Теоретик Корн Владимир

Глава девятая

Собираясь немного вздремнуть после обеда, в итоге я проспал до самого вечера. Проснулся оттого, что лучи заходящего солнца начали бить в лицо через окно. Полежал некоторое время, наслаждаясь покоем и радуясь тому, что нет необходимости беспокоиться ни о чем. Послушал шумы снаружи, пытаясь определить источник каждого из них. Протяжно зевнул, совсем уж непонятно для чего прикрыв ладонью рот, — все равно никто не увидит. И наконец встал с постели.

Лежанка была застелена шкурой какого-то зверя. Шкуры хватило на то, чтобы покрыть ее полностью, а часть даже свисала. Но что удивительно, мех был таким нежным, что, казалось, гладишь котенка. Так не бывает: чем крупнее животное, тем жестче у него шерсть. И цвет необычный, с фиолетовым оттенком.

«Надо будет обязательно поинтересоваться, кому шкура принадлежит. Вернее, какому зверю принадлежала раньше. У Грека спрошу, — решил я. — Он либо знает, либо заинтересуется тем, что такого животного в его альбоме нет. Хотя вроде у него там одни хищники собраны. Которые представляют опасность для человека».

Зевнув еще раз, я вышел на улицу.

— Вам помочь?

Симпатичная черноволосая девушка крутила ворот, поднимая из колодца ведро. Получалось у нее с трудом, и вопрос слетел с языка сам собой.

— Если вам несложно, — улыбнулась она.

— Совсем несложно! — заверил ее я.

Заверил несколько опрометчиво, поскольку ворот действительно крутился из рук вон плохо.

— Вот, — наконец поставил я ведро у самых ее ног. А заодно представился: — Игорь.

— Я знаю, — улыбнулась девушка. — Лена так за обедом вас называла, когда спрашивала, не земляк ли вы, — пояснила она. — А меня Юля зовут.

— Очень приятно, Юля. Может, еще ведро набрать? — Я огляделся в надежде увидеть порожнюю посудину.

— Нет, спасибо. — Она, гибко изогнувшись, подхватила ведро, чтобы через несколько шагов исчезнуть за углом дома.

— Зовите, если еще помощь понадобится, — сказал я ей вслед, но вряд ли она услышала.

Вздохнув про себя — девушка была весьма симпатичной, я отправился разыскивать Славу. Возможно, у него окажется немного свободного времени, а заодно и желания рассказать об этом мире что-нибудь еще.

«А фигурка-то у Юли какая! Лена по сравнению с ней — угловатый подросток, — сокрушался я, что знакомство не удалось продолжить. — Жаль, что все так быстро закончилось».

Перед ужином всех нас ждала баня. В ней хватало всего: и пара, и горячей воды, и ярко-оранжевых корешков, которые с успехом заменили мыло. А может, были лучше его. По крайней мере, со своей задачей они справились блестяще.

Ужин полностью походил на обед — составом участников, количеством блюд, и даже на десерт подали тот же самый желейный кисель.

После того как все поели, никто расходиться и не подумал. Грек о чем-то вполголоса беседовал с парочкой мужиков далеко за сорок. И не просто беседовал, а время от времени что-то черкал в своем альбоме. Вполне возможно, зарисовывал того самого зверя, шкуру которого я обнаружил на своей лежанке и о существовании которого, как выяснилось, он даже не слышал.

Местная молодежь сидела отдельной группой, в их компанию затесались и Слава с Гудроном. Хотя последнего к молодежи можно было отнести лишь с большой натяжкой. Там же была и Юля. Она о чем-то оживленно разговаривала со Славой и удостоила меня лишь парой взглядов и одной улыбкой. В который раз за этот день огорченно вздохнув, я стал подумывать, уж не пойти ли мне выспаться впрок, когда в руках Гудрона появилась гитара. Он довольно бесцеремонно забрал ее из рук какого-то худого длинноволосого парня в кожаной шляпе, похожей на тирольскую. На мой взгляд, совершенно безголосого и со скверной манерой игры.

За ужином в горячительных напитках Борис себе не отказывал, и потому немудрено было предположить, что сейчас в его исполнении мы услышим «Владимирский централ», «Гоп-стоп, мы подошли из-за угла» или «Мурку». К моему удивлению, его репертуар оказался иным. Но больше всего поразил его голос.

Сам я петь не умею. От слова «совсем». Но ведь это же совсем не значит, что не смогу услышать фальшивые ноты? И потому мне всегда так трудно слушать чье-то пение на уровне самодеятельности, когда фальшь режет уши настолько, что хочется прикрыть их ладонями и бежать куда подальше.

Гудрон пел так, что мы, все его слушатели, затаили дыхание. Пел, ничуть не подстраиваясь под манеру оригинального исполнителя, но беря ноты так же высоко.

«Птицы — не люди, и не понять им, что нас вдаль влечет»[1], — пел он. А еще в этой песне говорилось о том, что в погоне за желтым дьяволом люди перестают быть людьми, предавая при этом ближайших друзей. «Наверное, это чрезвычайно трудно, в любой ситуации оставаться человеком. Да что там „наверное“, когда все так и есть, — размышлял я, слушая песню. — И тут даже никакой жадр не помощник».

После того как он закончил и сунул гитару обратно в руки ее хозяину, некоторое время стояла тишина. Затем все начали рукоплескать, даже устроили настоящую овацию, заслуженную им в полной мере.

Сидя далеко в стороне на лавке, я тоже хлопал в ладоши и размышлял о том, что теперь мне будет куда проще переносить все его подначки и насмешки, за которые иногда так и хочется дать в морду.

— Привет. Не помешаю?

— Конечно нет! Присаживайся, Юля. — Я вскочил на ноги, как будто на этой длиннющей лавке место было только для одного.

— Что не со всеми?

Сложный вопрос, на него так сразу и не ответить. Правда, ответа от меня и не потребовалось.

— Один, да еще и с оружием. В караул поставили? — Непонятно было, шутит она или говорит всерьез. Юля — девушка улыбчивая, и как тут определишь?

— Нет, не в караул. Привык уже к тому, что он всегда под рукой, — положил я ладонь на приклад ФН ФАЛа. — Кстати, а ты почему без оружия? Насколько успел понять, тут все без исключения с ним ходят. И вообще, разве что не спят в обнимку. Что-то мне ваш забор особого доверия не внушает. Тот же гвайзел перемахнет его без всякого труда.

— А здесь высокого забора и не надо — оазис. Такой же, какой когда-то и в Фартовом был. Вы же оттуда пришли?

— Да.

Все верно, рассказывали мне, что существуют места, где звери друг друга не трогают. А заодно и людей. И называются они именно оазисами.

— К тому же и гвайзелов здесь нет. Они где-то далеко на юге обитают.

Не было раньше. Но мне и в голову не пришло пугать Юлю нашей недавней встречей с этим хищником. К чему? Не стал еще и потому, что Грек категорически запретил рассказывать о недавних событиях кому-либо.

— Ладно, пошла я.

— Может, посидишь еще? — предложил я без всякой надежды.

— Может, и посижу. Если ты меня угостишь: настроение какое-то тоскливое.

— Чем именно? — Угостил бы чем угодно. Последнее бы отдал, лишь бы не уходила, но нет у меня ничего.

— Ну как это чем? Жадром, чем же еще?

— Увы, чего нет, того нет. Знаешь, мне и пробовать-то его ни разу не приходилось.

— Ты серьезно?! — Судя по выражению ее лица, Юля удивилась не на шутку.

— Вполне, — кивнул я, безуспешно пытаясь не коситься на ее колени и выше: короткий подол платья открывал Юлины ноги до середины бедер. Красивые такие коленки. Хотя к ее ножкам другие бы и не подошли. Так и хотелось их не то что погладить, а даже потискать. Чтобы оправдаться непонятно в чем, добавил: — Я тут меньше недели.

— Тогда понятно: не успел еще. Я-то на второй день его уже попробовала. Придется мне тебя угостить. Только ты долго не держи, ладно? Там совсем немного осталось, а других у меня нет.

— Не буду, — твердо пообещал я, беря жадр с некоторой опаской, несмотря на все уверения Славы, что к наркотикам этот предмет не имеет никакого отношения. — И что теперь с ним делать?

— Просто зажми в руке, положи подушечку большого пальца на острый конец, закрой глаза и подожди немного: все само собой случится. Хотя глаза можешь и не закрывать.

Так я и сделал. Некоторое время не чувствовал абсолютно ничего и даже успел проникнуться мыслью, что жадры на меня не действуют. Затем меня как будто накрыло теплой волной. Не сразу, волне понадобилось несколько мгновений, чтобы поглотить меня полностью. И мир вокруг изменился. Исчезли проблемы, страхи, сомнения. Перестали болеть натертые ноги. А еще появилась уверенность, что в будущем все будет хорошо. Нет, это была не беспечность — именно уверенность в своих силах. Хотелось смеяться и радоваться тому, что мир вокруг полон совсем не опасностей, каждая из которых может стать причиной смерти. Нет, он нов и интересен, и столько в нем еще не познанного никем! А рядом сидит красивая девушка, и я точно знал, что, если сейчас ее поцелую, она не станет противиться, а потянется мне навстречу.

— Ну и как? — поинтересовалась Юля, когда я вернул ей жадр. — Что-нибудь почувствовал?

— Почувствовал. Надеюсь, не слишком много израсходовал?

— Нет. Ты и держал-то его всего ничего.

— А как понять, что заряд скоро закончится? Или это всегда происходит внезапно? — Нет, какие же славные у нее коленки! Впрочем, как и вся она.

— Не внезапно. Он начинает холодеть. Как будто остывает, несмотря на тепло руки. И этот момент всегда ждешь с таким страхом! Ведь это означает: все, теперь его можно выбросить.

— Понятно, — сказал я, привлекая девушку к себе.

На какой-то миг она напряглась, а затем ответила на мой поцелуй.

— Игорь, а ты бывал на море?

— Конечно. Я, можно сказать, на берегу моря вырос. Его даже из моего окна было видно. Бухта Золотой Рог, слышала про такую? Это во Владивостоке.

— Наверное, слышала.

— А почему спрашиваешь?

— А я вот не успела побывать. Мы как раз взяли билеты, утром должны были лететь всей семьей, а ночью все и случилось. Так мне и не удалось, а сколько я мечтала! В нашем городишке даже речки толковой нет, так, одно название, а тут целое море!

— А что, разве в этом мире морей не существует?

— Существуют. Где-то там. — Юля неопределенно махнула рукой. — Но они здесь другие.

— Другие — это какие? Не соленые, что ли?

Наверное, жадр все еще продолжал на меня действовать. Хотя, возможно, дело было совсем в другом. Тесно прижимаясь ко мне гибким горячим телом, рядом лежала красивая девушка. Страстная, легко понимающая мои желания и так же легко идущая им навстречу. И потому я чувствовал себя так, будто жадр по-прежнему оставался в моей руке.

— Дело не в соли, Игорь.

— А в чем же тогда?

— К здешним морям даже приближаться опасно, настолько они кишат опасными тварями.

— Акулами?

— Наверное, акул в них тоже хватает, но я не о них. Там на побережье полно таких тварей, которые одинаково хорошо себя чувствуют что в воде, что на берегу. По крайней мере, мне так рассказывали. В местном море не искупаешься. И на пляже не позагораешь.

— Амфибии?

— Амфибии, — кивнула она. — Только не всякие лягушки с тритонами, а огромные. И хищные.

— И далеко отсюда до ближайшего моря?

— По-разному говорят. Кто-то — что за неделю можно дойти, а другие — что и месяца не хватит. — Юля печально вздохнула.

— Что, так на море хочется побывать?

— Нет, я по другому поводу. Жаль, что не умею заполнять жадры. Мне хорошо с тобой, и умела бы — этим бы и заполнила. Чтобы потом, когда станет совсем невмоготу, взять его в руки и почувствовать то, что чувствую сейчас.

И я с удовольствием бы заполнил тем, что сейчас чувствую. Если разобраться, мы и живем-то эмоциями. Только далеко не все из них приносят нам удовольствие. Страх, сожаление о чем-то упущенном, раскаяние за содеянное, скука, досада, злость, наконец — что в них хорошего? Другое дело то, что испытываем после просмотра хорошего фильма, прочитанной книги, встречи с друзьями. Или даже предвкушение чего-то радостного. Зачастую оно лучше самого события. Или то, что я чувствую сейчас, когда переполнен нежностью к этой, по сути, незнакомой девушке. Когда чувствую жар ее тела, когда вдыхаю аромат ее волос и когда знаю, что у нас случится через несколько минут. Нет, определенно тоже заполнил бы, будь он у меня даже единственным. Чтобы когда-нибудь потом, когда станет совсем тяжело на душе, взять жадр и немного подержать в руке.

— А ты пробовала его заполнить?

— Пробовала. И не раз. Все-таки не где-нибудь живем, в Шахтах.

— И что?

— А ничего, только испортила.

— Я принесу тебе заполненный до краев, — твердо пообещал я. — Заполненный самым лучшим из всего того, чем его только можно заполнить.

«Мы идем к Отшельнику Федору. И несем ему жадры. Он славится тем, что умеет их заполнять как никто другой. И я все сделаю для того, чтобы один из них стал твоим».

— И где этот герой-любовник?! — Обычно невозмутимый Грек выглядел разъяренным. — Давно уже пора выступать, а его черти где-то носят!

Мы, полностью готовые к выходу, сидели и ждали Яниса, который пропадал неизвестно где. Гудрон покосился на меня раз, другой…

— Теоретик, — наконец сказал он, — ты что, так и будешь?

— Что именно?

— В каждом попавшемся нам селении по бабе себе заводить.

— Баб не буду, а с девушками как получится, — пожал плечами я.

В отличие от остальных я был весьма доволен тем, что Янис задерживается. За те полчаса, которые мы его ждали, мне удалось немного вздремнуть: ночью глаз не сомкнул. Нам предстоял очередной день ходьбы, когда к вечеру чувствуешь, как гудят и наливаются свинцом ноги. И самым мудрым решением было бы хорошенько отдохнуть. Но, если вернуть вчерашний вечер, ничего бы менять не стал. В старости высплюсь. Если до нее доживу. А коли нет — в могиле.

— Юля — хорошая девушка, — вмешался в наш разговор Гриша Сноуден. — Теоретик, ты ее не обижай. Муж у нее где-то там остался. — Он указал глазами на землю.

Я и не думал ее обижать. Даже не обещал ничего. Кроме жадра. Который подарю непременно, чего бы мне это ни стоило. И о Юлином муже знаю: его завалило в шахте. Мы ведь не только любовью занимались, но и разговаривали о многих вещах. А еще знаю о том, что каждый раз она провожала его под землю так, как будто никогда уже не увидит. Однажды так и случилось. И еще как они мечтали найти богатую жилу. Не ради жадра — ради пикселей, чтобы сложить из них портал и вернуться в прежний мир. Вернуться вдвоем, ведь именно здесь они и нашли друг друга.

— Так, вон он идет! — Слава первым из нас увидел Яниса. — С каким-то мешком.

И действительно, Янис нес чем-то наполовину заполненный мешок.

— Вероятно, Настя ему в дорогу харчишек собрала, чтобы не оголодал бедный! — тут же принялся зубоскалить Гудрон. — Грек, ты не ругай его слишком: любовь у него. Как у Теоретика, — не смог не ущипнуть он меня. — Но у Теоретика очередная, а у Артемона на всю жизнь. Наверное. — И заржал. После чего сказал подошедшему Янису: — Только не говори, что остаешься здесь навсегда. А это, — указал Гудрон на мешок, — твои откупные.

— Нет, — помотал головой улыбающийся Янис. — Не остаюсь. Заберу Настю отсюда на обратном пути. Да, вот еще что… В общем, женюсь я на ней! Она уже и согласие дала.

— Вот и славненько, на свадьбе погуляем! Только помни: если возьмешь себе другого дружку, отправлять супружеские обязанности будет нечем.

— Это почему еще?

— Ну как это почему? Оторву с корнем все, что для этого требуется! — Гудрон всегда шутит с самым серьезным видом.

— Ну раз такое дело — слово! — Янис не очень-то и испугался, но Гудрона поддержал. — Только с тебя концерт. Кстати, по моим заявкам.

— Это же мне всякую хрень петь придется! Про сердце из чистого золота и тому подобную шнягу.

— Именно! Насте очень такое нравится.

— Ладно, Ромео, сделаем. И смени свой блаженный вид на сосредоточенный. Сделай его таким, как будто ты полностью готов к новым тяготам пути. Иначе Грек вперед меня тебе все оторвет: вон он как зло на тебя косится!

Грек отвлекся на разговор с одним из вчерашних своих собеседников. А когда попрощался с ним за руку и подошел к нам, объявил:

— Идем к Даниловой переправе. Переберемся через Муть, тем самым снова сокращая дорогу. Да, вот еще что: в окрестностях как будто бы перквизиторов видели. Так что бдительность не теряем ни на мгновение!

Судя по лицам, сразу же ставшими серьезными, те являлись проблемой нешуточной.

— Значит, так, Теоретик, — принялся наставлять меня Гудрон. — Если увидишь человека в коричневом, чем-то похожем на рясу или сутану балахоне, и лицо у него будет размалевано белыми полосами — стреляй, даже не раздумывая! Если жизнь тебе хоть сколько-нибудь дорога.

— И бей точно в голову, — добавил от себя Янис. — У них, у всех без исключения, под сутанами бронежилеты из чешуи гвайзела. Примерно вот такие же.

И Янис извлек из мешка, с которым пришел, нечто вроде средневекового пластинчатого доспеха с наплечниками и длиной примерно до середины бедер. С той лишь разницей, что сверху он был покрыт тканью цвета хаки.

— Боря, помоги облачиться, — то ли в шутку, то ли всерьез попросил он Гудрона, который стоял с открытым от удивления ртом.

— Откуда он у тебя?! — только и смог сказать тот.

— Настенька подарила! — счастливо заулыбался Янис.

Глава десятая

Глядя на реку, по берегу которой мы шли, я думал: правильно ее так назвали. Не Мутной или Грязной, а именно Муть. Даже удивительно, как она вообще может течь, настолько грязной выглядит вода. И не просто грязной — настоящей жижей. Причем такого цвета, что посмотришь на нее и поневоле почувствуешь на душе то, что и называют в обиходе мутью.

Река выглядела абсолютно безжизненной, и только на редких островках копошились какие-то существа. Мелкие, чем-то похожие на крыс цвета вареного рака. Берега реки тоже не изобиловали растительностью: лишь изредка попадались чахлые кустики да клочки травы.

— Теоретик, ты слишком близко к воде не подходи. — Вероятно, Гудрон в очередной раз вспомнил о своих обязанностях наставника.

— Это почему еще? Там кто-то водится? — поинтересовался я, проведя взглядом по водной поверхности и заодно отметив, что направлять ствол оружия туда, куда направлен взгляд, стало входить у меня в привычку.

Или, как утверждает Слава Проф, записываться на кору головного мозга. Именно на ней, по его словам, и находятся все наши навыки. Такие, например, как вождение автомобиля, езда на велосипеде, катание на коньках и прочее, прочее, прочее.

— Никто в ней не водится, дело не в этом.

— А в чем тогда?

— Берег скользкий. Поскользнешься и сам не поймешь, как в этой грязи окажешься. А она настолько жирная, что замучаешься потом свое барахлишко отстирывать. Не говоря уже об оружии. Эта жижа намертво к металлу прилипает.

Идущий позади него Гриша фыркнул.

— Ты чего? — обратился к нему Гудрон.

— Да так, своим мыслям, — туманно ответил тот. Но все же пояснил: — Теоретик тебя на голову выше и куда крупнее, а ты с ним: смотри, в грязь не упади! Прямо мамаша над дитятком. — Гриша снова фыркнул.

— У нынешней молодежи ветер в голове и мозгов как у курицы. — Гудрон брюзжал так, как будто был шестидесятилетним стариком.

— Насчет мозгов — это тебе к Профу. Он своими ганглиями и аксонами все уши успел прожужжать. Я скоро не хуже его в мозгах разбираться буду. Серотониновая кислота, во!

Слава, чья спина маячила передо мной и который не мог не слышать их разговор, фыркнул в свою очередь.

— Ты бы еще помнил, что это и в чем ее задача заключается, — через плечо бросил он.

— Нейромедиатор, что же еще? — небрежно ответил Гриша. — Когда этой хрени в мозгах не хватает, человек мало того что заболевает, так еще и идиотом может стать.

— Ну действительно что-то вроде того. — Чувствовалось, что Слава улыбается. — Так, вот уже и Данилов скит виден. Значит, за поворотом русла и паром должен быть.

Скит неизвестного мне Данилы выглядел обычной бревенчатой избой. Ничего в нем не выдавало того, что это действительно скит. И забор вокруг него был — так, одно название. Невысокий, с частыми щелями и хлипкий даже на вид.

«Очередной оазис», — разглядывая его, размышлял я.

Паром представлял собой перекинутый с берега на берег канат и обычную лодку достаточной вместимости, чтобы взять на борт с десяток пассажиров. На противоположном берегу в нее грузились шесть человек, снаряженные по-походному и при оружии. Хотя где тут других встретишь? Янис, едва только взглянув на них через оптику СВД, на невысказанный вопрос Грека ответил:

— Кеша Каин со своими.

Почему-то все сразу же начали улыбаться. Поддаваясь общему настроению, улыбнулся и я. Это не ускользнуло от внимания Гудрона.

— Теоретик, а ты-то чего лыбишься? Тоже эту историю слышал? И когда успел?

— Какую еще историю?

— Как Каин и его люди на пыжму ходили.

— Нет, слышал.

— Если не слышал, чего тогда зубы скалишь?

— Да так, мысли всякие в голову лезут. Глупые, оттого и смешно.

Мысли действительно были самыми что ни на есть глупыми. Глядя на этих людей в лодке, мне почему-то вспомнилось школьное увлечение онлайн-шутерами. Вот бежим мы всем кланом на захват чужой базы, и попадается нам еще один. Взглянул Янис на их клан-теги и успокоил: расслабьтесь, мол, вара с ними нет. Пусть они и не союзники, но клан нейтральный, так что стрельбы не будет.

Только сейчас настоящим будет все. Боль от ран, которые не отхиллишь аптечкой в меню быстрого доступа. И смерть, когда не окажешься на ближайшем респе и не бросишься догонять своих.

Здесь даже на Гаагскую конвенцию всем плевать, и потому патроны с экспансивными пулями, после попадания которых придет такая боль, что ты искренне пожалеешь о том, что тебя не убило сразу, и примешься умолять своих товарищей, чтобы добили, потому что терпеть эту адскую боль невозможно. Да они, вероятно, и сами тебя пристрелят. Не потому, что ты вдруг стал обузой. Из милосердия.

Нет, лучше обо всем этом не думать. И, чтобы отвлечься, я поинтересовался:

— А пыжма — это вообще что?

Гудрон ответил словоохотливо: предстоит скорый привал и дыхание можно не беречь.

— Не что, а кто. Существо такое. Далеко не гвайзел, конечно, но тоже зверюга серьезная. Выглядит она как то ли бегемот-недомерок, то ли свинья-переросток. По большей части травоядная, хотя при случае и мясцом не против перекусить. Из ее шкуры, кстати, неплохие бронежилеты получаются, но тяжеленные. В отличие от того, что из гвайзела: Артемон его веса даже не чувствует.

«Надо будет еще раз альбом Грека посмотреть, — решил для себя я. — Вряд ли он откажет — в его интересах. Наверняка ведь эта самая пыжма в нем есть, но что-то совсем ее не помню. Иначе встретишься с чем-то незнакомым, и непонятно будет: то ли сразу стрелять, то ли пусть пасется дальше».

— И что там с этой пыжмой произошло?

— Да там такая история, что, как вспомнишь ее, смех сразу разбирает! — Гудрон хохотнул. — К северу от Фартового хуторок есть. Как и полагается, расположен в оазисе. Все в нем как и обычно: никто никого не трогает. Правда, растительности это не касается. Ну и повадилась одна пыжма посевы травить. Теперь к сути.

Перед тем как к ней перейти, Гудрон хохотнул еще раз. И шедший позади него Гриша. И Слава спереди. Возможно, и Грек с Янисом, но они находились от меня далековато. Грек шел впереди нашей цепочки, Янис ее замыкал.

— Местные фермеры наняли Каина, чтобы эту самую пыжму извести, — продолжил рассказ Гудрон. — Но так, чтобы за пределами оазиса. Вот тут-то все и случилось.

— Что именно?

— Выследили они ее на утренней зорьке, еще на подходе к оазису. Ну а дальше все пошло не по плану. На свою беду, этот дурень Каин решил мастер-класс показать. Смотрите, мол, как я ее с одного выстрела! Выцелил он, значит, ей под лопатку, и бац! Но экспансивкой. А у нее пробивная способность сам знаешь какая. Только разъярил пыжму. Но это еще полбеды. Как выяснилось, на сей раз она не одна приперлась, а привела с собой пару подружек. И закончилось дело тем, что все эти горе-охотнички на деревьях оказались. Деревья там так себе, поросль молодая. А у пыжм туша — о-го-го! Как даст по стволу рылом — попробуй-ка удержись! Благо что деревьев много, а эти твари неповоротливые. Неизвестно, сколько бы времени Каин и остальные обезьян изображали, но, на их счастье, мимо Фил со своей братвой проходил. Он-то их от этой напасти и избавил. Каин ему гору пикселей предлагал, чтобы тот язык за зубами держал. Но как тут удержишься?! Весь Фартовый неделю вповалку лежал, когда Фил рассказывал про то, как он их спасал.

Смешно, наверное. Пока сам в такой ситуации не окажешься.

— А за что его Каином прозвали?

— Он через слово «каюсь» вставляет при разговоре, вероятно, за это.

Когда мы добрались до места переправы, лодка находилась уже на середине реки.

— Так, — сказал Грек. — Когда они пойдут мимо нас, а этого не избежать, чтобы никто даже не думал улыбнуться, а тем более засмеяться. Держим каменные лица, приветствуем, и все. Пожалейте их самолюбие! Земля-то, она ведь и здесь круглая, и, возможно, когда-нибудь нам понадобится их помощь. Иначе они только позлорадствуют, наблюдая со стороны, как нам приходит каюк.

И, не выдержав, улыбнулся сам. Предусмотрительно повернувшись спиной к Мути.

От воды пахло тиной и еще чем-то непонятным.

— Ты только не вздумай в нее руку совать, — предупредил меня Гудрон.

Даже не собираюсь. Слишком она отталкивающая на вид. Помимо того, вполне может быть, что в ней обитают какие-нибудь существа. Ядовитые, как змеи, или зубастые, как пираньи. Или способные испускать электрические разряды, как угри или скаты. А то и все сразу. Или сама она такова, что кожа покроется сыпью, а затем и язвами, которые здесь еще никто не научился лечить.

Место на носу занял Грек, даже в лодке впереди всех. Сзади, на корме, с винтовкой на коленях расположился Янис. За перекинутый с берега на берег канат взялись Гриша со Славой. Ну а мы с Гудроном остались без дела.

— Много народу здесь проживает? — поинтересовался я. Как бы там ни было, дом большой, почти огромный.

Тот не медлил с ответом:

— После того как исчез Данила, вообще никто не живет.

— Как он исчез?

— Как все здесь исчезают? После иных осколки костей находят. А другие и вовсе бесследно. В общем, не получится у тебя очередную кралю охмурить.

— Почему очередную? Что я пропустил? — Разговаривали мы с Гудроном негромко, но Янис услышал.

— Всё. Пока ты со своей будущей женой общался, Теоретик Юленьку успел приболтать.