Особый отдел и тринадцатый опыт Чадович Николай
При этом Желваков не скрывал того факта, что в Петербурге у него нашёлся зажиточный и добросердечный брат, к которому он и собирается отправиться после отбытия срока наказания.
Несмотря на низкий социальный статус, Желваков занимал в зоне привилегированные должности – сначала учётчика, а потом нарядчика. Три с половиной курса Политехнического института всё же сказывались. На поселение он вышел условно-досрочно и через год мог бы освободиться вчистую, но подвела преступная натура. Ограбив леспромхозовского кассира, он скрылся в неизвестном направлении. Неоднократные проверки по месту жительства матери и недавно объявившегося брата результатов не дали.
Листки с вычислениями, обнаруженные в туалете покойной старушки, оказались математическим обоснованием какого-то высокотехнологического производственного процесса, связанного со свойствами микромира. В настоящий момент их изучали специалисты соответствующего профиля.
Выслушав эти новости, Ваня категорически заявил:
– Враньё! И беглого Желвакова никто никогда не искал, и эти сраные бумажки изучаться не будут. В нашей стране любой государственный служащий, будь он хоть мент, хоть учёный, озабочен только своими личными делами. А работа – дело десятое. Она дураков любит… В прежние времена на Руси, назначая воеводу, так и говорили: отправлен на кормление. С тех пор ничего не изменилось. Любая официальная должность рассматривается как возможность урвать побольше. Национальная традиция, ничего не попишешь. Одни мы носимся, как пчёлки…
Облегчив душу этой гневной филиппикой, воспринятой слушателями (Людочкой и мухами) без какого-либо интереса, Ваня отправился в туалет, где проводил большую часть своего свободного времени за чтением дамских романов, притягательных именно своей непроходимой глупостью и дремучей наивностью. При этом он не забывал совмещать приятное с полезным, о чём свидетельствовали весьма специфические звуки, время от времени разносившиеся по всей квартире.
Впрочем, к таким издержкам совместного существования Людочка уже успела привыкнуть. Не отрываясь от ноутбука, она поинтересовалась:
– Как там мой воздыхатель поживает?
– Ошеломлён, – ответил Ваня и, как бы в подтверждение своих слов, громко пукнул. – Выйдя из кафе, долго бродил, словно лунатик, и в этот день уже не воровал. Потом зашёл в один музыкальный салон и поинтересовался записями классической музыки, в которых присутствует партия арфы. К сожалению, ничего подходящего для него подобрать не смогли. В десять вечера купил бутылку водки, полбатона, круг колбасы и уединился в своей комнатушке. Наверное, сейчас вспоминает тебя, пьёт и мастурбирует.
– Фу, какая гадость, – поморщилась Людочка. – Честно сказать, мне он сразу не понравился, хотя внешне парень довольно симпатичный. Чувствуется в нём что-то мелкое, подленькое. Даже если это хищник, то не волк и не шакал, а крысёнок.
– Люди, испытавшие в зоне все унижения, на которые обречены опущенные, выходят на свободу с ожесточившейся душой, – пояснил Ваня, для доходчивости чуть приоткрывший дверь туалета. – Их так и тянет отыграться на других. Жертвами чаще всего становятся слабые – дети, инвалиды. Некоторые петухи со временем даже превращаются в маньяков-сериальщиков… Пришлось мне однажды с таким столкнуться. Полгода за ним гонялся.
– Поймал? – полюбопытствовала Людочка и тут же добавила: – Я освежитель воздуха в туалет поставила. Ты им пользуйся, пользуйся…
– Своё дерьмо не пахнет, – отрезал Ваня. – А с тем маньяком я всё же покончил.
– Как это – покончил? – переспросила Людочка.
– Обыкновенно. Заманил в одно укромное местечко, и там мы поимели взаимное удовольствие. Сначала он, когда душил меня, а потом я, когда выпускал ему потроха.
– Ваня, не пугай меня! – Людочка убрала руки с клавиатуры ноутбука. – Неужели ты расправился с подозреваемым самочинно, не доведя дело до суда?
– Что за прок от вашего суда? – сидя на унитазе, фыркнул Ваня. – Присяжные всех подряд оправдывают. В крайнем случае дают минимальные сроки. А у меня без всякой волокиты. Мокрушники не имеют права на жизнь. Даже за решёткой.
– Создаётся впечатление, что охота на маньяков доставляет тебе нездоровое удовлетворение.
– Насчёт здоровья и нездоровья судить не берусь. И тебе не советую. А некоторое удовлетворение присутствует, не спорю. Но ведь и ты в нашей системе не ради денег служишь.
– Здесь я нашла своё призвание и не скрываю этого… Однако существует определённая грань, которую нельзя переступать ни милиции, ни полиции, ни жандармерии. В конце концов, мы не мстители, а слуги закона.
– Если хозяин ни на что не годен, слугам приходится действовать самостоятельно… Кроме того, я не состою в штате органов. С меня взятки гладки. Какой спрос с вольного охотника?
– Но ведь любая охота затягивает. Будь то охота на зайцев, на львов или маньяков. Случается, что фокстерьеры, притравленные на лис, режут домашнюю птицу. Однажды попробовав крови, трудно остановиться.
– Подруга, только не надо из себя строить мать Терезу! У тебя самой рыльце в пушку. Причём кровавом. Не замочив ножки, речку не перейдёшь.
Закончить Ваня не успел – ни свои поучения, ни то дело, ради которого, собственно говоря, он и обосновался в туалете.
Оглушительный грохот, раскаты которого ещё долго отдавались в узких улочках Адмиралтейской стороны, заглушил все другие звуки. Свет в квартире замигал, оконные стёкла задребезжали, абажуры качнулись.
– Это ещё что такое?! – Спасая ноутбук от сыпавшейся с потолка известковой побелки, Людочка захлопнула его крышку.
– На фейерверк не похоже, для выстрела адмиралтейской пушки поздновато, для землетрясения маловероятно, для бандитской разборки чересчур громко. – На ходу подтягивая штаны, Ваня покинул туалет. – Или где-то взорвался бытовой газ, или о себе вновь напоминает Гладиатор… Пошли посмотрим, это где-то в районе набережной.
– Пошли! – охотно согласилась Людочка. – Только мне собраться надо. Я быстренько! Без макияжа и причёски.
Не стесняясь Вани, она сменила домашний халатик на джинсы, сунула ноги в тапочки и, переворошив кучу фальшивых удостоверений, выбрала одно, наиболее подходящее для такого случая.
Первое, что они увидели, оказавшись за порогом дома, был высокий столб светлого дыма, поднимавшийся над городскими крышами. Слышались дальние сирены пожарных машин и какие-то непонятные хлопки. Общественный транспорт в такую пору, естественно, не функционировал, и пришлось передвигаться на своих двоих, причём усиленным темпом.
Свернув с проспекта, они рысью преодолели череду старинных улочек, ещё не затронутых паникой, и оказались на набережной Кутузова, где, как им казалось прежде, и произошёл взрыв.
Однако дела обстояли совсем иначе. Дым валил с палубы судна, тонувшего как раз под центральным пролётом Литейного моста, на данный момент, как и положено, разведённого. Загадочные хлопки доносились из судового трюма, и в такие моменты пламя появлялось во всех иллюминаторах и люках.
С берега и моста горящее судно поливали водой десятки пожарных автомобилей, а спасательный буксир пытался зачалить его за корму, чтобы оттянуть в безопасное место. Повсюду сновали десятки катеров, в том числе и с милицейской символикой на бортах. Пироговская и Арсенальная набережные были сплошь усеяны зеваками, с которыми безуспешно пыталось бороться пока ещё редкое оцепление.
Всё происходящее над рекой и под мостом находило красочное отражение в невской воде, спокойной, как никогда. Короче говоря, такого завлекательного зрелища Санкт-Петербург не видел с той поры, когда глухой октябрьской ночью семнадцатого года революционные корабли Балтийского флота открыли неспровоцированную стрельбу по архитектурным шедеврам зодчего Растрелли.
Но в тот момент – по разным оценкам, великий, позорный и спорный – коллекционные крымские вина при желании можно было брать из подвалов Зимнего дворца задаром, а теперь бутылка сомнительного портвейна стоила в ночном магазине аж пятьдесят рубликов.
За что боролись, господа хорошие!
Людочка, размахивая журналистским удостоверением, бросилась к ступенькам набережной, где дежурили санитарные машины и куда спасательные катера доставляли матросов с гибнущего судна, чья корма постепенно задиралась всё выше и выше, ну совсем как у легендарного «Титаника», последние минуты которого были изображены на вывешенном по соседству рекламном щите страховой компании «Вера и Надежда».
Однако это был тот самый случай, когда перед лицом жуткой человеческой трагедии одинаково пасуют и женская красота, и авторитет четвёртой власти. Людочку несколько раз вежливо попросили отойти, а потом недвусмысленно послали туда, где в эту пору суток и должны находиться все молодые сексапильные женщины. Единственное, что она успела узнать, были тип и название злополучного судна – самоходная баржа «Лахта».
От обиды хотелось разрыдаться (тем более что Людочка давно не бывала там, куда её послали), но Ваня, всё это время неизвестно где пропадавший, потянул её за рукав:
– Пошли, я уже всё разведал.
Конфиденциальную информацию Ваня получил у так называемых речных бомжей, с баграми наперевес промышлявших на набережной (временами по Неве проплывало такое, что потом можно было неделю жить припеваючи, а уж пустые бутылки здесь даже добычей не считались). Рассказ этот был прост, суров и безыскусен, как и все невыдуманные истории.
Едва только успели развести мосты, как по Неве пошли караваны грузовых судов, многие из которых ожидали своей очереди уже вторые сутки. Погода стояла отменная, команды судов знали своё дело, и долгое время ничто не предвещало трагедии.
Внезапно баржа «Лахта» зарыскала носом, словно рулевой в последний момент решил изменить курс.
Столь неординарные события так заинтриговали речных бомжей, что они на пару минут даже оставили свой доходный промысел.
Когда «Лахта» оказалась точнёхонько под разведённым мостовым пролётом, вокруг неё заиграли какие-то тусклые огоньки, похожие на свечение болотного газа, а потом раздался сильнейший взрыв, буквально разворотивший носовую часть судна. Достаточно сказать, что многопудовый якорь едва не долетел до набережной.
Баржа сразу стала тонуть, а минуту спустя и вспыхнула, поскольку, согласно слухам, была загружена продукцией «Катушки» – деревообрабатывающего завода имени Володарского.
Ещё до начала спасательной операции несколько моряков «Лахты», оказавшихся за бортом, вплавь добрались до берега и успели поделиться с речными бомжами своими впечатлениями.
По их словам, когда до Литейного моста оставалось всего ничего, члены экипажа, находившиеся на мостике и на палубе, увидели перед собой совсем другой мост – абсолютно идентичный первому, но в отличие от него не разведённый. Правда, был он какой-то призрачный, нереальный, словно бы сделанный из стекла, хотя за его перилами виднелись гуляющие люди и проезжающие автомобили.
Рулевой, знавший невский фарватер лучше, чем телеса своей собственной жены, поначалу растерялся, однако вовремя взял себя в руки и вернулся на прежний курс. Но уже ничто не могло спасти обречённое судно. В тот самый момент, когда нос «Лахты», как в светящийся туман, въехал в этот призрачный мост, раздался роковой взрыв, погубивший всех, кто находился на баке…
Глава 12
Роковая любовь
Опергруппа собралась вместе только на следующий день, причём возле того самого кафе, где накануне Людочка прельщала Желвакова.
Сам влюблённый карманник, благодаря стеклянным стенкам кафе доступный любому нескромному взору, находился на условленном месте уже добрых полчаса. Держа наготове дорогущий, но безвкусно составленный букет, он поминутно поглядывал на часы.
– Побрился! Постригся! Ну прямо франт какой-то, – неодобрительно заметил Цимбаларь, не спавший уже которые сутки кряду и потому негативно относившийся почти ко всем проявлениям реального мира. – Изнемогает от чувств! Считает каждое мгновение, оставшееся до встречи! Уж лучше бы выпил для храбрости, Ромео задроченный.
– Зачем ты так? – пожал плечами Кондаков, с помощью парика и накладных усов неузнаваемо изменивший свою внешность. – Человеку можно позавидовать… Любовь облагораживает даже преступников.
– Только надолго ли, – буркнул Цимбаларь.
– Бывает, что и на всю жизнь… – Похоже, Кондаков собирался развернуть свою мысль. – Случалось мне однажды возглавлять культурно-воспитательную часть колонии строгого режима…
– Пётр Фомич, повремени со своими байками! – взмолился Цимбаларь. – Сам видишь, не до того… Лопаткина, ты готова?
– Лучше задай этот вопрос себе самому, – огрызнулась Людочка, выглядевшая сегодня как ожившая и похорошевшая кукла Барби. – А за меня можешь не беспокоиться.
– Вот и прекрасно… Просьба к тебе есть. Или совет, понимай как хочешь. Ты, когда с этим пидором разговор заведёшь, обмолвись про ночной взрыв. В том смысле, что симпатизируешь террору. Особенно если тот замешан на деньгах.
– Обмолвлюсь, – с хмурым видом пообещала Людочка. – Так вы, значит, утверждаете, что ночью Желваков не покидал своего жилища?
– Ни на шаг! – заверил её Кондаков. – Даже во двор по малой нужде не выходил. Через окно её справлял. Прямо на нас, бедолаг.
– Не трепись, – поморщился Цимбаларь.
– Вот так задачка, – задумалась Людочка. – Взрыв у Литейного моста, а Желваков в Обуховке. Как их связать воедино?
– Мао Цзедуна тоже поначалу нельзя было связать со смертью маршала Линь Бяо, – многозначительно произнёс Кондаков. – Но время пришло – и связали. От суда народов не уйдёшь.
– Какого хрена ты приплёл сюда этого маршала? – возмутился Цимбаларь. – Про него уже и думать давно забыли, а о вчерашнем взрыве все газеты трубят. Двое погибших, семь пропавших без вести, десять раненых! Баржа загородила фарватер Невы! Мост не могут свести! Убытки колоссальные!
– Лично я не думаю, что целью террористов была эта занюханная баржа, – заявил Ваня, одетый как девочка из приличной семьи.
– Если не баржа, так что же?
– Мост! Литейный мост! Вспомните, как было в прошлые разы. За мгновение до взрыва всегда возникал некий бестелесный призрак, как бы намекавший на истинную цель преступления.
– Цель? – возмутился Цимбаларь. – Какая цель? Каштановая аллея? Танцующие девицы? Паровоз серии «овечка»? О чём ты мелешь! Это всего лишь какие-то сопутствующие оптические явления того же порядка, что и мираж. К взрывам они имеют только косвенное отношение.
– Разве в мираж можно въехать на судне? – стоял на своём Ваня. – А это утверждают почти все, кто в момент катастрофы находился на «Лахте».
– Ты веришь матросне? Да они, наверное, все были пьяны, включая капитана. Почитай в газетах, какую чушь несут члены команды. Одни видели на призрачном мосту людей. Другие – машины. Третьи – лошадей. Уверен, найдутся и такие, которые видели мамонтов… Почему с берега никто ничего сверхъестественного не видел?
– Потому что никто не смотрел! Люди приходят к реке исключительно ради того, чтобы поглазеть на процедуру разведения мостов. Спустя час на набережной не сыщешь ни единого зеваки.
– Ладно, хватит спорить, – сказал Кондаков. – Пора работать… В добрый час, Людмила Савельевна. И не забывай, что твои прелести – наше главное оружие. Время от времени поддёргивай юбку вверх. Вот так…
Он хотел лично продемонстрировать, как это делается, но получил по рукам.
– Ах, оставьте ваши пошлости! – Людочка, уже вошедшая в роль, с жеманным видом закатила глазки. – Я презираю сухих скептиков, никогда не знавших романтической любви.
– Романтическая любовь? – Ваня принял позу поручика Ржевского. – А это, позвольте узнать, как? Рачком-с?
Даже не удостоив его взглядом, Людочка резко развернулась на своих четырёхдюймовых каблучках и направилась к зачуханной кафешке, где женщины, подобные ей, появлялись не чаще одного раза в историческую эпоху.
Незадолго до этого в поведении Желвакова появились какие-то странности, и Цимбаларь немедленно обратился к услугам оптики.
– Натянул перчатки, – сообщил он. – Достал письмо… Разглядывает его… Опять спрятал… Интересно, что бы это могло значить?
Завидев Людочку, которая, как и любая порядочная девушка, опоздала больше чем на полчаса, Желваков вскочил и первым делом вручил ей букет, надо полагать, влетевший рассеянным петербуржцам в два-три лишних кошелька.
Последовавшая за этим попытка сорвать поцелуй завершилась неудачей – в подобных обстоятельствах Людочка умела уклоняться не хуже, чем боксёр на ринге.
От предложенного Желваковым угощения она категорически отказалась, сделав исключение только для чашечки чёрного кофе без сахара.
– Кому-то крупно повезёт с женой, – неуклюже пошутил Желваков. – Можно будет экономить на продуктах питания.
– Не знаю, как насчёт продуктов, но на нарядах я смогу разорить даже олигарха, – на полном серьёзе заявила Людочка.
Разговор как бы сам собой коснулся денег – темы по нынешним временам куда более актуальной, чем, скажем, романтика ударных строек или новые стихи молодёжных поэтов. Людочка даже и не пыталась скрыть, что видит своим мужем только весьма и весьма состоятельного человека.
– Допустим, я могу обойтись без яхты и личного самолёта, хотя у одной моей подруги всё это уже есть, – доверительным тоном сообщила она. – Но роскошная квартира, престижная иномарка и горы тряпок от лучших парижских кутюрье – это тот минимальный прожиточный уровень, на который я могу согласиться. Мезальянсы нынче не в моде. Общество, к которому я принадлежу, просто не поймёт меня. Это будет скандал.
Такая откровенность слегка ошарашила Желвакова, за высший шик полагавшего подержанный «Мерседес» и отдых на Кипре, но, в очередной раз скользнув взглядам по Людочкиным бедрам, оголённым в точном соответствии с рекомендациями Кондакова, он таинственным голосом произнёс:
– А вы бы согласились стать моей женой, предъяви я сейчас, к примеру, полмиллиона долларов?
– Полмиллиона – это как-то несерьёзно, – поморщилась Людочка. – За такие деньги ничего приличного не купишь… Вот если бы речь шла о миллионе, я бы ещё подумала.
– Ловлю вас на слове. – Желваков одним глотком осушил рюмку коньяка, на которую уже давно косился. – Скоро вы этот миллион увидите.
– Ах, мужчинам нельзя верить на слово! Бойфренд одной моей знакомой пообещал ей шубу из американской шиншиллы, а купил норковую. Как она потом рыдала!
– Во мне можете не сомневаться. – Желваков заметно повеселел. – Если сказано, значит, железно. Без всяких рекламаций.
– Ох, простите! – Людочка зевнула, изящно прикрывшись шёлковым платочком. – Я сегодня совершенно не выспалась. Представляете, недалеко от нашего дома ночью взорвалась баржа. Прямо под Литейным мостом… Ходят слухи, что таким способом кто-то вымогает у нашей мэрии большие деньги. Честно признаюсь, меня восхищают люди, способные на дерзкие поступки. Хотя баржа – это довольно пошло… А что бы вы согласились взорвать ради меня? – Людочка игриво глянула на ухажёра.
– Да всё, что угодно! – воскликнул Желваков, и чувствовалось, что он не шутит.
– И Эрмитаж? И Адмиралтейство? И самолёт? И океанский лайнер? – лукаво спрашивала она, а Желваков в ответ только страстно восклицал:
– Да! Да! Да! Да!
– Вы мне определённо начинаете нравиться. – Розой, позаимствованной из букета, Людочка стеганула Желвакова по лицу – стеганула словно бы шутя, но получилось весьма чувствительно.
– Так в чём же дело? – сразу загорелся тот. – Давайте перенесём нашу встречу в более интимную обстановку.
– Интим между нами станет возможным только при одном условии. – Людочка гордо приподняла подбородок. – Если я буду целиком уверена в вашей финансовой независимости. Конечно, миллион совсем не те деньги, на которые обычно претендуют девушки, подобные мне, но ради ваших влюблённых глаз я согласна сделать над собой определённое усилие.
– Вы не пожалеете об этом. – Желваков понизил голос, хотя до ближайшего посетителя, причём пьяного в дугу, было метров десять. – Сейчас я участвую в одном весьма выгодном финансовом мероприятии. Ну, сами понимаете, дебит-кредит. Мороженая рыба сюда, пиломатериалы туда… Со дня на день ожидаются крупные финансовые поступления. Но сейчас вы должны оказать мне одну пустяковую услугу, от которой во многом будет зависеть наше будущее благосостояние.
– Надеюсь, стрелять не придётся! – улыбнулась Людочка.
– Что вы! Об этом даже речи быть не может!
– А жаль. Иногда меня так и тянет на подвиги. Скакать на лошадях, фехтовать на шпагах, врываться в чужие замки… И в чём конкретно заключается эта услуга?
– Через пару минут я всё подробно объясню. А сейчас позвольте отлучиться. – Желваков кивнул в сторону туалета, откуда по всему залу распространялись довольно сомнительные ароматы.
Желваков отсутствовал не пару минут, а все десять, но Людочка даже не рискнула воспользоваться своим мобильником – нынче во главе угла стояла осторожность. Дров и без того было наломано предостаточно.
Вернувшись, Желваков выронил на столик запечатанный конверт без адреса, который прежде сжимал под мышкой, что уже само по себе было подозрительным – нормальные люди письма так не носят. Однако Людочка даже бровью не повела.
– Здесь находится платёжное поручение, которое я должен спешно передать компаньону, – вполне правдоподобно объяснил Желваков. – Надо отнести конверт в редакцию газеты «Невский курьер». Это недалеко отсюда. Просто отнести, положить на стол секретарше и сказать: «Срочно для главного редактора». Я бы и сам это сделал, но, знаете, сразу начнутся необязательные расспросы, пустые разговоры да ещё и выпить предложат. Как это всё мешает делу! А благодаря вам я выигрываю целый день.
– Понимаю, – сказала Людочка, смахивая письмо в сумочку. – С удовольствием выполню вашу просьбу. Вы подождёте меня здесь?
– Конечно, конечно. Уж извините, что так получилось.
– Ничего страшного. Мне случалось служить посыльной у собственного отца. Носила его ноты в филармонию. Он у меня, кстати сказать, известный композитор. Получил Государственную премию за симфоническую поэму «Герои целины».
– Вы, значит, из музыкальной семьи… Пошли по стопам родителей… Завидую… – Почему-то Желваков волновался так, словно бы это не Людочке предстояло сейчас идти в редакцию, а ему самому – ложиться на рельсы трамвая, грохотавшего где-то за углом.
Выйдя на улицу, Людочка навела справки, и опять выяснилось, что Желваков надул её – от кафе до редакции «Невского курьера», грубо говоря, было пилить и пилить.
Она взяла такси и за всю дорогу ни разу не оглянулась, хотя бы уверена, что Желваков увязался за ней. Само собой, не дремали и коллеги из опергруппы.
Едва только за Людочкой захлопнулась массивная дверь старинного особняка, где, кроме «Невского курьера», нашли себе пристанище и другие конторы самого различного профиля, начиная от диагностического центра «Тайные уды» и кончая библейским фондом «Иерихон», как сразу заверещал мобильник, досель молчавший, словно партизан на допросе.
Это дал о себе знать Цимбаларь:
– Будь осторожна. Он у тебя на хвосте.
– А ты, как я понимаю, у него?
– Такова наша доля… Сейчас он сидит в красном «Фиате» и, видимо, не собирается выходить. Машина припарковалась в полусотне метров от здания, в которое ты вошла.
– Это редакция «Невского курьера». Я принесла сюда письмо от Желвакова.
– Не вздумай отдавать его! Спрячь понадёжней где-нибудь на собственном теле и возвращайся.
– А не посоветуешь, где именно спрятать?
– Да хоть в трусы!
– Я ношу модель «танго». В них даже сигарету не спрячешь.
– Ну, не знаю… Придумай что-нибудь.
– Тогда и не суйся со своими советами! Сама во всём разберусь… Сейчас на всякий случай наведаюсь к секретарше. Надо глянуть, что это за цыпа. Ведь Желваков для контроля может спросить о её внешности.
Поднявшись на третий этаж, который целиком занимала редакция, Людочка приоткрыла дверь, украшенную сразу двумя табличками: «Секретарь редакции» и «Распространителей просим не беспокоиться».
В кабинете толкалось много разного люда, но центральное место в нём, надо думать, по праву занимала массивная женщина, чьё лицо напоминало поле боя под Прохоровкой (в миниатюре, конечно), с которого уже убрали подбитые танки, но не успели засыпать многочисленные воронки, выбоины, рвы и траншеи.
– Вам кого? – недружелюбно покосившись на Людочку, осведомилась секретарша.
– Косметическая компания «Орифлейм» приветствует вас! – Людочка оскалилась в утрированной улыбке. – Всё для ухода за лицом и телом!
– Поворачивайте оглобли! – отрезала секретарша. – Распространителей не принимаем. На дверях русским языком написано.
– Ну и зря! – Людочка презрительно скривилась. – Я хотела предложить вам новейшее радикальное средство для оздоровления кожи лица. Уже после первого применения полностью избавляет от бородавок, угрей, морщин и шрамов. Именно этому средству я обязана своей внешностью.
– Эй, эй! Задержитесь! – крикнула секретарша Людочке вослед, но та уже была далеко.
Когда Людочка вернулась в кафе, где за время её отсутствия мало что изменилось, Желваков как ни в чём не бывало восседал на прежнем месте, и лишь очень зоркий глаз мог заметить его учащённое дыхание и лёгкую испарину на висках.
– Всё нормально? – спросил он, насторожённо глядя на Людочку.
– Конечно… Но секретарша там редкая мымра. Из тех, у кого черти на лице горох молотили. И как только редактор не брезгует спать с ней!
– Редактор «Невского курьера» гомик, – отпив из чашки с остывшим кофе, сообщил Желваков. – Он спит с репортёром светской хроники.
– Ну что же, каждый волен выбирать то, что ему больше по вкусу, – воспользовавшись случаем, Людочка решила немного подразнить Желвакова. – Человек, хоть однажды не вкусивший однополой любви, не может считать себя полноценным. Или у вас другое мнение?
– Я как-то не в курсе… – замялся Желваков. – Всё, знаете ли, работа да работа. Свободного времени совершенно нет.
– Ну, это вы зря! Жизнь тем и хороша, что даёт возможность получать самые разнообразные ощущения. Не надо ни в чём себе отказывать, иначе потом будет поздно… Одна моя подруга, занимаясь с мужем любовью, всегда берёт в постель девушку-бисексуалку, несовершеннолетнего мальчика и могучего негра.
– А негра зачем? – На лице Желвакова появилось недоумение.
– По ходу любовных игр он готовит прохладительные напитки и выполняет всякие необременительные поручения, а когда наступает общее пресыщение, насилует всех подряд, включая мужа. Получается очень пикантно. Сейчас это высший шик… Ну разве вы против того, чтобы вами попользовался негр?
– Кучеряво живётся в высшем обществе. – Былой запал Желвакова как-то сразу угас.
Зато Людочка веселилась своим выдумкам от души:
– Вам должно понравиться. Впрочем, негра можно заменить японцем. Это дело вкуса.
Тут с Желваковым случилась досадная оплошность. Потянувшись за салфеткой, он спихнул со стола Людочкину сумочку, содержимое которой, естественно, рассыпалось по полу. Бормоча извинения, он бросился устранять последствия своей неловкости, умудрившись при этом вывернуть сумочку чуть ли не наизнанку.
Не составляло особого труда догадаться, для чего понадобилось это маленькое представление, и Людочка мысленно поблагодарила Цимбаларя за добрый совет.
Какое-то время за столиком сохранялась некоторая неловкость, но постепенно беседа вернулась в прежнее русло.
– Не обижайтесь, но у меня есть ещё одна просьба. – Желваков попытался скорчить умильную физиономию, но это у него плохо получилось.
– Опять куда-то съездить? – Людочка надула губки.
– Нет, нет! Я, видите ли, в Петербурге совсем недавно и ещё не успел обзавестись необходимыми знакомствами. Встреча с вами – это просто дар божий. Есть дела, которых приличные люди не должны касаться. Вы, конечно, понимаете, что именно я имею в виду… Возможно, вам известен человек, который берётся за выполнение всяких деликатных поручений, связанных с определённым риском. Это должен быть крепкий мужчина без комплексов, умеющий постоять за себя и других.
– Есть такой, – сказала Людочка, сразу представив себе Цимбаларя. – Человек, соответствующий вашему описанию, раньше состоял в телохранителях одного папиного знакомого. А теперь остался на бобах.
– Почему, если не секрет?
– Папин знакомый скончался… Успокойтесь, речь не идёт о насильственной смерти. Его погубили излишества. Подавился клешнёй омара. А поскольку дело происходило за городом, спасти его не удалось.
– Вы сами ему доверяете?
– Более или менее. Что касается рекомендаций, то они самые положительные.
– Как бы мне с ним встретиться?
– Когда?
– Сейчас скажу… – Желваков задумался. – Завтра после обеда. Часа в два.
– Хорошо, – кивнула Людочка. – Снова на этом месте?
– Конечно. Для меня оно самое счастливое… Надеюсь, что время и место встречи устроят вашего знакомого.
– Мне он не посмеет отказать. Но, учтите, за свои услуги он берёт довольно высокие гонорары.
– Полагаю, мы договоримся… Каковы ваши планы на вечер?
– К сожалению, вынуждена покинуть вас. Через полчаса меня ждут в Доме моделей на примерку. Пора готовить гардероб к осеннему сезону.
Желваков потянулся губами к Людочкиной руке, теребившей уголок салфетки, но девушка была начеку, и он неловко ткнулся носом в мокрую крышку столика.
Пустив по следу удаляющегося Желвакова Ваню, сыщики собрались в уютной беседке, расположенной так, что из неё просматривались все подходы к кафе, за несколько последних дней ставшему чем-то вроде неизменного места конспиративных встреч. Кроме того, из беседки можно было любоваться речкой Таракановкой, а при желании даже плевать в её мутные, стоячие воды.
– Ну давай же скорее! – Цимбаларь взмолился с такой страстью, словно бы требовал от девушки чего-то совсем иного. – Мочи нет!
Заставив мужчин отвернуться, Людочка извлекла из-под одежды письмо, хранившее ароматы её молодого тела.
– Ну и гусь этот Желваков, – сказал Кондаков, аккуратно вскрывая конверт перочинным ножиком. – О любви разорялся, а сам бессовестно подставил тебя.
– В его понимании я ничем не рисковала, поскольку не успела отметиться ни в одной милицейской картотеке. – Людочке пришлось вступиться за своего кавалера.
– При чём здесь картотеки! С такой внешностью тебя можно вычислить в два счёта. Об этом он подумал?
Внутри первого конверта оказался второй, на котором печатными буквами, явно через трафарет, было написано: «Срочно! Конфиденциально! Городским властям и компетентным органам».
– Хорошо ещё, что не президенту, – хмыкнул Кондаков, рассматривая конверт на свет.
Не обнаружив внутри ни миниатюрного взрывного устройства, ни штаммов смертоносного вируса, ни каких-либо других подозрительных предметов, он вскрыл и этот конверт. Добычей опергруппы стали несколько листков стандартной почтовой бумаги, текст на которых был исполнен по той же методике – посредством трафарета и синего фломастера.
Не дожидаясь понуждения, Кондаков приступил к чтению, по своему обыкновению запинаясь на каждом слове и путая ударения:
– «Ваша преступная халатность, заключающаяся в игнорировании моих требований, привела к трагедии. Не встречая понимания со стороны властей, я вынужден был пойти на крайние меры. Речь идёт о взрыве в фарватере Невы. Погибли люди. Городскому хозяйству нанесён ущерб, значительно превышающий сумму, которую я требую. Времени для размышления больше не остаётся. В случае, если мои условия принимаются, в колонке частных сообщений газеты «Невский курьер» должен быть помещён следующий текст: «Безусловно согласен». Подпись любая, но лучше что-нибудь из римской мифологии. Спустя сутки после опубликования сообщения поместите в камеру хранения Финляндского вокзала чемодан, содержащий пятьсот тысяч… – Кондаков прервал чтение. – Это уже любопытно! Посмотрите-ка сюда.
На листке, предъявленном для осмотра, печатная цифра 500 000 была от руки исправлена на 1 000 000.
– Это я виновата, – призналась Людочка. – Взвинтила цену. Он сбегал в туалет и там внёс в письмо коррективы.
– Зато теперь мы абсолютно уверены, что Желваков истинный автор письма, а не очередной посредник, – сказал Цимбаларь.
Тем временем Кондаков продолжил чтение:
– …чемодан, содержащий миллион долларов. Воспользуйтесь самой последней по счёту ячейкой. Код – первая буква моего имени и завтрашняя дата. Конечно, вы можете арестовать человека, который заберёт чемодан, или устроить за ним слежку, но это приведёт к тому, что на город обрушатся новые бедствия, в сравнении с которыми гибель баржи покажется детской забавой. Грех смертоубийства падёт на вас, а не на меня. Если вы не выполните моих условий, дальше будет только смерть, смерть и смерть. Гладиатор». – После некоторой паузы Кондаков поинтересовался: – Ну как впечатление?
– Это приговор, который Желваков подписал себе самому, – сказала Людочка. – Такую улику нельзя опровергнуть.
Забирая у Кондакова письмо, Цимбаларь просительным тоном произнёс:
– Пётр Фомич, лети со всех ног в редакцию и дай в завтрашний номер срочное сообщение: «Безусловно согласен. Юпитер».
– Боюсь, что завтрашний номер уже сверстали, – засомневался Кондаков.
– Сейчас газеты не верстают, а набирают на компьютере, и для срочных случаев всегда остаётся резервная колонка. Правда, такая публикация влетит нам в копеечку… И не забудь прихватить в редакции пару старых газетных подшивок. Килограммов этак на пять.
– А ты небось отправишься покупать чемодан для денег? – лукаво прищурившись, поинтересовался Кондаков.
– Ты, Пётр Фомич, просто предвосхищаешь мои планы.
Расследование, похоже, приближалось к завершению, хотя никакой ясности по поводу природы взрывов так и не появилось. Оставалось надеяться, что Желваков (тождество которого с Гладиатором уже не вызывало сомнений), взятый с поличным, то есть при получении чемодана с выкупом, расколется на допросе, как мелкий фраер.
А пока лжеморяк был занят добыванием денег для оплаты услуг посредника. Добывал он их, конечно же, из карманов ничего не подозревающих петербуржцев.
Ночь (надо полагать, одну из своих последних ночей на свободе) Желваков вновь провёл под бдительным надзором сыщиков – на сей раз Вани и Кондакова. Цимбаларь перед грядущей операцией должен был отоспаться, а Людочка не отходила от ноутбука, изучая научное наследие зверски убитого Алексея Андреевича Шестопалова, известного также как Чернокнижник и Лёха Юродивый. Она почему-то была уверена, что разгадка серии таинственных взрывов кроется именно в теоретических изысканиях покойного физика.
К сожалению, пониманию Людочки были доступны лишь названия статей и монографий Шестопалова да ещё аннотации на них, составленные в самых общих фразах. Дальше начинались такие дебри, что в них, наверное, заплутал бы даже великий Гроссман, как известно, выполнивший все математические расчёты для общей теории относительности Эйнштейна.
Обращаясь к Цимбаларю, решившему использовать выпавший ему отдых на всю катушку, что означало напиться вдрабадан, Людочка воскликнула:
– Ты можешь хотя бы приблизительно представить себе содержание статьи, называющейся: «Теоретико-полевой подход к процессам с большой передачей импульсов»? Тут, между прочим, даже про какие-то глюки говорится. Только не про те, которые у тебя бывают с перепоя, а про гипотетические частицы с нулевой массой.
– Во-первых, не глюки, а глюоны, – поправил её Цимбаларь, в редкие минуты трезвого досуга почитывавший журнал «Наука и жизнь». – Во-вторых, я такую галиматью и представлять себе не собираюсь. В-третьих, всю эту учёную шваль давно пора поставить к стенке. Именно они одарили человечество динамитом, удушающими газами и атомными бомбами.
– А заодно компьютерами, электрической энергией, антибиотиками и даже водкой высшей очистки «Абсолют», которую ты сейчас втихаря потягиваешь, – не преминула съязвить Людочка.
– Всё, что я делаю, делается исключительно для пользы дела, – наставительным тоном произнёс Цимбаларь. – Твой Желваков желает увидеть супермена. И он его увидит – сильного, безжалостного, уверенного в себе и, естественно, слегка выпившего… А какая польза от того, если бы я сейчас склонил тебя к сожительству? Никакой! Я бы безнадёжно утратил форму, а ты забросила свои научные изыскания, вполне возможно, куда более перспективные, чем все наши погони, засады, слежки.
Газетчики, заломившие за крошечное сообщение немыслимую цену, не подвели. Свежий номер «Невского курьера» содержал условную фразу, чей истинный смысл знали только пять человек (включая Ваню, которого с текстом письма ознакомили позднее).
Ровно в два часа Людочка свела Желвакова с Цимбаларем, причём оба назвались вымышленными именами, и, сославшись на неотложные дела, испарилась. Мужчины остались наедине.
Желваков пристально изучал Цимбаларя, словно бы надеясь взглядом проникнуть ему в самую душу, а тот, сохраняя каменное выражение лица, потягивал пиво.
Читать бесплатно другие книги:
