История мира в 6 бокалах Стендейдж Том

Напиток, покоривший мир

В 1773 году сэр Джордж Маккартни назвал Великобританию «огромной империей, над которой никогда не заходит солнце». Действительно, в период расцвета ей принадлежала пятая часть мира, четверть проживавшего на этой территории населения были ее подданными.

Несмотря на потерю североамериканских колоний после войны, в середине XVIII века Англия расширила сферу своего влияния, установив контроль над Индией и Канадой, создав новые колонии в Австралии и Новой Зеландии и отобрав у Нидерландов титул торговой «владычицы морей». Промышленная революция сделала Великобританию первой мировой сверхдержавой. На смену маленьким артелям пришли большие заводы, где неутомимые машины, управляемые паровыми двигателями, мультиплицировали человеческие умения и усилия. С имперской и промышленной экспансией англичан ассоциировался и новый, по крайней мере для европейцев, напиток – чай.

Именно чай послужил основой для расширения европейской торговли с Востоком. Прибыль от этой торговли помогла финансировать продвижение в Индию Британской Ост-Индской компании, коммерческой организации, которая стала фактическим колониальным правительством Великобритании на Востоке. Начав свой путь как напиток элиты, постепенно чай стал традиционным напитком рабочего человека. И если солнце никогда не заходило над Британской империей, значит, в любой момент где-то наступало время чаепития. Европейский потребитель не мог себе представить, что этот типично английский напиток, прежде чем попасть на их стол, должен был проделать долгий трудный путь из Китая, огромного и таинственного доминиона на другом конце света. А процесс выращивания и переработки чая вообще был тайной за семью печатями. В представлении англичан мешки с чайными листьями чудесным образом материализовались в доках Кантона – с таким же успехом этот ценный груз мог прилететь с Марса.

Тем не менее чай стал неотъемлемой частью британской культуры. Завоевав сердца британцев, он распространился по всему миру и стал самым широко употребляемым напитком на земле после воды. История чая – это история империализма, индустриализации и мирового господства.

Согласно легенде, первую чашку чая заварил второй из пяти мифических императоров Китая Шэнь Нун, чье правление традиционно датируется 2737–2697 годами до н. э. Ему приписывают изобретение сельскохозяйственных орудий и открытие лекарственных свойств растений. (Аналогично его предшественник, первый император, как говорят, подарил людям огонь, кулинарию и музыку.) По легенде, Шэнь Нун, чтобы вскипятить воду, разжег костер из веток дикого чайного куста, порыв ветра занес листья растения в горшок. Тонкий освежающий вкус напитка понравился Шэнь Нуну. Позднее в «Трактате о корнях и травах» он якобы отметил, что настой чайных листьев «утоляет жажду, уменьшает желание спать, смягчает и радует сердце». Правда, в первом издании трактата (империя Ранняя Хань, 221 до н. э. – 25 н. э.) чай не упоминается. Ссылка на него появилась лишь в VII веке. Значит, чай, по сути, не такой уж древний напиток.

Чай представляет собой настой сухих листьев, почек и цветов вечнозеленого куста Camellia sinensis, который, по-видимому, появился в джунглях восточных Гималаев, где сейчас проходит граница Индии и Китая. Тонизирующие и лечебные свойства чайных листьев были известны издревле. Их жевали, прикладывали к ранам, на юго-западе Китая измельченные листья смешивали с луком-шалотом, имбирем и другими ингредиентами, а на территории нынешнего Северного Таиланда распаренные или сваренные листья скатывали в шарики и ели с солью, маслом, чесноком, жиром и сушеной рыбой. Так что прежде чем стать напитком, чай был лекарством и пищевым продуктом.

Как и когда чай проник в Китай, точно неизвестно. Возможно, ему помогли буддийские монахи, приверженцы религии, основанной в Индии в VI веке до н. э. Сиддхартхой Гаутамой, известным как Будда. Как буддийские, так и даосские монахи обнаружили, что употребление чая оказывает неоценимую помощь при медитации, усиливая концентрацию и уменьшая усталость. Лао-цзы, основатель даосизма, живший в VI веке до н. э., считал, что чай является важным ингредиентом эликсира жизни.

Самая ранняя достоверная ссылка на чай появляется в I веке до н. э., примерно через 26 веков после предполагаемого открытия Шэнь Нуна. В книге того времени «Рабочие правила слуг» описываются правила покупки чая и способы его приготовления. А в IV веке н. э. чай стал настолько популярен, что от сбора листьев диких кустарников перешли к его культивированию. Чай распространился по всему Китаю и стал национальным напитком во времена династии Тан (618–907).

Этот период считается золотым веком в истории Китая. С 630 по 755 год население самой большой и самой богатой империи в мире утроилось, превысив 50 миллионов. В столице, Чанъане (на месте этого города сегодня расположен Сиань), величайшем мегаполисе на земле, проживало около 2 миллионов человек. В то время Китай был максимально открыт для внешнего влияния. Торговля процветала как по Шелковому пути, так и по морю – с Индией, Японией и Кореей. Одежду, прически и даже новую спортивную игру поло импортировали из Турции и Персии, экзотические продукты – из Индии, музыкальные инструменты и танцы вместе с вином в кожаных козьих бурдюках – из Центральной Азии. В свою очередь Китай экспортировал шелк, чай, бумагу и керамику. В такой динамичной и космополитической атмосфере расцветали китайская скульптура, живопись и поэзия.

Благополучие этого периода и рост населения способствовали широкому распространению нового напитка. Антисептические свойства чая, сохранявшиеся даже при непродолжительном кипячении воды, выгодно отличали его от рисового пива. Современные исследования показали, что фенолы в чае могут убивать бактерии, вызывающие холеру, тиф и дизентерию. Чай было легко приготовить, в отличие от пива он долго не портился. Фактически это была эффективная и удобная технология очистки воды, благодаря которой резко снизилась распространенность заболеваний, передающихся через воду, сократилась младенческая смертность и выросла продолжительность жизни.

Бурный рост китайской торговли чаем в течение VII века заставил торговцев Фуцзяня впервые использовать новое изобретение – бумажные деньги. Раньше роль денег играл прессованный чай. Легкие и компактные плитки в форме кирпичей идеально подходили для этой цели. Чай «в кирпичах» до сих пор используют в качестве валюты в некоторых частях Центральной Азии.

О популярности чая во времена династии Тан свидетельствует введение первого налога на чай в 780 году и успех книги, изданной тогда же. Знаменитый поэт Лу Юй написал «Чайный канон» («Ча цзин») по заказу торговцев чаем. В нем подробно описаны культивирование, правила приготовления и варианты подачи чая. Лу Юй написал еще много книг о чае, не упустив ни одного аспекта. Он описал достоинства различных видов чая, источников воды для его приготовления (в идеале это медленный горный ручей, а при его отсутствии – колодец) и даже этапы процесса кипения. «Когда пузырьки в кипящей воде подобны рыбьим глазам и есть тихий звук – это первое кипение. Когда по краям вода кипит подобно бьющим родникам в виде связок жемчуга – это второе кипение. Когда вода кипит как бурлящие волны, а звук подобен бьющимся валам – это третье кипение. Достигнув вершины кипения, вода становится старой, ее уже нельзя пить» (Лу Юй. Чайный канон. Перев. А. Габуева, Ю. Дрейзиса).

Лу Юй обладал настолько чувствительным нёбом, что, как говорили, мог идентифицировать источник воды по вкусу и даже определить, из какой части реки ее набирали. Благодаря «Чайному канону» из простого напитка, утоляющего жажду, чай превратился в символ изысканности и хорошего вкуса. Искусство дегустации и оценки чая, особенно способность распознавать разные сорта, ценились очень высоко. Приготовление чая стало почетной обязанностью главы семьи, неумение элегантно приготовить и подать чай считалось позором. Чайные вечеринки и банкеты стали популярны при дворе, где император пил специально приготовленные для него чаи, воду для которых привозили из лучших источников.

Производство чая в Китае. Листья обрабатывались вручную

Популярность чая сохранялась и в процветающей империи Сун (960-1279) вплоть до ее падения в результате монгольского завоевания в XIII веке. Первоначально монголы были кочевниками, перегонявшими с пастбища на пастбище стада лошадей, верблюдов и овец. Но в период правления Чингисхана и его сыновей они создали самую большую империю в истории, охватившую большую часть евразийской суши, – от Венгрии на западе до Кореи на востоке и Вьетнама на юге. Традиционным монгольским напитком был кумыс, получавшийся из молока кобылы в результате молочнокислого и спиртового брожения. Это объясняет, почему венецианский путешественник Марко Поло, который много лет провел при дворе китайского императора в этот период, не рассказывал о чае. Марко Поло лишь упоминал церемонию «представления чаев», но отмечал, что кумыс был «как белое вино и очень хорошо пился». Новые правители Китая не проявляли интереса к местному напитку и сохраняли свои культурные традиции.

Хан Хубилай, правитель восточной части Монгольской империи, пил отвар из степных трав и кумыс, приготовленный из молока кобыл, выращенных в его китайском дворце. Хан Мангу установил в столице Каракорум серебряный питьевой фонтан, символизирующий могущество Монгольской империи. Из его четырех кранов текло рисовое пиво из Китая, виноградное вино из Персии, мед из Северной Евразии и кумыс из Монголии. А чая не было. Но в конце концов империя рухнула, и в период правления династии Мин (1368–1644) чайная культура получила дальнейшее развитие. Усложнение ритуала, пристальное внимание к деталям, провозглашенное Лу Юем, и возвращение к религиозным корням сделали чай символом физического и духовного очищения.

Однако на небывалую высоту идею чайной церемонии подняла Япония. Чай там пили еще в VI веке, но в 1191 году буддийский монах Эйсай, вернувшись из путешествия по Китаю, поделился с соотечественниками новейшими знаниями о выращивании, сборе, приготовлении и употреблении чая. Однажды он исцелил сегуна Минамотоно Санэто-мо при помощи чая, и тот стал горячим поклонником нового напитка. Позже Эйсай написал книгу о пользе чая для здоровья, которая была необычайно популярной. К XIV столетию чай стал любимым напитком во всех слоях японского общества. Климат Японии подходил для выращивания чая, и даже самые маленькие домашние хозяйства могли себе позволить пару чайных кустов.

Японская чайная церемония – чрезвычайно сложный, почти мистический ритуал, который может длиться больше часа. Недостаточно просто соблюдать порядок измельчения чая, кипячения воды, заваривания и перемешивания напитка – необходимо разбираться в предназначении конкретной посуды и приборов, последовательности их использования. С помощью бамбукового ковшика воду переливают из кувшина определенной формы в чайник; чай насыпают мерной ложкой, перемешивают специальной ложкой, кувшин и ложку вытирают квадратной шелковой салфеткой, крышку чайника кладут на специальную подставку и т. д. Все эти предметы ведущий церемонии раскладывает в определенной последовательности на специальных салфетках. В идеале он должен сам подготовить дрова и провести церемонию в чайной, расположенной в саду определенной планировки.

По словам величайшего мастера чайной церемонии Сэнно Рикю, жившего в XVII веке, «если чай невкусный и чайные принадлежности некрасивы, если планировка деревьев и камней в чайном саду не соответствует канонам, то тогда можно уходить домой». Несмотря на невероятную формальность, некоторые правила Рикю, например о том, что разговор не должен касаться мирских дел, не так сильно отличаются от неписаных правил проведения европейского званого ужина. Японская чайная церемония стала вершиной культуры употребления напитка, пришедшего из Южной Азии, и наполнила ее разнообразным культурным и религиозным содержанием с помощью отточенных за сотни лет обычаев и ритуалов.

Чай достигает Европы

В начале XVI века, когда первые европейцы достигли Китая по морю, китайцы по праву считали свою страну величайшей на земле. Поднебесная империя, по представлениям ее жителей, находилась в центре Вселенной. Никто не мог конкурировать с ее культурными и интеллектуальными достижениями; чужестранцы считались варварами, которые, возможно, хотели бы подражать Китаю, но от их разлагающего влияния лучше всего держаться подальше. Не было ни одной европейской технологии, не известной китайцам, они опережали Европу практически во всех областях; магнитный компас, порох и книги на борту европейских кораблей были китайскими изобретениями. Португальские исследователи, которые отплыли со своей торговой базы на полуострове Малакка в поисках легендарных богатств Востока, были встречены со снисходительной усмешкой. Китай, как древнейшая цивилизация, был самодостаточным и ни в чем не нуждался.

Португальцы согласились платить дань императору в обмен на право торговли и поддерживали спорадические коммерческие контакты с Китаем в течение нескольких лет. Изделия европейского производства не представляли интереса для китайцев, хотя они были счастливы менять шелк и фарфор на золото и серебро.

В конце концов в 1557 году китайские власти разрешили португальцам создать на крошечном полуострове Макао торговый пост, через который должны были отправляться все грузы. Это позволило китайцам взимать пошлины и минимизировать контакты с иностранцами; другие европейцы не могли вести прямую торговлю с Китаем. Когда голландцы прибыли в Ост-Индию в конце XVI века, им пришлось покупать китайские товары через посредников в других странах региона.

Чай впервые упоминается в европейских докладах из региона в 1550-х годах. Но доставка его в Европу была налажена гораздо позже. Небольшие партии, возможно, попадали в Лиссабон в частном порядке с португальскими моряками, но только в 1610 году голландское судно привезло первую коммерческую партию чая в Европу, где он считался новинкой. Из Нидерландов чай достиг Франции в 1630-х годах и Англии в 1650-х годах. Это был зеленый чай, который традиционно употребляли китайцы. Черный чай, получающийся в результате длительной сушки и окисления зеленых листьев на воздухе, появился только во время династии Мин; его происхождение – загадка. Китайцы считали его пригодным только для потребления иностранцами, и именно поэтому он доминировал в экспорте в Европу. Невероятно, но европейцы долгое время ошибочно предполагали, что зеленый и черный чай – два совершенно разных ботанических вида.

Несмотря на то что чай появился в Европе на несколько лет раньше кофе, спрос на него в XVII веке был не слишком велик, во многом из-за высокой цены. Чай начал свой путь по Европе как роскошный лекарственный напиток в Нидерландах, где в 1630-х годах породил споры о его влиянии на здоровье. Первым противником чая (а также кофе и шоколада, двух других новомодных горячих напитков) был датский врач и натуралист Саймон Паулли. В его «Трактате о табаке, чае, кофе и шоколаде» сказано, что в процессе транспортировки из Китая чай становится ядовитым, «ускоряя смерть тех, кто его пьет, особенно если они старше сорока лет». Паулли гордился тем, что использовал «всю свою энергию, чтобы уничтожить бушующее эпидемическое безумие вследствие импорта чая в Европу из Китая».

Противоположной точки зрения придерживался голландский врач Николас Дирке, который считал чай панацеей. «Ничто не сравнится с этим растением, – заявил он в 1641 году. – Те, кто его использует, освобождаются от всех болезней и достигают старости». Еще более восторженно отзывался о чае другой голландский врач, Корнелиус Войтеку, автор книги о пользе чая. «Мы рекомендуем чай для всех наций и для всех народов! – писал он. – Мы призываем каждого человека, каждую женщину пить его каждый день, если возможно, каждый час начиная с десяти чашек в день и с последующим увеличением дозировки – столько, сколько может принять желудок». В лечебных целях он рекомендовал употреблять от 50 до 200 чашек в день.

Бонтеку был отмечен Голландской Ост-Индской компанией за помощь в деле увеличения продаж чая. Возможно, именно эта компания была заказчиком его книги. Примечательно, что он не одобрял популярную в это время практику добавления сахара в чай. (Некоторые медики уже тогда считали сахар вредным.) Еще одним дополнением к чаю было молоко. Еще в 1660 году в английской рекламе чая говорилось, что «он (приготовленный с молоком и водой) укрепляет внутренние органы и предотвращает чахотку, а также эффективно успокаивает боли в кишечнике».

В короткий период популярности чая среди французской аристократии между 1650 и 1700 годом молоко в него добавляли, чтобы не обжечься и защитить дорогую фарфоровую чашку, в которой подавали чай. Но в конечном счете не Франция, которая предпочла кофе и шоколад, или Нидерланды, а Великобритания стала самой «чаелюбивой» европейской страной, и это имело важные исторические последствия.

Британский чайный энтузиазм

Не будет преувеличением сказать, что почти никто в Британии не пил чай в начале XVIII века, и почти все делали это к его концу. Официальный импорт вырос с 6 тонн в 1699 году до 11 тысяч тонн (!) столетие спустя, а цена фунта чая к концу века упала в 20 раз. Следует помнить, что контрабандный чай статистика не учитывала. Вероятно, он удвоил объем импорта на протяжении большей части столетия, пока пошлина, взимаемая с чая, резко не сократилась в 1784 году. Другим немаловажным фактором была широко распространенная практика фальсификаций – ради увеличения объема чай смешивали с пеплом, листьями ивы, опилками, цветами и даже овечьим навозом, часто замаскированным химическими красителями. Чай так или иначе фальсифицировали почти на каждом этапе его пути к потребителю. Отчасти поэтому черный чай был популярнее зеленого. Ряд химических веществ, используемых для изготовления поддельного зеленого чая, были ядовитыми, тогда как черный чай, даже фальсифицированный, был более безопасным, а добавление сахара и молока делало его вполне приемлемым для употребления.

Каковы бы ни были истинные масштабы контрабанды и фальсификации, ясно, что к концу XVIII века в Великобритании было достаточно чая, чтобы каждый житель страны, независимо от социального статуса, выпивал одну или две чашки в день. Еще в 1757 году один наблюдатель заметил, что «рядом с Ричмондом есть аллея, где в летний сезон часто бродят нищие, пьющие чай. Вы можете также увидеть чернорабочих, которые чинят дороги и пьют чай, его пьют даже возчики шлаковых тележек и рабочие на сенокосе».

Как же получилось, что британцы приняли чай с таким энтузиазмом? Он начал свое восхождение при дворе Карла II после его брака в 1662 году с Екатериной Брагансской, дочерью короля Португалии Жуана IV Восстановителя. Ее огромное приданое включало помимо всего прочего португальские торговые посты Танжера и Бомбея и право торговать с португальскими владениями за границей. Екатерина была любительницей чая, пила его из маленьких чашек «не больше наперстка», как писал современник, и этот обычай был с энтузиазмом воспринят придворными. Через год после брака Екатерины с королем поэт Эдмунд Уоллер написал к ее дню рождения стихотворение «О чае», в котором упомянул два подарка, сделанных новой королевой нации: чай и доступ в Ост-Индию.

Екатерина Брагансская, жена Карла II, познакомила английский двор с чаем

Вторым фактором, способствовавшим росту британского чайного рынка, была монополия Британской Ост-Индской компании на импорт чая в Англию. Несмотря на то что компания изначально не имела прямого доступа в Китай, сохранившиеся документы показывают, что в 1660-х годах она начала привозить «хороший чай» из Голландии в качестве подарка королю. Этот и другие дары помогли заслужить благосклонность Карла, он постепенно расширяет полномочия компании, предоставив ей право приобретать территории, печатать деньги, содержать армию, создавать союзы, объявлять войны, заключать мир, отправлять правосудие. В течение следующего столетия простая торговая компания стала олицетворением власти Великобритании на Востоке. Такого влияния не добивалась ни одна коммерческая структура в мировой истории. Как заметил в 1799 году шотландский экономист и писатель Уильям Плейфэр, «из небольшой компании торговцев Ост-Индская компания стала арбитром Востока». Этому во многом способствовала огромная прибыль от торговли чаем.

Чай подавали на лондонских собраниях директоров компании с середины 1660-х годов, капитанам и офицерам кораблей, принадлежавших компании, было предоставлено право (и место в трюме) на провоз чая для «частной торговли». Чай был идеальным товаром для таких целей. Средняя прибыль от продажи тонны чая соответствовала заработной плате за несколько лет, а дополнительные десять тонн груза были необременительны для судна. Частная торговля чаем помогла стимулировать спрос на первом этапе, но в 1686 году она была запрещена из опасения, что это помешает начинавшей набирать обороты официальной торговле.

Первый груз чая из Восточной Индии прибыл в 1669 году из Бантама, порта на острове Ява. Первоначально он был второстепенным товаром, так как компания сначала сосредоточилась на импорте специй, а затем дешевого текстиля из Азии. Но оппозиция со стороны британских производителей текстиля побудила компанию уделять больше внимания чаю. Его стоимость в розничной продаже сильно варьировалась из-за спорадического характера предложения, но цена за фунт самых дорогих сортов чая упала с 6-10 фунтов в 1660 году до 4 фунтов к 1700 году. Чай попроще стоил 1 фунт, но годовой доход бедной семьи в то время составлял 20 фунтов, поэтому даже дешевый чай не мог стать товаром массового потребления. Он оставался предметом роскоши до конца XVII века в условиях конкуренции с кофе, который был гораздо дешевле. Чашка чая стоила примерно в пять раз дороже чашки кофе.

Только когда компания открыла торговые представительства в Китае в начале XVIII века и организовала прямой импорт чая, объемы продаж стали возрастать, а цены падать, делая чай массово доступным. К 1718 году основу импорта из Китая составлял уже не шелк, а чай. К 1721 году импорт чая достиг

5 тысяч тонн в год. В 1744 году один современник заметил, что «открытие торговли с Восточной Индией… сделало цену на чай… настолько низкой, что самый простой работяга мог себе его позволить». На своем пике чай составлял более 60 процентов общей торговли компании, а пошлина на чай – около 10 процентов доходов британского правительства. В результате чайной монополии политическое влияние компании настолько возросло, что она могла лоббировать законы в своих интересах. Импорт чая из других европейских стран был запрещен; пошлина на чай была уменьшена, чтобы увеличить продажи и расширить рынок; фальсификация чая наказывалась огромными штрафами. Сохранявшиеся тем не менее контрабанда и фальсификации свидетельствовали об огромном спросе на чай.

Единственным препятствием абсолютному господству Великобритании в Ост-Индии были голландцы. Ряд войн между двумя странами закончился в 1784 году поражением Голландии, а Голландская Ост-Индская компания была распущена в 1795 году, предоставив своему британскому конкуренту почти полный контроль над мировой торговлей чаем.

Екатерина Брагансская сделала чай модным, а Ост-Индская компания – доступным. С этого момента чай стал социальным явлением. В 1717 году Томас Твайнинг, владелец лондонской кофейни, открыл по соседству чайный магазин. Его целевой аудиторией были женщины, которые не могли покупать чай в кофейнях – их туда не допускали. Поручить покупку дорогого чая слугам они не могли – доверять им большие суммы денег было рискованно. (Чай был настолько дорогим удовольствием, что его расход фиксировался на специальных чайных коробках с закрывающимися крышками, к которым имели доступ только хозяйки дома.) В магазине Твайнинга женщины могли выпить чашку чая и купить понравившийся сорт для домашнего потребления. «Гранд-дамы стекались в дом Твайнинга в Деверо-Корт, чтобы потягивать оживляющий напиток из маленьких чашек, за который они платили свои шиллинги», – писал современник. Там же по заказу готовили специальные чайные смеси.

Британские чаепития стали эквивалентом китайских и японских чайных церемоний. Чай подавали в фарфоровых чашках, приплывших из Китая на тех же кораблях, которые везли чай. Авторы книг о чае советовали, как его готовить, в каком порядке следует обслуживать гостей, какую еду подавать и как выражать благодарность хозяину. Чай был не просто напитком, а совершенно новым явлением в жизни британцев.

Английское чаепитие в благородном окружении стало символом изысканности. 1750 год

Еще одним нововведением стали лондонские чайные сады. Первым в 1732 году открылся парк Vauxhall Gardens с освещенными дорожками, с площадками, на которых выступали музыканты и певцы, с киосками, торгующими напитками и едой, прежде всего хлебом и маслом, традиционно подававшимися к чаю. Чайные сады стали респектабельным общественным местом для встреч и знакомств с представителями противоположного пола. Как писали в журнале «Джентльмен», в одном чайном саду, White Conduit House, молодой человек, «случайно» наступив на шлейф платья девушки, предлагал чашку чая в качестве компенсации; в другом чайном саду, Parthenon, первый шаг делали женщины, просившие понравившегося молодого человека угостить их чаем. Чайные сады были особенно популярны среди женщин, лишенных возможности посещать кофейни. К этому времени респектабельные кафе начали превращаться в частные клубы, а те, что попроще, торговали алкоголем, и их все труднее было отличить от таверн. Как писал Даниэль Дефо, такие заведения «являются просто пивными, хотя думают, что название «кофейня» делает атмосферу в них лучше».

Постепенно, отчасти благодаря таким трюкам, как разбавление чая водой или повторное заваривание чайных листьев, он стал доступен для бедных. А с середины XVIII века к заработной плате добавили специальное пособие на чай. Итальянский путешественник в 1755 году заметил, что «даже обычные слуги пьют чай два раза в день».

«Мы настолько развили свою коммерческую и финансовую систему, что чай, привезенный из восточной оконечности мира, и сахар, привезенный из Вест-Индии… превращается в напиток, стоящий дешевле пива», – писал один шотландский наблюдатель в начале XIX века. Были и те, кто осуждал поголовное увлечение чаем. Вместо того чтобы подражать привычкам богатых, бедняки должны тратить деньги на более питательную пищу. Один законодатель даже предложил объявить чай вне закона для всех, чей годовой доход составляет менее 50 фунтов. Но истина, как указал один писатель XVIII века, заключалась в том, что «лишив бедных чая, их посадили бы на хлеб и воду. Употребление чая является не причиной, а следствием их бедственного положения». Напиток королевы стал напитком последней надежды для самых бедных.

В Великобритании все – начиная с верхней ступени социальной лестницы до самого «дна» – пили чай. Мода, коммерческий интерес и социальные перемены сыграли свою роль в тотальном принятии чая англичанами. В 1784 году французский путешественник заметил, что «в Англии все пьют чай… Самый скромный крестьянин пьет свой чай два раза в день, как богатый человек, а общее потребление огромно». По словам шведского путешественника, «все классы потребляют его, и если кто-то выходит на лондонские улицы рано утром, во многих местах можно увидеть маленькие столы, установленные под открытым небом, вокруг которого угольщики и рабочие потягивают из своих чашек этот восхитительный напиток».

Чай возник в самой старой империи в мире и угнездился в самой новой. Рост индустрии чая, напрямую связанный с ростом Британии как мировой державы, заложил основу для дальнейшего наращивания ее коммерческой и политической мощи.

Чай и промышленная революция

В 1771 году британский изобретатель Ричард Аркрайт начал строительство фабрики в Кромфорде (графство Дербишир). Аркрайт, самый младший из семи детей, впервые проявил свой предпринимательский талант, когда работал учеником парикмахера. Он изобрел водостойкую краску для волос и открыл мастерскую по изготовлению париков. Успех этого бизнеса обеспечил ему возможность реализовать более амбициозный проект. В 1767 году он приступил к разработке современной прядильной машины. В отличие от «прялки Дженни», ручного устройства, работать на котором мог только квалифицированный оператор, «вращающаяся рама» с приводным колесом автоматически выполняла все процессы.

С помощью часовщика Джона Кэя, который разработал детали для первой модели, в 1768 году Аркрайт построил прототип прядильной фабрики. Результат настолько впечатлил двух богатых коммерсантов, партнеров Аркрайта, что они выделили средства для строительства большой прядильной фабрики в Кромфорде, где станки приводились в движение уже не лошадьми, а водяным колесом.

Успех автоматического прядильного станка сделал Аркрайта ключевой фигурой промышленной революции, превратившей Великобританию в самую развитую страну мира. В каком-то смысле его появление символизировало собой рождение нового мира, в котором ручной труд был почти полностью вытеснен машинами. Водяные и паровые двигатели, новые средства связи и транспорта, разнообразные станки и механизмы повысили скорость, качество обработки и производительность труда в десятки раз.

Благодаря тому, что машины и рабочие были собраны под одной крышей, все этапы производственного процесса можно было тщательно контролировать, а посменная работа обеспечивала максимально эффективное использование дорогостоящего оборудования. Чтобы рабочие не тратили время на дорогу, Аркрайт построил для них дома рядом с фабрикой. В результате производительность труда резко возросла. Один рабочий на фабрике Аркрайта мог выполнять работу 50 прядильщиков. В итоге к концу XVIII века текстиль стал настолько дешев, что Британия начала экспортировать его в Индию, разрушив ее монополию на торговлю тканями.

Подобно кофе, излюбленному напитку клерков, бизнесменов и интеллектуалов в XVII веке, главным напитком первого этапа индустриализации стал чай. Владельцы фабрик предлагали своим работникам бесплатные «чайные перерывы» в качестве бонуса. В отличие от пива, которое традиционно выдавали сельскохозяйственным рабочим, чай не расслаблял, а благодаря наличию кофеина бодрил, помогая сохранять концентрацию во время долгих утомительных смен. Ткач или прядильщик, работавший на ручном станке, мог при необходимости сделать перерыв, а заводские рабочие должны были функционировать как части хорошо смазанной машины, и чай был этой смазкой, обеспечивающей бесперебойную работу фабрик.

Антибактериальные свойства чая предотвращали распространение заболеваний, передающихся через воду. Число случаев дизентерии в Великобритании начиная с 1730-х годов снизилось настолько, что в 1796 году, по воспоминаниям одного наблюдателя, «само название этой болезни почти не известно в Лондоне». К началу XIX века врачи и статистики согласились с тем, что популярность чая была наиболее вероятной причиной улучшения здоровья населения в целом и рабочих, селившихся вокруг заводов в промышленных городах Центральной Британии, в частности. Антибактериальные чайные фенолы, легко проникающие в грудное молоко кормящих матерей, способствовали снижению младенческой смертности и, соответственно, росту населения, что сулило в будущем приток рабочей силы, необходимой для бурно развивающейся промышленности.

С ростом популярности чая связано создание новой процветающей индустрии. Чайный сервиз на столе имел большое социальное значение как для богатых, так и для бедных. В 1828 году один наблюдатель заметил, что фабричные ткачи жили в «домах с маленькими садиками, чистыми и аккуратными… вся семья хорошо одета, мужчины с карманными часами, женщины в красивых платьях… в каждом доме ходики в элегантном корпусе из красного дерева, красивые чайные сервизы из Стаффордшира, серебряные ложечки и кусачки для сахара». Самым известным стаффордширским гончаром был Джозайя Веджвуд. Его чайные сервизы смогли вытеснить китайский фарфор, импорт которого сократился и, в конечном счете, прекратился в 1791 году.

Веджвуд был пионером массового производства и одним из первых стал использовать паровые двигатели для измельчения материалов и штамповки керамических изделий на конвейере. Ремесленники, которые могли выполнять несколько разных задач, уступили место специалистам узкого профиля. Разделение производственного процесса на отдельные операции позволило ему использовать творческий потенциал самых талантливых дизайнеров для создания чайных сервизов.

Очень плодотворной была идея Веджвуда привлекать знаменитостей к рекламе своей продукции. После того как королева Шарлотта, жена Георга III, заказала «полный чайный набор», Веджвуд получил разрешение на продажу подобных предметов для широкой публики под названием «Королевская посуда». Он размещал рекламные объявления в газетах и устраивал презентации своих чайных сервизов, например для императрицы Екатерины II. В то же время благодаря все более изощренному маркетингу стали хорошо известны имена Ричарда Твайнинга (сына Томаса) и других торговцев чаем. В 1787 году Twining прикрепил фирменный знак над дверью своего магазина, этот же знак появился на коробках с чаем и считается теперь самым старым коммерческим логотипом непрерывного использования в мире. Маркетинг принадлежностей для чая и самого чая заложил первые основы современного консьюмеризма.

Другим западным странам потребовалось столетие, чтобы догнать Великобританию. Есть много причин, по которым именно Англии было суждено стать колыбелью промышленности: ее научные традиции, протестантская рабочая этика, необычайно высокая степень религиозной терпимости, достаточные запасы угля, разветвленная сеть дорог и каналов, а также колонии с их поистине безграничными источниками средств для инвестиций. Но и уникальная любовь британцев к чаю также сыграла свою роль, предотвращая эпидемии в новых промышленных городах и помогая утолять голод во время длительных смен. Чай был своего рода паровым двигателем, приводившим в движение рабочих на первых фабриках.

Политика из чайника

Политическая власть Британской Ост-Индской компании, поставлявшей в Великобританию чай, была огромной. На пике коммерческого успеха компания приносила больше дохода и управляла большим количеством людей, чем британское правительство. В то же время пошлина на чай, который она импортировала, составляла не более 10 процентов государственных доходов.

Все это позволяло компании оказывать как прямое, так и косвенное влияние на политику самой могущественной нации на земле. У компании было много влиятельных друзей в высоких кабинетах, ряд ее чиновников просто купили кресла в парламенте.

В сферу разнообразных интересов Ост-Индской компании входил, например, сбор сахарного тростника на Вест-Индских островах – ведь спрос на сахар был напрямую связан с растущим потреблением чая. В конечном счете, зачастую политика компании становилась государственной политикой. Самый известный пример – роль чая в установлении независимости США. В начале 1770-х годов контрабанда чая в Великобританию и ее американские колонии была на пике. Американские колонисты организовали ввоз контрабандного чая из Нидерландов, чтобы избежать уплаты чайной пошлины правительству в Лондоне. (Чайная пошлина была последним из налогов на сырьевые товары, введенных Лондоном для погашения задолженности, возникшей в результате франко-индейской войны.) В результате на лондонских складах компании скопилось почти 10 тысяч тонн нераспроданного чая. Компания задолжала правительству более миллиона фунтов, поскольку пошлину на этот чай, независимо от того, продан он или нет, нужно было платить. Попытка надавить на правительство и разрешить ситуацию в свою пользу удалась.

Продиктованные компанией условия Закона о чае 1773 года включали правительственный кредит в размере 1,4 миллиона фунтов для погашения долга, а также право отправлять чай непосредственно из Китая в Америку. Это означало, что компании пришлось бы платить не британскую импортную пошлину, а более выгодную американскую в размере трех пенсов за фунт. Кроме того, предполагалось, что оплату будут осуществлять агенты компании в Америке, которым предоставят эксклюзивные права на продажу чая. Закон устанавливал налоговые льготы колонистам, что подрывало позиции контрабандистов. Представители компании считали, что колонисты будут им за это благодарны, поскольку цена на чай в итоге упадет.

Это было огромным просчетом. Американские колонисты, особенно в Новой Англии, могли беспрепятственно торговать и без вмешательства из Лондона, будь то покупка мелассы из французских колоний Вест-Индии или контрабандного чая из Нидерландов. Они бойкотировали британские товары и отказались от уплаты налога лондонскому правительству в принципе. Колонистов также возмущало, что правительство передало Ост-Индской компании монополию на розничную торговлю чаем. К чему это могло привести, как не к взрыву? «Ост-Индская компания, если однажды она получит возможность ступить хоть одной ногой на землю этой счастливой страны, не успокоится, пока не станет вашим хозяином, – говорилось в памфлете, распространенном в Филадельфии в апреле 1773 года. – У них есть создающее беду, развратное и деспотическое министерство, которое помогает и поддерживает их. Они набили руку на тирании, грабеже, угнетении и кровопролитии… Таким образом они обогатились; таким образом они стали самой могущественной торговой компанией во Вселенной».

Бостонское чаепитие 1773 года. Демонстранты уничтожили в бостонской гавани груз чая, принадлежавший Ост-Индской компании

Когда закон вступил в силу и корабли компании прибыли в Америку, колонисты помешали им выгрузить чай. А 16 декабря 1773 года группа протестующих в одежде индейцев мохоки (среди них было много купцов, опасавшихся за свои доходы от торговли контрабандным чаем) захватила три корабля компании в гавани Бостона. За три часа они выбросили все 342 сундука с чаем за борт. Аналогичные «чаепития» произошли и в других портах. В ответ британское правительство в марте 1774 года объявило порт Бостон закрытым до тех пор, пока Ост-Индская компания не получит компенсацию за свои потери. Это был первый из так называемых принудительных актов – серии законов, принятых в 1774 году, когда англичане пытались утвердить свою власть над колониями, но в результате только раззадорили колонистов.

Интересно задаться вопросом, началась бы Война за независимость в 1775 году, если бы британское правительство отказалось от чайных «интервенций» и пришло к компромиссу с колонистами. (С американской стороны Бенджамин Франклин, например, выступал за выплату компенсации за уничтоженный чай.) Но история не имеет сослагательного наклонения – спор за чай привел к потере Великобританией своих американских колонии.

Опиум и чай

Позиции Ост-Индской компании укрепились в 1784 году, когда в результате снижения пошлины на импорт чая в Великобританию упала цена на легальный чай. Продажи компании возросли вдвое, уничтожив контрабандную торговлю, но правительство не могло игнорировать растущую в обществе обеспокоенность ее огромным влиянием и коррумпированным поведением должностных лиц. Деятельность компании была поставлена под надзор специального совета, подотчетного парламенту. Ив 1813 году, на волне популярных идей Адама Смита о свободе торговли, монополия компании на азиатскую торговлю (за исключением Китая) была отменена. Компания сконцентрировалась на управлении своими обширными территориями в Индии, после 1800 года основной частью ее доходов стали поступления от индийских земельных налогов. В 1834 году компания лишилась монополии на торговлю с Китаем.

Но даже когда политическое влияние ослабло и на рынок были допущены конкурирующие трейдеры, компания по-прежнему влияла на торговлю чаем благодаря участию в торговле опиумом. Этот мощный наркотик, сделанный из сока, извлеченного из незрелых маковых семян, использовался в медицине с древних времен. Но опийная наркомания стала настолько серьезной проблемой, что власти Китая запретили наркотики в 1729 году. Однако незаконная торговля опиумом продолжалась, и в начале XIX века компания при поддержке британского правительства даже расширила ее. Была создана огромная полуофициальная система по контрабандному ввозу наркотиков в Китай. Целью, помимо прибыли, была нормализация платежного баланса Великобритании.

Проблема заключалась в том, что торговля чаем в обмен на европейские товары не интересовала китайцев. Исключение в XVIII веке было сделано для часов и игрушек с часовым механизмом, производство которых было одной из редких областей, где, по мнению китайцев, европейские технологии заметно опережали китайские. На самом деле к этому времени европейские технологии лидировали уже по всем направлениям, поскольку изоляция Китая от внешнего влияния породила всеобщее недоверие к изменениям и инновациям. Но спрос на «автоматы» вскоре сошел на нет, и компании пришлось платить за чай наличными, точнее, чистым серебром. Мало того, что сложно было достать такое огромное количество серебра (эквивалент – около миллиарда долларов в год в сегодняшних деньгах), но ситуация еще обострилась, когда стало ясно, что цена на серебро растет быстрее, чем на чай, съедая прибыль.

Тогда и возникла идея опиума. Он был таким же ценным товаром, как серебро, по крайней мере для китайских торговцев, готовых заняться этим бизнесом. Культивирование опиума происходило в Индии и контролировалось компанией, которая с 1770-х годов разрешила продажу небольшого количества опиума контрабандистам или напрямую нелегальным китайским торговцам. Таким образом, компания приступила к наращиванию производства опиума, чтобы использовать его вместо серебра для покупки чая. Фактически британцы начали «выращивать» валюту.

Конечно, тот факт, что компания напрямую торгует наркотиком в обмен на чай, тщательно скрывался. Для этого была разработана специальная серая схема. Опиум производили в Бенгалии и продавали на ежегодном аукционе в Калькутте. Его покупали индийские фирмы, формально независимые торговые организации, которым было предоставлено разрешение на торговлю с Китаем. Эти фирмы отправляли опиум в Кантон (Гуанчжоу), где его перепродавали за серебро, выгружали на острове Линтин, а оттуда галерами китайских торговцев везли на материк. Фирмы могли утверждать, что не нарушают закон, поскольку не они отправляли опиум в Китай, а компания могла отрицать свое участие в торговле. И действительно, кораблям компании строго запрещалось возить опиум.

Китайские таможенники хорошо знали, что происходит, но сами были задействованы в этой схеме, будучи подкупленными китайскими торговцами опиумом. Как объяснял американский торговец В. К. Хантер, «система взяточничества (с которой иностранцы ничего не делают) так совершенна, что бизнес ведется легко и регулярно. Временные препятствия возникают, например, когда назначают новых представителей власти… Спустя некоторое время все устраивается, и брокеры снова появляются с сияющими лицами, а мир и безопасность вновь воцаряются на земле». Иногда местные чиновники издавали угрожающие указы, требуя, чтобы иностранные суда, шныряющие в Линтине, заходили в порт на материке либо немедленно отплывали. Иногда обе стороны устраивали демонстрационные погони, и китайские таможенные суда преследовали иностранные корабли до тех пор, пока они не скрывались за горизонтом. Должностные лица могли затем представить отчет, в котором утверждалось, что иностранный контрабандист был изгнан.

Эта преступная схема, с точки зрения компании и ее друзей в правительстве, была чрезвычайно эффективной: контрабандный ввоз опиума в Китай увеличился в 250 раз и к 1830 году достиг 1500 тонн в год. Выручка от его продажи в 1828 году превысила затраты на покупку чая. Серебро путешествовало по обходному пути: фирмы отправляли его обратно в Индию, где компания выкупала его, расплачиваясь чеками, подписанными в Лондоне. Затем серебро отправляли в Лондон и передавали агентам компании, которые возвращали его в Кантон, чтобы закупить чай. И хотя в то время Китай незаконно производил столько же опиума, сколько импортировал, это не могло служить оправданием санкционированного государством гигантского наркотрафика, унесшего тысячи жизней, только ради того, чтобы поддерживать поставки чая в Британию.

Законодательные усилия китайского правительства по прекращению торговли мало на что влияли, поскольку кантонская бюрократия была поголовно коррумпирована. В конце концов в декабре 1838 года император послал своего представителя Линь Цзе-хи в Кантон с поручением раз и навсегда положить конец опийному трафику. К этому времени атмосфера была очень напряженной. Линь приказал китайским торговцам и их британским коллегам немедленно уничтожить все запасы опиума. Они проигнорировали его приказ. В ответ Линь арестовал больше тысячи человек и конфисковал 11 тысяч фунтов опиума, а затем захватил еще 2 тысячи ящиков, арестовал всех иностранных купцов и держал их под стражей до тех пор, пока те не сдали весь опиум, который был публично сожжен. А после того, как два британских моряка убили китайца в драке, Линь изгнал англичан из Кантона.

Это вызвало возмущение в Лондоне, где представители компании и других британских торговцев оказывали давление на правительство, чтобы заставить Китай открыться для широкой торговли, а не пропускать все грузы через Кантон. Нестабильную ситуацию в Кантоне следовало урегулировать в интересах свободной торговли в целом и для защиты торговли чаем (и связанного с ней опия) в частности. Правительство не хотело открыто одобрять опийный бизнес, заявив, что внутренний запрет Китая на опиум не дает китайским должностным лицам права захватывать и уничтожать товары (то есть опиум), принадлежащие британским торговцам. Под предлогом защиты права на свободную торговлю была объявлена война.

«Опиумная война» 1839–1842 годов была короткой и односторонней благодаря превосходству европейского оружия, эффективность которого стала для китайцев сюрпризом. В первой битве в июле 1839 года два британских военных корабля потопили 29 китайских кораблей. На суше китайцы и их средневековое оружие не могли конкурировать с британцами, вооруженными современными винтовками. К середине 1842 года британские войска захватили Гонконг, оккупировали Шанхай и ряд других городов. Китайцы были вынуждены подписать мирный договор, по которому отдавали Гонконг британцам, открывали пять портов для свободной торговли и выплачивали компенсацию серебром, в том числе и за опиум, уничтоженный Линем.

Победа британских торговцев разрушила миф о китайском превосходстве. Власть правящей династии уже была подточена ее неспособностью подавлять постоянные религиозные бунты, а теперь, потерпев поражение от англичан, она была вынуждена открыть свои порты варварским торговцам и миссионерам. Это определило историю второй половины XIX века. Дальнейшие войны с западными державами вынуждали Китай открываться для внешней торговли. Каждое китайское поражение влекло за собой дополнительные коммерческие уступки иностранным державам. Торговля опиумом, который все еще доминировал в импорте, была легализована. Британия взяла под контроль китайскую таможенную службу; импортные текстильные изделия и другие промышленные товары подорвали позиции китайских ремесленников. Китай стал ареной, на которой Великобритания, Франция, Германия, Россия, Соединенные Штаты и Япония вели свое империалистическое соперничество, разрывая страну и конкурируя за политическое господство. Между тем ненависть китайцев к иностранцам росла, а коррупция, подорванная экономика и неконтролируемое потребление опия привели к тому, что некогда могучая цивилизация рухнула. Независимость Америки и гибель Китая – таков был результат влияния чая на британскую имперскую политику и через нее на ход мировой истории.

Из Кантона в Ассам

Еще до начала Первой «опиумной войны» в Великобритании росла озабоченность по поводу опасной зависимости поставок чая от Китая. Задолго до этого, в 1788 году, Ост-Индская компания запрашивала у сэра Джозефа Бэнкса, ведущего ботаника и натуралиста того времени, информацию о том, какие растения можно успешно культивировать в горных регионах Бенгалии. Хотя чай был во главе списка, компания проигнорировала этот совет. В 1822 году Королевская академия искусств учредила приз в 50 гиней «тем, кто мог вырастить и собрать наибольший объем китайского чая в Британской Вест-Индии, на мысе Доброй Надежды, в Новом Южном Уэльсе или в Ост-Индии». Но приз так и не был присужден. Ост-Индская компания неохотно рассматривала другие источники поставок вплоть до утраты монополии на торговлю с Китаем в 1834 году.

Лорд Уильям Кавендиш-Бентинк, глава компании и генерал-губернатор Индии, с энтузиазмом воспринял идею «обеспечить лучшую, чем капризы китайского правительства, гарантию поставок чая». Комиссия, созданная Бентинком, намеревалась запросить информацию у голландцев, которые пытались выращивать чай на Яве с 1728 года, и посетить Китай в надежде получить семена и квалифицированных рабочих. Тем временем начались поиски места, наиболее подходящего для чайных плантаций.

Сторонники идеи утверждали, что выращивание чая в Индии принесет пользу обеим сторонам. Британские потребители будут уверены в более надежных поставках, а индусы, оставшиеся без средств к существованию после того, как ткацкая промышленность Индии была уничтожена импортом дешевых британских тканей, получат работу. Кроме того, индийский фермер, по словам одного сторонника нового проекта, «будет иметь здоровый напиток для себя и ценный товар для продажи».

Культивирование чая также сулило большую выгоду. Традиционная китайская манера производства чая была далека от промышленных стандартов, оставаясь неизменной на протяжении сотен лет. Мелкие сельские производители продавали свой чай местным посредникам, которые отправляли его на лодках по рекам или караванами через горные перевалы к побережью, где купцы смешивали его, упаковывали и продавали европейским торговцам в Кантоне. Расходы на выплаты всем участникам этой цепочки, транспортировку, пошлину и налоги увеличивали стоимость чая почти вдвое от отпускной цены. Соответственно предприятие, производящее свой чай в Индии, по определению должно было стать более эффективным. Кроме того, применение новых промышленных методов на плантациях и автоматизация как можно большего количества процессов при обработке могли бы, как ожидалось, повысить производительность и, следовательно, увеличить прибыль. С началом культивации чая в Индии империализм и промышленная революция зашагали в ногу.

Ирония заключалась в том, что буквально под носом членов комиссии Бентинка уже росли чайные кусты. В 1820-х годах Натаниэль Валлих, управляющий ботаническим садом Ост-Индской компании в Калькутте, обнаружил в Ассаме неизвестное растение. Он не распознал в нем чайный куст, приняв за разновидность камелии. После того как в 1834 году Валлих вошел в комиссию Бентинка, он разослал вопросник, чтобы установить, какие районы Индии подходят для выращивания чая. Ответ из Ассама пришел в виде образцов черенков, семян и готового продукта чайного производства. На этот раз даже Валлих не сомневался в том, что это чай, и комиссия радостно доложила об этом Бентинку. «Чайный кустарник, вне всякого сомнения, является коренным жителем Верхнего Ассама… Мы не колеблясь объявляем это открытие… безусловно, самым важным и ценным, которое когда-либо делалось в сельскохозяйственной или коммерческой сфере империи».

Специальная экспедиция подтвердила, что чай действительно растет в серой пограничной зоне Ассама, куда компания случайно вторглась за несколько лет до этого, чтобы воспрепятствовать вторжению бирманцев в Индию. В то время было решено установить марионеточный королевский режим в Верхнем Ассаме, а в Нижнем Ассаме заняться сборами налогов на землю, урожай и т. д. Король оставался на своем троне ровно до того момента, когда в его владениях был найден чай. Но путь от сбора дикого чая Ассама до процветающей чайной промышленности оказался более тернистым, чем ожидалось. Должностные лица и ученые, ответственные за создание производства, никак не могли определиться со способом культивирования – где лучше выращивать чай, на равнинах или холмах, в жарком или холодном климате? Никто не знал, как лучше всего организовать производство. Усилия двух китайских специалистов, которые привезли растения и семена в Индию, не могли заставить их цвести.

Индийская чайная плантация в 1880 году. К этому времени производство чая в Индии обходилось дешевле, чем в Китае

Проблема была окончательно решена Чарльзом Брюсом, авантюристом и исследователем, знакомым с людьми, языком и обычаями Ассама. Опираясь на знания местных жителем и опыт китайских специалистов, он разработал методику окультуривания дикорастущего чая, узнал, где лучше всего его выращивать, как собирать, складировать и высушивать листья. В 1838 году первая небольшая партия чая из Ассама получила высокую оценку специалистов в Лондоне. Теперь, когда была создана база для производства чая в Индии, Ост-Индская компания разрешила предпринимателям разбивать чайные плантации. Зарабатывать деньги она предпочитала, сдавая в аренду землю и облагая налогом полученный чай.

В реализации Индийского проекта решила принять участие группа лондонских торговцев, создавших новую компанию «Ассам». Выражая сожаление по поводу «унизительных обстоятельств», в которых британцы были вынуждены торговать с Китаем (лишь «опиумная война» положила этому конец), они заявили, что готовы взяться за дело, поскольку чай – это «огромный источник прибыли и продукт национального значения».

В отчете, составленном Брюсом, говорилось: «Когда у нас будет достаточное количество производителей… как у них в Китае, то мы можем надеяться сравниться с этой страной в дешевизне продуктов, мы можем и должны это сделать». Основная проблема, отметил Брюс, будет заключаться в том, чтобы найти достаточное количество рабочих для чайных плантаций. Нежелание местных жителей выполнять такую работу он объяснял широко распространенным пристрастием к опиуму, но был уверен, что в Ассам хлынут безработные из соседней Бенгалии.

У компании «Ассам» не было проблем с привлечением средств. Ее акции были выкуплены так быстро, что многие потенциальные инвесторы не смогли в этом поучаствовать. В 1840 году «Ассам» взял под контроль большинство экспериментальных чайных садов Ост-Индской компании. Но новое предприятие оказалось катастрофически неудачным. Компания наняла всех китайских рабочих, которых могла найти, ошибочно полагая, что их национальности достаточно для того, чтобы выращивать чай. Сотрудники компании тем временем тратили деньги фирмы с размахом. В результате был собран маленький урожай низкого качества, и акции компании потеряли 99,5 процента их стоимости. Только в 1847 году после увольнения Брюса, к тому времени операционного директора компании, удача улыбнулась коммерсантам. К 1851 году бизнес стал приносить прибыль, и в том же году чай «Ассам» был представлен в Лондоне на «Великой выставке промышленных работ всех народов», продемонстрировав могущество и богатство Британской империи и доказав всему миру, что для производства чая не нужно быть китайцем.

Чайный бум в Индии породил десятки новых компаний – многие из них в погоне за сверхприбылями потерпели неудачу, но к концу 1860-х годов производство чая было поставлено на промышленные рельсы. Чай по-прежнему собирали вручную, но сушку, сортировку и упаковку осуществляли машины. Индустриализация резко снизила затраты: если в 1872 году стоимость производства фунта чая в Индии и Китае была примерно одинаковой, то к 1913 году она сократилась на три четверти. Железные дороги и пароходы позволили снизить расходы на транспортировку чая в Великобританию. Китайские экспортеры были обречены.

За несколько лет Китай полностью утратил свои позиции главного поставщика чая. Цифры хорошо иллюстрируют историю: в 1859 году Великобритания импортировала из Китая 30 тысяч тонн чая, а к 1899 году – 7 тысяч тонн, в то время как импорт из Индии вырос до почти 100 тысяч тонн. Рост индийской чайной промышленности нанес сокрушительный удар по чайным фермерам Китая и еще больше дестабилизировал страну, которая погрузилась в хаос мятежей, революций и войн в первой половине XX века. Не пережила этот период и Ост-Индская компания. Индийский мятеж – массовые выступления, направленные против компании, спусковым крючком для которых стало восстание Бенгальской армии в 1857 году, – вынудил британское правительство взять в свои руки контроль над Индией, и в 1858 году компания была упразднена.

Индия и сегодня остается ведущим производителем и потребителем (23 процента мирового производства) чая, за ней следуют Китай (16 процентов) и Великобритания (6 процентов). В мировом рейтинге потребления чая на душу населения британское имперское влияние все еще отчетливо видно в структуре потребления его бывших колоний. Великобритания, Ирландия, Австралия и Новая Зеландия – четыре из двенадцати самых «чаелюбивых» стран. За ними идет Япония, затем страны Ближнего Востока, где чай, как и кофе, выиграл от запрета на алкогольные напитки. Американцы, французы и немцы потребляют в десять раз меньше чая, чем англичане или ирландцы, – в этих странах предпочитают кофе.

Энтузиазм Америки в отношении кофе в ущерб чаю часто ошибочно приписывается чайным законам и Бостонскому чаепитию. Конечно, британский чай пал жертвой Войны за независимость, что побудило американских колонистов искать местные альтернативы. Употребление «Чая свободы» из листьев вербейника, «Бальзам-чая» из подорожника, листьев смородины и шалфея, несмотря на их неприятный вкус, было для них способом проявления патриотизма. Но как только война закончилась, чай быстро отвоевал свои позиции. Через десять лет после Бостонского чаепития он был гораздо популярнее кофе, самого распространенного напитка середины XIX века. Спрос на кофе вырос после отмены пошлины на импорт в 1832 году. Налог ненадолго вернулся во время Гражданской войны, но был снова отменен в 1872 году. «Америка признала кофе свободным от финансовых обязательств, и рост потребления огромен», – отмечал лондонский иллюстрированный журнал News в том году. Падение популярности чая связывают и с сокращением потока иммигрантов из Великобритании.

История чая отражает размах и как инновационную, так и разрушительную силу Британской империи. Чай был и остается любимым напитком нации, которая в течение столетия или около того была глобальной сверхдержавой. Британская администрация в колониях, солдаты на полях сражений в Европе и в Крыму, рабочие Мидлендса – все пили чай. Историческое влияние Британской империи и ее главного напитка на мировые процессы сохраняется до сих пор.

Индустриальная сила

Индустриализм и консьюмеризм сначала укоренились в Великобритании, но именно в Соединенных Штатах они по-настоящему расцвели благодаря новому подходу к организации промышленного производства. В доиндустриальном обществе продукт от начала и до конца был делом рук ремесленника. Британская промышленная революция разделила производственный процесс на отдельные операции, часть из которых выполняли быстрые и эффективные машины. Американцы пошли дальше, отделив производство деталей от сборки готового изделия. Этот подход, известный как американская система производства, заложил фундамент индустриальной мощи Америки. Первыми его опробовали оружейники, затем производители швейных машин, велосипедов и автомобилей. Вскоре массовое производство и маркетинг потребительских товаров стали неотъемлемой частью американского образа жизни.

Америка XIX века была идеальной средой для этого нового массового потребительства. Благодаря новым станкам и механизмам даже неквалифицированные работники могли производить высококачественный продукт. Отсутствие региональных и классовых предпочтений, присущих европейским странам, позволяло массово выпускать и продавать его повсюду, не адаптируя к местным вкусам. После окончания Гражданской войны в 1865 году национальные железнодорожные и телеграфные сети превратили страну в единый рынок. Вскоре даже англичане стали импортировать американскую технику – верный признак утраты промышленного лидерства. К 1900 году американская экономика обогнала британскую и стала крупнейшей в мире. В XIX веке Америка наращивала свою экономическую мощь в интересах внутреннего потребителя, а в XX веке использовала ее в геополитических целях, сначала решительно вмешавшись в две мировые войны, а затем приняв участие и в третьей, холодной войне с Советским Союзом. Соревнование двух экономических систем, капиталистической и социалистической, закончилось поражением СССР. К концу века, который по праву называют веком Америки, Соединенные Штаты остались единственной сверхдержавой, доминирующей военной и экономической силой в мире, где государства теснее, чем когда-либо прежде, были объединены политическими, торговыми и культурными связями.

Развитие Америки и глобализация сыграли решающую роль в продвижении самого известного в мире бренда. Для сторонников Соединенных Штатов Coca-Cola символизирует экономическую и политическую свободу выбора, потребительскую модель и демократию, американскую мечту; для противников – беспощадный капитализм, гегемонию глобальных корпораций и американизацию, уничтожающую национальные культурные ценности. Подобно истории Британской империи, отразившейся в чашечке чая, путь Америки к мировому господству – это история о кока-коле, коричневом сладком газированном напитке.

Пузыри и успех содовой

Прямой предок Coca-Cola и всех других искусственно газированных безалкогольных напитков был произведен, как ни странно, на пивоварне в Лидсе около 1767 года Джозефом Пристли, английским священнослужителем и ученым. Он жил по соседству с пивоварней и заинтересовался пузырившимся в бродильных чанах газом, известным в то время как «неподвижный воздух». Используя пивоварню в качестве лаборатории, Пристли приступил к исследованию свойств этого загадочного газа. Проводя свечой над поверхностью ферментирующего пива, он заметил, что газ гасит пламя. Дым от свечи, поглощенный газом, стекал по стенкам сосуда, и это означало, что газ был тяжелее воздуха. Быстро переливая воду из одного стакана в другой над поверхностью чана, Пристли получил «чрезвычайно приятную газированную воду». Сего дня мы знаем этот газ как углекислый, а воду – как содовую.

Одной из теорий о свойствах «неподвижного воздуха» в то время была гипотеза, что углекислый газ – антисептик, а значит, и газированный напиток может обладать лечебными свойствами. Подтверждением этой теории был оздоравливаюгций эффект, который оказывали природные минеральные воды, зачастую шипучие. В 1772 году Пристли представил свои выводы Королевскому обществу в Лондоне и опубликовал книгу «Насыщенная вода с неподвижным воздухом». К этому времени он разработал более эффективный способ изготовления газированной воды. Газ, полученный в сосуде путем химической реакции, под давлением поступал в бутылку с водой и растворялся в ней после встряхивания. За открытие медицинского потенциала газа Пристли получил медаль Копли, высшую награду Королевского общества. (Предполагалось, что газированная вода может излечивать цингу в морских путешествиях. Это было до того, как нашли по-настоящему эффективное средство – лимонный сок.)

Сам Пристли не пытался коммерциализировать свое открытие. Предположительно, первым предложил продавать искусственно газированную воду в качестве лекарства в 70-х годах XVIII века химик и аптекарь из Манчестера Томас Генри. Он внимательно следил за усилиями создателей искусственных минеральных вод и был уверен в их пользе для здоровья, особенно при «гнилостных лихорадках, дизентерии, желчных рвотах и т. д.». Используя аппарат собственного изобретения, Генри смог производить до 12 галлонов игристой воды за один цикл. В брошюре, опубликованной в 1781 году, он объяснил, что ее нужно «хранить в бутылках, очень плотно закупоренных и запечатанных». Он также рекомендовал принимать ее вместе с лимонадом – смесью сахара, воды и лимонного сока. Возможно, именно Генри первым продал сладкий, искусственно газированный напиток.

Джозеф Пристли в 1772 году опубликовал книгу, в которой объяснял, как делать содовую воду

В 1790-х годах ученые и предприниматели по всей Европе с разной степенью успеха занимались производством искусственных минеральных вод для продажи. Шведский химик Торберн Бергман посоветовал одному из своих учеников открыть небольшую фабрику, но производство было неэффективным – женщина, занятая розливом, запечатывала

всего три бутылки в час. Успеха добилось предприятие, созданное в Женеве механиком Николасом Полом совместно с финансистом Якобом Швеппом. Метод карбонизации воды, предложенный Николасом Полом, в 1797 году врачи Женевы признали лучшим, и фирма вскоре начала продавать свою бутилированную воду как внутри страны, так и на экспорт. К 1800 году Пол и Швепп разделили компанию и создали конкурирующие фирмы в Британии. Более мягкую газированную воду, лучше соответствующую британскому вкусу, производила компания Schweppe’s. Считалось, что напиток с меньшим количеством пузырьков лучше имитирует природную минеральную воду. На картинке этого периода, высмеивающей напиток конкурентов, пузырьки изображены в виде воздушных шаров.

Некоторые искусственные минеральные воды были приготовлены с использованием бикарбоната натрия, поэтому содовая вода стала общепринятым названием таких напитков. До 1800 года их выписывали строго по показаниям врачи, обладающие патентом на медицинские услуги. Налог на каждую проданную бутылку составлял три пенни. Лондонская реклама 1802 года утверждала, что «щелочная вода с газом, обычно называемая газированной водой, эффективно используется в этой стране в лечебных целях».

Однако наибольшую популярность этот напиток снискал в Америке. Как и в Европе, свойства природных минеральных вод и возможность их имитации вызывали интерес ученых. Философ, физиолог и психиатр из Филадельфии Бенджамин Раш исследовал минеральные воды Пенсильвании ив 1773 году сообщил о своих выводах Американскому философскому обществу. Два знаменитых государственных деятеля, Джеймс Мэдисон и Томас Джефферсон, также проявили интерес к лекарственным свойствам минеральных вод. Источники в Саратога-Спрингс (штат Нью-Йорк) были особенно популярны в то время. Джордж Вашингтон посетил их в 1783 году и в письме к другу описал попытки бутилировать такую воду. «Что отличает эту воду… от всех других… это большое количество фиксированного воздуха, который она содержит… Вода… не может быть ограничена рамками сосуда, чтобы воздух так или иначе не убежал оттуда. Несколько человек рассказали нам, что они пытались закупорить его в бутылки, но они разбились… В единственной бутылке, которая не разбилась, воздух пробился сквозь деревянную пробку и воск, которым она была запечатана».

В США превращению содовой воды из медицинского препарата в коммерческий продукт способствовал Бенджамин Силлиман, профессор химии Йельского университета. В 1805 году он отправился в Европу на поиски книг и аппаратов для своего нового научного отдела и был поражен популярностью бутилированной газированной воды, продаваемой в Лондоне Швеппом и Полом. Вернувшись, он занялся изготовлением содовой воды для своих друзей. «Совершенно невозможно с моим нынешним оборудованием обеспечить всех, кто высказывает пожелание приобрести газированную воду, и я решил начать производство в больших масштабах, как это делается в Лондоне», – писал он деловому партнеру. В 1807 году Силлиман начал продавать бутилированную газированную воду в Нью-Хейвене, штат Коннектикут.

Вскоре у него появились последователи, в частности Джозеф Хокинс из Филадельфии, который изобрел питьевой фонтан для раздачи газированной воды. Хокинс пытался подражать насосным комнатам, построенным над природными источниками в Европе, где минеральную воду разливали непосредственно в стаканы. Согласно описанию его спа-комнаты 1808 года, «минеральная вода… выходит из источника или резервуара, в котором ее готовят под землей, через перпендикулярные деревянные колонны в металлические трубы, и затем в кран наверху, то есть напрямую, без необходимости розлива». Хокинс получил патент на это изобретение в 1809 году. Но идея продажи газированной воды в условиях спа-курорта не прижилась, ее подхватили и успешно реализовали аптекари. К концу 1820-х годов они готовили и продавали содовую воду из питьевых фонтанов, хотя бутилированную воду продолжали импортировать из Европы, а минеральную воду из Саратога-Спрингс продавали в бутылках с 1826 года.

Как и многие другие напитки ранее, газированная вода, начав свой путь к потребителю как лекарственное средство, в итоге стала широко использоваться в качестве освежающего напитка, некоторую респектабельность которому придавало его «медицинское прошлое». Еще в 1809 году одна американская книга по химии отмечала, что «газированная вода очень освежает, особенно на жаре, и для большинства людей… эффективна также как средство от усталости». Кроме того, газированную воду можно было использовать для изготовления игристого лимонада, почти наверняка первого современного газированного напитка. К началу XIX века ее также начали смешивать с вином по обе стороны Атлантики. Один английский наблюдатель отмечал, что «при смешивании с вином обнаруживается, что нужно гораздо меньше вина для удовлетворения желудка и нёба». Сегодня мы называем этот коктейль «Венецианский спритц». Но с 1830-х годов, особенно в Соединенных Штатах, содовую воду ароматизировали специально приготовленными сиропами.

В 1830 году американский медицинский журнал отмечал, что такие сиропы «применяются для ароматизации напитков и широко используются в качестве благодарных добавок к углекислоте». Изначально сиропы готовили вручную из клубники, малины, ананасов или сарсапариллы. На питьевых фонтанах устанавливали специальные дозаторы. Кубики льда добавляли для охлаждения как газированной воды, так и сиропов. К 1870-м годам производство содовых фонтанов, которые к этому времени заметно увеличились в размерах, было поставлено на поток. В 1876 году на Всемирной выставке в Филадельфии Джеймс Тафте, промышленник из Бостона, продемонстрировал свой арктический содовый фонтан. Это сооружение высотой 30 футов, украшенное мрамором, серебряной фурнитурой и горшечными растениями, разместили в специально спроектированном для него здании. Фонтан обслуживали официанты в безукоризненной униформе. Благодаря изобретательной и яркой презентации компания Тафтса Soda Fountain получила множество заказов.

Промышленное производство содовой воды развивалось и благодаря таким бизнесменам, как Джон Мэтьюз, перебравшийся в Нью-Йорк ветеран британской торговли содовой водой. Первоначально он сосредоточился на изготовлении и продаже собственной газированной воды, а затем на продаже содовых фонтанов, но его сын (тоже Джон), присоединившийся к проекту, стал развивать новое направление. Мэтьюз-младший разработал специализированную технику для автоматизации всех этапов производства содовой воды, от карбонизации до мытья бутылок, и начал продавать эту технологию другим фирмам. К 1877 году компания собрала более сотни патентов и продала более 20 тысяч машин. Его каталог предлагал «полный комплекс оборудования для производства и розлива газированной воды, имбирного эля и т. д., включая пробки» по цене 1146,45 доллара США. Это предложение включало само устройство и сырье для производства газа, два фонтана для карбонизации воды, разливочную машину, пятьдесят ящиков бутылок, ароматизаторы и красители. Изобретения Мэтьюза получили множество наград на международных выставках.

Газированная вода, производимая в промышленных масштабах, казалось, олицетворяла саму суть Америки. В статье, опубликованной в 1891 году в еженедельнике Харпера, Мэри Гей Хамфрис заметила, что «важнейшее достоинство содовой воды и всего того, что ей сопутствует и делает ее национальным напитком, – это ее демократизм. Миллионер может пить шампанское, а бедный человек – пиво, но они оба пьют содовую воду». Ее предположение о том, что газированная вода стала национальным напитком Америки, однако, только часть правды. В то время появился поистине национальный напиток, только наполовину состоящий из газированной воды.

Миф о создании кока-колы

В мае 1886 года Джон Пембертон, фармацевт из Атланты, штат Джорджия, пытаясь создать лекарство от головной боли, смешал несколько жидких ингредиентов с газированной водой и доставил свое изобретение в ближайшую аптеку. Так был создан сладкий, шипучий и бодрящий напиток Coca-Cola, который в конечном счете завоевал весь мир. Такова легенда, однако реальная история сложнее.

Согласно официальной версии компании Coca-Cola, фармацевт Пембертон случайно соединил удачные ингредиенты, а на самом деле он был одним из многочисленных шарлатанов-производителей патентованных лекарств, очень популярных в Америке в конце XIX века. Эти таблетки, бальзамы, сиропы, кремы и масла, иногда безвредные, иногда содержавшие большое количество алкоголя, кофеина, опиума или морфина, продавались через рекламные объявления в газетах. Их производство превратилось в гигантскую отрасль после Гражданской войны, так как именно ветераны были основными потребителями этой продукции. Причиной ее популярности было общее недоверие к обычным лекарствам, дорогим и зачастую неэффективным. Патентованные лекарства предлагали заманчивую альтернативу. Утверждалось, что их производят на основе экзотических ингредиентов или по рецептам коренных американцев: «Таблетки Paw-Paw от Munson для очистки вашей печени», «Индейские корни от доктора Морса» и т. д.

«Эликсир жизни от доктора Кидда», например, рекламировался как средство от «всех известных болезней… Хромые выбрасывают костыли и ходят после двух или трех приемов нашего средства. Ревматизм, невралгия, болезни желудка, сердца, печени, почек, крови и кожи исчезают как по волшебству». У газет, печатавших эти рекламные объявления, не возникало вопросов к изготовителям таких «лекарств». Доходы от рекламы позволяли газетной индустрии быстро расширяться: патентованные лекарства в конце XIX века занимали больше рекламного места в газетах, чем любой другой продукт. Создатели «масла святого Джейкоба», которое, как говорили, снимало «боль в мышцах», заплатили за рекламу в 1881 году 5 тысяч долларов, а к 1895 году уже тратили более миллиона долларов в год.

Бизнес патентной медицины одним из первых оценил важность товарных знаков, логотипов, слоганов и рекламных щитов. Поскольку производство «лекарств» обходилось дешево, можно было не экономить на маркетинге. Хотя из-за присутствия на рынке множества конкурирующих продуктов только 2 процента из них были прибыльными. Но те, что преуспели, сделали своих изобретателей сказочно богатыми. Одной из самых раскрученных была растительная добавка Лидии Пинкхэм. Считалось, что это «лекарство от всех болезненных жалоб и слабостей, столь распространенных среди нашего лучшего женского населения… Она устраняет слабость, метеоризм и тягу к стимуляторам». Клиентам предлагали писать в медицинскую лабораторию Пинкхэм даже после ее смерти в 1883 году. В ответ им присылали рекламные буклеты с рекомендацией увеличить дозу препарата. Исследования, проведенные в начале XX века, доказали, что эта добавка на 15–20 процентов состоит из спирта. По иронии судьбы, среди самых преданных клиентов были женщины-активистки противоалкогольного движения.

Патентованные лекарства Пембертона время от времени приносили солидный доход, но в 1870-х годах у него началась черная полоса. В 1872 году его объявили банкротом, затем два пожара уничтожили все запасы медикаментов. Но он продолжал работу, и наконец в 1884 году его попытки встать на ноги увенчались успехом благодаря популярности коки, нового ингредиента патентной медицины.

Стимулирующий эффект листьев коки был издревле известен населению Южной Америки. Коку называли «божественным растением инков». При жевании листья выделяли алкалоидный препарат кокаин, в небольших дозах действовавший подобно кофеину. Он тонизировал, обострял внимание и подавлял аппетит, помогая совершать длительные переходы в Андах. Кокаин, выделенный из листьев коки в 1855 году, стал предметом научного интереса западных ученых и врачей, которые видели в нем альтернативу опиуму в борьбе с опиумной наркоманией. (Они не знали, что кокаин тоже вызывает привыкание.) Пембертон внимательно следил за дискуссией в медицинских журналах, а к 1880-м годам он и другие производители патентованных медицинских средств включили коку в состав своих таблеток, эликсиров и мазей.

Вклад Пембертона в эту развивающуюся отрасль – напиток French Wine Соса. Вино с кокой, как следует из названия. Фактически это была лишь одна из многочисленных версий популярного патентованного лекарства «Вино Мариани», сделанного из французского вина, в котором листья коки настаивались полгода. «Вино Мариани» пользовалось огромным спросом в Европе и Соединенных Штатах благодаря высокому содержанию кокаина и маркетинговому мастерству его создателя, корсиканца Анджело Мариани. Письма с одобрительными отзывами об этом напитке от местных жителей и глав государств, в том числе трех пап, двух американских президентов, королевы Виктории и изобретателя Томаса Эдисона, были опубликованы в 13-томном издании.