Рэп для мента Седов Б.

Лиза засмеялась.

— Вот видишь, даже женщина смеется, — сказал Арбуз и проворно нагнулся, увернувшись от полетевшей в его голову чайной ложки.

— В следующий раз будет чашка, — пригрозила Лиза.

— А что я такого сказал? — удивился Арбуз. — Ничего особенного. А насчет захвата поезда — чушь собачья. Он ведь гуманитарный, значит, будет охраняться, и, между прочим, охранять его будут солдатики «Воли народа». А они не такие простые ребята, чтобы просто сказать им — вылезай, приехали.

— Тогда… Тогда нужно навести на поезд спутникшпион, чтобы он опознал его, как вражеский объект, — глубокомысленно произнес Роман.

Арбуз посмотрел на Лизу и покрутил пальцем у виска.

Лиза поджала губы и горестно покачала головой.

— Ну, если вы такие умные, тогда предложите что-нибудь сами, — обиженно сказал Роман и полез в холодильник за пивом, — не хочу я больше вашей водки.

Глава 6

АВТОРИТЕТ ПОД ДОМАШНИМ АРЕСТОМ

Яков Борисович Тягайло, он же Тягач, оторвал от уха телефонную трубку, с укоризной посмотрел на нее и покачал головой, сдвинув мохнатые седые брови.

Вслед за ним точно так же покачал головой и сидящий напротив него за столом маленький старичок в пейсах, удивительно похожий на суетливую мартышку. Только в отличие от Тягайло он не нахмурился, а сложил брови домиком, отчего сразу же приобрел печальный и тревожный вид.

— Я же говорил, что добром это дело не кончится! — доносился между тем из трубки нервный голос. — Ну и что, что Арбуз крутой как вареное яйцо? Все равно волна пошла, вологодские за Корявого вписались, Федя Темный аж с барнаульской кичи звонил! Базар идет, что теперь уже и в Волгограде у Арбуза какие-то заморочки…

Старичок-еврей еще раз покачал головой и молитвенно сложил перед грудью морщинистые ладошки. Погрозив ему пальцем, Тягач снова прижал трубку к уху.

— Стой, Кабан, не тарахти! — остановил он собеседника. — Ну что у вас, у молодых, за привычка? Так и норовите застращать пожилого человека до полусмерти!

— Тебя, Борисыч, застращаешь! — буркнул Кабан на другом конце провода, сбавив тон. — Да вот только по всему выходит, что и тебе побеспокоиться не мешало бы. Разве не я говорил перед тобой, Мишейшестипалым и Арбузом, что подведет нас Арбуз под всероссийскую сходку? Ну вот и вышел каменный цветок у Данилы-мастера. Мне из-за Арбуза подставляться — не климат! А ты что скажешь?

Тягач пожевал губами и поднял глаза к потолку.

— Что же тебе сказать-то, милок? Анекдот про прапорщика и пальму с кокосами на необитаемом острове слышал? То-то. Жизнь — не необитаемый остров, тут не трясти, тут думать надо, тем более в таком деле, как наше. А ты заладил — климат, не климат…

— Так что делать-то будем, Борисыч? При таких раскладах нам надо вместе держаться.

— А ты заезжай ко мне на огонек, Мишу прихвати, вот все и покалякаем. Прямо сегодня вечерком и заезжайте, часиков в восемь-девять. Уважьте старика, лады?

На другом конце провода замолчали.

— Лады, — ответил наконец Кабан, — благодарствую за приглашение, Борисыч.

— Ну, тогда до встречи, — удовлетворенно сказал Тягач и дал отбой.

Повесив трубку, Тягач пристально посмотрел на пейсатого старичка.

— Ну, что скажешь, Зяма?

Старичок воздел к небу морщинистые лапки:

— Таки что тут скажешь, Яков Борисович? Это как тогда, когда я имел такую глупость проиграться этим кишиневским марамоям и еще не знал, что вы, Яков Борисович, дай бог вам здоровья, меня выкупите, я тогда сказал себе: Зяма, у тебя есть одна большая неприятность!

— Одна большая неприятность, говоришь? — задумчиво спросил Тягач и опять пожевал губами. — Ну, одна не одна, а вот то, что большая, это ты в точку попал, Зиновий свет мой Исаакович. И похоже, что ее зовут Арбузом…

Тягач любил подчеркивать свою старорежимность, которую считал признаком солидности и основательности. Поэтому он не признавал всяких там новомодных офисов и практически безвылазно сидел в своей, как он выражался, берлоге, выбираясь из нее только в случае крайней необходимости. Оттуда и делами руководил.

Берлога была под стать хозяину.

Еще в конце восьмидесятых, как только представилась легальная возможность, Тягач отхватил себе участок соток в восемьдесят в Парголово, прямо у Шуваловского парка. До Тягача там тихо бедствовал какой-то полуразвалившийся дом культуры, который Тягач приватизировал и тут же снес под корень. Потом к участку были приплюсованы еще соток пятьдесят за счет соседей из числа местных аборигенов, страшно обрадовавшихся тому, что их переселили из старых бревенчатых домов без водопровода и канализации в отдельные двухкомнатные хрущовки где-то под Гореловом. О реальной цене своих участков аборигены, понятное дело, и не задумывались.

Вот там-то и обосновался Тягач в трехэтажной домине-крепости с узкими, как бойницы, окнами. Меблировка соответствовала — всюду ковры, хрустальные люстры, резные буфеты и горки из красного дерева, глубокие удобные кресла, диваны с валиками, торшеры. По стенам развешаны сверкающие начищенной медью барометры, лосиные рога, жанровые картины художников-передвижников. Переднюю украшало чучело медведя, заваленного как-то лично Тягачом на охоте.

Кроме домины-крепости, на участке имелись также баня, пруд с карасями и разнообразные хозяйственные постройки, крепкие и приземистые. Излишеств не наблюдалось, разве что пара застекленных теплиц с подогревом, предназначенных для бесперебойной поставки на стол свежих и экологически чистых овощей, да тир в подвале, который правильнее было бы назвать бункером, где Тягач любил побаловаться на досуге стрельбой из охотничьей двухстволки-вертикалки «Зауэр» образца 1956 года и двадцатизарядного пистолета «Маузер К-96». Никаких других видов стрелкового оружия он не признавал и относился к ним с презрением.

Трехметровый кирпичный забор с установленными по периметру камерами видеонаблюдения и с десяток неприметных охранников, по внешнему виду ничем не отличающихся от стандартных окрестных мужичков, надежно оберегали покой хозяина. Соседи из числа простых парголовских аборигенов даже не догадывались, чем на самом деле занимается Тягач, и считали его кем-то вроде среднего ранга партийного или хозяйственного руководителя советских времен на пенсии.

Тягач соседей не обижал и жил с ними в мире и согласии. Выбираясь время от времени в Шуваловский парк на прогулку, он со всеми здоровался и никому не отказывал в мелких просьбах — денежек там одолжить до получки или бабушку чью-нибудь подбросить до городского собеса. Ну а после того, как вдруг оказались заасфальтированными и прекрасно освещенными все прилегающие к берлоге Тягача непролазные проселки и из Шуваловского парка как по мановению волшебной палочки исчезли наводнявшие его с незапамятных времен хулиганы, соседи окончательно прониклись безграничным уважением к Тягачу и стали называть его не иначе, как благодетелем.

Это Тягачу очень нравилось, чего греха таить.

Поручив Зяме Гробману приготовить все необходимое для встречи гостей, Тягач удалился в одну из теплиц — сосредоточиться перед серьезным разговором и заодно проверить, как там вызревают помидорчики сорта «виноградная лоза», которые он очень любил.

Когда минут через сорок он вернулся в дом и прошел в гостиную, там все уже было готово. Гробман постарался на славу.

Овальный дубовый стол ломился от домашних солений, маринадов и разнообразной снеди прямиком с Сытного рынка. Вокруг стола были аккуратно расставлены три стула с высокими спинками, обтянутыми черной кожей, бронзовые пирамидальные шляпки обивочных гвоздей на них тускло мерцали в свете подвешенной к лепному потолку лампы под оранжевым с бахромой абажуром. Полдюжины литровых бутылок водки «Московская особая» — другой Тягач не признавал — томились за стеклянной дверцей холодильника-бара. Между холодильником и столом стоял сам Гробман, потирая ладошки и вопросительно поглядывая на Тягача.

— Молодец, Зяма! — сказал Тягач. — Только ты вот что, тащи-ка сюда и четвертый стул. Посидишь с нами за компанию, послушаешь, может, и умное чего скажешь.

Гробман страдальчески поднял брови, однако возражать не стал и покорно приставил к столу еще один стул.

— Садись, садись! — подбодрил его Тягач и взглянул на часы. — Аккурат половина девятого, сейчас гости дорогие нагрянут.

Двухметровые напольные часы в углу зашипели, и гостиная наполнилась мелодичным звоном. Не успели они отзвонить, как раздался стук в дверь.

— А вот и они, — сказал Тягач и пошел встречать гостей.

Для начала выпили по рюмке, хорошенько закусили. Соблюдая обычай, Кабан с Мишей-шестипалым похвалили домашние соленья-маринады — знали, что Тягачу это будет приятно. Тягач в ответ рассказал несколько рецептов, похвастался чудо-помидорами, созревания которых он ожидает со дня на день. За процветание огородного хозяйства Тягача выпили по второй, Гробман рассказал подходящий к случаю еврейский анекдот.

— Давай к делу, Борисыч, — сказал наконец Кабан, когда все формальности были исполнены, — тучи ходят, время не ждет.

— Давай, — согласился Тягач. — Ну так что там вокруг Арбуза?

— Туго, Борисыч. Как я говорил, так и вышло. По России бухтеж пошел. Люди недовольны, что покойный арбузовский лабух Корявого грохнул. Говорят, какой ни есть Корявый, а так не положено, не по понятиям, чтобы авторитет авторитета чужаку сдавал. Мол, если даже и была у Арбуза к Корявому справедливая претензия, так он должен был ему предъяву сделать и по понятиям разобраться в присутствии уважаемых людей. А так, мол, это голимый беспредел и нарушение законов, и за это Арбуза надо наказать.

— Ну так ведь это на Арбуза гон, нам-то что, — прищурился Тягач.

— А то, что через Арбуза волна и на нас катится. Питерские, мол, не могут территорию держать, раздрай допускают, слабину дают. Авторитеты у них косяки порют, а они только рты разевают, приплели и то, что Арбуз у нас на глазах Башку загасил вместо оправданий по понятиям, а мы конкретно это дело схавали. Короче, через Арбуза базар возник, что хилые мы и не пора ли нас менять.

— Н-да… — Тягач почесал лысину, — это нехорошо.

— Куда как нехорошо, Борисыч! Сам знаешь, волк споткнется — стая только и ждет. А ведь я говорил!

— Говорил, говорил! Языком шлепать всяк горазд…

Тягач налил себе водки и выпил, не закусывая, помолчал немного.

— Ладно, — сказал он спокойно, — ты, Миша, чего молчишь?

— Мне тоже звонили, — дернул щекой Миша-шестипалый, — из Ростова-на-Дону, причем сам Мохнатый. Там еще дела.

— Мохнатый? — быстро переспросил Тягач, вскинув брови. — Что еще за дела?

— Ну, не у них, а в Волгограде, они же там плотно завязаны. Там тоже с Арбузом непонятки. Типа Арбуз вписал местного Бритву на разборку с тюменским Чукчей…

— Знаю, — кивнул Тягач, — говноед еще тот.

— Говноед не говноед, а тоже братве не чужой. Арбуз на разборке повесил на Чукчу отступное за косяк, Бритва подписался. Все вроде по понятиям, ан нет. Арбуз отбывает в Питер, а Чукчу находят с пером в глотке. Мохнатый недоволен, спрашивает, что у вас в Питере вообще делается, живы ли вы там.

— Опять Арбуз! — Кабан ударил кулаком по столу, его рюмка опрокинулась. — Вы что, не въезжаете, что он нас всех подставляет?

Укоризненно посмотрев на него, Тягач поставил рюмку на место, наполнил ее водкой.

— Не горячись, Кабан, выпей. И ты выпей, Миша. Налей-ка ему, Зяма. А я пока пойду позвоню в Москву, покалякаю-ка по-стариковски с Французом.

Кабан с Мишей-шестипалым переглянулись.

— Надо ли? — осторожно спросил Кабан.

— Надо, — коротоко ответил Тягач и вышел из гостиной.

Разговор с Москвой получился долгий. Кабан с Мишей успели пропустить по четыре рюмки и накуриться до одури, а Тягач все не возвращался. Попытки Гробмана развеять установившуюся за столом тревожную атмосферу очередным еврейским анекдотом успеха не имели.

Наконец Тягач вернулся.

Покряхтывая, он опустился на свой стул и мрачно оглядел собравшихся.

— Ну что, какие там дела? — не вытерпел Кабан.

— Дела, что называется, как сажа бела, — буркнул Тягач, налил себе водки и подцепил на вилку маринованный гриб, — идет-грядет зеленый шум. Приплыли мы прямиком ко всероссийской сходке.

— Оба-на… — протянул Миша-шестипалый, — и что?

— Да все то же, только вид сбоку. Ждет нас, голуби мои, отчет о проделанной работе, как граждане начальники изволят выражаться. И, как говорят те же граждане начальники, с возможными оргвыводами. Вот такие дела.

— Когда?

— Через неделю.

— И где?

— Ты, Миша, как не родной, в самом деле. Ну конечно же у нас, в Питере.

Кабан с силой вдавил недокуренную сигарету в пепельницу, Гробман привычно воздел руки к небу.

— Ай, ай, как нехорошо, — залопотал он, раскачиваясь. — Когда я еще хорошо управлял картами, как-то я видел такую сходку в Белгороде, так там потом поставили смотрящего из Москвы…

— Цыц, Зяма! — прикрикнул на него Тягач. — Не до твоих мемуаров сейчас.

Опрокинув рюмку, он долго жевал гриб, собираясь с мыслями.

— Арбуз во всех этих делах заноза! — прервал его раздумья Кабан. — Надо что-то решать. Правильно я говорю, Миша?

Миша-шестипалый кивнул и посмотрел на Тягача.

— По старшинству тебе говорить, Борисыч.

— Ладушки, — сказал Тягач, нахмурившись, — будем решать. Мое стариковское мнение такое. Арбуз, спору нет, вор уважаемый и авторитетный. Однако всю общину из-за него под удар подставлять негоже. И выход здесь, по моему стариковскому разумению, один-единственный и другого нет. Надо повернуть толковище на разборку не с питерской общиной, а с Арбузом лично, тогда все и срастется, и мы будем при козырях.

— Верно! — подхватил Кабан. — А для этого нужно сделать так, чтобы Арбуз не сам на сходку пришел, а чтоб мы его туда привели. Тогда можно обставиться, что для этого мы, мол, братву и встречаем, чтобы с полной уважухой ко всем непонятки разрешить. Так, Миша?

После небольшой паузы Миша-шестипалый дернул щекой и опять кивнул.

Все замолчали, настороженно глядя друг на друга. Один Гробман демонстративно закрыл глаза и тихонько бормотал что-то себе под нос.

Тишину нарушил Тягач.

— Решили так решили, — буркнул он, — здесь барышень нет, посрать да родить нельзя погодить. Берем Арбуза и точка. Со всем уважением к его заслугам, чтобы все было по понятиям, но берем. Держим до сходки и представляем на толковище, пусть братва судит-рядит. Все согласны? Говори, Кабан!

— Да.

— Ты, Миша?

— Да.

— Ну вот и все, суши портянки. Зяма, наливай!

* * *

Слежку Арбуз обнаружил сразу.

Подъехав поутру к своему офису на углу Литейного и Некрасова и выйдя из машины, он краем глаза срисовал неприметную вишневую «девятку» с тонированными стеклами, мирно припаркованную на противоположной стороне Литейного метрах в пятнадцати впереди. Стекло со стороны водителя было приспущено на пару сантиметров, из образовавшейся щели прихотливой змейкой вился сизый сигаретный дымок.

— Ну-ну, — вздохнул Арбуз, неторопливо прикурил и направился к входной двери из бронированного стекла.

Уже взявшись за грибообразную дверную ручку, он помедлил секунду и, не оборачиваясь, внимательно посмотрел на отражение «девятки» в полированной стеклянной поверхности. Отметил, что водительское окно уже закрыто, а обрубленная змейка табачного дыма медленно тает в воздухе на манер улыбки чеширского кота из сказки Льюиса Кэролла «Алиса в стране чудес».

Арбуз хмыкнул, рывком открыл дверь и прошел внутрь. В вестибюле его почтительно приветствовал плечистый наголо стриженный коренастый охранник в черном костюме, пиджак которого откровенно оттопыривался в районе левой подмышки.

Поманив его пальцем, Арбуз кивнул на «девятку» и коротко спросил:

— Давно?

— Да уж минут двадцать, как маячат, Михаил Александрович. Я их на мониторе засек. Проверить?

— Не надо. Тюря здесь?

— Здесь. Как раз насчет финской древесины приехали, разбирается.

— Хорошо.

К себе на второй этаж Арбуз подниматься не стал. Вместо этого он отошел в глубь вестибюля, достал мобильник, пощелкал кнопками.

— Тюря? Спустись-ка вниз, дело есть.

В ожидании Тюри Арбуз задумчиво покусывал короткую толстую антенну мобильника. Торчать целый день в офисе он сегодня не собирался, планировал заехать минут на десять, посмотреть, как идут дела, а потом навестить Романа с Лизой, оставив на хозяйстве верного Тюрю. Роман с Лизой еще вчера были препровождены в надежное бунгало на Карельском перешейке — в то самое, в котором Арбуз прятал выкраденного из «Крестов» Чернова до его отправки за границу.

И вот на тебе, хвост. Очень любопытно узнать, кто же это так трогательно о нем заботится. Ага, а вот и Тюря.

— Вишневую «девятку» видишь? — вместо приветствия спросил Арбуз.

— Вижу, Череп уже докладывал.

— Слушай сюда. На Некрасова телефон-автомат, знаешь?

— Да.

— Выйди через двор и дуй туда. Позвони в ментовку, скажи, что видел, как в вишневую «девятку» садились подозрительные черножопые, какие-то мешки там у них странные, у одного распахнулся пиджак, и ты засек под пиджаком… ну, хотя бы пистолет. Или нет, лучше обрез. Дашь адрес и сразу отбой. Понял?

— Как не понять! — улыбнулся Тюря. — За последние взрывы ментам хвост накрутили, землю роют насчет терроризма. Враз будут здесь всем кагалом, палку срубить на халяву, благо отделение за углом…

— Правильно мыслишь. Действуй!

Проводив Тюрю, Арбуз поудобнее устроился у приоткрытого по случаю жаркого дня окна, не выпуская из виду вишневую «девятку». Менты не заставили себя долго ждать — терроризм и впрямь нынче в почете.

Не прошло и десяти минут после ухода Тюри, как с улицы Некрасова на Литейный с визгом вырулили два милицейских уазика и намертво блокировали «девятку» с двух сторон. Из уазиков высыпали автоматчики в касках и бронежилетах, взяли «девятку» на прицел. Один из них осторожно постучал в тонированное стекло.

— Эй, в машине! Вышли без глупостей наружу и предъявили документы.

После небольшой паузы двери «девятки» открылись и из нее выбрались двое средних лет мужичков вполне обыкновенной наружности.

— Ба, знакомые все лица, — пробормотал Арбуз и отвернулся.

Дальнейшее его уже не интересовало.

Мужичков этих он прекрасно знал — это были Шуруп и Кактус, самые что ни на есть доверенные лица разлюбезного Якова Борисовича Тягайло, сиречь Тягача. Несмотря на незамысловатую внешность, были они великими мастерами на всякие хитроумные штуки. Тягач их берег и использовал только в делах исключительной деликатности и ответственности — например, в таких, когда оказывалось позарез необходимо, чтобы, скажем, какой-нибудь важный и хорошо охраняемый человек вдруг бесследно исчез.

Из-за приоткрытого окна было слышно, как Шуруп с Кактусом что-то плаксиво канючили, а также отрывистые команды ментов, приступивших к досмотру «девятки». Арбуз покачал головой и направился к себе в кабинет.

Проходя через приемную, он кивнул привставшей было Танюше: — Меня нет!

Расположившись в уютном кожаном кресле на колесиках, Арбуз закинул ноги на стеклянную столешницу и задумался. Ай да Тягач! Ну и зачем ему все это понадобилось? В то, что Тягач вознамерился его, Арбуза, просто-напросто грохнуть, Арбуз ни на секунду не поверил, несмотря на весьма красноречивое для понимающих людей присутствие под окнами фирмы «Пиксель» таких специалистов, как Шуруп с Кактусом. Слишком привержен Тягач к старинным воровским законам, чтобы пойти на такой откровенный беспредел по отношению к другому авторитетному вору. Да и по делам они никак не пересекались, наоборот, даже иногда помогали друг другу — ведь сферы влияния давно уже были разграничены по обоюдному сердечному согласию.

Инцидент по поводу Корявого, конечно же, не в счет — так, рабочий момент, поговорили, всё выяснили и разошлись. Тогда что же?

А вот мы сейчас это у него у самого и выясним.

Арбуз рывком снял ноги со стола, пододвинул к себе телефон и набрал домашний номер Тягача.

Трубку поднял Зяма Гробман.

— Ой, Михаил Александрович, дай бог вам здоровья, как я рад вас, так сказать, слышать… — затараторил он, как только услышал голос Арбуза.

— А что, есть основания сомневаться в моем здоровье?

— Типун вам на язык, Михаил Александрович, что вы такое говорите…

— Яков Борисович далеко?

— Здесь, здесь, тоже так будет рад с вами поговорить, что я даже не знаю…

Из трубки донеслось шуршание, и после непродолжительного молчания раздался низкий голос Тягача:

— Здравствуй, Михаил Александрович! Молодец, что позвонил, не забываешь старика. Что скажешь хорошего?

— Яков Борисович, с чего это ты за мной приглядывать начал? — прямо спросил Арбуз. — Если узнать чего хочешь, так скажи, у меня от уважаемых людей секретов нет!

— А-а, это ты про Шурупа и Кактуса, — нимало не смутился Тягач, — так это они не за тобой посланы приглядывать. Наоборот, за теми, кто тебя, мил человек, припасти решил. И оберечь тебя таким образом.

— Благодарствую за заботу, но у меня и своих оберегателей достаточно. Объяснись, Яков Борисович.

— Не телефонный это разговор, — вздохнул Тягач. — Прямо с утра прошел шепот от верных людей, что тобой сильно заинтересовались, Михаил свет мой Александрович. И тобой, и друзьями твоими. Мол, хвостик за тобой увязался. Вот я и решил это дело проверить, подстраховать тебя, прости уж старика за своеволие. Зря тревожить тебя не хотел, думал сперва результатов дождаться. А ну как липа? А ты, вишь, взял да и сам позвонил.

— Кто заинтересовался?

— Говорю же, что не телефонный это разговор, Михаил Александрович. Ты вот что, может, заскочишь ко мне на полчасика, ну хоть прямо сейчас? Мы бы и поговорили, дело-то, похоже, серьезное.

Арбуз помедлил немного:

— Хорошо, я приеду.

— И вот еще что, Михаил Александрович. Ты уж будь другом, возьми машинку какую-нибудь понеприметней, а кого-нибудь из ребят пусти сначала на своей тачке покататься — так, на всякий случай, а потом уж и сам отправляйся. Чтобы хвостик-то не узнал, что мы с тобой встречаемся, ей-богу, так лучше будет, поверь старику, жизнью битому. Для нас обоих лучше. Уважь старика, лады?

— Хорошо, — повторил Арбуз и дал отбой.

Услышав короткие гудки, Тягач положил трубку и внимательно посмотрел на сидящего напротив него Зяму Гробмана.

— Пятерка в дневник тебе, Зяма. Сработало, повелся Арбуз.

Зяма потупил глазки и довольно улыбнулся:

— А как вы думаете, могло бы не сработать, Яков Борисович, дай бог вам здоровья? Как только Михаил Александрович увидел Шурупа с Кактусом, он же не мог не позвонить, он же умный человек! И как умный человек, он никак не мог их не увидеть, дай бог ему здоровья. А как иначе можно было сделать так, чтобы он приехал к нам сам, да еще и один? Ведь Михаил Александрович не только умный, он еще и смелый, и благородный, он любит друзей и уважает братву, надо же этим пользоваться… Нет, Зяма еще не забыл, какие он делал комбинации, и не только в картах!

— Ладно, раскудахтался, — добродушно пробурчал Тягач, — гречневая каша сама себя хвалит. Пойди-ка лучше подготовь ребят. Да не забудь поставить кого-нибудь у поворота с Выборгского шоссе, для уверенности, что он точно один приедет.

Гробман негодующе пожал плечами, как бы говоря, что уж о таких-то очевидных вещах ему можно было бы и не напоминать.

— Тебе бы, Зяма, в Мосаде трудиться! — рассмеялся Тягач. — Давай действуй. Я в теплице.

* * *

Арбуз не колебался ни секунды — ехать надо.

Сборы были недолгими. Старый добрый позолоченный «Магнум» привычно лег в наплечную кобуру, верный Тюря, с облегчением оторвавшийся от изнурительных переговоров с туго соображающими северными соседями, в момент организовал неприметную серую «десятку», реквизировав ее на пару часов у кого-то из охранников. Советом Тягача насчет отвлекающего маневра Арбуз пренебрег, посчитал ниже своего достоинства до такой уж степени шугаться в собственном городе.

Все, пора.

Однако стоило Арбузу выбраться из-за стола, как из приемной послышались протестующие возгласы Тани, дверь без стука распахнулась, и на пороге кабинета материализовался широко улыбающийся Боровик.

— Привет, Миша! Проезжал тут мимо, ну и решил зайти, проведать друга детства запросто, без звонка. Не возражаешь?

— Что за вопросы, Саня? Только я сейчас уезжаю, заморочка одна появилась. Давай-ка лучше вечером пересечемся, можем Рому вместе проведать, посидим там как следует.

Улыбка сошла с лица Боровика.

— Заморочка? Что-нибудь по наши души, Миша?

— Сам не знаю пока, но похоже, что какая-то фигня заваривается. В общем, еду, чтобы понять что к чему.

— Хорош темнить, Миша, — нахмурился Боровик, — старый опер тему нюхом чует. Что стряслось?

— Хорошо, что бог миловал к тебе на допрос попасть, друг ситный, не то бы точно раскололся, уронил высокую марку питерского криминалитета. Как говаривала моя бабушка, царствие ей небесное, отвяжись, худая жисть! Сам разберусь, мои дела.

— И не надейся, Миша. Наши дела теперь общие, как будто сам не знаешь. Короче, пока не расскажешь, я тебя отсюда не выпущу, и не надейся. Ну?

Арбуз махнул рукой и рассказал об обнаруженной слежке и о последующем разговоре с Тягачом.

— Вот такие дела, друг детства. Что скажешь?

— Что, что… — протянул Боровик, — знаю я эту публику, и Тягача, он же Тягайло, Яков Борисович, и Зяму этого, он же Гробман, Зиновий Исаакович. Все были у нас в разработке, народец еще тот, подходов к ним днем с огнем не найти… Да что я тебе объясняю, они же твои коллеги, миль пардон, мсье Арбузов. Скажу только, что Зяма тягачевский — корефан еще тот, совсем не так прост, как кажется. И одному тебе в это паучье логово ехать ну никак нельзя.

— Саня, это вопрос решенный. Слабину здесь дать — себя не уважать.

— Диву даюсь на понятия ваши корявые, — покачал головой Боровик, — ведь сам знаешь, что это за фрукты…

— Понятия наши не корявые, — твердо сказал Арбуз, — и уважающие себя люди не зря их держатся. Все, проехали, Саня.

— Хорошо, не считаешь возможным своих взять, я с тобой поеду.

Арбуз посмотрел Боровику в глаза и отрезал:

— Нет, Саня. Будь здесь. Отвечаешь за Рому с Лизой.

Арбуза ждали.

Стоило ему подъехать к покрытым серой шаровой краской воротам из двухмиллиметровой стали, как створки ворот тут же разъехались в стороны с тихим шипением. За воротами обнаружились три невзрачных мужичка с помповыми ружьями, на удивление похожие на Шурупа с Кактусом. Арбуз опустил стекло, к нему тут же подошел один из мужичков, вежливо поздоровался и показал на навес в глубине двора, под которым располагался автопарк Тягача — пара джипов, микроавтобус «Мерседес», «БМВ-шестерка» для представительских выездов и натуральная «Победа» с родной отделкой и реставрированным родным мотором, выпущенная аккурат в год смерти Сталина.

«Победа» была любимой игрушкой Тягача наряду с двухстволкой «Зауэр» и вороненым маузером. Особенно радовали его зеленый круглый индикатор лампового приемника и набалдашник из слоновой кости на кулисе переключения передач на рулевой колонке. «Победу» Тягач никому не доверял, даже мыл ее сам лично.

Именно у этой самой «Победы» Арбуз и припарковался. Стоило Арбузу выйти из машины, как к нему тотчас же подскочил один из мужичков и извиняющимся тоном попросил сдать оружие.

— Не сердитесь, Михаил Александрович, — сказал он, почтительно принимая «Магнум», — мы люди маленькие, так уж у нас принято, а пистолетик ваш будет в целости и сохранности, не извольте сомневаться.

Арбуз молча кивнул и направился к дому, где его поджидал стоящий на крыльце с распростертыми объятиями Тягач.

— Рад, рад, Михаил Александрович, рад, что уважил старика, милости прошу! — пробасил он, пожимая руку Арбузу и провел его в гостиную.

В гостиной они уселись друг напротив друга за овальным дубовым столом. Зяма Гробман тут же водрузил на стол поднос, на котором красовались запотевшая бутылка «Московской особой» и фарфоровые пиалы с солеными рыжиками и маринованными огурчиками, однако Арбуз от угощения отказался.

— Что же ты, Михаил Александрович, — удивился Тягач, — никак брезгуешь моим хлебом-солью?

— Побойся бога, Яков Борисович. Я же на минуту, как и договаривались. Расскажи, что случилось, зачем звал. Посидеть по-свойски всегда успеем.

— На минуту, говоришь? Боюсь, не выйдет у нас с тобой минутой-то отделаться, вишь, какое дело… Ну да ладно, вольному воля, а я с твоего разрешения выпью, не обессудь.

Тягач неторопливо налил себе водки, выпил и захрустел огурчиком, поглядывая на Арбуза.

— Яков Борисович, — вздохнул Арбуз, — не тяни. Что за дела?

— Дела такие, что надо бы тебе, Михаил Александрович, поберечься.

— Спасибо, я уже в курсе. Буду признателен, если…

— Укрыться бы надо тебе, мил человек, — не слушая Арбуза, продолжил Тягач, — а укрыться тебе лучше всего у меня, вот ведь какая история, Михаил Александрович!

Арбуз оглянулся на стоящего у него за спиной Гробмана.

— Яков Борисович, не темни, не к лицу тебе это, — резко сказал он, — я не Бобик из-под забора!

Крякнув, Тягач встал и прошелся по гостиной.

— Да уж какой там Бобик, — сказал он наконец, — ладно, Михаил Александрович, темнить не будем. Братва предьяву тебе делает, через неделю всероссийский сходняк по твою душу. А пока выпало мне уважительно поберечь тебя, я уже и местечко приготовил, будешь как у Христа за пазухой.

Лицо Арбуза окаменело:

— Ты, Яков Борисович, не много ли берешь на себя?

— Может, и много, Михаил Александрович, но такая уж, видать, выпала мне тягота. Ты не горячись, а побудь недельку у меня в гостях, деваться некуда. Извини, что в подвале, но там все путем — ковры, диваны, видик, этот, как его, прости господи, все запомнить не могу… А, блин, ди-ви-ди! И все прочее по первому твоему требованию, не сомневайся. Захочешь ляльку для баловства — и лялька будет, мнето, старику это ни к чему, а ваши годы молодые, как не понять! Давай, Михаил Александрович, по-хорошему. Ребятки тебя проводят, они же и оберегать будут. Ребятки надежные, да ты их знаешь. Эй!

Дверь в гостиную тут же распахнулась, за ней обнаружились Шуруп и Кактус с пистолетами в руках. Не говоря ни слова, они подошли к Арбузу и встали по обе стороны от него.

— Плохо кончишь, Яков Борисович, — покачал головой Арбуз, — жизнь таких подлянок не прощает. Ну и занесло тебя на старости лет!

Страницы: «« ... 910111213141516 »»

Читать бесплатно другие книги:

Пока жив хоть один из твоих врагов – война не окончена и цель не достигнута. Непобедимый Воин Провид...
Происходит серия жестоких убийств на квартирах больных, вызывавших «Скорую помощь». Подозрение падае...
Два оперативных сотрудника ФСБ ведут смертельную схватку с жестокой бандой похитителей людей. Операт...
Молодой драматург Локтев после ДТП оказывается на крючке у милиции и дает согласие работать осведоми...
Этот роман не разочарует поклонников старого доброго «Бумера». Герои книги нормальные современные лю...