Это слово – Убийство Горовиц Энтони
– Сюда, пожалуйста. Осторожнее, ролики! Ведь просила детей не бросать их в прихожей! Однажды кто-нибудь сломает себе шею!
Она глянула вниз, наконец заметив белье под мышкой.
– Ох, простите! Я как раз загружала стиралку, когда вы позвонили! Боже, ну и видок у меня!
Мы перешагнули через ролики и вошли в прихожую, заваленную куртками, резиновыми сапогами и ботинками разного размера. На стуле валялся мотоциклетный шлем. По дому гоняли дети – мы услышали их визг раньше, чем увидели. Мгновение спустя два светловолосых мальчика лет пяти и семи промчались мимо, не прекращая визжать.
– Это Себастьян и Тоби, – представила детей Барбара. – Сейчас они пойдут мыться, и станет немного тише. У вас есть дети? Ей-богу, иногда тут просто поле битвы.
И правда, дети захватили весь дом. На батареях – детские одежки, повсюду разбросаны мягкие игрушки, футбольные мячи, пластиковые мечи, старые теннисные ракетки, игральные карты, детальки «Лего»… Трудно было ориентироваться в этом хаосе, однако гостиная все же создавала впечатление уютного, немного старомодного дома: высушенные цветы на каминной полке, наверняка расстроенное пианино, покрывала на диванах, круглые абажуры, которые никогда не выходят из моды. Абстрактные картины на стене, скорее всего, куплены в ближайшем супермаркете.
– Вы работаете вместе с мужем, миссис Корнуоллис? – спросил Готорн по пути на кухню.
– Боже упаси! И называйте меня Барбарой. – Женщина бросила стопку белья на стул. – Нам и так друг друга хватает. Я – фармацевт на полставки, местный филиал «Бутс»[23]. Не то чтобы я в восторге, но надо же платить по счетам… Осторожнее, еще одни ролики! Сюда, пожалуйста…
Кухня ярких цветов была загромождена мебелью; помимо стандартной барной стойки, в углу расположился большой белый стол в деревенском стиле. Из раковины выглядывала гора грязной посуды рядом с чистыми тарелками. Интересно, как Барбара разберется, где какие? Застекленная дверь выходила в сад, представляющий собой прямоугольную площадку с чахлыми кустиками по краю. Даже здесь царили дети: большую часть лужайки занимали – и портили – трамплин и игровой комплекс.
Роберт Корнуоллис, в том же костюме, но без галстука, сидел за столом и проверял счета. Странно было видеть его здесь, за пределами похоронного агентства. Каково это – возвращаться в уютную домашнюю обстановку после целого дня возни с трупами в морге? Мешает ли это ему – или его жене? А дети знают, чем папа занимается? Ни в одной из моих книг подобный персонаж не фигурировал, и я надеялся, что Готорн станет расспрашивать его о работе. Я собираю любую информацию – никогда не знаешь, что может пригодиться.
Как и остальная часть дома, кухня принадлежала детям: на столах пластиковые игрушки, мелки, бумага; все стены залеплены детскими рисунками. Я вспомнил дом в Харроу-он-Хилл и жизнь Джудит Гудвин, разрушенную потерей ребенка. Ее дом тоже был отмечен печатью детства, но совсем по-другому.
– А вот и Роберт, – объявила Барбара и тут же принялась его распекать: – Ты все возишься? Пора ужин готовить, детей укладывать, а тут еще и полиция в доме!
– Я уже закончил. – Корнуоллис закрыл гроссбух и жестом показал на свободные стулья рядом. – Мистер Готорн, присаживайтесь.
– Не хотите чаю? – предложила Барбара. – У нас есть «английский завтрак», «эрл-грей» и «лапсанг сушонг».
– Нет, спасибо.
– А может, чего-нибудь покрепче? Роберт, у нас осталось немного вина в холодильнике.
Я покачал головой.
– А я выпью, с вашего позволения, – все-таки выходной… почти. Робби, тебе налить?
– Нет, милая, спасибо.
Мы сели по другую сторону стола. Только Готорн собрался начать расспросы, как вдруг в кухню ворвались дети и принялись бегать вокруг, требуя сказку на ночь. Роберт Корнуоллис поднял руки, пытаясь взять ситуацию под контроль.
– Так, вы двое, ну-ка хватит!
Дети проигнорировали замечание.
– Идите лучше в сад. Так и быть, разрешаю десять минут на трамплине перед сном!
Дети завопили от восторга. Отец встал и открыл двери; они выбежали и вскарабкались на трамплин.
– Какие милые детки, – злобно пробормотал Готорн.
– По вечерам они расходятся не на шутку.
Корнуоллис снова сел.
– А где Эндрю? – спросил он у жены.
– Наверху, делает уроки, – откликнулась та, доставая из холодильника початую бутылку белого вина.
– Или играет на компьютере, – проворчал Корнуоллис. – Никак не могу его оттуда вытащить. Хотя что взять с десятилетки.
– Да у него все друзья такие, – кивнула Барбара, подливая себе вина. – И что за дети пошли – совсем не интересуются реальной жизнью!
Возникла пауза. В этом доме мгновения тишины – большая роскошь.
– Айрин рассказала мне о похоронах, – начал Корнуоллис. – Чудовищно, просто чудовищно! Я работаю в этом бизнесе уже пятнадцать лет, а до меня – отец и дед. Уверяю вас, такое случилось впервые!
Готорн собирался задать вопрос, однако хозяин продолжил:
– Больше всего я жалею, что меня там не было. Я стараюсь посещать каждые похороны, но у сына в школе был концерт.
– Он целый месяц учил текст! Каждый вечер перед сном – так серьезно готовился! – Барбара налила себе большой бокал вина. – Эндрю никогда бы не простил, если бы мы не пришли. Актерство у него в крови. А какой он талантливый! Конечно, мать другого и не скажет, но это чистая правда!
– Не стоило мне уходить, я так и знал! Прямо чувствовал – что-то случится…
– Почему?
Корнуоллис задумался.
– Ну понимаете… В смерти миссис Каупер все обстоятельства кажутся странными. Я не в первый раз имею дело с насильственной смертью. У нас есть филиал в Южном Лондоне, и к нам неоднократно обращалась полиция: поножовщина, нападение банд и все такое. Однако в данном случае организация похорон в день смерти…
– Да, я помню, ты говорил, – вставила Барбара. – Только утром, когда одевался, все переживал… – Она осмотрела его хозяйским взглядом. – А кстати, почему ты до сих пор не переоделся?
Барбара Корнуоллис – женщина приятная, дружелюбная, но никогда не затыкается. Я бы на месте ее мужа давно сошел с ума. Последний, впрочем, проигнорировал вопрос.
– Именно поэтому я позвал Айрин присутствовать на похоронах, – объяснил он. – Я знал, что там будет полиция и журналисты; опять же Дэмиэн Каупер – довольно известная фигура. На Альфреда я не надеялся… И все равно надо было остаться!
– Ты даже не поговорил с Дэмиэном Каупером, а ведь он – твой любимый актер!
Барбара пододвинула к себе миску чипсов и взяла пригоршню. Из сада доносились детские визги, возбужденный смех.
– Это верно.
– Мы видели все фильмы с его участием. Как назывался тот сериал про журналистов?
– Не помню, милая.
– Конечно, помнишь – ты же купил его на DVD и пересмотрел сто раз!
– «Большая игра».
– Он самый. А еще мы ходили в театр на пьесу «Как важно быть серьезным» – я вытащила Роберта на нашу годовщину.
Барбара повернулась к мужу.
– Ты не хотел идти, я помню, но играл он замечательно!
– Да, хороший актер, – согласился Корнуоллис. – Однако я не стал бы подходить к нему на похоронах собственной матери, даже если бы такая возможность и представилась, – это неприлично. Не просить же у него автограф, в самом деле!
– Тогда у меня для вас новости. – Готорн достал из миски чипс и теперь держал его перед собой, словно вещественную улику. – Дэмиэн Каупер тоже мертв.
Корнуоллис уставился на него в растерянности.
– Что?..
– Его убили сегодня днем, где-то через час после похорон.
– Что вы такое говорите… Это невозможно!
Корнуоллис был явно в шоке. Новость, скорее всего, уже сообщили по телевизору или в интернете, хотя эти двое так заняты детьми…
– Как его убили? – спросила Барбара, тоже потрясенная.
– Зарезали в собственной квартире на Брик-лейн.
– И вы знаете, кто это сделал?
– Пока нет. Странно, что инспектор Мидоуз еще не связался с вами.
– Нет, мы ничего не слышали. А… – Корнуоллис запнулся, подбирая слова. – А… то, что произошло на похоронах… тут есть какая-то связь? Должна быть! Когда я узнал, то сперва подумал, что это глупая шутка…
– Ты сказал: «Кто-то затаил на него злобу», – напомнила Барбара.
– Да, это логичный вывод, но, как я говорил, мне еще не приходилось сталкиваться с подобными ситуациями. С другой стороны, если Дэмиэна убили, дело предстает в ином свете.
Готорн бросил чипс обратно в миску.
– Кто-то положил в гроб будильник, который зазвенел в половине двенадцатого и проиграл детскую песенку. Думаю, можно смело рассчитывать на то, что связь есть. Вот я и хочу знать, как он туда попал.
– Понятия не имею.
– А вы подумайте! – раздраженно бросил Готорн.
Судя по всему, бардак в доме, вопящие дети, Барбара со своими чипсами начали действовать ему на нервы.
Корнуоллис взглянул на жену, словно ища поддержки.
– Уверяю вас, никто из моих сотрудников в этом не замешан. В нашей компании все работают не менее пяти лет, и многие являются членами семьи – Айрин наверняка вам рассказывала. Миссис Каупер привезли из больницы прямо к нам в морг на Хаммерсмит. Тело обмыли, закрыли глаза. Миссис Каупер не пожелала, чтобы ее бальзамировали. Далее тело положили в гроб из ивовых прутьев, который она сама выбрала, – это было утром, около половины девятого, присутствовали все четыре носильщика. Затем гроб перенесли на катафалк. У нас частная территория с воротами на электронном замке – с улицы никто не зайдет. Оттуда ее и привезли сразу на Бромптонское кладбище.
– Значит, она все время была под присмотром?
– Да. Разве что за исключением трех-четырех минут на парковке за часовней.
– Значит, именно в этот момент кто-то положил в гроб будильник.
– Наверное…
– Сколько времени понадобится, чтобы снять крышку?
Корнуоллис задумался.
– Несколько секунд, не больше. У традиционного гроба из твердых пород дерева крышку привинчивают, а ивовый закрывается на ремни.
Барбара допила вино.
– Вы точно не хотите по бокальчику? – предложила она.
– Нет, спасибо, – отказался я за обоих.
– Ну а я себе еще налью. Все эти разговоры о смерти и убийствах!.. Мы никогда не обсуждаем работу дома, детям это не нравится. Помню, в школе нужно было рассказать перед классом о профессии отца, так Эндрю сочинил, будто его папа бухгалтер! – Барбара хохотнула. – И откуда что взялось! Он ничего не знает о бухгалтерии!
Она подошла к холодильнику и налила себе еще один бокал вина.
На кухне появился мальчик лет десяти в спортивных штанах и футболке, повыше остальных; темные волосы неопрятно падали на лоб.
– А почему Себ с Тобом в саду?
Тут он заметил нас.
– А вы кто?
– Это Эндрю, – представила Барбара. – А это полицейские.
– Что случилось?
– Ничего страшного, не забивай себе голову. Ты уроки сделал?
Мальчик кивнул.
– Тогда можешь посмотреть телевизор, если хочешь. – Мать нежно улыбнулась, явно желая похвастаться. – Я только что рассказывала полисменам про твой школьный спектакль, мистер Пиноккио!
– Вышло так себе, – вставил Корнуоллис, затем изобразил, будто у него вытягивается нос. – Погоди-ка… Это же вранье – замечательно сыграл!
Эндрю раздулся от гордости, весьма довольный собой.
– Когда вырасту, стану актером, – объявил он.
– Об этом пока рано говорить, – прервал его отец. – Если хочешь помочь, сходи позови братьев – пора ложиться спать.
В саду Тоби с Себастьяном лазали по лестницам и визжали как резаные. Оба перевозбудились и напоминали скорее маленьких обезьянок, чем людей. Я хорошо помнил эту фазу по своим собственным детям.
Эндрю послушно вышел исполнять поручение.
– Позвольте задать вопрос… – Готорн разозлится, но мне было интересно. – Не совсем по делу… Почему вы решили выбрать такую профессию?
– Почему я стал оказывать похоронные услуги? – Похоже, Корнуоллиса нисколько не смутил вопрос. – В каком-то смысле профессия выбрала меня. Вы же видели вывеску над дверью агентства – это семейный бизнес. Мой отец вел его пятьдесят лет, а до него – дед. Со мной работают родственники: с Айрин вы уже знакомы, а кузен Джордж ведет бухгалтерию. Может, однажды кто-то из мальчиков продолжит дело.
– Еще не хватало! – фыркнула Барбара.
– Они могут и передумать.
– Как ты?
– В наше время молодежи непросто найти себя. Детям полезно будет знать, что для них всегда наготове рабочее место.
Корнуоллис повернулся к нам.
– После окончания колледжа я поездил по миру, занимался разными вещами. Наверное, где-то в глубине души я всегда сопротивлялся своему предназначению – стать директором похоронного агентства. С другой стороны, если бы я не решился на это, моя жизнь была бы совсем иной. – Он взял жену за руку. – Так мы познакомились…
– На похоронах моего дяди!
– Одни из первых моих похорон. – Корнуоллис улыбнулся. – Наверное, не самый романтичный способ знакомства, зато самая большая удача в моей жизни.
– Мне все равно никогда не нравился дядя Дэвид, – вставила Барбара.
Снаружи темнело. Младшие спорили с братом, который пытался их урезонить.
– Если у вас больше нет вопросов, боюсь, мы вынуждены просить покинуть нас, – сказал Корнуоллис. – Надо укладывать детей.
Готорн поднялся на ноги.
– Спасибо, вы нам очень помогли.
Лично я совсем не был в этом уверен.
– Сообщите, если что-нибудь узнаете, ладно? – попросила Барбара. – Никак не могу поверить, что Дэмиэна Каупера убили. Сперва мать, потом самого… Так поневоле задумаешься, кто следующий!
Она вышла в сад забрать детей, а Корнуоллис проводил нас до двери.
– Я забыл упомянуть одну вещь, – сказал он, стоя на пороге. – Не уверен, имеет ли это значение…
– Продолжайте, – кивнул Готорн.
– Короче, пару дней назад мне позвонили: кто-то хотел знать, когда и где состоятся похороны. Звонил мужчина, представился другом Дайаны Каупер, однако фамилию называть отказался. Да и вообще, вел себя… м-м… подозрительно. Не то чтобы сумасшедший, но… Весь какой-то напряженный, страшно нервничал…
– Откуда он узнал, что вы распоряжаетесь похоронами?
– Я и сам удивился. Наверное, обзванивал все агентства в западной части Лондона, хотя наше одно из самых крупных и известных, так что мог начать и с нас. В общем, тогда я не придал этому особого значения, просто сообщил информацию. А потом Айрин рассказала о сегодняшнем происшествии, и тут я вспомнил…
– А номера у вас, случайно, не осталось?
– Остался. Мы ведем учет всех входящих звонков, а он звонил с мобильного телефона, так что номер отобразился в системе.
Корнуоллис достал сложенный клочок бумаги и протянул Готорну.
– Честно говоря, я сомневался, давать вам его или нет. Не хочу причинять людям неприятности.
– Разберемся, мистер Корнуоллис.
– Наверняка пустая трата времени.
– Ничего, у меня полно времени.
Корнуоллис зашел в дом и закрыл дверь. Готорн развернул записку и улыбнулся.
– Я знаю этот номер.
– Откуда?
– Его мне дала Джудит Гудвин – это номер ее мужа, Алана Гудвина.
Готорн сложил листок бумаги и сунул в карман, продолжая улыбаться, словно ожидал именно этого.
15. Ланч с Хильдой
– Ты купил новые туфли, – заметила жена, когда я собирался уходить.
– Нет, – удивленно отозвался я, опустил глаза и понял, что все еще ношу туфли покойного Дэмиэна Каупера, которые дал мне Готорн, – я надел их чисто рефлекторно. А, эти…
Моя жена, телепродюсер, обладает поразительным нюхом на мельчайшие детали; из нее получился бы хороший детектив или шпион. Я еще не рассказывал ей про Готорна и неловко замялся.
– Они у меня давно, просто ношу редко.
В нашей семье не принято лгать друг другу. Оба утверждения в широком смысле вполне сойдут за правду.
– Куда идешь? – спросила жена.
– На ланч с Хильдой.
Хильда Старк – мой литературный агент; она тоже не знает про Готорна. Я поспешно улизнул.
Вообще, между писателями и их агентами складываются довольно странные отношения; честно говоря, я и сам их до конца не понимаю. Если коротко – писателям нужны агенты. Когда речь идет о сделках, контрактах, счетах – да, собственно, обо всем, что связано с бизнесом или здравым смыслом, – большинство писателей беспомощны как дети. Всем этим занимаются агенты в обмен на десять процентов твоего заработка – вполне разумная цифра до тех пор, пока продажи не увеличиваются. Хотя после этого тебе уже без разницы. Вот и все. Непосредственно работой они не обеспечивают. Если им удается повысить твой аванс, это значительно меньшая сумма, чем та, что они берут себе.
Литературный агент – не твой близкий друг. А даже если и друг, то довольно ветреный, флиртующий одновременно с кучей клиентов, которых рад видеть не меньше. Он/она может предварительно спросить, как поживают жена и детки, но больше всего их интересует, как продвигается твоя книга. По сути, мыслят они односторонне и всегда синхронно с «Нильсеном», компанией, отслеживающей продажи книг в Великобритании. Через неделю после выхода книги Хильда звонит мне и рассказывает про рейтинги, хотя прекрасно знает, что меня от этого тошнит. «Продажи – вовсе не главное», – говорю я ей. Вот, пожалуй, и вся разница между нами.
Однажды мы собирались лететь в Эдинбург на деловую встречу. Мы только начали работать вместе; помню, я тогда удивился: зачем она летит со мной? Что, у нее семьи нет? Я так и не понял. Она не приглашала меня к себе, и я ни разу не встречался с членами ее семьи. Когда я увидел ее по ту сторону рамок, Хильда орала на кого-то по телефону и сделала мне знак не мешать. Секунд через десять я понял, что она разговаривает с издателем; еще через десять до меня дошло, что это мой собственный издатель. Оказывается, едва надев туфли, ремень и пиджак после досмотра, Хильда направилась в местный книжный магазин и обнаружила, что моей новой книги нет в продаже, – и теперь требовала у издателя объяснений.
В этом вся Хильда. До того как мы подписали контракт, я встречал ее на книжных ярмарках в Дубае, Гонконге, Кейптауне, Эдинбурге и Сиднее. Она знала обо мне все: как продается моя последняя книга, почему уволился мой редактор, кто ее заменит… Хильда была джинном для моего Аладдина, хотя, насколько я помню, я ни разу не потер волшебную лампу. Наше сотрудничество казалось неизбежным, и в конце концов я сдался. Кстати, я далеко не самый крупный из ее авторов, но она заставляет меня верить в обратное – наверное, в этом и заключается ее талант.
Сколько я ни напоминал себе, что Хильда работает на меня, а не наоборот, каждый раз я нервничал перед встречей с этой стильно одетой женщиной в мелких кудряшках и с пронзительным взглядом. Все в ней выдавало крутой характер: скупость на эмоции, чувство стиля, рубленые фразы, направленный на тебя указательный палец, манера выражаться (сквернословит не хуже Готорна). Она мне нравится – и в то же время я ее боюсь.
Я понимал, что рано или поздно придется рассказать ей о задумке с книгой. Конечно, Хильда ее продаст, однако будет недовольна тем, что я ввязался в новый проект без обсуждения с ней. Поэтому я оттягивал начало разговора как мог и обсуждал все остальное: маркетинг «Дома шелка», Алекса Райдера (у меня была задумка с Яссеном Грегоровичем, наемным убийцей, который уже фигурировал в нескольких фильмах), Ай-ти-ви и выход сериала «Несправедливость», следующий сезон «Войны Фойла» – если решат продолжать. Хильда как-то особенно нервничала, и когда официант убрал тарелки, я спросил, что случилось.
– Не хотела об этом упоминать, хотя ты и так скоро прочтешь в новостях… Арестовали одного из моих клиентов.
– Кого?
– Реймонда Клунса.
– Театрального продюсера?
Она кивнула.
– В прошлом году он собирал деньги на мюзикл «Марокканские ночи». Все пошло не так, как ожидалось.
Хильда никогда не употребляет выражение «полный провал». Если критики разнесли книгу в пух и прах, она скажет, что та «получила смешанные отзывы».
– Теперь некоторые вкладчики обвиняют его в мошенничестве.
Выходит, Бруно Вонг правильно все сказал. Честно говоря, я удивился. Я и не знал, что Хильда работает с театральными продюсерами. Интересно, уж не потеряла ли она сама деньги на этом проекте? Спросить я не отважился, зато воспользовался случаем и вырулил к нужной теме: начал с того, что «как раз на днях познакомился с Клунсом», виделся с ним на похоронах Дэмиэна Каупера, а от него плавно перешел к Готорну и наконец рассказал о книге, которую согласился написать.
Хильда не рассердилась – она никогда не кричит на своих клиентов; скорее удивилась.
– Я тебя не понимаю… Мы ведь обсуждали твой переход от детских книг к взрослым…
– Это и есть книга для взрослых.
– Но это же настоящее преступление! Ты никогда не писал документалистику, да и вообще, она не продается. – Хильда потянулась за бокалом вина. – Не самая хорошая идея. У тебя через несколько месяцев выходит «Дом шелка», а ты знаешь, как я обожаю эту книгу. Мы же вроде согласились, что ты напишешь сиквел?
– Напишу.
– Ты должен над ним работать уже сейчас – вот что люди захотят читать! Кому интересен этот… как его?
– Готорн. Дэниэл Готорн, хотя он не пользуется именем.
– У сыщиков всегда так.
– Он бывший полицейский.
– Еще и безработный! «Безработный сыщик» – так ты собираешься озаглавить книгу? Уже придумал название?
– Нет.
Хильда резко отодвинула бокал.
– Хоть убей, не понимаю, что тебя привлекло в этой идее! Он тебе нравится как человек?
– Да не особо, – признался я.
– Тогда почему ты решил, что он понравится читателям?
– Готорн очень умен.
Жалкое оправдание.
– Но он не раскрыл преступление.
– Пока еще работает.
Официант принес горячее. Я рассказал Хильде об интервью, на которых присутствовал. Проблема в том, что я почти ничего не записал, кроме беглых пометок, и в устном пересказе это звучало бессвязно и анекдотично, даже скучновато.
Под конец Хильда прервала меня:
– А кто он вообще, этот Готорн? В чем его фишка? Пьет неразбавленный виски? Ездит на ретроавто? Любит джаз? Слушает оперу? У него есть собака?
– Не знаю… – жалко пролепетал я. – Вроде был женат, есть одиннадцатилетний сын. Не выносит голубых… почему-то.
– Он гей?
– Нет. Вообще о себе говорить не любит, близко не подпускает.
– Так что же ты будешь о нем писать?
– Если он раскроет дело…
– Некоторые дела ведутся годами! Собираешься до конца жизни бегать за ним по Лондону?
Хильда заказала эскалоп из телятины и теперь кромсала его ножом, словно он ей досадил.
– Тебе придется изменить все имена – нельзя врываться к людям, а потом вставлять их в книгу, – добавила она, метнув в меня свирепый взгляд. – И мое тоже! Не хочу быть там!
– Послушай, случай очень интересный, – настаивал я. – Да и Готорн – личность весьма занимательная. Я постараюсь узнать о нем побольше.
– Как?
– Есть там один полицейский, начну с него.
Я подумывал о Чарли Мидоузе: может, удастся его разговорить, если поставить выпивку.
– Вы обсуждали денежный вопрос? – прищурилась Хильда.
Именно этого я и боялся.
– Я предложил пятьдесят на пятьдесят.
– Что?! – Она чуть не отшвырнула вилку с ножом. – Это просто смехотворно! Ты написал сорок романов! Ты – признанный писатель! Он – безработный сыщик! Это он должен тебе приплачивать, чтобы ты о нем написал, а если уж ты хочешь с ним делиться, то давай никак не больше двадцати процентов!
– Но сюжет-то его!
– Но писать-то будешь ты!