Лестница из Терновника. Знакомство Далин Макс
Да и так, вроде, тоже не срастается. Король, небось, немало вкладывает в наследника — и что будет, если у потенциального продолжателя твоего дела рука в поединке дрогнет?
И какое во всём этом видится не характерное для Земли демонстративное благородство! У деревенского мальчишки и королевского сына — равные права! На трон! Ядрён батон…
Вся процедура направлена на подтверждение и подчёркивание этого равенства возможностей. Астролог уточняет даты рождения — ни один ни на час не старше. Ладони сравнивают, телосложение — чтобы создать ощущение равенства оружия. В высшей степени возвышенно и чисто — диву дашься.
И очень интересно, если эти церемонии — ширма для чего-то. Ра, естественно, не понимает, родителям, конечно, наплевать — на всё пойдут ради статуса, как иначе-то… Печально, что и я не понимаю. Ах, как было бы вкусно разложить для Земли местную интригу… но пока не хватает данных, не хватает, хоть мне и больше везёт, чем моим предшественникам.
А Ра, улучив минутку, окликает меня.
— Ник, отвези для меня записку в поместье Ча? Никому не говори, пожалуйста…
— Конечно, отвезу. Не беспокойся, Господин.
Этот Ча учит Ра экстремальному фехтованию. Тот самый, к слову, типчик с девчоночьей мордочкой, который застал Н-До с Лью на Празднике Листопада и за три минуты растрепал всем гостям об этом приключении. Скользкий типчик, не слишком-то мне нравится, и его дружба с Ра странно выглядит: Ар-Нель из Семьи Ча старше Ра лет на пять, если не на все шесть — и весь такой гадко-манерный, аристократик-ломака. «Мой милый, мой дорогой» — сюси-пуси, слащаво-жеманным тоном, а в драке на мечах использует очевидно грязные приёмы и, кажется, носит стилет в рукаве… Я бы такому пятак не доверил; братья Ра его тоже не любят, хотя, кажется, восхищаются, как опасным бойцом.
Мне хочется предостеречь Ра, но некогда.
Я беру лошадь и отправляюсь в поместье Ча. Конюху говорю, что выполняю поручение Младшего Господина, но не уточняю. Он и не требует — до меня по-прежнему никому нет дела, конюх тоже по горло во всеобщей суете: решил, что на всякий случай медные бляхи на упряжи должны гореть огнём уже сейчас. Тем лучше.
Лошадка — обрезанная смирняшка. Наверное, правильнее было бы назвать её «мерином». Рысь у неё, впрочем, довольно бойкая.
В Кши-На начинается зима. День стоит серый, то и дело порошит снег. Холодно; я жалею о «драненькой куртейке» из синтеплена, в ней куда теплее, чем в кафтане, подбитом ватой, и плаще, которыми меня пожаловали князья Л-Та за верную службу.
Выясняю у встречных-поперечных, как проехать к поместью Ча. Не столько сложно найти, сколько далеко — трачу на дорогу часа три. Давненько не выезжал за пределы замка Л-Та: чувствую себя вырвавшимся на свободу. У меня отличное расположение духа.
Поместье Ча кажется весьма зажиточным. Я вижу в полях клади здешнего «хлеба» или «кукурузы», укрытые рогожей, да и деревенька, попавшаяся по пути, не маленькая, ухоженная такая. Барский дом стоит на высоком холме поодаль, по-моему, его вполне можно назвать замком. Острая башня, украшающая главный флигель, втыкается в снеговую тучу штыком. Холм окружает обширный сад, состоящий из подстриженных плодовых деревьев и неизменной акации.
Ворота в ажурной чугунной ограде гостеприимно распахнуты; вообще, дом Ча выглядит очень раскрыто — заходите, гости дорогие. Встреченный в парке толстый лакей в меховой безрукавке весело машет мне рукой, не справляясь о цели визита — не часто сюда заезжают недоброжелатели.
Пергаментный «витраж», прикрывающий главную залу, изображает фениксов, резвящихся в позлащённых небесах. В лестницу из сплошных шипов здесь не верят.
Мальчик лет десяти, похожий на котёнка, уводит мою лошадь. Пажи хихикают из-за пергаментных картин — не иначе, как над моей рожей. Привратник нестар и шустр, он обещает немедленно сообщить господам, меня же провожает в приемную, убранную в чисто классическом стиле: стены, оклеенные шёлковой бумагой, украшают каллиграфические надписи «Весёлое сердце приведет в эдем», «Кто смотрит, тот и видит» и «Небеса помогают отважным».
Каллиграфия в Кши-На — совсем особый вид искусства. Грамотны все, почти поголовно; даже деревенский домик, этакую глиняную мазанку, обычно украшает каллиграфическая надпись на дощечке, что-нибудь в духе «Любящие руки землю превращают в золото». Подростки-плебеи развлекаются, рисуя имена или прозвища в сложном каллиграфическом стиле пальцем на спине у водящего — чтобы он угадывал. У аристократов — похожая игра, только рисуют кончиком мокрой кисти по ладони, заставив завязать глаза, что придаёт игре чуть-чуть эротический оттенок. В Кши-На — культ написанного слова, страсть к афоризмам и цитатам и нежная любовь к процессу визуализации собственных мыслей, всё равно, посредством картинки или каллиграфического текста.
И море вариантов написания одного и того же знака — тут уж деревенщину с джентльменом не спутаешь! Даже книжные шрифты сильно отличаются — и их, говорят, отливают из серебра.
Фонетическое письмо. Способы начертания знаков — от очень упрощённых, легко вышиваемых или вырезаемых на деревяшке ножом, до изощрённых шедевров стиля, создающих настроение одним своим видом…
Однако я задумался.
Ар-Нель появляется минут через пять, не больше. Он и дома увешан побрякушками, как ёлка — ожерелье, браслеты, длинные серьги… Смотрит на меня с понимающей улыбкой:
— Привёз письмо от моего юного друга, Ник? Приехали послы из Столицы, не так ли? Дай мне письмо.
Я протягиваю письмо. Он читает, поглядывая на меня. Я разглядываю мелкий орнамент на кайме его шарфа и считаю про себя до десяти и обратно — Ар-Нель меня раздражает.
Он дочитывает письмо, небрежно складывает его и суёт в широкий рукав.
— Скажи маленькому Л-Та, что я непременно буду у него завтра, Ник. Скажи, что я рад… Впрочем… Пойдем со мной.
Решил написать ответ. Я киваю, поднимаюсь за Ар-Нелем в его кабинет.
Мне кажется, что у этого типа воображение дятла, но в кабинете неожиданно уютно. Мне вдруг очень нравится акварелька, наклеенная на доску — уморительная грустная птичка, долгоносая, на тоненьких ножках, похожая на взъерошенного куличка, стоящая в пене прибоя и печально взирающая на далёкий горизонт. В уголке каллиграфическая надпись, врисованная в контур сердца: «Счастье, где же ты?» Не важно, рисовал Ар-Нель эту картинку или купил; она выдает такую милую самоиронию, что моё раздражение несколько проходит.
Ар-Нель выдёргивает из пачки листок бумаги с красным обрезом и принимается тереть тушь.
— Сядь, — говорит он мне с насмешливым дружелюбием. — Хочешь чаю?
Я на миг теряюсь. Чёрт знает, что полагается по этикету… Впрочем, плевал я, горец, на этикет! У меня отличная легенда.
— Да. Спасибо, Господин.
— Налей, — кивком показывает на «чайник» на поставце. — Возьми печенья.
Трёт тушь и наблюдает. Интересненько…
Я беру сухое печенье. Откусываю. Осыпаюсь крошками, отряхиваюсь. Фиг ли нам, горцам. Ар-Нель наблюдает с полуулыбкой.
— Ник, — говорит он вдруг, — расскажи мне о своей деревне?
Этот шкет меня поражает. С чего бы такое внимание к моей скромной особе?
— Что рассказать? — спрашиваю я. — Ничего интересного, деревня как деревня.
— Отчего? — возражает Ар-Нель. — Ведь твоя деревня не в Кши-На? Там где-то, в горах Хен-Ер? Никто из моих знакомых там не бывал. Так далеко и люди, я полагаю, живут иначе?
Любопытному на днях прищемили нос в дверях. Я — неразговорчивый дикарь. И мне не положено посвящать кого попало в собственную частную жизнь.
— Люди как люди.
— В чём твоя вера, Ник?
Оп-па!
Об этом ещё не спрашивал никто. Вероятно, по умолчанию считали, что я верю в какой-нибудь вздор. Или — что в День и Ночь, как местные жители. Деревенский люд теософия не занимает, а господам не приходило в голову интересоваться такими вещами у слуги. Точный расчёт был, оправдался — но ведь не разработана религия в легенде, ни пса мы ещё не знаем о здешнем религиозном мышлении, и уж тем более — до такой степени, чтобы создать некую религиозную систему наподобие местных!
Да что ему далась моя вера? Больше всех надо…
Штирлиц посмотрел в небо.
— Зачем тебе, Господин?
— Любопытно.
Ах ты, ёлки-палки! Ладно, попробуем. Чтобы не завраться, будем держаться того, что знаем.
— В сына Творца.
— А кто его мать?
— Земная женщина.
— С ней сражался сам Творец?!
Тьфу ты, дьявол! Год спокойно общался с аборигенами всех сословий! Принесло на мою голову! Чуть не выбил из роли, поганец… Ладно, я сглупил, тут надо тупить. Бубнить ерунду. Да мы тут… в нашей… исконной, посконной…
— Господин, я не умею говорить на такие темы.
— Это тайна?
— Ага. Сакральная тайна.
— Ты вылечил молитвой воспалившееся лёгкое. Я думаю, ты обращался к сильному божеству. Мне жаль, что ты не хочешь мне рассказать, Ник…
Змеёныш… слишком много понимает для аристократика.
— Да не то, что не хочу — я не умею, Господин. Я — человек неучёный…
— У тебя удивительно правильная речь для деревенского мужика. Ты быстро учишься, хоть и немолод.
— Просто память хорошая.
— Ты — Мужчина, Ник?
Час от часу не легче. Может, ему накостылять, всё-таки, чтобы не лез не в своё дело? Или… слишком как-то профессионально вытаскивает на левые темы. Тупим, тупим! Смотрим, как баран на новые ворота:
— Мужчина, Господин.
Улыбается. Жеманно крутит рукой в воздухе:
— Пустяки. Это я так спросил, — обмакивает в тушь кисточку. — У меня красивый почерк, Ник?
Пожимаю плечами.
— Не смыслю в каллиграфии, Господин, — да что ж ты пристал ко мне?
— Мне показалось, что тебе понравился рисунок, — снова улыбается. — Меня учил Господин А-Тох. Я хороший ученик, как ты думаешь?
Усмехаюсь. Барские забавы.
— Хороший. Симпатичная птичка.
— Ты устал от этого разговора — или мне кажется?
С чего бы мужику уставать от дурного трёпа?
— Тебе кажется, Господин. Просто — много дел сегодня. Весь дом на ушах стоит. Младший-то Господин, знаете?
Поднимает с конторки исписанный листок, помахивает им, просушивая тушь. На самом деле, почерк хорош. Лучше, чем у моих князей — креативная каллиграфия, с претензией. У этого типчика, похоже, манеры настоящие.
Подает мне свернутое письмо, запечатанное восковой звёздочкой.
— Иди, Ник. Мы когда-нибудь поболтаем ещё — когда ты будешь меньше занят мыслями о своих сюзеренах. Правда?
Снова усмехаюсь. Обещающе.
— Конечно.
Ага. Щас. Забираю письмо, кланяюсь, разворачиваюсь, чтобы уйти.
— Ник! — окликает Ар-Нель. — Расскажи мне когда-нибудь про сына Творца.
Киваю — «да, да!» — и поспешно ретируюсь. Тянул меня чёрт за язык! Но — каков жук этот Ча… Наблюдателен и умён не по годам, надо отдать ему должное. Пожалуй, сейчас, несмотря на этот рискованный разговор, Ар-Нель бесит меня меньше, чем раньше.
Уезжая из поместья, я уже не злюсь. Тоже мне, Арамис! Манерная цаца с хорошими мозгами — ведь, пожалуй, расколол бы меня, если бы мог хотя бы представить…
Но даже очень разумный парень из местных не вообразит истины — поэтому не догадается, каков тут по-настоящему правильный вопрос. При всём — интересно было бы поговорить с Арамисом; вдруг какая-нибудь его подружка-белошвейка в курсе здешних придворных интриг.
Разве что — милый-дорогой Ча явно мне не доверяет.
***
Письмо от Принца Ра получил, когда год пришёл к повороту.
Зимний день, сумрачный, тёмный, весь в глубоких тенях, осветился всеми огнями солнца и звёзд, превратился в радугу, в фейерверк, в сплошной летний жар. Письмо обожгло пальцы.
«Я улыбаюсь, глядя на твой почерк, Ра из Семьи Смутьянов. Мне жаль, что нельзя увидеть тебя до поединка. Я рад, что ты мой Официальный Партнёр. Я целовал клинок, который будет держать твоя рука — след твоей ладони совпал с моим, как отражение в зеркале. Я жду встречи».
Конечно, он улыбается, думал Ра, прижимая письмо к щеке, а меч Дома Государей — к груди. Элегантнейшая каллиграфия, почерк, естественный, как дыхание. Я смешон со своими попытками писать аристократично… но мне простили неопытность. Может, мы будем друзьями? Может, мы будем счастливы?
Сторожевой Пёс Государей ухмылялся с эфеса меча, глядя рубиновыми глазами. Ра тоже поцеловал клинок: «Я держу в руках оружие, совершеннее которого нет. И это — дар любви».
— Да, ты счастливчик, — сказал Старший, улыбаясь. — Это большое везение — сходу влюбиться в Официального Партнёра, получив первое же письмо. Мне не было дано такой радости.
— Просто Младшенький — вообще натура влюбчивая, — съязвил Второй. — И ему ударило в голову официальное разрешение обращаться к Принцу на «ты».
— Не слушай их, — сказал Третий. — Тебя ведёт судьба, следуй за ней, а всё остальное — пыль.
Отец и Мать ничего не говорили — они только улыбались.
Ра чувствовал себя неописуемо счастливым; у него выросли крылья, он смотрел на далёкую землю с горней высоты. Его радость была бы абсолютной, если бы не Ар-Нель, которому Ра никак не мог не рассказать о произошедшем. Впрочем, Ар-Нель, похоже, знал обо всём не хуже, чем сам Ра — а может, и лучше. Письмо Принца лишь усилило его природный скепсис.
— Мой дорогой, — сказал Ар-Нель на следующий день, смахивая перчаткой снег с опушенных ветвей, — восторженность — это очень приятное состояние, но помните: Принц вас не знает, а вы не знаете его. В сущности, у вас не может быть уверенности, что это письмо не написано под диктовку наставника. Имейте в виду, Дитя — если вы не приглянетесь Принцу при личной встрече, то у вас немало шансов быть убитым. Вам надо работать над каллиграфией и фехтовальным стилем — и сделайте милость, мой юный друг, умерьте пыл. Экзальтация — скверный советчик.
— Вы безжалостны, Господин Ча, — выдохнул Ра с досадой, отворачиваясь, чтобы Ар-Нель не заметил его повлажневших глаз.
— Я не могу солгать, что сожалею о сказанном, милый Л-Та, — сказал Ар-Нель с грустной улыбкой. — Я стараюсь не говорить того, о чём пожалею… пожалуйста, не забывайте, что я предан вам, мой юный друг. Считайте, что я причиняю боль, как учитель фехтования — чтобы вы научились парировать смертельные удары. Вы лучше меня, видит Небо… я полагаю даже, что вы лучше Принца — но вам надо выжить, по возможности сохранив сердце не разбитым.
— Вы вообще не верите в любовь? — спросил Ра, глядя в снежную муть.
— Увы — верю. Это чувство причиняет много бед. Оно едва не погубило репутацию и жизнь вашей названной сестры, а любимый паж вашего старшего брата умер из-за него. Пожалуйста, Маленький Л-Та, сохраняйте холодный разум, пока сможете.
— Вы плохо думаете о Принце?
— Принц ещё слишком юн. Он ещё долго будет слушать наставников — и всегда будет слушать Государя. Даже нам с вами, мой милый, тяжело ослушаться отца — для Принца это вообще невозможно, вы ведь понимаете это?
Ра кивнул. В рассуждениях Ар-Неля легко находился жестокий резон. Думать в этой плоскости смертельно не хотелось, но Ра был вынужден признаться сам себе, что на любую вещь необходимо взглянуть, по крайней мере, с двух сторон — если желаешь увидеть её целиком.
— Не унывайте, — улыбнулся Ар-Нель. — Когда после пары спаррингов со мной вы сможете безупречно написать любовное письмо в стиле «Ранняя Изморозь» и украсить его цветочной гирляндой, не жалуясь, что у вас дрожат руки — я смогу быть относительно спокойным за вас.
Ладно, решил Ра. Конечно, у Ар-Неля есть привычка выплескивать чашку воды в лицо того, кто кажется ему пьяным — но в чём-то он прав. Например, в том, что лишние уроки фехтования не помешают.
— О да, — сказал он вслух. — Приезжайте ко мне чаще, господин Ча. И — может, сегодня вы позволите мне попробовать вас отлупить? Просто чтобы справиться с грустью?
— Ах, я никогда и никому не мешаю пробовать! — ответил Ар-Нель, смеясь. — Я с наслаждением вываляю вас в снегу, дорогой друг, — если это вас действительно утешит.
И Ра побежал в оружейный зал за «тростником», отбросив в сторону все мрачные мысли.
Не то, чтобы после месяца поединков руки Ра перестали дрожать настолько, чтобы, закончив бой, он мог тут же нарисовать цветочную гирлянду самой тонкой кистью — но к Последней Луне Года спарринги с Ар-Нелем стали полегче. Более того — Ра впервые в жизни удалось провести бой со Вторым Братом без особенного урона.
— Оэ… — протянул Второй озадаченно, когда Ра набил ему изрядный синяк на плече. — Младшенький, ты кусаешься, или мне показалось?
Госпожа Лью хихикнула в муфту, а Старший одобрительно сказал:
— Младший, Семье не придется краснеть за твой поединок в Столице.
— Знаешь, Второй, — сказал Ра как можно небрежнее, — я ведь могу повторить, если у тебя есть сомнения в истинности происходящего.
— Да ты обнаглел! — рассмеялся Второй и атаковал в стиле «Бегущий Бык».
Его удар сбил бы Ра с ног, как бывало уже много раз — но тело среагировало быстрее, чем Ра успел обдумать оборону. Он только отметил последовательность собственных движений: «Текущая Вода» — «Полет Журавля» — «Косой Дождь» — и…
Второй был вынужден шарахнуться в сторону, едва не поскользнувшись на утоптанном снегу.
— Поединки с Ча пошли тебе на пользу, — сказал он снисходительно, выравнивая дыхание. — Но имей в виду: это грязная техника.
— Цель боя — победа, — фыркнул Ра. — Признай это!
— Маленький плут, — бросил Второй, но не стал продолжать, признавая за Ра ничью в спарринге. — Наши гости в Ночь Последней Луны будут поражены твоим фехтованием в стиле «Котёнок Ловит Моль».
— Ты ведь изобразишь для наших гостей Моль, не так ли? — тут же спросил Ра детским голоском и наивным тоном, рассмешив всех, наблюдавших за боем, и Второму ничего не оставалось, как тоже рассмеяться.
До самой Ночи Последней Луны Ра чувствовал себя так, будто мир принадлежит ему. Он казался себе взрослым, сильным и независимым, Небеса как специально осыпали его радостями и надеждами — Ра думал, что детство кончилось, а взрослая жизнь великолепна.
В действительности Последняя Луна этого года оказалась последней луной его детства.
В Ночь Последней Луны стоял прозрачный мороз, и сама луна сияла с бездонных чёрных небес так ярко, что по снегу протянулись длинные голубые тени. Сонный зимний покой разлился по миру; чтобы стряхнуть его, понадобилась громкая музыка.
Семья Л-Та провожала прошедший год с помпой — он принес очень большую удачу. Красные фонарики и плошки горели вокруг замка, и их длинные цепочки выглядели с башни сияющими ожерельями. Мелюзга, под предводительством маленького братца Госпожи Лью и Крошки Ие, сбежала в тёмные уголки парка и играла там в разбойников — с фонариками и «тростником», заглушая воинственными воплями пение храмового причта, благодарящего День и Ночь за ушедший год и просящего счастья и радости в новом. Ряженая молодежь играла в шарады и «связь времен» — и Ра, одетый Вассалом Ону, хихикал над Ар-Нелем в ожидаемом костюме Ведьмака, но три шарады не отгадал…
Ночь уже перевалила за середину, когда тёмные всадники подлетели к воротам замка Л-Та во весь опор. Они спешились и вошли по аллее, освещённой фонариками с пожеланиями всех благ, а привратник бежал впереди них — появление укутанных в чёрное фигур в озарённом зале, где пили горячий отвар чок и подогретое вино с пряностями, заставило разом умолкнуть и музыку, и голоса.
— Господин Л-Та, — хрипло обратился к Отцу чёрный человек с седой косой, — вчера утром Кши-На лишилась Государя. В связи с последними событиями и тем доверием, которым покойный Государь одарил вас в последний год своей жизни, Совет не мог не сообщить вам — одному из первых. Выраженная в завещании воля Государя подтверждена. Ваш младший сын — Официальный Партнёр нового Государя, который взойдет на престол предков в следующее полнолуние.
На лицо Отца набежала тень. Мать укуталась в платок. В зале, кажется, боялись дышать.
— Гасите огни, — скорбно приказал чёрный гонец. — Следующая луна объявлена Луной Слёз.
Ра стоял посреди зала, чувствуя на себе все взгляды, и оживление стекало с него, как вода. Шлем Вассала Ону с крашеными перьями и панцирь из тонкой жести в сусальном золоте вдруг показались ему тряпками площадного шута, а веселье праздничной ночи вызвало приступ нестерпимого стыда.
Ра растерянно огляделся. Старший и Госпожа Лью, одетые фениксами, встревоженно шептались, спрятав лица в пышные воротники из цветных перьев. Второй разглядывал чёрных гонцов со странной, почти удовлетворенной миной, Третий гасил свечи в ближайшем канделябре. Пажи смотрели на Ра и чёрных с детским страхом. Взрослые, шушукаясь, отводили глаза.
Рука Ар-Неля невесомо коснулась плеча.
— Маленький Ра, — сказал он, впервые назвав Ра освящённым именем, — мне жаль. Моя душа полна скорби, дорогой друг. Кажется, мы с вами ничего не успели. Теперь приготовьтесь: может случиться всё, что угодно.
Ра не выдержал. Он кивнул, бросил быстрый взгляд на Мать — и, не дождавшись позволения или одобрения, выбежал из зала. Поднялся по лестнице к себе, прихватив по дороге свечу. Задвинул дверь, снял глупый шлем, бросил на постель. Торопясь, выдернул из пачки шёлковой бумаги с золотым обрезом листок, брызнул водой на подсохшую тушь.
«Я знаю, что тебе не до тех ничтожных слов, которыми я попытаюсь тебя утешить. Я понимаю — у меня нет сил тебе помочь. Просто знай — я плачу вместе с тобой».
Ра дунул на свеженаписанные слова, свернул письмо в самом простом стиле — как солдату или страннику — и бегом вернулся в потемневший зал, откуда, переговариваясь вполголоса, расходились гости.
Чёрные ушли.
Ра выскочил из дома — лицо обжёг ледяной ветер — и догнал гонцов уже у ворот, исключительно потому, что они шли подобающе медленно. Задыхаясь от холода и бега, поспешно поклонился. Сунул письмо в руку гонца с седой косой.
— Уважаемый Господин… передайте… — запнулся.
— Новому Государю, — закончил гонец с печальной тенью улыбки. — Конечно, Уважаемый Младший Л-Та. Это опрометчиво — как всё искреннее. Я надеюсь, что Новый Государь сумеет оценить ваш порыв по достоинству.
Разве дело в этом, подумал Ра. Будто я пытаюсь заработать на такой ужасной вещи, как смерть его Отца, какие-то преимущества себе… Государь столь высок, что невозможно чувствовать к нему жалость? Нельзя думать, как ему должно быть одиноко и холодно, потому что Отец в Обители Цветов и Молний — это вовсе не то же самое, что Отец рядом…
Может, я не смею сравнивать Государя с собой, даже если у нас совпадают все мыслимые и немыслимые знаки судьбы, вплоть до «потайной шестёрки»?
Но ведь он тоже — живой человек, думал Ра, дрожа от холода, но не ускоряя шаги. Посмеет ли кто-нибудь из Государевой свиты сказать ему: «Плачу вместе с тобой»?
А вдруг на Вершине Горы так же холодно и пусто, как на вершине настоящей горы? Вдруг там нет ничего, кроме льда и далёкого чистого небесного света?
Может, я поступил глупо, подумал Ра, подходя к дому. Но — пусть он знает, что я не побоюсь подойти близко, даже если это почти преступление.
У парадного подъезда фыркали лошади — осёдланные и запряжённые в носилки. Гости уезжали.
Ра, остановившись в тени, прислушался к их негромким разговорам — говорили о том, что его очень занимало.
— …Небеса гневаются — страшное горе…
— …теперь Но-Хен неминуемо потеряет всё, что имел, зато Л-Та приобретут больше, чем могли мечтать…
— …на престол уже через луну? Мальчик, неутверждённый в статусе Мужчины?
— …без регента — уже не ребёнок, Время пришло — якобы взрослый. Теперь поторопятся с поединком, чтобы утвердить…
— …да его уже формально объявили Государем…
— …вас удивляет? Поединок Принца — всегда простая формальность…
— …просто — так откровенно…
— …что вы, Уважаемый Господин Мя-Гн, Совет мудр: мальчик-Принц — последний в роду, не дай Небо, с ним что-нибудь…
— …тихо, тихо, бесценный друг. Мы ещё не… тихо…
— …силы Земли и Неба, пошлите Принцу долгих лет — упаси нас от смуты и грызни в Совете…
— …Госпожа И-Вэ выслушала, как член Государева Дома — уже не пытается скрыть, что…
— …тише, тише. Я никого не принимаю с завтрашнего утра и до следующего полнолуния — и вам не советую… разве что — приватно…
Ра прижимался к ледяной стене, мелко дрожа от холода, и тщетно пытался осмыслить услышанное. Из всех слов, выхваченных из фраз, самыми яркими ему показались слова «простая формальность». Ра впервые слушал разговоры взрослых, совсем не предназначенные для его ушей — и взрослые в этих разговорах предстали гораздо более жестокими, чем Ар-Нель. К тому же им не было дела до Ра.
Вернее, Ра потихоньку превращался в их и собственных глазах в отменную сплетню. В разменную монету в сделке между Государевым Домом и Родителями.
Вот интересно, подумал Ра в тоске, Принц чувствует себя так же? Его Отец покинул земную юдоль, а взрослые, все эти Важные Господа, теперь подсказывают любое решение, ведя будущего Государя туда, куда им надо? Его это бесит или он привык?
Он думает — мои письма продиктованы моим Отцом, сделал вывод Ра и поплелся в дом. Он думает — я фарфоровая собачка, кивающая, если её толкнуть. Может, он прав?
В зале Ра тут же окружили родственники. Второй обнял, хлопнул по спине:
— Не убивайся так, Младшенький! Это большое горе — но всё преходяще…
— Как же ты мог выскочить на улицу без плаща, солнечный луч?! — сказала Мать с тревожной укоризной. — Ты не должен рисковать своим здоровьем по пустякам — оно уже принадлежит не только тебе.
— Выпей чок, — Третий сунул в руку тёплую чашку.
Ра всхлипнул и выпил залпом.
— Ты счастливый, — нежно сказал Старший, укрывая его плащом. — Не надо терзать себя — всё будет хорошо, Младший.
Это ты счастливый, подумал Ра впервые в жизни. Старший, милый, умный — ты не понимаешь. Ты прямой, как лезвие стилета, и такой же блестящий — поэтому ты не понимаешь. И ещё — похоже, тебе повезло не совпасть с Принцем символами судьбы. То, что неизбежно — не так уж радостно…
Ра взглянул на Госпожу Лью. Она чуть улыбнулась и погладила Ра по щеке — он почувствовал, как холодны и влажны её пальцы.
А вот вы что-то понимаете, дорогая Названная Сестра, подумал Ра. Или — предчувствуете. Потому что вы знаете, каково попасть в беду. Но вы тоже счастливая…
Что же будет со мной?
— Ты написал письмо, Младший? — спросил Отец. — Как ты мог отдать его, не посоветовавшись с Матерью и со мной? Что ты написал?
Ра закрыл лицо руками.
— Ничего. Ничего особенного. Позволь мне уйти. Мне нехорошо, голова болит, я устал… Можно, я посплю?
— Иди-иди, весенний день, — тут же сказала Мама, всё ещё встревоженно. — Поспи, я велю принести жаровню в твою спальню.
— Ча уехал? — спросил Ра Второго, и тот махнул рукой в ответ:
— Уехал, уехал. Дома только свои — иди, Дитя.
И Ра ушёл, страстно жалея, что Ар-Нель его не дождался.
Запись № 91–04;
Нги-Унг-Лян, Кши-На, особняк Л-Та
Король умер. Вот это номер.
У меня теперь целый ворох чудесного фольклора о теле короля, лежащем в гробу из чёрного мрамора, в чёрном мраморном покое внутри Тайного Убежища на границе с Обителью Цветов и Молний. Душа короля теперь посещает в мире людей своих родственников и подданных, дабы убедиться, что всё и дальше пойдет правильно — все ждут знамений, все вздрагивают и оборачиваются на стук двери, на любой неожиданный звук… По всему дому стоят ветви акации с искусственными цветами из розового шёлка — как приветствие и предостережение разом. Если гаснет свеча, кланяются: «Простите, Государь!» Каменным фигуркам потешных собачек-чудовищ, охраняющих все входы в замок, завязали морды чёрными ленточками — чтобы не вздумали облаять дух короля, который незримо странствует по дому и саду ночами.
На одиннадцатый день в саду, в большой бронзовой чаше жгут благовония и роскошные букеты бумажных цветов — в подарок покойному королю, чтобы его новый дом в Обители Цветов и Молний могли достойно украсить. Цветы делали все пажи под личным руководством Снежной Королевы Л-Та. Она осунулась и устала за эти дни, её лицо стало ещё холоднее и строже.
А Ра плачет у себя в комнате или уходит на башню с письмом принца — нового короля, то бишь — и мечом, который ему прислали для поединка. Почти не разговаривает со своей роднёй — зато готов не отпускать от себя Ар-Неля. С ним рубится в оружейном зале, несмотря на траур — и шушукается на башне или в беседке, в местах, где никто заведомо не подслушает.
Мне жаль, что нельзя поставить там «жучок».
Короля жалеют, пожалуй — и все в каком-то замешательстве. Я случайно слышу, как Юу шёпотом говорит Н-До, что у Ра появился неслабый шанс стать королём, настоящим королём — восстановив тем самым попранную историческую справедливость. Н-До скептически улыбается, но не возражает. Пажи стараются угодить Ра изо всех сил — но ему, кажется, не хочется ни с кем общаться.
Вот кто искренне жалеет Короля и Принца! Письмо Принца, по-моему, составлено очень здорово: «Я улыбаюсь, когда читаю», — а ты додумаешь, улыбаюсь я тому, как ты мил, тому, как ты глуп, или меня просто ситуация смешит. Ра обладает воображением и темпераментом, он уже Бог знает чего навоображал — и рвётся дружить с принцем заочно.
А мне жаль его. Он может попасть жесточе, чем Лью. Придворные нравы безжалостны.
Но с Ра мне лучше не разговаривать вовсе. Это ведёт прямиком к вмешательству в политику исследуемого мира. Достаточно, достаточно с меня наблюдений! Было бы, конечно, здорово взглянуть на королевский двор поближе, но тут уж очень скользкая дорожка выходит.
После сожжения цветов в замок Л-Та начинают наведываться гости. Соседи, кажется, лебезят и заискивают — Снежная Королева их не принимает, в доме траур. Зато важные особы из столицы, которым нельзя отказать, задерживаются на два-три дня, пьют с Господином Л-Та у него в кабинете и обсуждают виды на будущее.
Я стараюсь подслушивать — не без успеха. Господина Л-Та приглашают в королевский Совет, после свадьбы Ра с Принцем ему отойдут земли, давным-давно конфискованные у его предка — и важные особы хотят сделать его союзником заранее. Поливают друг друга грязью за глаза, обещают дружеские услуги, всё в этом роде… Господин Л-Та больше не выглядит загнанным жизнью, в его манерах появилась насмешливая небрежность.
Впрочем, Госпожа Л-Та всё равно главнее, ха!
Месяц траура на исходе, когда в замок Л-Та приезжает Личный Его Величества Астролог, страшно важная при дворе особа. По-моему, довольно-таки противный тип — вкрадчиво-слащавая толстенькая мордочка, да и небольшим тельцем слишком пухлый, чтобы быть хорошим бойцом. Не женат?
Зато роскошный кафтан вышит символами Земли и Неба — цветами и звёздами, а плащ оторочен роскошным мехом какого-то пушного зверя; от золотишка на шее, пальцах, запястьях и в ушах — чуть к земле не клонится.
Ему рады. Госпожа Л-Та лично встречает его у парадного подъезда, укутавшись в шаль.
Астролог интересуется, главным образом, Ра. Разговаривает с ним — как-то… не знаю, как определить. Может, как с малышом? Сюсюкает: «Как дела, Господин-Восходящая-Звезда? Ваши успехи в каллиграфии производят впечатление…» — что звучит абсолютно неуместно и неискренне. Ра вежливо улыбается, но явно хочет осторожно улизнуть, как кот, которого поймали и тискают. Его мирит с Астрологом лишь то, что тот привёз подарок от Принца — акварель, наклеенную на дощечку. Два… я ещё не придумал, как называть этих зверей — скажем, ирбиса на горной круче смотрят друг на друга кошачьими глазами, готовясь сцепиться. Удачный рисунок. Каллиграфическая подпись: «Любовь и доблесть — дорога ввысь».
Разумеется, Ра счастлив. Носится по замку, показывает пажам, братьям — и мчится в свой кабинет писать письмо Ар-Нелю: хвастаться милостью Принца. Иногда мне кажется, что он понимает что-то — но всякое понимание улетучивается, когда его романтическому воображению подкидывают новую игрушку. Я тоже восхищаюсь подарком Принца и сообщаю Ра, что радуюсь за него — что ещё остаётся?