Не про бег Строфилов Юрий

В 1856 году законодатели штата Иллинойс приняли амбициозно дорогой план Сильвестра Чесбро. Нужно перестать заниматься временными решениями с чисткой города от грязи и поднять город с сотнями зданий и тротуаров на два метра вверх. Бытовую и ливневую канализацию можно сделать под городом. Первое здание подняли в 1858 году. Через два года подняли целый квартал.

10 км. 38:58, 3:54 мин/км

Как в аптеке. На часы не смотрю, ориентируюсь по ощущениям, темпу, который контролирует мозжечок. Мы выстроились в узкую непрерывную, тянущуюся до горизонта полоску людей. Небоскребы вокруг по-прежнему портят сигнал GPS. Проще бежать в этом ручье, заряжаясь его энергией. Я сильнее чувствую струнку в задней части бедра. Она заметно жжет, но на скорость не влияет. Появились неприятные ощущения в крестце, как будто ахилловы сухожилия, проходя через всю ногу, крепятся к заднице и дергают позвоночник. Каждый вынос ноги вперед, каждое касание стопой земли отдаются в спине. Ничего критичного пока нет. Пью воду. Теперь на восстановление нужно шагов пятнадцать. У меня на руке браслет с графиком бега. Напротив миль – время. На первой миле я должен быть через 6:18, на пятой через 31:28, на десятой через 1:02:56. Проблема в том, что я не вижу этих цифр. На улице темно от дождя, цифры мелкие, глаза плохие. Снимаю браслет.

В 1861 году пятьсот рабочих выкопали ямы под одним из самых высоких зданий в городе – отелем Tremont House. В ямы положили толстые бревна, на них поставили тысячи домкратов. По команде инженера рабочие синхронно провернули ручки резьбовых домкратов. Руководил подъемом инженер Джордж Пульман, который скоро начнет строить фешенебельные железнодорожные вагоны. Пульман дул в свисток, рабочие крутили рукоятки, домкраты высовывали шеи… Постояльцы гостиниц сидели в холлах и ресторанах, горничные подметали ковры, в номера доставлялось шампанское, а кассиры, что самое главное, непрерывно принимали деньги. Бизнес в момент подъема гостиницы не останавливался ни на минуту.

Ем гель. Соленая томатная паста Squeezy мягко проскакивает в желудок. Запиваю двумя большими глотками воды. Вода смывает гель, он не задерживается в пустом желудке и сразу оказывается в тонком кишечнике. Боль пришла не сразу. Кишечник скрутило спазмом и отпустило, потом еще раз, потом скрутило и больше не отпускало. Ощущение – будто внутри живота, поперек, слева направо застряла лыжная палка. Хорошо, что утром я проснулся пораньше, запустил организм и сходил в туалет. На трассе тоже есть туалеты, но там можно будет попрощаться с личным рекордом.

Некоторые здания казались руководителям города устаревшими, нарушающими стройную картину центра растущего вверх Чикаго. Можно было покрасить фасады, но временные решения теперь уже никого не устраивали. Здания ставили на катки и вывозили из центра. Покупатели заходили в магазины в одном месте, а выходили с покупками в другом.

15 км. 58:15, 3:53 мин/км

Открылся какой-то краник, и тупая усталость, как застоявшаяся вода, начала просачиваться в ноги. Усталость имеет массу. Организм прогрелся, включился в работу. Больше ни задняя поверхность, ни связки около коленок, ни крестец не чувствуются. Может, они и болят, но на фоне подступающей усталости боль эта не ощущается. Рядом бежит парень: «Привет, Россия, я из Белоруссии». Протягиваю парню браслет: «Какое время должно быть на десятой миле?» Мы на двадцать четыре секунды опережаем график. Я не буду тормозить.

К концу XIX века город стал прекрасным: высокие здания, красивые набережные, богатые горожане, современная канализация… Большой город – много отходов. Они попадают в реку, из нее в озеро Мичиган, а из озера в водопровод. Водозабор был тут же, у самого берега. Временным решением была бы закупка воды за городом с доставкой водовозами или сложная система фильтров. Все это, конечно, делали. Радикальное решение опять нашел Сильвестр Чесбро. Он построил огромный тоннель, забирающий чистую воду в двух милях от берега.

Подготовку к марафону в Чикаго мы вели от скорости. Я бегал быстрые короткие интервалы, быстрые отрезки по три и пять километров, пробежал две десятки на соревнованиях, установил личный рекорд на полумарафоне. Быстрые – от 3:10 до 3:40 на километр. На скорости 3:53 я чувствовал себя очень уверенно. Лыжная палка в животе продолжала ерзать, она стала короче и медленно опускалась. Боль то становилась яркой, то затухала, растекаясь по всему животу. А вот нога больше не беспокоила, струнка остыла, превратившись в порванную леску.

Говорят, общая физическая подготовка уменьшает риск травм. Я не работаю в зале и давно бегаю без травм. Многие из тех, с кем я разговариваю после гонок, ходили в зал, чтобы избежать травм, и пропустили часть цикла из-за травмы. «После» – не значит «потому что», это я помню.

Разминка накануне закончилась, я забежал в холл гостиницы и достал телефон. Посчитал. Дед обещал 6:30 – это шесть с половиной минут на милю, или два часа пятьдесят минут на марафон. Дед, ты колдун. Как ты можешь по скорости одного интервала на разминке вычислить ожидаемое время на марафоне? Ладно, дед, ты гениальный предсказатель, но не каркай. Два пятьдесят мне было нужно три года назад в Нью-Йорке. С тех пор я пробежал больше десяти тысяч километров и хотел бы закончить марафон слегка быстрее.

Озеро чище не становилось. По берегам реки росли новые заводы и фабрики, скотобойни, работали красильщики тканей и дубильщики кож. Да, воду теперь забирали далеко от берега, но отходы сливались в реку, которая несет все богатство только что открытой таблицы Менделеева в озеро. Поиски радикального решения заняли несколько лет. Каждый из предложенных проектов имел слишком много минусов.

20 км. 1:17:48, 3:53 мин/км

Впереди графика на тридцать две секунды. Ноги до верха налились тяжелой усталостью, и теперь она теплой жидкостью наполняет все тело. Справа в коленку начал вкручиваться шуруп. Тоненький, миллиметра три в диаметре, с шершавой поверхностью. Шуруп то заходит глубоко под чашечку, то выкручивается обратно. Лыжная палка начала разговаривать с ним. Связь у них симплексная: когда говорит одна, другой молчит. После пункта питания ко мне подбегает испанец со стаканом воды: «Подержи, пожалуйста». Свой глоток я уже сделал. Испанец отдал мне стакан, достал гель и не спеша двумя руками открыл головку у упаковки. Потом забрал стакан, выпил глотка три. Обсудили погоду, поболтали о режиме потребления воды. Под дождем пить не хочется, можно иногда миновать пункты питания. Пищеварительная система может пропустить через себя два глотка за полчаса, не больше. Все остальное будет булькать в животе, никак не помогая восполнить потери жидкости. Пора есть гель. У меня два варианта: есть или не есть. Если съем, лыжная палка в животе может превратиться в бейсбольную биту и остаток дистанции пройдет в перебежках до туалета. Если нет, то бензин кончится километров через десять и остаток дистанции превратится в неспешную прогулку вокруг дома престарелых. Есть или не есть?

Определиться с вариантом помогает референдум: 70 598 голосов за и 242 против. Жители Чикаго единодушно решили за неимоверные деньги строить канал, который развернет реку Чикаго и направит ее воды из озера Мичиган в реку Миссисипи. Третье сентября 1882 года назовут Днем лопаты и в присутствии гостей и журналистов начнут копать сорокапятикилометровый проход через скальные породы. Эйфория прошла быстро, как у меня после пятого километра. Жители побережья Мичигана спрашивали, как теперь они будут ловить рыбу, а жители Сент-Луиса – зачем им нужны проплывающие мимо отходы огромного города. Четыре главных инженера сменились за первые два года, пока свою железную волю не проявил Ишам Рэндольф, пятый главный инженер стройки. Он договорился с одними, регулярными войсками «успокоил» других и за восемь лет и 33 миллиона долларов прорыл канал, который долго еще был самой крупной стройкой США. Генеральный прокурор штата Миссури запретил открывать канал.

Открываю гель. Темно-красная густая соленая томатная паста медленно пролезает через маленькое горлышко упаковки. Я не спеша разжевываю ее, глотаю. До пункта питания метров пятьсот, можно не торопиться. Сжимаю одной рукой гель. Еще немного ем. Прислушиваюсь к себе, еще немного. Запиваю водой. Отдышался. Заглядываю внутрь себя, ища лыжную палку. У нее есть только два пути, и оба я пока контролирую. Но палки нет. Растворилась. Часть усталости пропала вместе с ней. Ноги снова легко крутятся подо мной. Мир стал цветным. Каждый километр автономен. Твое самочувствие на двадцатом километре никак не зависит от предыдущих отрезков. Только что мне было как-то не очень, а сейчас бежится, как будто едва начал дистанцию. Важно не испугаться, когда «не очень». Особенно здесь, на середине дистанции.

25 км. 1:37:33, 3:54 мин/км

Я отдал десять секунд. Вот здесь, на двадцать пятом километре, и проигрываются марафоны. У меня есть силы, организм отлично работает, энергия есть. Я отвлекся. Энергия есть для ног, рук и для спины. Но мозгу ее не хватило. Я утратил контроль над темпом, включил автопилот. Мозжечок, запрограммированный на 3:55, тут же перешел на свой темп и, устав, замедлился еще немного. Нужно проснуться. Нужно отправить часть энергии в голову, дотянуться до тумблера автопилота. В голове уже появился ядовитый туман. Тянусь…

Вместе с рассветом 2 января 1900 года Ишам Рэндольф и еще несколько человек пришли к дамбе, отделяющей построенный канал от реки Чикаго. Ничего похожего на торжественное начало строительства. Мерзлая земля. Запрет прокурора штата. К черту! Несколько часов возились с мерзлой землей – и вода из реки потекла в канал. Радикальное решение, обратно ее уже не загнать.

Рядом со мной синяя майка с надписью Ukraine. Перекинулись несколькими словами. GPS врет, цифр на браслете я не вижу, считать не получится. «Как бежим? – спросил меня украинец. – Тебе 2:45 нужно? Тогда двадцать секунд быстрее графика». Украинец убегает на несколько шагов вперед, я цепляюсь за ним. Синяя майка, несколько желтых пятен на ней. Мир сузился.

Личинки асцидий плавают в воде, добывая себе пищу. У них есть немного мышц, немного позвоночника, рот и даже маленький мозг. Найдя хорошее место, асцидия прикрепляется к поверхности и первым делом съедает собственный мозг. Если ты прикрепился к правильному субстрату, мозг тебе больше не нужен. Он требует огромного количества энергии, не давая ничего взамен. На меня снизошла эта истина, когда я работал в больших московских компаниях. Сейчас, зацепившись за украинца, я снова почувствовал, как растворяется мозг. Ядовитый туман в голове все свободнее витал по извилинам. Нет, я не асцидия. Остатками сознания дотягиваюсь до выключателя автопилота, щелк… Смотрю на часы. А что на них смотреть, часы как часы. GPS не работает, график на браслете я не вижу, посчитать не могу. Остается надеяться на мозжечок. Топ, топ, топ.

Суды вокруг канала шли еще сотню лет. Они шли, а вода текла. В прямом смысле. У города появилась настоящая вода. Радикальные решения приводят к настоящим результатам. Потом канал назвали памятником инженерной мысли, а Ишам Рэндольф строил еще и Панамский канал.

30 км. 1:57:08, 3:54 мин/км

За эти пять километров я не отдал ни секунды. Мозжечок ожил, генератор ритма в нем поймал сохраненные настройки. В минуту 190 шагов. Топ, топ. Струна в правой ноге нагрелась, посередине появился маленький красный горячий шарик. Он возник под коленкой и медленно двигался вверх, понемногу нагреваясь. В обе коленки ввинчивались уже по три шурупа. На них держится каждая из головок четырехглавой мышцы. Вот прямая мышца, вот медиальная, вот латеральная. В атлас можно не смотреть, шурупы как на ладони. Темп упал. Мозжечок отказывается считать по 190 шагов в минуту, ноги не желают широко шагать. Часы бесполезны, но голова еще работает, понимая, что не бежится. Подключаю руки. Ноги уже не могут контролировать частоту шагов, а руки еще могут. Попробуйте бежать, редко перебирая ногами и часто руками. Получилось? Ни у кого не получается. Руки могут задавать темп, и ими проще управлять. Шевелитесь!

За две недели до старта Чикаго я весил шестьдесят два килограмма. Начиная бегать, весил восемьдесят. Я ем гречку, бобы, орехи, салат и немного рыбы. У такого меню есть масса преимуществ и один недостаток: не бежится. Сейчас нужно толкаться, но нечем. Бензобак большой, я раскачал жировой обмен и накопил энергии на сто километров, но силы в мышцах к тридцатому километру нет. Я понимал это задолго до старта, но менять сформировавшиеся привычки не стал. Зеленое питание – это долгосрочный результат. Чикаго я добегу с личным рекордом, это уже понятно. Но это не последний марафон. Можно есть булку, мясо и добавки, съездить в горы, тренироваться дважды в день и пробежать этот марафон в кредит. Но он не последний. У профессионалов каждая Олимпиада последняя, а у меня впереди вечность. Победы приносит только то, что ты делаешь каждый день. Нельзя всю жизнь проводить в горах, тренироваться дважды в день, растить детей, любить жену и строить бизнес. Три года можно, пять, десять, но не всю жизнь. Я не буду форсировать.

Строители Чикаго, поднимая город и поворачивая реки вспять, думали о вечности. Гигантские проекты не искажали равномерного движения. Передвигаемые гостиницы и магазины не закрылись ни на день, работая прямо во время движения. Это не компании, это бусинки на одной нити. В 1871 году Чикаго сгорел. Почти полностью. Семнадцать тысяч зданий исчезло в огне за три дня. Треть населения осталась без места для ночлега. Двести двадцать миллионов долларов превратились в углекислый газ, воду и невысокого качества уголь. Город восстановили почти мгновенно, породив строительный бум, чикагскую архитектурную школу и построив первый в мире небоскреб. Через двадцать два года Чикаго принял Всемирную выставку: двадцать семь миллионов посетителей, треть населения Америки. Восемьсот тысяч человек посетили выставку в первый день.

Ноги перестали слушаться. Как мой четырехлетний сын Гоша, они вдруг начали действовать по какой-то своей программе. Шурупы, крепящие все мышцы к тазу, раскалились добела, шар в задней поверхности бедра стал большим, очень горячим и шершавым, по спине от шеи до копчика били скалкой 190 раз в минуту. Ладно, нет уже никаких 190 ударов, 188 в лучшем случае. Боль не влияет на скорость: можно побежать быстрее, можно замедлиться, но она не изменится. Можно даже остановиться – тогда она не будет так явно пульсировать с каждым шагом, но совсем не уйдет. Скорость падает из-за отказа мышц. Некоторые волокна больше не могут сокращаться. Я собираю все остатки воли и приказываю им работать. Так же можно приказывать восходить солнцу. Похоже, что большой части ног у меня просто нет.

35 км. 2:17:32, 3:56 мин/км

Последние пять километров бегу по 4:05. Три года назад я бы гордился этим временем на первых пяти километрах. Дед, ты колдун. Ты накаркал мне 2:50. Нет, так не будет. Так уже было, я не хочу возвращаться. Большая бедренная не работает, задняя поверхность тоже. Они уже даже не болят: это кусок мяса, оссобуко из немолодой голяшки. Взгляд пролезает внутрь ног, выискивая еще живые волокна. Давай поменяем технику, подвернем ногу чуть внутрь: может, есть еще немного живых волокон на внешней поверхности? Где-то отсиделись маленькие глубокие мышцы, в работу их. Подключаю руки. Попробуйте бежать с темпом 185 шагов в минуту, а руками шевелить с темпом 190. Получилось? У меня тоже не выходит, руки – это задатчик ритма. В бой отправляются даже совсем крошечные мышцы стопы, какие-то волокна между ребрами. Воздух в легких стал затхлым, хочется открыть форточку. Заталкиваю в себя гель.

Главным архитектором Всемирной выставки был Даниел Хадсон Бернем. В 1909 году он предложил длиннющую путеводную нить, столетний план развития Чикаго, и вскоре умер. А план – нет. Он оказался настолько амбициозным, что сменяющиеся губернаторы использовали его в своих предвыборных обещаниях. Для министров он стал руководством к действиям, а горожане оценивали работу чиновников по корреляции с планом Бернема. Он говорил: «Не стройте мелких планов: в них нет магии, будоражащей кровь, они не реализуются сами собой». Основная идея документа была в том, что правильно построенный город привлекает правильные рабочие руки, которые строят правильный город. Чтобы руки хорошо работали, они должны хорошо отдыхать, восстанавливая здоровье и тренируя тело. Строительство домов вдоль побережья озера запретили еще в середине XIX века, но Бернем предложил всю набережную сделать одним широким 47-километровым парком. С ним согласились – магия!

Я видел от горизонта до горизонта широченный парк вдоль озера Мичиган. И беговую дорожку, как нить уходящую за горизонт.

Мимо меня пробегают молодые, старые, быстрые и не очень. Когда-то я пробегал мимо них, теперь они оборачиваются и улыбаются мне. Как ящерица, когда вылезает на камень в первые солнечные дни весны. Я не буду улыбаться в ответ. Мы вытянулись в длинную редкую цепочку. Ветер в лицо. Сильный. Нет подходящей спины, спрятаться негде. Дождь. Ноги прилипли к субстрату. Пробежали Чайна-таун, он не оставил ни одного следа в исчезающем, как у асцидии, мозге.

Целостность ожерелью придает нить. Шестой мейджор, шестая бусинка на бесконечной уходящей за горизонт нитке. Финиша не существует. Бусинки – не больше чем украшения, подчеркивающие крепкую нить.

Порыв ветра попал в воронку между домами, отразился от стен, сфокусировался и надавил в грудь. Я понял, что останавливало меня в применении безглютеновой диеты. Смотрю на прилипшие к асфальту осенние листья. Дождь кончился, сейчас эти желтые клочки высохнут и полетят по ветру. Моя майка тоже стала почти сухой. Пять километров назад я был уверен, что закончу дистанцию с личным рекордом, а теперь почти стою, прибитый к асфальту дождем и ветром. Толчок… Сильно сказано. Я не занимался физической подготовкой в зале, не делал специальных упражнений. Я только бегал. Любитель должен делить время между пробежками и другими делами. Все свободное время я бегал, не желая тратить его на железо и странные подпрыгивания. Это давало плоды до тридцатого километра.

40 км. 2:38:04, 3:57 мин/км

Бегу по 4:07. Ноги передвигаются исключительно силой мысли, рождающейся в исчезающе маленьком мозге. Кажется, слышно, как что-то сухое бьется о стенки черепной коробки. Свод стопы не держит, ступня превратилась в мягкий язык бычка, из ноги которого сделали оссобуко. Уже ничего не болит: все, что болело, перестало подавать сигналы о своем существовании.

Перед марафоном я пришел к Диме Кричевскому и очень абстрактно сказал, что хочу майку с синей текстурой. Он через тридцать секунд выковырял из компа синюю текстуру.

– Чего-то не хватает, добавь красненького, – сказал я.

– Так? – спросил Дима.

– Да, ровно так. Теперь надпись.

– Так?

– Поиграйся шрифтами.

– Так?

– Покруглее можешь?

– Могу. Ой, не влезает. Ляжки накачал, а спина, как у рахита. Могу вдоль.

– Окей, давай вдоль. Если я упаду, надпись будет отлично читаться слева направо.

И вот теперь пришел этот момент. Я почти падаю, не в силах опереться на ногу. Я уже представил, как красиво буду лежать головой к финишу с ясно читаемой надписью вдоль спины: S10.run. В вертикальном положении меня удержало только отсутствие зрителей. Я бегу по промышленной зоне и не вижу ни публики, ни участников, ни судей.

Финиша не существует. Ни финиш одного марафона, ни финиш шести марафонов не является концом. Нет такой дистанции, ради которой нужно жертвовать долгосрочными интересами. Любители отличаются от профессионалов тем, что любят не только бег! Для профессионалов каждая Олимпиада последняя, а у меня впереди целая вечность. Я не ездил в горы, не тренировался дважды в день, не ел волшебных добавок, почти отказался от мяса, не закрывал углеводных окон. Это ухудшает результат на этой гонке, но она не последняя.

На трассе Чикаго есть только один подъем. Метров сто, может двести. Снизу железнодорожные пути. Мне вверх. Кажется, я вбегаю в гору приземления трамплина. Почему я не делал ОФП? Саммит. Теперь только вниз. Уже видна финишная арка. Появились зрители. Они что-то кричат. Метров двести. Я не вижу часов. Ни своих, ни больших над шлейфом тайминговой системы.

Чтобы обогнать себя на тридцать секунд, мне нужно бежать на три десятых процента быстрее. Две тысячи сто километров между Лондоном и Чикаго, сто восемьдесят четыре часа тренировок. Три десятых процента.

Марафонский бег у любителей – это не результат, а процесс. Нужно получать удовольствие прямо сейчас, за несколько метров до финиша. Иначе после финишной ленточки тебя ждет пустота. Цель достигнута. Ее больше нет. Она умерла, утонув в прошлом. Достижение цели – это крушение мечты. Чем дольше ты к ней шел, тем глубже падение в пустоту. Важнее результата процесс. Бусинка за бусинкой насаживаются на очень длинную ниточку.

Финиш. 2:47:12

Пробежать шесть марафонов несложно, сложнее не пропустить ни одной тренировки за три года. Картинка погасла. Звуки слышны. Кто-то спрашивает, как я себя чувствую. Я не знаю, как. Я себя вообще не чувствую, в прямом смысле этого слова. Санитар поддерживает меня, кого-то зовет. Плотника. Он подходит с портновским метром в руках… Нет, это Толя Мухин. Он держит в руках свою медаль на широкой ленточке. Санитары отступают, но настойчиво требуют: «Keep moving». Правила требуют освободить финишную зону. Легко сказать. Я не могу двигаться. Толя под руки оттаскивает меня в глубь парка. Откуда у него столько сил? Он догнал меня километре на тридцать четвертом, сказал ободряющие слова и ускакал к финишу, чтобы закончить за 2:39:40. Вот Толя делает ОФП и ест мясо.

Chicago Marathon
7 октября 2018
Результат 2:47:12.
В возрастной группе – 7
В абсолютной категории – 427
Среди россиян – 8

Вот теперь начинается настоящий марафон. Нужно дойти до места встречи с женой. Несколько сотен метров. Сорок минут.

Дисклеймер и бег задом

В этой книге нет ссылок на первоисточники. Каждому моему предложению можно найти десяток подтверждений в самых серьезных научных изданиях. Мои идеи украдены у лауреатов Нобелевских премий, профессоров престижных университетов, классиков марксизма-ленинизма, библейских персонажей и гуру самопознания. И можно найти по два десятка высказываний великих мыслителей, опровергающих каждое мое слово.

По многочисленным просьбам читателей, требующих ссылок, я приведу одну: «Не делай себе кумира» («Википедия», свободная энциклопедия. «Исход: вторая книга Моисеева». Автор перевода Ламон а-Кодеш, глава 20, стих 4).

В моем толковании Библии это означает, что каждый думает своей головой. Я даю вам кубики для построения картины мира. Они теперь ваши. Нет, не мои, не великих гуру, не классиков, – ваши. Если недостающие кубики уютно встраиваются в вашу картину – дополняйте ее, раскрашивайте, делайте более объемной. Если нет – у вас есть два варианта. Можно сломать модель, можно выкинуть кубик. Определиться с выбором поможет «Википедия». Кстати, ее можно поддержать, переведя немного денег, как делаю иногда я.

Методики тренировок, диеты и выбор кроссовок – вопрос религии, а не исследований. Хорошо работает то, во что ты веришь. Эмиль Затопек был уверен в своих 40400, завоевал три золотые медали на одной Олимпиаде и написал книгу. Сотни его последователей сгинули от непосильного труда, не успев оставить мемуаров. Для того, чтобы тренироваться как Затопек, нужно жить в то же время и в том же месте и быть Эмилем Затопеком.

«После» – не значит «потому что».

Один выдающийся тренер современности придумал революционную методику тренировки стайеров. Перед каждым стартом его ученики пробегают один километр спиной вперед. Каждое воскресене этот тренер организует соревнования. На старте революционной программы у него сто учеников, в следующий круг соревнований выходит половина бегунов, показавшая лучшее время. Во втором круге остается пятьдесят человек, в третьем двадцать пять, потом восемнадцать и вскоре определяется один победитель. Автор суперметодики звонит талантливым журналистам: «У меня есть уникальная методика, хотите интервью с человеком, который использует ее и никогда – понимаете, никогда не проигрывает?» – «Конечно, хотим», – отвечают ему журналисты и делают феерическое интервью с названием «Если перед стартом пробегать один километр задом, вы никогда не будете проигрывать». Интервью перепечатывают многие СМИ c заголовком «Чтобы никогда не проигрывать, достаточно пробегать один километр за…» Популярный блогер залезает в «Википедию», находит статью «Бег задом» и обосновывает, почему такая методика дает выдающиеся результаты. Его приглашают выступить в Сколково. После мастер-класса к нему подходят молодые резиденты, расспрашивают о методике и запускают на кикстартере проект инновационных кроссовок для бега задом. На «Алиэкспрессе» начинаются продажи зеркал заднего вида для бегунов задом. Журналисты замечают победителя маленького забега в Свердловской области, который перед соревнованиями пробежал километр задом и выиграл. Материал публикуют все беговые паблики. Глянцевые журналы выкладывают подборку фотографий из Instagram, на которых знаменитости бегают задом. Стартап Runback на кикстартере собирает миллион долларов. На проекте S10.run появляются тренеры по бегу задом. Telegram-канал S10run публикует фотографию Абебе Бикилы, бегущего задом. Подпись под фото: «Поскольку кроссовки тогда не были предназначены для бега задом, он вообще отказался от обуви и выиграл марафон в Токио босиком». Стартап Runback куплен Adidas за миллиард долларов. Автор революционной методики становится доверенным лицом Путина.

В Центральном парке Нью-Йорка проводят первый марафон задом наперед. Скульптуру Фреда Лебоу разворачивают спиной к зрителям. Портал kremlin.ru публикует фотографию, на которой Путин идет впереди лидеров большой двадцатки задом, повернувшись к ним лицом. Медицинский портал Pubmed выпускает исследование, из которого следует, что бег задом чрезвычайно полезен, поскольку ногу при таком способе нельзя поставить на пятку. Портал Medscape публикует разгромную статью о вреде бега передом. Госдума запрещает проведение соревнований по бегу передом.

Примерно так рождаются и умирают сотни модных методик: высокая пятка, кетодиета, естественный бег, витамин С, позный бег, красное вино, тейпы, 170 километров в неделю, глютен, аминокислоты с разветвленными цепями, пиво, контрольная тренировка, компрессионные носки, штанга, датчик мощности, углеводная разгрузка… Из этого каждый собирает свою мозаику. Чем больше у вас стеклышек, тем красивее и стройнее ваше панно.

Фрэнсис Гальтон в конце XIX века пытался понять, почему у высоких родителей рождаются невысокие дети. Средний рост европейца тогда был 168 сантиметров. Очень высокие люди рождались в результате редких отклонений от нормы. Вероятность того, что у детей высоких родителей также возникнут эти отклонения, невысока. Значит, дети экстремально высоких родителей будут ближе к среднему. Гальтон назвал это явление регрессией к среднему.

Представьте себе группу бегунов. Одни показали себя лучше, чем ожидал тренер, другие хуже. Тех, кто превзошел ожидания, наградили. И в следующий раз они пробежали хуже, регрессия к среднему сработала. Тех, кто не оправдал ожиданий, наказали. И они пробежали… правильно, лучше. Из этого тренер сделал вывод, что поощрения не работают, а наказания эффективны. На самом деле работает регрессия к среднему. Извините, на самом деле я не знаю, как все устроено на самом деле.

Собранная мной картина представляется мне непротиворечивой, позволяет бегать без травм, получать удовольствие от процесса и результата. Скорее всего, существуют другие непротиворечивые картины, собранные из этих же стеклышек, которые помогут вам быть счастливыми. Будьте!

В этой книге нет схем, диаграмм и картинок. Вся она создана на бегу. Я слушал аудиокниги, подкасты, лекции и интервью, представляя себе сложные динамические системы. Представьте себе их и вы. Сами. Мозаика, складывающаяся у вас в голове, будет уникальной. Поделитесь ею. Люди рядом с вами прямо сейчас совершают те же ошибки, ищут ответы на те же вопросы и взрываются радостью от тех же успехов. Не дайте им остаться одинокими.

Вундеркинды и счастье

В большом зале Бирмингемского колледжа в массивном кресле сидел маленький человек. За большой спинкой его почти не было видно. Через четыре часа он немного устал, сел поперек кресла и перекинул ноги через подлокотник. Теперь его английские ботинки из великолепной кожи поблескивали пряжкой в солнечных лучах, иногда проникавших сквозь небольшое окно. Первым из-за стола встал лорд Литтлтон, один из сильнейших шахматистов Англии, президент Британской шахматной ассоциации. Он растерянно улыбнулся, поклонился в никуда и ушел. Через несколько минут еще четверо шахматистов покинули зал. Президент бирмингемского шахматного клуба мистер Эвери упорно защищался и добился ничьей. Одну партию Пол Морфи проиграл. Сеанс одновременной игры. На восьми досках. Вслепую. Против сильнейших шахматистов Англии. Шесть побед, одна ничья, одно поражение. Английские газеты – даже те, которые никогда не обращали внимание на шахматы, – восхищенно описывали стиль и невероятную силу американца Пола Морфи, обыгравшего цвет английских шахмат оптом и с закрытыми глазами.

Джон схватился за голову и присел на корточки. Боль можно терпеть, не в первый раз взрослые использовали силу для объяснения того, что казалось им очевидным. К боли можно даже привыкнуть. Джон не хотел привыкать к унижениям. Он незаметно смахнул с лица слезы, предательски катившиеся по щекам, встал и еле слышно, почти на ухо сказал отцу: «Ударишь меня еще раз – я зарежу тебя кухонным ножом, когда ты будешь спать». Больше Джона Сперлинга не били никогда в жизни. Отец вскоре умер. Во сне. Сперлинг напишет в своей автобиографии через много лет: «Это был самый счастливый день в моей жизни, да и сейчас есть».

У Пола Морфи в Англии не осталось соперников. Иоганна Ливенталя он обыграл, Говард Стаунтон под хитроумными предлогами играть отказался. В Европе было два человека, которые могли составить конкуренцию Морфи: преподаватель математики Адольф Андерсен и профессиональный шахматист Даниэль Гаррвитц. Морфи поехал в Париж, чтобы сыграть матчи и с одним, и с другим. Гаррвитц выиграл первые две партии и бросил организаторам турнира: «Ну и партнерчика вы мне подобрали». Больше француз не выиграл ни одной партии: слишком быстрое начало. Он объявлял себя больным, удалял зрителей из зала, требовал, чтобы ему разрешили курить, но проигрывал партию за партией. Морфи объявили победителем и поставили ему бюст на Елисейских полях.

Джон Сперлинг медленно брел по улицам Портланда. Его только что выгнали с работы. Слишком медленно таскал он коробки на складе местного супермаркета. Сперлинг с трудом закончил школу, Америка с трудом выбиралась из Великой депрессии, у обоих перспективы были туманны. Гарантированная работа имелась только в одном месте – в порту. В 1939 году Джон Сперлинг на грузовом судне компании Matson line отправился на Дальний Восток. В школе читать он так и не научился, а на корабле начал с «Капитала» Карла Маркса. Читал Сперлинг много и с удовольствием – «Великий Гэтсби», «Красное и черное», «Записки из подполья», романы, повести, рассказы и сказки. Вот они, настоящие учебники бизнеса.

Все партии Адольфа Андерсена с Полом Морфи войдут в учебники. «С этим человеком бороться бесполезно, он слишком силен для меня. Он точен и безошибочен, как механизм, а я всего лишь простой смертный». «Вы сильнее всех игроков мира, живых и мертвых. Я горд, что живу в одно время с вами!» Это слова Адольфа Андерсена, еще несколькими днями ранее сильнейшего шахматиста мира. Больше Полу Морфи играть в шахматы было не с кем.

Кровь из разрезанной артерии брызнула фонтаном, голова откинулась назад и повисла на тонкой полоске кожи. Огромные красные пятна растеклись по ослепительно белому фартуку, густые темные потеки медленно стекали по зеркалу, на кафельном полу образовалось теплое озеро. Пол Морфи оттолкнул руку парикмахера и вскочил. Видение было таким явственным, что шахматист провел рукой по шее, покрутил головой, осмотрелся. На горле не было ни мельчайшего пореза, только чистая густая бархатная пена. Кинутый шиллинг еще прыгал на мраморе умывальника, когда Морфи с намыленным лицом выскочил из парикмахерской мимо неподвижно стоявшего с опасной бритвой в руках парикмахера.

Гавань на Гавайях действительно была жемчужной. До 7 декабря 1941 года. Четыре линкора, два эсминца и один минный заградитель были потоплены, сто восемьдесят восемь самолетов уничтожены, десятки кораблей и сотни самолетов изуродованы бомбами, 2403 американца погибли. Джон Сперлинг, узнав о нападении на Перл-Харбор, поступил в школу летчиков, закончил ее, но на фронт попасть не успел: обучение было не быстрым. Женился. Научился шить, чтобы иметь возможность одевать свою жену в красивые платья, а чтобы избавиться от комплексов, пошел в секцию бокса. После войны Сперлинг все-таки решил получить образование – и получил. Написал диссертацию по истории мировой финансовой системы и стал профессором Университета Сан-Хосе. Развелся. Зарплата была небольшой, а жены теперь и вовсе не было.

Морфи сел на большой пароход и отправился через огромный океан домой в Новый Орлеан. Он ходил по палубе и представлял, как сойдет на американскую землю, купит билет на поезд и отправится к матери в прямом смысле этого слова. Так быстро не получилось. На пристани играл оркестр, тысячная толпа встречала национального героя. На палубу полетели букеты цветов. Незнакомые люди усадили его в кэб, толпа бежала рядом. Очнулся шахматист в пятикомнатных апартаментах «Бронкс-отеля». Морфи помнил этот отель: здесь полтора года назад он выиграл звание чемпиона Америки.

Играть Морфи начал очень рано. Как-то его дядя, не желая проигрывать десятилетнему мальчику, незаметно подвинул свою пешку на одно поле вперед, делая «форточку» для своего короля. Пол возмутился, в доказательство повторил по памяти всю партию, а увидев удивленные взгляды родственников, спросил, как можно не помнить сыгранных партий. Он помнил их все до одной.

Сперлинг, преподавая историю в университете, понял, что образование дает людям шанс изменить жизнь. Взрослым людям. Мысль была очевидной. Для Сперлинга. Он пошел к руководителям университета с идеей создания курсов обучения взрослых. Джон Сперлинг мог быть убедительным, но не в этот раз. Университет неплохо жил и без революционных идей. Нет так нет: у Сперлинга было двадцать шесть тысяч долларов собственных накоплений. На эти деньги в 1974 году преподаватель с двумя своими студентами основал Институт профессионального развития – частное учебное заведение, которое давало классическое американское высшее образование в удобной для работающих взрослых форме. Первый набор состоял из шести студентов.

Двадцать пятого мая 1859 года в Белом зале Нью-Йоркского университета состоялся торжественный прием «Встреча Пола Морфи с Америкой». Пол сидел на сцене и ждал. Ему казалось, что овации не закончатся никогда. Потом он ждал окончания длинных речей, потом вручения подарков. Джон Ван Бюрен, сын президента США, вручил шахматную доску с неподъемными фигурами из золота и серебра. Президент специально созданного комитета по встрече подарил Полу часы Waltham с алмазами и заводной головкой с огромным голубым бриллиантом. Из речи Джона Ван Бюрена Пол понял, что ему «суждено было стать первым американцем, добившимся безусловной победы над европейцами…» Пол Морфи ненавидел шахматы больше, чем Джон Сперлинг своего отца. Ему был двадцать один год.

В 1970-х годах университеты предлагали варианты обучения для взрослых, но это были те же программы, что и для вчерашних школьников, только три ночи в неделю. Чтобы получить диплом, нужно было учиться десять лет. Сперлинг предложил программу, специально подготовленную для взрослых, которые могли интенсивно учиться модулями, совмещая занятия с работой. На второй год институт заработал три миллиона долларов. Традиционные вузы назвали учебное заведение печатной фабрикой для дипломов; власти попытались запретить институту обучать; ФБР возбудило уголовное дело; один из партнеров вышел из бизнеса, хлопнув дверью; вторая жена ушла, а Сперлинг заболел раком. Ему было пятьдесят семь лет.

Морфи сидел в большом кабинете с белыми стенами. «Как вам нравится у нас?» – вкрадчиво поинтересовался невысокий седой человек в белом халате. «С кем имею честь?» – спросил Морфи. Он увидел двух крепких мужчин в коридоре рядом с дверью и понял, что спасти его может только хладнокровие. «Я доктор Карл Миллер, не хотелось бы вам пожить здесь недельку или две?» – «Я юрист, господин Миллер, вы привезли меня в сумасшедший дом, нарушив закон о неприкосновенности личности. Это грозит вам, доктор, шестью годами каторжных работ». Пол Морфи был дома через несколько часов вместе со своими приступами шизофрении.

В 1994 году Университет Финикса обучал шестьсот тысяч студентов, его материнская компания Apollo вышла на биржу, а состояние Сперлинга превысило один миллиард долларов.

Пол Морфи болел тяжелой формой агорафобии, почти не выходил на улицу, ненавидел людей, страдал манией преследования и почти не спал. В серьезные шахматы он не играл со времени своего возвращения в Америку. «Шахматы – это прямой путь в сумасшедший дом», – сказал он своей сестре в один из коротких моментов просветления. Единственным, что связывало Морфи с реальным миром, были цветы. Он часами сидел на веранде дома с магнолией в одной руке и пистолетом в другой. Умер Пол Морфи в ванной, пытаясь успокоиться после очередной вспышки паранойи. Книг Морфи не написал, оставив после себя только записи сыгранных партий.

Сперлинг инвестировал в проекты по радикальному увеличению продолжительности жизни. Он решил, что люди должны жить вечно, и основал институт Kronos, который должен был зарабатывать на богатых людях, почему-то не желающих умирать. Таких оказалось немного, зато не было недостатка в желающих клонировать свою умершую кошку или собаку. Сперлинг привлек лучших в мире специалистов по клонированию животных, потратил двадцать миллионов долларов и семь лет и получил сначала копию любимой собаки Мисси, затем кошки, а потом поставил этот процесс на поток. Успехи клонирования позволили получить много знаний о стволовых клетках, гормонах, железах внутренней секреции, витаминах, иммунитете и генной инженерии. От прикладной науки Сперлинг перешел к фундаментальным исследованиям.

В начале XX века средняя продолжительность жизни была около тридцати лет. Регулярное здравоохранение, антибиотики, кардиореволюция, гигиена, прививки и педиатрия увеличили ее до семидесяти лет. Но мы живем так, как будто собираемся умереть в тридцать. Кризис среднего возраста возникает, когда мы, к своему удивлению, не умерли после того, как чего-то достигли. «Скорее учись говорить, скорее учи таблицу умножения, скорее заканчивай университет, скорее получай докторскую степень, скорее зарабатывай свой первый миллион». И мы все это с успехом делаем скорее. К тридцати годам мы понимаем, что достигли всего, разрушили свое здоровье, но почему-то не умерли.

Марафон очень похож на жизнь. Быстрый старт приводит к мучительному финишу. Настоящие профессионалы сходят с дистанции, если понимают, что темп больше не соответствует ожиданиям. Основная причина гибели японцев в возрасте тридцати лет – самоубийства. Как профессиональные бегуны, они сходят с дистанции, когда не могут достичь ожидаемых результатов. Страна с самой высокой продолжительностью жизни в мире имеет самый высокий уровень самоубийств. Быстрый старт, высокие ожидания.

До Морфи в шахматы играли комбинационно, придумывая хитроумные ловушки и пытаясь как можно глубже просчитать бесчисленное множество вариантов. Морфи чутьем анализировал позицию. «Хорошо стоим» – вот база, с которой он двигался вперед, с каждым ходом улучшая позицию. Он легко жертвовал фигуры из чисто эстетических соображений. Пол родился в музыкальной семье. «Не звучит» – это его ощущения от позиции на доске.

Жил Морфи комбинационно: «Я выиграю здесь, поеду туда, там выиграю у того, это даст возможность играть с этим». Мощная комбинация закончилась невероятным успехом и полным позиционным поражением в жизни.

Успех – это галочка в биографии. Ни марафон, ни шесть марафонов, ни шесть марафонов из трех не меняют твою жизнь. Имеет значение только то, что ты делаешь каждый день. А каждый день без ущерба для психики можно делать только то, от чего ты получаешь настоящее удовольствие. Подготовка к марафону за шестнадцать недель – блестящая комбинация. Она дает жирную галку в биографии, но не меняет ни тебя, ни мир вокруг. Ежедневные пробежки – позиционная игра. Успеха нет, но теперь твоя жизнь кардинально изменилась, ты стал чище, позитивнее, добрее и внимательнее к себе. Неделя на яблоках – красивая комбинация с демонстрацией аккуратного пупка на обозначившихся кубиках. Но позиционно детокс не дает ничего, кроме разочарования от вида пупка на уже бесформенном животе. Комбинации временны, а позиции навсегда. Миска салата каждый день не даст галочки в биографии, ежедневными скромными пробежками не поразишь друзей по Facebook. Но именно они глобально меняют жизнь, потому что меняют твое отношение к себе.

Джон Сперлинг отдал свое тело науке задолго до своей смерти. Каждый день его сотрудники брали анализы и определяли содержание гидрокортизона, креатинина, белых кровяных телец. Двести параметров измерялись и оценивались ежедневно. Сперлинг создал крупнейший корпус данных о человеческом теле в мире. И умер в своем доме в кругу семьи в возрасте девяноста трех лет, оставив своему сыну работающий бизнес и идеи, далеко уходящие за горизонты человеческой жизни.

Как-то сложилось, что мы считаем успех эквивалентом счастья. Мы вынуждаем себя постоянно придумывать все более сложные комбинации, чтобы как можно быстрее достичь успеха. Сперлингу пятьдесят лет говорили, что он неудачник, а Морфи тридцать лет хвалили за успехи. Кто из них оказался счастливее?

Торопиться жить – это брать в долг. Если не угадал с темпом в начале дистанции, то вторую половину придется ползти, отдавая свое тело с процентами и ожидая финишной ленточки. Профессионалы в таких случаях сходят с дистанции, надеясь на победу в следующий раз. У профессионалов тринадцать жизней, как у индусов. А вдруг нет никаких тринадцати жизней, и вы стоите посреди среднего возраста в трусах, майке и соплях, вспоминая феерическое начало? За деньги, заработанные на старте, не купишь лекарство ни от депрессии, ни от одиночества.

Жизнь очень похожа на марафон. Не торопитесь.