Самый близкий враг Хантер Кара

– Отец тоже там был. Я хотел с ним поговорить, но он ушел.

– То есть ты узнал своего отца. – Я снова сажусь на место. – Ты его помнил, хотя тебе и было всего четыре годика, когда он ушел.

Мальчик отворачивается.

– Я помню, как мы с ним боксировали, когда я был совсем маленьким. В саду. А Ма это не нравилось.

– А разве ты не был слишком мал? Я имею в виду, для бокса?

– Папа говорил, что я должен уметь постоять за себя. Когда пойду в школу. Чтобы надо мной никто не издевался.

– «Он научил меня драться, чтобы меня не одурачили…»

Адвокат как-то странно смотрит на меня.

– Простите. Это слова из песни, – объясняю я. – Весь день вертятся в голове.

По-видимому, адвокат решает, что выиграл несколько очков.

– Я не очень понимаю, к чему вы все это ведете, инспектор.

– Сейчас поймете. Значит, ты, Джимми, смог выяснить, в какой школе учится Дейзи?

– Тоже мне, тайна! Посидел возле пары школ, когда ученики расходились по домам, пока не увидел ее.

– А потом ты вернулся и заговорил с ней. Для нее это, наверное, оказалось настоящим шоком – узнать, что у нее есть сводный брат…

– Не-а. Она уже все знала.

Вот сейчас Нортхэм действительно сбивает меня с ног.

– Ты в этом совершенно уверен? Ее родители не хотели, чтобы она об этом знала. Как же ей удалось это выяснить?

– Не спрашивайте. Я знаю только, что она уже знала мое имя и все такое. Мне показалось, что для нее встретиться со мной было круто. И еще я думаю, что она была рада, что у нее появился секрет от мамы.

– С мамой они жили не очень хорошо. Не знаешь, почему?

Джимми качает головой.

– И что же было дальше? Вы встретились, она явно обрадовалась встрече. Рассказала подружкам, что у нее появился новый друг и что вы встречались еще пару раз, а потом, совершенно неожиданно, заявила подружкам, что больше не хочет говорить об этом. Она разозлена и не говорит почему. Что же, черт побери, случилось?

Джимми опять пожимает плечами.

Я заставляю себя сохранять спокойствие. Это не самая сильная моя черта.

Но на этот раз это полностью окупается. В конце концов.

– Она хотела пойти в цирк на Вулверкот-Коммон, – наконец начинает подросток, – поэтому я попросил Азима отвезти нас туда. Это как раз тогда вы видели нас в машине. Но представление оказалось дерьмовым. Для малышни.

Я знаю, о каком цирке идет речь. Мы были там однажды. Волшебный день, один из лучших в моей жизни. Я помню, как Алекс подняла Джейка, чтобы он мог потереть нос белого пони, переодетого в единорога с витым золотым рогом. После этого много дней сын не мог говорить ни о чем, кроме единорогов. Я даже купил ему книжку про них. Она все еще лежит в его комнате.

Мои воспоминания нарушает голос Куинна:

– В тот уик-энд там же еще и парк с аттракционами работал, да?

– Но ее Ма не позволяла ей ходить в такие места. – Джейми кивает. – Дейзи даже воздушную вату никогда до этого не видела. Не знала, что ее надо есть.

Неожиданно перед глазами у меня встает печальная картина – двое детей получили возможность прожить несколько моментов той жизни, которая могла бы у них быть…

– Похоже на вполне себе неплохой день, – говорю я. – Так что же случилось?

Мальчик краснеет:

– Азим сказал, что она обо всем забудет.

– О чем конкретно? Что конкретно ты с ней сделал, Джимми?

9 мая 2016 года, 19:29

71 день до исчезновения

Цирк семьи Грейс, Вулверкот-Коммон

В центре большого белого шатра располагается посыпанная песком круглая арена. Вокруг нее висят флаги и вымпелы. Дейзи сидит на первом ряду, но детей с родителями вокруг нее так много, что никто не замечает, что ребенок один, без взрослых. Воздух вокруг гудит от нетерпеливого ожидания. Очень скоро раздаются первые звуки цыганского оркестра, и появляется церемониймейстер. Это большой полный человек, наполовину клоун, наполовину гоблин, с разрисованным лицом и серьезной проблемой с желудком. Под хохот и визг детей он портит воздух каждый раз, когда появляется на арене. По ходу развития истории феи качаются на трапециях, маги изрыгают фонтаны огня, а странные существа в блестящих комбинезонах танцуют на спинах скачущих лошадей. Голуби вылетают из заколдованных шкатулок, мышь величиной с человека танцует сальсу на шаре, и среди всего этого бродит реальный дрессированный гусь, который не обращает на этот тарарам никакого внимания. Музыка, маски и волшебство – Дейзи в трансе, рот у нее открыт, и губы сами сложились в большое О.

Когда заканчивается шоу и стихают аплодисменты, Дейзи выходит на улицу, где ее ждет Джейми Нортхэм. С сигаретой в зубах. Несколько родителей, проходящих мимо, смотрят на него с подозрением.

– Боже, – говорит он, отбрасывая окурок. – Немного затянуто, нет? Азиму пришлось уехать.

Джейми поворачивается. Дейзи подбегает к нему и вприпрыжку идет рядом.

– Это просто потрясающе! – рассказывает она. – Там была маленькая девочка, которую малышкой украли из дома и заперли в волшебном саду одной ведьмы. Но животные помогли ей сбежать, и она отправилась в длинное путешествие через горы в прекрасный замок на холме, а потом все-таки оказалось, что она принцесса. И жила она там со своей настоящей мамочкой долго и счастливо.

– По мне, так это полная ерунда, – пожимает плечами парень.

– Не ерунда! – хмурится Дейзи. – Не смей так говорить!

– Это просто глупая сказка. В жизни так не бывает.

– Бывает! Иногда бывает!

Джейми останавливается и поворачивается к своей спутнице:

– Послушай, ребенок, детей в младенчестве не воруют для того, чтобы они впоследствии выяснили, что родом из гребаной королевской семьи. Это всё для малышей. Сказки. Я знаю, что твои родители – полный отстой, но ты от них никуда не денешься. Прости, но это жизнь.

Девочка почти плачет.

– Они не мои родители, – говорит она. – Говори что хочешь. А я знаю.

Нортхэм прикуривает еще одну сигарету.

– Ты это сейчас о чем?

– Я их слышала. – Голос девочки звучит угрюмо. – Папа говорил, как я у них почти не получилась и как маме было действительно сложно это сделать. Понимаешь, она меня украла. Когда я была младенцем. Но это секрет. Я не должна об этом знать.

– Он это так и сказал? Что она тебя украла?

– Ну не совсем так. – Малышка немного неохотно качает головой. – Но в виду он имел именно это. Я знаю, что именно это он имел в виду. Он еще сказал, что им пришлось заплатить дяде с пробиркой.

– Кому? Что это за гребаный «дядя с пробиркой»?

Дейзи смотрит себе под ноги.

– Не знаю, – негромко говорит она и краснеет.

Джейми хохочет, и от его сигареты в разные стороны разлетаются искры.

– Ты все перепутала, ребенок. Речь шла не о «дяде с пробиркой», а о «детях из пробирки». Это то, что делают в больнице. Прости, но ты все равно с этим ничего не поделаешь – они по-любому твои родители.

Девочка смотрит на него, открыв рот, но сейчас он открыт от гнева, а не от восторга. А потом кричит:

– Я тебя ненавижу! Ненавижу!

Кричит во всю силу своих легких и бежит в сторону деревьев.

Подросток, тоже открыв рот, смотрит ей вслед:

– Какого черта? Эй, вернись!

Но девочка даже не оборачивается – возможно, просто не слышит его. Подождав несколько мгновений, Джейми бросает окурок в кусты, сутулит плечи и бросается за ней.

– Дейзи, где ты? – кричит он, продираясь сквозь деревья.

Все это здорово бесит. Сначала этот дурацкий гребаный цирк, а теперь она думает, что она гребаная принцесса…

– От меня тебе не спрятаться. Я тебя найду. Ты же это понимаешь Дейзи, да? Я тебя найду.

Куинн покупает нам кофе в кафе через дорогу и подходит к столику у окна, за которым я устроился. Делаю глоток. Кофе слишком горячий. Но он в разы лучше, чем тот, который мы пьем в участке.

– Ну и как, выслушав все это, вы все еще думаете, что это сделал Джейми? – спрашиваю я.

Гарет открывает пакетик с подсластителем и высыпает его в чашку.

– Я не думаю, что он над ней надругался, если вы сейчас об этом. По крайней мере, не в смысле секса. Мне кажется, что сама мысль об этом ему действительно претит. А вот что касается убийства… Возможно. Но если и да, то я думаю, что убийство не было спланировано. Он не такой методичный. Поводом должна была послужить ярость – то, что накатывает внезапно. И мне кажется, что она накатывает на него достаточно регулярно – надо признать, что он очень озлобленный подросток. Более того, озлобленный подросток, у которого нет алиби. Или, по крайней мере, он не готов рассказать о нем таким, как мы.

– Значит, если б он это сделал, то мы ее уже давно нашли бы?

– Вероятнее всего. Не могу представить себе, как он тщательно заметает следы.

Я согласно киваю:

– А в историю с цирком вы поверили?

Теперь Куинн отвечает не так уверенно:

– Если все произошло так, как он рассказывает, то мне сложно поверить, что Дейзи среагировала таким образом. Ну хорошо, она могла не очень хорошо жить с родителями и, как многие дети, фантазировать о том, что ее удочерили…

А вот я ему верю.

– Все происходящее кажется чрезвычайным в этом возрасте, – вырывается у меня.

– Простите?

– Это сказала Эверетт. Пару дней назад. И она права. Дети в таком возрасте понятия не имеют о соразмерности. Особенно когда дело касается чего-то плохого. Они не способны посмотреть на происходящее ретроспективно, так что самым главным для них является то, насколько им плохо именно сейчас. Именно по этой причине дети до двенадцати лет обычно совершают самоубийства.

Я беру ложку и размешиваю кофе. Чувствую на себе взгляд Куинна. Он не знает, как ему реагировать. Это больше, чем всё, что я говорил ему раньше. Больше, чем я вообще говорил кому-либо.

Дверь кафе распахивается, и я вижу Гислингхэма, который торопится в нашу сторону. Естественно, по делу.

– Только что звонил Чаллоу, – говорит констебль, добравшись до стола. – Он проверил костюм русалки.

– И?..

– Костюм порван в районе шеи, но если принять во внимание, что его постоянно носили дети, то это может быть признаком обыкновенного износа. Никакой крови на нем нет, но есть ДНК. Четырех разных людей. Шэрон Мэйсон, которая, как мы знаем, брала костюм в руки, Дейзи Мэйсон – то же самое – и незнакомая женская, возможно Милли Коннор.

– А четвертая? – спрашиваю я.

– Мужская. Если быть точным, это паховый волос.

Я чувствую камень в груди.

– Барри Мэйсон…

– Точно. Он.

Куинн кривит лицо:

– Тот самый Барри Мэйсон, который утверждает, что не знает, что костюмами поменялись, который утверждает, что вообще не знал о костюме русалки.

– Но вот здесь начинаются сложности, – сообщает Гислингхэм. – Шэрон говорит, что нашла его под тренировочным костюмом мужа, поэтому если дойдет до суда, то его защита будет стоять на том, что его ДНК попала на костюм именно оттуда.

– Но ведь Барри сам спрятал его – разве одного этого не достаточно… – вступает в разговор Гарет.

– Мы не сможем этого доказать, – говорит Крис, не дав ему закончить. – Может быть, это проделки Шэрон, которая хочет подставить мужа. И он ведь так и скажет, даже если это будет полная ерунда. – Он поворачивается к Куинну: – Как ты просил, мы проверили время звонка по поводу пожара на девять-девять-девять.

– И?.. – Гарет откидывается на спинку.

– Ты был прав. Звонок поступил в два десять, то есть через десять минут после того, как Шэрон выбралась из своего горящего дома, оставив сына внутри.

– Ладно, – говорю я, – позвоните Эв; пусть спросит у Шэрон, какого черта она творит. Только другими словами.

Куинн собирает пустые чашки, мы все встаем, и в этот момент я замечаю, как дежурный сержант машет мне от входа. Наверняка произошло что-то серьезное, если он соизволил оторвать от стула свою задницу. А потом я вижу – рядом с ним стоит молодая женщина, среднего роста, с длинными золотисто-каштановыми волосами. Через плечо у нее висит сумка из раффии[78], и я понимаю, что уже видел ее – в школе. Как раз сейчас половина мужчин в кафе сверлят ее глазами. Я чувствую, как Гарет распрямляет плечи, но пришла она не к нему. Так мне кажется. Женщина в волнении осматривает помещение, ее лицо светлеет при виде Гислингхэма, и она быстро идет в его сторону. Я вижу, как Крис искоса смотрит на Куинна, и должен признать, что выражение лица Гарета стоит того, чтобы его запечатлели на холсте. Два-ноль в пользу детектива-констебля.

– Констебль Гислингхэм, – говорит женщина, слегка задыхаясь, – я так рада, что вы здесь! Я искала вашу коллегу – не помню, как ее зовут…

– Констебль Эверетт…

– …но только что мне сказали, что ее сейчас нет, и я решила, что мне надо поговорить с вами.

Крис поворачивается в мою сторону:

– Это учительница Дейзи, босс. Мисс Мадиган. – Он представляет и Куинна, но я вижу, что девушка слишком взволнована, чтобы запоминать, кто есть кто. Что здорово портит Гарету настроение.

– Я насчет сказки, – объясняет учительница, поворачиваясь к Гислингхэму. – Сказки Дейзи. Я убирала квартиру и нашла ее под столом. Наверное, она выпала, когда я ставила оценки. Мне очень жаль – это моя вина.

– Не стоит волноваться, мисс Мадиган, – улыбается Крис. – Спасибо, что принесли.

– Нет, – говорит женщина, – вы меня не поняли. Именно поэтому я так волнуюсь. После того как вновь просмотрела ее… – Она останавливается и проводит рукой по лбу. – Я не очень понятно объясняю, да? Я хочу сказать, что, когда вновь прочитала сказку, после всех этих недель, после… – Учительница глубоко вздыхает. – Мне кажется, что в ней есть нечто, что я тогда пропустила. Нечто ужасное.

Мисс Мадиган достает из сумки лист бумаги, и, когда она передает его Гислингхэму, я замечаю, что ее рука дрожит. Констебль внимательно читает сказку и передает листок мне. Щеки женщины покраснели, зубы кусают нижнюю губу.

– Мне так жаль, – негромко говорит она, и ее глаза наполняются слезами. – Я никогда не прощу себе, если что-то случилось, а я могла этому помешать. То, что она пишет о монстрах… и как я могла это пропустить?

Ее голос слабеет, и Крис делает шаг в ее сторону.

– Вы не могли этого знать. И уж точно не из этой бумажки. И никто не мог бы. Но вы всё правильно сделали, когда принесли это нам. – Он мягко берет ее за локоть. – Пойдемте, закажу вам чашку крепкого чая.

Пока они идут к прилавку, я передаю листок Куинну. Он быстро просматривает текст и смотрит на меня.

Я знаю, о чем он сейчас думает.

ПЕЧАЛЬНАЯ ПРИНЦЕССА

Автор Дейзи Мэйсон. Возраст 8 лет

Однажды, давным-давно, одна маленькая девочка жила в хижине. Это было узаужасно. Она не знала, почему должна там жить. Она хотела сбижасбежать, но злая ведьма ни довала не давала ей. У злой ведьмы был монстр, похожий на свинью. Маленькая девочка хотела убежать и старалась быть храброй, но каждый раз монстр входил в комнату и прижимал ее к кровати. Ей было больно. А потом маленькая девочка узнала, что панас по правде она была закалзаколдованной принцессой. Но она могла пойти в замок и жить как настоящая принцесса только если кто-то убьет злую ведьму и монстра. А потом приехал принц в красной калесколеснице и она падуподумала, что теперь он ее увезет. Но он не увязувез. Он был плохим. Маленькая девочка много плакала. Она никогда не станет принцессой. И не будет жить долго и счастливо.

Конец

Придя в кабинет, я распахиваю окно настежь и, стоя около него, выкуриваю сигарету. Жалюзи покрыты толстым слоем пыли. Я эти штуки всегда ненавидел. На мгновение задумываюсь над тем, не позвонить ли мне Алекс, но быстро понимаю, что мне нечего ей сказать. Молчание легко превращается в некую форму лжи. Для нас обоих. На перекрестке улицы стоят отец с сыном. Такое впечатление, что они направляются в Крайстчерч-Мидоу[79] – в руках у мальчика пакет с нарезанным хлебом для кормления уток. Если повезет, они смогут увидеть даже лебедя. Я думаю о Джейке, который тоже любил лебедей, позволяя себе слегка отступить от той границы, которую мое сердце определяет как безопасную. А еще я думаю о Дейзи и ее отце, который превратился в монстра. И о Лео. Об этом одиноком мальчике. Который, как призрак, идет по своей собственной жизни. И который куда-то пропал. Ибо – где во всем, что произошло сегодня, виден Лео?

Через полчаса ко мне заходит Куинн:

– Только что позвонила Эверетт. Сейчас Шэрон утверждает, что тогда не помнила себя. Якобы она приняла две таблетки снотворного и полностью потеряла ориентацию. И на видео действительно кажется, что она не в себе. Первый раз, увидев это, я подумал, что она напилась в стельку. Когда Эверетт попробовала надавить, тетка здорово ощетинилась, но в конце концов согласилась на беседу с ее врачом, чтобы тот подтвердил нам подлинность рецепта. Она также утверждает, что, прежде чем спустилась по лестнице, звала Лео, но ей никто не ответил, а когда она увидела распахнутую заднюю дверь, то решила, что мальчик уже выбрался. То, что Лео все еще в своей комнате, понял сосед, который и поднялся, чтобы его вывести. Боже, если б его не оказалось рядом, у нас было бы уже два детских трупа, а не один!

– Знаю.

– Так мы что, верим ей?

Я поворачиваюсь к окну и закрываю его, а потом поворачиваюсь к Куинну лицом:

– Как вы думаете, она могла сама поджечь дом?

– Вы это серьезно? – Исполняющий обязанности широко открывает глаза.

– А вы сами подумайте. Единственный человек, кому выгоден пожар, – это миссис Мэйсон. Она уже сообщила нам довольно отталкивающие сведения о Барри, а все то в доме, что может выдать лично ее, уносится вместе с дымом пожарища, говоря высоким слогом. Включая машину, которую, как мне удалось выяснить, до этого никогда не ставили в гараж. А это значит, что без добровольного признания или каких-то следов на теле…

– Если мы его найдем.

– …нам будет чрезвычайно сложно в чем-то ее обвинять.

– При условии, что виновна именно она.

– Конечно, при условии, что это сделала Шэрон. Но если она способна убить Дейзи, то наверняка способна и оставить Лео в горящем доме. Только подумайте, она могла бы выйти из всего этого бардака совершенно безнаказанно и начать новую жизнь где-то на новом месте. Исключительно в компании со страховыми выплатами.

– Боже! – вырывается у Гарета.

В дверь стучат. Это одна из констеблей, которая все это время работала в поле. Выглядит она измученной.

– Слушаю вас, – обращаюсь я к ней.

– Парень, который сейчас дежурит в доме, попросил меня по дороге забросить это вам, – отвечает констебль. – Это из почты Мэйсонов. Там в основном счета и всякая ерунда. Но одно из писем стоит того, чтобы на него посмотрели. Да, и сразу скажу, что открыла его не я – такое впечатление, что клапан просто отклеился на почте. Когда я взяла его в руки, содержимое вывалилось из конверта – тогда я все и увидела.

Площадь плотного конверта около шести квадратных дюймов. Он адресован Шэрон и опущен в ящик в Каршалтоне. Обратный адрес говорит о том, что отправили его из дома для престарелых «Хэйвен Вью»[80]. В конверте лежит диск. И как только я его вижу, мне сразу становится ясно, почему констебль принесла его.

Я поднимаю глаза на женщину:

– Отличная работа. Простите, не знаю вашего имени…

– Сомер, сэр. Эрика Сомер.

– Отличная работа, Сомер.

Я встаю и разминаю ноющую спину:

– Съезжу-ка я на пару часов домой. Позвоните мне, если родители Джейми выйдут на связь.

– И еще, сэр, – говорит Эрика. – Дежурный попросил меня передать вам. Это миссис Нортхэм.

Я тяжело опускаюсь в кресло:

– Наконец-то… Ладно, пригласите ее.

Видно, что Сомер сконфужена.

– Дело в том, что это она вас приглашает. К себе домой. Прошу прощения. Если б она попала на меня, я бы объяснила ей…

Я взмахиваю рукой.

– Пустяки. – У меня утомленный голос. – Это не так далеко от того места, куда я еду.

1 мая 2016 года, 14:39

79 дней до исчезновения

Барж-клоуз, № 5

Дейзи сидит на качелях в самой дальней части сада и бесцельно крутится на них то в одну, то в другую сторону. Позади нее находится выломанная часть забора, о которой родители ничего не знают. Несколько минут назад она вылезала через нее, придерживая зеленоватую панель обеими руками, чтобы на платье не осталось следов. Если б кто-то ее увидел, она сказала бы, что хотела посмотреть уточек на канале. Но настоящая причина была не в этом. Правда, в любом случае ее никто не увидел. Ни мама на кухне, ни люди на бечевнике. Никто не заметил. Они никогда ничего не замечают.

Девочка выбрасывает ноги вперед и начинает двигаться вперед-назад, поднимаясь все выше и выше в воздух. С каждым взмахом металлическая стойка качелей слегка вылезает из земли в том месте, где папа недостаточно прочно ее закрепил. Мама все время из-за этого стонет, все причитает, как это строитель не смог прочно укрепить детские качели. Дейзи поднимает лицо к солнцу. Если закрыть глаза, то можно поверить, что ты почти летишь, скользишь между прекрасными снежными горами или между сказочными замками, в которых живут принцы и принцессы. Наверное, здорово пролетать сквозь облака, как птица или самолет. Однажды Дейзи уже летала на самолете, но это было давным-давно, и она этого почти не помнит. А хотелось бы помнить. Хотелось бы сейчас взглянуть вниз, на дороги, дома и канал – и на саму себя, такую маленькую и такую далекую…

А потом кто-то стучит по кухонному окну. Ногтями по стеклу. Тук-тук-тук.

Шэрон открывает окно.

– Дейзи, – зовет она, – сколько раз тебе говорить, чтобы ты не раскачивалась так сильно? Это опасно, если подумать, в каком состоянии эта штука.

Миссис Мэйсон стоит у окна до тех пор, пока ее дочь не замедляет своего раскачивания. Когда качели останавливаются, раздается высокий, как жужжание комара, звук. Шэрон его не слышит, потому что он для нее слишком высок. А вот Дейзи слышит. Она ждет, пока ее мама закроет окно и исчезнет на кухне, а потом засовывает руку в карман и достает оттуда маленький розовый мобильный телефон.

На экране новый текст:

«Мне нравится твое платье».

Дейзи осматривается широко раскрытыми глазами. Новый сигнал телефона:

«Я всегда рядом».

И снова:

«Не забывай».

Девочка слезает с качелей, возвращается к забору, быстро выскальзывает через дыру и смотрит вверх и вниз по бечевнику. На семьи, прогуливающиеся со своими собаками и детскими колясками, на группу подростков, курящих на скамейке, на тележку с мороженым и на машины, припаркованные по другую сторону моста. Затем убирает телефон в карман и возвращается в сад.

Она улыбается.

На полукруглой подъездной дороге к дому Нортхэмов я паркуюсь рядом с «Бентли» и ярко-красной «Каррерой»[81]. Так же, как и «Усадьба у канала», этот новый поселок маскируется под старину, но на этом сходство заканчивается. Потому что все здесь сделано на гораздо более высоком уровне. Имитация трехэтажного дома в георгианском стиле[82] покрыта штукатуркой кремового цвета и стоит на собственном участке, с оранжереей с одной стороны и отдельным гаражным блоком, замаскированным под конюшню, с другой. Изумрудные лужайки спускаются к реке, на которой слегка качается на волнах белоснежная, сверкающая хромом прогулочная лодка, пришвартованная у пристани. Такое впечатление, что ты находишься внутри цветного рекламного буклета.

Меня не удивляет, что дверь мне открывает горничная в черном платье и переднике, – более того, удивительно как раз то, почему хозяева не пошли до логического конца и не завели себе гребаного дворецкого.

Женщина сопровождает меня в напоминающую пещеру гостиную, где с белой софы поднимается, чтобы поприветствовать меня, Мойра Нортхэм. Первое, что мне приходит в голову, – это мысль о том, что Барри Мэйсон – приверженец определенного женского типажа. Светлые волосы, шпильки, драгоценности и довольно неестественная одежда. Единственная разница в том, что Шэрон лет на десять моложе и покупает свои мини-юбки с анималистическим принтом в «Праймарке»[83].

– Я слышала, что Джейми опять во что-то влип, – говорит Мойра, жестом предлагая мне сесть. Рядом с ней стоит большой стакан джина с тоником. Мне выпить она не предлагает.

– Мне кажется, что дело несколько серьезнее, чем просто «влипнуть», миссис Нортхэм.

Она беззаботно взмахивает рукой, и тонкие золотые браслеты на ее запястье звенят.

– Но, насколько я знаю, пока он еще ничего не натворил?

– Он связан с членами семьи, которая была замешана в деле с секс-грумингом[84] в Восточном Оксфорде. Нам лишь только предстоит определить степень его участия.

– Я уверена, что вы ничего не сможете найти на Джейми. Он болтун. Любит трепаться с напыщенным видом, а когда доходит до дела, превращается в труса. В этом он весь в своего папашу.

Может быть, эта женщина и выглядит недалекой, но лучше охарактеризовать Барри Мэйсона невозможно.

– А вы знаете, что он встречался с Дейзи?

Мойра поднимает бровь. Нарисованную.

– Мой дорогой инспектор, я не знала даже о том, что он встречается с Барри. Мы с его отцом не так чтобы поддерживаем какую-то связь. Барри платит деньги на содержание Джейми – естественно, что мой адвокат позаботился об этом. Он переводит их на мое имя.

Я оглядываюсь вокруг. Зеркала, громадный плоский экран телевизора, выпендрежные металлические светильники, вид на реку… Так вот куда идут денежки Барри. Их выдувает из дома месяц за месяцем по крайней мере в течение последних десяти лет. Мойра не сводит с меня глаз.

– Я знаю, о чем вы сейчас думаете, инспектор, но это вопрос принципа. Барри меня бросил, а Джейми – его ребенок. И он не имеет права ждать, пока Маркус раскошелится.

Я подозреваю, что Маркус думает точно так же, и уже во второй раз за день испытываю симпатию к Шэрон Мэйсон.

– У Барри есть право общаться с ребенком, но он им никогда не пользовался, – продолжает моя собеседница.

Я не могу в это поверить:

– Что, вообще никогда? А сколько лет было Джейми, когда вы расстались?

– Ему только исполнилось четыре.

Итак, Барри ушел от четырехлетнего малыша, который называл его папочкой. Которому он читал книжки, с которым играл, которого возил на спине и раскачивал на качелях.

Мойра все еще сверлит меня взглядом:

– И чтобы быть честной по отношению к моему малодостойному бывшему супругу, я должна сказать, что все это идеи Шэрон. Вся эта история про «начать с чистого листа». Хотя однажды я столкнулась с ней и Барри – в Лондонском зоопарке. Вы можете себе такое представить?

– Я знаю. Мне говорил Джейми. Он узнал отца.

Это на мгновение выбивает хозяйку дома из колеи.

– Неужели?.. Честно говоря, вы меня удивили. Он не видел Барри много лет.

– Вы, конечно, удивитесь, миссис Нортхэм, когда узнаете, насколько памятливыми могут быть дети.

Женщина собирается с мыслями:

– Знаете, в тот день Джейми тащил меня смотреть гнездо паука – жуткий мальчишка! – и, как гром с ясного неба, вдруг появляется Шэрон с этой очаровательной малышкой… Отчаянно неудобно – вы только попытайтесь представить себе. И вот минут пять мы просто стояли и таращились друг на друга, пытаясь сообразить, что сказать. А потом появился Барри, и она утащила его с такой скоростью, как будто мы были прокаженными. После этого случая я получила записку от Шэрон, в которой она проясняла – это ее собственное слово, – что они с Барри не хотят больше со мной встречаться и что детям так тоже будет лучше. Честно говоря, – продолжает Мойра, – я думаю, что настоящая причина всей этой ерунды насчет «чистого листа» заключается в том, что она не хочет, чтобы Барри появлялся здесь, даже для того, чтобы увидеть Джейми. Она хочет, чтобы он принадлежал только ей. Эта Шэрон никогда не была сильна в вопросах дележки. Ей не повезло – Барри, напротив, делиться очень любит. И щедро делит себя с окружающими. Если вы понимаете, о чем я.

– А вы знаете, как они встретились?

– Давным-давно она была его секретаршей. В этой его строительной фирме. Я там тоже работала, пока не появился Джейми, после чего Барри нанял ее. Однажды я появилась там с младенцем в коляске и увидела эту потаскушку в узкой юбке, туфлях на шпильке и с серьгами размером с автомобильные колпаки в ушах. Я еще сказала Барри, что она была бы хорошенькой, если б так сильно не старалась ею быть. На тот момент она, кажется, была помолвлена. С каким-то механиком – то ли Терри, то ли Даррен, то ли что-то еще в этом роде. Но будущий жених был явно не способен обеспечить ей достойный, в ее понимании, уровень жизни, и мне кажется, она положила глаз на Барри сразу же, как только увидела его. Барри то, Барри се – мы даже шутили по этому поводу. Но в конце концов ей удалось затащить его в постель – потому что следующим, что я узнала, было то, что Шэрон заявила, что она беременна, и Барри потащили за… вы понимаете, о чем я… в суд по бракоразводным делам. Хотя я заставила его заплатить. Я имею в виду, за компанию. Он с самого начала все записал на мое имя – на тот случай, если прогорит, и я заставила его выкупить фирму по самой высокой рыночной цене. Ему пришлось залезть в колоссальные долги.

Что ж, а если еще принять во внимание алименты, то неудивительно, что у семьи Мэйсон напряженка с деньгами. Я делаю мысленную зарубку и вновь смотрю на Мойру. Уверен, что ее загар искусственный. Сиськи-то уж точно.