Зов из могилы Бекетт Саймон

Глава 25

Без сознания я пробыл, наверное, минуты две. Очнулся лежащим в грязи, в висках пульсировало, в ушах стоял гул. Издалека раздался крик. Я попытался встать, но ноги не повиновались. Наконец удалось подняться на четвереньки. Застилавший глаза красный туман пропал. Меня вырвало, после чего я встал, опираясь на автомобиль. Сделал шаг на подогнувшихся ногах и снова ухватился за бампер. Фонарик Стефани лежал у переднего колеса, тускло освещая траву. На ней я разглядел Стефани. Она лежала в характерной позе тяжело раненного человека. На её лицо было жутко смотреть. Конечно, Стефани Кросс знала, как себя защитить, но не от Монка, не от его мощных ударов.

Помочь я ей сейчас ничем не мог, как и её напарнику. Надо ждать прибытия помощи. Я попробовал включить в салоне свет, и он, к моему удивлению, загорелся. Слабо, но достаточно, чтобы увидели машину. Затем открыл багажник, вытащил оттуда одеяло и накрыл им Стефани. После чего направился туда, где скрылись Софи и Монк. То есть наугад, освещая путь фонариком, время от времени выкрикивая имя Софи.

Но отклика не было. Тишину нарушало лишь моё хриплое дыхание да шелест мокрых веток. Я брёл, уныло размышляя о том, как всё основательно продумал Монк. Похоже, давно следил за домом и видел, как туда приехали полицейские. Затем позвонил, чтобы выманить нас из Падбери, и встретил, выставив на дороге чучело, на которое мы натолкнулись. В таком тумане не мудрено было принять его за человека.

Пройдя ярдов пятьдесят, я остановился, осознав, что дальше идти нет смысла. В темноте их всё равно не найдёшь. Значит, надо вернуться к Миллеру и Кросс и ждать прибытия помощи.

На обратном пути я светил себе фонариком под ноги, пытаясь разглядеть свои следы. Неожиданно в стороне я заметил другие следы. Моё сердце заколотилось. Вот, значит, где прошла Софи, а за ней Монк. Вряд ли ночью в такую погоду в этих краях прогуливался кто-нибудь ещё. Я свернул и, оскальзываясь на мшистых камнях, двинулся по следам. Чуть дальше у деревьев они закончились. Хлюпая по грязи, я прошёл по заросшей травой тропе в лес и неожиданно упёрся в скалу. Луч осветил железные решетчатые ворота, загораживающие вход в пещеру. Нет, это была не пещера.

Рудник.

Лукас говорил о заброшенном оловянном руднике в нескольких милях от Падбери, но упомянул, что он замурован. Оказалось, нет. Ржавые ворота болтались на петлях, рядом в грязи валялся сломанный висячий замок.

Я приблизился к входу, посветил фонариком внутрь. Каменный туннель тянулся в темноту.

Что теперь? А ведь я даже не решил, как поступить, если настигну их. Мне и в голову не приходило, что Софи и Монк могут скрыться под землёй в старом руднике. Его зияющая чернота внушала первобытный страх. Но его нужно превозмочь, потому что нельзя оставлять Софи в руках дартмурского маньяка.

Я достал мобильник. Голубой дисплей вспыхнул, рассеяв на мгновение темноту. Как и следовало ожидать, сигнал отсутствовал. Я положил у ворот свой бумажник, для полицейских, и, сжав в руке фонарик, двинулся по штольне.

В тесном проходе едва можно было выпрямиться под холодным пронизывающим ветром, пахнущим старым подвалом. С дощатого потолка штольни капала вода, образовывая на покатом полу тонкий ручеёк. Я шёл минут пять. Уклон становился всё круче, а затем пол выровнялся. Штольня расширилась в обе стороны, сводчатый потолок теперь стал в два раза выше. Я воспрянул духом, но ненадолго. Вскоре дорогу мне преградила гора камня и сланцевой глины. Завал.

Запруженный ручеёк превратился в большую лужу. Я побродил по ней, светя фонариком, в надежде найти обход, но ничего не увидел. Как же так? Монк провёл Софи дальше, это несомненно. Но никаких проходов нигде не было. Я продолжал светить фонариком, внимательно осматривая завал со всех сторон и наконец заметил. На самом верху в углу зияла дыра, почти невидимая снизу.

Вот, значит, куда они скрылись. Разумеется, Монк знал здесь все ходы и выходы. Снаружи вход в рудник был закрыт, но в этих подземельях дартмурский маньяк был полновластным хозяином. Но что там дальше? Я полез по камням. Проход образовала отколовшаяся вверху туннеля гранитная глыба. В углу между потолком и стеной зияла щель примерно три фута шириной и два высотой. Как в неё пролез Монк?

Проход был настолько узкий, что по нему можно только ползти, не имея возможности развернуться. Если возникнет желание вернуться, придётся двигаться задом. Я просунул голову в щель. Прижался щекой к холодному шероховатому граниту. Нет, невозможно. А если эта висящая в нескольких дюймах над головой глыба вдруг рухнет? Ведь такое уже было, раз образовался завал. Войти-то сюда войду, а как потом выйти? И вообще, я уже сделал всё возможное. Сюда должны прийти специально подготовленные спелеологи и полицейские. А что могу сделать я один?

Интуиция подсказывала, что самое лучшее сейчас — вернуться, пока не поздно. И никто меня за это не осудит. Тем более что я не знаю, этим ли путём ушёл Монк с Софи. Но даже если я их догоню, что произойдёт? Нет, разумнее вернуться и ждать помощи. «А Софи, значит, пусть пропадает? Неизвестно, что с ней, пока я теряю попусту время».

Я втиснулся в щель. Тут было просторнее, чем я ожидал. Конечно, иначе Монк не сумел бы пролезть. Но почему я решил, что он пролез именно здесь?

Казалось, миновала вечность, прежде чем впереди, в стене, показался тёмный проход, за которым начиналась длинная низкая пещера. Пол шёл под уклон, вдалеке журчала вода. Выбраться сюда оказалось непросто. Надо было лезть вперёд, а затем прыгать. Слава Богу, невысоко, и я приземлился на ноги, даже не упав. В общем, стоять тут мне было можно, а вот человеку повыше ростом пришлось бы пригнуться.

— Софи! — позвал я, светя фонариком. — Софи!

Мой крик прокатился громовым эхом по пещере и затих. Единственным ему откликом было журчание невидимого в темноте ручья. Я двинулся дальше. Вскоре мне пришлось согнуться почти вдвое. Лукас говорил, что в этой части Дартмура нет никаких пещер. Но место, где я сейчас находился, было создано не руками человека, а природой. Значит, он ошибался, подумал я и ударился головой о камень.

Непроизвольно вскрикнув, я уронил фонарик. Пытался подхватить, но не успел. Фонарик ударился о камни. Свет блеснул на мгновение и погас. Я нащупал его ногой, но фонарик быстро покатился и упал с обрыва. Оказывается, там впереди был обрыв. Но это уже не имело значения, потому что теперь меня окружал сплошной мрак.

Я замер, потрясённый чудовищностью случившегося. Вот, оказывается, как всё просто. Только что была какая-то надежда, а теперь её нет. Конец.

Вглядываться в черноту, где исчез фонарик, было бесполезно. Он погас при падении. Темнота, казалось, обладала всеми свойствами материального тела. Имела размеры и вес. Её сопровождала тишина, нарушаемая плеском невидимой воды. Но паниковать было рано. Дрожащей рукой я нащупал в кармане мобильник. Крепко сжал его, водя пальцем в поисках нужной кнопки. Дисплей вспыхнул голубым сиянием. «Слава Богу». Оно не было таким ярким, как у фонарика, но разве сейчас это важно? Подняв его повыше, я стал двигаться к обрыву, куда укатился фонарик. Главное, его найти, а заставить работать будет несложно. Наверное, при падении там что-то отсоединилось.

Мне удалось сделать всего несколько шагов, как дисплей погас. Я ощутил настоящий страх. Но оказалось, что телефон перешёл в ожидающий режим, и, когда я нажал кнопку, он снова осветился. Звук журчащей воды становился громче, в воздухе ощущалась сырая промозглость. А нагибаться приходилось всё ниже. Похоже, дальше придётся опять ползти.

Я был уже к этому почти готов, как вдруг зазвонил телефон. Словно рядом разорвалась граната. На мгновение снова вспыхнула надежда, прежде чем я осознал, что сюда никто не смог бы дозвониться. Звонок не был сигналом вызова. Нет. Это было предупреждение, что разрядился аккумулятор. Только и всего.

В последний раз я заряжал его много дней назад. Надо было поставить телефон на зарядку хотя бы перед поездкой в Дартмур, но я забыл. Здесь Сеть настолько неустойчива, что мобильником я почти не пользовался.

Я вгляделся в изображение мигающей батарейки, и, будто подтверждая намерения телефона, дисплей погас. Дрожащими пальцами я нажал кнопку. Дисплей осветился, и почти сразу же снова раздался звонок. Сколько времени продержится заряд при светящемся дисплее, определить невозможно. Но наверное, недолго.

Я бросил отчаянный взгляд в сторону спуска. Это был всё же не обрыв, а спуск, и находился он в нескольких ярдах отсюда. Но как я найду там в темноте фонарик? И заработает ли он? Теперь я сомневался. Нет, рисковать нельзя. Нужно возвращаться, пока есть возможность, и прийти сюда с людьми. Главное — добраться до штольни, а там она сама выведет на поверхность. Я сделаю это, даже если телефон разрядится.

Я попытался восстановить дыхание и двинулся обратно к щели. Старался идти быстро, но плелся медленно, потому что был согнут в три погибели. За это время дисплей телефона гас дважды. Каждый раз я замирал и затаив дыхание осторожно нажимал кнопку, возвращая его к жизни.

Примерно на половине пути дисплей погас в пятый раз. Я быстро нажал кнопку. Ничего не произошло. Нажал другую. Затем третью. Дисплей оставался темным. В кромешном мраке я нажимал все кнопки подряд, молясь, чтобы свет появился хотя бы на несколько секунд.

Но он не появился. Морщась от давящей на глаза черноты, я опустил телефон в карман.

Идти было некуда.

Глава 26

Я устроился на камне. Стоило прекратить движение, как началась дрожь, когда под одежду проник холодный влажный воздух пещеры. Однажды я заблудился в темноте на шотландском острове. Тогда казалось, куда уж хуже. Оказывается, есть куда. Очень хотелось попробовать найти в темноте путь к проходу, которым я сюда пришёл. Вернее, приполз. Я знал, что он где-то близко. А уж из штольни выбраться на поверхность казалось проще простого.

Но, двигаясь вслепую, можно потерять ориентацию. И даже если я нащупаю какой-то проход, откуда мне знать, что это тот самый. А если он меня приведёт в другую пещеру, откуда нет выхода?

Нет, надо оставаться на месте. Скоро полицейские обнаружат сломанные ворота и мой бумажник. Начнутся поиски. Если я сумел найти ведущий сюда проход, то и они, несомненно, отыщут. А если нет?

Я попробовал оживить телефон, надеясь, что какой-нибудь остаточный заряд осветит дисплей на несколько секунд. Не получилось. Теперь у меня было время подумать, и я пришёл к выводу, что все мои действия были невероятной глупостью. Даже если бы я догнал Монка, то вряд ли стал бы с ним драться. Мне не пришло в голову взять пистолет у Стефани, но, если бы он сейчас был у меня, я не смог бы им воспользоваться. Я не умел стрелять. Нет, надо было оставаться у автомобиля, ждать помощи и следить за состоянием Миллера и его напарницы. Вместо этого я сидел под землёй в пещере, о существовании которой, может, никто не подозревает. В то время как Монк…

Я положил голову на колени и обхватил их руками в попытке сохранить те частицы тепла, которые оставались. Ощущение времени было давно потеряно. Сколько я тут просидел? Час, два, пять минут? У меня были часы, но в темноте циферблат не разглядишь.

Дрожащий, съёжившийся, я напрягал слух, но ничего не слышал, кроме шорохов и плеска воды. Вскоре я начал кричать, пока не заболело горло. И опять ответом мне было лишь журчание воды. Чувствуя себя беспомощным, как никогда в жизни, я закрыл глаза и попытался расслабиться. Странно, но я заснул. Настолько, видимо, выбился из сил.

Проснувшись, я несколько секунд не понимал, где нахожусь. Зачем-то засуетился, стал подниматься и, чуть не ударившись о камень над головой, снова сел. Теперь уже полностью осознавая безвыходность ситуации. Принялся разминать затёкшие ноги.

Неожиданно до меня донёсся какой-то шум. Показалось, будто упали несколько камней. Я замер, прислушался. Шум повторился и больше не прекращался. Становился громче. Ко мне кто-то приближался.

— Сюда, — крикнул я. — Сюда! — С бешено колотящимся сердцем я вглядывался в темноту. Наконец вдалеке появился свет. — Сюда! Сюда!

Танцующий жёлтый луч фонарика тянулся в мою сторону, и только когда он стал ярче, я сообразил, что свет движется с дальнего конца пещеры, а не со стороны входа в рудник. Это не группа спасения, а… Крик застрял в горле. По мере приближения света во мне росла унылая покорность судьбе. Вот уже можно было разглядеть огромную махину и уродливую бритую голову. Я чувствовал исходящее от него зловоние.

Монк остановился в нескольких футах от меня. Чуть опустил фонарь, и я увидел, как тяжело вздымается и опускается его грудь. Каждый вздох сопровождался слабым хрипом. Грязная армейская куртка была ему мала, едва не лопалась на массивных плечах. Он долго рассматривал меня своими глазами-пуговицами, а затем негромко бросил:

— Чего расселся? Вставай.

В этом подземном лабиринте Монк ориентировался как у себя дома. Протискивался сквозь узкие расщелины, ведущие в проходы, которые, казалось, пронизывали скалу во всех направлениях. Где-то можно было идти, выпрямившись во весь рост, а где-то лишь ползти. Всюду сверху капала вода. Он без колебаний заползал в щели, куда я никогда бы сам не рискнул сунуться. И, несмотря на свои габариты, ни разу ни за что не зацепился и не ударился. На поверхности Монк выглядел огромным неуклюжим увальнем, но здесь обнаруживал удивительную ловкость. Это была его стихия.

Он молча двигался вперёд не оборачиваясь. Казалось, ему было безразлично, следую я за ним или нет. Я заставил себя идти не сразу, а только когда впереди начал меркнуть свет.

Монк, конечно, знал, что я иду сзади. Я ощущал безнадёжность. Всё на свете потеряло смысл. Какого чёрта я залез сюда, в это подземелье? Зачем? Куда он меня ведёт? Мысль, что выход на поверхность становится всё дальше, приводила меня в ужас, но мне просто некуда было деваться. Если бы Монк хотел меня убить, он бы давно это сделал. И самое главное: я должен найти Софи.

Мы вышли в проход, где можно было идти не сгибаясь. Монк двинулся дальше не останавливаясь. Вот тут я его догнал и запыхавшись спросил:

— Где Софи?

Он продолжал идти молча, не замедляя шага. И тогда я схватил его за руку, похожую на кусок дерева.

— Ты только скажи, она жива?

— Заткнись.

Монк высвободил руку без малейшего усилия, но я повалился на землю. И с трудом поднялся, встав вначале на четвереньки. Его голос наполнил пространство хриплым громыханием. Монк повернулся, чтобы продолжить путь, но вдруг опёрся о камень и согнулся почти вдвое, сражённый приступом жестокого кашля. Острые спазмы долго сотрясали его плечи, затем он сплюнул комок мокроты, тяжело дыша, вытер ладонью рот и двинулся дальше.

Я шёл за ним, обдумывая увиденное. Мне и раньше всё это казалось подозрительным — его влажное хриплое дыхание в телефонной трубке, то, что он сплюнул на пол в доме Уэйнрайта. И вот сейчас этот кашель подтвердил мои предположения.

Монк серьёзно болен.

Правда, это не делало его менее опасным. Сил у этого человека оставалось ещё достаточно. Я едва за ним поспевал, понимая, что если отстану, то пропаду. Сейчас Монк был моей единственной надеждой. Я плёлся за ним вверх по проходу, устремив взгляд в его широкую спину, утопая в воде, и вдруг свет погас.

Я резко остановился, отгоняя мысль, что это садистский трюк оставить меня здесь медленно умирать. Вскоре свет забрезжил справа. Я двинулся к нему и остановился у расщелины в скале. Хрипы Монка доносились с противоположной стороны, что означало, что он уже туда пролез. Как ему это удалось? Невозможно представить.

Расселина тянулась вверх под острым углом. Я начал протискиваться в неё, стараясь не потерять из виду слабеющий свет. Но он быстро тускнел. И вот наконец наступила темнота, и я больше не слышал шагов Монка. Теперь главное было не останавливаться, не давать страху парализовать тело.

Затем проход, сделав резкий зигзаг, неожиданно расширился, и я увидел впереди свет. А вскоре оказался в небольшой пещере, где меня после кромешной темноты ослепил тусклый, стоящий на полу фонарь. Неподалёку газовый нагреватель с шипением вырабатывал тепло, без которого в этой пещере можно было бы замёрзнуть. Когда мои глаза привыкли к свету, я разглядел на полу сумки, бутылки и банки. Монк присел на смятое одеяло, глядя на меня своими мёртвыми глазами.

В углу, съёжившись под одеялом, лежала Софи. Она тоже смотрела на меня.

— Боже… Дэвид…

Я опустился рядом с ней на колени, и она, дрожа всем телом, обвила руками мою шею.

— Теперь всё будет в порядке, — прошептал я, гладя её волосы.

Видеть Софи живой и, кажется, невредимой было огромным облегчением. Бледная, лицо заплаканное, ссадина по-прежнему багровая, но было в ней что-то не совсем нормальное, на что, переполненный эмоциями, я поначалу не обратил внимания.

— Как хорошо, что он тебя не тронул, — сказал я.

— Пока нет, — отозвалась она.

Что бы там ни было на уме у этого дартмурского маньяка, но по сравнению с другими его жертвами Софи выглядела много лучше.

Правда, пока.

Он наблюдал за нами, свесив с колен свои огромные руки, поцарапанные и в ссадинах. Я поискал впадину у него на лбу, но она сейчас пряталась в тени. Если кое-что подправить, не очень много, то можно было бы писать портрет питекантропа в его пещере.

И болен он был, кажется, серьёзнее, чем я думал. Опущенные в изнеможении массивные плечи, осунувшееся лицо болезненного желтушного оттенка, хриплое дыхание со свистом — всё это свидетельствовало о наличии тяжёлого респираторного заболевания, скорее всего пневмонии. Человек в таких условиях долго не протянет. Но Монк не был нормальным человеком. Так что его болезнь пока ничего не значила. Он пристально смотрел на нас своими тёмными немигающими глазами. Я поёжился под его взглядом.

— Зачем тебе два заложника? Отпусти её.

— Мне вообще не нужны заложники, — ответил он, скривив рот в привычной усмешке. — Думаешь, я тебя не помню? Но теперь ты не такой храбрый, как тогда, правда?

К сожалению, сейчас храбрости во мне было кот наплакал.

— Так зачем ты привёл нас сюда?

— Я привёл её. А ты сам пришёл за мной.

— Но ты нашёл меня. Зачем?

Монк отвернулся, чтобы откашляться, затем оперся о каменную стену. Его дыхание успокоилось, но лёгкие действовали как сломанные кузнечные мехи.

— Спроси её.

Я повернулся к Софи. Она, дрожа, прижалась ко мне.

— Я… мы услышали твой крик. Он донёсся сюда. И я тогда сказала ему, что ты сумеешь помочь.

— В чём помочь?

Софи осторожно посмотрела на Монка.

— Понимаешь, он… он говорит, что не может вспомнить…

— Да, не могу! — неожиданно крикнул Монк так, что чуть не затряслись стены маленькой пещеры. — Стараюсь, но не могу. Хоть убей. Раньше это значения не имело, а теперь имеет.

Монк провёл покрытыми струпьями руками по черепу, на котором уже начала отрастать щетина. Его рот болезненно скривился.

— Мне нужно знать, что я натворил.

В этой тесной пещере понятия времени не существовало. По пути сюда я сломал часы, разбив стекло, и теперь стрелки застыли между двумя и тремя часами. Неизвестно, дня или ночи. Впрочем, какая разница? Свет от фонаря на полу, сопровождаемый убаюкивающим шипением газового нагревателя, придавал всему окружающему потусторонний вид. Духота не облегчала состояния Монка, но пока ещё было терпимо.

Я сел на ватное одеяло и прислонился к стене. Софи, свернувшись, прижалась ко мне. Монк, похоже, успокоился. Он тихо сидел, опустив голову, и в этой позе казался странно беззащитным. Я подумал, что он заснул.

— Что он имеет в виду? — прошептал я.

Софи молчала.

Я говорил очень тихо, не сводя взгляда с Монка.

— Какая помощь ему нужна?

— Ой, этот свет такой яркий, — простонала Софи. — У меня от него болит голова.

Я изменил позу, чтобы загородить её от фонаря.

— Софи, давай рассказывай. Это важно.

— Он… — проговорила она, массируя виски и с опаской поглядывая на Монка, — говорит, что не может вспомнить ничего об убийстве этих девушек. И не помнит, чтобы где-то их закапывал. Он думал, что я могу ему помочь, потому что говорила насчёт помощи в отыскании захоронений. Но одно дело — стимулировать память, а другое — её вернуть. Тут я бессильна.

Софи тихо заплакала. Я притянул её к себе.

— Пожалуйста, успокойся и продолжай.

Она вытерла глаза.

— Вот почему он копал эти ямки у захоронения Тины Уильямс. Думал, что если найдёт что-нибудь, увидит трупы, это заставит его вспомнить. Поэтому он тогда погнался за нами, увидев меня. Но я… ничем не могу ему помочь.

Я погладил её спину, осторожно наблюдая за Монком.

— Что он имел в виду, говоря, что раньше это значения не имело, а теперь имеет?

— Не знаю. Но когда я услышала твои крики… Понимаешь, было ясно, что ты в беде, и единственный, кто мог тебя выручить, был он. Я сказала ему, что ты, наверное, поможешь. Видимо, не следовало этого делать.

Она снова принялась плакать, пока в изнеможении не заснула. Я погладил её спину, затем попробовал подняться, но не смог. Не было сил. Всё тело болело, я чувствовал себя совершенно разбитым, но обязан был бодрствовать. Напротив меня на одеяле неподвижно сидел Монк.

Считалось, что он лжёт, утверждая, что не может вспомнить, где захоронены сестры Беннетт. Оказывается, действительно не может. Хотя какое это имеет значение? Допустим, у него определённого типа амнезия, но разве от этого он перестал быть маньяком?

Я тщетно пытался придумать способ, как отсюда выбраться, сознавая, что его не существует. Монк по-прежнему сидел не двигаясь, глубоко и мерно дыша.

Может, попробовать убить маньяка, пока он спит? Но даже если предположить, что мне удастся это сделать и он не проснётся и не разорвёт меня на части, я ведь понятия не имею, как выбраться отсюда на поверхность.

Я стал оглядывать пещеру в надежде увидеть что-нибудь, что могло бы помочь. На полу валялись пустые бутылки из-под воды, обёртки от еды, канистры из-под бензина и использованные батарейки. Маркировка на некоторых свидетельствовала, что они пролежали тут много лет. Монк принёс их, когда прятался в этой пещере в первый раз. Недалеко от меня валялись разорванная в клочья телефонная книга и аптечные пакеты с микстурой от кашля, антибиотиками и небольшими коричневыми бутылочками, в которых я распознал нюхательную соль. Вначале она меня озадачила, но я вспомнил, как несколько дней назад полицейская собака не смогла взять след. Нюхательная соль содержала нашатырь.

И ещё там был пластиковый пакет, наполненный дурно пахнущей землёй. Этот мускусный запах был мне знаком, но я не мог понять откуда. Поглядывая на Монка, я продолжал копаться в его вещах. Осторожно сдвинул крышку на одной коробке и застыл, увидев, что лежит на дне.

Чёрный цилиндрический фонарик.

До него можно было дотянуться. Если он исправен, тогда ещё есть надежда. Может, нам удастся усыпить бдительность Монка, и…

Осторожно, чтобы не потревожить Софи, я наклонился к фонарику и протянул руку. Мои пальцы были всего в нескольких дюймах от него, когда я ощутил тревогу и поднял голову.

На меня смотрел Монк.

Вернее, его взгляд был устремлён на какой-то предмет. Я облизнул пересохшие губы, пытаясь сообразить, что сказать. Но тут он вдруг вскинул голову, скривив рот в своей извечной усмешке, и… захохотал. Это был жуткий сдавленный смех, внушающий суеверный страх. В его горле клокотала мокрота. Постепенно смех становился громче и тоном выше, плечи судорожно тряслись. Затем Монк неожиданно с силой ударил своим покрытым струпьями кулаком в каменную стену. И, не поморщившись, продолжая смеяться, ударил снова.

Софи пошевелилась во сне. Не отрывая взгляда от Монка, я погладил её плечо, и она затихла. Тем временем смех Монка начал стихать. В любой момент я ожидал, что он повернёт свои мёртвые глаза в нашу сторону, но он нас вообще не замечал. Наконец последние бульканья вырвались из его груди, и он застыл, полуоткрыв рот, будто под наркотиком. С руки, которой он колотил о стену, капала кровь.

Вот оно что… Монк подвержен припадкам — одной из разновидностей эпилепсии. Я знал, что он психически неустойчив, но это было совсем иное. Страдающие подобными заболеваниями не осознают своих припадков, и когда они заканчиваются, не понимают, что с ними случилось. Почему же никто об этом никогда не говорил? Я вспомнил слова Роупера, произнесённые восемь лет назад:

«Он тут взбрыкнул вчера вечером, пришлось усмирять. Дело в том, что иногда, когда гасят свет, у него случаются приступы смеха. Он хохочет, не может остановиться. А затем начинает буйствовать. Вот почему охранники прозвали его смехачом».

Монк пошевелился и прищурился, будто просыпаясь. Его сразил очередной приступ кашля. Когда он наконец закончился, Монк прочистил горло и сплюнул на пол. Потрогал лицо рукой, которой бил в стену, и, увидев на ней кровь, нахмурился. Потом взглянул на меня, осознав, что я за ним наблюдаю.

— Чего пялишься?

Я опустил голову. Поднял с пола пакет с антибиотиками и показал ему.

— От кашля это тебе не поможет.

— А ты откуда знаешь?

— Я доктор.

— Ну и пусть.

Он махнул рукой, затем остановил взгляд на голове Софи, покоящейся на моих коленях, и его тёмные глаза вспыхнули.

— А это что такое? — быстро спросил я, толкнув ногой пакет с землёй.

Необходимо любым способом отвлечь Монка от Софи.

— Земля с мочой лисицы.

— Зачем?

Монк пожал плечами.

— Для собак.

Теперь было понятно, что это за вонь. У лисиц моча имеет резкий характерный запах, и они ею метят свою территорию.

— Разве это собак одурачит? — спросил я.

— Их — нет, а вот проводника — да.

Всё же я недооценил сообразительность этого человека. Полицейскую собаку моча лисицы не собьёт с толку, а вот неопытный проводник, учуяв запах, может подумать, будто собака взяла неверный след.

Я решил не давать ему передышки и продолжил разговор:

— Считается, что в этом районе нет никаких пещер.

— Да, о них никто не знает, — кивнул Монк.

— Ты здесь прятался, когда тебя искали за убийства девушек?