Я знаю тайну Герритсен Тесс
– Вообще-то, она телезвезда, – объясняю я. – Она недолго была замужем за Люком Джелко. – И опять он смотрит на меня непонимающим взглядом. – Ну, это тайт-энд, играет за «Нью-Ингленд пэтриотс».
– А, футбол. Ясно. Значит, твоя клиентка написала книгу?
– Во всяком случае, на обложке ее имя. В издательском деле это почти то же самое.
– Знаешь что? Я бы пошел. Я давно не был в «Купе» на подписании книг. В прошлом году я познакомился там с женщиной, которая написала самую полную биографию архитектора Булфинча. Было довольно грустное зрелище – пришли всего три человека.
Для биографии Чарльза Булфинча три человека – это целая толпа.
– Очень надеюсь, что сегодня придет больше трех человек, – говорю я ему, когда мы выходим из здания. – Иначе меня выкинут с работы.
Даже заносчивые гарвардские студенты не способны устоять против соблазна увидеть сиськи и задницу знаменитости. Они повалили толпами и заняли все места в небольшом помещении на третьем этаже книжного магазина «Гарвард-Куп». Они набились в тесные проходы между научными и техническими книгами, даже лестницу заполнили. Сотни гениев, будущих лидеров свободного мира, пришли поклониться Виктории Авалон, которая однажды спросила у меня (клянусь, это правда): «Как произносится IQ?» При виде большой толпы Виктория растаяла от счастья. На прошлой неделе она орала на меня по телефону, потому что я не обеспечила прессу ее новыми мемуарами. Сегодня она соблазнительна как никогда, сияет, извивается, прикасается к руке каждого поклонника, который подходит за автографом, будь то мужчина или женщина. Все очарованы. Женщины хотят быть похожими на нее, а мужчины хотят… ну, мы прекрасно знаем, чего хотят мужчины.
Я стою слева от Виктории, беру книги из стопки, раскрываю на титульной странице и подсовываю ей. Она ставит подпись фиолетовыми чернилами – прописные буквы ВА с залихватской завитушкой. Мужчины пожирают ее глазами (и есть что пожирать, потому что она чуть не вываливается из своего низкого декольте), а женщины останавливаются поболтать, поболтать, поболтать. Моя задача в том, чтобы как можно скорее сворачивать разговор и обеспечивать продвижение поклонников, иначе мы всю ночь проведем в этом книжном магазине. Виктория, возможно, не будет возражать, ведь она пьет почитание, как вампир – кровь, но мне нужно поскорее закруглить этот вечер. Хотя я не вижу Эверетта в толпе, но знаю, что он терпеливо ждет, когда все это закончится, и ощущаю знакомое покалывание между ног. Может быть, даже хорошо, что он заехал сегодня ко мне. Секс – это то, что мне нужно после вечера прислуживания этой требовательной сучке.
У Виктории уходит два с половиной часа на то, чтобы осчастливить всех поклонников. Она подписала сто восемьдесят три книги – быстрее, чем книгу за минуту, но, когда мы заканчиваем, остается еще стопка из шестидесяти непроданных книг, и от этого Виктория становится несчастной. Она не была бы Викторией, если бы хоть когда-нибудь, хоть на одну минуту почувствовала себя чем-то удовлетворенной. Она подписывает непроданные книги и сетует на выбранное место («пришло бы больше народа, если бы им не нужно было тащиться в Кембридж!»), на погоду («сегодня чертовски холодно!»), на выбранный день («все знают, что сегодня последний эпизод „Танцев со звездами“»). Я подсовываю ей книги на подпись и стараюсь не слушать ее стоны. Краем глаза я вижу Эверетта, который наблюдает за мной с сочувственной улыбкой. «Да, так я зарабатываю себе на жизнь. Теперь ты понимаешь, почему я очень, очень хочу приложиться к той бутылке вина, что ты принес».
Виктория подписывает последнюю книгу, и я замечаю, что к нам направляется сотрудник магазина с букетом в руках.
– Мисс Авалон, я очень рад, что вы еще не уехали. Это только что доставили для вас!
При виде букета Виктория преображается – надутые губы растягиваются в улыбке мощностью в тысячу ватт. Вот почему она знаменитость: она умеет включать и выключать улыбку, как лампочку. Ей требуется лишь соответствующая доза поклонения – и вот она, в виде букета роз в целлофановой упаковке.
– Ах как мило! – восторгается Виктория. – От кого?
– Курьер не сказал. Но тут есть карточка.
Виктория вскрывает конверт и хмурится, читая написанное от руки послание.
– Это странно, – бормочет она.
– А что там написано? – спрашиваю я.
– «Помнишь меня?» И это все. Без подписи.
Она протягивает мне карточку, но я бросаю на нее лишь мимолетный взгляд. Моим вниманием неожиданно завладевает сам букет. Листва, обрамляющая розы. Это не привычные листья аспидистры, которыми, как правило, дополняют букет флористы. Если эта зелень ни о чем не говорит Виктории, которая не знает разницы между гидрангией и гидрантом, то для меня пальмовый лист означает многое.
Символ мученичества.
Карточка выскальзывает из моих пальцев на пол.
– Наверное, от кого-то из моих прежних поклонников, – говорит Виктория. – Странно, что он не подписался. Ну да ладно. – Она смеется. – В жизни девушки должна быть маленькая тайна. Он мог ведь просто прийти и поздороваться. Интересно, нет ли его здесь?
Я безумным взглядом обвожу магазин. Вижу женщин, перебирающих книги на полках, и трех прилежных студентов, корпящих над учебниками. И Эверетта. Он замечает, что я напугана, и хмурится, направляясь ко мне.
– Холли, что случилось?
– Мне нужно домой. – Я хватаю пальто. Руки у меня трясутся. – Я позвоню тебе позже.
20
За закрытой дверью студии «Крейзи Руби филмз» раздавались испуганные женские крики, и Джейн с усмешкой сказала Фросту:
– Если эти ребята ищут настоящих ужасов, им следует провести ночку с нами.
Дверь открылась, и на них, мигая, уставился ошеломленный Трэвис Чан. На нем была все та же футболка с надписью «КИНОФЕСТИВАЛЬ ЖУТЬФЕСТ», что и во время их первого визита, а его немытые волосы стояли торчком, словно сальные рога дьявола.
– Ой, снова вы.
– Да, снова, – сказала Джейн. – Нам нужно показать вам кое-что.
– А у нас как раз монтаж в самом разгаре.
– Это не займет много времени.
Трэвис бросил смущенный взгляд через плечо:
– Только хочу вас предупредить, тут у нас, типа, грязновато. Вы знаете, как это бывает, когда процесс пошел.
Джейн осмотрела студию и сразу же поняла, что ей такие процессы не по вкусу. Комната стала еще отвратительнее, чем прежде. Мусорные корзинки были набиты коробками от пиццы и банками от «Ред Булл». Все горизонтальные поверхности покрыты скомканными салфетками, авторучками, блокнотами и электроникой. В воздухе стоял запах жженого попкорна и грязных носков.
На диване растянулись коллеги Трэвиса – Бен и Амбер, которые, судя по их землистым лицам, несколько дней не выходили из здания. Они даже не посмотрели на посетителей – их взгляд был прикован к большому телевизионному экрану, на котором пышная блондинка в футболке с низким вырезом в отчаянии баррикадировала дверь от чего-то, что пыталось прорваться к ней. От ударов топора летели в стороны щепки. Блондинка визжала.
Трэвис кликнул по паузе, и лицо блондинки замерло в крике.
– Ты чего делаешь? – возмутился Бен. – Мы же опаздываем!
– Мы хотим успеть к фестивалю фильмов ужасов, – объяснил Трэвис Фросту и Джейн. – «Мистера Обезьяну» нужно представить через три недели.
– Когда мы сможем его посмотреть? – спросила Джейн.
– Фильм пока не готов. Мы все еще монтируем и делаем саундтрек. К тому же нужно будет записать шумы.
– Мне казалось, у вас кончились деньги.
Трое киношников переглянулись. Амбер вздохнула:
– У нас действительно кончились деньги. Пришлось брать кредит. А Бен продал машину.
– Вы и вправду готовы поставить на эту картину все?
– А на что нам еще ставить, как не на свое детище?
«Вероятно, им придется расстаться и с их грязными рубашками», – подумала Джейн, тем не менее восхищаясь их уверенностью.
– Я посмотрел «Я тебя вижу», – сказал Фрост. – Очень неплохо. На нем можно было заработать.
– Вы так думаете? – воспрял духом Трэвис.
– Лучше, чем большинство фильмов ужасов, которые я видел.
– Точно! Мы знаем, что можем делать фильмы не хуже большой студии. Нужно только не терять надежду и рассказывать хорошие истории. Даже если для этого потребуется рискнуть всем.
Джейн показала на экран:
– Кажется, я уже видела эту актрису. Где еще она снималась?
– Насколько мне известно, это ее дебют, – ответил Бен. – Просто у нее такое стереотипное лицо.
– Стандартная стервозная блондинка с идеальными зубами, – констатировала Джейн.
– Да, из них получаются лучшие жертвы. – Бен помолчал. – Извините. Полагаю, это был дурной вкус с учетом…
– Так вы говорите, что хотели нам что-то показать, – вмешался Трэвис.
– Да, мы хотим, чтобы вы посмотрели одну фотографию.
Джейн оглядела комнату в поисках пустого пространства, где можно было бы поставить ноутбук и открыть файл со стоп-кадрами.
Трэвис смахнул с кофейного столика остатки пиццы:
– Вот, прошу.
Стараясь не вляпаться в застывший сырный подтек, Джейн поставила на стол ноутбук и открыла файл.
– Это кадры с похорон Кассандры. У нас была камера наблюдения над входом, и мы зафиксировали лица всех, кто пришел на прощание.
– Вы снимали все? – спросила Амбер. – Но это как-то нехорошо – скрытно снимать людей. Это как будто Большой Брат наблюдает за нами.
– Это как будто расследование убийства. – Джейн повернула ноутбук экраном к ним. – Вы узнаете эту женщину?
Все трое сгрудились вокруг ноутбука, и Джейн почувствовала мощный дух кислого дыхания и грязной одежды – вонь, которая вернула ее к тем временам, когда гости ее братьев оставались после вечеринки на ночь и весь пол был устелен спальными мешками с подростками.
Амбер прищурилась за очками в черной оправе:
– Я ее не помню, но там же была куча народа. К тому же я была выбита из колеи тем, что оказалась в церкви.
– Почему? – спросил Фрост.
– Я всегда волнуюсь, что сделаю что-нибудь не так и Господь поразит меня молнией.
– Эй, я, кажется, помню эту женщину, – сказал Бен. Он наклонился поближе к экрану, рассеянно поглаживая недельную щетину на подбородке. – Она сидела по другую сторону прохода от нас. Я ее хорошо рассмотрел.
Амбер толкнула его локтем в бок:
– Уж конечно.
– Нет-нет, просто у нее интересное лицо. У меня чутье на тех людей, которые будут хорошо смотреться на экране, и взгляните на нее. Красивые скулы, великолепная лицевая архитектура – легко работать со светом. И большая голова.
– Это хорошо или плохо – большая голова? – спросила Джейн.
– Это хорошо. Большая голова заполняет экран, привлекает к себе внимание. Интересно, может ли она играть.
– Мы даже не знаем, кто это, – вздохнула Джейн. – Мы надеялись, что кто-то из вас нам поможет.
– На похоронах Касси я видел ее в первый и последний раз, – сказал Бен.
– Уверены, что больше нигде ее не видели? Она не приходила в эту студию? Никогда не встречалась с Кассандрой?
– Не-а. – Бен посмотрел на коллег, и те отрицательно покачали головой.
– А почему вы про нее спрашиваете? – спросил Трэвис.
– Пытаемся понять, что связывало ее с Кассандрой и почему она оказалась в церкви. Мачеха Кассандры ее не знает. Никто из соседей Кассандры – тоже.
– А что за проблема-то? Разве преступление прийти на чьи-то похороны? – спросила Амбер.
– Нет. Но это странно.
– На панихиде было много народа. Почему вы именно про нее спрашиваете?
– Потому что она появилась и в другом месте.
Джейн нажала несколько клавиш, и на экране возникло второе изображение таинственной женщины. Лицо, резко освещенное холодным светом зимнего утра.
– Опять она, – сказала Амбер.
– Но другой фон, другой свет. Другой день, – заметил Бен.
– Точно, – подтвердила Джейн. – Это съемка камеры наблюдения на другой панихиде. Обратите внимание: наша таинственная незнакомка пришла с мужчиной, и они держатся за руки. Его вы узнаете?
Все трое отрицательно покачали головой.
– Так что с этой женщиной? Она любит посещать похороны наугад? – спросил Бен.
– Не думаю, что она выбирает их наугад. Эти вторые – тоже похороны жертвы убийства.
– Ух ты. Она получает от этого кайф? – Бен снова посмотрел на коллег. – Прямо «Убей ее еще раз, Сэм».
– Что? – не понял Фрост.
– Это фильм один, мы над ним работали несколько лет назад. Продюсер – наш приятель из Лос-Анджелеса. Фильм о девушке-готке, которая ходит на похороны наугад. Кончается тем, что она привлекает внимание убийцы.
– Кассандра тоже работала над этим фильмом?
– Мы все работали, но мы были частью команды. Не то чтобы сюжет был какой-то особенный или что-то еще. И в самом деле есть такие люди, которые ходят на похороны незнакомых людей. Они получают заряд энергии от чужой скорби. Или хотят быть частью сообщества. Или они одержимы смертью. Может, она из таких. Просто какая-то эксцентричная женщина, которая и Кассандру-то не знала.
Джейн посмотрела на молодую женщину на экране. Темноволосую, красивую, безымянную.
– Интересно, по каким причинам она пришла на похороны.
– Кто знает? Поэтому нам и нравится делать фильмы ужасов, детектив, – сказал Трэвис. – Вероятностям нет числа.
21
Привязанный к столбу святой Поликарп безмятежно взирал на небо, а пламя пожирало его, обжигало его кожу, поглощало плоть. Человек на цветной иллюстрации не умолял, не кричал, хотя его сжигали заживо на костре; нет, он, казалось, приветствовал пытку, которая приведет его прямо в руки Спасителя. Разглядывая изображение казни Поликарпа, Джейн вспомнила, как однажды жарила курицу и облилась кипящим жиром, а потом представила, что эта боль увеличилась тысячекратно, что пламя охватывает ее одежду, волосы. В отличие от святого Поликарпа она не устремляла бы глаза к небесам с выражением восторга. Она визжала бы на всю вселенную.
«Хватит». Джейн перевернула страницу, но и там увидела мученика, еще одно изображение страданий. На цветной иллюстрации была показана сцена смерти святого Эразма Формийского во всем ее жутком великолепии: Эразм распростерт на столе, а мучители, вскрыв ему живот, наматывают на ворот его кишки.
Из спальни дочери раздавались смешки – Габриэль читал Реджине сказку перед сном; радостные звуки звучали диссонансом с картинками в «Книге мучеников», которые от этого казались еще более нелепыми.
Раздался звонок в дверь.
Джейн с радостью отложила безжалостно мрачные иллюстрации и пошла из кухни встретить гостя.
Отец Дэниел Брофи выглядел похудевшим и более усталым, чем во время их предыдущей встречи всего семь месяцев назад. Его лицо напомнило ей о мучениках, о которых она только что читала: вот человек, смирившийся со своими несчастьями.
– Спасибо, что пришли, Дэниел, – сказала Джейн.
– Не уверен, что смогу быть вам полезен, но буду рад попробовать.
Он повесил пальто, и в это время из спальни Реджины донесся взрыв смеха.
– Габриэль укладывает дочку. Давайте поговорим в кухне.
– Маура к нам присоединится?
– Нет. Мы с вами поговорим вдвоем.
Что промелькнуло в его глазах – разочарование или облегчение? Джейн провела его в кухню. Дэниел оглядел книги и бумаги, лежащие на столе.
– Я читала про святых, – пояснила Джейн. – Да, я понимаю, давно нужно бы это знать, но изучение катехизиса в школе как-то прошло мимо меня.
– Мне казалось, теория Мауры вас не убедила.
– Я до сих пор сомневаюсь, но уже привыкла к тому, что от ее теорий не стоит отмахиваться. Ведь она чаще оказывается правой, чем не правой. – Джейн кивнула на дела Кассандры Койл и Тимоти Макдугала, лежащие на столе. – Проблема вот в чем: я не нашла никаких связей между ними, кроме таинственной женщины, которая присутствовала на обоих похоронах. У них нет общих друзей, они жили в разных районах, работали в разных сферах деятельности, учились в разных колледжах. Но их обоих напоили кетамином с алкоголем и обоих обезобразили после смерти. По характеру нанесенных телам увечий Маура делает вывод, что убийца одержим католическими легендами. Вот тут-то и требуется ваша помощь.
– Потому что я ваш эксперт по святым и мученикам?
– А кроме того, вы знакомы с религиозными символами в искусстве. Так мне сказала Маура.
– Большая часть моей жизни прошла в окружении предметов сакрального искусства. Я немного знаком с иконографией.
– Тогда не могли бы вы еще раз посмотреть эти фотографии с места преступления. – Джейн подвинула ему ноутбук по столешнице. – Скажите мне, если вам в голову придет какая-то свежая мысль. Что угодно, если оно поможет нам понять логику действий убийцы.
– Мы с Маурой уже подробно обсуждали эти фотографии. Не следует ли и ее пригласить к нашему разговору?
– Нет, я бы хотела выслушать вас отдельно, – сказала она и тихо добавила: – Чтобы было меньше сложностей для вас обоих. Вы так не считаете?
В его глазах вспыхнула боль, такая острая, словно Джейн вонзила нож ему в грудь. Дэниел откинулся на спинку стула и кивнул:
– Когда она мне позвонила, я подумал, что уже способен справиться с этим. Подумал, что мы сможем оставаться друзьями.
– Ретрит в Канаду не помог?
– Нет. Ретрит показался мне чем-то вроде анестезии. Долгая глубокая кома. Шесть месяцев мне удавалось ничего не чувствовать. А когда она позвонила и я увидел ее снова, это было как пробуждение от комы. И боль вернулась. Такая же сильная, как прежде.
– Сочувствую, Дэниел. Сочувствую вам обоим.
Из спальни послышался голос Реджины: «Спокойной ночи, папочка!» Дэниел вздрогнул, и Джейн подумала: сожалеет ли он о том, что никогда не женится, что у него не будет детей? Неужели он не тоскует по жизни, которой мог бы жить, если бы не этот воротник на шее?
– Я хочу, чтобы она была счастлива, – сказал он. – Для меня нет ничего важнее этого.
– Ничего, кроме ваших обетов.
Он посмотрел на нее загнанным взглядом:
– Я дал обещание Богу в четырнадцать лет. Я поклялся, что, если…
– Да, Маура говорила мне о вашей сестре. У нее была детская лейкемия, верно?
Дэниел кивнул:
– Врачи говорили, что случай неизлечимый. Ей было всего шесть, и я мог только молиться. Господь ответил на мои молитвы, и Софи сегодня живая и здоровая. У нее двое прекрасных приемных детей.
– И вы действительно считаете, что ваша сестра жива только благодаря вашей сделке с Богом?
– Вам этого не понять. Вы не верующая.
– Я верю, что мы все ответственны за тот выбор, который делаем в жизни. Вы сделали ваш выбор по причинам, которые казались обоснованными в ваши четырнадцать лет. Но теперь? – Она покачала головой. – Неужели Бог может быть таким жестоким?
Ее слова, вероятно, ужалили его, потому что он не нашел ответа. Он сидел молча, положив руки на иллюстрированную книгу о святых и мучениках. Дэниел тоже был мучеником, человеком, который принял свою судьбу с такой же решимостью, с какой Поликарп дал себя сжечь на костре.
В эту минуту молчания в кухню вошел Габриэль. Он увидел огорченного гостя и вопросительно посмотрел на Джейн. Как опытный следователь, Габриэль умел оценивать ситуацию и сразу понял, что речь здесь идет о чем-то большем, чем преступление.
– Все в порядке? – спросил он.
Дэниел поднял голову, испуганный появлением Габриэля:
– Боюсь, что я мало чем могу быть полезен.
– Но теория занятная, вы так не считаете? Убийца, одержимый религиозной иконографией.
– ФБР присоединилось к расследованию?
– Нет, я в этом деле просто заинтересованный супруг. В детали меня Джейн не посвящала.
Джейн рассмеялась:
– Если пара не может вместе наслаждаться красивым убийством, то какой смысл жениться?
Габриэль кивнул на ноутбук:
– Что скажете, Дэниел? Не упустила ли что-нибудь бостонская полиция?
– Символика представляется очевидной, – сказал Дэниел, без энтузиазма листая фотографии на экране. – Увечья молодой женщины явно вызывают ассоциации со святой Луцией. – Он помедлил над фотографией, сделанной в кухне Кассандры, где на столе стояла ваза с цветами. – И если вы ищете религиозные символы, то их немало в этом букете. Лилии символизируют чистоту и девственность, а красные розы – мученичество. – Он помолчал. – Откуда эти цветы? Не мог ли убийца…
– Нет. Это букет от отца на день рождения. Так что любая символика в нем совершенно случайна.
– Ее убили в день рождения?
– Три дня спустя. Шестнадцатого декабря.
Несколько мгновений Дэниел разглядывал букет, подаренный девушке, которая, получив его, прожила всего три дня.
– А вторую жертву когда убили? – спросил он. – Молодого человека?
– Двадцать четвертого декабря. А что?
– Когда у него день рождения?
Дэниел посмотрел на нее, и она увидела огонек в его глазах. Габриэль тоже почувствовал что-то и сел за стол, глядя на священника.
– Сейчас найду отчет по аутопсии, – сказала Джейн, перебирая папки. – Вот он. Тимоти Макдугал. День рождения…
– Двенадцатого января?
Она подняла на него удивленный взгляд и медленно произнесла:
– Да, двенадцатого января.
– Как вы вычислили его день рождения? – спросил Габриэль.
– По литургическому календарю. У каждого святого есть свой день. Двенадцатого января мы чтим святого Себастьяна, который в искусстве изображается пронзенным стрелами.
– А святая Луция? Когда чтут ее?
– Тринадцатого декабря.
– В день рождения Кассандры. – Джейн удивленно посмотрела на Габриэля. – Вот оно что. Убийца выбирает форму увечья по дню рождения жертвы! Но откуда он может знать их дни рождения?
– По водительским удостоверениям, – ответил Габриэль. – Когда молодые люди приходят в бар, у них почти всегда просят документы. И у обеих жертв был алкоголь в желудке. Теперь нужно искать среди барменов, официантов…
– Тима Макдугала пронзили стрелами, – сказала Джейн. – Это что же, у убийцы был под рукой запас стрел на тот случай, если он встретит кого-то родившегося двенадцатого января? Такой убийца должен быть очень хорошо экипирован. Ты только вспомни обо всех тех способах, какими убивали мучеников: камнями, мечами, щипцами, клещами. А одного забили до смерти деревянными башмаками.
– Святой Вигилий Трентский, день памяти – двадцать шестое июня, – подтвердил Дэниел. – Он часто изображается с башмаком, которым его убили.
– Да, вряд ли наш убийца держит деревянный башмак в багажнике своей машины на тот случай, если ему попадется кто-то, родившийся двадцать шестого июня. Нет, наш убийца выбирает жертву заранее, а уже потом готовит орудие. Значит, ему известно, когда они родились.
Габриэль покачал головой:
– Вам придется забрасывать очень большую сеть, чтобы его выловить. Дни рождения определяются просто. Анкета сотрудника, медицинская карта. «Фейсбук».
– Но по крайней мере, мы выяснили закономерность! Увечья определяются днем рождения. Если этот человек убивал раньше, то мы можем отследить его по базе данных ФБР. – Джейн открыла новый файл в ноутбуке и повернула экран к Дэниелу. – Отлично, у меня для вас новое задание.
– Что это за файл? – спросил он.
– Это нераскрытые убийства по Новой Англии за прошлый год. Мы с Фростом составили список всех жертв с посмертными травмами. Мы исключили несчастные случаи в результате пожара и таким образом сузили поле поиска до тридцати двух жертв.
– У вас есть их дни рождения? – спросил Дэниел.
Она кивнула:
– Они в приложенных отчетах аутопсии. Вы знаете литургический календарь. Скажите, травмы этих жертв как-нибудь совпадают с муками тех святых, в день памяти которых их убили?
Пока Дэниел медленно просматривал список, Джейн встала, чтобы приготовить свежий кофе. Вечер обещал затянуться надолго, но даже и без новой порции кофеина ее нервы были натянуты до предела. «Мы нашли его, – думала она, – нашли ключ к обнаружению прежних жертв этого убийцы». Каждое новое имя, каждая новая крупица информации увеличивала их шансы найти какое-то критическое звено, связывающее убийцу и жертв. Джейн наполнила всем кофейные чашки и села, уставилась на Дэниела, методически просматривавшего файлы.
Час спустя Дэниел вздохнул и покачал головой:
– Ни одного совпадения.
– Вы все проверили?
– Все тридцать два случая. Ни один из них не коррелирует с днями рождения жертв. – Он посмотрел на Джейн. – Может быть, два ваших дела – первые его убийства. Может быть, других жертв пока нет.
– Или нам следует расширить поиск, – сказала Джейн. – Взять два года, даже три. Расширить географию за пределы Новой Англии.
– Не знаю, Джейн, – покачал головой Габриэль. – А если Маура ошибается и вы ищете связи, которых не существует? Это может кончиться тем, что вы только даром потратите время.
Она нахмурилась, глядя на книгу со святыми, которую изучала весь вечер, и ее взгляд уперся в обложку, где был изображен святой Поликарп, охваченный пламенем. «Огонь. Он уничтожает всё. Тела. Улики».
Джейн схватила сотовый. Габриэль и Дэниел недоуменно смотрели на нее, пока она звонила Фросту.
– Список жертв на пожарах все еще у тебя? – спросила она.
– Да. А что?
– Кинь мне его по электронке. Включая и те, что помечены как несчастный случай.
– Мы их исключили.
– Я их снова включаю. Все смерти при пожаре, в котором погиб один взрослый.
– Хорошо. Отправляю. Смотри входящие.
– Несчастные случаи в результате пожара? – спросил Габриэль, когда она повесила трубку.
– Огонь уничтожает улики. И анализ на токсины проводят далеко не всем погибшим при пожаре. Я подумала, а все ли эти случайные смерти были такими уж случайными.
