Видящий. Лестница в небо Федорочев Алексей

— Ладно, поговорю.

Рогов отзванивается на наш незасвеченный номер (блин, теперь точно засвеченный!) совсем поздно ночью, корда Олег и Алексей, наотрез отказавшиеся покидать сегодня базу, разошлись по закрепленным за ними спальням. Разговор с капитаном в принципе, опять укладывается всего в несколько фраз:

— Там немного, но Боку передал. Помощь нужна?

— Пока нет, разбираемся.

— Имей в виду: они у нас на заметке, так что если что узнаешь, взаимозачетом пойдет.

— Понял, спасибо. За мной не заржавеет!

— Моя командировка пока отменяется, но если что — звони!

— Спасибо. Привет Игорю!

— Твоим тоже не хворать!

Досье на «Фаворит» привозит Бронислав Костин, который в последующие дни успешно срабатывается с Русланом. Вырвавшись из-под отцовского диктата, Броненосец все больше радует меня и родичей своей интуицией и хваткой, а на пару с Францевым они составляют изумительный тандем, так что первые результаты не заставляют себя ждать. Правда, я, едва узнав об одном из учредителей «Фаворита» — господине Гордееве Александре Федоровиче, а также месте прописки данного агентства — Коломне, уже успел сделать собственные предположения о заказчике слежки, но может статься, что я пытаюсь подогнать факты под версию.

Но профессионалы приходят к тем же выводам. По итогам почти недели работы в офисе «Кистеня» собирается совещание.

— Потемкины! Причем оба раза, — докладывает Францев, устроившись за гостевым столом в кабинете Земели, который мы перед этим несколько раз проверили каждый собственными методами.

— В смысле, «оба раза»? — не совсем въезжаю я в сказанное.

— «Фаворит» — это потемкинская конторка. Не напрямую — там связь со стороны жены наследника, Елизаветы Михайловны, в девичестве — Гордеевой. Заправляет всем ее троюродный брат Александр. Не бог весть какая родня, но заказы Потемкины им время от времени подкидывают. Со стороны посмотришь — так создается ощущение, что фирмочка на ладан дышит и только из милости существует, но мои московские источники информации в один голос утверждают, что все далеко не так просто. И суммы порой через их счет перекачиваются немалые, которые их официальной деятельностью никак не объяснить.

— Шантаж? Криминал? — делает предположения Шаман.

— А черт его знает! — признается в неведении Францев. — У налоговой к ним претензий нет, значит, какое-то прикрытие имеется, но два моих источника не сговариваясь предполагают второе дно.

— Ладно, услышали. Что-то еще есть?

— Есть, как не быть! Слава тут выдвинул идею, и мы нашли хозяев второго жучка. И это, как ни смешно, но опять-таки Потемкины! В связи с чем назревает вопрос — а Потемкин ли заказчик «Фаворита»?

— Стон-стоп-стоп! Не так быстро! Я что-то мысль упустил…

— Бронислав?.. — переводит стрелки на напарника Руслан.

— Я, Егор Николаевич, тут подумал — единственное удобное место для наблюдения и прослушки фаворитовская машина заняла, а ведь этим, которые дорогой жучок поставили, тоже надо как-то информацию с него снимать…

— И? Не томи!

— Радиус действия у передатчика не такой уж большой, а магнитофон где попало не разместишь — нужно сухое отапливаемое помещение, электричество, потому что на бусинах я такую технику как-то не могу представить… Свободный доступ, чтобы кассеты менять. На нашей собственной базе такое никак не устроить — на обжитых площадях все время кто-то толчется, а на пустых — прятать негде. Да и посторонних никто теперь на территорию просто так не пустит. Подозрительных машин или лодок поблизости не крутится, кроме фаворитовской, конечно. Вот я и пробежался по соседям. Савелий Михайлович очень помог — свел меня с соседским сторожем, а тот и поделился за бутылкой, что у Замориных кто-то помещения негласно арендует под склад. И что интересно: как загрузили туда в сентябре товар, так он и лежит без движения уже почти два месяца. А хозяева регулярно проверять свое имущество приезжают.

— Ну не скажу, чтоб так уж подозрительно, но ты же что-то еще нарыл?

— Тут важнее, что они самому сторожу подозрительными показались. Тот даже не мог внятно объяснить, чем они ему не нравятся, но… В общем, что рассказывать: наведались мы туда ночью через общий забор, пошарились, нашли магнитофон, разместили у входа скрытую камеру… И вот! — На столе передо мною веером раскладываются снимки неизвестного мужчины, отпирающего неприметную обшарпанную дверь.

— Кто это?

— Максим Куницын, не последний человек в потемкинской СБ. Тот самый, что за наличку арендует у ваших соседей помещения якобы для склада, — дает пояснения уже Руслан, — сталкивался с ним пару раз раньше по работе.

— А что хранят?

— Сильно мы там не рылись, так — поверхностно осмотрелись. Судя по маркировкам и таре — обычные армейские консервы. Мы, конечно, вскрыли выборочно пару ящиков — стандартный тушняк. Ехать в нашу даль, чтоб спрятать сотню ящиков тушенки, а потом еще и контролировать раз в несколько дней — нет никакого смысла, так что груз — просто прикрытие для доступа к магнитофону.

— Не наследили?

— Обижаете! — даже возмутился Руслан. — Не волнуйтесь, шеф, не в первый раз!

— Ладно, верю. Отличная работа! Оба молодцы! — Понятно, что словами я не ограничусь, обоим сотрудникам светит премия, но и просто похвалить не лишне.

— Егор Николаевич, вы уж простите за вопрос, но… вас с Потемкиными что связывает?

Н-да… Судя по легкой хитринке во взгляде, если до недавнего времени Францев и не знал о моем происхождении, то, видимо, за прошедшие пять дней ликвидировал этот пробел. Но все равно вопрос задает обтекаемо, давая мне самому возможность решить, стоит ли отвечать при всех. А вот Бронислав явно не в курсе. И это однозначно идет в плюс Руслану. Умение держать язык за зубами я всегда ценил в людях.

— При нашем внешнем сходстве — это даже и не особый секрет. Я внебрачный сын Павла Потемкина, — поясняю для Костина. — Правда, узнал об этом меньше года назад. Судя по всему, они узнали обо мне тоже не так давно, отсюда и осторожный сбор информации. Но лично мы до сих пор не знакомы.

— Тогда даже и не знаю, что посоветовать. «Фаворит» в схему не укладывается, они явно действуют независимо от клановой СБ. И если отбросить все фантастические версии, то получается, что инициатива здесь от княгини исходит. А вот ей вас любить не за что. Не знаю, каким образом она о вашем существовании узнала…

— Это вообще легко: недавно познакомился с сестрицей Ангелиной — в одной гимназии учимся. Как раз по времени близко получается. Странно, конечно, что она с этим вопросом к матери пошла, вроде не маленькая, должна была уже сообразить… Хотя кто эту женскую логику поймет?..

— Так ведь ей лет тринадцать, поди?

— Четырнадцать, младше у нас не учатся. Да в общем-то все равно уже. Другое дело, что Елизавете Михайловне действительно любить меня не за что. Хотя и ненавидеть причин не вижу: я до их свадьбы родился, так что это даже не измена, в общем-то. Ошибка молодости, так сказать…

— Так-то оно так, но поручаться за это я бы не стал. К тому же есть душок от этого «Фаворита». Так, черт побери, и не могу вспомнить, кто же мне про них говорил!.. Но они точно в чем-то замазаны были, только доказать тогда не удалось…

— Человек, который досье на них передал, тоже говорил, что они где-то засветились. Видимо, не сильно, поскольку в разработку их не взяли, но черная метка на их деле стоит, — соглашаюсь я с Русланом. — Повспоминай еще: может, это и важно в конце концов окажется.

— Постараюсь, Егор Николаевич. Вот список их машин, а здесь по людям информация, — протягивает он мне заготовленную папку.

— На словах что-то есть еще добавить?

— Нет; и рад бы, но больше заострить внимание не на чем.

— Хорошо. Работайте дальше. До четвертого их не трогаем, а дальше посмотрим.

— А почему именно до четвертого?

— Пойдем с Борисом на большой прием у Задунайских, — удивление двух сыщиков служит мне наградой. Мероприятие далеко не рядовое, круг приглашенных весьма ограничен, так что отметиться там — это показатель, — велика вероятность, что там с кем-нибудь из высокой родни пересекусь. Это летом мне удавалось как-то на глаза им не попадаться, пока они про меня ничего не знали, а теперь… не знаю… Я их логику вообще не представляю, так что подожду пока.

— Да, это может как-то повлиять… — задумчиво произносит Руслан. — Не сочтите за наглость, но если вы с ними познакомитесь — сообщите, пожалуйста. Это может наружку на какие-нибудь не нужные нам действия подстегнуть.

— Договорились. Подробностей не обещаю, но о факте знакомства-незнакомства скажу.

Разобравшись еще и с финансовыми вопросами, отпускаю сыщиков работать дальше. Слежка, как оказалось, — весьма затратное занятие. А уж слежка за профессионалами — и того дороже. Сбор информации тоже стоил денег, так что контрмероприятия по поводу интереса Потемкиных влетали мне в ощутимую копеечку.

— Ну что, закругляемся на сегодня?

— Погоди, при Славе и Руслане не хотел, — останавливает меня Олег. Шаман, Земеля и Черный при докладе присутствовали, но в разговор не вмешивались, пара реплик от Шамана — не в счет. Из-за того, что ситуация больше всего касалась меня и моих личных секретов, все предпочитали при посторонних помалкивать, предоставляя мне самому право определять, нужно ли что-то дополнительно знать подчиненным. — Мы тут с Лехой кое-какой информацией случайно разжились, похоже, тебе в тему будет. Леха! — передал он слово товарищу.

— Угу! Точно, в тему! — подтвердил второй пилот. — Этот эксплуататор, — на этом месте Шаман ткнул в сторону Земели пальцем, — с чего-то вдруг озаботился завещанием. Ты его проверь на всякий случай: может, заболел, не дай бог. — Услышав последнюю фразу, Земеля с опасным прищуром проходится взглядом по другу. — Ладно, проверку отложим! — идет на попятный Шаман. — Караван мы утром проводили, так что до обеда дел не было, пошли к ближайшему стряпчему. С одной стороны, сглупили — надо было контору попроще найти, не те у нас капиталы, чтоб по полтыщи за бумажку отдавать, но с другой — на редкость удачно зашли. Поскольку ввалились мы без звонка или записи, то все юристы в конторе были заняты, а нас отправили на предварительную консультацию к какому-то дедку. Нам скрывать друг от друга нечего, так, вдвоем, к нему и заявились. Он нам пытался про тайну исповеди втереть, но ты нас знаешь!

— Знаю! — со смехом соглашаюсь, потому что представляю, какое впечатление эти два бугая произвели на бедного консультанта.

— Дедок сначала поломался, а потом оказалось, что родом он из Харбина, языками зацепились, за жизнь поговорили, заодно он нам целую лекцию по наследственному праву и прочитал. И в качестве одного примера привел Потемкиных. Никакой тайны в этом нет, твои предки даже в вузовском учебнике расписаны.

— Мы, кстати, этот учебник потом купили, почитаешь, — вносит дополнение Земеля.

— Да, купили, но там заумно, а дедуля нам очень доходчиво все рассказал. Потемкины — чуть ли не единственный род в империи, где наследование исключительно по мужской линии идет. И ни главой, ни регентом, ни опекуном при несовершеннолетнем ребенке женщина стать не может. Женщинам там вообще ничего не светит кроме приданого, и его размер жестко лимитирован. Вроде как основателя жена бросила, с проезжим гусаром сбежала, вот он это основополагающим законом для рода и сделал. Темная на самом деле история… Все-все, не отвлекаюсь! — напоровшись на строгий взгляд Олега, Алексей сворачивает экскурс в седую историю моего рода и возвращается к теме: — Наследование идет по прямой: от отца к сыну, правда, необязательно к старшему — было несколько раз, что младших в обход старших наследниками назначали. А вот с регентами интереснее: назначается ближайший одаренный родственник со стороны Потемкиных.

— И что тут интересного для меня? Там вроде бы с мужчинами все в порядке. Не Павел, так братья его…

— Слушай дальше. Помрет или уйдет на покой Александр Павлович, а он уже далеко не молод, за семьдесят точно есть — главой станет Павел Александрович, твой отец…

— На здоровье! Это все знают!

— Не перебивай! Представь, что потом внезапно помрет Павел; кто станет главой?

— Если женщинам ничего не светит, то Михаил с каким-нибудь дядькой в регентах или дедом, если тот жив будет.

— А вот хрен! Учите степени родства, юноша! Я же сказал: регентом становится ближайший родственник!

— Ну не я же!!!

— В том-то и дело, что если они тебя признают и ты вовремя заявишь свои права, то можешь оказаться именно ты! Нигде не написано, что этот самый родственник должен быть законнорожденным и носить фамилию Потемкиных! — вмешивается Олег в кривляния Алексея, а потом поясняет для непонятливых: — По закону брат, пусть и только по отцу, считается ближе, чем дядя или дед.

— Наверное, то, что законнорожденный, подразумевается по умолчанию?! — пытаюсь возразить.

— Нет. Там дословно — ближайший совершеннолетний одаренный родственник мужского пола! Всё! Юридически ты теперь совершеннолетний. В те времена, кстати, совершеннолетие тоже в шестнадцать наступало, так что вообще не придерешься. Других сыновей, кроме Михаила и тебя, насколько известно, у Павла нет. Про уровень твоего дара я вообще молчу. Единственное, чего тебе не хватает при таком варианте, — это подтвержденного отцовства князя.

Новость оказалась… непонятной. И с ходу в голове не укладывалась. По крайней мере однозначно свое отношение сформулировать я не мог.

— И что, вам прямо так и выдали всю эту информацию? Между делом и мимоходом?! — наконец отмираю от раздумий.

— Будешь смеяться, но так и было. Дедок этот — профессор гражданского права, всю жизнь в университете преподавал, сейчас уже на пенсии. Контору его сын открыл, вот он там иногда и подвизается, — пояснил Алексей. — А речь об этом зашла, когда обсуждали пункт о детях. Про наших гипотетических детей вам неинтересно будет, а вот у Потемкиных в середине девятнадцатого века был прецедент, когда император утвердил регентом и временным главой родового союза Потемкиных байстрюка от крепостной девки в обход братьев бывшего главы, ссылаясь именно на этот пункт родовой грамоты. Тот, конечно, не сам по себе был, за ним другие люди стояли, но факт есть факт: двенадцать лет, пока наследнику не стукнуло восемнадцать, сын мельничихи управлял кланом. Хреново управлял, потому что самого его никто к такому не готовил, он даже не особо грамотный был, зато хватило ума сжить со свету большую часть семьи, что могла ему помешать. На юридическом этот случай приводят как пример неправильно составленного родового устава.

— И что, никто этот пункт с тех пор так и не поправил?

— Есть большая вероятность, что нет.

Еще раз зависаю, но в голове один мат. Только сейчас доходит, что кое-кто может строить планы с учетом этого фактора!

— Охренеть! Выпиливать Потемкиных когда пойдем? — неудачно шучу я, пытаясь сбросить напряжение. Неудачно, потому что никто не смеется, а вопрос воспринимают как отмашку на обсуждение программы действий.

— Нужно, чтоб тебя признали: послезавтра надо будет произвести на Потемкиных хорошее впечатление… — осторожно начинает Борис.

— Старшего валить сразу нельзя, хорошо бы, чтоб он тоже тебя признал… — задумчиво продолжает Шаман. — Затягивать тоже не стоит. Работай под сердечный приступ. Надо будет найти тела, чтоб потренироваться. Это мы с Олегом обеспечим! — кивает он в сторону Земели.

— Не вопрос! Мишке сколько? — подхватывает Земеля.

— Какому Мишке? — в полном отпаде спрашиваю я, пытаясь понять, пора уже просыпаться или нет.

— Брату твоему, — уточняет Земеля.

— Ему двенадцать под Новый год исполнится, — вместо меня отвечает Борис.

— Шесть лет до совершеннолетия?.. Хуже, конечно, чем двенадцать у того бастарда, но тоже срок. Нам хватит.

Честное слово, если б у них разом выросли рога и копыта, я бы меньше был удивлен, чем сейчас. Впрочем, какое там «удивлен» — я тихо охреневал! Тихо, потому что слов не находил, а то бы охреневал громко. Вдоволь налюбовавшись ошарашенным выражением моего лица, эти… эти нехорошие люди… начинают ржать.

— Повелся! — От хохота Шаман стукается затылком об стену. — Он точно повелся!

Земеля в ответ кивает, стукнув кулаком о кулак Алексея. Борька прячет лицо в ладонях и просто тихо трясется.

— Вы!..

— Мы, мы!

Облегчение настолько велико, что я тоже начинаю смеяться. Розыгрыш получился шикарный, подловили черти круто. Отпускает нас только через несколько минут, в течение которых мы безуспешно пытаемся успокоиться.

— Посмеялись и хватит. — Шаман отдышался, как после забега, давя довольную улыбку.

— Круто вы меня разыграли! Еще и учебник приплели, я ведь поверил!

— Егор! Про учебник мы не шутили! — абсолютно серьезно говорит Олег, заставляя меня вновь зайтись в смехе.

— Не-э-эт! Второй раз не поймаете!

— Егор! Еще раз говорю: мы только насчет выпиливания пошутили, все остальное — чистая правда! На, сам почитай! — Земеля достает из ящика стола книгу и открывает заложенную страницу, где действительно описывается рассказанный случай. По мере чтения желание смеяться у меня пропадает начисто. Пробежав текст по диагонали, откладываю увесистый том — позже изучу внимательно. В свете полученной информации переосмыслить придется многое.

— Все это к чему было: «Фаворит», если он работает на княгиню, опасен! Твое возможное признание, пока Михаил не вырос, его матери невыгодно.

— Да уж… Вы всерьез думаете, что такой сценарий возможен?

— Если смотреть трезво — они сто раз с тех пор пересмотреть устав рода должны были. Только кто ж нам даст его почитать! Но вот дедок-юрист почему-то уверен, что ничего не меняли.

— Устав так просто не пересмотришь, — вмешивается Борис, — я покопаюсь потом в нужной литературе, чтобы точнее сказать, но там обычно кучу условий требуется выполнить.

— Вроде чего?

— Самое очевидное — разрешение императора. Согласие основных союзников может потребоваться. Хорошо бы узнать, что за профессор с вами разговаривал: может, частным образом консультацию получить? Тогда и рыться в архивах не понадобится.

— Сомов Аркадий Эммануилович. Вот, визитку мы прихватили. — Алексей вытаскивает из визитницы прямоугольную картонку с данными дедка и через стол отправляет ее к Борису. — Хорошая идея, кстати, с консультацией! Предлагаю так и сделать. А его воспоминания потом подправить, на всякий случай.

— Не выйдет, — огорчаю я пилота, — мой предел — пятнадцать минут, которые просто стираются из памяти.

— Тоже вариант. Но тут тебе самому виднее, как это провернуть.

— Хорошо, подумаю.

— У меня еще тут мысль появилась, — добавляет Олег, — место, где разместились эти фавориты, мы теперь знаем. Как насчет того, чтобы им в ответ самим пару жучков посадить?

— А кто слушать их сутками напролет будет?

— Можно инвалида какого-нибудь нанять. Вон у майора Окунева, которого ты сманил, отец в коляске уже много лет сидит, чем не вариант? И мы в курсе, и человек при деле.

— Если только так…

— А чего нет-то? Мне почему-то кажется, что если вы послезавтра на приеме столкнетесь, то много чего интересного всплыть может.

— Ладно, согласен. Только тогда надо быстро это провернуть, у нас, по сути, один завтрашний день и остается на все.

— Принято. С утра займусь. Теперь вроде все?

Мы с Борисом уезжаем домой изрядно озадаченными. Получив титул (кажется — так давно, а на самом деле и полгода не прошло), я твердо знал, что это — мой потолок, все надежды на дальнейшее возвышение связывал с государственной службой. У меня уже и хороший план был, и родичи озадачены. Получилось же в свое время у Милославского вылезти на самый верх, почему бы и мне похожий финт не провернуть?

Теоретически была еще возможность заключить брак с какой-нибудь клановой, как это собирается сделать Митька, но у него и обстоятельства другие — он графский титул деда унаследует, и с происхождением у него все в порядке, в отличие от меня. Да и мысль жениться на той же Машке не вызывала у меня восторга. Чтобы такой мезальянс пошел моей репутации не в минус, а в плюс — одного статуса друга семьи будет мало. Придется либо опять же добиться каких-то должностей или капиталов, что я и так собирался делать, либо заставить Марию влюбиться в меня без памяти, чтобы уже она эту идею родне продавила. При полном отсутствии у меня даже подобия романтических чувств к мелкой последний вариант вызывал исключительно отвращение.

А вот теперь получается, что есть еще и зыбкий третий шанс. Зато разом — из пешки в ферзи. Уж не это ли собирались или до сих пор собираются провернуть церковники? Информация хоть и общедоступная, но сейчас, по прошествии почти двухсот лет с момента последнего инцидента, воспринимается скорее как исторический курьез, чем реальное положение вещей. И никому кроме узких специалистов и в голову не может прийти, что такой финт до сих пор возможен. Я бы, по крайней мере, на месте того чудом выжившего при сводном братце наследника первым делом из родового устава постарался бы этот пункт выкинуть или исправить. Но раз и Борька, и этот болтливый профессор-консультант считают, что родовой устав до сих пор мог сохраниться в прежнем виде — причин не верить им у меня нет.

Потемкины тоже не дураки и о такой опасности хорошо знают. Но в том-то и дело, что, если верить Григорию, им зачем-то нужен видящий.

А еще не стоит забывать, что четырнадцати братьев у меня уже нет. Не факт, что всех Гордеевы упокоили, те же помершие от болезней младенцы на роль регента не годились, так как родились той же зимой, что и Миша, но вот те, что постарше, положению наследника и Елизаветы Михайловны теоретически могли угрожать. По крайней мере, дамочка эта у меня теперь под первым номером в списке кандидатов на заказчика.

Подстава так подстава…

Четвертое ноября — так и не принятый мною в прошлой жизни праздник. Вот седьмое ноября — это я понимал: в раннем детстве пройтись с колонной маминого завода или даже проехаться верхом на шее у какого-нибудь ее коллеги, помахать шариками и флажками, поорать «Ура!» под неразборчивую, но торжественную речь из динамиков, выклянчить и слопать обалденно вкусный бутерброд, припасенный на закусь слесарями, прячущими водку в бездонных карманах… Потом, в старших классах, мы с парнями сами воровато распивали портвейн, шкерясь от бдительного ока классухи за спинами одноклассников, демонстрируя солидарность с кем-то там… Эх, ностальжи… Дальше, понятно, приелось, в училище и армии с их неизменными муштрой и обязаловкой, я этот праздник вообще почти возненавидеть успел, но все равно отмечал, отдавая скорее дань памяти детству и юности, когда и сахар был слаще и водка забористей. А четвертое ноября… не сложилось у меня с ним. Но это так, лирика. Отмечать несостоявшуюся революцию здесь некому, а о предполагаемой дате освобождения Москвы от поляков помнят разве что историки, просто совпало с этим воскресеньем.

Особняк Задунайских блистал. Я, конечно, и не думал увидеть здесь заныканные по углам трупы, но, видимо, подсознательно все-таки ожидал чего-то такого, потому что в холле поймал себя на внимательном осмотре стен и пола в поисках следов стычки. К чести ремонтников — не нашел. Борис тоже с любопытством вглядывался в интерьер, и я почему-то уверен, что с теми же мыслями.

Верхнюю одежду унес незнакомый прислужник. Заминка вышла только с Бориными перчатками: поняв, что снимать их мой приятель не собирается, лакей впервые выдал тень чувств на невозмутимом до этого лице. Номерочков нам не дали, но судя по отсутствию какой-либо реакции у Черного, так и должно быть. Провожая взглядом собственное пальто, решал в уме задачу: как вновь нанятая прислуга при таком наплыве гостей умудряется запомнить, кто и что сдавал, чтобы вернуть по окончании приема? Впрочем, как-то должны, не мои проблемы.

На входе в зал высказали встречающим хозяевам положенные в таких случаях дежурные поздравления, княжеское семейство успешно сделало вид, что лишь наших слов им и не хватало для полного счастья — и, довольные друг другом, мы разошлись в разные стороны. Точнее, это мы пошли, а Задунайские остались стоять на месте, приветствуя идущих следом. Гостям нашего ранга предписывалось прибывать точно в указанное время, так что в особняке мы оказались одними из первых.

Понаблюдали за парадом тщеславия, осторожно комментируя некоторые вычурные наряды, поприветствовали редких знакомых. Обнаружившийся в зале профессор информатики Колесников даже попенял мне, что я так и не зашел к нему на обещанный чай с интеллектуальной беседой. Пришлось каяться и торжественно обещать, что больше так не буду. Засвидетельствовал свое почтение и одиноко поедающему бутерброд Милославскому, прибывшему даже раньше нас. Хотел было последовать его примеру и цапнуть что-нибудь со стола, но Борька гневно шикнул, пришлось терпеть — до прибытия императора нарушать дизайн угощений было моветоном. Это Тихон Сергеевич всегда мог отговориться заботой о боссе: дескать, жертвуя собой, проверял на отраву, а вот у нас никаких объективных причин отступать от регламента не было. Так примерно час и прослонялись по залу, изредка вступая в необязательные разговоры с разными людьми.

Константин Второй изволил прибыть не в сопровождении супруги, которой, по слухам, нездоровилось из-за новой беременности, а с какой-то родственницей.

— Аврора… — понеслись шепотки по залу. Я закрутил головой в поисках символа революции, но оказалось, что так зовут спутницу императора.

Да… Крейсер уже не тот…

Мой всезнающий вассал шепотом просветил меня, что это — двоюродная сестра его величества, которая успела сходить замуж за границу, успешно там овдовела, прибрав немаленькое состояние мужа, а теперь вернулась в отчий дом на попечение царственного кузена.

— А чего все шипят?.. — еле слышно, не размыкая губ, спросил я у Бориса.

— Ожидали с императрицей… — таким же макаром ответил приятель.

Дальше пошли приветственные и поздравительные речи, которым пришлось верноподданнически внимать и аплодировать. А потом наконец-то стало можно веселиться и есть.

В четырех больших разноуровневых помещениях гостям предлагали всевозможные развлечения: в ВИП-зале играл негромкую музыку популярный ансамбль, а высокие гости играли в карты и общались. Не скажу, что сидели как приклеенные, время от времени то одни, то другие или даже целые компании выбирались «в народ», но в основном кучковались в своей резервации. Не попавшим в этот список «священных тридцати девяти» дозволялось лишь фланировать по широкому проходу в надежде обратить на себя внимание и получить приглашение за чей-нибудь столик. У некоторых доходило до абсурда: едва выйдя за арку, отделяющую ВИП-зону, тут же разворачивались и топали в обратном направлении, изо всех сил делая вид, что оказались здесь чисто случайно. Для галочки мы с Борисом тоже прошлись вдоль цвета нации и на этом успокоились. В залах попроще можно было послушать и посмотреть выступления артистов, поесть со шведского стола и даже потанцевать. Изнывающих от скуки дамочек было полным-полно, так что мы не теряли времени даром.

— Егор, можно на минутку? — Михаил Задунайский подловил меня в момент дозаправки соком у стойки бара. Несмотря на вентиляцию, с течением времени в зале становилось все жарче, а мы еще активно двигались, так что пить хотелось зверски.

— Конечно, сегодня же ваш день!

Отставив стакан, иду следом за Михаилом, лавируя между группками гостей. Князя увидел в «артистическом» зале беседующим о чем-то с двумя мужчинами, стоящими ко мне спиной. Потакая собственному любопытству, улучшил слух, но из окружающего шума удалось вычленить только обрывки фраз, и то часть скорее додумал, чем расслышал:

Задунайский: «…рано говорить об этом… слишком… разница в возрасте…»

Неизвестный: «…могли бы… познакомить… договоренности?»

Задунайский: «…вернемся к этому разговору… лет».

Неизвестный: «…изменить решение?..»

Задунайский: «…возможность выбора… сама…»

Неизвестный: «…сами вышли… весной… предложением?»

Задунайский: «…введен в заблуждение… речь шла о другом…»

Неизвестный: «…другом?!»

О чем бы ни шли переговоры, но все стороны явно недовольны их ходом. Раздраженные собеседники ищут новые аргументы, но наше появление путает им планы.

— А вот и он, — заметив наше приближение, Кирилл Александрович обращает внимание своих собеседников на меня: — Знакомьтесь господа, наш друг семьи, оказавший, не побоюсь этого слова, неоценимую помощь в нужный момент, Васин Егор Николаевич.

Мужчины оборачиваются и на секунду оба замирают.

А ничего так я буду выглядеть в зрелости… Да и в старости весьма неплохо…

Разглядывая найденных папаню с дедом и слушая хвалебные рекомендации князя, почти физически ощущаю расходящиеся по спирали шепотки.

Аристократы умеют держать лицо, так что если у Кирилла Александровича была цель полюбоваться на их конфуз, то он просчитался.

— Егор, не могли бы вы поделиться с их сиятельствами подробностями кончины Сергея Модестовича? Для меня, признаться, это больная тема — такая утрата! С вашего позволения, я оставлю вас, господа. — Забрав младшего сына, князь удаляется в ВИП-зону, оставив меня на растерзание новоявленным родственничкам.

— Вам действительно интересны сейчас эти подробности, ваше сиятельство? — обращаюсь к деду как старшему из них двоих. — Может, стоит оградить ваших дам от этого?

Оценив внимание, обращенное к нам, а также угрозу в виде приближающейся Елизаветы Михайловны в обществе свекрови, князь Потемкин-старший принимает решение:

— Действительно, не стоит портить дамам праздник. Если не возражаете, то я хотел бы видеть вас у себя завтра после обеда, в удобное для вас время.

— Сочту за честь.

Уходя, вижу удивление на лице бабули и ничем не прикрытую ненависть в глазах жены отца. Раскланиваясь с дамами, спешу скрыться в толпе. Сплетнями мы общество обеспечили надолго.

И «Фаворита» теперь точно стоит опасаться.

Тихая и неконфликтная Полина Зиновьевна с самого момента теперь уже далекой свадьбы отлично справлялась с ролью жены сначала капитана, а потом командира эскадры Балтийского флота, а после неожиданной гибели свекра и старшего брата мужа — с внезапно свалившимися обязанностями супруги главы клана, являя собой образец элегантности, доброжелательности и сдержанного достоинства. И так хорошо удавалась ей эта роль, что даже сам князь иногда забывал, что в свое время женщина приглянулась его родителям отнюдь не поэтому. Сильная светлая с развитой жизнью — вот что было главным критерием при выборе невесты.

В то время для девушек ее круга обычным делом было домашнее образование, редкая могла похвастать дипломом института благородных девиц, так что целенаправленно княгиня медицине не обучалась, но основы целительства знала, хотя никогда и не афишировала этот факт, полагаясь на врачей-профессионалов. Тем больше было удивление ее мужа и сына, когда настроенная на скандал невестка спокойно уснула в каюте яхты, едва они поднялись на борт.

— Я жду объяснений!

Тихая-то тихая, но когда жена говорила таким тоном, даже главе клана иногда приходилось уступать.

— Поля, мы разбираемся!

— Вижу я, как вы разбираетесь! И долго вы собирались скрывать от меня внука?

— Полина! Еще ничего не известно!

— Хорошенькое неизвестно! До меня доходили слухи, но до сих пор я считала, что они несколько преувеличены, а теперь вижу, что даже преуменьшены! Мальчик — вылитый отец! И только глупец будет это оспаривать!

— Тебе ли не знать, что внешность можно подделать! А он, по тем же слухам — сильный светлый!

— Уже и это знаете! Я смотрю, только для нас с Лизой его появление стало неожиданностью?! Что еще о нем известно?

— Очень мало. У парня не биография, а одна сплошная дыра! Более-менее уверенно можно говорить только о последнем годе, дома дам отчет — почитаешь. Если не вдаваться в подробности, то возник как чертик из табакерки этим летом под крылышком Задунайских на Дне империи. Но ты же помнишь, мне в июле из-за жары нездоровилось, большинство приемов мы с тобой тогда пропустили, а с Павлом они умудрились несколько раз разминуться. Но Задунайские явно его раньше знали. Теперь вот учится с Ангелиной в одной гимназии. Только он — в десятом, а она — в восьмом.

— Лина знает?

— Видела, наверное, мельком, но там же столько учеников, а они еще на разных параллелях, так что вряд ли.

— Зря, кстати, так думаете, но с малышкой я сама поговорю, а пока мне интереснее мальчик.

— Меркушев увидел его в сентябре, когда встречал Лину с учебы, и сразу доложил. Слухи, сама понимаешь, до нас тоже дошли, его даже в обществе великой княжны Ольги видели, но после торжеств потеряли. Как теперь знаем, парень из Москвы, туда и возвращался на остаток лета. Вроде бы при Ярцеве-младшем наперсником числится. Аттестаты, по крайней мере, они вместе в Москве получали, есть свидетели. Родовые грамоты тоже примерно в одно время выдавались. Наш из Васильева стал Васиным, а Ярцев — Черным.

Глотнув воды прямо из бутылки, заботливо оставленной на столе в кают-компании вышколенными стюардами яхты, князь продолжил:

— В гимназию тоже поступили вместе, Лев Романович за них обоих хлопотал. Но ничего про более ранний период собрать не удалось. Не особо удивительно, ярцевский щенок гасителем оказался, пока не подрос — прятали, так что если наш при нем состоял, то толком ничего разузнать и не получится.

— Ну а ты что скажешь? Тоже думаешь, что внешность подделана? — обратилась княгиня к задумавшемуся сыну.

— А? — очнулся Павел. — Внешность?.. Вряд ли…

— Ты что-то почувствовал? — оживился отец.

— Я совершенно не представляю, кто его мать, — невпопад ответил наследник.

— Как будто тебе много в то время от женщины надо было! Ты еще скажи, что любую подружку тех времен вспомнить смог бы! — разозлился князь.

Княгиня сердито поглядела на мужа. Период пичканья сына сомнительными препаратами она вспоминать не любила, а особенно не нравился ей побочный эффект от их приема. Но, несмотря ни на что, за судьбой незаконнорожденных внучек она приглядывала, а повальная гибель внуков заставила выплакать немало слез втайне от всех.

— Любую не любую, но за пределы наших земель я тогда редко выбирался, сами же помните! Так что это очень странно. Потому что парень — точно мой сын.

— Точно мы узнаем только послезавтра — анализ сутки готовится! — отрезал князь. — Пока не увижу результаты — это все только предположения!

— Думаешь, согласится? — спросила Полина Зиновьевна.

— Во-первых, с чего бы ему отказываться! А во-вторых, никто и спрашивать не будет! Усыпим, кровь и пробы возьмем — много времени не займет!

— Что-то мне подсказывает, что так просто не получится, — все еще витая в своих мыслях, хмыкнул Павел, — помяни мои слова… Но я настаиваю, чтобы анализ проводили не у нас, а отдали на сторону! Или даже лучше в несколько разных мест. А потом сравнили бы результаты.

— Не доверяешь Деменеву?

— Что-то мы стали забывать, что Деменева нам Лизкин отец сосватал. А чем дальше, тем больше у меня вопросов и к нему, и к Гордеевым появляется…

— Разумно… Лаборатории тогда сам выбери. Но чтоб ни одного нового слуха не появилось!

ГЛАВА 11

Если кто-то думает, что после встречи с родней я гордо удалился в ночь, то сильно ошибается. Мы еще почти час оттанцевали, а после пошли провожать двух достаточно молоденьких женушек офицеров, чьи мужья не смогли присутствовать на приеме из-за службы. Ну как провожать… Предложили их подбросить на катере. Михалыч, понимая момент, шел самым медленным ходом, приставленная к нам кистеневская охрана деликатно удалилась дышать воздухом на палубу, так что две благоустроенные со всеми удобствами каюты были в полном нашем распоряжении, чем мы не преминули воспользоваться к обоюдному удовольствию. Дамочка, положившая глаз на Бориса, была неслабой темной, так что ни за нее, ни за друга я не волновался, правда, по этой же причине в ее опьянение ни капли не поверил, хотя и вмешиваться не стал. В конце концов, ни я, ни Черный не были настолько значимыми персонами, чтобы к нам специально подводили озабоченных красавиц.

Земеля, конечно, попытался потом сделать нам выговор, поскольку битый час не мог связаться по рации ни с одним из нас, но глядя на наши довольные рожи, бросил это бесполезное занятие.

Зато понедельник настроение подпортил: мало того что надо было идти в опостылевшую гимназию, так еще и никаких ожидаемых подвижек с «Фаворитом» не случилось. Те как работали в обычном режиме, так и продолжали, что даже настораживало: Елизавета Михайловна не производила впечатления женщины, способной тихо таить ненависть годами. В связи с отсутствием реакции мы даже усомнились в ранее сделанных выводах, а Руслан с Брониславом умчались рыть землю дальше в поисках заказчика слежки и компромата на агентство. Из уже подслушанных разговоров топтунов личность таинственного клиента «Фаворита» не вырисовывалась, отчитывались шпики непосредственно в головной московский офис, оттуда же получали неизменное указание продолжать. Сложился какой-то замкнутый круг: они следили за мной, мы следили за ними, а ясности не прибавлялось. Еще и Рогов опять звонил, интересовался делами, но в нашей непонятной обстановке я не хотел афишировать связь с ПГБ, так что его командировка в который раз откладывалась, что не прибавляло ни мне, ни ему радости.

Второе, что портило мне настроение, — это глупая, иррациональная обида на Задунайских. Друг семьи, как же! Друзей так не подставляют! Столкнуться с родней я мог сотней способов, тот же князь мог не устраивать представление на потеху публике, а аккуратно вывести их к себе в кабинет и пригласить меня туда же. И то, что он был явно раздражен каким-то разговором с Потемкиными, его не извиняет. Да, я знаю, что между их кланами не все гладко, но я-то тут при чем? Открытым текстом ведь говорил, что не рвусь к ним в родственники.

И третье — это намеченная встреча с дедом и отцом, причем именно в таком порядке — короткого знакомства хватило, чтобы понять, что решение но мне будет принимать исключительно старший, а наследник ему при любом раскладе подчинится. А я до сих пор не определился со своим отношением к этой семейке: по большому счету, мне на них было начхать, но теперь, раз они объявились в моей жизни, требовалось выработать какую-то линию поведения, что мне никак не удавалось сделать. Слишком многое в моей судьбе сходилось на этих людях.

В таком вот раздрае я и тронул кнопку звонка на воротах особняка Потемкиных.

— Благодарю, что откликнулись на мое приглашение. Чай, кофе? — В отличие от Кирилла Александровича, который, принимая меня в кабинете, всегда пересаживался из-за своего монументального стола на диван или кресло гостевого уголка, подчеркивая свое радушие и расположение, Александр Павлович и не подумал покинуть рабочее место, которое к тому же стояло на небольшом возвышении по сравнению с остальной частью кабинета. Мелкий штрих, который много говорил о хозяине дома.

— Кофе; если можно, без сахара.

Пить не собирался, но отказываться было невежливо, все равно что-нибудь да навязали бы, а открыто демонстрировать недоверие — еще и глупо. Князь кивнул слуге, проводившему меня сюда, и пригласил на даже с виду неудобный стул для посетителей.

— Располагайтесь, сейчас все принесут.

Дальше в разговоре повисла пауза, в течение которой Потемкин-старший пристально изучал мою внешность. Ответить ему тем же было неприлично, так что я отвлекся на обстановку. Со слов Григория, от былого могущества Потемкиных остался пшик за мишурой, но надо признать, мишура была качественной. Стол из красного дерева, тронообразное кресло князя, другая мебель в том же торжественно-роскошном стиле. Стеллажи с уральскими самоцветами заставили вспомнить, что Строгановы и Демидовы в истории этого мира так и не поднялись выше невеликих родов, а богатства Урала разрабатывались поколениями Потемкиных, вовремя ухватившихся за эти земли.

Потемкин-наследник появился вместе со слугой, несущим на подносе кофейные принадлежности, когда терпение мое было уже на исходе. В конце концов, я не напрашивался на аудиенцию!

— Добрый день! Я не опоздал?

— Опоздал, — с ворчливыми интонациями произнес пожилой мужчина, — но мы еще не начинали.

— Тогда прошу прощения, что заставил ждать. — Павел Александрович навис надо мной, протягивая ладонь для рукопожатия и лишив возможности подняться со стула. Пришлось проявлять невежливость и отвечать сидя. Импульс жизни, переданный с рукопожатием, растворился в теле без последствий. Продолжая держать меня за кисть, папаня повторил воздействие, но с тем же успехом. Уже интересно.

Прекратив энергично трясти мою руку, Павел сделал вид, что все идет как надо, и перешел за спину деду. Короткий обмен взглядами я засек исключительно благодаря тому, что пристально наблюдал за обоими.

Страницы: «« « ... 1112131415161718 » ... »»