Это слово – Убийство Горовиц Энтони

10. Обсуждение сценария

У меня действительно имелась веская причина не ходить на похороны: за день до того мне позвонили из офиса Стивена Спилберга. Они с Питером Джексоном прибыли в Лондон и хотели обсудить со мной черновой вариант сценария в отеле «Сохо» на Ричмонд-Мьюз, неподалеку от Дин-стрит.

Я хорошо знаю «Сохо». Трудно поверить, что когда-то здесь была муниципальная парковка (на прошлое намекают лишь низкие потолки и отсутствие окон): сейчас это практически центр британской киноиндустрии. Вокруг расположены несколько студий, и даже в самом отеле есть парочка кинозалов. Раз или два мне довелось обедать в ресторане на первом этаже; там просто невозможно не встретить знакомых, и уже само твое присутствие здесь как бы говорит, что ты состоялся. В каком-то смысле это маленький уголок местного Лос-Анджелеса.

В тот вечер я напрочь забыл о Дэмиэне Каупере и его матери. Я наскоро поужинал и поднялся к себе в кабинет, чтобы в сотый раз перечесть сценарий. Я знал, что в нем есть много хороших находок, однако меня одолевали сомнения: еще неизвестно, как Джексон со Спилбергом воспримут мою работу.

Тинтин, сугубо европейский феномен, никогда не был особенно популярен по ту сторону Атлантики. Отчасти причина тому кроется в истории. Альбом 1932 года «Тинтин в Америке» представляет собой безжалостную сатиру на Штаты, изображая американцев злыми, жадными и порочными: к примеру, полицейский отдает честь проходящему мимо бандиту в маске с дымящимся ружьем; едва Тинтин прибыл в Нью-Йорк и сел в такси, как его тут же похитила банда. В следующих пяти частях блестяще отражается история коренного населения: в резервации нашли нефть, съезжаются бизнесмены с сигарами, солдаты сгоняют плачущих детей с их земли, прибывают строители и банкиры. Буквально на следующий день полицейский велит Тинтину убраться с дороги на главном перекрестке: «Тут тебе не Дикий Запад!»

Кроме того, следует принять во внимание и культурный диссонанс. Как американцы воспримут странные отношения, которые в среде Тинтина кажутся вполне нормальными? Его дружба с капитаном Хаддоком, не до конца завязавшим алкоголиком, с глухим профессором Калькулюсом (которого исключили из первого фильма)… Говорящая собака, идиоты частные сыщики, Томсон и Томпсон, различающиеся лишь по форме усов. Но самое главное – отсутствие проработанной логики. К примеру, в комиксах «Марвел» и «Ди-Си» действуют фантастические персонажи, зато, по крайней мере, у них понятные приключения, есть истории, личные трагедии (так, суперзлодей Магнето – жертва холокоста), любовные романы, психологические проблемы, политические взгляды и тому подобное. Очень немногие из выпусков «Тинтина» имеют хотя бы относительно внятную сюжетную канву, а «Драгоценности Кастафьоре» вообще задуманы как практически бессюжетный комикс.

У Тинтина нет девушки. Предполагается, что он – журналист, однако никто не видел его за работой. Возраст неопределенный, вполне может быть ребенком – этакий бойскаут-переросток. Одевается нелепо, прическа идиотская. В отличие от остальных тщательно прорисованных персонажей, он нарочно изображается схематично: три точки – глаза и рот, вместо носа – маленькая буква «с». Предположительно бельгиец, при этом не имеет никаких национальных черт, которые могли бы выдать в нем иностранца за рубежом. Ни родителей, ни дома (до тех пор, пока он не переезжает к капитану Хаддоку), никаких чувств и эмоций, кроме желания путешествовать и искать приключений. Ну что это за герой для голливудского фильма с бюджетом в 135 миллионов долларов?

В мир Тинтина меня затянуло довольно странным образом: пригласили поработать над компьютерной игрой, выходящей вместе с первым фильмом «Тайна “Единорога”». Игру выпускала французская фирма, которая только что выстрелила мощным хитом «Кредо убийцы». Обычно я такие предложения не рассматриваю – меня мало интересуют компьютерные игры. К тому же написание произвольных диалогов для безымянных пиратов, бродящих по палубе «Единорога», – не слишком вдохновляющее занятие, даже несмотря на то, что я (в ранней версии) заставил их увлеченно обсуждать мои книги. Однако Спилберг есть Спилберг; никогда не знаешь, куда это может привести.

Меня привело в Веллингтон, в дом Питера Джексона. Процесс создания сиквела разворачивался в тот момент, когда съемки первого фильма подходили к концу. Даже больше того: выяснилось, что в «Тайне “Единорога”» имеются кой-какие неувязки, и меня практически случайно попросили помочь, придать сюжету и повествовательной линии более законченную форму, даже добвить сцен. Кое-что вошло в фильм. Есть там один крошечный момент, когда мужчина врезается в фонарный столб, падает на землю и вокруг его головы начинают кружиться птички (в стиле Эрже). Так вот, дальше камера отъезжает назад и обнаруживается, что инцидент произошел возле зоомагазина и птички настоящие: владелец бегает вокруг с сеткой, пытаясь их поймать.

Я упоминаю об этом лишь потому, что фильм снимал Спилберг, и за сорок лет писательства это, пожалуй, самый значимый эпизод в моей карьере. Когда он показал мне фильм в Лос-Анджелесе, в смотровом зале, я чуть не выпрыгнул с дивана от волнения. Человек, снявший «Челюсти», «Индиану Джонса», «Список Шиндлера» – и сорок секунд моего авторства! Когда я оглядываюсь назад, на всю эпопею с Тинтином, то вспоминаю именно этот момент.

Мне понравилось работать с Питером Джексоном. Честно говоря, он и сам мне сразу понравился, с первой встречи на студии «Вета» в Веллингтоне. Где-то посреди длинного коридора мы остановились перед ничем не примечательным шкафом. Джексон нажал на кнопку, и задняя стенка отъехала в сторону, открыв гигантское пространство. Потайная дверь! В книгах Тинтина их полно. У меня даже дома в Лондоне есть такая (правда, попроще). Джексон оказался приятным, уравновешенным, дружелюбным парнем; с ним как-то легко забывалось, что перед тобой человек, написавший и снявший три из списка самых успешных блокбастеров в истории кино – трилогию «Властелин колец» – и заработавший на них лично сотни миллионов долларов. Он совершенно не походил на стереотипного киномагната ни стилем одежды, ни образом жизни. После той первой встречи мы обычно работали у него дома; помню, было уютно, хоть и не прибрано. Когда приходило время ланча, его ассистент звонил в какое-нибудь заведение, откуда доставляли готовую еду (как правило, отвратительную).

Мы решили адаптировать один из двойных альбомов Эрже «Семь хрустальных шаров» и «Пленники Солнца». Группа профессоров натыкается на гробницу жреца в стиле Тутанхамона: они ищут древний браслет, обладающий магической силой, который в свою очередь приводит их в затерянный город инков… Что-то в этом роде. К тому времени, как я закончил сценарий, половина сюжета принадлежала Эрже и довольно существенная часть – мне. Я добавил один или два больших эпизода, включая стремительную гонку по Андам и новую кульминацию с огромной золотой горой, расплавленной примитивным лазером. Мы не могли использовать оригинальную концовку, затмение, потому что она уже фигурировала в другом успешном фильме («Апокалипсис» Мела Гибсона), вышедшем пятью годами ранее.

Вот таким образом обстояли дела, когда я отправился на встречу в отель «Сохо». Питер Джексон предупредил, что у него есть замечания по сценарию, но это в порядке вещей. Сценарий фильма такого масштаба пройдет еще двадцать-тридцать стадий, прежде чем будет запущен в производство, и где-то на полпути меня наверняка уволят. Что ж, я готов – лишь бы не сразу. Надеюсь, дадут хотя бы две-три попытки на редакцию. Да, на тот момент «Тайну “Единорога”» еще не выпустили. Я уже упомянул, что видел фильм – он был великолепен. Спилберг использовал технологию «захвата движения», волшебным образом превратив актеров Джейми Белла и Энди Серкиса в Тинтина и Хаддока. Оба, кстати, уже подписаны на сиквел.

В отель я приехал к десяти часам, как договаривались. Меня провели в номер на втором этаже: большой стол для совещаний, три стакана и бутылка минеральной воды «Фиджи». Через несколько минут подошел Питер Джексон, как всегда доброжелательный, слегка помятый после перелета. Он сильно похудел, одежда висела мешком. Мы поговорили о Лондоне, о погоде, о недавно вышедших фильмах… о чем угодно, кроме сценария.

Тут открылась дверь, и вошел Спилберг. Стиль его одежды практически не меняется: кожаная куртка, джинсы, кроссовки, бейсбольная кепка, все те же очки и борода. В который раз мне захотелось ущипнуть себя: я действительно сижу в одной комнате с Ним. Он – именно тот, с кем больше всего на свете я всегда мечтал быть знаком.

Как всегда, Спилберг перешел сразу к делу. Никогда не видел человека, настолько сосредоточенного на производстве фильмов. За то короткое время, что мы общались, он ни разу не задал личных вопросов; казалось, его интересует лишь результат моей работы.

Интересно, с чего он начнет? Понравилась ли ему сюжетная линия? Цепляют ли персонажи? В нужном ли месте логические склейки? Достаточно ли смешные получились шутки? Я всегда страшусь момента, когда режиссер открывает сценарий. Первые его – или ее – слова могут изменить следующий год моей жизни.

– Вы выбрали не те выпуски, – сказал он.

Как?.. Этого не может быть! Мы с Питером еще в Веллингтоне подробно обсудили выбор, я три месяца сидел над сценарием… Я ожидал чего угодно, только не этого.

– Прошу прощения?.. – промямлил я (или что-то в этом духе, не помню).

– «Семь хрустальных шаров», «Пленники Солнца» – не то.

– Но почему?

– Я не хочу их снимать.

Я повернулся к Питеру, тот кивнул.

Ну вот и все. Никто не будет обсуждать мой сценарий: сюжет, персонажей, шутки. Говорить больше не о чем.

– Можем снять «Пленников Солнца» третьими, – предложил Питер, небрежно махнув рукой. – Какую, по-вашему, книгу Энтони следует выбрать для второго фильма?

Энтони… Это я. Значит, меня не уволят!

Однако Спилберг не успел ответить: дверь отворилась, и, к моему ужасу, вошел Готорн – как всегда, в костюме и белой рубашке; на этот раз к ним добавился черный галстук.

Для похорон.

Судя по всему, Готорн не отдавал себе отчета, какое совещание только что прервал или насколько мне это важно. Вошел преспокойно, будто его приглашали, улыбнулся, словно не ожидал меня застать.

– Тони! А я тебя искал.

– Я занят, – выдавил я, чувствуя, как кровь бросилась в лицо.

– Вижу, приятель, но ты, кажется, забыл – у нас похороны!

– Я же сказал, что не смогу пойти…

– Кто умер? – спросил Питер Джексон.

Я покосился на него. Он выглядел искренне обеспокоенным. Спилберг по другую сторону стола заметно напрягся. Могу себе представить: в его мире никто не заходит в помещение незваным гостем и без сопровождающего секретаря. Кроме всего прочего, нужно учитывать соображения безопасности.

– Никто, – поспешно отозвался я, все еще не веря своим глазам. Он нарочно пытается меня опозорить? – Я же сказал, что не смогу прийти.

– Но это важно!

– Вы кто? – поинтересовался Спилберг.

Готорн сделал вид, будто только что его заметил.

– Меня зовут Дэн Готорн, я сотрудничаю с полицией.

– Вы полицейский?

– Нет, он консультант, – встрял я. – Помогает полиции в расследовании.

– Убийство, – пояснил Готорн, нарочито выделяя ударный слог, так что прозвучало излишне зловеще. Он глянул на Спилберга, смутно припоминая. – Где-то я вас видел…

– Я – Стивен Спилберг.

– Вы работаете в кино?

Я почувствовал, что сейчас заплачу.

– Верно. Я снимаю фильмы.

– Это Стивен Спилберг, а это Питер Джексон.

Понятия не имею, зачем я открыл рот. Какая-то часть меня еще пыталась перехватить контроль; видимо, я рассчитывал нагнать на него благоговейный страх и выставить из номера.

– Питер Джексон! – Готорн просветлел лицом. – Это вы сняли «Властелина колец»!

– Да, я. – Джексон слегка расслабился. – Вы смотрели?

– Сына водил, ему очень понравилось.

– Спасибо.

– Во всяком случае, первый фильм. Никак не мог решить насчет второго, как его там…

– «Две башни». – Питер улыбался уже с некоторой прохладцей.

– Нам не понравились говорящие деревья – глупость какая-то…

– Вы имеете в виду энтов?

– Не суть. А Гэндальф? Я думал, он умер, а он раз – и снова объявился!

Готорн ненадолго задумался. Я с возрастающим ужасом ждал, что будет дальше.

– Актер, который играл Гэндальфа, Иэн Макюэн, слегка перестарался.

– Сэр Иэн Маккеллен. Его номинировали на «Оскар».

– Так ведь не получил же!

– Мистер Готорн – консультант Скотланд-Ярда, – вмешался я. – Меня пригласили написать книгу о его последнем деле…

– Называется «Расследует Готорн», – пояснил Готорн.

– Мне нравится, – одобрил Спилберг.

– Неплохо, – кивнул Джексон.

Готорн глянул на часы.

– Похороны в одиннадцать, – напомнил он.

– Я уже сказал, что не могу…

– Надо, Тони. Там будут все, кто знал Дайану Каупер – отличная возможность понаблюдать со стороны, репетиция перед съемками. Такое нельзя пропускать!

– Я объяснил…

– Дайана Каупер? – вставил Спилберг. – Случайно, не мать Дэмиэна Каупера?

– Она самая. Ее задушили в собственном доме.

– Да, я слышал.

Меня всегда изумляло, насколько человек, снявший самые кровавые сцены в «Спасти рядового Райана» и воссоздавший зверства фашистов в «Списке Шиндлера», не любит говорить о насилии. Клянусь, однажды он слегка побледнел, когда я расписывал какую-то идею для Тинтина.

– Я с ним виделся в прошлом месяце, он заходил насчет «Боевого коня».

– Бедный парень, – покачал головой Джексон. – Какая ужасная трагедия!

– Согласен.

И Спилберг с Джексоном уставились на меня так, будто я знал Дэмиэна Каупера всю жизнь и не пойти на похороны с моей стороны просто бесчеловечно.

Тем временем Готорн терпеливо ждал, словно ангел смерти, прилетевший воззвать к совести заблудшего грешника.

– Вам и правда стоит пойти, Энтони, – высказался Спилберг.

– Это всего лишь книга, – возразил я. – Честно говоря, я вообще сомневаюсь… Фильм для меня гораздо важнее.

– Собственно, обсуждать пока нечего, – сказал Питер. – Давайте отложим встречу на пару недель и все обдумаем.

– Можем созвониться, – предложил Спилберг.

Итак, мы обсуждали Тинтина меньше двух минут. Мой сценарий выброшен на помойку, и только я собрался озвучить идеи для «Калькулюса» или «Назначение – Луна», или даже «Рейс 714 на Сидней» (ведь Спилбергу нравятся космические корабли), как меня вышвыривают.

Вопиющая несправедливость! Я встретился с двумя величайшими режиссерами в мире! Я должен был написать для них сценарий – вместо этого меня тащат на похороны человека, которого я даже не знал…

Готорн поднялся. Я и не заметил, когда он успел сесть, – представьте себе мое состояние.

– Очень рад был познакомиться, – сказал он.

– Взаимно, – откликнулся Спилберг. – Пожалуйста, передайте Дэмиэну Кауперу мои соболезнования.

– Обязательно.

– Не волнуйтесь, Энтони, мы позвоним вашему агенту.

Разумеется, никто не позвонил, и больше я их не видел. Единственное, что утешает меня сейчас, – новый фильм так и не вышел. «Тайна “Единорога”» получил восторженные отзывы и собрал в прокате 375 миллионов долларов по всему миру, однако американские зрители восприняли его прохладнее; возможно, из-за этого они решили не продолжать. Или все-таки работают над сиквелом… Без меня.

– Ничего ребята, симпатичные, – отозвался Готорн, идя по коридору.

Меня прорвало:

– Бога ради! Я же тебе сказал, что не пойду! Зачем ты явился? Откуда ты вообще узнал, что я здесь?

– Позвонил твоей помощнице.

– И она сказала?!

– Слушай, зачем тебе Тинтин? – примиряюще отозвался Готорн. – Он же для детей! Я думал, ты закрыл эту тему.

– Его продюсирует Стивен Спилберг!

– А может, он снимет фильм по твоей новой книге? Тем более он знает Дэмиэна Каупера. Как думаешь, кто будет играть меня?

11. Похороны

Когда мне было лет двадцать, я снимал комнату в пяти минутах ходьбы от Бромптонского кладбища; жаркими летними вечерами я приходил туда и писал. Тихий оазис вдали от шумных дорог и пыли, затерянный мир. Вообще, это одно из самых интересных кладбищ Лондона, член так называемой «великолепной семерки» кладбищ, заложенных в XIX веке: поражающие воображение готические мавзолеи и колоннады с каменными ангелами и святыми, созданные викторианцами не только для того, чтобы ознаменовать смерть, но и с целью держать ее в заданных границах. Главная аллея проходит насквозь из конца в конец; гуляя по ней в солнечную погоду, я легко представлял себя в Древнем Риме. Бывало, найду скамейку, устроюсь с блокнотом, вокруг снуют белки, а то и лиса забежит, по субботам доносится приглушенный гул футбольных фанатов на стадионе Стэмфорд-Бридж. Порой самому удивительно, насколько важную часть в моей работе играют разные уголки Лондона, его районы, не говоря уж о самой Темзе. Бромптонское кладбище – один из таких уголков.

Без десяти одиннадцать мы вошли в главные ворота, по обеим сторонам которых располагались две красные телефонные будки, словно стражники на карауле. Эта часть кладбища выглядела более обшарпанно и депрессивно, чем в моих воспоминаниях. У одной из статуй не было головы, другая приветствовала нас отбитой рукой; я щелкнул их на айфон. В траве копошились голуби.

Мы завернули за угол, и впереди показалась Бромптонская часовня – идеально круглое здание с двумя пристройками по бокам. Если смотреть сверху, то очень похоже на знак Лондонского метро – в каком-то смысле даже уместно, если подумать… Мы вышли к заднему фасаду. Возле открытой двери на бетонном пятачке уже стоял катафалк, а в нем – ивовый гроб, который заказала Дайана Каупер (на секунду желудок неприятно свело) с ней самой внутри. Четверо мужчин в черных фраках терпеливо дожидались, когда можно будет внести ее в церковь.

Тропинка изогнулась и привела нас к главному входу с четырьмя колоннами. У двери толпилась небольшая очередь. Никто не разговаривал, все шли опустив головы, словно стыдились своего присутствия. А сам-то я что здесь делаю? Я не был знаком с Дайаной Каупер, на прошлой неделе даже не подозревал о ее существовании. Да и вообще, я не хожу на похороны: ужасно неприятно и очень расстраивает… Как назло, чем старше я становлюсь, тем больше приглашений получаю. В качестве личного одолжения своим друзьям я постараюсь никому не сообщать дату моего погребения.

Разглядывая присутствующих, я с ходу узнал некоторых. Вот Андреа Клюванек – пришла попрощаться со старой хозяйкой; и Реймонд Клунс здесь в новеньком кашемировом пиджаке – наверное, специально купил к случаю. Он привел с собой молодого бородатого юношу – видимо, партнера. Я нервно покосился на Готорна: тот наблюдал за ними, недобро прищурившись. К счастью, промолчал – во всяком случае, пока.

Не мы одни наблюдали за Клунсом: неподалеку стоял поразительно красивый китаец с длинными вьющимися волосами до плеч. Безупречный костюм, белая шелковая рубашка, черные туфли, начищенные до блеска. Как ни странно, я его знал: Бруно Вонг, крупный театральный продюсер, а также известный филантроп; на короткой ноге с некоторыми членами королевской семьи, жертвует солидные суммы на искусство. Часто ходит на премьеры в театр «Олд Вик», где я состою членом правления. Судя по его взгляду на Клунса, друзьями их назвать нельзя.

Мы встретились у двери, и я поздоровался.

– Вы были знакомы с Дайаной Каупер?

– Мы дружили. – Вонг разговаривал тихо, тщательно взвешивая слова, как будто читал стихотворение. – Человек большой доброты и духовности. Известие о ее смерти меня потрясло, мне очень тяжело…

– Она инвестировала деньги в ваши постановки? – спросил я.

– Увы, нет, хотя я много раз ее приглашал. У Дайаны был исключительный вкус. К несчастью, порой ей изменял здравый смысл. Слишком доброе сердце!.. А ведь буквально пару недель назад я пытался ее предупредить…

– О чем? – вклинился Готорн, выступая на передний план и оттесняя меня в сторону.

Вонг огляделся. Все уже зашли в церковь, мы остались одни.

– Я не хочу говорить огульно…

– А вы рискните!

– Мы, кажется, незнакомы.

Вонг заметно напрягся и занял оборонительную позицию. Честно говоря, я не удивился: Готорн и в лучшие времена отпугивал своим видом – бледная кожа, беспокойные глаза, – а уж на кладбище и вовсе… Если бы на похороны заявился вампир, он и то не произвел бы такого гнетущего впечатления.

– Это Дэниэл Готорн, – представил я. – Ведет полицейское расследование.

– Вы знакомы с Реймондом Клунсом? – спросил Готорн. Он тоже успел заметить пристальное внимание Вонга к вышеупомянутому персонажу.

– Не могу сказать, что близко – так, доводилось встречаться.

– И?..

– Не в моих правилах отзываться о людях плохо, особенно в таком месте, – сдержанно ответил Вонг. – На мой взгляд, в мире и так слишком много зла. Однако… – Он вздохнул. – Думаю, вы и сами вскоре узнаете, что им занялись власти. Некоторые данные им обещания касательно недавней постановки оказались, мягко говоря, преувеличенными.

– Вы имеете в виду «Марокканские ночи»? – уточнил я.

– Да, я разговаривал с милой Дайаной буквально за пару недель до трагедии, что отняла ее у нас. Она твердо собиралась что-то предпринять по этому поводу – и с полным правом, на мой взгляд.

– А потом ее задушили, – как бы невзначай заметил Готорн.

Вонг уставился на него, впервые сопоставляя два события.

– Насколько я понял, это было ограбление?

– Я так не думаю.

– В таком случае я, пожалуй, сказал лишнее. Вряд ли Дайана вложила крупную сумму. Разумеется, я не имел в виду ничего… некорректного. – Вонг развел руками. – Извините, не хочу пропустить службу. – И он поспешил внутрь.

Мы остались одни.

– Интере-есно… – задумчиво протянул Готорн. – Значит, Дайана узнает, что Клунс играл с ней в жмурки, собирается вывести его на чистую воду… Бац! – и вот она уже сама жмурик.

– Как остроумно!

– На здоровье, можешь воспользоваться.

Неподалеку ошивалась парочка с камерами; я заметил их лишь тогда, когда один из них сделал снимок.

– Долбаные журналисты, – пробормотал Готорн.

И верно, это были они – видимо, в ожидании Дэмиэна Каупера.

– Что ты имеешь против журналистов? – спросил я, мысленно добавляя их в список.

Готорн выбросил сигарету и растер ее ногой.

– Ничего. Вечно ошиваются на месте преступления и перевирают все факты.

Мы зашли в церковь – белое помещение с колоннами, поддерживающими купол. Стулья были расставлены полукругом. Едва мы заняли свои места, как внесли гроб. Приглядевшись, я заметил, что он имеет какое-то нездоровое сходство с огромной корзиной для пикника – крышка скреплялась двумя кожаными ремнями. Сверху лежал огромный белый венок. Из колонок уже звучал «Марш принца Датского» Джеремайи Кларка. Странный выбор: по большей части это произведение ассоциируется со свадьбой. Кто знает, может, и сама Дайана когда-то шла под него к алтарю…

Гроб аккуратно опустили на козлы. Я разглядывал присутствующих, слегка удивляясь тому, как мало народа пришло – человек двадцать, не больше. Бруно Вонг с Реймондом Клунсом разместились в переднем ряду на некотором расстоянии друг от друга. Андреа в дешевой кожаной куртке пристроилась в противоположном углу. Даже инспектор «Джек» Мидоуз заявился: сидя на жестком стуле, слишком маленьком для него, он с трудом подавил зевок.

Думаю, в этой «постановке» у Дэмиэна Каупера была звездная роль, и он подготовился как следует: безупречного покроя костюм, серая рубашка и начищенные туфли. Рядом с ним сидела Грейс Ловелл в черном платье, однако вокруг них образовалось пустое пространство, словно они находились в вип-ложе: смотреть смотрите, но близко не подходите. Я не преувеличиваю: позади них сидели двое – позже я выяснил, что один был послан лондонским агентом Дэмиэна, а второй, мускулистый чернокожий мужчина, – его персональный тренер, судя по всему исполнявший обязанности телохранителя.

В остальном здесь собрались друзья и коллеги Дайаны Каупер, все старше пятидесяти. Оглядываясь вокруг, я поразился: хотя на лицах присутствующих отображался богатый спектр эмоций – скука, любопытство, серьезность, – никто не был особенно опечален. Единственный, кто хоть как-то демонстрировал ощущение потери, – высокий лохматый мужчина, сидящий через несколько стульев от меня. Завидев приближение викария, он вытащил белый платок и промокнул глаза.

Викарий, низкорослая полноватая женщина, сдержанно улыбалась, словно говоря: да, я понимаю, мы собрались здесь по очень грустному поводу, но я все же рада вас видеть. Я сразу понял, что она придерживается скорее современного подхода, чем традиционного. Дождавшись окончания музыки, она шагнула вперед, потерла руки и начала речь:

– Здравствуйте! Рада приветствовать вас в этой красивой церкви, построенной в 1839 году по мотивам римского собора Святого Петра. Сегодня мы собрались в таком особенном, таком прекрасном месте, чтобы отдать дань уважения замечательной женщине. Смерть – всегда тяжелое испытание для тех, кто остался, и сегодня, когда мы прощаемся с Дайаной Каупер, которую так внезапно и так жестоко вырвали из жизни, нам особенно трудно это понять и принять.

Когда она перестанет повторять «так» и его производные?

Интересно, понравилось бы усопшей, что ее называют «замечательной женщиной», как приглашенную звезду на ТВ-шоу?

– Дайана из тех людей, кто всегда готов помочь ближнему. Она много занималась благотворительностью, была членом правления в театре «Глобус» и, разумеется, воспитала такого знаменитого сына. Дэмиэн прилетел из Америки, и хотя мы всецело разделяем ваши чувства, Дэмиэн, мы все же так рады вас видеть.

Я обернулся и заметил, что Роберт Корнуоллис, гробовщик, стоит возле двери и о чем-то шепчется с Айрин Лоуз. Та кивнула, и он тихо выскользнул наружу.

…Спилберг с Джексоном наверняка еще в отеле; может, спустились пообедать в ресторан – и я мог быть с ними! При мысли об этом меня охватила ярость.

– Дайана Каупер осознавала, что смертна, – продолжала между тем викарий, – и тщательно организовала сегодняшнюю службу до мельчайших подробностей, включая музыку, которую вы только что прослушали. Она не хотела затягивать проводы, поэтому я закругляюсь! Начнем с 33-го псалма. Надеюсь, выбирая его, Дайана понимала, что смерти не всегда нужно бояться. «Взывают праведные, и Господь слышит, и от всех скорбей их избавляет их». Смерть может послужить и утешением.

Викарий прочла псалом, затем Грейс Ловелл вышла на передний план и продекламировала «Ариэля» Сильвии Плат.

Мне понравилось, что она выучила наизусть и читала с большим чувством. Дэмиэн наблюдал за ней со странной холодностью во взгляде. Готорн рядом со мной зевнул.

Наконец настал черед Дэмиэна. Он поднялся, медленно вышел вперед и развернулся к гробу матери спиной. Речь получилась короткой и малоэмоциональной.

– Мне было всего двадцать, когда умер папа, а теперь я потерял и мать. На этот раз сложнее принять случившееся, поскольку отец тяжело болел, а на нее напали в собственном доме. Явсегда буду сожалеть о том, что не успел попрощаться… Уверен, маме понравился бы мой новый проект, съемки которого начинаются через неделю. Он называется «Родина», и уже в этом году его покажут на канале «Шоутайм». Мама всегда поддерживала мои устремления, поощряла и бесконечно верила в то, что я стану звездой. Она приходила на все мои постановки в Стратфорде, видела все мои роли: Ариэля в «Буре», Генриха Пятого, а Мефистофель в «Докторе Фаусте» был ее любимым – в детстве мама называла меня дьяволенком.

Раздался приглушенный одобрительных смех некоторых скорбящих.

– Наверное, я всегда буду выискивать ее глазами в зале и всегда буду натыкаться на пустое кресло. Надеюсь, бронь можно перепродать…

Тут слушатели уже засомневались – то ли шутит, то ли всерьез…

Я записывал его речь на айфон, однако на этом месте перестал слушать: мое мнение о Дэмиэне Каупере лишь подтвердилось.

Он говорил еще несколько минут, затем из колонок раздалась «Элинор Ригби», двери распахнулись, и толпа выползла на кладбище. Прямо перед нами оказался лохматый мужчина; он снова промокнул глаза.

Мы медленно побрели в западную часть кладбища, за колоннадой. Могилу вырыли у низкой стены на длинной полосе, заросшей неухоженной травой. По другую сторону проходит железная дорога: ее не видно, зато слышно. Мы подошли к надгробному камню с надписью: «Лоуренс Каупер, 3 апреля 1950 – 22 октября 1999. После продолжительной болезни, перенесенной стойко и мужественно». Я вспомнил, что он жил и, вероятно, умер в Кенте; интересно, почему же его похоронили здесь?

Светило солнце, но пара платанов обеспечивала достаточную тень. Погода выдалась теплая. Дэмиэн Каупер, Грейс Ловелл и викарий задержались, сопровождая тело в последний путь. Пока мы их дожидались, к нам подвалил инспектор Мидоуз. Его поношенный костюм словно был взят из благотворительного магазина.

– Ну что, Готорн, как делишки? – спросил он.

– Ничего, Джек, не жалуюсь.

– Как успехи? – Мидоуз насмешливо фыркнул. – Я так и подумал, что ты не станешь торопиться – тебе ведь платят посуточно.

– Я подожду, пока ты раскроешь дело, – парировал Готорн. – Тогда я заработаю целое состояние.

– Вот тут я тебя разочарую: похоже, мы сворачиваемся…

– Правда? – встрепенулся я. Если Мидоуз действительно нашел убийцу, для книги это будет полной катастрофой.

– Ага. Вы все равно прочтете в газетах, так что могу и рассказать, мне не жалко. В районе Британия-роуд прокатилась волна краж с похожим почерком: преступник нарядился курьером, доставляющим посылку, лицо закрывал мотоциклетный шлем. Выбирал одиноких женщин.

– И всех прикончил?

– Нет. Первых двух избил и запер в шкафу; третья оказалась умнее, не впустила его, набрала 999[20], и он свалил, зато мы теперь знаем, кого искать, – есть запись с видеокамеры. Мопед легко отследить, а там и на него выйдем.

– И как же, по-твоему, задушили Дайану Каупер? Почему он не избил ее, как остальных?

Мидоуз пожал мощными плечами.

– Что-то пошло не так.

Из-за деревьев показалась процессия: Дайану Каупер доставили к месту вечного упокоения. Четверо мужчин из агентства несли корзину, за ними викарий, Дэмиэн Каупер и Грейс Ловелл. Позади на почтительном расстоянии держалась Айрин Лоуз – следила, чтобы все прошло как надо. Роберта Корнуоллиса не было видно.

– Знаешь что? Вся твоя теория – чушь собачья! – резюмировал Готорн. Его грубая речь совершенно не вязалась с декорациями: солнечный свет, кладбище, приближающийся гроб с венком. – Ты никогда не умел работать, приятель. А если найдешь своего курьера, передавай от меня привет! Ставлю любые деньги на то, что он и близко не подходил к Британия-роуд.

– Ты всегда был несносным ублюдком, – проворчал Мидоуз. – Не представляешь, как мы радовались, когда ты ушел!

– Слышал, у тебя процент раскрываемости упал, – парировал Готорн, блестя глазами. – Какая жалость! И, кстати, сочувствую насчет развода.

– С чего ты взял? – дернулся Мидоуз.

– Да на тебе огромными буквами написано!

И правда, Мидоуз выглядел каким-то заброшенным. Мятый костюм, неглаженая рубашка без пуговицы, обшарпанные ботинки… С другой стороны, обручальное кольцо все еще на месте, на левом пальце. В любом случае стрела попала в цель. На секунду мне даже показалось, что они вот-вот сцепятся, как Гамлет с Лаэртом на краю могилы, но тут принесли гроб и опустили на траву. Носильщики закрепили веревки, продев их через ручки, под одобрительным взором Айрин Лоуз.

Я покосился на Дэмиэна Каупера. Тот уставился в пространство, не замечая ничего вокруг. Грейс стояла рядом. Фотографы держались на расстоянии – камеры с зумом не дадут упустить мельчайшие детали.

– Настало время опускать гроб, – нараспев произнесла викарий. – Давайте встанем рядышком, возьмемся за руки и еще раз подумаем о такой прекрасной жизни, которая подошла к концу.

Гроб подняли и занесли над могилой, остальные встали вокруг и наблюдали. Мужчина с платком вновь прижал его к глазам. Реймонд Клунс оказался рядом с Бруно Вонгом, и я заметил, что они тихо перебросились парой слов. Носильщики начали медленно опускать гроб в темную разверстую щель…

И тут вдруг откуда ни возьмись заиграла музыка – популярная детская песенка:

Звук был слабый, приглушенный. Чей-то мобильник, подумал я первым делом. Остальные стали переглядываться, гадая, кому сейчас будет стыдно. Айрин Лоуз встревоженно шагнула вперед.

Ближе всех к могиле стоял Дэмиэн Каупер. Он глянул вниз со смешанным выражением ужаса и ярости, показал куда-то рукой – и только тут до меня дошло.

Звук исходил из могилы.