Огонь в его ладонях Кук Глен
Нассеф занял свое место по правую руку от Эль Мюрида.
– Все получилось даже лучше, чем мы ожидали, – сказал он. – Нападение мальчишки было ниспослано Богом.
– Не сомневаюсь, что это именно так. Должен сказать, Нассеф, что я весьма неохотно согласился действовать по твоему плану. Но только вмешательство Всевышнего позволило ему осуществиться с такой легкостью. Лишь Творец мог столь своевременно подтолкнуть руку Гаруна.
– Обидно за твою лодыжку. Сильно болит?
– Ужасно. Ясир приложил к ней болеутоляющие травы. Скоро нога будет как новая.
– Во время этого фарса, именуемого судом… Мне на какую-то минуту показалось… что ты готов уступить.
– Да, наступила минута, когда я чуть было не сдался. Я, так же как и другие, могу пасть жертвой уловок Властелина Зла. Но я вновь обрел силу, а минутная слабость сделала нашу победу ещё слаще. Теперь ты видишь, как Господь подвигает нас на дела своей волей? Мы трудимся для Него даже тогда, когда нам кажется, что мы обратились к нему спиной.
Нассеф долго смотрел в сторону опаленных солнцем холмов. После довольно продолжительного молчания он наконец ответил:
– Очень трудно воспринять поражение, даже в надежде на то, что в конечном итоге оно обернется великой победой. Они, мой друг и мой пророк, сегодня подписали свой смертный приговор.
– Я не пророк, Нассеф, а всего лишь ничтожный ученик Творца. Я не желаю смертей, если их можно избежать. Кто знает – даже король Абуд и самые фанатичные служители Церкви, может, станут когда-нибудь на путь Истины.
– Конечно. Я говорил в переносном смысле. Хотел сказать, что этими действиями они обрекли на гибель свое дело.
– Со служителями Властелина Зла такое случается весьма часто. Чем больше они сопротивляются, тем полезнее их вклад в дело Бога. А как насчет рейда? Ты уверен, что он закончится благополучно?
– Я послал Карима обратно в Аль-Ремиш. Если наши люди сделают то, что мы просим – будут раздувать мятеж и пришлют нам пять сотен воинов, мы сумеем перейти в наступление. Никто не сможет нас остановить. Все поместные властители собрались в Аль – Ремише, чтобы стать свидетелями нашего унижения. Мятеж задержит их до Машада. Мы, таким образом, выигрываем целую неделю.
– Жаль только, что мы не смогли освятить имя дочери.
– Действительно, жаль. Но мы вернемся, господин. И добьемся, что ритуал освящения совершится в Машад. Обещаю.
Нассеф произнес эти слова с пылкой искренностью, он свято верил в то, что говорил.
Обходной путь по пустыне оказался тяжелым, медленным и исполненным одиночества, особенно для человека, стоящего в стороне от остальных людей. Кроме Мириам, ему не с кем было поделиться своими мыслями и мечтами. Непобедимые чересчур преклонялись перед ним, слишком боготворили. Нассеф и его подручные были поглощены планированием будущих побед. Никого из всадников, по десяткам прибывающих из Аль-Ремиша, он не знал. Все старые друзья, первые обращенные, покинувшие вместе с ним Эль Акила, давно умерли и приобщились к лику святых.
Бои, которые Нассеф вел во имя Эль Мюрида, собрали свою дань жизнями.
Ученик ехал рядом с белой верблюдицей, держа дитя на коленях.
– Она у нас такая милая, тихая крошка, – восхищался он. – Просто чудо. Господь так милостив к нам, Мириам, – закончил он и поморщился.
– Опять нога?
– Да.
– В таком случае тебе лучше отдать крошку мне.
– Нет. Такие моменты теперь случаются крайне редко. И со временем будут ещё реже. – Побыв с минуту наедине со своими мыслями, он продолжил: – Когда же я наконец смогу с этим покончить?
– Ты о чем?
– Сколько времени пройдет до тех пор, когда мы наконец восторжествуем? Когда я смогу создать дом и мирно жить с тобой и с ней? Мы скачем этими тайными тропами три года, а мне кажется, что все тридцать.
– Никогда, любовь моя. Никогда. И как жене мне ненавистно признавать это. Но после того как с тобой побеседовал Ангел, ты навсегда стал Эль Мюридом. До тех пор пока Господь считает необходимым оставлять тебя среди живых, ты останешься Учеником.
– Знаю. Знаю. Это просто моя смертная сущность желает невозможного.
Некоторое время они ехали молча. Затем Эль Мюрид произнес:
– Мириам, я страшно одинок. Кроме тебя у меня никого нет.
– Тебе принадлежит половина пустыни. Кто приносит тебе воду и пищу из поселений? Кто несет слово Истины в места, где ты никогда не бывал?
– Я говорю о друге. Простом, заурядном личном друге. О человеке, с которым я мог бы играть так, как играл в детстве. О существе, с которым можно было бы поговорить. О таком друге, который был бы способен разделить страхи и надежды простого человека по имени Мика, а не только следовать безумным устремлениям Эль Мюрида. Уверен, после смерти Фаты ты чувствуешь то же самое.
– Да. Супруга Эль Мюрида обречена на одиночество, – немного помедлив, она сказала: – Да, но у тебя есть Нассеф.
– Нассеф – твой брат, и мне не хотелось бы плохо говорить о нем в твоем присутствии. Я люблю его словно своего брата. И как брат многое прощаю ему. Но мы никогда не станем настоящими друзьями, Мириам. Мы останемся лишь союзниками.
Мириам не стала спорить. Она знала, что все сказанное – правда. У Нассефа также не было никого, перед кем он мог бы излить душу. Дружба между мужем и братом не может расцвести до тех пор, пока они не уверены до конца друг в друге.
Это было трудное и очень долгое путешествие. В конце его Нассеф был вынужден жестоко подгонять своих спутников. Все бесконечно устали. Все, но только не Нассеф. Казалось, что он вообще не знает усталости.
– Это здесь, – восхищенно прошептал Эль Мюрид, забыв про боль в лодыжке, – Себил-эль-Селиб.
Луна в три четверти заливала светом окруженное горами поле, которое в сердцах Детей Хаммад-аль-Накира уступало лишь Аль-Ремишу. Задолго до этого она занимала второе место и в сердцах их имперских предков, уступая лишь Ильказару.
Над полем, где размещалось Святилище и монастырь, господствовала очень древняя крепость. Нигде не видно ни огонька.
Название Себил-эль-Селиб означало Крестный Путь, и появилось оно в память об одном событии.
Именно на этом поле в первый день первого года текущего летосчисления родилась империя. Первый Император укрепил свою власть, распяв в этом месте на крестах тысячу своих противников. Первоначально это название получила тропа через перевал, по которой обреченные аристократы шли к месту своей гибели, неся на плечах кресты, на которых им предстояло умереть. От поля тропа шла дальше, связывая Внутренние провинции с морем Коцум.
Битая всеми ветрами Твердыня с самых первых лет империи охраняла перевал, а вовсе не Святилище или монастырь, над которыми господствовала.
– Здесь началось земное существование отца нашей мечты. Именно на этом месте появился на свет Первый Император. Так вдохнем же полной грудью тот же воздух, что вдохнул когда-то он.
Нассеф ничего не сказал. Он с почтением взирал на это место, впитавшее в себя всю историю. Однако, по правде говоря, оно казалось ему немного простоватым.
Такое же впечатление оставил у него и Аль-Ремиш.
– Нассеф.
– Да.
– Мы готовы?
– Да. Вначале Карим поведет Непобедимых. Они преодолеют стены и откроют ворота для остальных. На захват Святилища и монастыря я направлю малочисленные отряды.
– Я не воин. Не командир. Я всего лишь орудие в руках Творца. Но мне хотелось бы внести небольшие изменения в твой план. Я предлагаю перекрыть дорогу к побережью. И оставить отряд со мной. Я не желаю, чтобы хотя бы один из них скрылся.
Нассефу показалось, что он ослышался. Ведь Эль Мюрид постоянно донимал его тем, что требовал сохранять жизнь врагам, прощая их прегрешения.
– Я размышлял на эту тему на протяжении всего нашего пути. У Господа в этом месте друзей нет. Здесь только солдаты короля и те, кто избрал для себя ложный путь. Кроме того, мы должны дать совершенно четкий знак тем, кто польстился на соблазны Властелина Зла. Прошлой ночью я молился, прося наставить меня на путь истинный, и мне было откровение. Наша Вторая Империя должна родиться на крови врагов на том же месте, где родилась Первая Империя.
Нассеф удивился, но протестовать не стал.
– Как скажешь, так и будет, – ответил он.
– Убей их всех, Нассеф. Даже грудных младенцев на руках у матерей. И пусть отныне ни один человек не смеет думать, что он может избежать ярости Божьей.
– Как скажешь.
– Можешь приступать. – Но не успел Нассеф сделать и дюжины шагов, как Эль Мюрид снова позвал его.
– Нассеф.
– Да?
– В этот миг, перед тем как начнется вооруженная борьба, я провозглашаю тебя своим военачальником. И даю тебе титул Бич Божий. Будь достоин этого имени.
– Не сомневайся. Я не испытываю страха.
Нападение прошло гладко, быстро и точно. Нассеф ещё раз продемонстрировал те качества, которые отличали его при нападениях на караваны. Большая часть солдат гарнизона умерла в своих постелях.
Эль Мюрид остался в седле и, стоя на холме, ожидал появления беглецов или новостей. В глубине его сердца затаился черный страх. Если штурм не удастся, и защитники крепости сумеют его отогнать, его миссия может навеки погибнуть. Ничто не действовало на воображение людей пустыни сильнее, чем отвага и успех. И ничто не вызывало большего презрения, чем провал.
Беглецов не было. Новостей тоже не поступало. Когда рассвет уже окрасил в розовый цвет небо над горами, прискакал Карим.
– Мой господин Ученик, – сказал он, – ваш Военачальник приказал мне сообщить, что крепость, Святилище и монастырь в наших руках. Враги собраны на лугу. Он умоляет вас принять их в дар как знак величайшей любви.
– Благодарю тебя, Карим. Передай ему, что я сейчас прибуду.
Нассеф ожидал его на небольшом возвышении, наблюдая за пленными. Их было по меньшей мере тысячи две. Многих из них привели из крепости, но большинство пленников оказались обитателями монастыря и мирными паломниками, прибывшими на празднование Дишархуна и не успевшие уехать домой.
В крепости стоял весьма внушительный гарнизон. Другой проходимый перевал через горы Джебал-аль – Алаф-Дхулкварнеги находился в сотнях миль к северу. Все остальные переходы через хребет охраняли Таящиеся. Гарнизон был большим, так как сбор за проход через перевал имел большое значение для финансов Короны.
Защитники Твердыни жили в ней всю свою жизнь. Некоторые семьи жили здесь в течение многих поколений ещё со времен Империи. Женщины и дети, так же как и мужчины, обитали в замке.
Эль Мюрид взглянул вниз на пленников. Одни подняли глаза на него. Лишь немногие поняли, кто их пленил. Но вот на белой верблюдице появилась Мириам и остановилась рядом с супругом. Ее лицо было как всегда открыто. Толпа возбужденно загудела. Какой-то офицер выкликнул что-то оскорбительное, обещая помиловать Пророка и его людей. Эль Мюрид пронзил его взглядом. Ученик искал в своем сердце жалость и, не найдя её, дал Нассефу сигнал к действию.
Всадники врезались в толпу пленных, рубя направо и налево своими саблями. Пленные разразились воплями. Некоторые пытались бежать. Но им некуда было скрыться. Кое-кому удалось вырваться из кольца смерти, но только для того, чтобы быть схваченными и убитыми пикетами всадников, ожидающих их по периметру бойни. Немногие воины бросались на всадников и гибли героями.
И лишь один человек по имени Белул сумел избежать гибели.
Это был один из младших офицеров гарнизона, примерно в возрасте Нассефа. Он происходил из семьи, чьи корни уходили в глубь веков к временам империи. Белул бился словно демон. Сумев захватить лошадь и саблю, он прорубил себе путь к свободе и сделал вид, что намерен напасть на Эль Мюрида. Непобедимые бросились спасать своего повелителя, а Белул тем временем галопом поскакал через перевал в пустыню.
Нассеф послал вдогонку четверых. Ни один из них не вернулся.
Белул принес страшную весть в Эль Асвад. Тотчас из замка валига во все стороны помчались гонцы.
– Неужели это действительно необходимо? – спросила Мириам, когда половина пленников уже была истреблена.
– Полагаю, что да. Думаю, что мои враги… враги Господа сделают вывод из этого урока.
Побоище заняло больше времени, чем он ожидал, и нервы у него не выдержали. Он отвернулся, когда Непобедимые соскочили с седел и стали оттаскивать трупы, чтобы добраться до детишек, которых матери прикрывали собой во время бойни.
– Пойдем осмотрим Святилище. Я хочу взглянуть на свой трон.
Нассеф, придя доложить о полной победе, застал Ученика молящимся на коленях перед троном.
Древние мастера вырубили трон из валуна, на котором восседал Первый Император, наблюдая за распятием врагов. Это была вторая по значению реликвия в Хаммад-аль-Накире. Лишь Трон Павлина, спасенный из руин Ильказара, занимал больше места в умах и сердцах Детей Пустыни.
Нассеф терпеливо ждал. Как только Эль Мюрид закончил молитву, военачальник сказал:
– Все кончено. Я приказал людям отдыхать. Похороны начнем через несколько часов. Этой же ночью я вышлю в пустыню разведчиков.
– Зачем? – недоуменно спросил Эль Мюрид.
– Мы находимся во владениях валига Эль Асвада. Говорят, что он решителен и умен. Валиг нападет на нас, как только узнает о том, что Себил-эль-Селиб пал.
– Ты его знаешь?
– Только внешне. Так же как и ты. Это его сын напал на тебя в Аль-Ремише. Юсиф был одним из тех, кто устроил этот суд.
– Я помню его. Тощий человек с жестоким лицом. Глаза цвета нефрита, но взгляд твердый как алмаз. Подлинный воин Властелина Зла.
– Понимаешь ли ты, о Ученик, мой повелитель, чего мы сегодня достигли? – спросил Нассеф с искренним благоговением.
– Мы захватили Малахитовый Трон.
– Больше. Значительно больше. Сегодня мы стали одной из самых могущественных сил в Хаммад-аль-Накире. Трон бесспорно важен для нашего дела, но ещё важнее то место, где он расположен. Пока мы удерживаем Себил-эль-Селиб, мы останемся силой, с которой Аль-Ремиш вынужден будет считаться, какие бы решения он ни принимал. Пока мы контролируем перевал, мы практически изолируем пустынные провинции от моря Коцум. Мы лишаем Абуда поддержки богатого и сильного побережья в его сопротивлении воле Творца.
Нассеф был прав. Побережье оказалось единственным регионом в сердце империи, практически не пострадавшим во время Падения. Оно избежало опустошения и не превратилось в пустыню. В более позднее время расположенные там города стали практически автономными, но они сохранили общие корни и общий язык с Хаммад-аль-Накиром. Они на словах признавали верховенство короля Абуда и даже выплачивали символическую вассальную дань семейству Квесани. Но делали они это лишь для того, чтобы братья из пустыни оставили их в покое. Политически они мало что выигрывали, выступая против Эль Мюрида, однако поддерживая его, могли потерять очень много.
Если приморские города его поддержат, а Ученик проиграет, то они навлекут на себя ненависть правящего семейства Квесани. А если автономии его поддержат и он выиграет, то им придется пожертвовать своим богатством и людьми для священной войны против неверных, со всех сторон окружающих Хаммад-аль-Накир.
Пока же их можно не учитывать в качестве переменной величины в уравнении власти. Захват Себил-эль-Селиба оказался наилучшим выбором из множества вариантов, которые рассматривал Нассеф.
Даже без учета политических и экономических факторов захват крепости должен произвести громадный психологический эффект. Тысячи и тысячи обратятся душой к Эль Мюриду. И многие тысячи других охладеют к правящему дому.
– У меня только один вопрос, Нассеф. Сможем ли мы удержать то, что завоевали?
– Эти люди готовы умереть за тебя.
– Не сомневаюсь. Но ты не ответил на мой вопрос. За нами поле, усыпанное телами тех, кто был готов умереть за Абуда. Но они не удержали перевал.
– Нас врасплох захватить никому не удастся.
Нассеф оказался прав лишь наполовину. Валиг Эль Асвада действовал быстрее, чем можно было предположить.
Почти сразу после того, как были высланы пикеты, на взмыленной лошади прискакал один из дозорных и сообщил, что следом за ним двигаются несколько сотен всадников.
Они ураганом ворвались с северо-запада. Нассеф, ожидая нападения со стороны Эль Асвада, выслал основные дозоры на юго-запад от крепости. Там же он устроил и засады. Но Юсиф услыхал о Себил-эль-Селибе по пути из Аль-Ремиша. Он решил нанести удар сразу лишь силами своего эскорта.
Быстрый удар, змеиный укус были традиционным способом ведения войны в пустыне, уходя корнями в сотни лет феодальных междоусобиц.
Юсиф лишил Нассефа четверти его сил, прибыв до того, как военачальник Эль Мюрида получил возможность отозвать пикеты.
Сражение, начавшись на перевале, спустилось на поле. Воины Юсифа были опытными и дисциплинированными бойцами дворцовой дружины, всю жизнь обучающиеся военному искусству. Валиг славился умением вести кавалерийские бои. Ему быстро удалось загнать основные силы Нассефа в монастырь и в крепость.
Эль Мюрид и Непобедимые оказались изолированными в Святилище. Они защищали Малахитовый Трон. Узнав о местонахождении Ученика, Юсиф сосредоточил усилия на Святилище, намереваясь отрубить змее голову.
Увидев валига – их разделяли двадцать футов залитого кровью пола – Эль Мюрид выкрикнул:
– Мы умрем, но не отступим ни на дюйм, служитель преисподней! Мы будем стоять как скалы, даже если твой Хозяин пришлет сюда всех демонов, обитающих в его нечестивом жилище… Мы не уступим, даже если легионы демонов восстанут на нас! С нами сила Господня. Мы уверены в правоте своего дела и мы будем спасены!
– Будь я проклят, Юсиф, но он действительно верит в этот бред, – произнес большой, мускулистый воин.
– Конечно, верит, Фуад. Всех маньяков делает опасными их безмерная вера в себя.
Эль Мюрид был потрясен. Неужели кто-то из них смеет сомневаться в его искренности? Истина остается Истиной. Они могут не принимать или принимать её, но ложью называть не смеют.
– Убейте их! – приказал он Непобедимым, несмотря на огромное численное превосходство противника.
Господь споспешествует им.
Фанатики бросились в нападение словно стая голодных взбесившихся волков. Воины Юсифа падали как спелые колосья под косой. Сам валиг, получив серьезную рану, рухнул на колени. Его бойцы начали пятиться.
Фуад остановил их своим боевым кличем. Его кривая сабля двигалась с такой скоростью, что за ней невозможно было уследить взглядом. Он резал, колол, рубил.
Непобедимые повиновались приказу. Они дрались за каждый дюйм, который им вначале удалось отвоевать у врага.
Они не отступали, но они умирали.
Эль Мюрид осторожно сошел с Малахитового Трона. Его не оставляла вера в то, что Творец станет на его защиту. Он наклонился и поднял с пола выпавший из чьих-то рук окровавленный клинок.
Теперь уже Непобедимые валились словно переспелая пшеница. У Эль Мюрида начали появляться сомнения… Но нет! Прочь все сомнения! Если он примет здесь мученический венец, то, значит, такова воля Божья!
Он жалел лишь о том, что может покинуть эту юдоль, не увидев в последний раз Мириам и дочь. Они были заперты в крепости вместе с Нассефом…
Но Нассеф уже не был осажден в крепости. Атака Юсифа на Святилище дала ему передышку и позволила перегруппировать силы. Нассеф пошел в контратаку. Его неожиданная вылазка рассеяла силы Юсифа по луговине.
Нассеф, Карим и пара дюжин их лучших бойцов ворвалась в Святилище. Ход схватки сразу изменился.
– Господь милостив! – загремел Эль Мюрид, осмелившись скрестить свой клинок с саблей воина. Тот одним ударом выбил оружие из рук Пророка.
Нассеф подоспел как раз вовремя, чтобы принять атаку на себя. Фуад оттолкнул воина в сторону и, встретив Нассефа лицом к лицу, прорычал.
– Посмотрим, какого цвета у тебя потроха, бандит!
Нассеф нанес удар, на его лице появилась напряженная злая улыбка.
Их сабли танцевали бешеный смертельный танец. Ни один из них не мог преодолеть защиту противника. Казалось, что каждый из противников был потрясен боевым искусством врага.
– Фуад… Фуад, – прохрипел Юсиф, бессильно повиснув меж двумя поддерживающими его воинами. – Уходим.
Фуад, отступив на шаг, вытер с лица пот и произнес:
– Позволь мне прежде с ним разделаться.
– Надо уходить, пока у нас ещё хватает сил спасти раненых.
– Юсиф…
– Немедленно, Фуад… Они нас побили. Мы можем теперь только умирать. А в этом я не вижу никакого смысла. Уходим.
– До следующей встречи, бандит! Теперь я знаю твои слабые стороны, – прорычал Фуад и плюнул Нассефу в лицо.
Люди пустыни обожали театральность. Особенно во время войны и в демонстрации ненависти.
– Ты сдохнешь раньше, чем сможешь воспользоваться этими знаниями, сын шакала. – Когда ярость Нассефа достигала определенных пределов, он становился холоден как лед. Вот и сейчас он находился в подобном состоянии. Ясно и громко, так чтобы его слова донеслись до ушей всех, Бич Пустыни произнес:
– Карим, направь в Эль Асвад убийцу. И пусть его целью станет эта куча верблюжьего дерьма. А теперь слушай ты, Фуад. Фуад – служитель преисподней. Теперь тебе предстоит жить в ожидании того, когда он – или она – нанесет удар. – Он улыбнулся своей тонкой жесткой улыбкой и продолжил: – Карим, они желают удалиться. Пусть бегут, как побитые собаки. Мы же развлечемся, глядя на их задницы с поджатыми, как у псов, хвостами.
Когда враги ушли, Эль Мюрид с трудом доковылял до Малахитового Трона и тяжело рухнул на него.
– На сей раз смерть стояла близко, Нассеф.
– Даже слишком близко. Но почему ты не использовал амулет? У тебя была хорошая возможность уничтожить одного из наших злейших врагов.
Эль Мюрид поднял руку и воззрился на сверкающий камень. Он не прибегал к его могуществу со времени первой демонстрации в Эль Акила. В роде аль Хабиб до сей поры говорили о том, как он вернул к жизни высохший оазис.
– Это не пришло мне в голову. Я просто не сообразил. Думаю, что ко мне прикоснулся Создатель и сообщил, что ты придешь. Я ни на секунду не усомнился в нашей победе.
– Может, оно и лучше, что ты его не использовал. Пока ты им не пользуешься, они о нем не знают и не ищут способов нейтрализовать его действие.
– Почему ты приказал Кариму их отпустить?
– Мы понесли очень большие потери. Нет смысла терять ещё жизни после того, как победа достигнута. Они ещё вернутся, и с гораздо большей силой, чем сейчас. Нам потребуются все наши люди.
– Что означает твоя идея с убийцей?
– Просто трюк. Теперь они будут бояться повернуться друг к другу спиной. Пусть шарахаются от собственной тени. И пусть этот страх парализует их силу и волю.
– До чего же ты умен. Нассеф, брат мой, неужели ты никогда ничего не говоришь, не просчитав предварительно возможные последствия твоих слов?
– Говорю. Но только с друзьями. Разве не ты нас учишь, что слово является самым сильным оружием в борьбе за Истину?
– Да, это так. Слова Истины. Но иногда, Нассеф, мне кажется, что ты надо мной издеваешься. Даже спасая мою жизнь…
– Прости меня, Ученик, мой повелитель, – уставившись в пол, сказал Нассеф. – У меня просто такая манера речи. Это мое вечное проклятие. Когда я был маленьким, я не мог дразнить детей, потому что они думали, что я говорю серьезно. А в то время, когда я хотел быть серьезным, они считали, что я глумлюсь над ними.
– Что теперь нам делать, Нассеф? Мы захватили Малахитовый Трон. В наших руках Себил-эль-Селиб. Теперь на нас обрушатся все враги Творца.
– Мы будем защищаться и хранить нашу веру в Бога. Я разошлю гонцов к нашим сторонникам с просьбой прислать воинов и оружие. Мы укрепим оборону, возведем здесь ещё одну крепость. Трон тоже должен находиться под защитой стен.
– Ты прав. Боюсь, Нассеф, что нам предстоит провести здесь много времени. Себил-эль-Селиб в некотором роде ловушка. Здесь мы одержали две великолепные победы, но чтобы выжить, нам необходимо удержать то, что мы захватили. Опасаюсь, что они нас здесь просто запрут.
– Во всяком случае, попытаются. Но полностью изолировать нас им не удастся. Против них будет работать их собственная система. Ты знаешь, что они имеют право призывать своих вассалов из племен лишь на сорок пять дней в течение года. Все остальное время подданные Абуда вольны приходить или уходить когда им вздумается. Если ты дашь мне свое благословение, я развяжу партизанскую войну. Состоящие из добровольцев банды начнут совершать налеты в тех местах, где имеются наши сторонники. Профессиональные воины будут повсеместно заняты ловлей этих банд. Это даст нам возможность заложить здесь хороший фундамент для дальнейшей борьбы.
Эль Мюрид задумчиво посмотрел на своего военачальника. После довольно продолжительного молчания он заметил:
– Создается впечатление, что ты уже давно все продумал.
– За эти три года я провел много одиноких ночей, лежа с открытыми глазами, мой властелин.
– Да, это так. Когда ты намерен взять себе жену, Нассеф?
Бич Пустыни был застигнут врасплох.
– Я ещё не думал об этом, – сказал он. – Может быть, после того, как мы создадим Королевство Покоя?
Эль Мюрид снова внимательно посмотрел на Нассефа.
– Я устал, мой друг, – сказал он. – Сегодня и завтра мы отдыхаем. И лишь после этого вернемся к нашим трудам. Ты к своим войнам. Я же продолжу готовить почву для строительства нашего королевства. Я хочу, чтобы ты нашел для меня писцов и архитекторов. Я желаю разработать кодекс законов и хочу, чтобы для Малахитового Трона был возведен специальный дворец. Кроме того, на поле должна быть воздвигнута стела. На ней я начертаю имена тех, кто отдал жизнь за дело нашего Творца. Эти герои получат бессмертие не только в Раю, но и здесь.
– Как прикажешь. Идея со стелой мне нравится. Было бы хорошо, если бы ты оставил её вершину для имен Непобедимых.
– Да. Пусть кто-нибудь запишет имена тех, кто здесь погиб. Их имена будут первыми вырублены на камне.
Позже, прежде чем отойти ко сну, Эль Мюрид привел Мириам и вынес дочь на самую высокую часть стены старинной крепости.
– Мои любимые, – сказал он, – крошечный кусочек нашей мечты воплотился в жизнь. Королевство Покоя уже существует, хотя его границы пока простираются всего лишь на расстояние взгляда. Но наступит время, когда весь остальной мир обратится лицом к Господу.
Удерживая дочь на сгибе левой руки, он обнял правой Мириам за талию. Она прижалась к нему, дрожа от дующего с гор пронизывающего ветра.
– Пойдем, – сказал он спустя некоторое время. – Позволь мне напомнить тебе, что я помимо всего прочего ещё и мужчина.
Она ответила ему улыбкой. Испорченная девчонка из рода аль Хабиб выросла в женщину, любившую своего супруга.
В ту ночь они зачали мальчика.
Глава 5
Твердыня во мраке
Мегелин Радетик брел по каменному склону чуть ниже видавших виды обветренных стен Эль Асвада, Восточной Твердыни. Гарун тащился за ним, переключая внимание с одного предмета на другой, как часто бывает у детей. В то же время он тянулся к единственному взрослому, у которого нашлось для него время. Их обоих охранял старый покрытый шрамами ветеран с обнаженным мечом в руке.
Гарун молчал вот уже несколько дней. Он весь был погружен в себя, и вот теперь, когда Радетик остановился, чтобы ещё раз окинуть взглядом эту иссушенную, негостеприимную землю, мальчик решил заговорить.
– Скажи, Мегелин, отец умрет?
– Не думаю. Лекари, во всяком случае, надеются на лучшее.
– Мегелин?
– Что?
Надо быть добрее с малышом, подумал Радетик и присел на корточки рядом с мальчиком.
– Почему он их всех убил? Паломников в Святилище?
Радетик продолжил путь.
– Не знаю, – сказал он. – Если приказ отдавал кто-то, помимо Эль Мюрида, то я сказал бы, что это простая злобность.
Теперь они огибали подножие холма. На его восточном склоне они повстречали Али, брата Гаруна. Али сидел на камне и смотрел на Джебал-аль-Алаф-Дхулкварнеги так, словно мысленно хотел выкурить Сокрытых из их тайных убежищ.
Радетик посмотрел в ту же сторону. Интересно, что думают чародеи гор о недавних событиях? Скорее всего, следуя традиции, они просто не обратят внимания на своих соседей. Они обитали там, наверху с незапамятных времен и никогда не трогали тех, кто не причинял им беспокойства. Даже могущественная империя оставила их в покое, а её гибель их оставила равнодушными.
– Мегелин, я боюсь, – пробормотал Гарун.
Али изготовился произнести что-то саркастическое.
– Он прав, Али. Настало время страха. Нам следует опасаться сабли Нассефа и Слова Эль Мюрида. Меч и Слово образуют смертельное сочетание. И нам надо бояться того, что меч станет управлять Словом, а не наоборот. И нам придется тогда бороться с ураганом.
Али нахмурился. Старый Радетик опять впал в непонятное настроение и ударился в заумные рассуждения.
Али был больше скроен по образу дяди, нежели отца и брата. Он не был мыслителем. Гарун же понял Радетика с полуслова.
Юсиф вернулся в Эль Асвад всего через несколько часов после возвращения семейного каравана. Его войско было разгромлено, а сам он очутился на волосок от смерти.
Нельзя сказать, что караван вернулся в целости и сохранности. Юсиф не оставил с ним никакой охраны, и дозоры Нассефа, действуя по-бандитски, получили свою добычу.
Даже Мегелину Радетику пришлось брать в руки оружие, чтобы отбиваться от налетчиков.
Он пощупал свой левый бицепс, на нем был небольшой сабельный порез. Рана все ещё побаливала.
Радетик улыбнулся. Как изумился его противник, когда он ринулся в контратаку!
Фуад тоже не мог поверить в то, что привезенный братом малахольный умник знает, с какого конца следует браться за саблю. Он не знал, как отнестись к тому, что этот учитель сумел организовать и повести в атаку стариков, женщин и погонщиков верблюдов, да так успешно, что заставил отступить более молодых воинов.
Радетик находил ситуацию презабавной.
– В Ребсамене мы изучаем не только цветочки, – сказал он Фуаду.
Это замечание имело отношение к тому изумлению, которое выказал когда-то Фуад, увидев, как Мегелин классифицирует весенние цветы пустыни и делает с них цветные зарисовки.
Али слез с камня и сказал: