Последний ребенок Харт Джон

Глава 53

Едва войдя в лес, Джонни почувствовал внезапное опустошение. Перемена случилась в считаные секунды. Только что он был уверен в себе и сосредоточен, потом Джек и сарай остались позади, и он вдруг ощутил голод, усталость и непонятную растерянность. Тропинка поворачивала в неожиданных местах, уходила вверх или сбегала вниз там, где должна была идти ровно. Нет, сама тропинка была та, но выглядела незнакомой, чужой. Его бросало то в жар, то в холод. Ветки цеплялись за одежду, быстро бежал ручей. Джонни дважды поскользнулся и потом остановился у края воды и наклонился, окунул руки и прижал ладони к лицу.

Стало легче.

За деревьями мелькала грязная краска на доме.

Хант поднимался по склону, когда зазвонил сотовый. Звонила Тейлор. Он выслушал ее доклад на ходу: о Кене Холлоуэе, о разбитом пианино, о насилии над служанкой.

— То самое пианино, в которое попал камнем Джонни?

— Да.

— Что ж, теперь оно разбито.

Хант задыхался; плотный, влажный воздух давил на легкие.

— Что там со служанкой? Серьезно пострадала?

— Нет. И это просто чудо. Вы бы видели, какой здесь разгром.

— Все так плохо?

— Холлоуэй сорвался с катушек. Похоже на алкоголь с коксом. Называл служанку Кэтрин.

— И?..

— У нее другое имя.

— А, черт…

— Вот именно.

— Добавь обвинение в физическом насилии и срочно разошли оповещение по радио. Холлоуэя нужно найти, пока он не напал на кого-то еще. И сделай одолжение: позвони Кэтрин Мерримон и скажи, чтобы она ушла из дома. Пусть едет в участок. Я встречу ее там. Скажи, что мне нужно поговорить с ней. Скажи, что это важно.

— Тут вот в чем дело…

— Что?

— Я уже пробовала позвонить ей.

Хант уже знал, что она скажет.

— Никто не отвечает.

Выйдя из леса, Джонни наступил на лежащий во дворе лист старой жестяной кровли. Металл нагрелся так, что жар ощущался даже через резиновые подошвы кедов. Он соскочил на землю, и стальная полоса глухо звякнула. Подойдя к дому сзади, проверил окна. В его комнате никого не было. В комнате матери тоже. Темно, на кровати комок простыней. Через открытую дверь комнаты был виден сумрачный коридор. Джонни нырнул за угол.

Во дворе стоял «Эскалейд» Кена. Не на дорожке, а прямо на траве. Автомобиль проехал по кустам и зацепил единственное во дворе дерево, погнув крыло и содрав два фута краски с правой стороны. Левая дверца осталась открытой, правое переднее колесо уткнулось в нижнюю ступеньку крыльца. Джонни дотронулся до капота — еще горячий.

Из-за закрытой двери донесся крик.

Кричала мать.

Джонни взбежал по ступенькам.

Растянувшийся на полу Фримантл то ворочался во сне, то бубнил что-то, и грудь его вздымалась и опадала. В неподвижном, жарком воздухе он выглядел темной глыбой.

Убийца, боящийся ворон.

Сумасшедший, разговаривающий во сне.

«Бог знает».

Даже во сне он снова и снова бормотал это.

Джек прижал к щеке теплую сталь. Где Джонни? Почему не возвращается?

«Бог знает».

Джонни взялся за ручку, повернул, и дверь вдруг распахнулась вовнутрь с неожиданной силой, втянув за собой через порог. На полу, со связанными за спиной руками, лежала мать. Она позвала Джонни по имени, и тут же Холлоуэй схватил его за горло здоровенной рукой с толстыми пальцами. Джонни не мог дышать. Не мог даже пискнуть.

Холлоуэй пинком захлопнул дверь и протащил Джонни через комнату, задергивая по пути шторы. Мальчишка попытался оторвать сдавившие горло пальцы. Лицо горело, что-то изнутри давило на глаза. Холлоуэй оторвал его от пола, и Джонни увидел перекошенную ненавистью физиономию.

— Попался, говнюк.

Он размахнулся, ударил, и мир на мгновение померк. Джонни упал лицом вниз. Когда в глазах прояснилось, он обнаружил перед собой край ковра и начищенные до блеска туфли Холлоуэя.

Кэтрин вскрикнула…

Ливай стоял у края воды. Он только что похоронил маму; под ногтями и в глубоких, загрубевших трещинах на ладонях еще чернела земля с ее могилы. Он промок от пота и весь горел — от горя, от ожогов на лице под марлевой маской, от изнеможения после рытья. В город он пришел накануне — заказать камень, который ляжет на ее могилу.

Креола Фримантл — так будет написано на камне.

«Бог Знает Красоту Ее Души».

Ливай посмотрел на свои испачканные землей руки. Эта земля была Божьей, черной и плодоносной. Земля Хаш Арбор. Земля семьи. Он потер ладонью о ладонь и шагнул в воду. Прохладная, она поднялась сначала до колен, потом до груди.

Ливай сел. Дуло смотрело ему в лицо, и мальчик, державший оружие, выглядел испуганным. Ливай подумал, что знает мальчика, хотя его глаза видели теперь не очень хорошо. Мир туманился, кренился. Ливай видел белую кожу и растрепанные волосы. Видел бегающие глаза.

Он не знал, где находится, но ощущал перемену, как будто знал, что будет дальше. Воздух грудился над ним, давя прохладой. Потом его наполнил голос. «Последнее осталось», — сказал голос, и зубы Ливая сверкнули белизной в полумраке.

Он поднялся, и боль отступила.

Боль стала памятью.

Упершись ногами в пол, Джек придвинулся к стене. В глазах великана светилось пламя безумия, и все мысли Джека сбежались к одному: этот сумасшедший убил двух человек. Кровь как краска, сказал Джонни.

Как краска.

Джек держал револьвер перед собой. Рука дрожала, и он ничего не мог с этим поделать. Только повторял свою собственную молитву: «Не заставляй меня убивать его, не заставляй меня убивать его»…

Но никаких угрожающих Джеку действий безумец не предпринимал.

— За тем большим камнем, между деревьями. Перейди ручей и увидишь, — произнес он медленно и, сверкнув налитыми кровью белками глаз, вышел, прихрамывая, из сарая. Уже за порогом великан остановился, сказал Джеку кое-что напоследок и исчез.

Несколько долгих секунд Джек не мог пошевелиться; потрясенный и до смерти напуганный, он не мог даже думать связно. Выбравшись наконец из сарая, успел увидеть Фримантла, когда тот остановился у леса. Изуродованный шрамами, босой и без рубашки, он стоял, накренившись, и мышцы подрагивали и перекатывались под кожей, измазанный грязью и кровью. Одна рука до невозможности распухла, из раны в боку торчал зазубренный кусок черного дерева длиной в шесть дюймов. Ничего этого Фримантл не замечал. Обернувшись, он склонил набок голову, так что здоровый глаз оказался вверху, и уставился на что-то. Джек проследил за его взглядом, и в его груди открылась дверь в холод.

В голубой вышине сияло солнце.

Крыша казалась черной от сидевших на ней ворон.

В ушах у Джонни еще звенел голос матери, когда перед глазами мелькнула лакированная кожа. Холлоуэй опустил ногу ему на спину, потом на руку. Пытаясь защититься, Джонни сжался в комок, но Холлоуэй пнул его еще раз.

— Не гадь Кену Холлоуэю. — Он схватил Джонни за волосы. — Не получится.

Швырнув Джонни на пол, Холлоуэй вышел в коридор и исчез в комнате. Что-то заскрипело и лязгнуло, и он вернулся, держа в руке свинцовую трубу, которую Джонни прятал под кроватью.

— Думаешь, я не знал про нее? Это мой дом. — Удар пришелся по ноге, выше колена. — Мой дом. Никому не позволено перечить мне в моем собственном доме.

Кен выпрямился, прошел через комнату к столу, взял рулон серебристой ленты и оторвал кусок дюймов в десять длиной. Потом схватил Кэтрин за волосы и, когда та попыталась сопротивляться, пришлепнул ленту ей на рот.

— Надо было еще неделю назад так сделать. — Он шагнул к телевизору, на котором лежало зеркало, подобрал свернутую в трубочку банкноту, зажал ноздрю и вдохнул одну за другой две дорожки. Потом повернулся; глаза у него были огромные и черные. — Ну где теперь твой папочка?

Холлоуэй замахнулся трубой, и Джонни дважды ударил его ногой — в голень и коленную чашечку.

Мать забилась на полу.

Холлоуэй поднял трубу.

Джонни закричал.

И тут входная дверь как будто взорвалась, слетела с петель и ударилась о стену, а проем заполнила громадная фигура. Желтые глаза налились кровью, из вздымающейся груди вырывалось хриплое дыхание, широченные плечи едва вмещались в дверной каркас. Великан бросил взгляд на свинцовую трубу и шагнул через порог. В его тени Холлоуэй будто съежился и отступил на шаг, зацепив туфлей ребра Джонни.

Фримантл вошел в комнату, и его запах растекся в воздухе. Он не хромал и двигался уверенно и целенаправленно.

— Дети — это дар небесный.

Холлоуэй махнул трубой, но в сравнении с Фримантлом он казался ребенком.

Великан перехватил трубу одной рукой, вывернул ее и с размаху, от бедра, всадил восемь фунтов свинца Кену в горло.

Тот пошатнулся и упал на колени перед Джонни. Он еще успел вскинуть руки, но рухнул на пол, и его глаза оказались в считаных дюймах от глаз мальчишки. Тот видел, как Холлоуэй пытается вдохнуть, и знал, что он чувствует. Осознание конца сменилось уверенностью в его неизбежности, а потом ужасом. Холлоуэй вцепился в трубу, ноги простучали по полу и замерли. Свет в глазах померк, сокрытый тенью, отражением крыльев.

Глава 54

Хант резко затормозил, крутанул руль вправо и почувствовал, как его заносит. Быстро остановить идущую на большой скорости тяжелую машину — дело непростое. Задние колеса прошуршали по гравию, вылетели на грунт, и седан затрясло, как на стиральной доске. На полукруге заноса Хант успел заметить и «Эскалейд» с помятым крылом, и распахнутую переднюю дверь, и темноту за ней. Он отжал сцепление, выскочил из машины и рванул что есть сил через двор, вытаскивая на ходу оружие. Горячий воздух ударил в лицо. До крыльца десять футов. По земле заметались тени.

Ворвавшись в комнату, он увидел Кэтрин, связанную, на полу. Рот закрывала серебристая лента, и она шумно втягивала воздух через нос. Джонни, бледный и грязный, лежал неподалеку. На окровавленном, в синяках, лице застыло выражение ужаса.

Рядом, мешком с костями, валялся Холлоуэй, то ли уже мертвый, то ли умирающий. Над ним с металлической двухфутовой трубой в руке стоял Фримантл. Весь в шрамах и крови, голый по пояс, со свирепым лицом, он выглядел на все сто бандитом и убийцей. Понять, что здесь происходит, было не труднее, чем сложить два и два.

Свинцовая труба. Шлакоблок.

То же самое.

Дуло ушло вправо.

— Нет, — прохрипел Джонни.

Но Хант уже спустил курок. Он выстрелил лишь один раз — и попал туда, куда целился. Выстрел не на поражение. Хант хотел лишь обезвредить великана, но оставить его в живых.

Фримантл пошатнулся. Сделал шаг назад. Но устоял. Держа его на прицеле, Хант подошел ближе, но Ливай не проявил ни малейшей агрессии. Смятение и растерянность сменились чем-то похожим на радость, и лицо как будто озарилось светом. Он поднял руку с разведенными пальцами, посмотрел мимо Ханта на ясное голубое небо и высокое желтое солнце и еще успел произнести одно слово:

— София.

А потом колени подогнулись, и гигант умер еще до того, как его тело рухнуло на пол.

Глава 55

После вмешательства Ханта избежать огласки было невозможно. Ему пришлось вызвать полицейских, санитаров и медэксперта. Известие распространилось с быстротой лесного пожара, и репортеры массово потянулись с участка Джарвиса к месту гибели беглого заключенного и богатейшего в городе человека. К дому Джонни Мерримона.

Джонни Мерримон.

Опять.

Ханту пришлось выставить оцепление. Патрульные машины перегородили узкую улицу справа и слева от поворота к месту происшествия. Между тем день начал клониться к вечеру.

Задав Кэтрин и Джонни необходимые в таких случаях вопросы, Хант передал мать и сына в руки санитаров. Оба выглядели далеко не лучшим образом, Джонни едва держался на ногах, но медики полагали, что большой опасности нет и мать с сыном поправятся уже в ближайшее время, хотя последствия пережитого будут ощущаться еще долго. Хант свои чувства держал под контролем, скрывая и тревогу, и облегчение, и эмоции более глубокие, разбираться с которыми был пока не готов. Проверив надежность полицейского кордона, он вернулся в дом.

Холлоуэй мертв.

Фримантл мертв.

Хант вспомнил про Йокама и уже хотел спросить Джонни, не Йокам ли тот человек, которого мальчик видел у дома Джарвиса. Но у него не было фотографии напарника, да и парнишка еще не отошел от шока, поэтому он решил пока оставить его в покое. Поговорив с фотографами и экспертами-криминалистами, детектив впервые за всю свою карьеру ощутил усталость. Ронда Джеффрис, Клинтон Родс, Дэвид Уилсон. Детские захоронения на участке Джарвиса. Сам Джарвис. Мичум. Теперь вот Фримантл и Холлоуэй. Столько смертей, столько вопросов… Шеф, прибыв на место, посмотрел сначала на Холлоуэя, лежавшего с растянутыми губами и остекленевшими глазами, потом на Фримантла, который и в смерти казался огромным и неукротимым.

— Снова стрельба на поражение.

— Я не стрелял, чтобы убить. Он не должен был умереть.

— Однако ж мертв.

— Ну так увольняйте.

Шеф постоял с минуту молча.

— Еще один мертвый осужденный.

— А Холлоуэй?

— Он бил мальчика?

— И мать.

Лицо шефа накрыла тень печали.

— Я вот думаю, что Йокам, возможно, все-таки был прав.

— Насчет чего?

— Может, тьма и впрямь ест сердца, как рак.

— Не всегда, — возразил Хант. — И не у всех.

— А может, прав ты. — Шеф отвернулся. — Или нет.

Часом позже Хант сообщил репортерам о судьбе отца Джонни. Но еще раньше он рассказал об этом Кэтрин, решив, что так будет правильно: пусть разберется с чувствами, успокоится, а потом поможет принять новость сыну. Разговор состоялся во дворе и прошел незамеченным на фоне суетящихся полицейских и санитаров. Она встретила удар достойно. Без слез и стенаний. Только замолчала минут на пять, а потом тихо, так, что он едва услышал вопрос, спросила:

— У него было кольцо на пальце?

Хант не знал и, отойдя в сторону, позвонил судмедэксперту. Кэтрин осталась возле машины «Скорой помощи», где парамедики еще оказывали помощь ее сыну.

Когда детектив подошел, Кэтрин повернулась к нему, и он заметил, что она похудела, а кожа стала едва ли не прозрачной.

— Да, было, — сказал он, и женщина опустила голову.

Когда санитары закончили с Джонни, Хант и Кэтрин отвели парня на задний двор, в тихое местечко, где их никто не видел. Мать опустилась на траву рядом с сыном и взяла его за руку, а детектив рассказал о том, что нашла полиция за домом на участке Джарвиса.

— Твой отец искал Алиссу. — Хант помолчал, понимая значение момента для мальчика. — Как и ты.

Джонни ничего не сказал, но его большие черные глаза застыли.

— Он был смелый человек, — добавил детектив.

— Его убил Джарвис?

— Мы полагаем, что да. — Хант перевел взгляд с матери на сына. Как же они похожи… — Если я могу что-то сделать…

— Дайте нам минутку, ладно? — обратилась к нему Кэтрин.

— Конечно.

Подождав, пока детектив скроется за углом, она придвинулась к сыну. Джонни стоял неподвижно, уткнувшись взглядом в какую-то точку на задней стене дома. Кэтрин погладила его по грязным волосам, и только через минуту мальчик увидел, что мать плачет. Он думал, что понимает почему, но ошибся.

— Твой отец не бросил нас, — прошептала Кэтрин и, вытерев глаза, повторила: — Он не бросил нас.

Только тогда Джонни понял.

Он не бросил нас.

Что-то неизмеримо важное и невыразимое прошло между ними и объединило в молчаливой общности, а потом тишину нарушили шаги в лесу, и на тропинке появился Джек. Грязный, словно упал в ручей, он казался в этот миг съежившимся ребенком, и его взгляд беспокойно метался между домом и небом, прежде чем наткнулся на них, тихо сидевших в тени. Едва волоча ноги и спотыкаясь, Джек подошел ближе и остановился футах в пяти от матери и сына. Джонни открыл рот, но Джек поднял руку.

— Я знаю, где она.

Никто не шевельнулся, и Джек через силу сглотнул.

— Я знаю, где она.

Глава 56

Хант отнесся к новости с недоверием, но Джек стоял на своем.

— Так сказал напоследок Фримантл.

— Повтори. — Детектив скрестил руки. Они все еще стояли на заднем дворе, подальше от посторонних взглядов, неподалеку от леса. Кэтрин, шокированная известием, еще не пришла в себя. Джонни замер в напряженной позе, с разгоряченным лицом.

— Он спал в сарае, а потом проснулся и вышел. Я пошел за ним. — Джек взглянул на Джонни и тут же отвел глаза. — Я пошел за ним.

— Но не в дом, — сказал Хант.

— Испугался. — Джек умолчал о птицах. Не стал говорить, как они сидели на крыше, внимательные, неподвижные. Страх перед воронами был слишком велик и касался только его самого.

Хант покачал головой.

— Он мог говорить о чем угодно.

Кэтрин крепко обняла сына, но Джонни нетерпеливо дернул плечами.

— Когда мы нашли его, у него была нашивка с ее именем. Нашивка с рубашки, которую она носила, когда исчезла.

— Тебя я уже выслушал, — сказал Хант. — А сейчас разговариваю с твоим другом. — Он кивнул Джеку. — Фримантл назвал Алиссу по имени?

— Нет.

— Повтори слово в слово, что он сказал.

Джек посмотрел на Джонни, потом снова на детектива. Сглотнул.

— Шахта Норт-Крозе. Он так сказал.

— Дословно. Мне нужно, чтобы ты повторил слово в слово.

Джек запнулся, потом произнес:

— Она в шахте Норт-Крозе.

— И ты уверен…

— Он говорил об Алиссе, — вмешался Джонни. — Мы уже раньше его спрашивали. Это он и имел в виду. Ничего другого.

Хант нахмурился.

— А еще ты говорил, что он слышал у себя в голове голос Бога. Понимаешь, в чем тут проблема?

— Надо проверить.

Хант слышал о шахте Норт-Крозе. Как и все они. Последняя из крупных золотоносных шахт, самая большая из всех когда-либо работавших в округе Рейвен. В начале 1800-х ее открыл француз по имени Жан Крозе. Вертикальный ствол уходил на семьсот футов в глубину и разветвлялся, следуя за жилой. Находилась шахта в лесу, в северной части округа. Хант побывал там однажды, и в памяти остались высокие деревья и выходы гранита, динамитные склады на косогоре и множество горных выработок. Самой глубокой и самой известной из всех — а их там насчитывались десятки — была шахта Норт-Крозе. Действовала она около двадцати лет и за это время дала золота больше, чем любая другая шахта на территории Северной Каролины, а также унесла жизни четырех человек. Жан Крозе стал местной легендой, в его честь назвали улицы и крыло библиотеки.

Некогда весь этот район был открыт для посещений как историческая достопримечательность, но три года назад власти штата закрыли его, поскольку шахты стали рушиться, и некий геолог из Чейпел-Хилла объявил территорию выработок небезопасной. Норт-Крозе находилась недалеко от того места, где нашли тело Дэвида Уилсона. Путь от нее до моста занимал двенадцать минут на высокой скорости. Может быть, пятнадцать. Хант посмотрел на небо. До заката оставалось четыре часа.

— Поздно, — начал он, но Кэтрин тронула его за руку.

— Пожалуйста.

Детектив замялся.

— Пожалуйста.

Он отвернулся, чтобы не видеть отчаяния в ее глазах, и, заметив выходящего из дома медэксперта, сказал:

— Подождите здесь.

Трентона Мура детектив догнал на солнечной стороне дома.

— Дэвид Уилсон… Ты упомянул, что он был скалолазом.

Мур прищурился.

— Да, все указывает именно на это.

— А не мог ли он, имея в виду те же физические характеристики, лазать по пещерам?

— Ты про спелеологию? Конечно. Многие скалолазы увлекаются исследованием пещер. Похожий мир, который нужно одолеть. — Медэксперт пожал плечами. — Скалолазы лезут вверх, спелеологи спускаются вниз. Почти одно и то же.

Хант вернулся к ожидавшей его с волнением группке. Посмотрел на небо, потом на часы. Заметил, что Кэтрин едва сдерживается, чтобы не попросить еще раз. У Джонни был такой вид, словно он мог, если детектив откажет, сам убежать в лес.

— Только взглянем по-быстрому. Это все, что я могу обещать.

— А мне что делать? — спросил Джек.

— Я позвонил твоему отцу. Он уже едет сюда.

— Не хочу его видеть.

— Я тебя не виню. Он очень злой. И твоя мать сильно расстроена.

— Вы не понимаете, — попытался объяснить Джек.

— Если придется, посажу в патрульную. Так что, посадить?

Испуг прошел, но легче не стало.

— Не надо, — угрюмо буркнул Джек.

— Тогда останься здесь.

Сказал, как будто собаке скомандовал.

Джек смотрел им вслед. Джонни оглянулся один раз и поднял руку. Друг ответил тем же. Потом Хант посадил их в свою машину и, наклонившись, сказал что-то. Джонни и его мать пригнулись, так что их не стало видно. Наверное, чтобы не привлекать внимание репортеров. Машина повернула к северному заграждению, проехала и скрылась из виду. А потом открылось второе, южное, и Джек увидел отцовскую машину. Она катила с неторопливой решительностью, и краска сверкала на солнце. За стеклом просматривались плечи и голова отца. Сын тихонько отступил к деревьям и исчез.

Он знал, что будет дальше, и ничего не мог с этим поделать.

Только не сейчас.

Только не на трезвую голову.

Джонни ехал с матерью сзади. Она сидела прямо, в скованной, напряженной позе, положив на колени бледные, бескровные руки. Дорога шла на север с небольшим отклонением к западу. Из вентиляционных отверстий бил холодный воздух, и Хант, когда представлялась возможность, наблюдал за Кэтрин в зеркало. В ее глазах еще оставались крохи надежды. Джек мог ошибаться. А мог и не ошибаться. Так или иначе, глубина шахты — семьсот футов, и в самом низу стоит холодная, черная вода.

Шансов на хеппи-энд немного.

Перед мостом, на котором убили Дэвида Уилсона, Хант притормозил. В окно выглянул только Джонни. Зеркало реки отражало высокое голубое небо, глинистые берега скрывала буйная зелень. Еще через милю дорога пошла в подъем, отворачивая от реки в сторону невысоких холмов. Поля постепенно сменились лесом. Сосен в этой части округа было мало, на бедной, невозделанной каменистой почве преобладали лиственные деревья. Красиво, да, но грунтовые воды лежали глубоко, под гранитом, и колодцы обходились недешево. И все же кое-кто селился и здесь. За окном промелькнули с десяток домишек, пара трейлеров, но потом и их стало заметно меньше.

Хант свернул на узкую дорогу и проехал по однополосному мосту, переброшенному через мелкую речушку. Чем глубже в лес, тем уже становилась видимая полоса неба. Время близилось к пяти, а солнце садилось в восемь.

— Почти на месте, — сказал он.