надежду, что когда-нибудь Лиззи снова войдет в дверь ее дома. Вероятно, потеря единственного ребенка погрузила ее в печаль столь глубокую, что она не смогла уехать, не смогла даже подумать о каких-либопеременах. Два года назад перемены напросились сами, когда от удара умер ее муж.
Внезапное вдовство стало потрясением, которое вывело женщину из этого подвешенного существования. Через год после смерти мужа она продала дом в Бруклайне и переехала в сообщество пенсионеров на побережье в Ист-Фолмуте, на «локте» полуострова Кейп-Код.
– Я всегда хотела жить у воды, – сказала Арлин. – Не знаю, почему так долго откладывала переезд. Может быть, никогда не считала себя достаточно старой, чтобы поселиться в городке пенсионеров, хотя, конечно, я старуха. – Она посмотрела в окно своего дома на пролив Нантакет, где под серыми зимними тучами плескалась зловещая серая вода. – Мне было сорок, когда родилась Лиззи. Мама-старушка.
Значит, сейчас ей шестьдесят девять, подумала Джейн. И на лице Арлин все эти годы оставили след. Скорбь похожа на таблетки для старения: годы начинают мчаться, как при ускоренной промотке, волосы седеют, плоть дряхлеет. На камине стояла фотография молодой Арлин в свадебном платье, со свежим миловидным лицом. От той молодой женщины не осталось и следа. Та Арлин давно пропала без вести, как и ее дочь.
Арлин отвернулась от окна и села лицом к Джейн и Фросту:
– Я думала, полиция давно про нее забыла. Ваш утренний звонок после стольких лет меня удивил. И теперь меня не отпускает мысль: может, ее наконец нашли?
– К сожалению, вынуждена вас разочаровать, миссис Дипальма, – сказала Джейн.
– Двадцать лет, столько неоправдавшихся надежд. Но она никогда не уходит, вы меня понимаете?
– Что не уходит?
– Надежда. Что моя дочь жива. Что все это время кто-то держал ее в подвале, как тех девочек в Огайо. Или как эту несчастную Элизабет Смарт, которая слишком боялась убежать от своих похитителей[25]. Я все надеюсь, что тот, кто ее похитил, просто хотел иметь собственного ребенка, чтобы любить и заботиться о нем. Что когда-нибудь моя Лиззи вспомнит, кто она на самом деле, возьмет телефон и позвонит мне. – Арлин перевела дыхание. – Такое возможно, – прошептала она.
– Да, возможно.
– Но вы говорите про дела об убийствах. Про четырех убитых. И это забирает мою надежду.
Фрост подался вперед на диване и прикоснулся к руке женщины:
– Тело так и не было найдено, миссис Дипальма. Поэтому мы не можем говорить, что она мертва.
– Но вы считаете ее мертвой, правда? Все так считали. Даже мой муж. Но я отказывалась принимать это. – Она посмотрела в глаза Фроста. – У вас есть дети?
– Нет, мадам. Но у детектива Риццоли есть.
Арлин перевела взгляд на Джейн:
– Мальчик? Девочка?
– Маленькая девочка, – сказала Джейн. – Три годика. И я, как и вы, тоже никогда бы не рассталась с надеждой, миссис Дипальма. Матери никогда с ней не расстаются. Вот почему я хочу узнать, что случилось с Лиззи.
Арлин кивнула и выпрямилась:
