Томас Дримм. Конец света наступит в четверг ван Ковеларт Дидье
– Ты вообще ничего не решаешь! Ты несовершеннолетний, а я – твой ангел-хранитель!
Вместо ответа я выжимаю его над ванной. А потом с помощью бельевой прищепки подвешиваю на веревке рядом со своими носками и ухожу к себе в комнату, пожелав ему хорошенько просохнуть.
Вообще-то я просто падаю от усталости. И хочу только одного – выключить себя, как лампу, и выбросить из памяти всё, что я пережил сегодня: убийство, угрызения совести, последствия…
Разумеется, тогда я еще не знал, что происходило, когда я спал. Не знал, что каждую ночь покидал свое тело и отправлялся в путешествие. Как, куда, зачем? И я не догадывался, что эти сны, от которых к утру не оставалось никаких воспоминаний, только смутная тревога и зверский голод, были на самом деле смертельным ядом…
10
Министерство игры, 23:30
В обширном зале небесно-голубого цвета на третьем подземном этаже появляется министр энергоресурсов с рыжими всклокоченными волосами, в расстегнутой куртке, открывающей мощную грудь. Антикризисный комитет собран уже час назад, но у Бориса Вигора была тренировка перед завтрашним чемпионатом, и он узнал об исчезновении Лео Пиктона, только выйдя из раздевалки.
– Итак, какие новости? – энергично бросает он, усаживаясь за овальный стол между советниками, которые при его появлении вскочили в едином порыве, демонстрируя и политическое раболепство, и рвение болельщиков.
Министр игры – долговязый и лысый, похожий на зубочистку, – отвечает напряженным тоном, что от чипа Лео Пиктона больше не поступает сигналов.
– Значит, он умер! – радуется министр энергоресурсов.
– Если бы он умер, Борис, чип послал бы сигнал о смерти.
– Ах, черт, действительно.
Советники смущенно опускают глаза. Несмотря на сильные стимуляторы интеллекта, которыми пичкают министра энергоресурсов, чтобы он производил благоприятное впечатление, его непроходимая тупость проявляется сразу же, как только он произносит что-то от себя, а не читает с телесуфлера. Но он национальный герой, и люди видят его выступления только по телевизору, где он старательно произносит написанный текст, так что это не страшно. В соревнованиях по менболу крупным планом показывают, как он катится, свернувшись в шар, от цифры к цифре, к выигрышной клетке. И вид у него такой сосредоточенный, что он кажется настоящим гением игры.
Министр игры смотрит на Бориса взглядом, полным горечи. Ему не устраивают оваций на улице, и, если бы не статус третьего человека в государстве, он был бы, наверное, невидимкой. Он старается одеваться всегда одинаково, чтобы легче запомниться, но его всё равно никогда не узнают.
– Мы предполагаем, – медленно произносит он, – что Лео Пиктон отключил свой чип.
– Разве это возможно? – удивляется Борис Вигор, который хоть и присвоил себе изобретение профессора, но толком в нем так и не разобрался.
Советник по науке поднимает руку. Ему милостиво дают слово.
– Через шесть минут после смерти мозга, господин министр, чип перестает получать электрические импульсы от нейронов, и сигнал тревоги поступает на датчики Службы контроля. Благодаря ему мы определяем местонахождение тела, и нашим сотрудникам остается лишь изъять чип из мозга и отправить его в преобразователь энергии.
– Почему через шесть минут? – осведомляется Борис Вигор, который услышал только первые слова.
– Потому что электрическая активность мозга прекращается не сразу после остановки сердца, господин министр.
– Ну да, конечно. И что происходит через шесть минут?
Советник безропотно повторяет всё, что только что сказал. Министр игры, возведя глаза к потолку, передает блюдечко с арахисом соседям по столу. Борис Вигор озадачен. Он перестает слушать и пытается думать, нахмурив брови, а потом спрашивает:
– Но если он умер, почему его чип не послал сигнал?
– Возможны два объяснения: извлечение или давление.
Все взгляды обращаются на стоящего рядом с фальшокном молодого человека с зелеными глазами, который произнес эти слова. Оливье Нокс – генеральный директор «Нокс-Ноктис», предприятия, которое изготавливает, вживляет и извлекает для повторного использования мозговые чипы. О нем почти ничего не известно, кроме того, что он – друг семьи президента, что его влияние очень велико, что он никогда не появляется на телевидении и что его сводная сестра, Лили Ноктис, которую можно увидеть в каждом номере журнала «Богатые и знаменитые», была в третий раз объявлена самой сексуальной бизнес-леди года.
– Поясните, господин Нокс.
– Возможно, Лео Пиктон сумел отключить сигнал тревоги и извлечь чип из своего черепа, то есть нашел способ глушить его частоту, чтобы ввести в заблуждение систему наблюдения. Или же он умер, и его труп опустился на глубину за те шесть минут, которые прошли с момента смерти.
– А это еще почему? – вздрагивает Вигор.
– Потому что только давление воды на черепную коробку может воспрепятствовать чипу послать сигнал тревоги.
– Хм-хм, – многозначительно произносит министр энергоресурсов, перехватывая блюдце с арахисом.
– Именно поэтому, – напоминает Оливье Нокс, – мы запретили купание, водный спорт и обязали всех моряков носить спасательные жилеты.
– Но пошему шешть минут? – настойчиво повторяет Борис Вигор с набитым ртом.
Не удостаивая его ответом, Оливье Нокс продолжает, обращаясь к остальным:
– Если бы Пиктон утонул случайно, упав в воду, наши датчики зафиксировали бы испуг по его мозговым импульсам. Следовательно, одно из двух. Или это заранее продуманное самоубийство: пуля в лоб на краю палубы и кусок цемента, привязанный к лодыжке. Или это было внезапное нападение, и убийца, привязав балласт, сразу бросил тело в море.
В тишине слышно, как советники испуганно дышат.
– Или? – не унимается министр энергоресурсов, который ждет продолжения.
– У меня нет других гипотез, – произносит Оливье Нокс. – В обоих случаях речь идет о хорошо продуманных действиях, и их цель – не дать нам забрать чип.
– И что это значит? – уточняет министр Игры.
– Это значит, что у нас проблема, господа. Напоминаю, что Лео Пиктон задался целью пробить Аннигиляционный экран, чтобы разрушить нашу цивилизацию якобы для того, чтобы ее спасти.
– Да он просто маразматик, – легкомысленно отмахивается Вигор. – Для его возраста вполне естественно. Если он умер, мы можем быть спокойны.
– Также напоминаю вам, – продолжает Оливье Нокс с поистине ангельским терпением, – что, пока чип не извлечен из мозга Пиктона, его дух свободен.
– Свободен? – пугается Вигор.
– И продолжает работать над задуманным. Если ему удастся войти в контакт с кем-то из живых, транслировать ему свою идею и знания… нашему миру конец.
Молчание, словно колпаком, накрывает собравшихся.
– Прочесать море! – командует Джек Эрмак, министр государственной безопасности, маленький усатый уродец, который до сих пор молчал, слишком занятый прослушиванием в наушник рапортов от своих полицейских. – Ищите труп старика вдоль и поперек побережья Лудиленда, с учетом подводных течений.
– Прекрасно! – Борис Вигор лупит по столу мощной ручищей, и из графина с лимонадом брызжет целый фонтан. – Что касается меня, то я как министр энергоресурсов…
Он замолкает, не зная, что сказать, и машинально ищет глазами экран телесуфлера.
– Да? – подбадривает его министр игры, сладко улыбаясь.
– …уже без двадцати двенадцать, – заключает Борис.
– Действительно. Час поздний.
– Не будем преувеличивать, – возражает Борис, – до сих пор всё шло как надо. Мы сами себя пугаем этими «а что, если»! Однако если я сейчас не лягу спать, то завтра проиграю соревнование.
– О нет! – в один голос протестуют советники, которые уже сделали на него ставки.
– Я бы ни за что не позволил себе нарушать ваш спортивный режим, дорогой Борис, – продолжает вкрадчиво Оливье Нокс, – но мы подозреваем, что «контакт» уже состоялся.
– О боже! – вздыхает министр энергоресурсов, подперев голову руками и озабоченно надувая щеки.
– Ситуация очень тревожная, – объясняет министр госбезопасности. – В 22:40 кто-то позвонил в Службу пропавших без вести – по специальному номеру, который мы дали в СМИ на случай, если кто-то видел Лео Пиктона.
– Отлично, вот вам и след! – радуется Вигор.
– Звонок поступил из дома Робера Дримма, бывшего члена Цензурного комитета, уволенного за алкоголизм. Он один из тех немногих, кто читал запрещенные мемуары, в которых Пиктон изложил причины своих теперешних действий.
– Если он алкоголик, тем лучше, – беззаботно роняет Вигор, барабаня пальцами по наручным часам. – Тогда это не так серьезно. А что он сказал по телефону?
– Ничего, положил трубку, – отвечает Оливье Нокс. – Или кто-то заставил его это сделать.
– Кто-то?
– Если Пиктон мертв, как мы предполагаем, он, возможно, вступил в духовный контакт с человеком, знавшим его по мемуарам. О чем этот человек и попытался нас предупредить.
– Ого! Уж не хотите ли вы сказать, что этот Дримм видел призрак профессора? – ухмыляется Борис, который иногда демонстрирует проблески понимания, поражая этим всех вокруг. – Будьте серьезнее! Призраков не существует.
– Не существует с тех пор, как была создана система извлечения и повторного использования чипов.
Гробовая тишина повисает после этой фразы Оливье Нокса. Спустя десять секунд Борис Вигор объявляет, что ему действительно пора уезжать. Советники прощаются с ним, подняв большой палец кверху, а два пальца другой руки скрестив под столом, чтобы завтрашние соревнования были удачными.
– Да ладно, не нервничайте, вся эта история скоро забудется, – обещает министр энергоресурсов перед тем, как выйти из зала.
– Поскорее бы он продул свой матч, чтобы его сняли, – бормочет министр госбезопасности.
– Увы, я управленец, а не рулеточное колесо, – отвечает министр игры со вздохом сожаления. – Итак, господа, благодарю вас за ваши предложения и благоразумие, с которым вы стремитесь уладить это дело. С чего начнем?
– С того, что вы здесь приберете, – роняет Оливье Нокс.
Он набирает горсть арахиса и выходит, пожелав всем спокойной ночи.
В лифте он нажимает на кнопку цокольного этажа, поворачивается к зеркалу и тщательно приглаживает свои длинные черные волосы.
– Ты заметил, что я не вывел их прямо на твой след, – шепчет он, пристально глядя в зеркало над своим отражением.
Я вздрагиваю, отчего по зеркалу проходит рябь.
– Вы меня видите?
– Я тебя чувствую, Томас Дримм. Ты спишь, а твое сознание опять вошло в контакт с моим.
– Но почему?
– Ты всё время задаешь один и тот же вопрос. И когда проснешься, забудешь всё, что сейчас пережил. Но наберись терпения: скоро я явлюсь к тебе собственной персоной, и ты примешь бой, к которому предназначен. Спи крепко, Томас Дримм. Набирайся сил.
Он три раза нажимает на кнопку с цифрой 6. Лифт исчезает. Я оказываюсь в темноте, и я не знаю, кто я. Не знаю, откуда мне известны эти люди, их имена, их жизнь, их мысли. Меня зовут Томас Дримм – это всё, что я знаю; по крайней мере, так говорит человек, который чувствует мое присутствие. Но кто я? Если бы он не сказал, что я сплю, я подумал бы, что уже умер. Хотя нет никаких доказательств, что он говорит правду.
Понедельник
Как отделаться от ангела-хранителя
11
– На помощь, Томас!
Я просыпаюсь, как от удара. Судя по всему, кошмар продолжается. У меня была надежда, что эта история с призраком, заключенным в плюшевом медведе, закончится к утру, но в моей комнате светло, сна ни в одном глазу, а я всё равно слышу голос убитого мною старика.
– На помощь!
Я выпрыгиваю из кровати и бросаюсь в ванную, где мой медведь, подвешенный за ухо к бельевой веревке, судорожно дергается и воет. Его плюшевое тело покрыто красными пятнами.
– Сними меня и вымой жавелевой водой, срочно! У меня аллергия!
– На что?
– На себя! На материал этой чертовой игрушки! За ночь я просканировал твоего медведя – он на сорок процентов состоит из фталатов!
– Что это?
– Химические соединения, которые добавляют, чтобы придать эластичность и отбить неприятный запах. Кошмар! Они изменяют ДНК в клетках спермы, и она теряет свои репродуктивные свойства!
Мне хочется подшутить над профессором. Я говорю, что в его возрасте он вряд ли подарит нам медвежат.
– Да я не о себе беспокоюсь, дуралей!
Я уже собирался снять его с веревки, но тут поспешно отдергиваю руку.
– Да отцепи меня наконец! Ты двенадцать лет тискаешь своего медведя, и от лишнего прикосновения твоя пиписька не станет более радиоактивной.
– Но здесь же нет этикетки, откуда вы знаете свой состав?
– Понятия не имею! Может, у мертвых появляются новые способности. Я ни о чем таком не думал, а просто ждал, когда ты проснешься, чтобы приняться за работу, и вдруг мое сознание переместилось внутрь молекул медведя. Я проверил каждый атом! Это просто ад! С тех пор как я узнал, из чего состою, меня мучит аллергия на все мои составляющие!
– А что это за красные пятна?
– Не знаю! Возможно, химическая реакция. Должно быть, я вызвал изменение атомов красящего вещества, когда идентифицировал их.
– Вы могли испортить моего медведя! А он – память о прошлом…
– Он мое настоящее, если ты забыл. И проблема касается меня!
– Но красные пятна такие противные!
– Это всего лишь психосоматическое явление. Можешь меня трогать, они не заразны.
С минуту я колеблюсь, потом беру его кончиками пальцев и отношу в свою комнату.
– Томас, ты проснулся? Поторопись!
Моя мать. Только ее сейчас не хватало. Я говорю медведю, что мне надо спуститься позавтракать.
– Но ты же не бросишь меня в таком состоянии? К тому же я набит ядовитым огнеупорным материалом и ингибиторами горения на случай пожара: всё ради твоей безопасности! Эту игрушку купили тебе, и ты за нее отвечаешь!
– Я не просил ее покупать!
– Теперь, когда я знаю, во что угодил, я больше не могу оставаться в этом медведе! У меня всё тело зудит!
– Ну ладно, переселитесь в другую игрушку. Давайте вот в эту.
И я указываю на Бориса Вигора, которого мать подарила мне на мой пятый день рождения: это фигурка нашего национального героя, одетого в форму для менбола поверх костюма министра.
– В эту гадость из латекса? Издеваешься? В ней полно органических соединений олова, которые воздействуют на иммунную систему, тормозят рост и способствуют ожирению!
– Вы уверены?
– Приходится верить, – говорит он, понизив голос, и видно, что это удивляет его самого. – Теперь мне удается сканировать игрушки даже на расстоянии… Ой-ой-ой!
– Что такое?
Он пристально смотрит на гуттаперчевого Бориса Вигора, которого я всегда складываю в самые немыслимые позы, чтобы отомстить этому придурку за его физическое совершенство.
– Да он еще хуже, чем я! Пятьдесят процентов этоксилата алкилфенола, самого ядовитого из всех соединений, разрушающих эндокринную систему.
– Завтрак на столе! – кричит мать. – Поторопись!
– Ладно, мне пора, профессор. Скоро вернусь, и тогда посмотрим.
– Но ты же не бросишь меня в таком состоянии? – визжит он, расцарапывая лапами свой потертый плюш. – Этот зуд невыносим, я больше не могу терпеть! Мое сознание перемешалось с молекулами пенопласта, они меня заражают, я отравляю сам себя!
Я устало напоминаю ему, что он уже мертвый и, следовательно, зуд ему не опасен.
– Еще как опасен! Мой рассудок полностью выбит из колеи из-за того, что я узнал! Из-за тебя я стал пленником материала, который воздействует на мою психическую целостность!
– Но что я могу сделать?
– Томас, ты опоздаешь, осталось десять минут!
– Иду, мам!
Я открываю чердачное окошко, придвигаю к нему стол и кладу медведя под солнечные лучи.
– Расслабьтесь, я скоро вернусь.
– Расслабиться? Может, хочешь, чтобы я еще и позагорал? Убери меня с солнца, балбес! От ультрафиолетового излучения фталаты становятся еще токсичнее! По-твоему, мне недостаточно плохо?
Одним пальцем я подталкиваю его в тень и спускаюсь в кухню. Этот медведь достал со своими выдумками! Может, смерть усугубляет недостатки? Наверное, при жизни он был законченным параноиком, к тому же в старости у него развилось слабоумие, это отмечено в учетной записи моего отца.
Тем не менее его нужно срочно утихомирить. Если уж я решил положить его в школьную сумку и на перемене отнести к нему домой, то необходимо, чтобы он вел себя тихо. Не хватало еще попасться на глаза физичке с плюшевым медведем, у которого разыгралась крапивница. Я и так таскаю с собой игрушку, в моем-то возрасте, а если она вдобавок начнет чесаться, физичка подумает, что я принес заводного медведя для развлечения одноклассников. Можно подумать, мой средний балл недостаточно низок.
На кухне отец с мрачным видом пьет кофе; воротничок у него сбит на сторону. Зато мать в полной боевой готовности: серый деловой костюм, на напряженном лице – безупречный макияж.
– У меня неприятности, и я сейчас уезжаю, поэтому в коллеж тебя отвезет отец.
Она допивает кофе, хватает сумку и выходит из кухни.
– Вчерашний везунчик пытался покончить с собой, – замечает отец с кривой усмешкой. – Когда человек не готов к удаче, ее трудно пережить. Не знаю, какой психологический совет дала ему твоя мать, но, если он слетит с катушек, вина будет на ней.
Я смотрю на его дрожащую руку, которая крошит и ломает тост. Поскольку я учусь в том же коллеже, где отец преподает, он отвозит меня на занятия каждое утро, кроме понедельника. По понедельникам он работает дома – проверяет школьные сочинения. И чтобы переварить писанину тупых учеников, накануне пьет в три раза больше, чем обычно.
– Пап, а ты сможешь вести машину?
– Никаких проблем, дружище, я взял всё, что нужно.
Он указывает на трубку и маску для подводного плавания, которые лежат на клеенчатой скатерти, и снова подливает виски в кофе. Я глотаю ложку заваренных диетических хлопьев, потом спрашиваю с непринужденным видом:
– Пап, ты не мог бы одолжить мне свою бритву?
Он вздрагивает и смотрит сначала удивленно, потом благодушно.
– С удовольствием, сынок, но не рано ли? Клянусь, усов у тебя еще не видно.
Покраснев, я опускаю глаза.
– Но если тебе так хочется – пожалуйста.
Я встаю, и, дожевывая, бегу в ванную родителей, а потом одним махом взлетаю к себе.
– Что ты творишь? Прекрати сейчас же! – протестует медведь, извиваясь под вибрирующей электробритвой.
– У вас аллергия на собственный мех: я вас побрею!
Он сразу успокаивается, но тут раздается металлический лязг, внутри бритвы что-то вспыхивает, и жужжание умолкает. Я встряхиваю ее, открываю решетку, чтобы вытряхнуть плюшевый ворс, и пытаюсь включить снова. Бесполезно. Между тем профессор лежит неподвижно. Чувствуя одновременно страх и облегчение, я говорю себе, что убил его второй раз.
12
– Ты действительно тупой, – вздыхает Лео Пиктон, разглядывая выбритую проплешину на своем животе. – На кого я теперь похож?
Сжав зубы, я лезу в душ, потом начинаю собираться в коллеж.
– Ты хочешь оставить меня здесь одного на целый день?
Не отвечая, засовываю его между тетрадкой по математике и блокнотом по физике. Стараюсь посильнее утрамбовать медведя, чтобы застегнуть сумку.
Выйдя из дома, я вижу отца. Он как раз высыпает содержимое фиолетового пакета для растительных отходов в топливный бак своей машины, невзрачной «Мусорки 200», которая ездит на овощах и фруктах. Отец включает блендер, передающий продукты брожения в карбюратор. Потом натягивает перчатки, чтобы датчики руля не обнаружили наличие алкоголя в поту на его ладонях. Надевает маску для подводного плавания, запотевшую от напущенного в нее пара, и засовывает в рот трубку. Без этих предосторожностей сканеры зрачков, вмонтированные в зеркало заднего вида, и анализаторы дыхания, спрятанные в вентиляционных отверстиях, ввели бы в действие блокиратор руля, который препятствует вождению в пьяном виде. Эти меры безопасности, конечно, напрягают, но при некоторой сообразительности их можно обойти. Машина трогается.
«Мусорка» выезжает на шоссе в зеленом облаке с запахом гнилых бананов, дребезжа разболтанными деталями. Само собой, эта машина ниже классом, чем мамина «Кольза 800», на которой могут ездить только служащие Министерства игры. В этом тарахтящем мусорном ведре, воняющем тем, что мы ели на неделе, мне каждый раз становится тошно. Но мать не хочет, чтобы я ездил на метро, – из-за киднеппинга. С тех пор как наступил кризис рождаемости, в нашем бедном пригороде иногда похищают тех редких младенцев, что еще появляются на свет, и продают их в богатые районы. Спрос на маленьких мальчиков сильно опережает предложение, поэтому рынок киднеппинга распространяется и на детей предподросткового возраста. Когда я обзаведусь чипом, бояться будет нечего, ведь все чипы отслеживаются. Но до тех пор я должен меньше пользоваться общественным транспортом. Правда, вряд ли мне что-нибудь грозит. Кто захочет получить такого сына – с лишним весом и плохими оценками?
– Ты сегодня какой-то чудной, Томас.
Я стараюсь не смотреть на отца. Он уже снял запотевшую маску, из-за которой ехал зигзагом по раздолбанному шоссе. Если машина завелась, можно не волноваться, в этой модели алкогольные датчики сразу отключаются, чтобы снизить расход отбросов. Зато в «Кользе-800» мотор сам заглохнет, если водитель примет за рулем хоть каплю спиртного. В результате количество аварий, связанных с механизмами защиты от алкоголя, по мнению отца, в два раза больше, чем количество аварий из-за пьяной езды в прошлые времена.
– У тебя какие-то проблемы, малыш?
– Нет-нет, всё в порядке, пап. Просто я думал о том профессоре, что пропал вчера.
– О Лео Пиктоне? Невелика потеря!
– Приятно слышать, – комментирует медведь из моей сумки.
– Это он изобрел мозговые чипы?
– Он самый. Первоначальный замысел был в том, чтобы в больницах сразу же получали информацию из личных дел раненых, потерявших сознание. Пиктон создал стеклянную трубочку величиной с рисовое зернышко, содержащую электронный чип, радиопередатчик, приемник и антенну. Трубочку предполагалось имплантировать в руку. Правительство очень быстро поняло, какую пользу можно из этого извлечь. Министерство энергоресурсов национализировало изобретение…
– Украло! – поправляет медведь.
– …и выдало разрешение на его эксплуатацию компании «Нокс-Ноктис», предоставив им право вживлять чип прямо в мозг. Министерство игры сделало из чипа механизм управления выигрышами и проигрышами. А Министерство госбезопасности пользуется им как средством наблюдения за подозрительными гражданами.
– Но тогда какой он, этот Лео Пиктон, – хороший или плохой?
– Поначалу – наивный, а учитывая последствия – негодяй. Тот, кто думает, что действует во благо человечества, всегда приносит людям только новое зло.
– А может, мир спасают, напившись в стельку и критикуя других? – язвительно замечает медведь. – С таким отцом, как у тебя, ты безнадежен, мой бедный Томас. Открой сумку, мне нечем дышать!
– В молодости Пиктон был из тех, кого называют трансгуманистами. Он считал, что возможности человека надо расширять с помощью передовых технологий, чтобы подправить эволюцию. Но религиозные сообщества выступили против того, чтобы людям вживляли чипы, и тогда правительство упразднило все религии.
Мы медленно трюхаем по разбитой дороге – жалкому подобию автострады. Сегодня с утра ни один фонарь не горит, и в туннелях свет как-то подозрительно мигает. СМИ сообщают, что министр энергоресурсов обвиняет в этом нервно-депрессивных, от которых исходят вредоносные волны, но чем больше их арестовывают, тем чаще происходят аварии.
Я спрашиваю, почему церковь была против чипов.
– Чип – это знак Зверя. Метка Дьявола, если так понятнее. Первыми проявили неповиновение христиане, поскольку в Откровении Иоанна Богослова есть пророчество: «И он сделает то, что всем, малым и великим, богатым и нищим, свободным и рабам, положено будет начертание на правую руку их или на чело их, и что никому нельзя будет ни покупать, ни продавать, кроме того, кто имеет это начертание, или имя зверя, или число имени его» [3].
– Какое число?
– 666 – число, которое фигурирует во всех штрихкодах: 6 в начале, 6 в середине, 6 в конце. 666 – сумма всех цифр в секторах рулетки. 666 – победа Числа над Разумом.
– Значит, победил Дьявол?
Отец вздыхает, тормозя перед коллежем.
– Забудь об этом, иди. Учись, выполняй как следует домашние задания и становись хорошим игроком, а иначе кончишь как я. До вечера, дружок.
Он треплет меня по волосам и снимает блокировку с моей дверцы. Я смотрю, как «Мусорка» уезжает в облаке бананово-салатового цвета. Потом открываю сумку и спрашиваю медведя, согласен ли он с тем, что сказал отец. К моему удивлению, он молчит. Тогда я встряхиваю его хорошенько, и он испускает долгий вздох.
– Твой отец – благородный человек, – говорит он серьезно. – И погибший.
– Почему вы так говорите?
– Потому что я был таким же. Только я находил отдушину не в алкоголе, а в квантовой физике.
– Но это правда – то, что он сказал о Дьяволе?
Медведь отводит глаза. Скрестив лапы, он устраивается на самом дне сумки.
– Не бойся, Томас. Пока я с тобой, тебе нечего опасаться. Правда, сейчас… чем меньше ты знаешь, тем лучше.
– Но ведь Дьявол – это выдумка, разве нет?
– В любом случае, я твой ангел-хранитель. Даже если Дьявол существует, он ничего не сможет тебе сделать.
– Привет, Томас, мы жутко опаздываем!
Я поспешно закрываю сумку и машу рукой Дженнифер, которая галопом несется к коллежу. Из нашего класса она единственная дружит со мной, потому что еще толще меня.
Я припускаю за ней, догоняю, и метров сто мы бежим рядом, тряся своими телесами и улыбаясь на бегу, как будто жизнь прекрасна и мы спешим навстречу чему-то потрясающему.
13
Министерство государственной безопасности, 10:15
В зале контроля № 408 министр государственной безопасности и его коллега из Министерства энергоресурсов внимательно наблюдают за гигантским экраном, на котором беспрерывно передвигаются сотни светящихся точек.
– Уберите изображение.
Оператор нажимает клавишу. Всплывающее окно с 3Dпортретом Робера Дримма и его шестнадцатизначным кодом сворачивается внутрь одной из светящихся точек.
– Дайте изображение коллежа, где учится его сын Томас, – командует министр госбезопасности.
Появляется новая картинка, оператор увеличивает изображение: обветшалое здание в окружении засохших деревьев.
– Так значит, по телефону звонил не отец, а сын? – встревоженно спрашивает Борис Вигор.
– Решайте сами, господа, – отвечает Оливье Нокс по спутниковой видеосвязи. – Если бы вы не пренебрегали наблюдением за профессором Пиктоном, вам не пришлось бы задаваться этим вопросом.
– Мы очень быстро установим, где они, – говорит министр госбезопасности.
Он просматривает информацию, появившуюся в новом окне, после того как оператор набрал на клавиатуре «Дримм Томас», и продолжает:
– В десять утра у мальчика урок физики, который ведет некая Жюдит Бротт.
– Подключитесь к чипу этой женщины, – советует Оливье Нокс.
– Как министра энергоресурсов, – вздыхает Борис Вигор, – меня утомляет такая трата времени… Всё-таки очень неприятно, что мы не можем вживлять чипы детям, чтобы контролировать их напрямую! Мы бы продвигались гораздо быстрее, господин Нокс.
Читать бесплатно другие книги:
