Не про бег Строфилов Юрий

Медленный бег и капилляры

Подготовка к марафону очень похожа на приготовление лукового супа. Вы берете десяток больших луковиц, режете их и очень медленно обжариваете. Потом добавляете немного прозрачного говяжьего бульона, который варили дольше часа накануне, и выпариваете его до тех пор, пока лопатка, которой вы перемешиваете лук, не начнет оставлять след. Потом опять добавляете бульон и опять выпариваете на очень медленном огне. Потом снова бульон, белое вино, сверху сыр – и готово. Хороший повар в среднем питерском ресторане обжаривает лук минут двадцать, а весь процесс приготовления занимает минут сорок. Мишель Ру обжаривает лук несколько часов, а весь процесс приготовления занимает полдня. Именно поэтому Ру имеет три звезды Мишлена. Проще всего испортить кулинарный шедевр, добавив огня. Лук пригорит, станет чуть горчить, а главное – испортится его текстура. Ели когда-нибудь луковицу, вытащенную из ухи в советской столовке? Бе…

В подготовке к марафону тоже хочется добавить огня. И испортить продукт.

Чтобы бежать, нам нужны топливо и окислитель. Чтобы бежать быстро, необходимо много топлива и окислителя. В этом смысле мы не сильно отличаемся от ракеты. Топливо – углеводы, жиры и даже белки. А окислитель – кислород вдыхаемого воздуха. Чем быстрее бежим, тем больше кислорода требуется работающей мышце. Проблема в том, что его много в окружающем нас воздухе, а нужен он внутри мышечного волокна, где расположены фабрики энергии – митохондрии. Из легких кислород поступает в легочные вены, сердце, аорту и через крупные и мелкие сосуды в капилляры. Чем плотнее капиллярная сеть, тем больше кислорода может доставляться потребителям.

В Канаде, в ста километрах от Ниагарского водопада, есть большое старое викторианское кладбище. На нем похоронены многие выдающиеся люди, имен которых не знает никто за пределами маленького городка Мильтон. На весь мир кладбище знаменито тем, что на его дорожках тренировался Эд Уитлок.

В шестьдесят восемь лет он пробежал Columbus Marathon за 2:51 и решил, что будет первым бегуном старше семидесяти, преодолевшим марафон быстрее трех часов. В семьдесят четыре года он пробежал марафон в Роттердаме за 2:58. Многие из молодых и горячих добиваются таких результатов? В восемьдесят пять лет Уитлок пробегает домашний марафон в Торонто за 3:56, став первым атлетом старше восьмидесяти лет с марафоном быстрее четырех часов.

И никаких быстрых тренировок. Три часа очень медленного бега по кладбищу ежедневно. Около двухсот километров в неделю в период подготовки к соревнованиям. Никаких растяжек, никакой ОФП, штанг и интервальных тренировок. «Чем больше времени вы тратите на эту ерунду, тем меньше времени остается на бег», – сказал Уитлок в интервью журналу Runner’s World.

Как только мышца начинает потреблять много кислорода, организм пытается адаптироваться к возросшей потребности, прокладывая новые пути его доставки. Решающим фактором здесь становится не интенсивность нагрузки, а время. Мы можем заставить себя очень быстро бежать, но заставить капилляры расти быстрее не способны.

В начале XX века молодой датский физиолог Август Крог занялся изучением газообмена в тканях. К неработающей мышце кровь поступает лишь по небольшой части всех существующих капилляров. Во время интенсивной тренировки они расширяются, увеличивая приток крови. Закрытые капилляры раскрываются и новые образуются рядом с работающими мышечными клетками. Благодаря Крогу капилляры перестали восприниматься как тоненькие трубочки; теперь это живая система, реагирующая на нагрузку. Проницаемость их стенок, их диаметр и тонус регулируются химическими процессами. Основная задача – доставлять кислород туда, где он больше всего необходим. Значительная часть этих работ финансировалась старейшим частным научным фондом Carlsberg Foundation, основанным создателем пивоварни Carlsberg Якобом Якобсоном. В 1920 году за работу по физиологии капилляров Крог получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине.

Carlsberg финансировала работы и Нильса Бора, одного из основателей квантовой физики и активного участника Манхэттенского проекта. Мембраны для получения тяжелой воды они делали вместе с Крогом, который в то время лучше всех в мире понимал механизмы диффузии. В 1945 году Carlsberg построила для Крога лабораторию спортивной медицины. Спирометр и велоэргометр в их современном виде были изобретены там.

Что нужно, чтобы начала расти капиллярная сеть? Много кислорода и питательных веществ, высокий кровоток и немного магии в виде гормонов и нейромедиаторов. Некоторые из нас еще умеют краснеть – это расширение капилляров в результате работы гормонов. Тот же эффект можно получить через тридцать-сорок минут неспешного бега. Причем покраснеет не только лицо, но и работающие мышцы.

В 2002 году японские ученые из Национального университета Сага со свойственной им тщательностью решили все измерить. Одиннадцать мужчин шесть недель медленно бегали по часу в день пять раз в неделю. В начале и в конце тренировочного цикла у них отщипывали маленькие кусочки четырехглавой мышцы. Количество капилляров выросло на 26 %.

Можно ли бегать быстро? Капилляры растут, адаптируясь к стрессу от физической нагрузки. Если ваш организм справляется с этим, то капиллярам все равно, насколько высока нагрузка. Они будут расти и при медленном, и при быстром беге. Как только нагрузка превысит возможности организма, произойдет срыв механизмов адаптации. Вместо того чтобы растить капилляры, организм будет пытаться выбраться из ямы, в которую мы себя совершенно без повода загнали.

В 2012 году британские – извините, английские – ученые из Университета Бирмингема работали с двумя группами мужчин по восемь человек в каждой. Первая шесть недель медленно каталась на велосипеде пять раз в неделю по часу, а вторая три раза в неделю выполняла интервальные тренировки высокой интенсивности. Статья ученых так и называлась: «Интервальные тренировки и тренировки на выносливость одинаково увеличивают плотность капилляров».

Но…

Много быстрых тренировок – это прямой путь к травмам, больному сердцу, разрушенной нервной системе и крушению надежд. Чтобы капилляры росли быстро, нужен строительный материал. Стенки капилляров состоят в том числе из коллагена, а его синтез, как мы помним, невозможен без кремния. Один из самых богатых кремнием продуктов – пиво.

Чтобы бегать быстро, нужно учиться бегать медленно. Скучно? Разве может быть скучно наедине с собой, когда никто не мешает? Медленный бег – время для раздумий, медитаций и единения с окружающим миром. Не торопитесь: результат придет быстрее, если его не подгонять. И не забудьте выпить чуть-чуть пива после тренировки. Может быть, мы ради этого и бегаем.

Пара порогов и немного о пульсе

Капелька пота медленно катится внутри носа. Очень щекотно. Мурашки, рождаясь около затылка, бегут к копчику стремительно, а капелька не торопится.

Я на беговой дорожке, на лице силиконовая маска. Через большую дырку в нее поступает свежий воздух, а выдыхаемый через клапан уходит в ребристый пластмассовый шланг и попадает в аппарат, размерами напоминающий маленький чемодан.

Дорожка медленно крутится, рядом пускает солнечные зайчики элегантным брекетом Сурен Арутюнян: «Мы начнем с девяти километров в час и каждые две минуты будем увеличивать скорость на один километр в час. Перед тем как дорожка выкинет вас, дайте мне знать». Девять километров в час – это 6 минут 40 секунд на километр, с таким темпом я когда-нибудь буду бегать вокруг дома престарелых. Сурен рассказывает немного о физиологии, кислороде, углекислом газе, лактате, делится своим триатлонным опытом и между делом нажимает на кнопку беговой дорожки. Она чуть ускоряется – 10 км/час. Бегу еще две минуты.

11 км/ч, 5:27 мин/км, пульс 120. Восстановительные тренировки

Организм разогрелся, включился в работу, нашел внутри себя нужные настройки.

В этот момент источником энергии становятся запасы жира в крови и жировой ткани. Бросьте кусок сала в воду и встряхните. Не растворяется. Чтобы жировая ткань стала топливом, ее нужно раздробить на миллионы мельчайших капелек, затем током крови доставить до митохондрий клеток и там сжечь в кислороде. За ее преобразование в суспензию отвечает фермент липаза. Он работает только в присутствии гормонов адреналина и глюкагона и так и называется – гормончувствительная липаза. Преобразованные жиры находятся в крови в виде свободных жирных кислот. Если решите погуглить, то правильное название – FFA, или Free Fatty Acids.

Пока нагрузка невелика, организм успевает поддерживать концентрацию FFA в крови, а кислорода достаточно, чтобы этот жир экологически чисто сгорал с образованием углекислого газа и воды. Никакой молочной кислоты в этом режиме не образуется. В жировой ткани запасено очень много энергии, у среднего человека под кожей от 50 до 100 тысяч килокалорий. Если не увеличивать скорость, жиров нам хватит примерно на сто часов работы.

Тренировки в этом темпе называются восстановительными, их основная задача – вытрясти из организма продукты распада, образовавшиеся накануне. О распаде личности речь, конечно, не идет, но в долгосрочной перспективе бег может помочь и в этом. Сорок минут легкой трусцы дадут лучший эффект для восстановления, чем часы лежания на диване. Организм насыщается энергией, делает запасы, выводит шлаки. Похоже на уборку у меня дома после того, как два моих пацана порезвились.

«При высоких тренировочных объемах, – говорит Сурен, – восстановительные тренировки в первую очередь нужны для разгрузки нервной системы». Когда мои объемы превысили сто километров в неделю, я почувствовал, что лимитирующим фактором стали нервная система и иммунитет. Становишься агрессивным, злым и очень хрупким. Неспешные пробежки в хорошем месте – это спасение.

Сурен нажимает кнопку.

12 км/ч, или 5:00 мин/км, пульс 130. Тренировки выносливости

Стало тепло. Пять минут на километр – мой любимый темп для длительных тренировок. Главная задача – раскачать механизмы жирового обмена, чтобы экономить углеводы. Всего их запаса хватит километров на тридцать, после этого начнется марафон: углеводов нет, жиры горят медленно, требуя много кислорода, голова при недостатке глюкозы перестает работать. Километру к тридцать пятому внутри меня не останется ничего, кроме желания выпить кружечку пива.

Как только кончатся углеводы, организм начнет интенсивно добывать энергию из жиров, тренируясь вырабатывать необходимые для этого гормоны. Углеводы должны кончиться, иначе ничего не получится. Так что я выбегаю утром в воскресенье после легкого ужина в субботу и до тренировки ничего не ем и не пью. Чем ниже уровень углеводов до начала пробежки, тем быстрее они кончатся. Тогда единственным источником энергии останутся жиры. Завтрак перед длительной тренировкой плох тем, что он стимулирует выработку инсулина, а тот, действуя против адреналина и глюкагона, запускает процесс утилизации жиров в обратную сторону: организм начинает их запасать.

Чтобы длительная тренировка была эффективной, нужно много кислорода, то есть низкий пульс. Но если бежать слишком медленно для получения результата, мы будем греть воздух слишком долго. Решение – бежать достаточно быстро, чтобы сжигать много углеводов и жира, но не настолько, чтобы кислорода не хватало на горение жира. Регулярные длительные тренировки развивают способность активно утилизировать жиры с первых метров дистанции, отодвигая углеводную «стенку».

Свой первый марафон я бежал по 4:13 до тридцать второго километра. Я уже чувствовал, что с первого раза выбегаю из трех часов. А с тридцать второго побежал по 5:20, молясь, чтобы хватило сил не перейти на шаг. Углеводы кончились, а с жирами я работать не умел. Молиться там удобно, до Бога близко, время на финише было 3:09.

13 км/ч, или 4:37 мин/км, пульс 137. Аэробный порог. Темповые тренировки

При этой скорости FFA не успевает поступать в митохондрии мышц: слишком длинный путь, слишком медленно движутся жиры, слишком трудно превращаются в жирные кислоты. Основным источником энергии в этот момент становится жир, запасенный в мышцах: внутримышечные триглицериды. Их не надо доставлять в мышцы, но запас этой субстанции не столь велик, две-три тысячи килокалорий. Им начинают активно помогать углеводы, запас которых есть и в мышцах, и в печени. Часть их сгорает без кислорода по анаэробному механизму с образованием молочной кислоты. Концентрация последней повышается, но организм ее эффективно утилизирует. Если мы будем поддерживать постоянную скорость, то концентрация лактата будет на одном уровне, но выше, чем в покое.

Собственно, с этого момента и начинается бег. Энергия поступает из жиров, переносимых плазмой крови, запасенных мышцами, а также из гликогена мышц и гликогена печени.

Потихоньку отключаются лишние потребители энергии. Зрение становится черно-белым, внимание рассеяно, мысли улетают в абстракции, ноги отделяются от мозга и начинают жить своей жизнью.

Солнце за окном скрылось за облака, брекет Сурена перестал пускать жизнерадостные зайчики. Тестируюсь я в красивой студии Сурена Арутюняна и Марии Лемесевой S-TEAM. Видно, что люди поработали над картинкой, комфортом и наполнением студии.

Сурен нажимает кнопку и изучающе смотрит.

14 км/ч, или 4:17 мин/км, пульс 142

Концентрация молочной кислоты растет. Это мой марафонский темп на сегодняшний день. После марафона в Токио и полумарафона в Утрехте я отдыхал почти месяц и только недавно включился в полноценные тренировки. Формы еще нет. Следующий марафон в Берлине в сентябре, и мы с моим тренером Михаилом Питерцевым в строгом соответствии с общей концепцией решили не форсировать подготовку. Если бы я бежал сегодня, в самом начале берлинского цикла, то с трудом бы смог преодолеть дистанцию быстрее чем за три часа.

Бежится легко. Зная потребление кислорода, можно вычислить экономичность бега. При этом темпе я потребляю 2,6 литра чистого кислорода в минуту, или 180 мл/кг/км. Этот показатель говорит о КПД бега: сколько энергии я трачу на преодоление одного километра.

Сурен знает, сколько обычно потребляют марафонцы: «Строфилов установил рекорд лаборатории. Экономичность бега у Юрия – как у элитных кенийских бегунов. Как видим, и у нас в стране есть здоровые люди».

Экономичность бега зависит от генетики, техники и растяжки. За генетику спасибо маме с папой (кстати, позвоните родителям). За технику отвечает Миша, ему тоже можно позвонить. Я пришел к нему в манеж после того, как, занимаясь самостоятельно, увеличил нагрузки и стал пропускать тренировки из-за травм. Мне показалось, что причина – плохая техника. «Да нормальная у тебя техника, – сказал Миша. – Просто не готов к таким нагрузкам». Мы снизили и объемы, и скорости. Травмы быстро ушли, результаты пришли. Идеальной техники не существует, каждый ищет для себя ту, которая дает лучший КПД. Видели бег Затопека, в 1952 году привезшего в Чехословакию золотые медали на 5000, 10 000 метрах и на марафоне? Он бежал по дистанции, как написал один из обозревателей, «словно человек, терзаемый внутренними демонами, он напоминал человека, сердце которого пронзили кинжалом». Но… золотую медаль на финише дают не тому, кто бежит красиво, а тому, кто показывает меньшее время на финише. Я слушаю себя, ищу наиболее комфортное положение рук, ног и головы, слежу за тем, чтобы не напрягались плечи. Если все хорошо, то проваливаешься в сумрак. Усохший мозг, отравленный компьютерами и социальными сетями, перестает потреблять энергию; пищеварительная система, не изможденная здоровым питанием, отключается от источников калорий, и только хилые ноги понемногу превращают жиры и углеводы в воду и углекислый газ.

Из техники единственное, что я активно и целенаправленно тренировал, – частоту шагов. Необходимым минимумом мне казались 180 шагов в минуту, чтобы не разбивать коленки и не тормозиться о далеко вперед поставленную ногу. Все последние марафоны я пробежал ровно с частотой 180 шагов в минуту.

С растяжкой сложнее. Если вы сильно растянуты, связки перестают сопротивляться и естественные пружины не работают. Недостаточная растяжка – прямой путь к травмам. Она не обеспечит вам большой амплитуды. Однако избыточная растяжка снизит КПД. Гордон Пири, обладатель пяти мировых рекордов в беге на длинные и не очень длинные дистанции, тоже считал, что растяжка приводит к травмам и ни к чему больше. Я ему верю.

Работа в этой зоне нужна для того, чтобы тренировать способность организма усваивать кислород. Здесь делаются все темповые работы. У каждого спортсмена и тренера свои фантазии о том, чем заполнить график в этом режиме, но суть всех упражнений в том, чтобы дать организму как можно дольше поработать на пределе способности усваивать кислород. Миша дает пять раз по километру с небольшим отдыхом или более затейливо: километр, потом два, потом три и обратно к километру. Многие тренеры считают, что залог успеха на марафоне – в работе здесь, в верхней части аэробной зоны.

Но если вы хотите долгосрочных результатов, то нужно себя беречь. После интенсивной работы мы обязательно проводим восстановительную тренировку. Сердце очень похоже на машину, но это не машина.

Воздух с шумом затекает в легкие. В ногах появляется небольшая усталость, но бежится пока хорошо. Сурен сосредоточенно нажал на кнопку.

15 км/ч, или 4:00 мин/км, пульс 156

Я вижу свой пульс на индикаторе. На таком пульсе я бежал Токийский марафон несколько месяцев назад. Стало жарко, пот по лицу течет уже струйкой, воздух упругим потоком врывается под маску. От такого бега получаешь настоящее удовольствие. Еще не страдаешь, но уже понимаешь, что тело по-настоящему работает.

В этот момент энергия извлекается исключительно из углеводов. Весь кислород без остатка окисляет топливо, запаса больше нет. Организм начал работать в долг, часть углеводов преобразуется в энергию без участия кислорода, но с образованием молочной кислоты. Анаэробный порог – точка, в которой начинает накапливаться молочная кислота, отравляя мышцу. Бесконечно долго в этом режиме бежать невозможно.

«Постойте, – спросил я у Сурена перед началом теста, – но мы измеряем содержание кислорода и углекислого газа, а не лактата в крови». Сурен объяснил очень доходчиво. Энергия извлекается из жиров и углеводов. Если увеличивать скорость, вклад жиров в энергобаланс будет уменьшаться. Как только вся энергия станет получаться из углеводов, наступит и баланс потребляемого кислорода. Дальше углеводы будут превращаться в энергию с дефицитом кислорода. Измеряя концентрации кислорода и углекислого газа в выдыхаемом воздухе, можно вычислить баланс жиров и углеводов в энергообмене: на получение 16 молекул CO₂ из жиров нужно 23 молекулы кислорода, а на получение 6 молекул CO₂ из углеводов – 6 молекул. Соотношение объема углекислого газа в выдохе к объему кислорода, который сгорел в организме, называется респираторным коэффициентом, или RER (если соберетесь погуглить). В начале теста он равен 0,8. В момент достижения анаэробного порога RER достигает 1, жиры больше не горят, весь кислород идет на окисление углеводов. А в конце теста RER отрицательный, поскольку часть энергии добывается из молочной кислоты с образованием углекислого газа, но без потребления кислорода.

Анаэробный порог – это ваш темп на полумарафоне. В отличие от кредита в банке, бесконечно брать в долг кислород вы не сможете. Приходится балансировать на узком лезвии между аэробным и анаэробным режимом.

Тренировки в районе анаэробного порога очень полезны для расширения своих возможностей по потреблению кислорода, но большие объемы требуют серьезного восстановления. Не пытайтесь повторить это самостоятельно, проконсультируйтесь с тренером. Существенную ошибку трудно совершить в восстановительном беге. Ошибка в длительных работах тоже не будет фатальной: организм не пустит вас слишком далеко. Но излишне интенсивная работа на уровне анаэробного порога может поставить крест на всей вашей подготовке. Тело разрешит вам порезвиться, но отомстит в следующие несколько недель.

Я ушел в себя и не заметил, как Сурен нажал кнопку на беговой дорожке. Только почувствовал характерный железный вкус во рту.

16 км/ч, или 3:45 мин/км, пульс 162

Кислорода не хватает. Молочная кислота стремительно накапливается в мышцах, заставляя их отказываться от работы. В этой зоне уже не живут. Ноги работают сами по себе, мозг пока отказывается слушать отчеты мышц о проделанной работе. «Меня не интересует процесс». Вспоминаю, что говорил Сурен о прекращении теста. Надо бы успеть дать ему знать, перед тем как меня выкинет с дорожки.

17 км/ч, или 3:31 мин/км, пульс 175

В этой зоне проводятся интервальные тренировки и развивается способность организма сопротивляться влиянию молочной кислоты. Миша любит 12400 с небольшим периодом восстановления. А Эмиль Затопек перед триумфом на Олимпиаде в Хельсинки в 1952 году бегал 120 раз по 400 метров. Правда, у него не было тренера.

«Надо потерпеть», – думаю я. Сигналы ног, как опытные специалисты по холодным звонкам, уже проскочили всех секретарш, дворников, помощников, стажеров и ворвались в кабинет лица, принимающего решение: «Хотел результата? Забирай и отпусти нас. Хотим пива!»

18 км/ч, или 3:20 мин/км, пульс 178

Давно я так быстро не бегал. Больше воздуха в меня уже не лезет. Все, максимум – 146 литров в минуту. В пересчете на кислород – 49 мл/кг/мин. Параметр этот называется МПК – максимальное потребление кислорода. Он считается главным показателем способности спортсмена выполнять аэробную работу. Мой результат, кстати, очень посредственный. У велосипедиста Криса Фрума МПК 85, а у Оскара Свендсена, чемпиона мира среди юниоров в велосипедной гонке с раздельным стартом, – 97,5. Говорят, что тренировать МПК нельзя – это врожденная способность.

Но это не значит, что не надо работать на этих уровнях. Сурен объясняет: «В больших мышцах в каждом сокращении задействовано ограниченное количество мышечных волокон. Для двуглавой мышцы бедра это примерно 20 % от их общего количества». На пределе возможностей постепенно включается в работу все больше мышечных волокон. Неработающее волокно не потребляет энергию и мало расходует запасенное в себе топливо, углеводы и жиры. Если мы включим пассивные волокна, у нас не только увеличится сила, но и добавится топливо. И мы сможем дольше бежать на энергии, запасенной в мышце. Миша дает одну тренировку в неделю в зоне МПК. Идея в том, чтобы как можно дольше бежать с пульсом на уровне МПК. Это могут быть длинные или короткие интервалы с контролируемым временем отдыха.

Тридцать секунд на пульсе 175, еще десять – 177, еще двадцать – 178. У меня даже вопроса не возникает, могу я еще или нет. Вежливо обращаюсь: «Любезнейший Сурен, не могли бы вы несколько приостановить вашу божественную машину, у меня есть непреодолимое желание скорее сойти». Сурен понял меня с первого звука, фразу я произнести не успел, маска снята. Пот льется на дорожку: у меня дома в некоторые месяцы вода из-под крана не бежит быстрее. Мне хорошо, нагрузки уже нет, а серотонин, дофамин, адреналин, норадреналин и другие наркотики еще есть. Эйфория.

Ждем две минуты, и Сурен измеряет уровень молочной кислоты в крови. Укол иголкой, кровь с удовольствием вырывается из пальца и красивым ручейком извивается по латексной перчатке. 13,6 ммоль на литр. «Ого, – говорит Сурен, – очень высокий показатель для марафонца, он говорит о способности организма работать за анаэробным порогом в условиях закисления. Такие значения характерны для средневиков».

Я в душ, а Сурен – обрабатывать результаты. Душ у него красивый, как в дорогих дизайнерских отелях: термостат на кранах, два разных геля, мохнатое полотенце.

Сидим в мягких глубоких креслах. Я никогда не был на приеме у психоаналитика, но в кино примерно так показывают. Сурен не спеша рассказывает, что означают цифры в таблице. Марафон – волшебная дистанция, очень много противоречащих друг другу факторов влияют на результат. Работа над скоростью ухудшает выносливость, работа над выносливостью – скорость; сильные мышцы хорошо толкаются, но много весят и много потребляют энегии; растянутые связки хорошо двигаются, но плохо запасают упругую энергию; одним объемные тренировки помогают выполнять скоростную работу, другим мешают. Слишком много границ у возможностей человека, и специфическая работа толкает только одну из них. Нужно угадать, какой из барьеров сегодня самый важный.

Аэробный порог – 4:36

Анаэробный порог – 4:00

МПК – 3:19

Физиология говорит, что следующий марафон я пробегу с темпом 4:00 минуты на километр, или за 2:48:47. Запишем этот результат на желтую бумажку и приклеим к компьютеру.

Мне, конечно, проще, чем большинству спортсменов-любителей. У меня есть тренер. Миша Питерцев процентов на девяносто пять чувствует эти показатели без анализов, часто даже без пульсометра. Мы тренируемся дистанционно, задания я получаю через систему S10.run и там же пишу отчеты. Они очень важны: Миша не выдает новое задание, пока не получит отчет. Обратная связь позволяет настроить тренировки, не прибегая к сложным инструментальным тестам.

Наркотики и пульт дистанционного управления

Когда Янис Курос прибыл на финиш первого ультрапробега длиной 246 километров из Спарты до Афин, судьи спали: «Мне пришлось будить организаторов, чтобы остановить секундомер». Было пять часов утра, лучших участников ждали не раньше десяти. Результат Куроса – 21 час 53 минуты. Его тут же обвинили в мошенничестве, и на следующий год грек бежал под постоянным контролем организаторов и журналистов. Его результат – 20 часов 25 минут – с 1984 года так и не побит. Например, победитель 2016 года пробежал эту дистанцию за 23 часа с хвостиком. Потом были рекорды мира на 100 километров и 100 миль, 1000 километров и 1000 миль, 48 часов и 6 суток… Всего на счету Куроса 154 мировых рекорда. После того как в суточном беге он показал результат 303 километра, он сказал, что больше не бегает эту дистанцию, потому что этот рекорд на века.

А теперь две цитаты.

«В ультрамарафонах наступает момент, когда твое тело умирает. И тогда дух выходит на первое место. В этот момент я чувствую, что нахожусь снаружи своего тела, как будто оно бежит впереди меня. Дух управляет, а тело послушно выполняет команды».

«Мы испытываем подъемы, падения и в жизни, и в ультрамарафонах. Я использую их для путешествий в мое детство, в закоулки памяти, в прошлый опыт».

Побежали и мы. Начнем медленно. Пульс потихоньку разгоняется, мозг хорошо снабжается свежей, богатой кислородом кровью, организм начинает реагировать на физическую нагрузку. Гормоны, нейромедиаторы и белки отражаются на нашем восприятии действительности. Концентрации адреналина, норадреналина, серотонина, дофамина, нейротрофина возрастают во много раз. Некоторые бегуны испытывают эйфорию, похожую на действие ЛСД; к другим приходит вдохновение, они начинают писать стихи и книги; третьи находят смысл жизни. Но почти все согласны с тем, что через некоторое время остановиться невозможно.

Знаете, в чем разница между нейромедиатором и гормоном? Гормон выделяется железами внутренней секреции в кровь, разносится по всему организму и попадает на рецепторы клеток-мишеней, изменяя их работу. Гормоны – это письма, с помощью которых различные части нашего тела общаются между собой. Съели вы кусочек сахара – выделился гормон инсулин. Письмо-молекула инсулина добежало до клетки – и та открыла калитку для того, чтобы глюкоза из крови попала внутрь и сгорела в митохондрии.

Нейромедиатор выделяется в малюсенький просвет между окончаниями соседних нейронов и меняет работу нервной системы. Вырабатываются медиаторы в нервной клетке, доставляются в аксон, выбрасываются в синаптическую щель и активируют работу следующего нейрона. После работы медиатор либо захватывается клеткой обратно, либо разрушается.

Давайте разберем коктейль бегуна на молекулы.

Адреналин – гормон страха. Его задача – заставить нас быстро соображать. Управляя тонусом сосудов, адреналин направляет богатую кислородом кровь в мозг и разгоняет тактовую частоту нашего процессора. Во время бега концентрация адреналина повышается медленно, и организм принимает меры, тренируясь справляться со стрессом. Через некоторое время крупные неприятности будут восприниматься с утомленной улыбкой Брюса Уиллиса, в очередной раз вынужденного спасать мир.

К концу XIX века ученым стало понятно, что кора надпочечников выделяет вещество, запускающее реакции, которые сейчас известны как «бей или беги». Повезло американцу Джону Абелю, который первым выделил субстанцию в чистом виде и назвал ее эпинефрином. Независимо от него сразу несколько групп исследователей сделали чуть позже то же самое, и у одной молекулы появилось сразу тридцать восемь названий. Adrenal – это надпочечник, в России гормон стал известен под названием адреналин. Почтовыми ящиками для него выступают несколько адренорецепторов, каждый из которых отвечает за свою часть реакции «бей или беги». Одни расширяют зрачки, другие сужают сосуды, третьи стимулируют сердце, четвертые активируют работу бронхов и образование глюкозы из гликогена, а пятые расщепляют жиры.

Если, бегая, вы испытываете мягкий стресс каждый день, ваш организм реагирует и на серьезный кризис без срывов механизмов компенсации.

Дофамин – это и нейромедиатор, вырабатываемый в мозге, и гормон, генерируемый мозговым веществом надпочечников. Вы приходите в казино и ставите на красное. Выпадает красное, вы получаете порцию дофамина. Это система вознаграждения, «праздник, который всегда с тобой». Он вырабатывается, когда результат превосходит наши ожидания.

Мы сидим у телевизора с пультом в руке. Каждое переключение каналов – это маленькое казино, ожидание того, что следующие кадры интереснее предыдущих. Щелк – и несколько молекул дофамина попали в кровь. Щелк еще раз, щелк, щелк, щелк. Мы очень похожи на сорок, нас привлекает все яркое и новое. Щелк – и рецепторы обжигаются, теперь для получения удовольствия нам нужно больше раздражителей. Так мы попадаем в зависимость от новостей.

Мы снова приходим в казино и, помня, что ставка на красное принесла нам удовольствие, ставим на него же. Выпадает черное. Уровень дофамина падает. Чтобы не допустить этого, наш мозг пропускает новые идеи через фильтр жизненного опыта и воспоминаний. Эмоциональный интеллект запоминает ошибки в отделах мозга, отвечающих не за логику, а за эмоции. Миллионы вариантов невозможно просчитать, только проанализировать на интуитивном уровне. Дофамин превращает мозг в аналоговый компьютер гигантской мощности.

Побежали. Физическая нагрузка приводит к медленному повышению уровня дофамина.

Медленное повышение, медленное падение. Уровень гормона стабилизируется. Дофамин генерирует гигантское количество идей, мы просматриваем их, как кадры телевизионных программ. Щелк – отличная идея. Немного дофамина в кровь, следующая будет еще лучше, щелк. На бегу вы получаете доступ к древним воспоминаниям и областям памяти, закрытым для обычного сознания. Интуиция работает удивительно точно. Креативность есть, мудрость есть, интуиция есть, предвидение есть, а наркотической депрессии и выгорания нет. Достаточно нескольких месяцев бега, чтобы вы начали получать радость от простых вещей, которая была недоступна из-за дешевых источников дофамина.

Серотонин – нейромедиатор счастья. В 1943 году в одной из лабораторий базельской фармакологической компании Sandoz на кончик пальца Альберта Хофманна попала капелька синтезированного вещества, копирующего один из алкалоидов спорыньи. «Я вынужден был прервать свою работу… Я воспринимал непрерывный поток фантастических картин, удивительных образов с интенсивной, калейдоскопической игрой цветов». Через несколько дней Хофманн, приняв четверть миллиграмма нового вещества, поехал на велосипеде. «По дороге домой мое состояние начало принимать угрожающие формы. Все в моем поле зрения дрожало и искажалось, как будто в кривом зеркале. У меня также было чувство, что мы не можем сдвинуться с места». Эта поездка вошла в историю как «день велосипеда» и положила начало миллионам экспериментов с человеческим сознанием. Диэтиламид лизергиновой кислоты, или LSD-25, или просто ЛСД, объявили психиатрической панацеей, средством для расширения сознания, основой культуры хиппи, фундаментом творчества.

Биохимик, лауреат Нобелевской премии Фрэнсис Крик открыл молекулярную структуру ДНК под воздействием ЛСД. Лауреат Нобелевской премии Керри Муллис заявляет, что визуализация полимеразной цепной реакции произошла также благодаря принятию этого вещества. Потом соли лизергиновой кислоты объявили наркотиком, эксперименты с ними запретили все цивилизованные страны. Хофманн со спорыньи переключился на грибы и открыл псилоцибин – его тоже запретили. Он переключился на кактусы с мескалином, потом галлюциногенные мексиканские цветы ипомея, потом «листья пастушки». Каждый раз, выделяя действующие вещества, он испытывал их на себе и в итоге умер в своем доме в Швейцарии… В возрасте 102 лет.

О побочных эффектах, вреде, противопоказаниях ЛСД ожесточенно спорят уже полсотни лет, в том числе на огромных международных конференциях, но почти все согласны с тем, что он расширяет сознание. Так вот, этот гребаный ЛСД, из-за которого сломали столько копий два поколения политиков, хиппи, химиков и юристов, вырабатывается совершенно бесплатно на каждой тренировке. Природный вариант называется серотонином.

Запрет ЛСД заставил фармакологов искать другие препараты со схожими свойствами. Если мы не можем подкинуть серотониноподобные вещества извне, давайте не дадим уже выделившемуся нейромедиатору быстро исчезнуть. Так проявились блокаторы обратного захвата серотонина. Этот механизм используют самые распространенные антидепрессанты. А самый известный среди них – прозак, лекарство, на котором выросла нация счастливых американцев. В 2010 году в США выписали двадцать четыре миллиона рецептов на этот препарат.

Об антидепрессантах также спорят врачи, социологи и психологи, но о серотонине, концентрацию которого повышают и современные антидепрессанты, и бег, уже не спорят. Почти все согласны, что этот нейромедиатор действительно отвечает за ощущение счастья.

Норадреналин – гормон хищника. Он вырабатывается в ответ на стресс, но вместо страха инициирует реакции быстрого принятия решений. На охоте стресс и у кролика, и у волка, но у жертвы вырабатывается адреналин, а у хищника норадреналин.

Норадреналин подавляет спонтанные разряды нейронов, что позволяет нам сосредоточиться на важных сигналах. Синдром дефицита внимания обусловлен недостаточной выработкой норадреналина. Этот гормон позволяет нам сконцентрироваться, избавиться от страха и быстро принять решение в условиях, когда нам очень нужно это сделать. У норадреналина два типа рецепторов: одни тормозят, другие разгоняют. Сердце должно работать лучше, бронхи – дышать интенсивнее. А вот желудок должен остановиться, во время стресса не нужно тратить силы на переваривание пищи. Волшебные гели под высокой нагрузкой усваиваются с трудом, но мысль остра.

BDNF (brain-derived neurotrophic factor). Нейротрофический фактор головного мозга – это белок, который относится к нейротрофинам, веществам, стимулирующим и поддерживающим развитие нейронов. Мы все знаем, что нервные клетки не восстанавливаются. Большинство нейронов в мозге млекопитающих образуется еще до рождения, но некоторые части взрослого мозга сохраняют способность создавать новые нейроны из стволовых клеток. Без BDNF этот процесс не идет. Связи между существующими нейронами и появление новых влияют и на способность мозга анализировать факты, и на долговременную память.

В 1901 году немецкий психиатр наблюдал за пациенткой Августой Д. со странным устройством памяти. Если она смотрела на предмет, то называла его правильно, но не могла вспомнить его через секунды после того, как его прятали. При чтении она воспринимала отдельные слова, не могла составить из них предложения и перескакивала с одного места на странице на другое. Уловить смысл в ее речи было трудно. Все рефлексы у нее оказались в норме, а в медицинских анализах не нашлось отклонений. Августа умерла через четыре с половиной года после начала проявления психических расстройств. В последние дни она лежала в постели в позе младенца, не реагируя на обслуживающий персонал. Врача, представившего результаты наблюдения Августы Д. на съезде врачей, звали Алоисом Альцгеймером. Болезнь Альцгеймера – это потеря нейронов и связей между ними в коре головного мозга. Американская статистика считает, что 44 % людей в возрасте старше семидесяти лет теряют память, перестают узнавать родственников, не могут говорить и растворяются в своем еще работающем теле.

В 2006 году было заявлено 500 клинических испытаний лекарств против этой болезни. В 2015 году – 106. В 2013 году компании Pfizer и Johnson & Johnson заявили, что все исследования в этой области прекращены. В настоящее время лекарства от болезни Альцгеймера не существует. Но… Влияние BDNF на регенерацию и выживаемость нейронов считается доказанной, влияние бега на синтез этого белка тоже.

Итак, бежим. От адреналина мозг работает быстро; дофамин генерирует сотни новых идей и отбрасывает те, что не проходят фильтр отрицательного опыта; серотонин стимулирует воображение и расширяет сознание; норадреналин помогает принимать решения; BDNF откладывает все, что создано, в долговременную память. Мы отрываемся от земли…

Медленный бег вызывает быстрое привыкание. Он рождает ту же гамму явлений, что наркотики и лекарства, но действует очень мягко, не оставляя шансов избавиться от полезной привычки.

Пиво, калий и марафонский бег

Член Лондонского королевского общества Сидней Рингер пытался заставить сердце лягушки биться в блюдечке с жидкостью. В дистиллированной воде оно умирало почти сразу. Мышечная ткань содержит ионы натрия и калия. Система пытается установить равновесие между тканями и водой, перемещая ионы из клеток в окружающую жидкость. От потери ионов изолированное сердце умирало. Тогда Рингер добавил в воду немного поваренной соли, всего 0,9 %, – сердце билось дольше. Добавка солей калия и кальция дала отличные результаты: сердце лягушки вне тела билось долго. Получил Рингер свой раствор абсолютно случайно. В лаборатории закончилась дистиллированная вода, и ассистент приготовил порцию раствора на обычной водопроводной воде с высоким содержанием солей кальция.

В 1886 году последователи ученого назвали физиологический раствор раствором Рингера. С тех пор появились десятки модификаций, в том числе содержащие глюкозу и лактаты. Кстати, в растворе Рингера с лактатами изолированные клетки могут размножаться почти неограниченно долго, поскольку он содержит и соли, и необходимые источники энергии.

Раствор Рингера изотоничен: содержание ионов в нем соответствует содержанию ионов в крови человека. Введение такого раствора изменяет количество жидкости в организме, но не солевой состав. При значительных физических нагрузках вместе с потом организм покидают соли натрия, калия и кальция. Нам хочется пить, но если мы будем употреблять чистую воду, то содержание солей в организме уменьшится. Чистая вода не содержит элементов, которые покинули наш организм.

Йенсен Скоу изучал действие веществ, блокирующих прохождение нервных импульсов, – анестетиков. Продвинуться далеко за грань науки своего времени он не смог, хотя замучил не один десяток крабов, на которых ставил свои эксперименты. Но механизм прохождения нервного импульса по клетке описал настолько подробно, что в 1997 году получил Нобелевскую премию. Согласно Скоу, в мембране любой клетки действуют натриево-калиевые насосы, переносящие ионы калия внутрь клетки, а ионы натрия – в межклеточное пространство.

Судороги – это ошибки в функционировании нервной системы: она начинает давать ложные срабатывания из-за недостатка калия.

Нежный мозг марафонца, скорее всего, ответит истерикой на описание навороченных биохимических процессов, в которых участвует калий. Но я чувствую, что еще несколько фактов вы способны переварить. От недостатка калия ткани лишаются способности сохранять гликоген, прекращается секреция анаболических гормонов, в том числе тестостерона. Калий – один из активаторов ферментов белкового синтеза. И напоследок: он регулирует объем клетки, выводя лишнюю воду, – кстати, в противовес натрию, который задерживает жидкость в организме. А про пользу калия для работы сердца вы все знаете не хуже меня.

Среднестатистический человек потребляет меньше 2 граммов калия в день, что ниже рекомендуемой нормы в 4,7 грамма для человека, ведущего спокойный образ жизни. Для спортсменов, теряющих много калия с потом, суточная норма 7–10 граммов.

Что делать? Пить изотоники!

Если оглядеться на любой спортивной ярмарке, то мы легко найдем массу изотонических напитков, флуоресцентные цвета которых говорят о выдающихся достижениях химиков. Изотоники хороши всем, кроме цены, мерзкого вкуса и непонятного состава. В аптеках есть регидрон, который содержит соли натрия, калия и глюкозу. Недорогой, с понятным составом и приемлемым вкусом.

Посмотрите на пиво. Содержание калия в нем – более 300 миллиграммов на литр, а натрия относительно немного, около 100 миллиграммов. Потребление пива помогает сохранять натриево-калиевое равновесие.

Пиво – классический изотоник. Безалкогольное – тоже изотоник и именно в таком качестве приобретает все большую популярность на марафонах и после тренировок.

Поскольку содержание калия в пиве высоко, а натрия невелико, вы можете позволить себе чуть обильнее солить пищу или выпить чуть больше жидкости. Вы помните, что калий и натрий работают разнонаправленно? Калий выводит жидкость из организма, а натрий задерживает ее.

Откуда в пиве калий? Конечно, из ячменя. В ста граммах ячменя: калия – 453 миллиграмма, кремния – 600, магния – 150, натрия – только 32.

Есть ли альтернативы? Конечно, есть. Красное вино – отличное средство для защиты сердца, но в пиве калия значительно больше. Много его во фруктах, особенно кураге и изюме, шпинате, спарже и одуванчиках. Но согласитесь: пить пиво приятнее, чем есть одуванчики.

Ну и, как обычно, маленькая оговорка: 0,33. И да… один раз по 0,33. Или безалкогольное.

Интервалы и урановые рудники

Мировой рекорд немца Рудольфа Харбига в беге на 800 метров, установленный в 1939 году, продержался шестнадцать лет. В том же году он установил мировой рекорд в беге на 400 метров, а в 1941-м – на 1000 метров. А потом его убили. На Украине. Восточный фронт. Тренировал Рудольфа Харбига Вальдемар Гершлер.

К середине 1930-х годов стало понятно, что греть воздух гигантскими объемами равномерного бега малоэффективно. Финны начали бегать с ускорениями к концу тренировки, шведы придумали фартлек – бег со спонтанно изменяемой скоростью. А Гершлер погрузился в кардиологию и физиологию.

Логика его рассуждений была такая: скорость бегунов на средние дистанции ограничивается объемом кислорода, доставляемого к мышцам, и способностью мышц работать при его недостатке. Объем переносимого кислорода зависит от размера сердца. А сердце – как выяснил Гершлер, проконсультировавшись с врачами, – тренируется не в период нагрузки, а в период восстановления. Значит, таких периодов должно быть очень много, а нагрузка – близкой к предельной. Этот же режим работы заставляет клетки мышц искать внутренние резервы энергии в условиях кислородного долга.

Так появились интервальные тренировки.

Гордон Пири, ученик Гершлера, установил пять мировых рекордов: на 6 миль, 5000 метров, дважды 3000 метров и в эстафете 41500 метров. Люксембургский легкоатлет Жози Бартель победил на Олимпийских играх 1952 года в беге на 1500 метров. Бельгиец Роджер Моенс выиграл олимпийский забег на 800 метров в Риме в 1960 году. Вальдемар Гершлер и его партнер, кардиолог Ганс Риндель, принимали поздравления и критику. Оппоненты говорили: «Слишком тяжело и опасно».

Интервальная тренировка занимает меньше времени, дает более интенсивную нагрузку и позволяет точно ее дозировать. Спортсмены прогрессируют так быстро, что удивляют организаторов: Жози Бартель поднимался на олимпийский пьедестал под импровизацию оркестра, у музыкантов не было ни малейшего представления о том, как звучит гимн Люксембурга.

Теперь ни один циклический вид спорта не обходится без интервалок. Чтобы бежать быстро, нужно большое сердце. В буквальном смысле. Но чуть позже оказалось, что не все так просто.

Сердце – это мышца. Почти как ляжка или бицепс. Тренировки увеличивают мышцу, сердце растет. А теперь разберемся, как растет мышечное волокно. Есть по меньшей мере два варианта: сердце увеличивается в длину или в диаметре. По-умному это называется L- и D-гипертрофия. Если волокно удлиняется, растет объем сердца; если увеличивается диаметр, растет сила и увеличивается толщина стенки миокарда.

Побежали. В первые шестьдесят секунд пульс разгоняется до 180. Еще тридцать секунд держим его, потом отдыхаем до пульса 120, и так сорок раз. Это классическая немецкая интервальная тренировка, которую доктор Риндель и тренер Гершер испытывали на своих подопечных длинными военными днями 1941–1945 годов. При такой работе миокардиоциты, клетки миокарда, закисляются, что стимулирует рост мышечных волокон, миофибрилл. Сердечная стенка становится толще.

Что будет, если бежать на пульсе 200? Сжиматься сердце будет как обычно, оно по-другому не умеет: либо на всю мощь, либо никак. А вот расслабляться оно успевать не будет – это называется дефектом диастолы. Сердце не расслабилось, а уже нужно снова сокращаться. Возникают напряжения, которые не позволяют крови нормально циркулировать и питать клетки мышц. Наступает гипоксия, образуется молочная кислота, которая убивает митохондрии клеток сердца. Миокардиоциты погибают, превращаясь в соединительную ткань. Ровно то же получится, если на высоком пульсе вы будете бежать слишком долго.

Соединительная ткань в сердце – как кость в горле. Она не растягивается, еще больше нагружая мышцу, и не проводит электрических импульсов, что не дает разным частям сердца работать синхронно. Возникают дополнительные очаги возбуждения. Сердце сокращается тогда, когда это совсем не нужно. Вот вам и экстрасистола. В результате наступают дистрофия миокарда, микроинфаркты и остановка сердца. Большинство внезапных смертей у спортсменов происходит ночью или за несколько сотен метров до финиша, когда организм уже расслабился, а сердце не может этого сделать.

Больше всего рискуют футболисты. Они очень часто играют и делают слишком много ускорений за одну игру. Марафонцы, которые бегают соревнования раз в неделю, попадают в эту же категорию.

Пять раз по 100 метров, сто раз по 400 и еще раз пять по 100, и так три дня подряд. Тренировался Эмиль Затопек в лесу, на мягкой дорожке без секундомера, но каждый из ста раз бежал в полную силу. «Успех на длинной дистанции зависит не от скорости бега, а прежде всего от быстроты восстановления сил». Интервальными тренировками он заставлял организм восстанавливаться в короткие промежутки легкого бега между четырехсотметровыми отрезками в полную силу. Стандартная тренировка – 5100, 40400 и снова 5100. Перед соревнованиями объемы увеличивались до семидесяти и даже 100400, а в последнюю неделю уменьшались до 20400. Никаких других тренировок Затопек не делал. Кроме особых случаев. Например, во время войны немцы запрещали выходить на улицу после наступления темноты. Днем работа, вечером темнота. Затопек бегал на месте в своей маленькой комнате: тридцать минут с высоким подниманием бедра, затем много ускорений на месте по две минуты.

«Он все делает неправильно, – сказал о нем Ларри Снайдер, тренер победителя Берлинской Олимпиады 1936 года Джесси Оуэнса, – но выигрывает».

На родину быстрых бегунов, в олимпийский Хельсинки, Затопек ехал безусловным лидером соревнований на 5000 и 10 000 метров. Уже несколько лет он не проигрывал ни одного старта. Десятка прошла без осложнений. Золото и олимпийский рекорд с результатом 29:17.

Пять километров Затопек выиграл с трудом. Он готовился к результату 14:10 и придерживался этого графика до последнего круга. За 400 метров до финиша он был четвертым. За полкруга сделал рывок из последних сил, обошел троих и финишировал с олимпийским рекордом 14:06. Вторым был Ален Мимун, который отстал н восемь десятых секунды.

Через два дня чех стартовал в марафоне, первом в его жизни. Эмиль решил держаться англичанина Джеймса Петерса, обладавшего лучшим результатом года. Петерс взял очень высокий темп, но на двадцатом километре не выдержал, сбавил скорость и в итоге до финиша не добежал. А Затопек добежал. 2:23:02 – олимпийский рекорд.

Одна Олимпиада, три медали, три олимпийских рекорда – это Хельсинки 1952 года для Эмиля Затопека. Ни у кого больше нет олимпийских золотых медалей на трех длинных дистанциях и уже наверняка не будет.

Жена Эмиля, Дана Затопкова, метала копье в день финала мужа на 5000 метров. У нее был четвертый результат сезона в мире, и она очень хотела вырвать победу у советских спортсменок. Чтобы не нервничать, она забилась в раздевалку и слышала только шум трибун. С мужем они встретилась в коридоре перед выходом в сектор. Дана сказала: «Одолжи мне свою медаль, на счастье». В первой попытке копье улетело на 50 метров 47 сантиметров, Олимпийский рекорд. Итого: не одна, а четыре медали, четыре олимпийских рекорда. Это семья Затопеков.

А начинались Хельсинки тревожно. Отец друга Затопеков, Станислава Юнгвирта, был политическим заключенным, и Станислава не включили в состав сборной. Затопек сказал, что он тоже не поедет, если Юнгвирта не будет в Хельсинки. Убедившись, что друга нет в самолете, Затопек остался в Праге. Потом были долгие разговоры в министерстве, уговоры, угрозы. Наконец, чиновники вручили Затопеку два билета в Хельсинки: один для него, один для Станислава.

Австралиец Рон Кларк установил семнадцать мировых рекордов в стайерских дисциплинах, но никогда не был ни чемпионом мира, ни олимпийским чемпионом. То форма не та, то погода не та… Так бывает. В 1966 году Кларк бежал в Праге, и в аэропорт его провожал Затопек. Перед посадкой Эмиль отдал Кларку запечатанный конверт, попросил открыть его только в самолете и сказал: «Не потому что ты мой друг, а потому что ты это заслужил!» В конверте была золотая олимпийская медаль Затопека за победу на десятикилометровой дистанции.

Четвертого января 1968 года у руля коммунистической партии Чехословакии встал Александр Дубчек, инициатор рыночных реформ и автор концепции социализма с человеческим лицом. Затопек к этому времени был иконой, партийным деятелем, полковником, сотрудником отдела физической подготовки войск министерства национальной обороны Чехословакии. Он активно поддержал реформы Дубчека и одним из первых подписал манифест «Две тысячи слов»: «Парламент разучился обсуждать, правительство – управлять, а руководители – руководить. Выборы потеряли смысл, законы – вес».

Демократические реформы закончились 21 августа 1968 года. Семь тысяч танков вползли в Чехословакию. Дубчека отвезли в Москву, а жители Чехословакии вышли на улицу. Сто восемь гражданских убито в уличных боях. Квартира Затопеков была в самом центре Праги. Затопек с женой пробирался в месиво людей и танков. «Русские не должны быть допущены до Олимпиады в Мехико!» – кричал Затопек. Он на русском разговаривал с танкистами, объясняя суть Пражской весны, но многие из них даже не знали, в какой стране находятся.

Дубчек «во избежание кровопролития» подписал Московский протокол, отрекся от идей Пражской весны и вернулся руководить в Прагу. А Затопек не отрекся. В 1969 году четырехкратного олимпийского чемпиона, обладателя восемнадцати мировых рекордов, спортсмена, показывавшего лучшее время в мире на всех дистанциях от 5000 метров до марафона, сместили с постов, лишили всех наград и звания заслуженного мастера спорта, исключили из партии, выселили из Праги.

В маленьком городке Яхимове на границе Чехии и Германии спелые ягоды голубики становятся белыми, а цветки иван-чая пурпурными. Это родина урана. В 1960-х годах уран здесь кончился, но серебро, мышьяк, висмут, кобальт и никель остались. Здесь на глубине 600 метров трудился спортсмен столетия Эмиль Затопек. На человеческую работу он, знавший шесть языков, теперь рассчитывать не мог. Вместе с маленькой командой буровиков он искал воду, полезные и вредные ископаемые в отдаленных районах Чехии. Жили в вагончиках. Раз в три недели ему разрешали съездить в Прагу, где осталась его жена Дана Затопкова. Как-то местная жительница послала своего сына к Затопеку с маленьким подарком – кусочком вяленого мяса. Небритый, с бутылкой в руке четырежды олимпийский чемпион открыл дверь вагончика, поблагодарил парня за подарок и сказал: «Я не тот Затопек, которого вы знали».

В 2000 году он умер, в семьдесят восемь лет. Реабилитированный, но забытый. Где-то между Марсом и Юпитером в поясе астероидов летает крошечный комочек тверди. Чешский астроном Антонин Мркос открыл астероид в 1989 году. Диаметр планетки чуть больше четырех километров. Астероид 5910 Zatopek обращается вокруг солнца с периодом 3,5 года. В космосе. А на Земле памятник появился только после смерти атлета.

В олимпийском Мельбурне 1956 года было очень жарко. Перед стартом марафона Затопек сказал: «Today we die a little». Это был его единственный секрет: немного умирать каждый день. А тренировать атлетов у Затопека не получилось, желающих умирать не нашлось.

С силой сердечной мышцы мы разобрались, но к объему сердца это не имеет никакого отношения. Объем увеличивает растяжение. Максимальная амплитуда, то есть максимальное растяжение миокарда, наступает при пульсе от 120 до 150 ударов в минуту. Сердце успевает полностью расправиться между ударами и сильно сократиться во время выброса крови. Чтобы оно росло в объеме, нужно поддерживать такой пульс как можно дольше. Кстати, этот режим работы – отличный массаж сердца. Даже если на предыдущих тренировках вы почти убили миокардиоциты молочной кислотой, интенсивное растяжение и сжатие стенок вызывает приток крови, богатой кислородом, к клеткам, что их реанимирует. Такое растяжение сердца называется L-гипертрофией. Вот она в большей степени и отвечает за минутный выброс крови. Чем больше объем сердца, тем больше крови оно перекачивает при одном и том же пульсе.

Кажется, мы с вами изобрели новый вид тренировок – LSD. У меня тоже возникает очевидная ассоциация, но у людей, серьезно занимающихся марафонским бегом, так называется Long Slow Distance: длительный медленный бег. Все изобретено до нас, просто забыто.

Кларенс Демар выигрывал Бостонский марафон семь раз. В 1910 году после того, как он финишировал вторым на своем первом Бостоне, доктор активно рекомендовал ему прекратить бегать из-за шумов в сердце. В следующем году врач не допускал его к старту, опять ссылаясь на плохое состояние сердца. Кларенс не послушал его и выиграл этот забег.

Беговой объем Демара при подготовке к марафонам достигал ста шестидесяти километров в неделю. Значительная часть делалась в офисной одежде. Демар вставал рано утром, неспешно пробегал несколько миль до завтрака, потом бежал на поезд, потом с поезда, потом бегом по офисам клиентов, потом обратно домой таким же образом. В выходные он пробегал две длительные тренировки. И ни о каких интервальных тренировках тогда не знали. Много, очень много медленного бега. Свой лучший Бостон Кларенс Демар пробежал в 1922 году за 2 часа 18 минут, а в 1930 году он выиграл этот марафон в возрасте сорока одного года. И никаких интервалок.

Пааво Нурми установил двадцать два мировых рекорда и завоевал девять золотых олимпийских медалей. На Олимпийских играх 1924 года в Париже Нурми победил на дистанциях 1500, 3000, 5000 метров и дважды в кроссе. Руководители сборной не дали ему пробежать 10 000 метров. Это так расстроило финна, что в том же году он установил мировой рекорд на этой дистанции: 30 минут 6 секунд. Олимпийскую медаль на десятке Нурми завоевал через четыре года в Амстердаме, повторив успех Антверпена 1920-го.

Тренировки Пааво Нурми состояли из нескольких часов ходьбы, одной темповой пробежки на пять километров и вечернего кросса километров на семь. И опять – никаких интервалов. Много медленной работы, но, в отличие от Демара, Нурми ввел ежедневный темповой бег.

Сейчас считается, что одна интервальная тренировка в неделю вас не убьет, но сделает ваше сердце сильнее: за одно сокращение оно будет выбрасывать больше крови.

Про состояние сердца Демара мы ничего не знаем, он умер от рака желудка в семьдесят лет. А вот про сердце Нурми все известно. В пятьдесят три года он перенес инфаркт миокарда, через семнадцать лет – еще один. Умер Пааво Нурми в семьдесят шесть лет парализованным, полностью слепым и почти немым, назвав спорт бесполезной тратой времени.

Макароны и соглашение о разделе имущества

До марафона в Берлине осталась одна неделя. Короткая инструкция на этот период выглядела так.

7. Воскресенье. Последняя длительная, если ее можно так назвать. Объемы скинуты. Самая большая ошибка – пытаться переносить свое сегодняшнее состояние на гонку. Вы сейчас и вы в гонке – это как Карл Маркс и Фридрих Энгельс, два разных человека. Во-первых, впереди почти неделя отдыха; во-вторых, адреналин сделает свое дело. Сегодня нужно побрить подмышки и все остальное, если вы их бреете. Не забудьте хорошенько намазать все эти поверхности кремом. Вовремя побритые подмышки не натирают. Исключите из меню все острое, жирное и жареное. Если пьете алкоголь регулярно, снизьте дозу в несколько раз. Совсем не бросайте, стрессов и так хватает. Радикально менять пищевые привычки не надо. Найдите плеер для музыки без телефона.

1. Понедельник. Скорее всего, сегодня день отдыха. Проведите его с пользой: поговорите с женой, расскажите о том, что через неделю марафон. Разговор должен быть примерно такой: «Дорогая, у меня через неделю самое важное событие последнего полугодия. Я много бегал, потел, терпел. Пришел момент, ради которого и были все эти мучения. Я пробегу идеально, если в эту неделю мне не будут клевать мозг. Эта неделя моя. Пожалуйста, все претензии ко мне в эту неделю запиши на бумажке, в следующий понедельник я прочитаю» (в следующий понедельник вам будет абсолютно все равно, что написано на этой бумажке). Соглашение о разделе имущества положите в верхний ящик тумбочки. На работе ни с кем не спорьте, дней через десять переделаете по-своему.

2. Вторник. Сегодня легкая пробежка. Наденьте всю боевую «снарягу». Майка, трусы, датчик пульса, часы, носки, кроссовки, очки, повязка на лоб, гели, сумка для гелей, вазелин – все необходимое должно быть при вас. Проверьте сроки годности гелей и заряд батарейки у пульсометра. Установите правильные циферблаты на часах. Если бежите по темпу и доверяете часам, то на циферблате должен быть средний темп на интервале. Если по секундомеру, то время, а на руке записан график развода мостов и график бега. Запишите его сегодня перед пробежкой, а ручку, которой отметили на коже цифры, положите в мешочек для снаряжения. После пробежки постирайте боевую одежду, ремешок от пульсометра. Когда все высохнет, осмотрите, не порвалось ли что-нибудь, и сложите в мешок. Если что-то из этого вам нужно для тренировок, возьмите, но вместо этого положите карточку-заместитель (бумажку с надписью «часы»). Сейчас это кажется смешным, но, если на старте окажется, что вы забыли пульсометр, будет обидно, хотя и не критично. Абебе Бикила остался без кроссовок и выиграл Римский марафон босиком, а Мирутс Ифтер забыл, когда у него старт на Олимпиаде 1972 года, и пришел на дорожку, когда соперники пробежали полтора круга.

3. Среда. Сегодня последняя интенсивная работа. Пробегите несколько интервалов (например, три по два километра) в боевом темпе. Только не пытайтесь оценивать по этим интервалам свое состояние. Не наказывайте себя за то, что недоработали раньше: сейчас уже ничего нельзя наверстать. Нужно выключить голову и просто сделать эту работу. Купите хорошую бумажную художественную книжку. Вечером погуляйте с детьми, купите вместе с ними макароны, рис, овсянку, ваш любимый соус к макаронам, расскажите, зачем это нужно (если сами знаете). Выключите телефон до вечера воскресенья. Спросите у жены, не сделает ли она вам массаж в пятницу. Запомните ответ, ни на чем не настаивайте. Почитайте бумажную книжку. Ложитесь спать не поздно.

4. Четверг. Легкая пробежка: восемь километров в марафонском темпе плюс полторы минуты. Полторы минуты – это полторы минуты и ни секундой меньше. Макароны, книжка, прогулка, макароны, макароны, музыка из плеера. Телефон выключен, в соцсетях вас нет. Еще макароны. Подстригите ногти, съешьте макароны. Спать сегодня нужно много. Перед сном – бумажная книжка.

5. Пятница. День отдыха. Не бегайте вообще. Пора ехать за номерами. Макароны. Не откладывайте поездку на завтра. Макароны. Как только принесете домой номера, поешьте макароны и сложите номера в мешок с боевым снаряжением. Проверьте, есть ли булавки, поешьте макароны. Проверьте, как крепится чип и крепится ли он. Погуляйте, походите. Ходить можно много, ноги не должны быть пустыми. Почитайте книжку, сходите в кино. Не увлекайтесь попкорном и пивом. Съешьте большую миску салата и граммов сто орехов, которые вы уже ели раньше, иначе покакать до старта вы не сможете, зато сможете сразу после. Проверьте снаряжение в мешочке. Ложитесь спать не рано, перед сном почитайте хорошую бумажную книжку – не обязательно ту, которую купили в среду. Если ответ жены о массаже был положительным, мягко напомните, но ни на чем не настаивайте. Соглашение о разделе имущества сегодня корректировать не нужно. Спите спокойно.

6. Суббота. Просыпайтесь не рано. Завтра выспаться не удастся, не копите недосыпание. Сегодня нужно много макарон. Съешьте также немного зеленого салата и другой клетчатки. Сегодня нужно пить много воды. Ни с кем не разговаривайте. Почитайте книжку, послушайте музыку и прогуляйтесь час или чуть больше. Ближе к вечеру пробегите короткую быструю тренировку. Например, два километра разминка, растяжка, шесть раз по пятьсот метров чуть быстрее марафонского темпа, два километра заминка. Перед сном проверьте карточки-заместители в мешочке, положите всё на место. Часы поставьте на зарядку и положите их сверху мешочка. Вечером съешьте много сладкой овсяной каши на молоке, если раньше пробовали ее есть. Овсянка обволакивает желудок, ему будет хорошо. Перед сном выпейте граммов сто пятьдесят красного вина. Оно увеличит гемоглобин и даст возможность немного поспать. Договоритесь с семьей, где встретитесь после финиша. Телефона у вас не будет, а толпа огромная. Фраза «Встретимся на финише» означает, что вы будете в трусах, майке и соплях блуждать между тысячами людей в поисках единственной. Ложитесь спать в обычное время. Если не заснете или проснетесь посреди ночи, не заставляйте себя заснуть. У вас еще есть пара недочитанных глав из любимой книжки. Дочитайте. Ничего страшного, если вы вообще не будете спать: чтобы не устать от бессонницы, вы много спали всю эту неделю.

7. Воскресенье. За четыре часа до старта съешьте много жидкой сладкой овсяной каши на воде. Приезжайте к старту за полтора часа до начала. Осмотритесь вокруг, найдите, куда сдавать вещи, где туалеты, где старт, где вход в коридор, уточните, когда закроют входы в стартовые коридоры. Надевайте боевую одежду. Намажьте пах и подмышки вазелином. Сдайте все вещи в камеру хранения. Проверьте номер и чип. Пробегите километра два, сделайте три ускорения, чтобы запустить сердце. Разминка должна закончиться перед самым входом в коридор. Сделайте пару глотков воды и идите к старту. Удачи! После финиша не забудьте, где лежит соглашение о разделе имущества, при необходимости скорректируйте. Если пробежите хорошо, предложите жене съесть бумажку с претензиями, если плохо – ешьте ее сами.

Берлин

Яркие проблесковые маячки в темном бетонном бункере резали глаза. Два человека вышли из машины. Черная полицейская униформа отсвечивала синим цветом огней. Один молодой человек остался у водительской дверцы, второй очень вежливо на хорошем английском предложил сесть на заднее сиденье.

Мы приехали в Берлин за неделю до старта. В воскресенье последняя длительная, совмещенная с обзорной экскурсией по городу. Двадцать четыре километра по пять минут. Из гостиницы выбежал уже поздно вечером. Александерплац, Унтер-ден-Линден, Бранденбургские ворота, Рейхстаг, огромный парк Тиргартен без единого фонаря, набережная Шпрее. Вечером по Берлину хорошо бегать. Темнота такая, что пописать можно в любом месте. Надо только следить, чтобы не наскочить на целующихся голубых. Дорога начала уходить куда-то вниз, в тоннель. По трем полосам навстречу едут машины и приветливо подмигивают фарами, некоторые бибикают. Я бегу уже минут пять, а конца тоннеля не видно.

Berlin Marathon

24 сентября 2017

Результат 2:47:48

В возрастной группе – 17

В общем зачете – 621

24 секунды отрицательный сплит

В 1964 году сорок западных немцев на глубине 12 метров прорыли под Стеной тоннель в Восточный Берлин длиной 145 метров, чтобы вытащить из «оккупации» своих родственников. Каждую ночь непрерывным потоком на свободу выбирались люди. «Тоннель пятидесяти семи» – так он назывался в документах. Пятьдесят семь человек пролезли через него, пока предатель не привел сотрудников Штази. Одним из ускользнувших был Райнхард Фуррер, который в 1985 году полетел в космос, а в 1995-м разбился на самолете. Тоннель должны были закопать, но вот он, длинный и незакопанный. Я все еще бегу вниз. Компьютер на руке потерял связь с реальностью и превратился в дешевую пластмассовую бижутерию.

Белый мерседес включил аварийку, замигал фарами. Водитель настойчиво махал руками.

– Вы не отсюда?

– Я из России.

– В этом тоннеле нельзя перемещаться пешком.

– Я приехал на Берлинский марафон.

Парень в штатском, хорошо говорит на английском и работает сотрудником службы эксплуатации тоннеля. Тротуар предназначен только для аварийных ситуаций. Ходить нельзя. Везти меня на своей машине он не имеет права: транспортировать нарушителей могут как минимум два официальных лица. В тоннеле сработала сигнализация, полиция уже едет, ждем.

В тоннеле холодно, большие вентиляторы продувают через внутренности этой огромной змеи пропитанный выхлопными газами воздух. Я устал и замерз. А на заднем сиденье полицейской машины тепло и не так сильно пахнет вонючим воздухом тоннеля.

– Аусвайс!

Я с трудом ловлю падающую планку.

– Карточка от номера гостиницы подойдет?

Нормальные ребята, даже приветливые, просто в детстве мы смотрели разные фильмы. Через минуту мне пожелали удачи на Берлинском марафоне.

– I’ll do my best. Ауф видерзээн.

Эта неделя в Берлине была нужна для того, чтобы после командировок, работы, домашних дел привести нервную систему в порядок. Музей Боде с Роденом, алебастровая голова Нефертити с металлической копией для слепых, лютеранский храм, построенный католиком, длинные прогулки по городу и бег километров по пять-шесть в день.

Ноги должны работать на тренировках, на гонке работает голова.

Успокоиться не получается. Как-то неожиданно вся эта история с бегом перестала быть just for fun. Я потратил на подготовку к Берлину 218 часов. Между Токио и Берлином я пробежал 2748 километров. Семья спрашивает: «Зачем мы должны терпеть эти закидоны с тренировками?» На работе: «Какого хрена, а кто будет зарабатывать?» Друзья: «А ты уверен, что такие объемы бегать правильно?» Я знаю ответ на эти вопросы, только если бегу все быстрее и быстрее. А разница между быстро и не очень всего в одну секунду: 4:00 на километр – хорошо, 4:01 – плохо.

После Токио я пробежал полумарафон в Утрехте. Хотел поймать суперкомпенсацию. Не поймал. До Берлина не участвовал ни в одном старте. Мне не хотелось отвлекаться от подготовки. Мы с Мишей Питерцевым разработали план и аккуратно неделю за неделей выполняли его. Соревновательный опыт – важная штука, но мне не хватало выносливости, а не опыта. И я сложил все яйца в одну корзину. Риск я осознавал. Травма, болезнь, нервотрепка на работе, плохая погода и прочий shit happens запускали под откос полгода работы. Ну а с другой стороны, это, надеюсь, не последние полгода. Редкие, но важные старты – это эмоции, которые не получишь в повседневной жизни, как ожидание полета в космос.

Успокоился я километре на десятом. Раздышался, пульс 156, сверху дождь, не жарко, ноги включились. На четырнадцатом километре shit happens. Съел гель. Я уже пристрелялся к гелям, ем Squeezy c томатным вкусом: он очень густой, соленый и после него не першит в горле. В нем нет ни кофеина, ни гуараны, только правильные углеводы. В пакетике 18 граммов углеводов, или 74 килокалории. А я трачу 850 килокалорий в час. Можно обожраться гелями, а топлива в бензобаке будет все меньше и меньше. Организм в идеальных условиях может прокачать через разные стенки и мембраны только 60 граммов глюкозы в час и еще немного фруктозы, а под нагрузкой питания всасывается еще меньше. Каждый прием геля – это сбитое дыхание и суета с выковыриванием большого пакетика из маленького кармана. Решил есть три раза: на пятнадцатом, двадцать пятом и тридцать пятом километрах. Все-таки 222 килокалории на дороге не валяются.

Гель медленно ползет по горлу в желудок. Подбегаю к пункту питания. Стол с водой очень короткий, бегунов много, толкотня, кто-то останавливается у стола прямо передо мной. Хватаю стакан, с кем-то сталкиваюсь, и стакан остается пустой. А гель все еще медленно ползет по горлу.

Километре на седьмом я заметил парня в зеленой майке с итальянской надписью. Бежал он очень ровно, со знанием дела. Я иногда отвлекался от контроля темпа, прицеплялся взглядом к его майке и отключал голову. Пустой стакан медленно падает из моей руки, гель медленно ползет по горлу, пульс быстро взлетает. Вижу недопитый стакан в руке итальянца, он в трех шагах впереди и уже почти разжал руку. Я успел, он быстро среагировал. Гель улетел в желудок вместе с двумя глотками воды из стакана итальянца.

– Спасибо.

– Пожалуйста.

– 2:48?