Это слово – Убийство Горовиц Энтони
Прямо из гроба.
Между тем начался второй куплет:
- Вжик-вжик-вжик, – мелькают «дворники»,
- Вжик-вжик-вжик, вжик-вжик-вжик…
Носильщики застыли в растерянности: то ли опустить гроб в надежде, что могила заглушит звук, то ли вытащить назад и как-то разбираться… Можно ли хоронить покойную вместе с этой жуткой песенкой? Теперь уже было очевидно, что звук доносится из гроба: какой-то магнитофон или радио. Если бы Дайана Каупер выбрала более традиционный материал – например, красное дерево, – мы вряд ли расслышали бы музыку, и она играла бы под землей, пока батарейки не сядут. Однако теперь слова просачивались сквозь гнутые ивовые прутья, и от них не было спасения.
- А шофер нам машет радостно…
На другой стороне кладбища репортеры почуяли жареное: подняли камеры и начали подползать ближе.
Дэмиэн Каупер, вне себя от ярости, вызверился на первого, кто под руку попался; им оказалась викарий.
– Что происходит? – зарычал он. – Кто это сделал?
Айрин Лоуз поспешно, насколько позволяли коротенькие толстые ножки, подошла к краю могилы.
– Мистер Каупер… – начала она, запыхавшись.
– Это что, шутка? – Дэмиэн побледнел. – Зачем играет эта песня?
– Поднимите гроб, – распорядилась Айрин, взяв командование на себя.
- Радостно, радостно…
– Я засужу вашу гребаную контору до последнего пенни…
– Мне очень жаль! – успокаивающе бормотала Айрин. – Ума не приложу…
Носильщики подняли гроб куда проворнее, чем опускали; он грохнулся на траву и чуть не завалился набок. Я представил, как Дайана перекатывается там от стенки к стенке. Интересно, кто из присутствующих устроил такую злую шутку? Или это своего рода тайное послание?
Реймонд Клунс вцепился в своего партнера. Бруно Вонг прижал ладонь ко рту. Андреа Клюванек улыбалась – или мне померещилось. Мужчина с платком уставился на гроб с необъяснимым выражением, затем поднес руку к лицу, словно его тошнило или, наоборот, душил смех, развернулся и поспешил прочь, в сторону Бромптон-роуд.
- А шофер нам машет радостно:
- «Все скорей сюда!»
Музыка не умолкала, и это было ужаснее всего. Банальный мотив, мерзкий, нарочито веселый голос, каким взрослые поют своим детям.
– Все, с меня хватит! – объявил Дэмиэн.
Это была первая искренняя эмоция за весь день.
– Дэмиэн… – Грейс попыталась взять его за руку, но тот вырвался.
– Я домой, а ты иди в паб.
Фотографы усердно щелкали камерами, длинные объективы неприлично высовывались из-за надгробий. Тренер-телохранитель пытался как-то заслонять Дэмиэна, однако папарацци устремились за ним.
Викарий беспомощно повернулась к Айрин.
– Что будем делать?
– Давайте перенесем гроб в часовню, – решила Айрин, стараясь не терять самообладания. – Быстрее, – скомандовала она носильщикам.
Те подняли Дайану и понесли обратно чуть ли не бегом, пытаясь при этом соблюдать видимость благообразия. Впрочем, это им не удалось: выглядели они смехотворно, сбивались с ритма, натыкались друг на друга и путались в собственных ногах. Звонкая музыка постепенно затихала вдали.
- И гудок поет нам песенку…
Готорн задумчиво смотрел им вслед; видно было, как в его мозгу интенсивно крутились мысли.
– «Бип-бип-бип», – пробормотал он, не попадая в мелодию, и заспешил вслед за гробом.
12. Запах крови
Оставив сконфуженный кружок возле пустой могилы, мы поспешили за гробом, напоминающим теперь утлый кораблик в бурном море.
Я подозревал, что Готорна эта злая, жестокая шутка – если это шутка – немало забавляет, находит какой-то отклик у внутренних демонов. С другой стороны, более вероятно, его радовало то, что теория Мидоуза разлетелась вдребезги. Всего лишь несколько минут назад он рассуждал об ограблении, которое пошло не так, – теперь об этом и речи быть не могло. Все происходящее вывело преступление за рамки стандартных полицейских процедур, что давало Готорну больше права считать расследование своим.
Я оглянулся: Мидоуз ковылял за нами на некотором отдалении.
– Ну и что ты думаешь? – спросил я.
– Это было послание.
– Послание… Кому?
– Как минимум Дэмиэну Кауперу. Ты же видел его лицо!
– Он был расстроен.
– Расстроен – мягко сказано. Побледнел как полотно! Я думал, он сейчас в обморок свалится.
– Наверное, тут намек на Ларри Гудвина, – предположил я.
– Его же не автобус сбил!
– Нет, но он мог в тот день взять с собой игрушечный автобус, или ему нравилось ездить на автобусах…
– В одном ты прав, приятель: это детская песенка – значит, имеет отношение к погибшему мальчику.
Готорн осторожно перешагнул через чью-то могилу.
– Дэмиэн уехал домой, но мы с ним скоро свяжемся. Интересно, что он скажет…
– С момента эпизода в Диле прошло десять лет, – рассуждал я вслух. – Сперва Дайану Каупер убили, теперь это… Кто-то явно пытается на что-то намекнуть…
Гроб уже занесли в часовню. Мы задержались у входа, дожидаясь Мидоуза.
– Там, где ты, вечно все летит кувырком, – пропыхтел он, задыхаясь.
Если не возьмется за ум, не перестанет курить и не сядет на диету, скоро снова посетит кладбище и задержится там гораздо дольше.
– Ну и как твой грабитель это проделал? – язвительно поинтересовался Готорн. – Что-то я не заметил тут никого в форме курьера.
– Это может совершенно не иметь отношения к делу, – ответил Мидоуз. – Тут замешана голливудская звезда: не исключена чья-то дурацкая шутка; у кого-то плохо с чувством юмора, вот и все.
Мы зашли в часовню. Гроб уже стоял на козлах, Айрин Лоуз деловито отстегивала крепления. За ней квадратными от ужаса глазами наблюдала викарий.
– Я работаю в похоронном бизнесе двадцать семь лет, – пожаловалась Айрин, – и ни разу – ни единого разу! – ничего подобного не случалось.
По крайней мере, песенка умолкла; в тишине раздавался лишь скрип ивовых прутьев. Айрин подняла крышку, и я непроизвольно дернулся: совсем не хотелось лицезреть Дайану Каупер через неделю после смерти. К счастью, ее накрыли муслиновым саваном: различались лишь контуры тела без подробностей типа остекленевших глаз или зашитых губ. Айрин наклонилась, вытащила из рук покойной нечто похожее на ярко-оранжевый мячик и передала Мидоузу.
Тот брезгливо покрутил в руках непонятный предмет.
– Фигня какая-то…
– Это будильник.
Готорн протянул руку, и Мидоуз с облегчением отдал ему вещдок.
И действительно, это был цифровой будильник с круглым циферблатом; сбоку виднелась перфорация, как на старом радиоприемнике, и две кнопки. Готорн щелкнул переключателем, и песенка заиграла снова:
- День-деньской колеса крутятся…
– Выключите! – вздрогнула Айрин.
Готорн подчинился.
– Это будильник, проигрывающий MP3-файлы, – объяснил он. – Их полно в интернете. Можно скачать любимую песню твоего ребенка и поставить в качестве мелодии на звонок. Я сыну купил такой же, только вместо музыки записал собственный голос: «Вставай, ленивый ублюдок, шевелись!» Ему нравится.
– Как его включили? – спросил я.
Готорн перевернул будильник.
– Установлен на одиннадцать тридцать – значит, рассчитывали примерно на середину похорон. Получилось как нельзя лучше.
Безо всякого перехода он набросился на Айрин Лоуз:
– Вы можете объяснить, как будильник оказался в гробу?
– Нет! – опешила та, словно Готорн обвинял во всем ее лично.
– Вы оставляли гроб без присмотра?
– Нужно спросить мистера Корнуоллиса.
– А где он?
– Ему пришлось уйти пораньше – у сына в школе концерт. – Айрин не сводила глаз с оранжевого «мячика». – В нашей фирме никто на такое не способен!
– Значит, это кто-то посторонний. Отсюда и вопрос: вы оставляли гроб без присмотра?
– Да. – Айрин поежилась – ей неловко было это признавать. – Покойная содержалась в нашем учреждении на Фулэм-Пэлас-роуд, ее привезли оттуда сегодня. К сожалению, у нас в кенсингтонском офисе недостаточно места, поэтому мы разместили миссис Каупер в часовне неподалеку от Хаммерсмита – наше специальное место скорби, – где ее по желанию могли навестить близкие друзья и члены семьи.
– И многие пожелали?
– Навскидку сказать не могу, но у нас есть книга посетителей, и никого не допускают без записи.
– Ну а здесь, на кладбище? – спросил Готорн.
Айрин не ответила, и он продолжил:
– Когда мы приехали, гроб находился в катафалке на заднем дворе.
Айрин переадресовала вопрос одному из носильщиков. Тот опустил голову и неловко шаркнул ногой.
– Мы были там почти все время, – пробормотал он. – Почти.
– А вы кто?
– Альфред Лоуз. Я директор фирмы, Айрин – моя жена.
– А-а, семейный бизнес! – криво усмехнулся Готорн. – Так где же вы были?
– Мы приехали, припарковались и вошли в часовню.
– Все?
– Да.
– А катафалк был заперт?
– Нет.
– В нашей практике еще никто не пытался вытащить покойника, – заметила Айрин ледяным тоном.
– Зато теперь вам есть о чем подумать, – ядовито парировал Готорн. – Мне нужно поговорить с мистером Корнуоллисом. Где я могу его найти?
– Сейчас я напишу вам адрес.
Айрин протянула руку, и муж подал ей блокнот с ручкой. Нацарапав пару строк, она оторвала листочек и передала Готорну.
– Спасибо.
– Погоди-ка!
Все это время Мидоуз молча стоял в стороне и только сейчас спохватился, что не принимает участия в разговоре.
– Я забираю будильник, – распорядился полицейский, напоминая, кто здесь главный. – Его вообще не надо было трогать! – добавил он, забыв, что сам же первый и забрал вещдок у Айрин. – Экспертам это не понравится!
– Вряд ли они что-нибудь найдут.
– Если его купили в интернете, мы сможем установить личность покупателя.
Готорн протянул ему будильник. Мидоуз осторожно взял его кончиками большого и указательного пальцев.
– Удачи! – пожелал Готорн.
Это был сигнал расходиться.
Поминки – если их можно так назвать – проводились в пабе на углу Финборо-роуд, в пяти минутах ходьбы от кладбища. Именно это место упомянул Дэмиэн Каупер, прежде чем уйти. Он казался не единственным: половина присутствовавших на похоронах решила пропустить мероприятие. Оставшаяся дюжина мужчин и женщин налегала на просекко[21] и крошечные колбаски и пыталась утешить друг друга не только в связи с утерей дорогой подруги, но и с тем ужасным фарсом, свидетелями коего они стали.
Готорн позвонил Роберту Корнуоллису и оставил ему сообщение. Теперь же он решил сосредоточиться на присутствующих: в конце концов, если бы они не знали Дайану Каупер, то не пришли бы на похороны, а другого шанса застать всех вместе не будет.
Пружинистой походкой Готорн пересек Фулэм-роуд и вошел в паб. Я уже заметил, что любая непонятная ситуация действовала на него как энергетик – и чем страннее, тем лучше.
Мы сразу увидели Грейс: она стояла, опираясь на барную стойку, в ультракоротком, хотя и черном, платье и бархатном смокинге с подбитыми плечами и выглядела так, словно только что вышла с премьеры фильма. С ней никто не разговаривал. Завидев нас, Грейс нервно улыбнулась.
– Мистер Готорн! – воскликнула она с явным облегчением. – Я тут почти никого не знаю…
– А кого знаете?
Грейс огляделась.
– Это Реймонд Клунс, театральный продюсер. Дэмиэн играл в одной из его постановок.
– Виделись.
– А это врач Дайаны. – Грейс кивнула в сторону пузатого мужчины лет шестидесяти в темном костюме-тройке. – Кажется, его зовут доктор Баттерворт. Рядом – жена. Мужчина в углу – поверенный Дайаны, Чарльз Кеннеди, он разбирается с завещанием. А больше я никого не знаю.
– Значит, Дэмиэн уехал домой…
– Он в шоке. Эту песню выбрали нарочно, чтобы его расстроить.
– Вы в курсе, о чем идет речь?
– Вообще-то, да… – Грейс замешкалась в нерешительности. – Это была любимая песня Тимми Гудвина, того мальчика, что погиб в аварии. Его хоронили под нее в Хэрроу-Уилд.
– Откуда вы знаете?
– Дэмиэн рассказал. Он часто вспоминал эту историю. – По каким-то неведомым причинам Грейс пыталась защитить Дэмиэна. – Он не из тех, кто выставляет свои чувства напоказ, но эта история на него сильно повлияла. – Грейс залпом выпила бокал просекко. – Господи, до чего ужасный день! Я, конечно, с самого утра чувствовала, что все будет плохо, однако никак не ожидала такого поворота!
Готорн внимательно изучал девушку.
– У меня сложилось ощущение, что вы недолюбливали свекровь, – выдал он ни с того ни с сего.
Та вспыхнула и занервничала.
– Неправда! Кто вам сказал?!
– Вы упоминали, что она вас игнорирует.
– Ничего подобного я не говорила! Просто ее больше интересовала Эшли.
– А где Эшли?
– В Хонслоу, у моих родителей. Я заберу ее по пути отсюда.
Грейс поставила бокал на барную стойку и взяла еще один у проходящего официанта.
– Значит, вы с ней дружили? – гнул свою линию Готорн.
– Я бы так не сказала. Мы с Дэмиэном совсем недолго были вместе до появления Эшли, и Дайана переживала, что отцовство помешает его карьере… – Тут Грейс спохватилась и попыталась оправдаться: – Я понимаю, это звучит некрасиво, но ведь Дайана была так одинока! После смерти Лоуренса у нее остался лишь Дэмиэн, она в нем души не чаяла. Успех сына был для нее превыше всего.
– А ребенок, значит, мешал?
– Мы не планировали дочь, если вы это имеете в виду, но сейчас Дэмиэн ее обожает. Он не хотел бы ничего изменить.
– А вы сами, мисс Ловелл? Вряд ли Эшли сильно помогла вам продвинуться по карьерной лестнице?
– Мистер Готорн, вы все время говорите гадости! Мне всего тридцать. Я люблю ее до безумия. И потом, какая разница? Ну пропущу несколько лет… Я очень довольна своей судьбой.
Нет, милая, ты не настолько хорошая актриса – во всяком случае, меня ты ни капли не убедила.
– Вам нравится в Лос-Анджелесе? – спросил Готорн.
– Привыкла со временем. У нас дом на Голливуд-Хиллс; я просыпаюсь каждое утро и не могу поверить, что я здесь. Еще когда я училась в театральном, всегда мечтала проснуться и увидеть знак Голливуда.
– Наверное, у вас там много друзей?
– Мне не нужны друзья, у меня есть Дэмиэн. – Грейс оглянулась через плечо. – С вашего позволения, я должна исполнять роль хозяйки и не хочу задерживаться надолго.
И она ускользнула. Готорн проводил ее взглядом; его внутренний «моторчик» работал на всю катушку, только что не жужжал.
– Ну кто следующий? – спросил я.
– Доктор.
– Почему именно он?
Готорн бросил на меня усталый взгляд.
– Потому что он знал Дайану Каупер изнутри. Потому что она могла делиться с ним своими проблемами. Потому что он мог ее убить…
Покачав головой, Готорн направился к следующей жертве.
– Доктор Баттерворт?
– Баттимор.
Они пожали друг другу руки. Судя по внешности – борода, очки в золотой оправе, – доктор позиционировал себя как «представителя старой школы». Его неприятно задело, что Готорн перепутал фамилию, однако он слегка потеплел, когда тот намекнул на связь со Скотленд-Ярдом. Я часто подмечаю этот момент: людям нравится хотя бы краешком поучаствовать в расследовании убийства – отчасти из желания помочь, хотя есть тут и доля нездорового интереса…
– Так что это за история на кладбище? – спросил Баттимор. – Бьюсь об заклад, такого вы еще не встречали. Бедная Дайана! Бог знает, как бы она отреагировала! Вы считаете, это сделали специально?
– Вряд ли кто-то положил бы заведенный будильник в гроб случайно, сэр, – отозвался Готорн.
Я был ему искренне благодарен за «сэра», иначе фраза прозвучала бы слишком презрительно.
– Значит, вы собираетесь заняться расследованием?
– Для меня раскрытие убийства миссис Каупер – задача первостепенной важности.
– Но ведь убийцу уже опознали!
– Это был грабитель, – вставила жена доктора – сурового вида женщина лет пятидесяти, раза в два худее супруга.
– Мы обязаны отработать все возможные варианты, – объяснил Готорн и снова обернулся к доктору. – Насколько я понимаю, вы были близким другом миссис Каупер. Скажите, пожалуйста, когда вы видели ее в последний раз?
– Недели три назад. Она приходила ко мне на Кавендиш-сквер. Ее мучила бессонница. Вообще, это довольно распространенная проблема у женщин определенного возраста. Впрочем, были у нее и более веские причины.
Доктор нервно оглянулся и понизил голос: видимо, его пугала необходимость передавать конфиденциальную информацию на публике.
– Она волновалась за сына!
– Но почему же?
– Я сейчас говорю скорее как друг, мистер Готорн: ее беспокоил стиль жизни Дэмиэна в Лос-Анджелесе. Дайана изначально была против его поездки в Америку, а потом еще прочла всякие гадости в желтой прессе – наркотики, буйные вечеринки и все в таком духе. Разумеется, в этом не было ни слова правды. Газетчики вечно сочиняют о знаменитостях бог знает что – так я ей и сказал, но она не успокоилась, вот я и прописал снотворное. Для начала – «Ативан», а потом, когда он не возымел должного действия, «Темазепам».
Я вспомнил таблетки, найденные в ванной.
– А вы не боялись, что она может подсесть?
Доктор Баттимор благодушно улыбнулся.
– Прошу прощения, мистер Готорн, если бы вы разбирались в медицине, то знали бы, что шансы привыкнуть к «Темазепаму» ничтожно малы – именно поэтому я его прописываю в том числе. Единственная опасность – потеря кратковременной памяти, но миссис Каупер никогда не жаловалась на здоровье в целом.
– А она не рассказывала о том, что планирует зайти в похоронное агентство?
– Прошу прощения?
– В день убийства миссис Каупер организовала собственные похороны.
Доктор ошарашенно заморгал.
– Ума не приложу, зачем ей это понадобилось. Уверяю вас, у нее было отличное здоровье, не считая переживаний по поводу сына. Могу лишь предположить случайное совпадение.
– Ее ограбили! – настаивала жена.
– Именно, дорогая. Она не могла знать, что это случится. Чистое совпадение, ничего больше.
Готорн кивнул, и мы откланялись.
– Гребаный придурок, – пробормотал он, как только мы отошли на безопасное расстояние.
– Почему?
– Потому что несет всякую чушь! Ты же слышал – бред собачий.
– Разве?
– А я сказал – придурок. Запиши, не забудь.
– «Гребаный придурок»? Эпитет передать в точности?
Готорн промолчал.
– Только я поясню, что это твои слова, – пригодится, когда он подаст в суд.
– За что? За правду?
Мы перешли к Чарльзу Кеннеди, юристу. Тот в углу разговаривал с какой-то женщиной, судя по всему, с женой. Это был круглый коротышка с вьющимися седыми волосами. Жена примерно такая же, разве что потяжелей. Живут, скорее всего, за городом: у обоих типичный здоровый вид любителей свежего воздуха – румяные щеки и так далее. Он пил просекко, она – фруктовый сок.
– Как поживаете? Да-да, я Чарльз Кеннеди, а это Фрида.
Он был сама любезность. Едва Готорн представился, Кеннеди сразу выдал о себе подробнейшую информацию. Он знал покойную больше тридцати лет и близко дружил с Лоуренсом Каупером («Рак поджелудочной… Выдающийся человек, первоклассный дантист»). До сих пор проживает в Кенте, в Фавершеме; помогал Дайане продавать дом после «той ужасной истории».
– Вы консультировали ее во время процесса?
– Разумеется! – Кеннеди был неудержим; он не разговаривал, он извергался. – Она нисколько не виновата, судья все правильно сделал.
– Вы с ним знакомы?
– С Уэстоном? Виделись пару раз. Честный малый. Я Дайане так сразу и сказал – бояться нечего, и неважно, что там пишут в газетах. Хотя ей все равно туго пришлось, бедняжке, она была ужасно расстроена…
– Когда вы видели ее в последний раз?
– На прошлой неделе.
– На позапрошлой, – поправила его жена.
– В день смерти, на собрании членов правления «Глобуса». Вам, наверное, известно, что в театре учрежден благотворительный проект; мы сильно зависим от пожертвований…
– А какие пьесы вы ставите?
– Ну так… Шекспира, естественно.
С одной стороны, Готорн вряд ли интересовался театром, да и вообще искусством, музыкой, литературой… С другой – проявлял поразительную осведомленность в иных сферах; не удивлюсь, если он нарочно действовал адвокату на нервы.
– Я так понимаю, в тот день произошел некий конфликт?
– Да нет… Кто вам сказал?
Готорн не ответил, а я вспомнил, что Роберт Корнуоллис слышал разговор на повышенных тонах, когда звонил Дайане насчет номера участка на кладбище.
– Она вышла из состава правления.
– Да, но вовсе не из-за разногласий…
– Так почему же тогда?
– Понятия не имею. Просто сказала, что решение принято давно и бесповоротно. Помню, мы так удивились! Дайана всегда живо поддерживала театр, она была движущей силой, активно занималась сбором средств и образовательными программами.